Текст книги "Четвертое сословие"

Автор книги: Джеффри Арчер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 33 страниц)

– Что мешает вам опубликовать это сейчас? – спросил Армстронг.

– Лондонское издательство, с которым у меня была договоренность, больше не желает распространять мою работу.

Свисавшая с потолка лампочка внезапно погасла, и в центр стола поставили небольшой торт с единственной свечкой.

– А почему? – спросил Армстронг, не позволив прервать разговор Арно Шульцу, который под аплодисменты задул свечку.

– Потому что, к сожалению, единственный сын председателя правления был убит в бою на побережье Дюнкерка, – пояснил Ганн. Армстронгу положили самый большой кусок торта. – Я написал ему несколько писем с выражением соболезнования, но он мне просто не ответил.

– В Англии есть и другие издательства, – заметил Армстронг и, отломив кусок торта, запихнул его в рот.

– Да, но условия договора пока не позволяют мне иметь дело с другими. Теперь осталось подождать всего несколько месяцев. Я уже решил, какое лондонское издательство будет представлять мои интересы.

– Правда? – Армстронг смахнул крошки со рта.

– Если выберете время, капитан Армстронг, – сказал немецкий издатель, – я сочту за честь показать вам свою типографию.

– У меня сейчас совершенно сумасшедший график.

– Конечно, – ответил Ганн. – Я понимаю.

– Но, может, я загляну к вам, когда в следующий раз буду в американском секторе.

– Буду рад, – сказал Ганн.

После ужина Армстронг поблагодарил хозяина за незабываемый вечер и подгадал так, чтобы выйти вместе с Юлиусом Ганном.

– Надеюсь, еще увидимся, – сказал на прощание Ганн.

– Не сомневаюсь, – ответил Армстронг, пожимая руку лучшему другу Арно Шульца.

Дик вернулся домой около полуночи, когда Шарлотта уже спала. Он разделся, набросил на плечи халат и тихонько поднялся в комнату Давида. Некоторое время он стоял у колыбели, глядя на сына.

– Я построю для тебя империю, – прошептал он, – и однажды ты с гордостью назовешь ее своей.

Утром Армстронг доложил полковнику Оакшоту, что присутствовал на юбилее Арно Шульца, но умолчал о знакомстве с Юлиусом Ганном. Оакшот сообщил Дику, что звонил майор Форсдайк и поручил ему еще раз наведаться в русский сектор. Армстронг обещал связаться с Форсдайком, но не сказал, что сначала собирается посетить американский сектор.

– Кстати, Дик, – сказал полковник. – Я так и не увидел твою статью о нашем отношении к немцам в лагерях для интернированных.

– Верно, сэр. К сожалению, чертовы фрицы просто не стали сотрудничать. Боюсь, все это оказалось напрасной тратой времени.

– Ничего удивительного, – покачал головой Оакшот. – Я же тебя предупреждал…

– И были правы, сэр.

– Хотя, в общем-то, жаль, – ответил полковник. – Я по-прежнему считаю, что нам необходимо наладить контакты с этими людьми и завоевать их доверие.

– Полностью с вами согласен, сэр, – кивнул Армстронг. – И могу вас уверить, что я тоже пытаюсь внести свою лепту.

– Знаю, Дик. Как дела у «Дер Телеграф» в эти трудные времена?

– Как нельзя лучше, – ответил он. – Со следующего месяца начнет выходить воскресный номер, а ежедневное издание по-прежнему бьет все рекорды.

– Отличная новость, – похвалил полковник. – Кстати, говорят, в следующем месяце герцог Глостерский собирается с официальным визитом в Берлин. Может получиться неплохая статья.

– Хотите, чтобы она вышла на первой полосе «Дер Телеграф»? – спросил Армстронг.

– Нет, пока я не получу «добро» от безопасности. Тогда у тебя будет – как это называется? – эксклюзив.

– Здорово, – Армстронг вспомнил, что полковник питает слабость к визитам высоких сановников, особенно членов королевской семьи. Он встал.

– Не забудь явиться к Форсдайку, – напомнил на прощание полковник.

Армстронг отдал честь и уехал к себе.

Ему было о чем подумать, кроме майора из службы безопасности. Разобравшись с почтой, он предупредил Сэлли, что остаток дня проведет в американском секторе.

– Если позвонит Форсдайк, – распорядился он, – договорись с ним о встрече на завтра.

Пока рядовой Бенсон вез его через весь город в американский сектор, Армстронг обдумывал последовательность действий, которые нужно было предпринять, чтобы все выглядело естественно. Он велел Бенсону остановиться у банка «Хольт и К°», где снял со своего счета сто фунтов – почти все свои сбережения, – но оставил на счету символическую сумму, так как превышение кредита на счете британского офицера до сих пор считалось военным преступлением.

В американском секторе Бенсон подъехал к другому банку. Там Армстронг обменял стерлинги на 410 долларов, надеясь, что эти деньги будут достаточно крупной ставкой и обеспечат ему поддержку Макса Сэквилла. Они не спеша пообедали в американской офицерской столовой, и Армстронг договорился встретиться с капитаном вечером и сыграть партию в покер. Вернувшись к джипу, он приказал Бенсону отвезти его в редакцию «Дер Берлинер».

Столь скорый визит капитана Армстронга удивил Юлиуса Ганна, но он тотчас отложил свои дела и устроил высокопоставленному гостю экскурсию по редакции. Армстронгу потребовалось всего несколько минут, чтобы оценить размеры империи Ганна, хотя тот все время сокрушался:

– Совсем не то, что раньше.

Обойдя все владения Ганна, включая двадцать один печатный станок в подвальном помещении, Армстронг понял всю ничтожность «Дер Телеграф» по сравнению с предприятием Ганна, особенно когда хозяин упомянул, что у него есть еще семь типографий, примерно такого же размера, в разных частях Германии, в том числе в русском секторе Берлина.

Армстронг ушел из редакции только в шестом часу. Он поблагодарил Юлиуса, как он теперь его называл, и на прощание сказал:

– Мы непременно должны встретиться снова, мой друг. Может, как-нибудь пообедаете со мной?

– Огромное спасибо, – ответил Ганн. – Но вы наверняка знаете, капитан Армстронг, что мне запрещено появляться в британском секторе.

– В таком случае, придется мне прийти к вам, – улыбнулся Армстронг.

Ганн проводил гостя к выходу и тепло пожал ему руку. Армстронг перешел дорогу и, не обращая внимания на своего водителя, свернул на боковую улочку. Через несколько минут он остановился перед баром «У Джо», и ему стало интересно, как он назывался до войны. Он вошел внутрь. Бенсон проехал чуть дальше и поставил джип в нескольких метрах от входа.

Армстронг заказал кока-колу и сел за столик в углу бара. Он был рад, что никто его не узнал и не подсел к нему. После третьего стакана колы он еще раз убедился, что 410 долларов на месте. Ночь предстояла длинная.

– Где его черти носят? – возмущался Форсдайк.

– Капитан Армстронг уехал в американский сектор перед самым обедом, сэр, – оправдывалась Сэлли. – После встречи с полковником Оакшотом возникло какое-то срочное дело. Но перед отъездом он просил назначить с вами встречу, если вы позвоните.

– Смотрите, какой внимательный, – язвительно заметил Форсдайк. – Кое-что срочное возникло в британском секторе, и я буду крайне признателен, если капитан Армстронг прибудет ко мне в кабинет завтра в девять часов утра.

– Я передам ему ваше сообщение, как только он вернется, майор Форсдайк, – заверила Сэлли. Она бы немедленно связалась с Диком, вот только понятия не имела, где он.

– Ну что, как обычно, клубный пятикарточный? – предложил Макс, подтолкнув через покрытый зеленым сукном стол бутылку пива и открывалку.

– Давай, – кивнул Армстронг и стал перемешивать колоду.

– Чувствую, мне сегодня повезет, дружище, – сказал Макс, сняв китель и повесив его на спинку стула. – Надеюсь, у тебя с собой много денег. – Он не спеша налил себе пива в стакан.

– Достаточно, – ответил Армстронг. Он лишь изредка отпивал из своего стакана, понимая, что ему надо будет сохранять трезвую голову на протяжении нескольких часов. Он перетасовал карты, Макс снял колоду и закурил сигарету.

К концу первого часа Армстронг выигрывал 70 долларов, и с другой стороны стола все время доносилось слово «везунчик». Через некоторое время у него в кармане было уже почти 500 долларов.

– До сих пор тебе везло, – сказал Макс, срывая крышку со своей четвертой бутылки. – Но ночь еще не кончилась.

Армстронг улыбнулся и кивнул, бросил вторую карту своему противнику и сдал себе еще одну. Он посмотрел свои карты: четверка и девятка пик. Он положил на стол пять долларов и сдал еще по две.

Макс ответил пятью долларами и, отогнув уголок своей карты, посмотрел, что ему сдал Дик. Не в силах сдержать улыбку, он положил еще пять долларов поверх ставки Армстронга.

Армстронг сдал себе пятую карту и некоторое время изучал свой расклад, потом доставил в банк еще 10 долларов. Макс без колебаний вытащил десятку из кармана и бросил поверх пачки банкнот в центре стола. Он облизал губы и сказал:

– Открываемся, дружище.

Армстронг перевернул карты и показал пару четверок. Улыбка Макса стала еще шире, когда он открыл пару десяток.

– Меня не перехитришь, – заявил американец, сгребая деньги.

К концу второго часа счет слегка перевешивал в пользу Макса.

– Я же предупреждал, что ночь будет долгой, – хмыкнул Макс. Он уже давно обходился без стакана и теперь пил прямо из бутылки.

Только на третьем часу, когда Макс выиграл три партии подряд, Дик упомянул в разговоре имя Юлиуса Ганна.

– Говорит, он тебя знает.

– Конечно, знает, – ответил Макс. – Он издает газету в этом секторе. Правда, я ни разу ее не читал.

– Кажется, его бизнес процветает, – Армстронг сдал карты для новой партии.

– Еще бы. И только благодаря мне.

Армстронг положил 10 долларов в центр стола, хотя у него не было ничего, кроме туза. Макс тут же бросил сверху десятку и потребовал еще одну карту.

– Что значит «благодаря тебе»? – спросил Армстронг и добавил 20 долларов к растущему банку.

Макс задумался, посмотрел в свои карты, потом на деньги.

– Ты что, поставил двадцатку?

Армстронг кивнул, и тогда американец тоже достал из кармана кителя 20 долларов.

– Ему даже задницу подтереть было бы нечем, если б не я, – заявил Макс, напряженно вглядываясь в свои карты. – Я выдаю ему месячную норму. Я контролирую поставки бумаги. Я решаю, сколько электроэнергии он получает. Я решаю, когда включить, а когда выключить электричество. Вам с Арно Шульцем это прекрасно известно.

Макс поднял глаза и с изумлением увидел, что Армстронг достает из бумажника пачку денег.

– Ты блефуешь, приятель, – сказал Макс. – Нутром чую, блефуешь. – Он помедлил. – Сколько ты сейчас поставил?

– Пятьдесят долларов, – небрежно бросил Армстронг.

Макс полез в карман кителя, вытащил две десятки и шесть пятерок и осторожно выложил их на стол.

– Ну, давай, показывай, что у тебя там, – неуверенно предложил он.

Армстронг открыл пару семерок. Макс расхохотался и швырнул перед ним трех валетов.

– Я так и знал. Я был уверен, что у тебя одно дерьмо на руках. – Он жадно глотнул из своей бутылки.

Улыбка не сходила с его лица, пока он раздавал новые карты.

– Даже не знаю, с кем из вас проще разделаться – с тобой или с Ганном, – заплетающимся языком произнес он.

– А это не пиво в тебе говорит? – Дик без особого интереса взглянул на свои карты.

– Сейчас увидишь, кто говорит, – ответил Макс. – Да я за час сотру тебя в порошок.

– Я не себя имел в виду, – сказал Армстронг, бросая пятерку на стол. – Я говорил о Ганне.

Наступила долгая пауза, пока Макс жадно пил из бутылки. Потом он изучил свои карты и положил их на стол рубашкой вверх. Армстронг взял еще карту и доставил 10 долларов в банк. Макс потребовал следующую карту и, увидев ее, стал облизывать губы. Он снова полез в карман и вытащил новую десятку.

– Давай посмотрим, что у тебя на этот раз, дружище, – Макс был уверен, что, имея на руках две пары – тузов и валетов, – он непременно должен выиграть.

Армстронг открыл три пятерки. Макс с хмурым видом наблюдал, как его выигрыш уходит на другую сторону стола.

– Ты готов поставить реальные деньги, или ты можешь только языком трепать? – спросил он.

– Я только что сорвал банк, – напомнил Дик, убирая деньги в карман.

– Нет, я говорил о Ганне.

Дик промолчал.

– Да у тебя кишка тонка, – хмыкнул Макс, не дождавшись ответа.

Дик положил колоду на стол, посмотрел на своего противника и спокойно сказал:

– Ставлю тысячу долларов, что ты не сможешь разорить Ганна.

Макс поставил бутылку и уставился на него, как будто не мог поверить в то, что сейчас услышал.

– Сколько времени ты мне дашь?

– Шесть недель.

– Нет, это слишком мало. Не забывай, мне нужно устроить все так, будто я ни при чем. Мне нужно минимум шесть месяцев.

– У меня нет шести месяцев, – покачал головой Армстронг. – Если хочешь, давай поспорим наоборот – и я через шесть недель закрою «Дер Телеграф».

– Но у Ганна предприятие намного крупнее, чем у Арно Шульца, – возразил Макс.

– Понимаю. Поэтому дам тебе три месяца.

– В таком случае я надеюсь, ты предложишь мне фору.

И снова Армстронг сделал вид, что обдумывает предложение.

– Два к одному, – наконец сказал он.

– Три к одному, и мы договорились, – упорствовал Макс.

– По рукам, – согласился Армстронг.

Перегнувшись через стол, мужчины пожали друг другу руки. Американец встал со своего места и, покачиваясь, подошел к календарю на стене с изображением полуголой красотки. Он стал переворачивать страницы, пока не дошел до октября. Потом достал из заднего кармана брюк ручку, громко отсчитал дни и обвел жирным кружком семнадцатое число.

– В этот день я получу свою тысячу, – ухмыльнулся он.

– Черта с два! – сказал Армстронг. – У тебя нет ни одного шанса. Я встречался с Ганном и могу тебе сказать: он твердый орешек.

– Посмотрим, – бросил Макс, возвращаясь к столу. – Я сделаю с Ганном то, что не сумели немцы.

Макс сдал карты. В течение следующего часа Дик отыграл почти весь свой проигрыш. Но когда около полуночи он уходил домой, Макс все еще облизывал губы.

Наутро, когда Дик вышел из ванной, Шарлотта не спала и ждала его, сидя в кровати.

– И во сколько же ты пришел домой прошлой ночью? – холодно поинтересовалась она, пока он искал в шкафу чистую рубашку.

– В двенадцать, – ответил Дик, – или в час. Я поел в городе, чтобы тебя не беспокоить.

– Лучше бы ты приходил домой в нормальное время. Тогда, возможно, мы могли бы вместе сесть за стол и съесть то, что я готовлю тебе каждый вечер.

– Я же тебе говорил – все, что я делаю, я делаю для тебя.

– Я начинаю думать, что ты просто не знаешь, что мне нужно, – сказала Шарлотта.

Дик смотрел на нее в зеркало, но ничего не говорил.

– Ты даже не пытаешься вытащить нас из этой чертовой дыры. Так, может, мне пора возвращаться в Лион?

– Мои демобилизационные бумаги скоро будут готовы, – сообщил Дик, поправляя виндзорский узел на галстуке. – Полковник Оакшот обещал, что ждать придется максимум три месяца.

– Еще три месяца? – в ужасе выдохнула Шарлотта.

– Подвернулось одно дельце, оно может оказаться важным для нашего будущего.

– И, конечно, ты, как всегда, не можешь сказать мне, что это за дело.

– Нет, это совершенно секретно.

– Как удобно, – сказала Шарлотта. – Каждый раз, когда я хочу обсудить с тобой нашу жизнь, ты отделываешься одной и той же фразой – «Кое-что подвернулось». А когда я пытаюсь узнать подробности, ты всегда заявляешь, что это совершенно секретно.

– Ты несправедлива, – покачал головой Дик. – Это действительно совершенно секретно. Со временем ты поймешь, что я все делаю ради тебя и Давида.

– Откуда ты знаешь? Тебя никогда нет рядом, когда я укладываю Давида спать, а утром ты уходишь на работу задолго до того, как он просыпается. Он так мало тебя видит, что не знает точно, кто его отец – ты или рядовой Бенсон.

– У меня есть обязанности, – повысил голос Дик.

– Да, – кивнула Шарлотта. – Обязанности перед своей семьей. И главная из этих обязанностей – вытащить нас из этого богом забытого города как можно скорее.

Дик надел форменную куртку и повернулся к ней.

– Я над этим работаю. Сейчас это не просто. Попытайся понять.

– Думаю, я все прекрасно понимаю. Для большинства моих знакомых это оказалось удивительно просто. А «Дер Телеграф» не устает напоминать нам, что поезда сейчас уходят из Берлина два раза в день. Может, нам с Давидом стоит сесть на один из них.

– Что ты хочешь этим сказать? – крикнул Дик, надвигаясь на нее.

– Ничего особенного. Просто однажды ночью ты придешь домой и обнаружишь, что у тебя больше нет ни жены, ни ребенка.

Дик шагнул к ней и замахнулся, но она не сдвинулась с места. Он остановился и уставился ей в глаза.

– Ты и со мной будешь вести себя так же, как со всеми, кто ниже звания капитана, да?

– Не знаю, что это я так разволновался, – сквозь зубы процедил Дик, опуская кулак. – От тебя не дождешься никакой поддержки, когда она мне нужна больше всего, а если я стараюсь что-то сделать для тебя, ты все время только ноешь. – Шарлотта побледнела. – Езжай к своей семье, если хочешь, глупая сука, только не думай, что я за тобой побегу.

Он выскочил из спальни, схватил в коридоре фуражку и трость, скатился по лестнице и выбежал на улицу. Бенсон сидел в джипе с заведенным мотором и ждал, чтобы отвезти его на работу.

– Ты хоть понимаешь, твою мать, что с тобой будет, если ты меня бросишь? – прошипел Армстронг, усевшись на переднее сиденье.

– Простите, сэр? – недоуменно спросил Бенсон.

Армстронг повернулся к своему водителю.

– Ты женат, Рег?

– Нет, сэр. Гитлер вовремя меня спас.

– Гитлер?

– Да, сэр. Меня призвали за три дня до свадьбы.

– Она тебя ждет?

– Нет, сэр. Она вышла замуж за моего лучшего друга.

– Ты скучаешь по ней?

– Нет, но я скучаю по нему.

Армстронг рассмеялся, и через минуту Бенсон подъехал к конторе.

Войдя в здание, он столкнулся с Сэлли.

– Ты получил мое сообщение? – спросила она.

Армстронг резко остановился.

– Какое сообщение?

– Вчера я звонила тебе домой и просила Шарлотту передать, что майор Форсдайк ждет тебя сегодня в девять утра в своем кабинете.

– Черт бы ее побрал, – разозлился Армстронг и повернул назад. – Что еще у меня на сегодня? – крикнул он на ходу.

– Почти ничего, – ответила она, едва поспевая за ним, – только прием вечером в честь фельдмаршала Очинлека. Шарлотта тоже приглашена. Вам нужно быть в офицерской столовой с семи до половины восьмого. Придут все большие шишки.

Выходя за дверь, Армстронг бросил через плечо:

– Вернусь не раньше обеда.

Бенсон торопливо загасил сигарету, которую только что прикурил, и спросил, когда Армстронг запрыгнул на соседнее сиденье:

– Куда теперь, сэр?

– К майору Форсдайку. Мне нужно быть у него в девять часов.

– Но, сэр… – начал было Бенсон, нажимая на стартер, но решил не говорить капитану, что даже Нуволари^[15] было бы нелегко добраться на другой конец сектора за семнадцать минут.

За минуту до назначенного времени Армстронг стоял перед кабинетом Форсдайка. Бенсон же радовался, что их не остановила военная полиция.

– Доброе утро, Армстронг, – поздоровался майор, когда Дик вошел в кабинет. Он ждал, что тот отдаст честь, но напрасно. – Возникло срочное дело. Нам нужно, чтобы вы доставили пакет своему другу майору Тюльпанову.

– Он мне не друг, – резко ответил Армстронг.

– Не будьте таким чувствительным, старина, – сказал Форсдайк. – Пора бы уже знать, что из этого ничего не выйдет, если вы работаете на меня.

– Я не работаю на вас, – разозлился Армстронг.

Форсдайк поднял взгляд на человека, стоявшего по другую сторону стола. Его глаза сузились, губы сжались в одну прямую линию.

– Мне известно, каким влиянием вы пользуетесь в британском секторе, капитан Армстронг, но хочу вам напомнить, что, каким бы могущественным вы себя ни вообразили, я пока еще старше вас по званию. А главное, я ничуть не стремлюсь попасть на первую полосу вашей газетенки. Так что хватит психовать из-за своего раздутого эго и давайте работать.

Наступило долгое молчание.

– Вы хотели, чтобы я доставил пакет, – наконец выдавил Армстронг.

– Да, – ответил майор. Он выдвинул ящик стола, достал пакет, размером с обувную коробку, и протянул Армстронгу. – Постарайтесь, пожалуйста, чтобы майор Тюльпанов получил это как можно скорее.

Армстронг взял пакет, сунул под мышку, отдал честь, нарочито щелкнув каблуками, и строевым шагом вышел из кабинета.

– В русский сектор, – рявкнул он, садясь в джип.

– Есть, сэр, – сказал Бенсон, радуясь, что на этот раз успел сделать хоть пару затяжек. Через несколько минут они въехали на территорию русского сектора. Армстронг приказал остановиться на обочине.

– Жди здесь и не двигайся с места до моего возвращения, – он вышел из машины и зашагал в сторону Ленинплац.

– Подождите, сэр, – крикнул Бенсон и, выпрыгнув из джипа, побежал за ним.

Армстронг резко повернулся и свирепо уставился на шофера.

– Какого черта ты себе позволяешь?

– Вы забыли это, сэр, – Бенсон протянул ему обернутый коричневой бумагой пакет.

Армстронг схватил коробку и пошел прочь, не сказав больше ни слова. У Бенсона возникла мысль, что босс, наверное, приехал к любовнице, хотя часы на соборе показывали всего десять.

Армстронг ничуть не остыл, когда через несколько минут добрался до Ленинплац. Он ворвался в здание, взлетел вверх по лестнице, миновал комнату секретарши и направился к кабинету Тюльпанова.

– Одну минутку, сэр, – секретарша вскочила. Но было поздно. Армстронг распахнул дверь и решительно шагнул в кабинет.

Он застыл на месте, увидев, с кем разговаривает Тюльпанов.

– Простите, сэр, – промямлил он и быстро развернулся к двери, едва не сбив с ног подоспевшую секретаршу.

– Нет, Любжи, останься, пожалуйста, – остановил его Тюльпанов.

Армстронг снова повернулся, вытянулся по стойке «смирно» и коротко отдал честь.

– Маршал, – сказал кагэбэшник, – вы, вероятно, не знакомы с капитаном Армстронгом. Он отвечает за связи с общественностью в британском секторе.

Армстронг пожал руку главнокомандующему Группой советских войск в Германии и снова извинился за вторжение, только на этот раз по-русски.

– Рад знакомству, – ответил маршал Жуков на родном языке. – Если не ошибаюсь, мы увидимся сегодня за ужином.

– Не думаю, сэр, – удивился Армстронг.

– Да-да, – сказал Жуков. – Я только сегодня утром просматривал список гостей. Я имею удовольствие сидеть рядом с вашей женой.

Наступило неловкое молчание, и Армстронг решил больше не влезать со своим мнением.

– Спасибо, что зашли, – нарушил молчание Тюльпанов. – И разъяснили это мелкое недоразумение.

Майор Тюльпанов небрежно козырнул. Жуков ответил тем же и молча вышел из кабинета. Как только дверь за ним закрылась, Армстронг спросил:

– В вашей армии маршалы всегда сами приходят к майорам?

– Только если эти майоры служат в КГБ, – ухмыльнулся Тюльпанов. Его взгляд остановился на коробке. – Я смотрю, ты с подарками.

– Понятия не имею, что это, – Армстронг протянул ему пакет. – Знаю только, что майор Форсдайк попросил немедленно доставить его вам.

Тюльпанов взял пакет и медленно развязал веревку, как ребенок, разворачивающий неожиданный рождественский подарок. Сняв оберточную бумагу, он открыл крышку – в коробке лежала пара мужских полуботинок из коричневой кожи. Тюльпанов примерил.

– В самый раз, – сказал он, глядя на начищенные до блеска мыски. – Может, Форсдайк и высокомерный сукин сын, как назвал бы его твой друг Макс, но у англичан самая удобная обувь в мире.

– Значит, я всего лишь посыльный? – возмутился Армстронг.

– Уверяю тебя, Любжи, в нашей службе нет более высокой должности.

– Я сказал Форсдайку и скажу вам… – начал Армстронг, повысив голос, но оборвал себя на полуслове.

– Вижу, – сказал майор КГБ, – сегодня ты, как говорят англичане, встал не с той стороны кровати.

Армстронг дрожал от ярости.

– Давай, давай, Любжи, продолжай. Поведай мне, что ты сказал Форсдайку.

– Ничего, – буркнул Армстронг. – Ничего не сказал.

– Рад это слышать, – усмехнулся майор. – Пойми, Любжи, я единственный, кому ты можешь рассказать все.

– Почему вы в этом так уверены? – спросил Армстронг.

– Потому что ты, Любжи, как Фауст, заключил договор с дьяволом. – Он немного помолчал. – А еще, наверное, потому, что мне уже известно о твоем маленьком заговоре, направленном на дестабилизацию – уникальное британское слово, которое удивительно точно выражает твои намерения – господина Юлиуса Ганна.

По лицу Армстронга было видно, что он хочет возразить. Майор поднял бровь, но Армстронг промолчал.

– Нужно было с самого начала открыть мне свой маленький секрет, Любжи, – продолжал Тюльпанов. – Тогда мы тоже могли бы сыграть свою роль. Мы бы прекратили подачу электричества на предприятие Ганна в советском секторе, не говоря уж о поставках бумаги. Но ты, наверное, не знал, что все свои журналы он печатает в здании, от которого рукой подать до того места, где мы сейчас стоим. Если бы ты доверился нам, мы могли бы увеличить шансы капитана Сэквилла на получение тысячи долларов… существенно увеличить.

Армстронг по-прежнему молчал.

– Но, видимо, в этом и состоит твой план. Три к одному – хорошая ставка, Любжи, если один из трех – это я.

– Но как вы…

– Ты снова недооценил нас, Любжи. Но можешь не сомневаться, твои интересы – наша главная забота. – Тюльпанов направился к двери. – Когда увидишь майора Форсдайка, передай ему, что ботинки – в самый раз.

Было ясно, что на этот раз Тюльпанов не намерен приглашать его на обед. Армстронг козырнул, вышел из кабинета и уныло побрел к своему джипу.

– «Дер Телеграф», – тихо сказал он Бенсону.

На КПП их задержали всего на несколько минут, потом разрешили проехать в британский сектор. Войдя в типографию, Армстронг с удивлением обнаружил, что станки работают вовсю. Он направился прямо к Арно, который тоже был здесь и наблюдал за упаковкой каждой новой партии газет.

– Почему мы до сих пор печатаем? – спросил Армстронг, стараясь перекричать шум работающих станков. Арно показал на свой кабинет, и они не произнесли больше ни слова, пока не закрыли за собой дверь.

– Разве вы не слышали? – спросил Арно, жестом предлагая ему сесть.

– О чем не слышал?

– Вчера вечером мы продали триста пятьдесят тысяч экземпляров, и они требуют еще.

– Триста пятьдесят тысяч? И требуют еще? Почему?

– «Дер Берлинер» два дня не поступает на улицы. Утром мне звонил Юлиус Ганн и сказал, что у них уже сорок восемь часов отключено электричество.

– Какое страшное невезение, – с напускным сочувствием произнес Армстронг.

– И вдобавок ко всему, – продолжал Арно, – он лишился своего постоянного поставщика бумаги из русского сектора. Он спрашивал, нет ли у нас подобных проблем.

– И что же вы ему ответили? – поинтересовался Армстронг.

– Что с тех пор, как вы здесь, мы забыли, что такое проблемы, – сказал Арно.

Армстронг улыбнулся и встал.

– Если они не выйдут и завтра, – добавил Арно вдогонку Армстронгу, – нам придется напечатать не меньше четырехсот тысяч экземпляров.

Армстронг закрыл за собой дверь и повторил:

– Какое страшное невезение.

ГЛАВА 16

СИДНЕЙ МОРНИНГ ГЕРАЛЬД, 30 января 1957 года:

В КОНКУРСЕ ПРОЕКТОВ ОПЕРНОГО ТЕАТРА ПОБЕДИЛ ДАТЧАНИН

– Но мы почти не видимся с тех пор, как объявили о нашей помолвке, – негодовала Сьюзен.

– У меня одна газета выходит в Аделаиде, а другая – в Сиднее, – обернулся к ней Кит. – Невозможно находиться в двух местах одновременно.

– Ты даже в одном месте не можешь находиться, – сказала Сьюзен. – А если ты приберешь к рукам еще и ту воскресную газету в Перте, о чем трубят все газеты, я не увижу тебя и по выходным.

Кит понимал: сейчас неподходящий момент говорить ей, что он уже заключил договор с владельцем «Перт Санди Монитор». Он молча встал с постели.

– А куда ты собрался сейчас? – спросила она, когда он скрылся в ванной.

– У меня встреча в городе, – крикнул он из-за закрытой двери.

– В воскресенье утром?

– Это единственный день, когда он может со мной встретиться. Человек специально прилетел из Брисбейна.

– Но мы же хотели покататься на яхте. Или об этом ты тоже забыл?

– Конечно, не забыл, – сказал Кит, выходя из ванной. – Поэтому и договорился о встрече за завтраком. Я вернусь раньше, чем ты успеешь собраться.

– Как в прошлое воскресенье?

– Тогда было другое дело, – возразил Кит. – «Перт Монитор» – воскресная газета, и если я ее покупаю, мне нужно быть там в тот единственный день, когда она выходит, чтобы во всем разобраться.

– Так ты все-таки ее купил? – прищурилась Сьюзен.

Он натянул брюки, потом с нерешительным видом повернулся к ней.

– Да, по юридическому соглашению. Но у них первоклассное руководство, так что мне не придется так часто мотаться в Перт.

– А редколлегия? – поинтересовалась Сьюзен. Кит тем временем набросил на плечи спортивную куртку. – Если здесь пойдет по тому же сценарию, что и в других газетах, которые ты покупаешь, первые полгода ты будешь там дневать и ночевать.

– Нет, этого не будет, – сказал Кит. – Обещаю. Просто будь готова к моему возвращению. – Он наклонился и поцеловал ее в щеку. – Я приеду не позже, чем через час, в крайнем случае – два.

Он закрыл дверь спальни, не дав ей открыть рот.

Таунсенд сел на переднее сиденье, и его водитель тотчас завел мотор.

– Скажи, Сэм, твоя жена обижается на тебя за то, что ты так много работаешь?

– Трудно сказать, сэр. В последнее время она вообще перестала со мной разговаривать.

– Вы давно женаты?

– Одиннадцать лет.

Он решил больше не задавать Сэму вопросов о семейной жизни. Пока машина мчалась по направлению к городу, он старался выбросить Сьюзен из головы и сосредоточиться на встрече с Аланом Рутледжем. Он никогда раньше его не видел, но в газетном мире Рутледж пользовался репутацией первоклассного журналиста и человека, способного напоить любого до бесчувствия. Если у последней идеи Таунсенда был хоть один шанс, ему нужен такой человек, как Рутледж, чтобы воплотить ее в жизнь.

Сэм свернул с Елизавет-стрит и подъехал к гостинице «Таун-Хауз». Таунсенд улыбнулся, увидев «Санди Кроникл» на верхней полке газетной стойки, и вспомнил передовицу этого номера. Газета в очередной раз убеждала читателей, что мистеру Мензису^[16] пора выйти в отставку и уступить место более молодому преемнику, лучше понимающему проблемы современных австралийцев.

Когда машина остановилась у тротуара, Таунсенд сказал:

– Вернусь через час, максимум через два.

Сэм улыбнулся про себя, глядя, как его босс выскочил из машины, толкнул крутящиеся двери и скрылся из виду.

Таунсенд стремительно пересек холл и вошел в зал для завтраков. Он огляделся и увидел Алана Рутледжа, сидящего у окна. Тот курил сигарету и читал «Санди Кроникл».

Он встал, когда Таунсенд подошел к его столику, и они довольно сдержанно пожали друг другу руки. Рутледж отложил газету и с улыбкой сказал:

– Я смотрю, уровень «Кроникл» становится все ниже. – Таунсенд бросил взгляд на заголовок: «На крыше сиднейского автобуса обнаружили высохшую голову». – Я бы сказал, заголовок отнюдь не в стиле сэра Сомерсета Кенрайта.

– Нет, – согласился Таунсенд, – но и результат – тоже. Мы продаем на сто тысяч экземпляров в день больше, чем в то время, когда он был владельцем, а прибыль увеличилась на семнадцать процентов. – Он взглянул на переминавшуюся с ноги на ногу официантку. – Мне – черный кофе и, пожалуй, ломтик поджаренного хлеба.