Текст книги "Четвертое сословие"

Автор книги: Джеффри Арчер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 33 страниц)

Таунсенд был доволен, но потом открыл «Ситизен» и прочел заголовок:

МИНИСТР РАСКРЫВАЕТ «СИТИЗЕНУ» ТАЙНУ СВОЕГО ВНЕБРАЧНОГО РЕБЕНКА

Следом шел большой материал на тысячу слов с фотографиями и отрывками из эксклюзивного интервью, записанного на магнитофон. Имя специального корреспондента указано не было.

На первой полосе вечернего выпуска газета «Лондон Ивнинг Пост» напечатала заявление премьер-министра, который сообщил, что – с большим сожалением – вынужден был принять отставку мистера Рея Аткинса, члена парламента.

ГЛАВА 29

СИТИЗЕН, 21 августа 1978 года:

НЕ ТАК МНОГО ЛЮДЕЙ ОБИТАЕТ В НОВОЙ «ГЛОУБ»

Таунсенд прошел паспортный и таможенный контроль и, выйдя из здания аэропорта, увидел Сэма – тот ждал, чтобы отвезти его в Сидней. За двадцать пять минут пути Сэм сообщил боссу все последние новости Австралии. Он не оставил у него никаких сомнений по поводу того, как он относится к премьер-министру Малкольму Фрейзеру – устаревшие взгляды, не понимает современную реальность – и к Сиднейскому оперному театру – деньги на ветер, тоже уже устаревший. Но одно сообщение Сэма все же оказалось свежим и отнюдь не устаревшим.

– Где ты это узнал, Сэм?

– Водитель председателя сказал.

– И что тебе пришлось сообщить ему в обмен на эту информацию?

– Только то, что вы ненадолго приедете из Лондона, – пожал плечами Сэм, остановив машину перед зданием «Глобал Корпорейшн» на Питт-Стрит.

Таунсенд толкнул крутящиеся двери, пересек вестибюль и вошел в лифт, который тотчас унес его на верхний этаж. Все головы поворачивались ему вслед. Он немедленно вызвал к себе редактора, Хитер даже не успела с ним поздороваться.

В ожидании редактора Таунсенд ходил взад и вперед по кабинету, изредка останавливаясь, чтобы полюбоваться оперным театром, который все его газеты, за исключением «Континента», как и Сэм, поспешили назвать неудачным. Всего в ста метрах от театра возвышался мост, который до последнего времени считался эмблемой города. В гавани сновали яркие разноцветные лодки, сверкая мачтами на солнце. Хотя население увеличилось вдвое, Сидней теперь казался ему страшно маленьким по сравнению с тем временем, когда он только стал владельцем «Кроникл». У него возникло ощущение, будто он смотрит на городок, построенный из кубиков «Лего».

– С возращением, Кит, – поздоровался Брюс Келли, входя в открытую дверь. Таунсенд повернулся и пошел навстречу первому редактору, которого он когда-то назначил в одну из своих газет.

– Приятно вернуться домой. Давно не виделись, Брюс, – улыбнулся он, пожимая ему руку. «Неужели я тоже так сильно постарел, как этот грузный, лысеющий человек?» – подумал он.

– Как Кейт?

– Она ненавидит Лондон и бо́льшую часть времени проводит в Нью-Йорке, но, надеюсь, она приедет ко мне на следующей неделе. Как идут дела здесь?

– Ну, по нашим еженедельным отчетам ты увидишь, что за прошлый год тираж немного увеличился, доходы от рекламы растут, а прибыль дошла до рекордного уровня. Так что, думаю, мне пора в отставку.

– Именно об этом я и хотел с тобой поговорить, – сказал Таунсенд.

Кровь отхлынула от лица Брюса.

– Ты серьезно, шеф?

– Серьезнее некуда, – Таунсенд посмотрел на друга. – Ты нужен мне в Лондоне.

– Зачем? – удивился Брюс. – «Глоуб» – не та газета, которую я мог бы возглавить. Она чересчур традиционная и слишком британская.

– Вот поэтому-то ее тираж падает каждую неделю. Во-первых, ее читатели такие старые, что в буквальном смысле умирают у меня на руках. Ты должен стать следующим редактором «Глоуб», чтобы я мог пойти в лобовую атаку на Армстронга. Нужно перекроить всю газету, полностью изменить ее стиль. И прежде всего – из нее нужно сделать таблоид.

Брюс недоверчиво посмотрел на босса.

– Но профсоюзы никогда этого не допустят.

– С ними я разберусь, – уверенно заявил Таунсенд.

САМАЯ ПОПУЛЯРНАЯ ЕЖЕДНЕВНАЯ ГАЗЕТА В БРИТАНИИ

Армстронг гордился этим подзаголовком, идущим прямо под шапкой «Ситизен». Но хотя тираж газеты оставался на прежнем уровне, он все чаще подумывал о том, что Алистер Макалвой, старейший редактор на Флит-Стрит, вероятно, не тот человек, который способен воплотить в жизнь его долгосрочную стратегию.

Армстронг зашел в тупик, пытаясь понять, почему Таунсенд улетел в Сидней. Он не мог поверить, что его соперник позволит тиражу «Глоуб» падать и уступит ему первенство без борьбы. Но пока тираж «Ситизен» превышал тираж «Глоуб» примерно два к одному, Армстронг без стеснения каждое утро напоминал своим верным читателям, что ему принадлежит самая продаваемая газета Британии. «Армстронг Коммьюникейшнз» объявила, что ее прибыль за прошедший год составила семнадцать миллионов фунтов, и все знали, что глава компании теперь смотрит на запад в поисках следующего крупного приобретения.

Люди, вообразившие, будто им все известно, наверное, тысячу раз говорили ему, что Таунсенд скупает акции «Нью-Йорк Стар». Только они не знали, что он сам решает ту же задачу. Рассел Критчли, его нью-йоркский адвокат, объяснил, что как только у него в руках окажется пять процентов основного капитала, по правилам Комиссии по ценным бумагам и биржам ему придется выйти из подполья и заявить о намерении поглотить компанию.

Сейчас ему принадлежали четыре с половиной процента акций «Стар», и, по его подсчетам, Таунсенд был примерно на таком же уровне. Но оба пока выжидали, пока противник сделает следующий ход. Армстронг знал, что у Таунсенда больше городских и региональных – точнее, штатных – газет в Америке, чем у него, хотя недавно Армстронг приобрел газетное издательство в Милуоки вместе с одиннадцатью газетами. Оба знали: поскольку «Нью-Йорк Таймс» никогда не выставят на продажу, победу в Большом Яблоке одержит тот, кто получит контроль над рынком таблоидов.

Пока Таунсенд разрабатывал в Сиднее планы создания новой «Глоуб» для ничего не подозревающих британцев, Армстронг отправился на Манхэттен готовить наступление на «Нью-Йорк Стар».

– Но Брюс Келли ничего об этом не знает, – недоумевал Таунсенд, пока Сэм вез его из аэропорта Тулламарина в Мельбурн.

– Откуда же ему знать? – пожал плечами Сэм. – Ведь он даже не знаком с водителем председателя.

– Ты хочешь сказать, что какой-то водитель знает то, о чем не слышал больше ни один человек в газетном мире?

– Нет. Заместитель председателя тоже знает, потому что он обсуждал это с председателем на заднем сиденье машины.

– И водитель сказал тебе, что правление заседает сегодня в десять утра?

– Точно, шеф. Вообще-то он прямо сейчас везет председателя на это заседание.

– И цена – 12 долларов за акцию?

– Так договорились председатель и его заместитель на заднем сиденье, – Сэм свернул в центр города.

Таунсенд не мог придумать других вопросов, после которых не выставил бы себя полным идиотом.

– Ты, наверное, не захочешь заключить пари? – поинтересовался он, когда машина выехала на Флиндерс-Стрит.

Некоторое время Сэм обдумывал предложение.

– Я согласен, шеф, – наконец ответил он и после небольшой паузы добавил: – Сто долларов, если я прав.

– О нет, – покачал головой Таунсенд. – Твоя зарплата за месяц, или мы разворачиваемся и возвращаемся в аэропорт.

Сэм проехал на красный свет и чуть не врезался в трамвай.

– Договорились, – решился он. – Но только если Артур будет участвовать на тех же условиях.

– Кто такой Артур, черт возьми?

– Водитель председателя.

– Считай, что вы с твоим Артуром в деле, – сказал Таунсенд, когда машина остановилась перед редакцией «Курьера».

– Как вы думаете, сколько вас ждать? – поинтересовался Сэм.

– Ровно столько, сколько тебе потребуется, чтобы лишиться своей месячной зарплаты, – ответил Таунсенд и вышел из машины, хлопнув дверцей.

Таунсенд смотрел на здание, где в 20-х годах его отец начинал карьеру репортера, где он сам выполнил свое первое задание, когда еще школьником подрабатывал стажером. А потом мать продала газету, даже не сказав ему об этом. Стоя на тротуаре, он видел окно кабинета, в котором когда-то работал отец. Неужели «Курьер» действительно продается, а его профессиональные советники ничего об этом не знают? Утром перед вылетом из Сиднея он проверил цену на акции: 8.40 долларов. Можно ли поставить все, опираясь лишь на слово водителя? Он пожалел, что рядом нет Кейт – ему бы пригодился ее совет. Благодаря ей «Любовница сенатора» Маргарет Шервуд две недели продержалась на нижней строчке списка бестселлеров «Нью-Йорк Таймс», и он получил назад свой второй миллион. К удивлению обоих, книга получила неплохие отзывы в не принадлежащей Таунсенду прессе. Кит от души веселился, когда получил письмо от миссис Шервуд, в котором она спрашивала, не заинтересует ли его контракт еще на три ее книги.

Таунсенд толкнул двустворчатые двери и прошел под часами, висящими над входом в вестибюль. Он остановился перед бронзовым бюстом своего отца и почему-то вспомнил, как ребенком вставал на цыпочки и пытался дотянуться отцу до его волос. От этого воспоминания он стал нервничать еще сильнее.

Он отвернулся, пересек вестибюль и вошел в лифт вместе с другими людьми. Все замолчали, когда поняли, кто это. Он нажал кнопку, и двери закрылись. Он не был здесь больше тридцати лет, но до сих пор помнил, где находится зал заседаний – в нескольких метрах по коридору от кабинета отца.

Лифт останавливался на каждом этаже, выходили служащие отдела распространения, потом рекламы, потом отдела информации, и наконец он остался один. На верхнем этаже, где находились кабинеты руководства, он осторожно шагнул в коридор и посмотрел по сторонам. Никого не было видно. Он пошел направо в сторону зала заседаний, замедлив шаг возле старого кабинета отца. Он шел все медленнее и медленнее, пока не остановился перед залом заседаний.

Кит уже хотел повернуть назад, выйти из здания и высказать Сэму все, что он думает о нем и его приятеле Артуре, но вдруг вспомнил о пари. Если бы он умел проигрывать, он, вероятно, так и не постучал бы в эту дверь. Но он постучал и, не дожидаясь ответа, вошел в зал.

Шестнадцать лиц повернулись к нему, и шестнадцать пар глаз уставились на него. Он ждал, что председатель спросит, какого черта он тут делает, но все молчали. Создавалось впечатление, будто они ожидали его прихода.

– Господин председатель, – начал Кит, – я готов купить контрольный пакет «Курьера» по двенадцать долларов за акцию. Так как сегодня вечером я улетаю в Лондон, мы либо прямо сейчас подписываем договор, либо никакого договора не будет.

Сэм ждал босса в машине. На третьем часу ожидания он позвонил Артуру и посоветовал ему вложить всю зарплату за следующий месяц в акции «Мельбурн Курьер», причем сделать это до того, как правление выступит с официальным заявлением.

Прилетев следующим утром в Лондон, Таунсенд выпустил пресс-релиз, в котором объявил, что Брюс Келли займет место редактора «Глоуб» и начнет подготовку к превращению газеты в таблоид.^[34] Лишь несколько инсайдеров поняли важность этого назначения. В течение следующих дней несколько национальных газет напечатали краткую биографию Брюса. Все они писали, что он двадцать пять лет был редактором «Сидней Кроникл», что он разведен и имеет двоих взрослых детей, и он – единственный, кого можно, хотя бы с натяжкой, назвать близким другом Таунсенда. «Ситизен» язвительно хихикала, когда ему не дали разрешение на работу, и высказала предположение, что должность редактора «Глоуб» нельзя назвать работой. Но в целом информации о последнем иммигранте из Австралии было немного. Под заголовком «Покойся с миром» «Ситизен» сообщала своим читателям, что Келли – всего лишь могильщик, которому поручили похоронить то, что все давно считали умершим. Разумеется, она не преминула добавить, что на каждый проданный экземпляр «Глоуб» «Ситизен» теперь продает три. В действительности соотношение было 1:2,3, но Таунсенд уже привык, что Армстронг склонен к преувеличению, когда дело доходит до статистики. Он вставил статью в рамочку и к приезду Брюса повесил на стене его нового кабинета.

Как только Брюс прилетел в Лондон, он, не успев даже найти подходящего жилья, сразу стал обрабатывать журналистов из таблоидов. Большинство из них, казалось, не обращали внимания на предостережения «Ситизена» о том, что «Глоуб» катится вниз и, возможно, упадет совсем, если Таунсенд не сумеет договориться с профсоюзами. Первым рекрутом Брюса стал Кевин Рашклифф, который, как его уверяли, заработал себе репутацию на посту замредактора газеты «Пипл».

Когда Брюс впервые поручил Рашклиффу подготовить газету к печати, а сам взял выходной, они получили повестку в суд от адвокатов мистера Мика Джаггера. Рашклифф как ни в чем не бывало пожал плечами:

– История была так хороша, не хотелось ее проверять.

Они заплатили солидное возмещение ущерба и напечатали опровержение, а юристов предупредили, чтобы впредь они более тщательно проверяли статьи мистера Рашклиффа.

Даже некоторые опытные журналисты согласились войти в состав редколлегии. Их спрашивали, почему они оставили надежную работу ради «Глоуб». В ответ они говорили, что им предложили контракт на три года – на таких условиях можно работать где угодно.

В первые недели под руководством Келли тиражи продолжали снижаться. Редактору хотелось детально обсудить эту проблему с Таунсендом, но босс вел бесконечные переговоры с профсоюзами типографских работников.

В день выпуска «Глоуб» в формате таблоида Брюс устроил прием в редакции и пригласил гостей посмотреть, как новая газета выходит из типографии. Его огорчило, что многие политики и знаменитости не смогли прийти. Потом он узнал, что они отправились на прием, который устроил Армстронг в честь семидесятипятилетия «Ситизена». Бывший служащий «Ситизена», теперь работающий в «Глоуб», уточнил, что на самом деле газете всего семьдесят два.

– Ну что ж, напомним Армстронгу через три года, – пожал плечами Таунсенд.

В первом часу ночи, когда вечеринка подходила к концу, в кабинет редактора вошел посыльный и сообщил, что станки не работают. Таунсенд с Брюсом бросились в типографию и обнаружили, что рабочие объявили забастовку и разошлись по домам. Они засучили рукава и попытались снова запустить станки, но это оказалось невыполнимой задачей – они быстро выяснили, что им в буквальном смысле вставили палки в колеса. На следующий день газета вышла тиражом всего 131 тысяча, и ни один экземпляр не добрался дальше Бирмингема, так как машинисты поездов объявили забастовку в поддержку профсоюзов типографских работников.

Вся пятая полоса утренней «Ситизен» была посвящена рассуждениям на тему, не пора ли вернуть старый «Глоуб». В конце концов, «Нелегальный иммигрант» – как они упорно называли Брюса – обещал новые рекордные тиражи и сдержал слово: теперь тираж «Ситизен» превышает тираж «Глоуб» тридцать к одному. Да-да, тридцать к одному!

На другой полосе «Ситизен» предлагала своим читателям пари со ставкой сто к одному, что «Глоуб» не протянет и шести месяцев. Таунсенд тотчас выписал чек на тысячу фунтов и послал с курьером Армстронгу, но расписки не получил. Однако после звонка Брюса в Национальную ассоциацию новостей эту историю опубликовали все остальные газеты.

Наутро Армстронг объявил на первой полосе «Ситизен», что положил чек Таунсенда на тысячу фунтов в банк, и поскольку «Глоуб» вряд ли протянет еще шесть месяцев, он внесет пожертвование в размере 50 тысяч фунтов в Фонд помощи прессе и еще 50 тысяч фунтов – в любую благотворительную организацию на выбор Таунсенда. К концу недели Таунсенд получил больше ста писем от ведущих благотворительных учреждений, которые убеждали его, почему он должен выбрать именно их.

Следующие несколько недель «Глоуб» редко печатала больше 300 тысяч экземпляров в день, и Армстронг никогда не забывал сообщать об этом своим читателям. Шли месяцы, и Таунсенд в конце концов признал, что ему придется объявить войну профсоюзам. Но он понимал, что не решит свою проблему, пока лейбористская партия будет у власти.

ГЛАВА 30

ГЛОУБ, 4 мая 1979 года:

МЭГГИ ПОБЕДИЛА!

Телевизор в кабинете Таунсенда работал всю ночь – он следил за результатами выборов. Как только стало ясно, что Маргарет Тэтчер переезжает на Даунинг-Стрит, 10, он быстро написал передовицу, в которой уверял своих читателей, что Британия вступает в захватывающую новую эру. Статья заканчивалась словами: «Пристегните ремни».

В четыре часа утра они с Брюсом, шатаясь от усталости, вышли из здания, и Таунсенд бросил ему на прощание:

– Ты же понимаешь, что это значит, да?

На следующий день Таунсенд договорился о личной встрече с Эриком Харрисоном, генеральным секретарем отколовшегося профсоюза типографских работников, в «Хауард-Отеле». Когда встреча подошла к концу, в дверь постучал старший швейцар и спросил, не может ли он поговорить с Таунсендом наедине. Он сообщил, что, вернувшись раньше после перерыва, случайно услышал разговор младшего швейцара по телефону. Таунсенду не потребовалось выяснять, кто был на другом конце провода.

– Я сейчас же его уволю, – пообещал старший швейцар. – Уверяю вас, это больше не повторится.

– Нет-нет, – сказал Таунсенд. – Пусть остается на прежнем месте. Скорее всего, здесь я больше не буду проводить встречи с людьми, о которых Армстронг не должен знать, но почему бы мне не встречаться здесь с теми, о ком я хочу, чтобы он узнал?

На ежемесячном заседании правления «Армстронг Коммьюникейшнз» финансовый директор доложил, что, по его оценке, «Глоуб» теряет около 100 тысяч фунтов каждую неделю. Какими бы глубокими ни были карманы Таунсенда, отрицательный денежный поток скоро опустошит их.

Армстронг улыбнулся, но ничего не сказал, пока сэр Пол Мэтланд не перешел ко второму пункту повестки дня, и попросил его проинформировать правление о своей последней поездке в Америку. Армстронг довел до их сведения, как обстоят дела в Нью-Йорке, и сообщил, что в ближайшем будущем намерен совершить еще один перелет через Атлантику. Он считал, что скоро компания будет в состоянии публично объявить о намерении купить «Нью-Йорк Стар».

Сэр Пол в ответ заявил, что его беспокоит масштабность подобного приобретения, и попросил не принимать никаких обязательств без одобрения правления. Армстронг заверил его, что у него и в мыслях не было поступить таким образом.

Когда перешли к «Другим вопросам», Питер Уэйкхем обратил внимание правления на статью в «Файнэншл Таймс», в которой говорилось, что Таунсенд недавно купил крупный комплекс складских помещений на Острове Собак, и по ночам туда все время что-то привозят грузовики без опознавательных знаков.

– Кто-нибудь знает, что там происходит? – сэр Пол обвел взглядом сидящих за столом.

– Нам известно, – ответил Армстронг, – что вместе с «Глоуб» Таунсенду подсунули транспортную компанию. Раз его газеты терпят убытки, вероятно, ему пришлось переключиться на другой бизнес.

Кто-то рассмеялся, только не сэр Пол.

– Это не объясняет, почему Таунсенд установил там столь серьезную систему безопасности, – покачал головой он. – Охранники, собаки, электронные ворота, колючая проволока по всему периметру – он что-то замышляет.

Армстронг со скучающим видом пожал плечами, и сэр Пол неохотно объявил заседание закрытым.

Три дня спустя Армстронгу позвонил младший швейцар из «Хауарда» и сообщил, что Таунсенд весь день и бо́льшую часть вечера провел в апартаментах «Фитцалан» с тремя представителями одного из ведущих профсоюзов типографских работников, которые выступают против сверхурочной работы. Армстронг решил, что они договариваются о повышении оплаты и улучшении условий в обмен на возвращение членов профсоюза к работе.

В следующий понедельник он улетел в Америку, уверенный, что выбрал самый подходящий момент для подготовки предложения о покупке «Нью-Йорк Стар», пока Таунсенд разбирается со своими проблемами в Лондоне.

Когда Таунсенд собрал всех работающих в «Глоуб» журналистов, многие решили, что хозяин наконец договорился с профсоюзами, и этот всеобщий сбор – не более чем камуфляж с целью показать всем, что он одержал победу над ними.

В четыре часа на редакционный этаж набилось больше семисот журналистов. Когда вошли Таунсенд и Брюс Келли, все замолчали и расступились, пропуская хозяина в центр зала. Таунсенд забрался на стол и обвел взглядом людей, которым предстояло решить его судьбу.

– Последние несколько месяцев, – тихо заговорил он, – мы с Брюсом Келли разрабатывали план, который, я уверен, изменит все наши жизни, а возможно, и всю журналистику этой страны в целом. У газет нет будущего, пока ими управляют так же, как и сто лет назад. Кто-то должен оказать сопротивление, и этим человеком буду я. Время пришло. Я намерен перевести все свои типографские и издательские работы на Остров Собак. Эта операция начнется в воскресенье в полночь.

Кто-то громко ахнул.

– Недавно я пришел к соглашению, – продолжал Таунсенд, – с Эриком Харрисоном, генеральным секретарем Союза печатников, и это соглашение даст нам шанс раз и навсегда избавиться от мертвой хватки «закрытого предприятия».

Некоторые ответили на его слова аплодисментами. Другие смотрели с неуверенностью, а кто-то – с откровенной злостью.

Потом хозяин стал объяснять журналистам, как будет организована столь масштабная операция.

– Проблема распространения будет решена с помощью нашего собственного парка грузовиков, и в будущем нам не придется зависеть от профсоюза железнодорожников, которые, несомненно, начнут забастовку в поддержку своих товарищей из профсоюза типографских работников. Мне остается только надеяться, что вы все поддержите меня в этом рискованном начинании. Есть вопросы?

В зале поднялся лес рук. Таунсенд кивнул человеку, стоявшему прямо перед ним.

– Как вы считаете, профсоюзы будут пикетировать новое здание, и если да, то какие меры безопасности вы приняли?

– На первую часть вопроса – ответ «да», – сказал Таунсенд. – Что касается второй, полиция посоветовала мне не разглашать их планы. Но я могу вас заверить, что вся эта операция получила поддержку премьер-министра и Кабинета.

По залу пронесся рокот недовольства. Таунсенд повернулся и показал на другую поднятую руку.

– Те из нас, кто не захочет участвовать в этом безумии, получат компенсацию?

Таунсенд надеялся, что кто-нибудь задаст этот вопрос.

– Советую внимательно прочитать ваши контракты, – ответил он. – Там ясно написано, какую компенсацию вы получите, если мне придется закрыть газету.

Зал загудел.

– Вы нам угрожаете? – спросил тот же журналист.

Таунсенд резко повернулся к нему и жестко сказал:

– Нет. Но если вы не поддержите меня, вы поставите под угрозу заработок каждого работника газеты.

Поднялись еще руки. Таунсенд дал слово стоявшей позади женщине.

– Сколько других профсоюзов согласились вас поддержать?

– Ни одного, – ответил он. – Думаю, все остальные устроят забастовку сразу после собрания.

Он кивнул еще кому-то и больше часа отвечал на вопросы. Когда он наконец слез со стола, было ясно, что журналисты разделились на два лагеря: одни одобряли его план, другие решили поддержать профсоюз печатников и принять участие во всеобщей забастовке.

Вечером Брюс сообщил ему, что Национальный союз журналистов выпустил пресс-релиз о намерении провести собрание всех служащих Таунсенда в десять часов утра. Собрание решит, какой ответ они дадут Таунсенду. Час спустя Таунсенд выпустил свой пресс-релиз.

Всю ночь он провел без сна, мучительно думая, правильно ли он поступил. Что, если он пустился в безрассудную авантюру, которая поставит всю его империю на колени? За прошедший месяц он получил только одно хорошее известие – его младший сын Грэхем, который жил с Кейт в Нью-Йорке, произнес свое первое слово, и этим словом было не «газета». Хотя он присутствовал при рождении ребенка, через три часа он уже поднимался на борт самолета в аэропорту Кеннеди. Иногда его одолевали сомнения, нужна ли ему такая жизнь.

Наутро приехав на работу, он сидел в одиночестве и ждал результатов собрания. Если они решат объявить забастовку, ему конец. После выхода пресс-релиза о его планах акции «Глобал Корпорейшн» за ночь упали на четыре пенса, а акции «Армстронг Коммьюникейшнз» – которая, безусловно, окажется в выигрыше, если его планы провалятся – поднялись на два.

Во втором часу дня в его кабинет без стука ворвался Брюс.

– Они тебя поддержали! – завопил он. Таунсенд вскинул голову, кровь прилила к его лицу. – Но голоса разделились почти поровну – 343 против 301 за то, чтобы принять твое предложение. Думаю, угроза закрыть газету, если они тебя не поддержат, в конечном счете, склонила их на твою сторону.

Чуть позже Таунсенд позвонил на Даунинг-Стрит, 10, и предупредил премьер-министра, что ожидается кровавая схватка, которая может продлиться несколько недель. Маргарет Тэтчер пообещала ему свою полную поддержку. Со временем стало ясно, что он не преувеличивал: журналисты и типографские рабочие входили в новый комплекс и выходили из него в сопровождении вооруженной полиции; к Таунсенду и Брюсу Келли приставили круглосуточную охрану, после того как оба получили анонимные угрозы.

И это была не единственная их проблема. Хотя новый редакционно-издательский комплекс на Острове Собак, бесспорно, был самым современным в мире, некоторые журналисты выражали недовольство той жизнью, которую им приходится вести – их контракты, утверждали они, не предусматривают оскорбления, а иногда даже плевки и камни, которыми их осыпают члены профсоюзов, когда они утром входят в Крепость Таунсенда и покидают ее вечером.

На этом жалобы журналистов не кончались. Лишь немногим пришлись по душе современные клавиатуры и компьютеры, сменившие их старые пишущие машинки, и в особенности запрет на употребление алкоголя в редакции. Вероятно, всем было бы легче, если бы их не забросили так далеко от родных пивнушек на Флит-Стрит.

В течение первого месяца после переезда на Остров Собак из газеты уволились шестьдесят три журналиста, и тираж продолжал падать. Пикетирование становилось все ожесточеннее, и финансовый директор предупредил Таунсенда: если так пойдет и дальше, ресурсам «Глобал Корпорейшн» наступит конец. В завершение он спросил:

– Неужели это того стоит? Вы готовы стать банкротом ради того, чтобы доказать свою правоту?

На другой стороне Атлантики Армстронг с удовольствием следил за происходящим. «Ситизен» набирала тиражи, а его акции взлетели до небес. Но он понимал: если Таунсенд сумеет изменить ход событий, ему придется вернуться в Лондон и быстро провернуть аналогичную операцию.

Однако никто не ожидал того, что вскоре произошло.

ГЛАВА 31

САН, 4 мая 1982 года:

В ЯБЛОЧКО!

В апреле 1982 года, в пятницу ночью, пока вся Британия спала глубоким сном, аргентинские войска захватили Фолклендские острова. Госпожа Тэтчер впервые за сорок лет созвала заседание парламента в субботу, и палата приняла резолюцию: без промедления послать оперативное соединение и вернуть острова.

Алистер Макалвой позвонил Армстронгу в Нью-Йорк и убедил его, что «Ситизен» следует придерживаться линии лейбористской партии – шовинистический ответ ничего не решает, пусть с этой проблемой разбирается ООН. Армстронг не соглашался, пока Макалвой не добавил:

– Эта безответственная авантюра станет концом Тэтчер. Поверьте мне, лейбористская партия вернется к власти в считанные недели.

Таунсенд, напротив, не сомневался, что нужно поддержать Маргарет Тэтчер, и водрузил «Юнион-Джек» над редакцией газеты. В понедельник «Глоуб» вышла с заголовком «Перепалка» и карикатурой на генерала Галтиери, на которой он был изображен в виде злобного пирата. Когда оперативное соединение вышло из Портсмута и направилось на юг Атлантики, тираж «Глоуб» впервые за многие месяцы дошел до 300 тысяч. В первые дни перестрелки даже принц Эндрю удостоился похвалы «за доблестную и героическую службу» в качестве пилота вертолета. Когда британская подводная лодка «Завоеватель» 2 мая потопила «Генерала Белграно», «Глоуб» возвестила на весь мир «В ЯБЛОЧКО!», и тираж снова подскочил. К тому моменту, как британские войска вновь захватили Порт-Стэнли, «Глоуб» продавала больше 500 тысяч экземпляров в день, а тираж «Ситизен» снизился впервые с тех пор, как его владельцем стал Армстронг. Когда Питер Уэйкхем позвонил Армстронгу в Нью-Йорк и назвал цифры последнего тиража, тот примчался в Лондон первым же рейсом.

К тому времени, как британские войска с победой возвращались домой, «Глоуб» продавала уже больше миллиона экземпляров в день, а тираж «Ситизен» впервые за двадцать пять лет опустился ниже четырех миллионов. В тот день, когда флот вошел в Портсмут, «Глоуб» организовала кампанию по сбору денег для вдов, чьи доблестные мужья погибли в боях за свою страну. День за днем Брюс Келли печатал истории о героизме и гордости вместе с фотографиями вдов и их детей – и все они оказывались читателями «Глоуб».

На следующий день после поминовения погибших в соборе Св. Павла Армстронг созвал военный совет на девятом этаже своего издательского дома. Руководитель отдела распространения напомнил ему, что бо́льшая часть доходов «Глоуб» получена за счет «Ситизен», о чем Армстронг и так прекрасно знал без его напоминаний. Алистер Макалвой по-прежнему советовал не поддаваться панике. В конце концов, «Глоуб» – всего лишь бульварная газетенка, а «Ситизен» остается серьезным радикальным изданием с безупречной репутацией.

– Было бы глупо опускать планку в угоду какому-то выскочке, чья газета не годится даже на то, чтобы завернуть в нее уважающую себя порцию жареной рыбы с картошкой, – заявил он. – Вы можете представить «Ситизен», печатающий итоги розыгрыша бинго? Еще одна вульгарная идея Кевина Рашклиффа.

Армстронг мысленно взял на заметку это имя. Бинго повысило тираж «Глоуб» еще на 100 тысяч в день, и он не видел причин, почему «Ситизен» не может последовать его примеру. Но он также знал, что команда, которую Макалвой создавал на протяжении десяти лет, во всем поддерживает своего редактора.

– Посмотрите на сегодняшнюю первую полосу «Глоуб», – сделал Армстронг последнюю отчаянную попытку. – Почему мы не печатаем такие истории?

– Потому что Фредди Старр не заслуживает упоминания даже на одиннадцатой полосе «Ситизен», – возмутился Макалвой. – Кого вообще интересует, что он ест?^[35] Нам каждый день предлагают истории такого сорта, но мы не получаем пачку повесток в суд, которые идут с ними в комплекте.

Макалвой и его команда вышли с собрания в уверенностью, что им удалось убедить хозяина не идти по пути «Глоуб».

Их уверенность испарилась, когда на стол Армстронга легли данные тиража за следующий квартал. Не сказав никому ни слова, он снял трубку и назначил встречу Кевину Рашклиффу, заместителю редактора «Глоуб».