Текст книги "Четвертое сословие"

Автор книги: Джеффри Арчер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 33 страниц)

– Я немедленно свяжусь с ними, – пообещал Армстронг, – и сразу перезвоню тебе.

– Был бы тебе очень признателен, – сказал Лакруа.

Армстронг нажал на рычаг и увидел, что на телефоне мигает огонек. Он вспомнил, что на второй линии его ждет Уэйкхем, и схватил трубку.

– Питер, какого черта там происходит?

– Я сам точно не знаю, – признался Питер. – Могу только сказать, что вчера поздно вечером Пол Мэтланд и Эрик Чэпмен приходили ко мне домой. Они спрашивали, подписывал ли я какие-то чеки со счета пенсионного фонда. Я ответил им так, как ты велел, но у меня сложилось впечатление, что Мэтланд приказал приостановить платежи по чекам с моей подписью.

– Да что они себе позволяют? – заорал Армстронг. – Это моя компания, и я буду сам решать, как мне поступить.

– Сэр Пол говорит, что всю неделю пытался до тебя дозвониться, но ты ему не перезвонил. На заседании финансового комитета на прошлой неделе он заявил: если ты не приедешь на заседание правления в следующем месяце, ему не останется ничего другого, кроме как уйти в отставку.

– Да пусть проваливает ко всем чертям – кого это волнует? Как только он уйдет, я смогу назначить председателем любого, кого захочу.

– Конечно, сможешь, – сказал Питер. – Но думаю, тебе следует знать, что последние несколько дней он пишет пресс-релиз, который собирается выпустить вместе с объявлением о своей отставке. Вносит какие-то исправления и переписывает по новой. Мне его секретарша сказала.

– Ну и что? – хмыкнул Армстронг. – Никто не станет с этим разбираться.

– Я в этом не уверен, – возразил Питер.

– Почему?

– Когда его секретарша ушла домой, я пробрался в приемную и нашел в ее компьютере файл с его заявлением.

– И что там говорится?

– Помимо всего прочего, он собирается обратиться с запросом на Лондонскую фондовую биржу, чтобы они приостановили наши акции до проведения полного расследования.

– У него нет таких полномочий! – закричал Армстронг. – Для этого нужна санкция правления.

– Думаю, он хочет попросить таких полномочий на следующем заседании правления, – сказал Питер.

– Тогда передай ему, что я буду на этом заседании! – завопил в трубку Армстронг. – И еще, что единственный пресс-релиз, который выпустит моя компания, напишу я сам. Я объясню всем, почему сэра Пола Мэтланда пришлось сместить с поста председателя правления.

– Наверное, лучше тебе сказать ему об этом самому, – тихо произнес Питер. – А я просто передам ему, что ты приедешь.

– Говори, что хочешь. Только сделай так, чтобы он не печатал никаких заявлений для прессы до моего возвращения.

– Я постараюсь, Дик, но… – Питер услышал щелчок на другом конце провода.

Армстронг попытался собраться с мыслями. Сэр Пол может подождать. Самое главное сейчас – каким-то образом раздобыть пятьдесят миллионов до того, как Жак Лакруа откроет всему миру его секрет. «Трибьюн» до сих пор не вышла из кризиса, несмотря на все его усилия. Даже после второго соглашения с профсоюзами денежный поток компании оставался устрашающе негативным. Он уже снял больше трехсот миллионов долларов с пенсионного счета без ведома правления, чтобы отделаться от профсоюзов и удержать более или менее устойчивый курс – для этого он в огромных количествах скупал акции собственной компании. Но если он не расплатится со швейцарцами через несколько дней, цена на акции снова упадет, и на этот раз у него не будет под рукой источника финансирования, чтобы поддержать их.

Он взглянул на настенные часы, показывавшие время во всех крупных городах мира. В Москве седьмой час вечера. Но он подозревал, что нужный ему человек все еще у себя в кабинете. Он снял трубку и попросил секретаршу набрать ему московский номер.

Он положил трубку и стал ждать. Армстронг, как никто другой, был рад, когда маршала Тюльпанова назначили главой КГБ. С тех пор он несколько раз побывал с визитами в Москве, и ему достались кое-какие крупные восточно-европейские контракты. Но в последнее время он обнаружил, что до Тюльпанова стало непросто дозвониться.

Армстронг покрылся по́том в ожидании звонка. За прошедшие годы он несколько раз встречался с Михаилом Горбачевым, который, казалось, разделял его идеи. Но потом к власти пришел Борис Ельцин. Тюльпанов представил его новому русскому лидеру, но Армстронг после встречи вышел с ощущением, что оба они не понимают, насколько он важная птица.

В ожидании соединения с Москвой он листал свой «Файлофакс»,^[44] надеясь наткнуться на кого-то, кто мог бы помочь ему выбраться из этого тяжелого положения. Он дошел до буквы «К» – Сэлли Карр, – когда зазвонил телефон. Он снял трубку, и какой-то голос спросил по-русски, кто хочет поговорить с маршалом Тюльпановым.

– Любжи, лондонский сектор, – ответил он. В трубке раздался щелчок, и он услышал знакомый голос главы КГБ.

– Что я могу для тебя сделать, Любжи? – спросил он.

– Мне нужна помощь, Сергей, – начал Армстронг.

Тот ответил не сразу.

– И в каком виде должна выражаться эта помощь? – наконец сдержанно поинтересовался Тюльпанов.

– Мне нужна краткосрочная ссуда, пятьдесят миллионов долларов. Через месяц я их верну, это я тебе гарантирую.

– Но, друг мой, – сказал глава КГБ, – ты и так задолжал нам семь миллионов долларов. А некоторые мои коллеги жалуются, что до сих пор не получили свои гонорары после публикации нашей последней книги.

У Армстронга пересохло во рту.

– Знаю, знаю, Сергей, – взмолился он. – Мне просто нужно еще немного времени, и я все верну.

– Не уверен, что я хочу рискнуть, – ответил Тюльпанов после долгого молчания. – По-моему, у британцев есть поговорка: «Выбрасывать деньги на ветер». Тебе следует помнить, Любжи, что «Файнэншл Таймс» читают не только в Лондоне и Нью-Йорке, но и в Москве тоже. Я подожду, пока ты переведешь мои семь миллионов, а потом подумаю, дать ли тебе новую ссуду. Я ясно выражаюсь?

– Да, – тихо произнес Армстронг.

– Хорошо. Даю тебе срок до конца месяца. Если к этому времени ты не выполнишь свои обязательства, боюсь, нам придется прибегнуть к более жестким мерам. Кажется, я много лет назад говорил тебе, Любжи, что наступит момент, когда тебе придется выбирать, на чьей ты стороне. Я напоминаю тебе только потому, что сейчас у меня сложилось впечатление, что ты, как говорится в другой английской поговорке, играешь за обе стороны.

– Нет, это неправда, – возразил Армстронг. – Я на твоей стороне, Сергей, я всегда был на твоей стороне.

– Я тебя слышу, Любжи, но если ты не вернешь деньги до конца месяца, я буду не в силах тебе помочь. Было бы очень неприятно, если наша многолетняя дружба кончится подобным образом. Уверен, ты понимаешь, в какое положение меня поставил.

В трубке наступила тишина. Армстронг почувствовал тошноту, со лба капал пот. Он положил трубку, достал из кармана платок и промокнул лицо. Попытался сосредоточиться. Через несколько минут он снова заглянул в свой «Файлофакс» и набрал номер. Ожидая соединения, он продолжал листать записную книжку. Она открылась на букве «Г» – Юлиус Ганн, – когда голос на другом конце провода сказал:

– Приемная премьер-министра.

– Говорит Дик Армстронг. Мне нужно срочно поговорить с премьер-министром.

– Я узнаю, может ли он прерваться, сэр.

Очередной щелчок, новое ожидание, еще несколько перевернутых страниц. Он дошел до буквы «Л» – Шерон Левитт.

– Дик, это ты? – спросил премьер-министр Шамир.

– Я, Ицхак.

– Как ты, старина?

– Хорошо, – ответил Армстронг, – а ты?

– У меня все в порядке, спасибо. – Он сделал паузу. – Разумеется, проблем хватает, но, во всяком случае, я здоров. А как Шарлотта?

– У Шарлотты все отлично, – Армстронг не мог вспомнить, когда видел ее в последний раз. – Она в Оксфорде, присматривает за внуками.

– Сколько их уже у тебя? – поинтересовался Шамир.

Армстронг на мгновение задумался.

– Трое, – ответил он и чуть не добавил, – или четверо?

– Счастливчик. Ты по-прежнему помогаешь нью-йоркским евреям?

– Можешь в этом не сомневаться, – заверил его Армстронг.

– Знаю, старина, мы всегда можем на тебя рассчитывать, – произнес премьер-министр. – Скажи мне, что я могу для тебя сделать?

– Это личное дело, Ицхак. Я надеялся на твой совет.

– Я сделаю все, что смогу. Израиль всегда будет перед тобой в долгу за все, что ты сделал для нашего народа. Скажи мне, чем я могу тебе помочь, старина.

– Просьба простая, – ответил Армстронг. – Мне нужно одолжить где-нибудь пятьдесят миллионов долларов на короткий срок, максимум на месяц. Ты можешь мне в этом помочь?

Наступило долгое молчание. Потом в трубке снова раздался голос премьер-министра:

– Правительство, конечно, не дает ссуды, но я мог бы поговорить с президентом банка Леуми, если тебе это поможет.

Армстронг решил не говорить премьер-министру, что уже должен этому банку двадцать миллионов долларов, и они ясно дали понять, что больше он ничего не получит.

– Хорошая идея, Ицхак. Но ты не беспокойся, я сам с ними свяжусь, – добавил он, придав голосу уверенности.

– Кстати, Дик, – сказал премьер-министр, – раз уж ты позвонил. Насчет другой твоей просьбы…

– Да? – на мгновение к нему вернулась надежда.

– На прошлой неделе Кнессет дал согласие на твое захоронение на Оливковой горе. Этой привилегией пользуются только те евреи, которые многое сделали для государства Израиль. Поздравляю. Не каждому премьер-министру выпадает такая честь, знаешь ли, – засмеялся он. – Я, разумеется, думаю, что ты еще долго не воспользуешься этим предложением.

– Будем надеяться, ты прав, – вздохнул Армстронг.

– Я увижу вас с Шарлоттой на банкете в лондонской ратуше в следующем месяце?

– Да, будем ждать с нетерпением, – сказал Армстронг. – Тогда и поговорим. А сейчас не смею больше отрывать тебя от дел, премьер-министр.

Армстронг положил трубку, внезапно почувствовав, что его рубашка промокла насквозь и прилипла к телу. Он тяжело выбрался из кресла и направился в ванную, сняв на ходу пиджак и расстегнув рубашку. Он закрыл за собой дверь, вытерся полотенцем и надел свежую рубашку – уже третью за этот день.

Вернувшись за стол, он стал дальше просматривать список телефонных номеров. Книжка открылась на букве «Ш» – Арно Шульц. Он взял трубку и попросил секретаршу соединить его с адвокатом.

– У вас есть его номер? – спросила она.

Он снова наорал на нее, швырнул трубку и сам набрал номер Рассела. Он машинально перевернул еще несколько страниц, и наконец в трубке раздался голос его адвоката.

– У меня нигде не припрятано пятьдесят миллионов долларов? – спросил Армстронг.

– Зачем они тебе? – поинтересовался Рассел.

– Швейцарцы начинают угрожать.

– Я думал, ты расплатился с ними еще на прошлой неделе.

– Я тоже так думал.

– Что случилось с твоим неиссякаемым денежным источником?

– Он иссяк.

– Ясно. Сколько, ты говоришь?

– Пятьдесят миллионов.

– Ну, я знаю один способ, как раздобыть такую сумму.

– Какой? – спросил Армстронг, стараясь не выдать своего отчаяния.

Рассел немного помедлил.

– Ты всегда можешь продать свои сорок шесть процентов акций «Нью-Йорк Стар».

– Но кто сможет собрать такую сумму за короткий срок?

– Кит Таунсенд. – Рассел отодвинул трубку от уха в ожидании вопля: «Никогда!» Но ничего не произошло, и он продолжил: – Думаю, он заплатит выше рыночной стоимости, потому что в этом случае получит полный контроль над компанией.

Рассел опять отодвинул трубку в ожидании потока ругательств. Но, к его удивлению, Армстронг произнес только:

– Почему бы тебе не поговорить с его адвокатами?

– Не уверен, что это правильный подход, – возразил Рассел. – Если я вдруг ни с того ни с сего им позвоню, Таунсенд решит, что у тебя финансовые проблемы.

– А это не так! – заорал Армстронг.

– Никто этого и не говорит, – спокойно ответил Рассел. – Ты ведь пойдешь на банковский прием?

– Банковский прием? Какой еще банковский прием?

– Ежегодная вечеринка для главных персонажей финансового мира и их гостей. Ты приглашен, я точно знаю – в «Трибьюн» писали, что ты сидишь между мэром и губернатором.

Армстронг заглянул в расписание на день, лежавшее на столе.

– Ты прав. Я приглашен. Ну и что из этого?

– Мне кажется, Таунсенд обязательно придет, хотя бы для того, чтобы показать деловому миру, что эта прискорбная статья в «Файнэншл Таймс» ничуть его не задела.

– Похоже, ко мне это тоже относится, – в голосе Армстронга слышалась непривычная тоска.

– Думаю, тебе представится идеальный шанс завести разговор, как бы между делом и посмотреть, какая будет реакция.

Зазвонил еще один телефон.

– Подожди минутку, Рассел, – сказал Армстронг и, взяв другую трубку, услышал голос секретарши.

– Что тебе надо? – завопил он. Рассел отпрянул от телефона, подумав, что Армстронг все еще говорит с ним.

– Простите, что прерываю вас, мистер Армстронг, – пролепетала секретарша, – но вам опять звонит тот человек из Швейцарии.

– Скажите, что я перезвоню, – велел Армстронг.

– Он настаивает, сэр, говорит, что подождет. Соединить вас?

– Я тебе перезвоню через пару минут, Рассел, – сказал Армстронг, поменяв трубки.

Он опустил глаза на записную книжку, открытую на букве «Т».

– Жак, думаю, я знаю, как решить нашу небольшую проблему.

ГЛАВА 38

НЬЮ-ЙОРК СТАР, 20 августа 1991 года:

МЭР ГОВОРИТ НАЧАЛЬНИКУ ПОЛИЦИИ: «В МОЕМ ШКАФУ СКЕЛЕТОВ НЕТ»

Таунсенду была ненавистна сама идея продать акции «Стар», а тем более продать их Ричарду Армстронгу. Он, однако, понимал, что выполнение всех требований Элизабет Бересфорд было, вероятно, его единственной надеждой на спасение.

Вдруг Армстронг не придет на прием? Тогда он сможет поблефовать еще несколько дней. Разве Э.Б. способна понять, что из всего его имущества «Стар» – самая любимая газета после «Мельбурн Курьер»? Его передернуло, когда он подумал, что она еще не говорила, от чего ему придется избавиться в Австралии.

Таунсенд порылся в нижнем ящике в поисках белой рубашки и, к своему облегчению, обнаружил ее, аккуратно упакованную в целлофановый пакет. Он стал одеваться. Черт! Верхняя пуговица отлетела, когда он пытался ее застегнуть. Он снова чертыхнулся, вспомнив, что Кейт вернется из Сиднея только через неделю. Он потуже затянул галстук в надежде, что это решит проблему, и посмотрелся в зеркало. Не решило. Мало того, воротник смокинга залоснился, и он стал в нем похож на джазмена 50-х. Кейт уже несколько лет твердит, что ему нужен новый смокинг, и, наверное, пришло время последовать ее совету. Внезапно он вспомнил: у него больше нет кредиток.

Спустившись в лифте и подойдя к своей машине, Таунсенд впервые в жизни обратил внимание, что его водитель одет гораздо лучше, чем он сам. Во всем его гардеробе не найдется такого элегантного костюма. Лимузин медленно тронулся в сторону «Фор Сизонс», и Таунсенд, сидя на заднем сиденье, обдумывал, как лучше завести разговор о продаже своих акций «Стар», случись ему оказаться наедине с Диком Армстронгом.

Один из плюсов хорошо сшитого двубортного смокинга, думал Армстронг, в том, что он скрывает, как сильно ты растолстел. Больше часа он приводил себя в порядок: дворецкий красил ему волосы, горничная делала маникюр. Оглядев себя в зеркало, он пришел к заключению, что никто на приеме не поверит, что ему почти семьдесят.

Перед самым уходом из конторы ему позвонил Рассел и сообщил, что, по его подсчетам, стоимость принадлежащих Армстронгу акций «Стар» составляет примерно от шестидесяти до семидесяти миллионов долларов. Он уверен, что Таунсенд заплатит больше, если сможет купить сразу весь пакет акций целиком.

На данный момент ему нужно всего пятьдесят семь миллионов. Это заткнет рот швейцарцам, русским и даже сэру Полу.

Когда его лимузин остановился перед «Фор Сизонс», к нему подбежал молодой человек в элегантном красном пиджаке и открыл заднюю дверцу. Увидев, кто, тяжело дыша, выбирается из машины, он поднял руку к козырьку и поздоровался:

– Добрый вечер, мистер Армстронг.

– Добрый вечер, – ответил Армстронг и протянул молодому человеку десять долларов. Пусть хоть один человек этим вечером думает, что он все еще мультимиллионер.

Он поднялся по широкой лестнице, влившись в поток других гостей. Некоторые ему улыбались, другие бросали на него косые взгляды. Интересно, о чем они шепчутся, думал он. Предсказывают его падение или восхищаются его гением? Он всем улыбался в ответ.

Рассел ждал его на верхней ступеньке, и они вместе направились в зал приемов. По дороге Рассел шепнул на ухо Армстронгу:

– Таунсенд уже здесь. Он за четырнадцатым столиком. Его пригласил Джей-Пи Гренвиль.

Армстронг кивнул. Он знал, что Таунсенд больше двадцати пяти лет пользуется услугами акционерного банка Гренвиля. Он вошел в зал, закурил большую гаванскую сигару и стал пробираться между круглыми столиками, изредка останавливаясь, чтобы пожать протянутую руку или переброситься парой слов с теми, кто, как он знал, были в состоянии одолжить ему крупную сумму денег.

Таунсенд стоял около своего стула и наблюдал, как Армстронг неторопливо шествует к главному столу. Наконец он занял свое место между губернатором Куомо и мэром Динкинсом. Он улыбался всякий раз, когда какой-нибудь гость махал им рукой, уверенный, что именно он служит объектом внимания.

– Сегодня – самый подходящий момент, другого такого шанса у вас может и не быть, – сказала Элизабет Бересфорд, тоже смотревшая в сторону главного стола.

Таунсенд кивнул.

– Не так-то просто будет поговорить с ним наедине.

– Если бы вы хотели купить у него акции, вы бы быстро нашли способ это сделать.

Ну почему эта чертова баба всегда права?

Ведущий несколько раз постучал молотком по столу, и когда наступила тишина, раввин прочел молитву. Больше половины зала, включая Армстронга, надели на головы кипы – Таунсенд никогда не видел, чтобы Армстронг надевал кипу на публичных мероприятиях в Лондоне.

Когда гости снова сели, официанты подали суп. Таунсенду не потребовалось много времени, чтобы понять: Дэвид Гренвиль не ошибся в своей оценке – уже минут через пять Элизабет прекратила всякие светские разговоры. Как только на стол поставили главное блюдо, она повернулась к Таунсенду и, понизив голос, забросала вопросами о его австралийских активах. Он прилежно отвечал на каждый из них, понимая, что она обнаружит малейшее несоответствие и потом использует против него. Потом, не делая никаких скидок на то, что они находятся на светском мероприятии, она стала допытываться, как он намеревается завести разговор о продаже своих акций Армстронгу.

Первая возможность избавиться от допроса Э.Б. – уже два меню с обратной стороны были заполнены ответами Таунсенда – представилась, когда между ними возник официант, чтобы долить ему вина. Таунсенд тотчас повернулся к сидевшей слева Кэрол Гренвиль, жене председателя банка. Кэрол интересовали ответы только на два вопроса: «Как Кейт и дети?» и «Вы видели „Парни и куколки“ в новой постановке?»

– Вы видели «Парни и куколки» в новой постановке, Дик? – спросил губернатор.

– К сожалению, нет, Марио, – ответил Армстронг. – Какие уж там развлечения, когда приходится управлять самыми успешными газетами в Нью-Йорке и Лондоне. У меня просто не остается времени на театры. Я, честно говоря, удивляюсь, как вы успеваете, ведь выборы на носу.

– Никогда не забывайте, Дик, что избиратели тоже ходят в театр, – сказал губернатор. – И если ты сидишь в пятом ряду партера, тебя видят три тысячи человек одновременно. Им всегда приятно осознавать, что тебе нравятся те же вещи, что и им.

– Из меня никогда не получится политик, – рассмеялся Армстронг и поднял руку.

Через мгновение рядом возник официант.

– Можно мне еще чуть-чуть? – прошептал Армстронг.

– Разумеется, сэр, – кивнул официант, хотя мог бы поклясться, что уже приносил мистеру Армстронгу вторую порцию.

Армстронг бросил взгляд на Дэвида Динкинса и заметил, что тот почти ничего не ест – привычка большинства ораторов, выступающих после трапезы. Мэр, опустив голову, просматривал свою речь, изредка внося изменения шариковой ручкой с логотипом «Фор Сизонс».

Армстронг не мешал ему. Когда Динкинсу предложили крем-брюле, тот отмахнулся. Армстронг предложил официанту оставить его на столе на случай, если мэр передумает. Пока Динкинс повторял свою речь, Армстронг быстро съел его десерт. Он очень обрадовался, когда после кофе между ними поставили блюдо с печеньем.

Начались выступления, и мысли Таунсенда ушли в сторону. Он пытался не думать о своих проблемах, но когда стихли аплодисменты после благодарственного тоста президента Ассоциации банкиров, он понял, что почти ничего не слышал.

– Превосходные были речи, правда? – обратился к нему Дэвид Гренвиль с другого края стола. – Вряд ли в этом году кто-нибудь еще в Нью-Йорке сумеет собрать вместе столько высокопоставленных гостей.

– Пожалуй, вы правы, – согласился Таунсенд. Теперь он думал только об одном – когда Элизабет позволит ему уйти домой. Скосив на нее глаза, он увидел, что ее взгляд прикован к главному столу.

– Кит, – кто-то окликнул его сзади. Он повернулся и попал в знаменитые медвежьи объятия мэра Нью-Йорка. Таунсенд давно смирился с тем, что, будучи владельцем такой газеты, как «Стар», приходится терпеть некоторые неудобства.

– Добрый вечер, господин мэр, – поздоровался он. – Рад видеть вас снова. Прекрасная была речь. Поздравляю.

– Спасибо, Кит, но я не об этом хотел с вами поговорить. – Он ткнул пальцем в грудь Таунсенду. – Почему-то мне кажется, что ваш редактор меня недолюбливает. Он ирландец, я знаю, но я хочу, чтобы вы спросили его: как я могу снова повысить зарплату полицейскому управлению Нью-Йорка, если город уже израсходовал весь свой бюджет на этот год. Что он от меня хочет? Чтобы я опять поднял налоги или чтобы опустошил городскую казну?

Таунсенд мог бы посоветовать мэру нанять Элизабет Бересфорд. Уж она-то быстро разобралась бы с проблемами полицейского управления. Но когда Дэвид Динкинс, наконец, замолчал, Таунсенд пообещал ему, что утром поговорит со своим редактором. Хотя, подчеркнул он, в своих газетах он всегда придерживается политики невмешательства, когда дело касается редакционных решений.

– Буду признателен, Кит, – поблагодарил мэр. – Я не сомневался, что как только я объясню, с чем мне приходится сталкиваться, вы войдете в мое положение – хотя вы, конечно, даже не представляете, что испытывает человек, который не в состоянии оплатить свои счета в конце месяца.

Мэр бросил взгляд за спину Таунсенда и громогласно объявил:

– Вот кто никогда не доставляет мне никаких проблем.

Таунсенд и Элизабет оглянулись, чтобы посмотреть, о ком он говорит. Мэр показывал на Дика Армстронга.

– Полагаю, вы двое – старые друзья, – сказал он, протянув руки обоим.

Кто-нибудь из них непременно бы ему ответил, но Динкинс развернулся и продолжил обход. Элизабет тактично отошла в сторону, но держалась поблизости, чтобы слышать каждое их слово.

– Ну, как идут дела, Дик? – спросил Таунсенд, не испытывая ни малейшего интереса к благополучию Армстронга.

– Как нельзя лучше, – ответил Армстронг и, повернувшись, выдохнул сигарный дым в сторону Элизабет.

– Тебе, наверное, полегчало после того, как ты наконец разобрался с профсоюзами.

– Я не оставил им выбора, – заявил Армстронг. – Либо они принимают мои условия, либо я закрываю газету.

К ним тихо подошел Рассел и встал неподалеку.

– Дорого пришлось за это заплатить, – заметил Таунсенд.

– Я могу себе это позволить, – отмахнулся Армстронг. – Тем более теперь, когда газета каждую неделю приносит прибыль. Желаю тебе добиться такого же успеха с «Мульти-Медиа». – Он глубоко затянулся сигарой.

– Это никогда не было проблемой для «Мульти-Медиа», – ответил Таунсенд. – В компании огромный денежный поток, и меня сейчас волнует только одно – хватило бы людей, чтобы донести выручку до банка.

– Должен признать, выложить три миллиарда за эту шарашкину контору было круто. Я предложил Генри Синклеру всего полтора и то только после того, как мои бухгалтеры с лупой прошлись по его счетам.

В других обстоятельствах Таунсенд мог бы ему напомнить, что на прошлогоднем приеме у лорд-мэра Лондона в Гилдхолле Армстронг говорил, что предложил Синклеру два с половиной миллиарда, хотя ему не позволили даже заглянуть в бухгалтерские книги – но только не при Элизабет Бересфорд за спиной.

Армстронг глубоко затянулся сигарой, прежде чем произнести следующую отрепетированную фразу.

– Тебе хватает времени присматривать за моими интересами в «Стар»?

– Вполне, спасибо, – ответил Таунсенд. – И хотя она отстает от «Трибьюн» по тиражам, уверен, ты с радостью обменял бы их на прибыли «Стар».

– Могу тебя заверить, – заявил Армстронг, – через год «Трибьюн» обгонит «Стар» по всем параметрам.

На этот раз брови поднял Рассел.

– Ну что ж, сравним наши показатели на приеме в следующем году, – предложил Таунсенд. – К тому времени, все будет ясно.

– Мне принадлежит сто процентов «Трибьюн» и сорок шесть процентов «Стар», так что как ни крути, я все равно выиграю, – самодовольно заметил Армстронг.

Элизабет нахмурилась.

– Вообще-то, если «Мульти-Медиа» стоит три миллиарда долларов, – продолжал Армстронг, – моя доля в «Стар» должна стоить никак не меньше ста миллионов.

– В таком случае, – с излишней поспешностью ответил Таунсенд, – моя стоит больше ста миллионов.

– Так, может, пришло время одному из нас выкупить долю другого? – предположил Армстронг.

Оба замолчали. Рассел и Элизабет посмотрели друг на друга.

– Что ты предлагаешь? – наконец спросил Таунсенд.

Рассел внимательно смотрел на своего клиента, отнюдь не уверенный в его реакции. Ответ на этот вопрос они не подготовили.

– Я бы пожертвовал своими сорока шестью процентами «Стар» за… скажем, сто миллионов.

Элизабет стало интересно, как ответил бы Таунсенд на это предложение, если бы ее здесь не было.

– Мне это неинтересно, – отказался он. – Но вот что я тебе скажу. Если ты считаешь, что твои акции стоят сто миллионов, я готов отдать свои за эту же цену. По-моему, это честное предложение.

Три человека, не мигая, ждали реакции Армстронга. Армстронг еще раз затянулся, потом наклонился над столом и затушил сигару в крем-брюле Элизабет.

– Нет, – наконец сказал он. – Я охотно подожду, пока ты выставишь свой пакет на открытом рынке, потому что тогда я куплю его за треть этой цены. После чего оба таблоида в этом городе окажутся под моим контролем, и нетрудно догадаться, какой из них я закрою первым. – Он засмеялся и повернулся к своему адвокату. – Пошли, Рассел, нам пора.

Таунсенд стоял, едва сдерживая ярость.

– Дай знать, если передумаешь, – громко сказал Армстронг, направляясь к выходу. Как только они отошли на безопасное расстояние, он повернулся к адвокату:

– Он на мели. Представляешь, пытался продать мне свои акции.

– Да, выглядит именно так, – согласился Рассел. – Должен признаться, такого поворота событий я не ожидал.

– Как теперь выглядят мои шансы продать акции «Стар»?

– Не очень привлекательно, – покачал головой Рассел. – После этого разговора по городу быстро разнесутся слухи, что он хочет продать. И тогда любой потенциальный покупатель решит, что вы оба пытаетесь поскорее сбыть свои акции с рук, чтобы опередить другого.

– А если я выставлю свой пакет на открытом рынке, как думаешь, сколько я могу получить?

– Если ты выйдешь на рынок с таким количеством акций, все решат, что ты демпингуешь их, и в этом случае тебе повезет, если ты получишь миллионов двадцать. Для успешной торговли нужен готовый на все покупатель и упирающийся продавец. А в этой сделке пока, похоже, имеются лишь два доведенных до отчаяния продавца.

– И какие у меня остаются варианты? – спросил Армстронг, когда они подошли к лимузину.

– У него практически не осталось никаких вариантов, – ответила Элизабет. – Я должна найти третью сторону, готовую купить ваши акции «Стар», причем желательно сделать это до того, как Армстронг будет вынужден устроить демпинг.

– Почему именно такой путь? – поинтересовался Таунсенд.

– Потому что у меня сложилось впечатление, что у мистера Армстронга гораздо более серьезные проблемы, чем у вас.

– Почему вы так решили?

– Я все время смотрела на него, и как только закончились речи, он первым делом направился прямиком к этому столику.

– Ну и что?

– А то, что у него была одна-единственная цель, – ответила Э.Б. – Продать вам свои акции «Стар».

Губы Таунсенда тронула слабая улыбка.

– Так почему бы нам не купить их? – сказал он. – Если бы я заполучил его пакет, я мог бы…

– Даже не думайте, мистер Таунсенд.

ГЛАВА 39

ФАЙНЭНШЛ ТАЙМС, 1 ноября 1991 года:

АКЦИИ ИЗДАТЕЛЬСКИХ ГРУПП В СВОБОДНОМ ПАДЕНИИ

К тому моменту, когда Таунсенд поднялся на борт самолета, вылетающего в Гонолулу, Элизабет Бересфорд уже наполовину пересекла Атлантику. Последние три недели он держал самый тяжелый экзамен в своей жизни – и как после любого экзамена, теперь ему оставалось только ждать результатов.

Элизабет терзала его вопросами, дотошно исследовала каждую сделку, которую он когда-либо заключал. Теперь она знала о нем больше, чем его мать, жена, дети и налоговое управление вместе взятые. Таунсенд даже сомневался, есть ли хоть что-то, о чем она не знает – разве что о его внеклассной работе в крикетном павильоне с дочкой директора. А если бы он за те сведения платил, она, несомненно, потребовала бы, чтобы он сообщил ей все подробности сделки.

Каждый вечер, возвращаясь домой, измотанный, опустошенный, он обсуждал с Кейт последние позиции.

– Я уверен только в одном, – часто повторял он. – Мои шансы на спасение целиком и полностью находятся в руках этой женщины.

Они завершили этап номер один: Элизабет признала, что компания технически платежеспособна. После этого она перешла ко второму этапу – продаже активов. Когда она сказала Таунсенду, что миссис Саммерс хочет выкупить обратно свои акции в «Нью-Йорк Стар», он скрепя сердце согласился. Хорошо еще, что она позволила ему сохранить контрольный пакет акций в «Мельбурн Курьер» и «Аделаид Газетт». Однако он был вынужден продать «Перт Санди Монитор» и «Континент», чтобы оставить «Сидней Кроникл». Еще ему пришлось пожертвовать миноритарным пакетом акций австралийского телеканала и всеми неприбыльными дочерними компаниями «Мульти-Медиа» – для того чтобы сохранить «ТВ Ньюс».

К концу третьей недели этот стриптиз был доведен до конца, и она раздела его почти догола. И все из-за одного телефонного звонка. Казалось, эти слова теперь будут преследовать его всю жизнь: «Могу я узнать, о какой сумме идет речь, мистер Таунсенд?» – «Да, господин посол. Три миллиарда долларов».

Он все время помнил, что есть еще резервный план, который надо обдумать, прежде чем она приступит к третьему этапу.

Сколько бы они ни переписывали пресс-релиз, концовка всегда оставалась одинаковой: в соответствии с положениями Главы 11 Кодекса США о банкротстве «Глобал Корпорейшн» объявляет о добровольной ликвидации. Это были одни из самых страшных двух часов в его жизни. Он живо представил себе броский заголовок в «Ситизене»: «Таунсенд – банкрот».