Текст книги "Четвертое сословие"

Автор книги: Джеффри Арчер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 33 страниц)

– Мне это известно, господин посол, – сказал Таунсенд, пытаясь угадать, сколько на самом деле предложил Армстронг. Он замолчал, не глядя в сторону Тома.

– Могу я спросить, о какой сумме идет речь, мистер Таунсенд? – поинтересовался Синклер.

Услышав ответ Таунсенда, Том чуть не выронил трубку.

– И каким образом вы намерены это финансировать? – спросил Синклер.

– Наличными, – сказал Таунсенд, не имея представления, как он добудет столько денег.

– Если вы сможете собрать такую сумму наличных в течение тридцати дней, мистер Таунсенд, сделка ваша. В этом случае, вы, вероятно, не откажетесь попросить своих адвокатов связаться с моими.

– А ваша адвокатская контора называется?..

– Простите, что прерываю наш разговор, мистер Таунсенд, но через десять минут я уже должен стоять на поле, а мой тренер берет почасовую оплату.

– Разумеется, господин посол. – Таунсенд был рад, что Синклер не видит его ошеломленного лица. Он положил трубку и посмотрел на Тома.

– Знаешь, что ты сейчас сделал, Кит?

– Заключил самую крупную сделку в моей жизни, – ответил Таунсенд.

– За три миллиарда долларов, возможно, и последнюю, – вздохнул Том.

– Я закрою эту газету к чертовой матери! – заорал Армстронг, ударив кулаком по столу.

Рассел Критчли, стоявший за спиной своего клиента, думал, что его слова прозвучали бы убедительнее, если бы Шон О’Райли не слышал их каждый день на протяжении последних трех месяцев.

– Это вам обойдется гораздо дороже, – спокойно ответил О’Райли, стоя перед Армстронгом.

– Что это значит? – взревел Армстронг.

– К тому времени, когда вы выставите газету на продажу, может так оказаться, что в ней не останется ничего ценного.

– Вы мне угрожаете?

– Полагаю, мои слова можно истолковать и так.

Армстронг встал, оперся ладонями на стол и наклонился вперед, почти вплотную приблизившись к лицу профсоюзного лидера; но О’Райли даже не шелохнулся.

– Вы рассчитываете, что я выплачу триста двадцать миллионов, хотя только прошлым вечером в журнале регистрации отметились восемнадцать человек, которые давно не работают в компании, один – даже больше десяти лет?

– Знаю, – кивнул О’Райли. – Просто они жить не могут без работы, их так и тянет сюда.

– Еще бы, если при этом они получают пятьсот долларов за ночь! – заорал Армстронг.

– Вот я и предлагаю вам выход, – сказал О’Райли.

Армстронг поморщился и посмотрел на последние рабочие листы.

– А как насчет Багса Банни, Джимми Картера и О. Джей Симпсона, не говоря о других сорока восьми известных персонах, которые отметились в рабочем листке за вчерашнюю ночную смену? Готов поспорить, за всю ночь они палец о палец не ударили, разве что пили кофе между партиями в покер. И вы хотите, чтобы я всем, включая Джорджа Буша, выплатил выходное пособие?

– Да. Таким образом мы вносим свой вклад в его поддержку.

Армстронг в отчаянии посмотрел на Рассела и Питера, надеясь на их поддержку, но по разным причинам оба молчали как рыбы. Он снова повернулся к О’Райли.

– Я сообщу вам свое решение позже. А сейчас убирайтесь из моего кабинета!

– Вы все еще надеетесь, что газета сегодня выйдет на улицы? – с невинным видом спросил О’Райли.

– Опять угроза? – возмутился Армстронг.

– Точно, – ответил О’Райли. – Потому что если да, то советую вам расплатиться до того, как вечерняя смена заступит на работу в пять часов. Моим людям все равно, платят им за работу или за простой.

– Вон из моего кабинета! – срываясь на визг, проорал Армстронг.

– Как скажете, мистер Армстронг. Вы же хозяин.

Он кивнул Расселу и вышел. Как только дверь за ним закрылась, Армстронг повернулся к Питеру.

– Теперь ты видишь, с чем мне приходится сталкиваться. Чего они от меня хотят? – он продолжал кричать.

– Чтобы ты закрыл газету, – спокойно ответил Рассел. – Тебе следовало это сделать в первый день седьмой недели. Тогда цена была бы намного ниже.

– Но если бы я последовал твоему совету, мы остались бы без газеты.

– И спали бы по ночам.

– Если хочешь спать – пожалуйста, – рявкнул Армстронг. – А я собираюсь заплатить. В данной ситуации это единственный выход. Мы все равно своего добьемся, точно вам говорю. О’Райли скоро сломается. Уверен, ты со мной согласен, Питер.

Питер Уэйкхем молчал, пока Армстронг не посмотрел ему в глаза. Тогда он изо всех сил затряс головой.

– Но где ты возьмешь еще триста двадцать миллионов? – спросил Рассел.

– Это моя проблема, – отрезал Армстронг.

– И моя тоже. Деньги нужны будут буквально через несколько минут после того, как О’Райли подпишет соглашение, иначе они устроят забастовку, как только мы начнем печатать следующий номер.

– Ты их получишь, – сказал Армстронг.

– Дик, еще не поздно… – настаивал Рассел.

– Иди договаривайся – прямо сейчас! – заорал Армстронг.

Рассел неохотно кивнул и вышел из кабинета. Армстронг снял трубку телефона прямой связи с редактором.

– Барни, хорошие новости, – прогудел он. – Я убедил профсоюзы принять мои условия. Мне нужен материал на первой полосе о том, что это победа здравого смысла, и редакционная статья о том, как я добился того, что раньше не удавалось никому.

– Хорошо, как скажете, босс. Опубликовать подробности соглашения?

– Нет, подробности ни к чему. Условия такие сложные, что даже читатели «Уолл-Стрит Джорнал» ничего не поймут. В любом случае незачем смущать профсоюзы, – добавил он и положил трубку.

– Отлично, Дик, – сказал Питер. – Я, в общем-то, и не сомневался, что ты своего добьешься.

– Только мне дорого пришлось за это заплатить, – заметил Армстронг, открывая верхний ящик стола.

– Не думаю, Дик. О’Райли сдался, как только ты пригрозил закрыть газету. Ты блестяще с ним справился.

– Питер, мне нужно подписать пару чеков, – сказал Армстронг, – а поскольку в Нью-Йорке сейчас ты единственный второй директор…

– Конечно, – кивнул Питер. – Буду рад помочь.

Армстронг положил на стол чековую книжку пенсионного фонда и открыл ее.

– Когда ты возвращаешься в Лондон? – спросил он, показывая Питеру на стул.

– Завтра, на «Конкорде», – улыбнулся Питер.

– Тогда тебе придется объяснить сэру Полу, почему я не смогу присутствовать на заседании правления в среду, как бы мне этого ни хотелось. Просто скажи ему, что я договорился с профсоюзами на отличных условиях, и когда в следующем месяце я буду отчитываться перед правлением, у нас уже будет положительный денежный поток. – Он положил руку Питеру на плечо.

– С удовольствием, Дик, – сказал Питер. – Сколько чеков тебе нужно подписать?

– Подпиши все, пока ты здесь.

– Всю книжку? – Питер беспокойно заерзал на стуле.

– Да, – Армстронг протянул ему ручку. – Они будут в надежных руках. В конце концов, их нельзя обналичить, пока я не поставлю свою подпись.

Питер нервно хихикнул и снял колпачок с ручки. Он замер в нерешительности, пока не почувствовал, как на его плече сжимаются пальцы Армстронга.

– Кажется, через несколько недель подходит срок продления твоего контракта, да? – сказал Армстронг.

Питер подписал первые три чека.

– А Пол Мэтланд не будет сидеть в своем кресле вечно. В конце концов, кому-то придется занять его место.

Питер продолжал подписывать.

ПОСЛЕДНИЙ ВЫПУСК

ВСЁ ИЛИ НИЧЕГО

ГЛАВА 36

ДЕЙЛИ ЭКСПРЕСС, 8 февраля 1991 года:

БОМБА В САДУ ДОМА № 10. КАБИНЕТ ЧУДОМ СПАССЯ

«Откусили больше, чем смогли прожевать» – с таким заголовком вышла статья в «Файнэншл Таймс». Сэр Пол Мэтланд, сидя около камина у себя дома в Эпсоме, и Том Спенсер, возвращаясь на электричке из Гринвича, штат Коннектикут, оба по второму разу читали статью, хотя по-настоящему их интересовала только одна ее половина.

«Газетные магнаты Кит Таунсенд и Ричард Армстронг, по всей видимости, совершили классическую ошибку, воспользовавшись кредитом, намного превышающим их активы. Оба явно войдут в учебники, по которым будут учиться будущие поколения студентов Гарвардской школы бизнеса.

Аналитики сходятся во мнении, что изначально Армстронг сделал удачный ход, когда купил „Нью-Йорк Трибьюн“ за двадцать пять центов, и при этом все долги газеты были списаны на бывших владельцев. Удачный ход мог обернуться триумфом, если бы он выполнил свою угрозу и закрыл газету через шесть недель после того, как профсоюзы отказались подписать обязательное соглашение. Но он этого не сделал, более того, он выплатил столь щедрое выходное пособие, что профсоюзные лидеры перестали называть его „Капитан Дик“, теперь ему дали прозвище „Капитан Санта“.

Несмотря на это соглашение, газета по-прежнему теряет больше миллиона долларов в неделю, хотя, судя по всему, вскоре начнется новый виток переговоров об очередных выходных пособиях по сокращению штатов и досрочному выходу на пенсию.

Но пока процентные ставки продолжают расти, а цены на газеты по-прежнему падают, не за горами тот день, когда прибыли „Ситизен“ и остальных газет издательской группы „Армстронг Коммьюникейшнз“ больше не смогут покрывать убытки своего американского филиала.

Мистер Армстронг еще не поставил своих акционеров в известность о том, как он намеревается финансировать вторую компенсацию в размере 320 миллионов долларов, о которой он недавно договорился с нью-йоркскими профсоюзами печатников. Единственное его официальное заявление по этому вопросу можно найти на страницах „Трибьюн“: „Теперь, когда профсоюзы приняли вторую компенсацию, есть все основания полагать, что денежный поток „Трибьюн“ станет положительным“.

Сити относится к этому заявлению с изрядной долей скептицизма, и акции „Армстронг Коммьюникейшнз“ вчера упали еще на девять пенсов, то есть до 2,42 фунтов.

Ошибка Кита Таунсенда…»

Зазвонил телефон. Сэр Пол отложил газету, встал со стула и подошел к телефону в своем кабинете. Услышав голос Эрика Чэпмена, он попросил подождать, пока он закроет дверь. Такая предосторожность была ни к чему, так как в это время дома никого не было; но если ты четыре года прослужил послом, от некоторых привычек невозможно избавиться.

– Думаю, нам нужно срочно встретиться, – сказал Чэпмен.

– Статья в «Файнэншл Таймс»? – предположил сэр Пол.

– Нет, все гораздо серьезнее. Я бы не хотел обсуждать это по телефону.

– Понимаю, – согласился сэр Пол. – Вызвать на нашу встречу Питера Уэйкхема?

– Нет, если вы хотите сохранить ее в тайне.

– Вы правы. Где мы встретимся?

– Я могу выехать в Эпсом прямо сейчас. Буду у вас примерно через час.

Том Спенсер пробежал по диагонали первую половину статьи, когда электричка, подъезжая к Нью-Йорку, миновала Мамаронек. Дойдя до следующих слов, он полностью сосредоточился:

«Ошибка Кита Таунсенда состояла в том, что в своем отчаянном стремлении обладать он забыл основные правила заключения сделок.

Каждый школьник знает: если хочешь обменять старые каштаны на нераспечатанный пакетик чипсов, ни в коем случае не подавай виду – дождись, когда твой оппонент сам назовет цену. Но, похоже, Таунсенд так сильно хотел заполучить „Мульти-Медиа“, что с ходу раскрыл свои карты и, даже не поинтересовавшись, за какую цену мистер Синклер готов продать компанию, по собственной инициативе предложил ему три миллиарда долларов. Потом он усугубил свои проблемы, согласившись заплатить всю сумму наличными.

Можно понять, почему профсоюзы печатников Нью-Йорка называют мистера Армстронга „Капитан Санта“. Точно так же вполне объяснимо, почему мистеру Синклеру кажется, что Рождество в этом году наступило раньше срока – особенно учитывая общеизвестный факт, что он намеревался заключить сделку с Армстронгом за два миллиарда долларов, и даже эта цена, по мнению многих, слишком высока.

Обговорив условия, мистер Таунсенд обнаружил, что собрать наличные за тридцатидневный срок, назначенный мистером Синклером, чрезвычайно сложно. Ссуду он все-таки получил, но на таких драконовских условиях, что если он будет придерживаться графика погашения, всей „Глобал Интернэшнл“ может прийти конец. Всю жизнь мистер Таунсенд был игроком. Эта сделка доказала, что он готов сыграть ва-банк.

Вчера акции „Глобал“ упали еще на восемь пенсов и дошли до отметки 3,19 фунтов.

Вдобавок к проблемам, которые сейчас стоят перед газетными магнатами, устойчивое повышение цены на бумагу и слабая позиция доллара по отношению к фунту, нанесут обоим тяжелый удар. Если такая тенденция сохранится, даже у их дойных коров, в конечном счете, кончится молоко.

Будущее обеих компаний сейчас находится в руках банкиров, которые, должно быть, задаются вопросом – как кредиторы „стран третьего мира“ – получат ли они когда-нибудь свои проценты, не говоря уж о погашении самого займа? У них есть альтернатива – урезать свои убытки и принять участие в крупнейшей срочной распродаже в истории. Ирония всей этой ситуации состоит в том, что стоит одному банку разорвать звено в кредитной цепи, и все сооружение с треском развалится».

Когда поезд подошел к вокзалу Грэнд-Сентрал, Том первым выскочил из вагона. Он подбежал к ближайшей телефонной будке и набрал номер Таунсенда. Хитер немедленно его соединила. На этот раз Таунсенд внимательно выслушал совет своего адвоката.

Дочитав статью до конца, Армстронг снял трубку внутреннего телефона и сказал секретарше, что для сэра Пола Мэтланда его нет на месте. Не успел он положить трубку, как раздался звонок телефона.

– Мистер Армстронг, на проводе старший дилер банка Нового Амстердама. Он хочет срочно с вами поговорить.

– Соединяй, – буркнул Армстронг.

– Рынок наводнен приказами продавать акции «Армстронг Коммьюникейшнз», – сообщил дилер. – Цена акции опустилась до 2,31 доллара, и я подумал: может, у вас будут какие-то инструкции?

– Продолжайте покупать, – без колебаний распорядился Армстронг.

Наступила пауза.

– Я должен обратить ваше внимание на то, что каждый раз, когда акции падают на один цент, вы теряете семьсот тысяч долларов, – сказал старший дилер, быстро проверив количество проданных за утро акций.

– Мне плевать, сколько это стоит, – отрезал Армстронг. – Это всего лишь кратковременная необходимость. Как только рынок успокоится, вы снова выпустите акции на биржу и постепенно возместите убытки.

– Но если они и дальше будут падать, несмотря на…

– Просто продолжайте покупать, – отрезал Армстронг. – В какой-то момент рынок обязательно изменится.

Он бросил трубку и уставился на свою фотографию, опубликованную на первой полосе «Файнэншл Таймс». Она ему не льстила.

Дочитав статью, Таунсенд последовал совету Тома и позвонил в свой акционерный банк. Дэвид Гренвиль, исполнительный директор, подтвердил, что акции «Глобал» снова упали этим утром. Он считал, что им следует встретиться как можно скорее, и Таунсенд согласился изменить свое расписание и выкроить время для встречи в два часа.

– Полагаю, вам следует взять с собой адвоката, – зловеще добавил Гренвиль.

Таунсенд приказал Хитер отменить все назначенные встречи. Остаток утра он провел на инструктаже по семинару, который компания намеревалась провести в следующем месяце. Генри Киссинджер и сэр Генри Голдсмит уже дали согласие выступить с докладом. Это была идея Таунсенда – собрать в Гонолулу руководителей всех своих компаний и наметить план развития корпорации на следующие десять лет, обсудить, как впишется «Мульти-Медиа» в общую структуру компании и как лучше использовать это последнее приобретение. «Неужели семинар тоже придется отменить? – думал он. – Или он превратится в похоронную службу?»

Понадобилось двадцать семь безумных дней, чтобы собрать деньги для покупки «Мульти-Медиа». Он провел много бессонных ночей в сомнениях – не совершил ли он ужасную ошибку? А теперь эта статейка в «Файнэншл Таймс» оправдывала самые худшие его опасения. Если бы только он не успел к крайнему сроку или хотя бы послушался Тома.

Водитель повернул на Уолл-Стрит и за несколько минут до двух остановился перед зданием банка. Выйдя из машины, Таунсенд внезапно вспомнил, как сильно нервничал, когда его впервые вызвали к директору почти пятьдесят лет назад. Швейцар в длинном синем пальто открыл огромную зеркальную дверь. Он приложил руку к козырьку фуражки, увидев, кто стоит перед ним. Интересно, долго еще он будет отдавать мне честь, подумал Таунсенд.

Он кивнул и вошел в зал на первом этаже, где Дэвид Гренвиль о чем-то увлеченно беседовал с Томом Спенсером. Заметив его, оба мужчины повернулись и улыбнулись. Они явно не сомневались, что на эту встречу он не опоздает.

– Рад вас видеть, Кит, – Гренвиль пожал ему руку. – И спасибо, что пришли вовремя.

Таунсенд улыбнулся. Директор школы никогда не говорил ничего подобного. Они направились к лифту.

– Как поживает Кейт? – спросил Гренвиль. – Когда мы виделись в последний раз, она редактировала какой-то роман.

– Он имел такой успех, что теперь она пишет свой собственный, – ответил Таунсенд. – Если положение не исправится, возможно, мне придется жить на ее гонорары.

Ни один из его спутников никак не отреагировал на его черный юмор.

Двери лифта открылись на пятнадцатом этаже, и они проследовали по коридору в кабинет исполнительного директора. Гренвиль усадил посетителей в удобные кресла и открыл лежавшую на столе папку.

– Позвольте для начала поблагодарить вас за то, что вы смогли так быстро прийти, – сказал он.

Таунсенд и его адвокат кивнули, хотя оба понимали, что другого выбора у них попросту не было.

– Мы имеем честь, – сказал Гренвиль, повернувшись к Таунсенду, – представлять интересы вашей компании более четверти века, и мне было бы жаль, если бы наше сотрудничество подошло к концу.

У Таунсенда пересохло во рту, но он слушал, не перебивая.

– Но было бы глупо недооценивать серьезность ситуации, в которой мы сейчас оказались. Мы провели пока поверхностный анализ вашего финансового положения, и нам представляется, что сумма ваших кредитов может превысить сумму ваших активов и, соответственно, привести вас к банкротству. Если вы хотите, чтобы мы остались вашим инвестиционным банком, Кит, так и будет, но при одном условии – вы гарантируете нам свое полное сотрудничество при решении вашей нынешней дилеммы.

– Что подразумевается под «полным сотрудничеством»? – спросил Том.

– Для начала мы направим в вашу компанию команду финансистов под руководством одного из наших опытнейших руководителей, которому вы предоставите безоговорочное – подчеркиваю, безоговорочное – право расследовать любой аспект вашей деятельности, если это будет необходимо для выживания вашей компании.

– А потом, после окончания расследования? – поинтересовался Таунсенд.

– Руководитель даст свои рекомендации, и вы, мы надеемся, выполните их в точности до мелочей.

– Когда я могу с ним встретиться? – спросил Таунсенд.

– С ней, – уточнил исполнительный директор банка. – И отвечаю на ваш вопрос – сию минуту. Мисс Бересфорд ждет вас в своем кабинете этажом ниже.

– Тогда давайте покончим с этим, – сказал Таунсенд.

– Сначала я должен знать, принимаете ли вы наши условия? – остановил его Гренвиль.

– Думаю, вы и так поняли, что мой клиент уже принял решение, – вмешался Том.

– Хорошо, в таком случае я провожу вас к Э.Б., и она сообщит вам, каков будет следующий этап.

Гренвиль встал из-за стола и вместе со своими гостями спустился по лестнице на четырнадцатый этаж.

Он остановился перед кабинетом мисс Бересфорд и почтительно постучал.

– Войдите, – произнес женский голос.

Исполнительный директор открыл дверь, и они вошли в большой, уютно обставленный кабинет с видом на Уолл-Стрит. Сразу же возникало впечатление, что здесь обитает аккуратный, опрятный и рациональный человек.

Женщина лет сорока, может быть, сорока пяти, как определил Таунсенд, поднялась и вышла из-за стола им навстречу. Она оказалась почти одного роста с Таунсендом, у нее были аккуратно подстриженные темные волосы, большие очки почти полностью закрывали аскетическое лицо. Она была одета в хорошо скроенный темно-синий костюм и кремовую блузку.

– Добрый день, – протянула она руку. – Я Элизабет Бересфорд.

– Кит Таунсенд, – ответил он, пожимая ей руку. – А это мой адвокат Том Спенсер.

– Ну, я вас оставлю, – сказал Дэвид Гренвиль. – Но на обратном пути, пожалуйста, загляните ко мне, Кит. – Он сделал паузу. – Если не передумаете.

– Спасибо, – кивнул Таунсенд.

Гренвиль вышел, тихо прикрыв за собой дверь.

– Садитесь, пожалуйста, – предложила мисс Бересфорд, показав на удобные кресла напротив стола. Когда она вернулась на свое место, Таунсенд обратил внимание на кучу разложенных перед ней папок.

– Хотите кофе? – спросила она.

– Нет, спасибо, – отказался Таунсенд. Ему хотелось поскорее покончить с этим. Том тоже покачал головой.

– Я – доктор компаний, – начала мисс Бересфорд, – и моя задача – спасти «Глобал» от преждевременной смерти. – Она откинулась на спинку кресла и, положив руки на стол, соединила кончики пальцев. – Как любой врач, обнаруживший у пациента опухоль, я первым делом должна определить: злокачественная она или доброкачественная. Хочу сразу сказать вам, что мой рейтинг успешных исходов в таких операциях составляет примерно один из четырех. Должна также добавить, что это самое трудное мое задание.

– Благодарю вас, мисс Бересфорд, – склонил голову Таунсенд. – Звучит весьма обнадеживающе.

Никакой реакции. Она подалась вперед и открыла одну из папок.

– Хотя сегодня утром я несколько часов просматривала ваши балансовые отчеты, а моя превосходная команда финансистов провела дополнительное исследование, я все еще не в состоянии судить, насколько точную оценку вашей компании дала «Файнэншл Таймс», мистер Таунсенд. Газета сделала обоснованное предположение, что ваши пассивы превышают активы. Моя работа – дать более точную оценку.

Мои проблемы осложняются внешним воздействием. Во-первых, после изучения вашего досье любому становится ясно, что вы страдаете профессиональным заболеванием, характерным для людей, добившихся успеха собственными силами – при заключении сделки вас привлекают далекие горизонты, а о том, как вы туда доберетесь, должны волноваться другие.

Том с трудом сдержал улыбку.

– Во-вторых, вы совершили классическую ошибку – японцы дали ей изящное старомодное название «закон Архимеда». Ваша новая сделка часто в сумме превышает все остальные вместе взятые.

Приведу конкретный пример. Вы просто взяли в долг три миллиарда долларов в разных банках и финансовых учреждениях для покупки «Мульти-Медиа». Но вы даже не подумали, хватит ли денежного потока всей вашей издательской группы, чтобы покрыть столь огромную ссуду. – Она замолчала и снова сложила кончики пальцев. – Откровенно говоря, мне трудно поверить, что вы обращались за профессиональным советом по поводу этой операции.

– Я обращался за профессиональным советом, – возразил Таунсенд. – И мистер Спенсер пытался меня отговорить.

Он бросил взгляд на своего адвоката, но тот сидел с непроницаемым лицом.

– Ясно, – кивнула мисс Бересфорд. – Если я потерплю неудачу, своим падением вы будете обязаны тому безрассудному игроку, что сидит в вас. Всю ночь до самого утра я читала эти документы и пришла к заключению, что до сих пор все эти годы вы держались на плаву только по одной причине – вы больше выигрывали, чем проигрывали, и ваши банкиры, хотя вы частенько доводили их до безумия, все же – порой вопреки здравому смыслу – верили вам.

– А хорошие новости будут? – поинтересовался Таунсенд.

Пропустив его вопрос мимо ушей, она продолжала:

– Моей первой задачей будет пройтись по вашим бухгалтерским книгам, выражаясь избитым клише, частым гребнем, изучить каждую вашу компанию и ее обязательства – размер, страна, валюта не имеют значения – и попытаться составить общую картину. Если, проделав все это, я приду к заключению, что «Глобал» все еще кредитоспособна – в юридическом смысле слова, – я перейду к следующему этапу. А это, несомненно, будет означать, что вам придется продать некоторые самые ценные активы компании, причем среди них будут и те, к которым, я уверена, вы испытываете личную привязанность.

Таунсенд даже думать не хотел, какие ценности она имеет в виду. Он просто сидел и слушал этот похоронный марш.

– Даже в случае успешного завершения процесса мы используем резервный план на случай непредвиденных ситуаций, то есть составим черновик пресс-релиза, в котором объясним, почему «Глобал Корпорейшн» подает заявку о добровольной ликвидации. Если потребуется, я без промедления передам его в «Рейтер».

Таунсенд судорожно сглотнул.

– Но если этот шаг окажется излишним, я перейду к этапу номер три. На этом этапе я нанесу визит в каждый банк и финансовый институт, с которыми вы так или иначе связаны, и попытаюсь убедить их дать вам еще небольшую отсрочку для погашения долгов. Хотя должна вам сказать, на их месте я бы не согласилась.

Она замолчала, потом протянула руку и открыла другую папку.

– Судя по всему, – сказала она, глядя на какие-то рукописные заметки, – мне придется посетить тридцать семь банков и одиннадцать других финансовых учреждений, разбросанных по четырем континентам. Кстати, большинство из них звонили мне сегодня утром. Могу только надеяться, что мне удалось выиграть немного времени, чтобы успеть разобраться со всем этим, – она показала рукой на папки у себя на столе. – Если каким-то чудом мы сумеем выполнить этапы один, два и три, моей последней задачей – и, безусловно, самой сложной – будет убедить те же банки и учреждения, которые сейчас с таким недоверием относятся к вашим перспективам на будущее, позволить вам собрать финансовые средства для обеспечения дальнейшего существования компании. Я не доберусь до этого этапа, если не смогу им доказать – с помощью данных, проверенных независимыми аудиторами, – что их ссуды обеспечены реальными активами и положительным денежным потоком. Думаю, вы не удивитесь, если я скажу, что меня саму еще нужно в этом убедить. А если вам повезет и вы дойдете до четвертого этапа, даже не думайте, что сможете расслабиться. До этого будет далеко, потому что тогда вы узнаете детали этапа номер пять.

Таунсенд почувствовал, как по спине у него тоненькой струйкой течет пот.

– В одном отношении «Файнэншл Таймс» права, – продолжала она. – Если один банк заартачится, тогда, цитирую, «все сооружение с треском развалится». Если конечный результат будет таким, я передам это дело своему коллеге, который работает этажом ниже и специализируется на ликвидациях.

В завершение скажу, мистер Таунсенд, если вы хотите избежать участи ваших соотечественников Алана Бонда^[42] и Кристофера Скейза,^[43] вы должны не только сотрудничать со мной, но и дать мне слово, что с той минуты, как вы покинете мой кабинет, вы не подпишите ни одного чека, не переведете никаких денег со счетов ваших компаний, кроме тех, что необходимы для покрытия повседневных расходов. И даже эти суммы ни при каких обстоятельствах не должны превышать двух тысяч долларов. Если вам потребуется бо́льшая сумма, вам придется получить мою санкцию.

Она посмотрела на него в ожидании ответа.

– Две тысячи долларов? – переспросил Таунсенд.

– Да, – кивнула она. – Вы сможете связаться со мной в любое время дня и ночи, и, обещаю, вам не придется ждать моего решения больше часа. Однако если вы не в состоянии выполнить эти условия, – она закрыла папку, – тогда я отказываюсь представлять ваши интересы. То же относится и к этому банку, чья репутация, как вы сами понимаете, также находится под угрозой. Надеюсь, я достаточно четко обрисовала свою позицию, мистер Таунсенд.

– Предельно четко, – сказал Таунсенд. Он чувствовал себя так, словно провел десять раундов с боксером-тяжеловесом.

Элизабет Бересфорд откинулась на спинку стула.

– Вы, разумеется, можете посоветоваться со своим адвокатом, – предложила она. – Я готова предоставить вам наш зал заседаний.

– В этом нет необходимости, – ответил Таунсенд. – Если бы мой адвокат был с вами в чем-то не согласен, он бы давно об этом сказал.

Том позволил себе улыбнуться.

– Я выполню все ваши рекомендации.

Он взглянул на Тома, тот одобрительно кивнул.

– Хорошо, – сказала мисс Бересфорд. – В таком случае, можете начать со своих кредитных карточек. Отдайте их мне.

Три часа спустя Таунсенд встал из своего кресла, пожал руку Элизабет Бересфорд и, чувствуя себя как выжатый лимон, оставил ее со своими папками. Поднявшись на один этаж и побрел по коридору к кабинету исполнительного директора. Только он хотел постучать, как дверь распахнулась, и на пороге возник Дэвид Гренвиль с большим стаканом виски в руке.

– Я подумал, вам это может понадобиться, – он протянул виски Таунсенду. – Но сначала скажите, вы живы после первых раундов с Элизабет?

– Не уверен, – ответил Таунсенд. – Но она вырвала у меня обещание, что следующие две недели я буду приходить к ней каждый день с трех до шести, и в выходные тоже. – Он сделал большой глоток виски и добавил: – Она забрала мои кредитки.

– Это хороший знак, – улыбнулся Гренвиль. – Значит, она считает, что еще не все потеряно.

– Мне полагается испытывать благодарность? – спросил Таунсенд, осушив стакан.

– Нет, просто временное облегчение, – сказал Гренвиль. – Вы еще не передумали прийти на прием в банке сегодня вечером? – поинтересовался он и налил Таунсенду вторую порцию виски.

– Ну, вообще-то я собирался, – ответил Таунсенд. – Но она, – он показал пальцем в пол, – дала мне такое огромное домашнее задание на завтра, что…

– Думаю, вам следует появиться сегодня, Кит. Ваше отсутствие в нынешней ситуации может быть неправильно истолковано.

– Наверное, вы правы. А она не отправит меня домой, не дав даже попробовать главное блюдо?

– Вряд ли. Я посадил вас справа от нее. Таким образом, я продемонстрирую банковскому миру, что мы поддерживаем вас на все сто процентов.

– Черт. А как она в обычном общении?

Председатель недолго обдумывал его вопрос.

– Должен признаться, Элизабет не сильна в светских разговорах.

ГЛАВА 37

ДЕЙЛИ МЕЙЛ, 2 июля 1991 года:

ЧАРЛЬЗ И ДИАНА: «ПОВОД ДЛЯ БЕСПОКОЙСТВА»

– Вам звонят из Швейцарии, мистер Армстронг, – доложила временная секретарша, имени которой он не помнил. – Говорит, его зовут Жак Лакруа. На второй линии звонок из Лондона.

– Кто звонит из Лондона? – спросил Армстронг.

– Мистер Питер Уэйкхем.

– Попросите его подождать и соедините меня со Швейцарией.

– Это ты, Дик?

– Да, Жак. Как ты, старина? – пророкотал Армстронг.

– Немного обеспокоен, Дик, – тихо ответили из Женевы.

– Почему? – спросил Дик. – Я передал чек на пятьдесят миллионов долларов в твое нью-йоркское отделение еще на прошлой неделе. У меня даже квитанция есть.

– Я не сомневаюсь, что ты передал чек, – ответил Лакруа. – Но чек сегодня вернули в банк с пометкой «обратитесь к чекодателю».

– Наверное, какая-то ошибка. Я знаю, что на счету достаточно денег для покрытия такой суммы.

– Все может быть. Но кто-то тем не менее отказывается перевести эти деньги нам. Более того, нам дали понять, что впредь не будут обналичивать чеки по этому счету.