Текст книги "Детский сад"

Автор книги: Джефф Райман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 35 страниц)

Его украшенная арками громада вздымалась над водой, подобно ангару; все четыре угла украшали бамбуковые башенки с зубцами. Из-за дымки дом был словно окутан золотистым сиянием. Бамбуковое строение чем-то напоминало плывущий по водам устья ковчег. Дом окружала просторная тростниковая площадка со специальными местами для швартовки.

Плоскодонка аккуратно причалила, и мальчуган-лодочник, выскочив, надежно пришвартовал ее к площадке с лесенкой. Подав Милене руку, он помог ей подняться, после чего занес на площадку ее бамбуковый чемоданчик.

– Я в таком месте ни разу не был, – шепотом признался он.

– Да и я тоже, – ответила Милена.

По слегка покатой площадке к ним навстречу шла кругленькая как кубышка женщина.

– Вы та самая, из театра? – спросила она кудахтающим голосом, без особого радушия.

– Да. Меня зовут Милена Шибуш. – Милена протянула было руку, но женщина приближаться не стала.

– Я мисс Уилл. Больше, видите ли, заняться этим было некому, так что спихнули все на меня, чтобы я вам тут все показала-рассказала. – Она поглядела на мальчишку-лодочника. – Да, ему тоже придется подняться. Ужас, правда? Этот дым просто кошмарный, да еще и завывания!

Так и не снизойдя до рукопожатия, она повернулась и повела Милену к жилищу для Противных.

Раздвижные двери были открыты. Стены состояли из передвижных панелей, которые можно было сдвигать, убирать или добавлять в зависимости от погоды. Мисс Уилл провела Милену в просторный крытый внутренний двор.

Внутри было тихо, как в храме. Потолок украшали тростниковые арки. Сквозь стены как сквозь сито яркими точками сеялся свет, спицами стелясь по полу, покрытому чем-то вроде ковра. Коридоры, лестницы, встроенная мебель. Где-то готовили: доносился запах стряпни.

– Все жилье изолированное. Между стенами – мертвое пространство, как его тут называют, для поглощения шума. По крайней мере, спокойно. Вы будете жить вот здесь, наверху.

По бамбуковой лестнице они поднялись под частокол кровельных балок. Комнаты Милены теснились над водяным баком. Мисс Уилл поочередно открыла раздвижные створки двери.

Смежные комнаты чем-то напоминали лакированную шкатулку. Зимние ширмы аккуратно сложены, а окна открыты; сейчас в них приятно веял ветерок. Полы устилали приятные, мягкие на ощупь коврики. Летние жалюзи с орнаментом: фламинго, цапли и рыбаки. На полу несколько грушевидных пуфов, возле окна – письменный стол со стулом. Далее шла отдельная кухня с плитой; во всех комнатах стояли миниатюрные печки для обогрева. За ширмой – ванная, в ее полном единоличном распоряжении: большущая резиновая ванна с двумя кранами и отверстием для слива. Воду можно было не экономить и плескаться в ней сколько угодно. Был еще и отдельный туалет с настоящим унитазом.

Обходя комнаты, Милена то и дело невольно вскрикивала:

– Ой нет, вы гляньте! А это! – Ее охватывал прилив восторженной благодарности после каждого нового открытия. Притихший мальчик-лодочник робко шагал рядом.

– Я даже не думал, что такие дома бывают, – с благоговением проговорил он.

Милена подошла к одному из окон и выглянула наружу. Взгляд упал на пестрый матрас из зеленых квадратов обрабатываемой земли, бурых овалов прудов, полосок дорожек и мостков, семечек каноэ в том месте, где находился плавучий базар. Мягко сияла водная ширь с розовыми крапинками фламинго, островками тростника и сидящими на плетнях птицами.

– Я и представить не могла, что буду жить в таком месте, – сказала Милена. «Ну вот, наконец-то. Здесь я смогу отдохнуть. Здесь я действительно в безопасности».

Издалека наплывами доносились отзвуки погребальных песнопений и клубы дыма.

Для того чтобы ее разыскать, Троун Маккартни потребовалась всего лишь неделя.

ПРИМЕРНО ЧЕРЕЗ НЕДЕЛЮ, поднимая в туалете бамбуковую крышку унитаза, Милена обнаружила в нем лицо Троун.

«Вот оно когда началось, – определила Милена Вспоминающая. – Те самые июль и август, когда я готовилась лететь в космос. И это тоже необходимо вспомнить. Еще одна неотъемлемая часть истории. А Консенсусу нужна история».

Троун язвительно засмеялась.

– Вот и я, – сказала она. – Если думаешь справить нужду, придется справлять ее на меня. Как у нас с тобой, в общем-то, всю дорогу и было. Разве не так? А, Милена?

Милена, распахнув глаза, смотрела с нескрываемым ужасом. Она еще не осознала масштабов катастрофы.

– Новенькая квартирка для Противных, Милена, тебя не спасет. От совести не уйдешь.

– Это ты мне еще смеешь говорить про совесть, – произнесла Милена.

– Смешно, а! – воскликнула голова в унитазе. – Насколько люди, творящие несправедливость, склонны обвинять в бессовестности кого угодно, только не себя. Ну да, иначе как же им обтяпывать свои делишки.

Милена без слов опустила крышку. Окруженная мертвым пространством, она возвратилась в свои лакированные комнаты. По полу пролегали ослепительно яркие лучи. Это было Лето Песен, Лето Света, когда дождей не было два месяца подряд.

В центральной комнате ее встречала голограмма нужника – обычного, с дыркой и двумя досками для ступней.

– Ку-куу, Милена-а! – позвал откуда-то изнутри приглушенный голос.

Помимо этого, на полу лежала освежеванная туша буйвола. Взбрыкнув, туша поднялась и, как была – на ногах-обрубках, без головы, – подалась к Милене.

– Вот она я-а-а, – пропела туша, – новая постановка Милены Шибу-уш. – Качнувшись на своих обрубках, туша не удержалась и упала. – Автор голограмм – некая особа, с которой мы тайно встречались в доме из коралла!

Из обрубка шеи начали прорастать цветы – Троун не умела представлять их как следует, и поэтому они были смазанные. В данный момент они сочились кровью.

– Бедная, бедная Милена. Как ей сейчас тяжко, – разнесся по воздуху вздох фальшивого сочувствия. – А-а-а-х!

Заметив краем глаза шевеленье, Милена повернулась. Перед ней стояла Троун и протягивала ей нож.

– Ну давай же, Милена. Ты же в тот раз не закончила? Я теперь сижу у тебя в голове. Ты горишь желанием меня убить. Что ж, теперь у тебя это получится. Причем реального вреда мне это не причинит. Ты же это всю дорогу себе внушала? Что не причинила мне настоящего вреда? Ну так давай же, режь меня ломтями. Сейчас будет море крови, и я умру прямо здесь, посреди твоей премилой партийной квартирки.

– Откуда ты посылаешь голограммы? – осведомилась Милена.

Образ рассмеялся.

– А может, я здесь на самом деле и ты реально можешь меня убить. Или же просто берешь все у себя из головы.

– Учти, стоит Партии узнать, что ты сейчас вытворяешь, тебя размажут таким ровным слоем – родные вирусы не узнают.

– Да ну? – спросила Троун с такой самоуверенной улыбкой, что Милене стало не по себе.

Голограмма Троун Маккартни преобразилась в голограмму Милены Шибуш.

– Мильтон, – сказала Милена Шибуш плаксиво. – Эта негодяйка Троун Маккартни меня преследует! Она подкидывает мне в комнату безголовых коров, подкарауливает даже в унитазе. Я просыпаюсь среди ночи и вижу у себя перед носом ее улыбку. Мильтон, она сведет меня с ума!

Образ Милены Шибуш с улыбкой обернулся.

– Ну и что, ты считаешь, подумает по этому поводу наш Министр?

Образ Милены Шибуш подошел к невнятному кокону света, отдаленно напоминающему Сциллу.

– Сцилла, – прохныкала Милена с кислой физиономией. – Оставь меня в покое, ясно? Твое постоянное стремление быть на первых ролях и затмить такой талантище, как я, меня просто достало.

Образ Милены Шибуш повернулся и захлопал глазами.

Там, где образ смыкался с реальностью, не наблюдалось обычного в таких случаях потрескивания света. Даже тени отбрасывались на пол под правильным углом.

«Смотрится исключительно достоверно», – подумала Милена с упавшим сердцем. В уме лихорадочно мелькали мысли о том, что в данной ситуации можно предпринять, а что нельзя. Вырубить электричество? Какое электричество, где? Ей даже неизвестно, откуда Троун сейчас посылает голограммы.

«Все дело здесь – в светообмене, – напомнила она себе. – Троун может видеть каждое мое движение, слышать каждое мое слово. И все это она использует: любой намек на план, на подлинные мои чувства, на то, что я боюсь и чего не боюсь.

Единственная моя защита – молчание».

Рядом с образом Милены возник образ Троун. Они начали разыгрывать на двоих некую психическую драму.

Посредством света нагнеталась своеобразная искусственная реальность.

Эта воображаемая Троун была яркой, умной, привлекательной. Милена выглядела ее полной противоположностью: сопливая, чопорная, непроходимо тупая грязнуля. Эта Троун – невинная, полная сострадательной жалости жертва – с трудом терпела коварную уродину Милену. И безусловно, была сильнее ее.

– У меня есть кое-какие новые идеи, – говорила эта Троун. – Я думаю, они действительно спасут представление.

На угрюмой физиономии горбатой (!) Милены появилась гаденькая, вороватая улыбка.

– Н-да? Что ж, это очень мило с твоей стороны, Троун. Только насчет содержания решать мне. Это я режиссер.

Троун чутко вздохнула и горестно покачала головой. Повернувшись к настоящей Милене, она пожала плечами: дескать, упертая бедняга, ну что с нее взять? Приходится идти на поводу.

– Конечно, конечно, Милена. Успокойся, все почести достанутся тебе. Но понимаешь, эти идеи вносят в спектакль необходимую разрядку, веселье. – Говорила она нарочито медленно и отчетливо, словно общаясь со слабоумной, до которой ничего не доходит. – Людям нравится смеяться. Давай их немного развлечем.

– Ни за что! – задрав нос, кичливо воскликнула Милена. – Любой смех идет вразрез с грандиозностью замыслов Милены Шибуш!

«Какая пошлая банальность, – подумала Милена. – Вот именно так, по-дилетантски, играют малолетки. Выпендриваются друг перед дружкой, пытаясь свой негатив вложить в уста нелюбимого персонажа. Так кто же из нас совершает несправедливость, Троун?»

– Теперь я вижу, режиссером тебе точно не быть, – сказала она вслух.

«Молчи, балда!»

Милена-образ между тем вещала:

– Тебе никогда не быть такой талантливой как я, Троун. Никто не сравнится в таланте со мной. Ну-ка, давай сыграем эту сцену так, как представляю ее я. Вот увидишь, выйдет намного талантливей.

Что-то мигнуло, и голограммы поменялись местами.

Милена (врываясь):

– Троун! Мне нужно что-нибудь новое, живописное. Я уломала Консенсус дать нам «добро». Связи – это сила! Главное, не чтоты знаешь, а кого.Троун, опять ты мне о своем! Давай-ка наберись терпения, осталось совсем немного. От тебя требуется одно: прогибаться. Делать нужно только то, чего требует от тебя Консенсус. – Зеркальный образ Милены был полон идиотской озабоченности. – Ну, как дела, Троун? Работаешь здесь, все сама по себе. Хотя знаешь, как я о тебе пекусь.

– Тогда почему, – задал вопрос образ Троун, – ты постоянно не даешь мне развернуться, держишь меня в неопределенности?

– В самом деле? – деланно спохватился образ Милены. – Разве? Не знала, извини.

– Нет, ты именно знала, – печально сказала Троун.

«Кстати, – отметила Милена, – сейчас и актеры выглядят убедительней, и игра явно лучше».

– Ты всегда прикидываешься такой занятой, – продолжал образ Троун уязвленным тоном. – В прошлый раз, когда я пыталась вызвать тебя на разговор, ты мыла цыпленка. Тот цыпленок был самым важным из всех, каких мне только доводилось встречать. Я имею в виду ту сосредоточенность, с какой ты его отмывала. И я спросила себя: «Что в нем есть такого, чего нет во мне?» И ответ получился такой: он мертвый, и порезан на кусочки. А я все еще могу давать отпор.

«У нее выходит лучше, – подмечала Милена, – когда она себя представляет как меня. Как будто я придаю ей некий тон, которым она может изъясняться. Если я представляю для нее такую важность, неудивительно, почему она так брыкается. Стоит мне уступить, проиграть, и все: я сделаюсь ее придатком на всю оставшуюся жизнь. Так, свиристелкой на подхвате, озвучивающей все, что ей взбредет в голову».

Тише, Милена. Смотри и слушай. Все, что бы ты сейчас ни сказала, будет использовано против тебя.

– Я не рассчитывала, что все так обернется! – восклицал образ Милены в притворном ужасе.

– Все ты рассчитывала. Я не нужна тебе, и ты специально стремишься меня вытеснить, – горько уличала Троун, причем именно в том обличии, в каком ей, видимо, хотелось представать в действительности. Даже интонации у нее сейчас были как у Милены. – Ты поступаешь бесчестно, знаешь ли ты об этом? И чем дальше, тем больше. Ты настолько неискренна, что мне в твоем присутствии все труднее – почти уже невозможно – оставаться прямой и честной. Все словно стягивается в какой-то узел.

«Она безусловно ведает, что творит, – подумала Милена. – Бесспорно. Троун не умалишенная, нет: она действует вполне сообразуясь с реальностью. Она понимает, как все обстоит на самом деле, и потому эту реальность ненавидит; и, всасывая, выплевывает задом наперед. Зеркальный образ».

«Да, мне несказанно повезет, если я из этого как-нибудь выпутаюсь, – размышляла Милена. – Все зашло настолько далеко, что дальше некуда». – Пройдя в туалет, она воспользовалась унитазом по назначению, в то время как Троун, зависая перед ней в воздухе, транслировала происходящее в данный момент, как если бы смотрела из него снизу вверх.

«Она понимает, что я какое-то время буду ее игнорировать. На это и делается расчет. Как будто она тот самый цыпленок. Стоит ей добиться от меня какой-нибудь реакции – отвращения или ужаса, неважно, – это будет ее победой. Если я так и буду делать вид, что ее не замечаю, она опять-таки в выигрыше. Получается гордиев узел, развязать который никак нельзя. Да я и не знаю, как это сделать. Ну разве что постоянно находиться с кем-нибудь из людей, когда она будет бояться себя обнаружить. Стоит мне заполучить хоть одного свидетеля, который бы увидел то, что вижу я – все эти голограммы, – и всё. Можно будет вместе с ним пойти к Мильтону и обо всем рассказать.

В противном же случае – здесь она права – он сочтет меня за сумасшедшую.

Просто игра в прыгалки какая-то. Прыг-скок. Только правила сейчас задает она».

– Тебе безусловно приятно от мысли, что теперь тебе не быть одной. Так ведь, Милена? – послышался голос.

«Откликнуться – она в выигрыше. Промолчать – тоже в выигрыше».

Милена, как по наитию, вдруг ехидно засмеялась и тряхнула головой.

– Хи-хи-хи, – мрачно передразнила ее Троун. Такая реакция ей явно не понравилась.

Поднявшись, Милена спустила в унитазе воду. Под напором струи образ Троун дрогнул, преломился и на время исчез.

«Вода, – вспомнила Милена. – Вампиры и призраки не могут пересекать текущую воду».

Троун стояла рядом с ней.

– Милена, я тебя теперь узна́ю досконально, до мелочей. Буду находиться здесь все время, безотлучно. Каждый твой шажок буду отслеживать. И когда какая-нибудь мелкая Чего Изволите будет прибирать твое партийное жилище, я тоже буду при этом присутствовать. Хотя бы мушкой на стене. Буду вот так сидеть и наблюдать.

Милена, молча склонившись над раковиной, набирала во фляжку воду. Совершенно внезапно ее охватила усталость, опустошенность.

«Видно, теперь это будет постоянно. Главное, чтобы Троун не заметила».

Милена-режиссер завинтила фляжку. Она ее обычно наполняла чаем и прихватывала с собой на репетиции. На этот раз она налила в нее воду.

«Если я подловлю ее где-нибудь на людях и плесну в изображение водой, свет преломится и сразу станет понятно, что это голограмма».

На пути из ванной Милена прошла сквозь образ Троун, почувствовав, как светом чуть кольнуло родопсин под кожей.

«Пожалуй, пока не надо больше ничего наполнять водой, чтоб себя случайно не выдать. Сейчас июль. В космос я отправляюсь в октябре. Там ей до меня не дотянуться. А до этого меня должны сделать Терминалом. После чего им все раскроется, так как я буду напрямую связана с Консенсусом. Через меня он узнает, что она здесь вытворяла. Вот тогда ее привлекут. Так что я, считай, уже выиграла. Главное – держаться первое время. Пока я не стала Терминалом и не отправилась в космос.

А до этой поры надо быть возле людей. Чтобы постоянно рядом кто-то был. Троун – самая импульсивная и нетерпеливая персона из всех, с кем я только знакома. Выжидать ей не хватит терпения. Если только она, конечно, не сообразит, что я именно на это и рассчитываю.

Работать. Выкладываться. Чтобы постоянно были репетиции, записи, куча народа. От этого она тоже будет вне себя. Увидит, как я создаю голограммы, и это для нее будет как острый нож – видеть, что дело делается без нее, – и потому она как-нибудь себя неизбежно проявит».

«Троун, – размышляла Милена со спокойной уверенностью, – мне придется тебя уничтожить. Возможно, это пора было сделать уже давно».

– Так что распрощайся со своей прежней жизнью, – сказала ей Троун. – И да здравствует новая.

НЕСМОТРЯ НА МЕРТВОЕ ПРОСТРАНСТВО между квартирами, звук отодвигаемых панелей был все равно слышен. Как раз сейчас кто-то выходил из квартиры наружу. Милена тут же открыла створку своей двери и даже не стала ее за собой закрывать.

Внизу по общему внутреннему дворику шагала к открытым воротам мисс Уилл. В этот момент она показалась Милене чуть ли не родной.

– Вы случайно не собирались прогуляться? – елейным голосом окликнула ее Милена.

Сложности в общении с мисс Уилл у Милены не возникало. Слишком уж точно та вписывалась в ее представление о жене партийного чинуши: эдакая нахохленная квочка. Хорошо одетая, с уложенными в чепец волосами, дородная, с брюзгливым выражением лица. Мужу она была особо не нужна. От обилия июльского родопсина круги под глазами у нее выглядели ярко-лиловыми кольцами.

– Да. Покупки я обычно никому не доверяю, делаю их сама, – сказала мисс Уилл.

– Ой, а можно я с вами? – наигранно пропела Милена.

«Я игнорирую людей, пока они не становятся мне нужны. Действительно, похоже на ту историю с цыпленком. Возможно, Троун в чем-то права».

– Да как вам будет угодно, – сказала мисс Уилл. – Я ни из чего не делаю помпы. Не то что вы, артисты. – Она с демонстративной невозмутимостью дождалась, пока Милена, стуча каблуками, чуть ли не бегом спустилась с лестницы.

– Погода просто чудесная, – завела разговор Милена.

– Ой, жара просто несусветная, – заметила мисс Уилл.

Забор у нее за спиной, вне ее поля зрения, начал источать мерзкую на вид слизь, а в воздухе послышалось что-то вроде призрачного предостережения. Троун была где-то рядом, начеку. Милену на ходу словно кольнуло щупом.

Главные ворота не запирались, чтобы по дому свободно циркулировал воздух. Палящий свет снаружи буквально слепил. Пол площадки был выбеленным, как кость. Экономка развешивала на просушку белье и ослепительно белые на солнце простыни. От далеких тростников уже начинал исходить гнилостный запах. Уже начинала жухнуть и выгорать трава. Канал становился все мельче, с боков обнажалось илистое дно.

Мало-помалу надвигалась засуха.

– Чудесная погода для простыней, – окликнула их экономка, мисс Маркс. Она вполне подходила под определение «мисс Чего Изволите». – Не успеешь глянуть, а они уж высохли!

Мисс Маркс улыбнулась, как вдруг изо рта у нее вылезли клыки, а в зубах появился морской еж.

«Вот оно, смотрите!» – хотела крикнуть и развернуть мисс Уилл Милена, но к этому моменту морок уже исчез. Мисс Уилл удостоила экономку лишь мимолетным взглядом и опять приняла свой всегдашний нахохленный вид.

Милена прикинула. Морской еж и та бычья туша получились очень натуралистичными. Троун наверняка брала образ откуда-то напрямую. Не исключено, что она сейчас где-нибудь на рынке, в мясных и рыбных рядах. Милена двинулась к пристани, которая, кстати сказать, уже не достигала воды. Площадка партийного дома-ковчега возвышалась высоко над водой. От печей Поминовения по-прежнему стелился дым, и так же заунывно гудел вдали хор из множества голосов.

Мисс Уилл взяла Милену за руку с некой снисходительной фамильярностью, как будто она была если не Чего Изволите, то как минимум ее подружкой.

– Это солнце не сулит здоровью ничего хорошего, – сетовала она. – Я вот вчера получила ужасный ожог, просто сидя на балконе. К тому же это сказывается на аппетите. Он сходит на нет, и ничего из еды уже не радует. Я уж вчера говорю Эмили, нашей служанке: «Придумай, мол, что-нибудь такое, поаппетитнее». Ну да у той, известно, фантазии кот наплакал – блюд в меню раз-два и обчелся. Снова сделала тамаль [26]26
  Латиноамериканское блюдо – пирог из кукурузной муки с мясом и специями.


[Закрыть]. – Похоже, мисс Уилл уже так свыклась со своим статусом жены номенклатурщика, что перестала понимать, насколько лучше она живет по сравнению с остальными.

– Да, в такую погоду действительно иной раз забываешь про еду, – согласилась Милена.

– А у Эмили нашей на все один ответ. Дескать, во всем виноват дефицит продуктов. Я не хочу ее винить: ведь, правда, на это можно свалить решительно все. Хотя не вздор ли: говорить про дефицит продуктов сейчас, когда у нас снова есть электричество!

– Такую прорву населения прокормить очень сложно, – сказала Милена дипломатично. – И погода, пусть даже и солнечная, на аграриях сказывается далеко не лучшим образом. В этом году столько злаков из-за зноя погибло. Просто сгорело.

– Да, и рыночные торговцы тут тоже вредят, – со знанием дела заметила мисс Уилл. – Видимо, специально создают весь этот дефицит, просто чтобы взвинчивать цены. Деньги с людей тянуть. А мне теперь что, всю жизнь одной кукурузой питаться? Вот и приходится идти, самой покупать продукты.

«Боже мой, какая она зануда», – уныло подумала Милена. Страх делал ее несколько раздражительной.

– Мне чего-то захотелось вдруг бананов, – поделилась мисс Уилл. – Так, для разнообразия.

Кожа на ее лиловом лице висела дряблыми складками. Вдалеке темными слоями стелился дым над Братством Поминовения. Под яростным косматым солнцем они стали ждать у причала лодку.

«У меня есть враг, – размышляла Милена. – А я совершенно одна».

Наконец подошла лодка, которую толкал шестом жилистый, обугленный солнцем старик лет тридцати пяти. Спуститься с причала в лодку самостоятельно мисс Уилл не могла. Для этого ей пришлось всем весом налечь на сморщенные руки полуживого старика.

Разместившись в лодке, мисс Уилл принялась жаловаться на то, что рынок находится слишком далеко. По ее мнению, членам Партии надлежало иметь свой, отдельный рынок, ближе к дому.

– Мне всегда ужасно сложно добиться чьего-либо внимания, когда я говорю, – жаловалась она. – Нет, вы представляете? Люди по непонятным причинам могут быть так черствы.

– Да, – кивнула Милена машинально. Она сейчас думала об окружающем их слепящем свете. Он также был ее врагом. Голограммы представляли собой световой обмен. Свет в одном месте меняется через пятое измерение со светом в другом – в той точке, где мысль и свет взаимодействуют между собой. Но этот взаимообмен пропорционален. Света вбрасывается столько, сколько принимается.

«Так что я вполне могла бы жить и в темноте», – подумала Милена. Она посмотрела в воду, которая была не прозрачнее желатина. Тем не менее в ее глубине виднелись силуэты плывущих детей. Дыша с помощью длинных тростинок, они ловили там рыбу и улиток.

И тут прямо под поверхностью воды она увидела Троун. Она была колыхавшимся трупом, у которого рыбы обгладывали мертвое лицо. Милена поспешно отвела взгляд.

– Что-то у меня с кожей странное творится, – насторожилась мисс Уилл.

Еще бы. Под кожей кишмя кишели черви, которые, казалось, вот-вот готовы ее прорвать и вылезти на поверхность.

«Да, Троун, цветы ты представлять не можешь, – подумала Милена, – а вот это– пожалуйста».

В носу у Милены засвирбело. Она чихнула. Засвирбело еще сильней; она опять чихнула. И еще, и еще раз. Теперь она чихала беспрестанно, беспомощно дергая головой. Из носа и глаз текло. Милена яростно терла глаза, но ничего не помогало. Внезапно зуд обрел форму. Он стал голосом, резонирующим в черепной коробке.

«Ап-чхи! – ехидно вторил он ее мучениям. – Привет, Милена. – Голос напоминал ее собственный. – Думай обо мне как о вирусе. Ты сейчас откуда-то подхватила вирус совести. Ты совершила жесточайшую несправедливость, и вот теперь он тебя из-за этого изводит. Ты обидела Троун Маккартни. И должна покаяться и исправиться».

«Она знает, – дошло до Милены, – что ответить я не могу. Стоит мне начать разговаривать с собой на людях, и люди точно подумают, что я рехнулась».

«Это твой собственный голос, Милена. Твой собственный разум твердит тебе, как надо поступить. Он велит: ступай в Зверинец и скажи всем, что тебе для постановки “Комедии” нужна Троун».

«Что теперь? – металась Милена. – Какую новую игру она затеяла?»

«До октября, – в отчаянии думала она. – Мне надо лишь продержаться до октября. А там меня сделают Терминалом и Консенсус увидит, в чем дело, и тогда…»

И тут Милена поняла, в чем суть этой игры. А поняв, со стоном закрыла лицо руками.

– Вы не поверите, но у меня когда-то была гладкая кожа и приятный цвет лица, – говорила мисс Уилл, поглаживая свои разбухшие от кишащих червей щеки. У червей противно шевелились ножки, как у личинок.

– Прошу прощения, мисс Уилл, но боюсь, что я неважно себя чувствую, – выговорила Милена.

Все предельно просто. Троун ни разу не упомянула, что она насылает голограммы. Говорила лишь, что Милена производит образы сама, из-за угрызений совести.

– Вы о болезнях? И не говорите, – солидарно откликнулась мисс Уилл. – Это с моей-то спиной, с моими почками! А доктора только и твердят, что все это у меня от воображения.

«Когда я сделаюсь Терминалом, Консенсусу станет известно только то, что некая особа, ни разу не проходившая Считывания, видит всякие бредовые галлюцинации и считает, что кто-то, к кому она испытывает неприязнь, насылает этот бред на нее.

При этом Консенсус сделает единственный возможный вывод: эта особа – сумасшедшая».

– Я предупреждала: сильный свет до добра не доводит, – резонно заметила мисс Уилл.

ТРИДЦАТИПЯТИЛЕТНИЙ СТАРИК-ЛОДОЧНИК доставил их на плавучий рынок, примерно в пяти километрах от дымов похоронного Братства.

Как и там, здесь, на рынке, стоял такой же бесформенный песенный гвалт, только радостный. Люди воспевали горки лука в своих челноках и крепкие свежайшие лотосы. Пели о мягких как пух камышовых одеялах, и о натертой имбирем рыбе, и о лягушачьих лапках в чесноке. Вместо черного дыма здесь царили аппетитное шипенье жаровен и буйство манящих запахов еды со специями.

– Останови-ка здесь, малый, – скомандовала мисс Уилл.

Лодочник, ухватившись за столбик швартовки, послушно подтянул лодку к барже, торгующей фруктами. С ее борта на них с широкой улыбкой смотрела девушка лет шестнадцати, в пестрящей яркими цветами и узорами рубашке. В волосах у нее красовалась водяная лилия.

«Эх, мне бы твою радость и беспечность», – с тайной завистью подумала Милена.

Мисс Уилл теперь сетовала на отсутствие бананов.

– Так они в основном растут на континенте, – объясняла девушка. – А там нынче все на корню посохло.

– Ну так выращивайте их здесь! – воскликнула мисс Уилл, с недовольным видом выбирая водные каштаны. Мисс Уилл держала при себе резиновые кошелки, скользкие на ощупь. Милена моргала: ей что-то, похоже, попало в глаз.

После того как кошелка была наполнена, мисс Уилл молча протянула ее Милене: «На, неси».

«Как все же скучно быть тобой, – с неожиданным сочувствием подумала Милена о мисс Уилл. – Тебе так трудно быть счастливой, ничего не в радость». Она взяла кошелку – сначала одну, затем и другую. Попавшая в глаз соринка раздражала все сильнее.

– Ох, – спохватилась мисс Уилл. – Я, оказывается, к тому же и деньги забыла. Вы не можете за это заплатить?

Вот и сочувствуй ей после этого. Милена взялась искать кошелек. От слез лицо мисс Уилл расплывалось перед глазами бесформенным пятном.

– Вы не подержите минуту кошелки? – спросила она. – Мне надо деньги достать.

– Почему я должна их держать? – строптиво удивилась мисс Уилл.

– Тогда я просто не смогу достать деньги, – сказала Милена со слегка раздраженным смешком, усиленно мигая, пытаясь сморгнуть соринку. Солнечный свет играл на воде нестерпимо резкими бликами.

Мисс Уилл неохотно приняла кошелки, и Милена достала кошелек.

И тут блики света с водной поверхности словно прыгнули на поверхность ее глаз.

И, сфокусировавшись, полыхнули ослепительными сполохами.

– Ой-й-й! – взвыла Милена.

Свет стал еще ярче, рассыпавшись колкими буравчиками, вонзающимися прямо в глазные яблоки. Милена с воплем замотала головой; свет червячками скользнул следом, повторяя ее движения. Ощущение было такое, будто солнечную плазму пересадили ей прямо на сетчатку. Глазные яблоки словно раскалились.

Милена с воплем выронила раскрытый кошелек, монеты из которого, судя по звуку, по носу лодки стали скатываться за борт.

«Смотрите, смотрите, что делается с женщиной!» – раздавались вокруг голоса. Что было в тот момент, Милена толком не помнила – скорее всего, скулила, как ошпаренная собака, беспомощно зажав мокрые от слез глаза пальцами. Наступила темнота, облегчение. Беспомощно рыдая, Милена чувствовала отступающую боль, радужкой различая текучие пурпурные узоры.

– Леди, не беспокойтесь, мы достанем ваш кошелек, достанем ваши деньги, – участливо говорил кто-то поблизости.

Барабанную перепонку сотрясала какая-то дрожь, постепенно перешедшая в голос.

– Что, Милена, не нравится свет? Правда глаза колет? Вот он каков, свет правды!

Плотно зажмурив глаза, Милена заткнула себе еще и уши.

В ноздри, судя по ощущению, залетела мушка. Нет, не мушка. Опять голос, зудящий, резонирующий в носовой перегородке, щеках и ушных пазухах.

– Уши заткнула. Глаза закрыла. Думаешь, так от беды укроешься? Учти, это только начало, – зудел голос. – Ты пойдешь в Зверинец, Милена. Пойдешь и скажешь, что тебе для работы над «Комедией» нужна Троун Маккартни.

Голос исчез подобно призраку.

Милена открыла глаза. Щеки были скользкими от слез, перед глазами по-прежнему висела пурпурная пелена.

«Она ж меня чуть не ослепила», – поняла Милена.

– Где мои деньги? – спросила она. – Там сколько-нибудь осталось?

Вирусы делали людей безукоризненно честными.

– Да, да, леди, разумеется. Мальчики за ними ныряли. Кое-что удалось найти, – сказала та симпатичная девушка с цветком, вдавливая мокрые монеты Милене в ладонь.

– Этого хватит на лодку или на такси? – шмыгая носом, спросила Милена. – Я ничего не вижу!

От страха и отчаяния голос у Милены срывался на плач.

«Черт бы ее побрал! Я у нее сейчас танцевала как марионетка».

Милену участливо поддерживали с боков.

– Да, да, конечно хватит, – успокаивало ее разом несколько голосов.

– Мне надо кое с кем увидеться в Зверинце, – шепотом сказала Милена. – Может, там мне помогут.

Чувствовалось, как ее осторожно ведут в другую лодку.

– Боже мой, – послышался обеспокоенный голос мисс Уилл. – А как же мои фрукты и каштаны?

– Ничего-ничего, вы можете заплатить за них позже, – успокоила ее девушка с цветком.