Текст книги "Муки ревности"
Автор книги: Джастин Харлоу
сообщить о нарушении
Текущая страница: 31 (всего у книги 33 страниц)
Глава 4
Однажды в конце сентября Шаннон с полной сумкой книг вышла из книжного магазина на улице Риволи. Она покупала все подряд: несколько новых романов и биографий, толстый том по оформлению интерьера, о котором давно мечтала, несколько книг для Патрика. В последний момент Шаннон нашла прекрасный подарок для Амадео – книгу о китайском фарфоре, и решила вручить ему в знак благодарности за августовский отпуск. Мысленно Шаннон уже составила текст дарственной надписи: «Дорогой Амадео! Прими эту книгу в знак признательности за самый прекрасный в моей жизни отпуск…» Учитывая ту новую близость, которая возникла между ними за время путешествия, она подпишется «любящая тебя Шаннон». Корабль шел вдоль изрезанного многочисленными бухтами живописного адриатического побережья. Это были счастливые дни.
Амадео пригласил с собой всего несколько человек из числа близких друзей. Всех, включая Фабриса, Шаннон хорошо знала и чувствовала себя в их присутствии прекрасно. Долгие, жаркие дни проходили в путешествии вдоль побережья. Яхта вставала на якорь там, где подсказывала фантазия путешественников. Они покупали рыбу у местных рыбаков и жарили ее на пустынном, заросшем соснами берегу. Когда хотелось чего-то нового, они останавливались у маленьких деревушек и церквей и сходили на берег осматривать достопримечательности.
Амадео научил Патрика плавать. Шаннон вспомнила, как под ее ободряющие призывы мальчик стоял на борту маленькой лодки, его маленькое плотное тело четко вырисовывалось на фоне берега, а Амадео стоял рядом в воде, дожидаясь, когда он прыгнет.
– Давай, давай, прыгай к tio, – кричал Амадео, протягивая к Патрику сильные руки, и на лице его сияла широкая улыбка. Патрик храбро подскочил в воздух и со всего размаху шлепнулся в воду, подняв фонтан брызг. Радуясь собственной смелости, мальчик громко кричал, волосы блестели от воды.
Вечерами Шаннон и Амадео сидели на палубе одни и слушали тихий плеск волн. Заново узнавая друг друга, они много разговаривали. Однажды перед концом путешествия, когда Шаннон глядела в темноте на чеканный профиль Амадео, ее неожиданно охватило желание физической близости с ним. В тот момент ей показалось совершенно естественным, что остаток ночи они проведут в его каюте, в объятиях друг друга. Шаннон хотела его сильнее, чем когда бы то ни было, и понимала, что Амадео дожидается только сигнала с ее стороны. Но теперь, впервые за последние годы, Шаннон чувствовала себя уязвимой. Без любви Зана она была беззащитна перед Амадео, как ребенок. В ту ночь Шаннон подавила свою страсть, сказав себе, что в жизни Амадео она никогда не сможет стать единственной женщиной.
Свернув за угол, чтобы направиться в сторону Вандомской площади и далее к своему офису на Фобур-Сент-Оноре, Шаннон вдруг лицом к лицу столкнулась с Джонкуил Фортескью.
– Джонкуил! Привет! – Как ни странно, но, встретив Джонкуил, Шаннон действительно обрадовалась.
– Дорогая Шаннон! Это просто чудо – так натолкнуться на вас! – воскликнула Джонкуил, сияя от удовольствия. – Моя девочка, как вы поживаете?
– Что вы делаете в Париже? – спросила Шаннон после того, как они тепло обнялись.
– Я приехала всего на несколько дней, чтобы немного походить по магазинам. Я остановилась в «Ритце» и сейчас, собственно, туда возвращаюсь.
– Прекрасно – я пройдусь с вами. Я возвращаюсь в свой офис недалеко оттуда. Только что купила несколько книг в обеденный перерыв.
– Вы потрясающе выглядите, – заметила Джонкуил. – У меня не было возможности поздравить вас с феноменальным успехом «Галанта». Я за вас очень волновалась. Не могу сказать, как часто я о вас думала, сколько раз собиралась написать… – Она смущенно замолчала, вспомнив, что привело к разрыву их дружбы.
– Я очень благодарна вам, Джонкуил. Хочу, чтобы вы знали, я никогда не забуду, чем вам обязана.
Шаннон про себя отметила, что, хотя Джонкуил слегка постарела и немного располнела, на ней был, как всегда, чересчур яркий наряд – вязаный костюм из огненно-красной шерсти с синими лентами; она легко семенила рядом в изящных красных туфлях, а ее волосы были взбиты кверху в какой-то невообразимой прическе.
Когда они дошли до угла улицы, наступила неловкая пауза. Чувствуя, что первый шаг должна сделать именно она, Джонкуил предложила:
– Вы не зайдете ко мне в гостиницу выпить чаю или чего-нибудь другого? Можно даже пообедать, если у вас есть время. Нам так много нужно рассказать друг другу.
Шаннон на мгновение заколебалась, но, увидев, что Джонкуил глядит на нее с надеждой, почувствовала, что к ней возвращается старое чувство привязанности к пожилой леди. Что бы ни сделала в свое время Джонкуил, она сделала это не со зла. И в конце концов все уже в прошлом.
– Я думаю – а не лучше было бы поужинать у меня сегодня вечером? Мы будем только вдвоем.
– Просто великолепно! Мне предлагали поужинать с графиней де Бра, а мне очень хотелось бы избавиться от ее общества, – радостно сказала Джонкуил.
– Вот моя визитная карточка. Я теперь живу на острове Сен-Луи. Приходите около восьми, ладно?
– О, чудесно. Погодите, моя дорогая, я только расскажу вам о Елене. Вы не поверите! Она вышла замуж за принца с острова Бали, на двадцать лет ее моложе, и живет с ним где-то на необитаемом острове. Они созданы друг для друга.
Шаннон расхохоталась.
– Я вправду скучала без вас, Джонкуил, – сказала она, целуя ее в щеку.
– Как славно мы поболтаем! – ответила Джонкуил, посылая Шаннон воздушный поцелуй.
Идя в офис, Шаннон думала о Зане. Удивительно, что Джонкуил не упомянула о нем. Что с ним случилось, гадала Шаннон. И так ли уж она хочет об этом знать?
Вечером они с Джонкуил сидели в гостиной, когда Фиона привела Патрика, чтобы ему пожелали доброй ночи. Сейчас мальчику было четыре с половиной года, и, завидев его красивое личико с огромными темными глазами, люди на улице останавливались.
– Входи, дорогой, не стесняйся, – сказала Шаннон, протягивая руку. – Я хочу, чтобы ты познакомился с моей старинной лондонской подругой. Джонкуил, это мой сын Патрик, – гордо объявила она.
Изумление на лице Джонкуил было таким забавным, что Шаннон не удержалась от улыбки.
– Что за прелестное дитя! В этом возрасте они такие славные. А какие у него густые темные волосы! – воскликнула Джонкуил, целуя Патрика в щеку. – Он просто ваша копия, Шаннон. – Переводя взгляд с матери на сына, Джонкуил сгорала от любопытства. Неужели в майской заметке Гилстона есть доля правды, и Патрик действительно сын Зана? Розмари после скандала хранила полное молчание, к тому же Джонкуил в последний раз видела ее уже перед самым отъездом в Ирландию.
Когда Фиона отправила Патрика в постель, Шаннон внимательно посмотрела на Джонкуил, словно догадавшись о ее мыслях. Шаннон пришло в голову, что больше нет смысла скрывать правду, и она приняла внезапное решение открыться той, которая сыграла столь драматическую роль во всей цепи событий.
– Вы правы – он совсем не похож на своего отца, верно? Зан светлый, так что Патрик в меня…
– Значит, это правда, – вздохнула пораженная Джонкуил.
– Ну, я думаю, что могу вам все рассказать, Джонкуил, – начала Шаннон. – Теперь это дело прошлое. С тех пор много воды утекло. Вы помните, как прилетали в Париж, чтобы увидеться со мной по поводу Зана? Ну, я тогда была беременна – как раз этим ребенком…
И она стала рассказывать историю, которую до сих пор хранила в тайне, с самого начала – с Кунварры.
Поздно вечером Джонкуил позвонила в Лондон из своего номера в «Ритце». Слыша в трубке отдаленные гудки, она думала о том, что зря тогда вмешалась в жизнь Зана и Шаннон. Теперь, однако, она может кое-что исправить.
– Зан? Слава Богу, что я поймала вас до отъезда в Килгарин. Приготовьтесь услышать одну новость, замечательную новость. И она, несомненно, вас шокирует.
На следующий день в семь тридцать вечера позвонили в дверь, и Фиона пошла открывать.
– Кто там? – спросила Шаннон, проходя в гостиную и застегивая бриллиантовый браслет. На ней было черное платье из муарового шелка. Пригладив перед зеркалом волосы, она обернулась через плечо, думая, что Амадео раньше времени вернулся из Нью-Йорка.
– Шаннон, тут кто-то хочет вас видеть, – сказала Фиона, пропуская вперед посетителя.
– Зан! – ахнула Шаннон, увидев его отражение в зеркале.
Зан остановился на пороге комнаты, ослепленный исходящим от Шаннон великолепием. Всю дорогу до Парижа он представлял себе ту Шаннон, которую видел в Сейяне, – в джинсах и майке, с растрепанными ветром волосами. Но сейчас, увидев ее в таком поистине королевском наряде, сверкающую бриллиантами, Зан оцепенел. Шаннон показалась ему недоступной, а его поездка – бессмысленной.
– Шаннон, как ты прекрасно выглядишь. Ты просто восхитительна, – прошептал он.
– Зачем ты здесь? – запинаясь, спросила она.
– Ты сама знаешь. Джонкуил позвонила мне прошлой ночью и обо всем рассказала. Шаннон, дорогая, почему же ты мне ничего не сказала? – хриплым от волнения голосом спросил Зан. – Зачем ты так поступила с нами?
Шаннон почувствовала, что краснеет.
– Поверь, Зан, я рассказала Джонкуил не для того, чтобы ты бросился ко мне. И в общем-то уже слишком поздно, чтобы что-то объяснять, – печально сказала она, стараясь проявить твердость. Шаннон на собственном опыте убедилась, что Зан слаб и не стоит ее преданности, но при виде человека, которого раньше так сильно любила, ее сердце смягчилось. Шаннон опустилась в кресло у камина, и несколько секунд они молча смотрели друг на друга.
– Пожалуйста, Шаннон, можно мне увидеть Патрика? – нерешительно сказал Зан.
Сколько раз она рисовала себе эту картину – ее сын встречается со своим отцом! Шаннон всегда представляла, что это произойдет в Сейяне. Зан будет подниматься в гору, а они с сыном встретят его на пороге дома. Это была дурацкая романтическая сцена из дешевого романа, разыгрывающаяся на фоне цветов, цикад и сияющего голубого неба. Каким абсурдным фантазиям она предавалась, подумала Шаннон. В действительности все оказалось совсем по-другому. Встретившись, они с Заном взглянули друг на друга через пропасть отчуждения. Но заметив боль в его глазах, Шаннон поняла, что значит для Зана приехать к сыну, которого он никогда не видел, и усомнилась в мудрости решения, которое приняла несколько лет назад.
– Сейчас я его приведу, – тихо сказала Шаннон и вышла из комнаты.
Через несколько секунд она вернулась вместе с Патриком. Взъерошенный, в ночной пижаме, он сонно потирал кулачками глаза.
– Патрик, я хочу, чтобы ты познакомился с Заном.
– Bonjour, – сказал он, в смущении глядя на мать и с опаской протягивая руку Зану.
– Ты ведь можешь говорить по-английски, дорогой, – мягко сказала Шаннон.
– Привет, Патрик, – наклонившись, сказал Зан. Глаза его блестели, он был слишком растроган, чтобы говорить.
Патрик вежливо убрал свою руку, чувствуя, что что-то не так. Он безуспешно пытался понять, что означает странное выражение лица его матери. Мальчик не мог понять и причину необычно дружеского отношения, которое проявлял к нему незнакомец.
– Пожелай Зану спокойной ночи, – тихо сказала Шаннон. – А потом иди спать. Может быть, утром ты его увидишь.
Патрик подчинился, по очереди подставив обе щеки. Зан поцеловал его с нежностью, в то же время понимая, что должен скрывать ее до тех пор, пока не завоюет привязанности сына.
Отведя ребенка в постель, Шаннон вернулась в гостиную, закрыла за собой двери и прислонилась к ним. Она попыталась взять себя в руки, но, поняв, что это невозможно, беспомощно рассмеялась. В глазах ее стояли слезы.
Зан стоял, засунув руки в карманы, еще более неуверенный в себе, чем в момент прибытия.
– Хороший мальчик. Такой воспитанный, такой красивый, – начал Зан.
– Он сейчас немного стеснялся, но обычно он очень дружелюбный. Дети ведь очень чувствительны. Они понимают, когда у взрослых не все в порядке.
– Да, это так.
– Как Саффрон? Она не свыклась с тем, что Розмари уже нет?
– Нет, и, наверное, никогда не свыкнется. Но она старается меня утешить, потеря Розмари нас очень сблизила.
– Она такой милый ребенок. Мне она всегда нравилась… – Шаннон замолчала. Они разговаривали друг с другом как чужие люди.
– Я не хочу тебя задерживать. Ты явно собиралась куда-то идти, так что я появился в неподходящий момент. – Порыв страсти, который принес сюда Зана, выбросил его на незнакомый берег, где будущее зависело от каждого произнесенного им слова.
– Я не в состоянии сейчас никуда идти. Если хочешь, можешь пока остаться.
– Шаннон, – начал Зан, – возможно, я слишком поспешил с приездом. Возможно, мне нужно было сначала позвонить. Но когда я услышал эту новость, почувствовал, что должен ехать. Ты думаешь, не надо было этого делать?
– Честно говоря, не знаю, что сейчас чувствую. Пожалуй, я не жалею о том, что ты приехал. – Шаннон подумала о Джонкуил. Не потому ли она доверила ей секрет Патрика, что подсознательно надеялась восстановить отношения с Заном? Было больно думать, что сейчас он поверил рассказу Джонкуил, в то время как весной поспешно осудил Шаннон после оскорбительной статьи в газете.
– Может быть, ты хочешь выпить? Мне это просто необходимо, – сказала Шаннон.
– Да, пожалуй. Я бы выпил бренди, если у тебя есть.
Он смотрел, как она берет хрустальный графин. Черное платье эффектно оттеняло золотистую кожу.
Когда Шаннон передавала ему бокал, Зан взял ее за руку.
– Шаннон, нам нужно о многом поговорить, многое сказать друг другу.
Шаннон поняла, что, если уклонится сейчас от разговора, Зан навсегда исчезнет из ее жизни. Она должна решить, какой будет ее дальнейшая судьба. То, что неожиданно началось много лет назад в Кунварре, теперь превратилось в замысловатую систему взаимоотношений, включавшую в себя уже их сына. Простая жизнь, о которой они мечтали и которой так желали, стала сложной и запутанной – как дом, который из года в год надстраивали и перестраивали, пока он беспорядочно не разросся во всех направлениях. Шаннон внезапно решила, что благодаря Патрику их любовь получила еще один шанс. Она почувствовала, что сейчас должна все откровенно рассказать Зану, обнажить перед ним все свои эмоции – ведь именно ложное чувство гордости породило многие проблемы. Глубоко вздохнув, Шаннон сказала:
– Присаживайся, Зан. Я хочу рассказать тебе все с самого начала.
Высказывая свои самые потаенные мысли, Шаннон ощущала, как сбрасывает с себя груз прошлого. Желая достигнуть в их отношениях полной откровенности и искренности, она поведала Зану мучительную историю. Она рассказала, в каком состоянии находилась тогда в Париже и о том, как едва не сделала аборт. Рассказала о том, как Амадео спас ее и взял под свою защиту в период беременности, как предложил ей руководить «Галантом». Решив ничего не утаивать, Шаннон призналась, что всегда испытывала к Амадео необъяснимое физическое влечение. Даже сейчас, после всего что произошло, она все еще испытывала привязанность к этому человеку, которому была столь многим обязана.
– Ты его любишь? – тихо спросил Зан, когда Шаннон закончила рассказ.
– Нет, но любила, когда была моложе. Мне понадобились годы, чтобы понять: хотя мы во многих отношениях представляем собой полную противоположность, мы можем оставаться близкими друзьями. Амадео не способен на любовь, которая мне нужна, – в его жизни всегда много других женщин, кроме меня. – Шаннон помолчала. – А как ты? У тебя кто-то есть? Когда я позвонила тебе летом, в июне, после того, как услышала о Розмари, ответила какая-то женщина. Я почувствовала, что она не просто знакомая, и больше не стала звонить.
Зан отвел взгляд.
– Да, кое-кто был. Это началось после того, как Розмари умерла, а у нас с тобой было все кончено. Все получилось случайно, как-то одно за другим. Я ей многим обязан. Она мне очень помогла и очень меня поддержала. Но когда я узнал о Патрике, то сразу же ей позвонил и сказал, что надо прекращать наши отношения. Она расстроилась. Когда я вернусь, то пойду к ней и все объясню; она замужем, у нее есть ребенок, и я думаю, что так будет лучше для всех. Но если у тебя есть беспокойство на этот счет, то не волнуйся. Все осталось в прошлом. Собственно, я хочу сказать, что если я тебе еще нужен – то вот я, перед тобой.
Глядя на пламя, Шаннон ответила не сразу.
– Знаешь, я часто сожалела, что тогда приехала в Англию, – наконец сказала она. – Я нарушила наше неписаное правило не встречаться нигде, кроме Сейяна, и вот что получилось. С другой стороны, если бы я этого не сделала, мы бы с тобой так и дрейфовали по течению. В той деревне даже воздух действует как наркотик, вызывая апатию. Мы свыклись со сложившейся ситуацией. Это могло продолжаться еще годы.
– Видит Бог – ты вправе так думать, но я все же попытаюсь тебя переубедить. Конечно, воспоминание об этой странной цепи событий, которая привела к трагедии, всегда будет меня преследовать. Но поверь, я действительно собирался оставить Розмари. Я никогда еще не был так близок к этому решению, как в ту неделю, когда появилась статья Гилстона. Моя жизнь тогда рассыпалась в прах. Но что я мог подумать, когда увидел на снимке тебя, Патрика и Бенгелу? Неужели моя догадка была так неправдоподобна, если ты четыре года прятала от меня моего собственного сына?
Шаннон, не дрогнув, встретила его взгляд.
– Это была самая ужасная ошибка в моей жизни. Теперь я это знаю. Но тогда смотрела на вещи по-другому. Я не хотела шантажировать тебя ребенком. Пойми, я хотела, чтобы ты пришел ко мне, повинуясь любви, а не чувству вины или долга. – Она вздохнула. – Очевидно, я была ужасно не уверена в себе.
– Ты хочешь сказать – не уверена во мне. И в моей любви к тебе. – Встав с кресла, Зан взял ее руки в свои и привлек к себе. – Шаннон, может быть, я слишком спешу, но я пришел, чтобы сказать тебе вот что. Я больше всего хочу, чтобы мы вернули себе то, что когда-то было нашим. Ради нас и Патрика. Я знаю, что еще не все потеряно. То, что было между нами, выдержало столько испытаний, и мы не должны отбрасывать это чувство в сторону. Я хочу, чтобы мы поженились как можно скорее. Скажи, что ты поедешь со мной в Килгарин – сейчас же, в этот уик-энд!
– Ох, Зан, я больше всего на свете хочу попытаться начать все снова, – прошептала Шаннон. – Но это не так легко и потребует времени. Ты должен быть терпеливым.
Он крепко прижал ее к себе.
– Шаннон, дорогая, я так рад! Я постараюсь быть достойным тебя. А Патрик – что за чудесный подарок ты мне сделала! Он еще очень мал, и несложно начать все сначала.
Она улыбнулась.
– Ты видел его выражение лица, когда он вошел в комнату? Он не знал, как к тебе относиться.
– Он действительно твоя копия. Не знаю, как ты его растила одна. Ты столько пережила.
– Зан, давай поклянемся больше не жалеть друг друга и всегда быть такими откровенными, как сегодня. – Шаннон смотрела на Зана другими глазами: больше он не был ее кумиром, да она этого и не хотела. – И обещай мне, что никогда не будешь возводить меня на пьедестал. Я хочу твердо стоять на земле обеими ногами.
Зан наклонился и поцеловал ее.
– А вот теперь ты просишь невозможного, – поддразнил он.
Открыв глаза и оглядевшись в полумраке спальни, Керри не сразу поняла, где находится, и наконец с трудом сообразила, что она дома, на Маркхэм-сквер. Накануне Керри приняла две таблетки снотворного, не в силах больше выносить ни одной минуты бодрствования. Но теперь, после пробуждения, все, что она хотела забыть, вновь нахлынуло с прежней силой. Вспомнив вчерашний звонок Зана, Керри почувствовала, как к горлу подкатывает тошнота. Поспешным, извиняющимся тоном Зан объявил, что между ними все кончено.
– Я знаю, каким потрясением это будет для тебя, но сейчас нет времени объяснять… Керри? Ты меня слушаешь? Когда я вернусь, то мы подробно поговорим, и я объясню тебе все, о чем должен был давно рассказать. Я знаю, подло так поступать после того, что ты для меня сделала, но так будет лучше. Если бы не я, Марк никогда бы тебя не оставил, но я надеюсь, что ваши отношения снова восстановятся…
Отбросив гордость, Керри принялась его умолять.
– Нет, нет, ты не можешь так со мной поступить! Пожалуйста, не надо! – Она кричала подобно раненому зверю.
– Пожалуйста, постарайся понять, Керри. Я должен через минуту выходить. У меня билет на самолет.
Почувствовав в голосе Зана тревогу, не имеющую отношения к ней, Керри захотелось завизжать, закричать и зарыдать, но она только слушала в трубке его торопливые слова. Мир рушился на ее глазах.
– Керри, еще одно. Я знаю, что это будет для тебя чудовищным разочарованием, но прошу тебя, не приезжай в Килгарин, как мы планировали. Когда я расскажу тебе больше, ты поймешь почему. Пожалуйста, прости меня, но мне действительно нужно ехать.
Даже спустя двадцать четыре часа Керри еще не вполне воспринимала, что их прекрасный роман окончился так же внезапно, как ее брак с Марком. Когда однажды вечером в конце июля муж объявил, что ее оставляет, Керри отнеслась к этому известию совершенно спокойно.
– Ты заслуживаешь кого-нибудь лучше меня – гораздо лучше, Марк, – ответила она. Когда тот признался, что вступил в связь с Пенни, своей секретаршей, Керри искренне пожелала ему счастья.
Когда Марк уехал, она почувствовала облегчение. Керри всегда испытывала чувство вины из-за того, что жила с человеком, на любовь которого никогда не смогла бы ответить.
Чем больше времени Керри проводила с Заном, тем ближе они становились. Ее удивляло, как быстро они достигли той редкой степени взаимопонимания, когда становились не нужны слова. Вступив в брак не по любви, оба впервые открыли для себя, как много радости приносит простая, безмятежная жизнь, без спешки и суеты окружающего мира. Но эту вполне спокойную семейную обстановку дополняли вспышки страсти, разгорающиеся от случайного прикосновения или взгляда. Спустя несколько секунд они уже находились в постели и занимались любовью с той яростной нежностью, которая, по мнению Керри, раскрывала им многие стороны любви. Они во всем замечательно дополняли друг друга – насмешливость Керри и серьезность Зана, ее американская открытость и его британская приверженность к условностям. Уверенность в себе Зана, порожденная его незыблемым положением в обществе, принесла спокойствие в душу Керри. Ей больше не надо было никуда стремиться, она без фанфар и барабанного боя тихо вошла в гавань своей мечты. Как выяснилось, ее целью была любовь, а не богатство или положение. Казалось, это судьба. Керри ощущала, как с каждым днем Зана покидает чувство вины и он вновь обретает желание жить. Керри уже считала свое положение настолько прочным, что позволила себе забыть тревожный звонок Шаннон.
Когда Зан наконец пригласил ее провести в Килгарине первый уик-энд нового охотничьего сезона, Керри поняла, что этим он не только публично возвещает об их отношениях. Зан больше не сомневается в том, что они подходят друг к другу, он отвечает любовью на любовь. Все лето Зан никак не мог решить, устраивать ли в замке охотничий бал, запланированный Розмари еще весной. Но по настоянию Керри он все же решился его устроить. Керри считала, что это даст возможность Зану собрать своих ближайших друзей и очистить свое имя от подозрений.
Сейчас, свернувшись в постели, Керри чувствовала, что ее охватывает паника. Из того, что ей пришлось пережить за последние месяцы, этот удар был самым ужасным. Вспомнив голос Зана, Керри попыталась найти разгадку. Почему все случилось именно сейчас?
Догадка явилась с пугающей ясностью. Существовало только одно объяснение внезапного изменения отношения Зана – Шаннон. Все дело в ней. Каким-то образом она сумела вновь проникнуть в жизнь Зана, разбудив в нем былую привязанность. Керри вновь вспомнила июньский звонок, голос, который, несомненно, принадлежал Шаннон. Выждав необходимое время, она наконец добралась до Зана, чтобы вернуть себе место будущей графини. Колдунья Шаннон сумела даже погасить скандал, убедив Зана, что маленький темноволосый мальчик, отцом которого, несомненно, является Амадео, якобы от него.
По щекам Керри текли слезы отчаяния. О, она хорошо понимала, по собственному опыту знала, какую власть можно приобрести над мужчиной, если действовать таким образом! Даже такой сильный человек, как Линди ван Бурен, превратился в безвольного раба, когда узнал, что на свете существует его живая копия. Услышав о ее разрыве с Марком, Линди пообещал все равно оказывать Керри финансовую поддержку – потому, что был отцом маленького Линди.
Вопрос заключался в том, можно ли противостоять такой грозной силе, как женщина и ее ребенок?
– Нет, я не уступлю его, не уступлю! – яростно прошептала Керри.
В считанные секунды она встала с постели. На место отчаяния пришла прежняя решимость. Набросив халат, Керри поспешила вниз, чтобы найти путеводитель, который брала с собой в Ирландию в тот уик-энд, когда покупала Критерия. Завтра она едет в Килгарин, чтобы встретиться с Заном. Все необходимые приготовления были сделаны, и Керри не собиралась ничего менять. Марк заберет Линди, Тереза возьмет выходной, а она, Керри, поедет в Ирландию!
Сбежав вниз по лестнице, она отодвинула шторы. Свет серого лондонского утра озарил комнату. Сев в кресло около телефона, она набрала номер гостиницы «Лебедь и трилистник» в деревне Дули близ Килгарина. Если нельзя остановиться в замке, она остановится там. Нужно вновь завоевать Зана, заставить его поверить в то, что он ее любит. Керри наметила маршрут, и настроение у нее поднялось. Во имя любви она пересечет Ирландское море и достигнет Лимерика в северо-западной Ирландии. И там в дебрях Керри – ее тезки – она потребует то, что по праву принадлежит ей.
Через день после поездки в Париж Зан вернулся в Килгарин – вместе с Шаннон. Пока они ехали к замку, в душе Шаннон боролись радость от исполнения давней мечты и мрачные предчувствия. Ощущая ее беспокойство, Зан ободряюще пожал ей руку.
Всю дорогу Шаннон рассматривала величественный пейзаж Ирландии, очарованная ее непривычной красотой. Это была страна контрастов, где заводы соседствовали с изящными георгианскими[19]19
Название стилей архитектуры и мебели, сложившихся к середине XVIII в. и существовавших до 30-х годов XIX в. – Примеч. ред.
[Закрыть] постройками, а дикая, буйная растительность скрывала неописуемую нищету маленьких крестьянских ферм. По дороге ехала управляемая цыганом телега, полная черноглазых, босоногих ребятишек. Казалось, они появились из другого столетия. Красивые лица людей, на которые наложила свой отпечаток нужда, живо напомнили Шаннон Брендана.
По ослепительно-зеленой равнине они ехали на запад. Вдали из тумана вздымались розовато-лиловые вершины гор. Миновав покрытые соломой побеленные коттеджи, из труб которых струился дым, они пересекли каменный мост над пенящимся янтарно-желтым потоком и оказались на подступах к поместью Килгарин. Приблизившись к въездным воротам, Зан сбросил скорость.
– Ну, осталось немного, дорогая.
– Я знаю, но ожидание всегда мучительно, – нервно засмеялась Шаннон.
Вот он наконец – замок Килгарин, столько лет живший в ее воображении. Сквозь завесу мелкого дождя Шаннон увидела темный прямоугольник с узкими отверстиями окон. Под бдительным взором двух каменных драконов машина въехала в покрытый гравием внутренний двор.
– Часть кладки башен относится к шестнадцатому веку, а центральная часть восстановлена после пожара в начале девятнадцатого, – сказал Зан.
Они вышли из машины, и Шаннон остановилась, чтобы разглядеть огромное сооружение, темнеющее на фоне неба. Грубая каменная кладка смягчалась зеленью мхов и виноградных лоз. Крепостные валы напоминали о феодальной эпохе, когда на голову неприятеля обрушивался дождь стрел.
Их вышла встретить плотная, седеющая ирландка с румяными щеками.
– Шаннон, это моя домоправительница, миссис Флаэрти.
– Добро пожаловать в Килгарин. Я надеюсь, вам у нас непременно понравится. – Оценивая Шаннон на роль новой графини, она окинула ее внимательным взглядом, от которого не ускользнула ни одна деталь. – Мы думали, непогода вас задержит. За последний месяц не было ни одного утра, чтобы не шел дождь, – жизнерадостно сообщила миссис Флаэрти. – Но это хорошо для земли и улучшает цвет лица. Вы будете пить чай в гостиной, милорд, у огня?
– Что ты хочешь, дорогая, сначала осмотреть замок или выпить чаю?
– О, давай сначала немного осмотрим замок. С чаем я могу подождать.
Зан провел Шаннон в огромный зал. Льющийся из окон со свинцовыми переплетами свет оставлял на полу квадраты светлых пятен.
– Пойдем – посмотришь на нашу родословную, – сказал Зан, обняв ее за плечи.
Шаннон подняла взгляд на огромное генеалогическое древо графов Килгарин. Его ветви дотягивались до времен Елизаветы I.
– Посмотри вверх – ты видишь О’Фалаон? Мэри О’Фалаон в 1635 году вышла замуж за Седрика, брата второго графа. Фамилия Фалаон в семнадцатом столетии изменилась на Фалун. Так что, как видишь, мы, возможно, родственники.
– Ты, наверно, прав, – со смехом сказала Шаннон, изучая гобелен. – Поразительно!
– Пока ты здесь, мы должны проехать к развалинам замка Шаннон в нескольких милях отсюда. Посмотришь место, где жили твои предки.
Они прошли в большую гостиную, выходящую окнами на ландшафтный парк. Внимание Шаннон привлек портрет молодого человека, чья улыбка и черты лица напомнили ей о Зане. Картина была написана в двадцатые годы, художник разместил свою модель на фоне камина.
– Это мой отец, – сказал Зан, заметив, что Шаннон смотрит на портрет. – Картина была написана задолго до того, как он встретил мою мать. Ее портрет вон там, над диваном.
По выцветшему персидскому ковру Шаннон подошла к дивану, чтобы взглянуть на мать Зана – красивую молодую женщину в голубом с мечтательным выражением светлых глаз и русыми волосами.
– Между вами есть небольшое сходство. Я думаю, у нее твои глаза.
– В этой комнате осталось сделать немногое – перетянуть стулья и повесить новые шторы. Они специально подобраны под цвет старой парчи, которая была здесь сто пятьдесят лет.
Шаннон восторженно огляделась вокруг. На каждом столе, в каждой шкатулке лежали вещи, собранные поколениями графов Килгарин, – от часов времен Регентства и фарфора до викторианских безделушек. Шаннон остановилась, разглядывая табакерки и миниатюры, написанные эмалью на слоновой кости.
– Это махараджа Бехар подарил моему дедушке, когда тот охотился на тигров в Индии, – заметил Зан, увидев, что Шаннон рассматривает усыпанную бриллиантами саблю. – Как тебе нравится гостиная?
– Очень мило, Зан, очень элегантно, и все напоминает о старине. Так и хочется в холодный вечер задернуть шторы и свернуться калачиком у огня, – сказала Шаннон. Она пыталась представить, как это будет, когда через месяц к ним присоединится Патрик.
– Считается, что эту комнату навещает дух одного из Килгаринов, который в восемнадцатом веке совершил самоубийство из-за карточных долгов, – сказал Зан, когда они прошли в библиотеку.
