Текст книги "Муки ревности"
Автор книги: Джастин Харлоу
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 33 страниц)
Музыка Оффенбаха влекла Шаннон в танцевальный зал, где под хрустальными люстрами вовсю кружились танцоры. Обернувшись к Фабрису, она обнаружила, что тот зачарованно смотрит в угол комнаты.
– Посмотрите! – сказал он, недоуменно моргая глазами. – Это чудо, мираж! Какая красота!
– О чем вы?
Толпа расступилась, и она увидела барона де Гане, стоящего с робким видом девушки, пришедшей на первый в жизни бал. Увидев, что на него пристально смотрит Фабрис, барон застенчиво опустил глаза.
– Простите, дорогая, – пробормотал ее сопровождающий. – Меня зовет судьба.
– Конечно. – При любых других обстоятельствах Шаннон была бы недовольна, что ее оставили. Но сейчас она не могла удержаться от улыбки, видя, как Фабрис приближается к барону, и слыша, как он говорит ему: «Вы очаровательны, месье».
Через несколько мгновений перед Шаннон возник худой молодой человек с голубыми глазами и чувственным ртом и поклонился. По шраму на левой щеке и немецкому акценту она поняла, что это сын американской кинозвезды и немецкого князя. Шаннон встречала его прошлой весной в Монте-Карло после того, как тот едва не разбился на Гран-При.
– Имею честь пригласить вас на следующий танец, мадемуазель.
– Буду счастлива. – Она улыбнулась своей самой ослепительной улыбкой.
Они составили идеальную пару: мужественный гонщик и красавица, чье появление вызвало на балу многочисленные пересуды. Шаннон появлялась на обложках всех крупнейших европейских модных журналов – от «Вог» до «Мари-Клэр» – и после того, как Норман Паркинсон ее открыл, стала одной из пяти-шести человек, определяющих стиль своего поколения.
Увешанный зеркалами танцевальный зал по роскоши превзошел Версаль. Под звуки струнного оркестра, расположившегося на возвышении, кружились танцоры. Бесчисленные высокие окна зала выходили в промокший сад с овальным бассейном и фонтаном, украшенным скульптурой Персея и Андромеды.
Танцуя с молодым немцем, Шаннон не могла удержаться от мысли о том, что два года назад от одного взгляда на него ее сердце забилось бы чаще. Тогда она могла без сопротивления уступить его чарам, но сейчас его классическая внешность оставляла ее равнодушной.
– Вы здесь самая красивая женщина, – заявил немец. – Вашу красоту дополняют ум и очарование. С первого же взгляда меня потянуло к вам как магнитом…
– Спасибо, – невпопад ответила Шаннон.
– Вы сейчас живете в Париже?
– Да, на левом берегу. У меня небольшая квартира между булочной и картинной галереей.
– Вы – украшение Парижа. Я думал, вы живете где-нибудь на авеню Фош.
– Нет, что вы. – Шаннон была не в настроении объяснять, почему предпочитает приземленную жизнь рю Бонапарт холодному великолепию правого берега.
– Вы парадоксальное создание. Мне нравится это в женщинах. Да, нравится, – повторил он, как будто окончательно составил свое мнение.
Когда вальс закончился, Амадео выпустил из объятий маркизу де ла Кудрайе, обернутую в легкомысленную светло-вишневую тафту. Он считал, что выполнил свой долг хозяина, и теперь с галантной улыбкой оглядывался по сторонам, ища, кому бы передать маркизу.
– А, Фабрис! Разрешите вам представить маркизу де ла Кудрайе, – сказал Амадео, передавая свою ношу торговцу, недоумевающе озиравшемуся вокруг в поисках переменчивого барона.
Подойдя наконец к Шаннон, Амадео с раздражением обнаружил, что она все еще занята. Поймав за рукав слугу, он прошептал ему на ухо сообщение. Через минуту слуга подошел к Шаннон и ее внимательному партнеру, которые уже собирались начать новый тур вальса.
– Месье, вам срочный звонок. Вы можете пройти в библиотеку.
Удивленный немец вежливым кивком извинился перед Шаннон. В следующий момент она ощутила, что ее запястье обхватила сильная рука. Повернувшись, Шаннон увидела устремленные на нее глаза Амадео. Не говоря ни слова, он обнял ее за талию и начал танец. Шаннон оказалась в объятиях Амадео, и переполненный зал куда-то исчез. Она поняла, что ждала его, сквозь тонкий шелк чувствовала прижавшееся к ней сильное тело, и это ощущение опьяняло ее. Шаннон закрыла глаза. Внутренний голос шептал ей, что нужно сопротивляться этому фальшивому очарованию, пока эмоции не завладели ею окончательно. Однако было уже слишком поздно. Голова ее кружилась. Амадео Бенгела пожирал ее взглядом, и Шаннон знала, что в ней уже горит желание.
– С тех пор, как я вас увидел, для меня больше не существует других женщин, – сказал Амадео, крепче прижимая ее к себе. От прикосновения его губ к ее щеке по телу Шаннон пробежала волна страсти. Хотя она была уверена, что за свою жизнь Амадео уже тысячу раз повторял эти слова разным женщинам, она позволила себе поверить ему. Когда музыка прекратилась, они несколько секунд стояли рука об руку. Легкого пожатия его пальцев было достаточно, чтобы между ними установилась прочная связь. Настроение разрушила сменившая струнный оркестр труппа цыган-скрипачей, неистово исполнявших серенады. Под эту музыку гости двинулись к ожидавшим их устрицам, икре и шампанскому.
На следующее утро Шаннон разбудила горничная. Она поставила на стол поднос с завтраком, отодвинула занавески на окнах и разожгла огонь в камине. Нежась под пуховым одеялом, Шаннон увидела в окно, что замок окутан туманом.
– Завтрак подан, мадам, – объявила горничная и тихо удалилась.
Завернувшись в халат, Шаннон маленькими глотками отпивала горячий кофе с молоком. Мысли постоянно возвращались ко вчерашнему балу. После ужина она снова и снова танцевала с Амадео почти до шести часов утра, когда празднество наконец закончилось. Он не сводил с нее глаз и прижимал к себе так, что, казалось, ясно, что будет потом. Раз плотина между ними прорвана, раз она допустила его в свою жизнь – пути назад нет. Те случайные и беззаботные любовные связи, в которые Шаннон вступала, чтобы забыть Зана, не подготовили ее к встрече с таким человеком, как Амадео. Желание разгадать тайну, которая его окружает, усиливалось соблазнительной атмосферой исключительной роскоши, в которую она попала. Оказавшись в средневековом замке, Шаннон желала получить все – и удовольствие, и богатства. Но уже через час ее иллюзии развеялись.
Спустившись, Шаннон обнаружила в библиотеке человек десять гостей, которые собрались здесь, чтобы выпить перед ленчем. Сквозь высокие двойные окна в комнату проникал бледный солнечный свет, придавая мягкий оттенок висевшим на стенах гобеленам, арочным потолкам и коврам на полу. Никем не замеченная, Шаннон некоторое время наблюдала за Амадео. Его волосы, уже тронутые сединой, были зачесаны назад, он был одет в обычный деловой костюм. Амадео непринужденно беседовал с аргентинским послом, однако, увидев Шаннон, он через всю комнату пошел ей навстречу. К ее удивлению, он положил руку ей на плечи и с сожалением посмотрел в глаза.
– Я так огорчен. Я только что узнал, что должен буквально сейчас же отправиться в Афины. Это непростительно для хозяина – бросать своих гостей, но, боюсь, ничего не поделаешь.
Его извинения как будто предназначались ей одной, и это несколько смягчило разочарование Шаннон, но такое откровенное проявление чувств перед гостями ее смутило.
– Какая досада! Должно быть, это доставляет вам массу неудобств, – взволнованно ответила она.
– Мне пора, – через несколько секунд сказал Амадео, посмотрев на часы. – Пожалуйста, попрощайтесь за меня с Фабрисом, Шаннон. Скажите, что я ему позвоню, как только вернусь в Париж. – Он поцеловал руки донье Инес и графине де Вошамп. Руку Шаннон он поцеловал последней.
Когда Амадео ушел, комната показалась ей опустевшей. Даже остроумные замечания подошедшего Фабриса не могли оживить атмосферы. Огромный роскошный дом утратил свою душу. Остаток дня Шаннон провела в компании блистательных незнакомцев, чей разговор ни разу не вышел за пределы банальной вежливости. Теперь она поняла, какой яркой, необыкновенной личностью был Амадео по сравнению с теми, кто его окружал. Отпечаток его индивидуальности, его закаленной жизненными испытаниями колоритной личности лежал на любом предмете – от фламандских гобеленов до бродивших по парку редкостных мускусных оленей. В отсутствие хозяина все это блекло.
В конце дня Шаннон и Фабрис покинули Ле-Турель. Когда очертания замка исчезли позади в тумане, они надолго замолчали.
– Что вы думаете об Амадео? – наконец спросила Шаннон.
– Я все думал, когда же вы соберетесь спросить меня об этом, – усмехнулся Фабрис. – Если хотите моего благословения, то вы его уже получили Вперед! Вы прекрасно проведете время. Он откроет для вас все двери, он вас совершенно избалует, но берегитесь! Пусть ваше сердце будет в целости и сохранности. Это долго не продлится. У него иначе не бывает. Как я вам уже говорил, он такой же знаток женщин, как и картин. На какой-то час вы станете его бесценным приобретением, но не позволяйте повесить себя на стену. Ваше место не там.
Вспомнив, что в определенном смысле Амадео уже так и поступил, Шаннон от души рассмеялась.
Сидя в своем «ситроене», Амадео с беспокойством поглядывал вперед. Из-за напряженного движения он может еще больше опоздать в аэропорт Орли. Пытаясь сдержать беспокойство, Амадео заставил себя откинуться на кожаном сиденье и подумать о делах. Кризис со страховкой, когда танкер «Медуза» загорелся у побережья Кипра, до ставил Амадео немало хлопот, хотя его гости вряд ли поняли это по его лицу. Что ж, сейчас требуется собрать все силы и вспомнить времена, когда Амадео мальчишкой боролся за выживание на улицах Буэнос-Айреса. Пока машина ехала к предместьям Парижа, его мозг напряженно разгадывал головоломку с танкером, пытаясь решить сложную проблему. Значительная часть его состояния была теперь под угрозой. Чтобы синдикат компенсировал Амадео все потери, придется потрудиться. Когда все фрагменты встали на место, Амадео поднял трубку радиотелефона и позвонил в Нью-Йорк, приводя колесики в движение. Уже все известно, и враги, должно быть, точат ножи.
Когда Мигель вывел машину на шоссе, ведущее к аэропорту, Амадео вспомнил, что должен сделать еще одну вещь, и набрал номер своего секретаря:
– Моника? Я хочу послать сегодня вечером букет цветов.
– Да, месье.
– Самый большой и самый дорогой – мадемуазель Фалун, рю Бонапарт, номер девять. И закажите мой обычный столик у «Максима» на вечер пятницы. – Он продиктовал сопроводительную записку к букету.
– Конечно, месье, и счастливого пути.
Повесив трубку, Амадео посмотрел вперед. Там в отдалении светились золотом иллюминаторы ждущего его самолета. «Гольфстрим» был готов нести его в Афины.
Шаннон миновала арку и пошла через вымощенный булыжником внутренний двор к подъезду. К ее удивлению, около крыльца ее ждала консьержка. Жестикулируя, маленькая женщина заговорила так быстро, что Шаннон едва понимала ее.
– Мадемуазель Фалун, тут для вас кое-что есть. Я бы принесла, но он такой большой…
– Большое спасибо, – ответила удивленная Шаннон.
Она догадалась, что это, прежде чем добралась до своего этажа. Еще не видя, Шаннон могла чувствовать аромат огромного букета цветов, стоящего около ее двери. Бросив на пол сумку, Шаннон нагнулась и погрузила лицо в массу лепестков, своим благоуханием напоминавших о цветущем летнем саде. «Каким чудом они оказались здесь воскресным вечером?» – гадала Шаннон. Вскрыв прикрепленный к букету конверт, она прочла: «Прошу пообедать со мной в пятницу вечером. Амадео».
В восемь часов вечера в пятницу Шаннон нервно расхаживала по комнате, ожидая звонка Амадео. Его секретарь позвонила на неделе, сообщив, что они будут обедать у «Максима», и Шаннон выбрала эффектный наряд, который получила от Валентино. Это было отделанное черным крепдешиновое платье цвета хурмы. Шаннон связала волосы в простой пучок и не надела украшений, за исключением крупных серег из черного янтаря.
Всю неделю Шаннон ждала этого вечера. Во время работы в студиях «Вог» на пляс де Бургонь, на съемках для «Элль» в Мальмезоне образ Амадео постоянно стоял у нее перед глазами. Теперь, когда стрелка часов подходила к восьми, Шаннон была так взволнованна, что начинала жалеть, что согласилась.
Глядя в зеркало на свое покрасневшее лицо, она поняла, как мало изменилась за те четыре года, что прошли после ее приезда в Сидней. С тех пор Шаннон прожила целую жизнь, но теперь все происшедшее казалось несущественным. Она говорила себе, что Амадео будет разочарован, обнаружив за красивым фасадом пустоту. О чем она будет говорить с человеком, который старше ее на двадцать лет и на порядок опытнее? С бизнесменом, который с легкостью перелетает с одного континента на другой и бегло говорит на шести языках? С человеком, который владеет бесценной художественной коллекцией и который может купить все, что только не пожелает? В последний момент Шаннон бросилась в Лувр, а потом, спускаясь вниз по ступеням с головой, распухшей от фактов и дат, поняла всю абсурдность попыток произвести впечатление на профессионала, который занимается этим всю жизнь. Услышав, как Амадео поднимается по лестнице, шагая через две ступеньки, Шаннон почувствовала, что у нее внутри все сжалось.
С колотящимся сердцем она открыла дверь, забыв слова приветствия. Амадео не скрывал радости оттого, что видит ее, и это рассеяло все страхи и волнения Шаннон.
Шаннон как на крыльях спустилась по лестнице. Они помчались по набережной – Париж сиял огнями, за крылатыми статуями, парящими над Понт-Неф, мерцал купол Малого дворца, похожий на большой воздушный шар. Вдали сияла Триумфальная арка, а за ней – Елисейские поля, заканчивающиеся фонтаном на площади Согласия – недалеко от места их назначения.
Машина остановилась под красным навесом «Максима». Шаннон впервые столкнулась с раболепием, с каким встречают огромное богатство и власть: почтительная поза привратника, подобострастие метрдотеля. Роскошный зал ресторана был расписан изображениями нимф, украшен статуэтками из красного дерева и зеркалами. Проходя к столику, Шаннон ощущала на себе любопытные взгляды.
– Я всегда хотела сюда попасть, – воскликнула она, когда они сели. – Здесь гораздо красивее, чем я себе представляла.
– Вы хотите сказать, что никогда здесь не были? – с удовлетворением спросил Амадео. – Мне хотелось чего-то оригинального, такого, чтобы вам понравилось.
Заметив перед собой объемистое меню, Шаннон поняла, что совершенно не хочет есть.
– О чем вы думаете? – спросил Амадео. Шаннон была уверена, что он внимательно ее изучает.
– Думаю о том, что за всю свою жизнь не встречала никого, похожего на вас, – ответила она, и оба засмеялись.
– А знаете, когда я был мальчишкой в Буэнос-Айресе, я всегда мечтал попасть сюда. Возможно, есть много ресторанов, где еда вкуснее или оформление красивее, но для меня это символ. Моя родина – Испания, но, как и для всех моих соотечественников, Франция – это место, где обитает моя душа.
Признание удивило Шаннон. Она не подозревала, что в этой сильной натуре присутствует сентиментальность. Как часто она сама чувствовала подобное – сначала в Сиднее, когда мечтала работать у Елены, затем в Лондоне!
– Когда я первый раз попала в Аскот, то чувствовала себя точно так же.
– Такие люди, как вы и я, много мечтают. Какая у вас мечта, Шаннон? – спросил Амадео, глядя на нее сверкающими глазами.
– Когда вы так спрашиваете, я не знаю. Меня никто раньше не спрашивал об этом.
– Вы честно ответили – и мне это нравится, – сказал Амадео.
Над ними угодливо согнулся официант. Не советуясь с Шаннон, Амадео быстро заказал «Кенэль де Броше» и «Канар а Лоранж».
– Принесите нам «монтраше» шестьдесят четвертого года вместе с «Кенэль», а затем «Романе-конти» пятьдесят восьмого, – приказал он.
На Шаннон произвело впечатление, что он, не спросясь, сделал выбор за нее. В этом было что-то ободряющее, как будто Амадео считал, что они оба хотят одного и того же.
– А теперь, Шанита, я хочу спросить вот что. Я хочу знать о вас все с самого начала. Я намерен выяснить, как вы оказались на подиуме Дома инвалидов.
– Сразу предупреждаю – это долгая история.
– У нас есть время.
Она кратко описала свое детство в Австралии, умалчивая о его неприятных сторонах и избегая любых упоминаний о Зане, хотя и то, и другое сыграло в ее судьбе очень важную роль. Когда Шаннон закончила свой рассказ, Амадео неожиданно сказал:
– Возможно, когда я узнаю вас получше, вы расскажете мне о тех важных вещах, о которых умолчали. Я думаю, это гораздо интереснее, чем ваше чудесное восхождение к тем вершинам, где я вас обнаружил. Из-за мужчины вы отправились так далеко и так быстро?
– Конечно, нет! – горячо возразила Шаннон и почувствовала, что краснеет. Находясь под обаянием его личности, Шаннон все же испытывала некоторое беспокойство оттого, что выводы Амадео всегда точно попадают в цель. – Теперь ваша очередь рассказывать о себе.
– Пожалуй, это очень похожая история. Я родился в бедной семье в Росарио, что находится вверх по течению реки Парана. В двенадцать лет убежал в Буэнос-Айрес. Там я начал чистить ботинки, учиться бизнесу.
– По-моему, это – необычное начало. Я пришла к убеждению, что если вы начинаете снизу, то, вероятно, там и останетесь.
– О нет, вы не правы. Я научился оценивать человека по его ботинкам. Я мог определить, сколько времени нужно потратить на чистку, даст ли клиент хорошие чаевые или попытается обмануть. Но так как я боролся за место около одного из лучших отелей Буэнос-Айреса, то во время работы стал слушать, что клиенты говорят о танкерах, зерне, мясе и коже.
Он говорил, и перед глазами Шаннон вставал образ живого, смуглого мальчишки, который ловко работает и как губка впитывает все, что услышал. Амбиции – вот что толкает этого человека вперед, поняла она. Амбиции, которые может породить только бедность. Это она хорошо знала. Если остановишься, то проиграешь, попав под колесо огромного города, построенного на костях бедняков.
– Я научился смотреть на мир снизу вверх, а не сверху вниз. Только так можно его понять. Я до сих пор веду дела так, чтобы все знать о своих партнерах. Это секрет того успеха, которого я, возможно, добился. Странно, что истории нашей с вами жизни так похожи. У нас с вами больше общего, чем вы думаете.
В глазах Шаннон промелькнула ирония. Она вспомнила, что однажды в Кунварре Зан сказал ей примерно то же. Тем не менее Амадео был не похож на Зана – так цыган не похож на принца, а пират – на короля. В Амадео чувствовалась суровая властность – черта, совершенно отсутствовавшая в утонченной натуре Зана. Тонкий налет цивилизованности не мог скрыть его грубую, почти средневековую силу воли. Воспитание Зана породило в нем естественную самоуверенность аристократа, резко контрастировавшую с напористым самомнением Амадео. И то, и другое очаровывало и в то же время отталкивало Шаннон. Когда образы этих двух мужчин столкнулись в ее сознании, Шаннон поняла, что Зан До сих пор остается для нее образцом. Хотя она, возможно, никогда больше его не увидит, его образ всегда будет постоянным – как неизменны далекие звезды.
– Маленькая Шанита, вы вдруг стали очень серьезны, – сказал Амадео, когда они закончили ужин.
– Я не могу не думать о том, что в Росарио была девушка, из-за которой вы отправились так далеко и так быстро.
Он засмеялся:
– Женщина? Нет, я отправился в путь не из-за женщины. Вы забыли, что мужчины отличаются от женщин. Они дерутся на арене с быком, они борются за жизнь, за господство. На долю женщины выпадает служить поводом для этой битвы, быть обожаемой, любимой. Разве этого недостаточно?
Не ответив, Шаннон отпила глоток «Сотерне» из бокала, который только что наполнил ей официант.
– А вы знаете, что сотни тысяч лет назад наши предки в южной части Тихого океана могли быть любовниками?
– Что это вдруг вас надоумило сказать такое? – с недоверчивой улыбкой спросила Шаннон. Восхитительное вино, кажется, ударило ей в голову. – Кстати, я уверена, что вашими предками были конкистадоры.
– Некоторые да, но в моих жилах течет и кровь индейцев. Они пересекли Тихий океан, чтобы завоевать Южную Америку. Разве вы не видите? – Амадео сделал широкий жест. – Наши прапра – бог знает сколько раз пра – дедушки и бабушки на серебряном песке Полинезии, луна высвечивает их обнявшиеся силуэты, а под пальмами волны мягко бьют о берег…
– Как вы узнали, кто я и откуда? – пробормотала Шаннон. Он вырвал у нее еще один секрет. Шаннон не могла припомнить, что когда-нибудь говорила Амадео о своей матери, однако он со сверхъестественной точностью угадал ее происхождение.
– Вы только представьте себе, – продолжал Амадео. – Под бой барабанов они падают в объятия друг друга. Подумайте о том, как в свете костра в них просыпается желание… А знаете, мы с вами в моей квартире около Буа можем воссоздать эту сцену, – с лукавой улыбкой закончил он.
Услышав столь неожиданный конец этого романтического повествования, Шаннон рассмеялась. Брачный танец начался с очень оригинальной ноты.
– Нет. Думаю, что нет, – с загадочной улыбкой ответила она.
– Мы с вами, Шанита, – мягко сказал Амадео, уловив по тону, что Шаннон готова сдаться, – испытаем восхитительные приключения. Это будет как замечательное путешествие по Великому шелковому пути в далекий Самарканд.
Он властно протянул к ней руку, и Шаннон показалось, что золотые купола сказочного города поманили ее к себе.
