Текст книги "Муки ревности"
Автор книги: Джастин Харлоу
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 33 страниц)
Книга третья
Глава 1
Нью-Йорк, сентябрь 1984 года
В конце сентября Керри однажды днем шла по Пятой авеню, толкая перед собой детскую коляску. Еще только один квартал, сказала она себе, пробираясь через толпу покупателей. Грязный ветер задувал волосы прямо в лицо.
– Тихо! – сказала Керри захныкавшему Линди, остановившись перед входом в «Бергдорф Гудман». – Мамочка ненадолго сюда зайдет. А потом купит тебе подарок.
Пройдя внутрь, она принялась прокладывать дорогу к лифтам. Посмотрев на часы, Керри, к своему ужасу, обнаружила, что уже около четырех, но она была полна решимости во что бы то ни стало купить платье, которое наметила. И ничто ее не остановит: ни капризный двухлетка, ни уволившаяся в последний момент нянька, ни даже протискивание сквозь толпу с коляской. Сегодня вечером вся жизнь Керри зависит от этого черного платья, и ни на какое другое она не согласна.
Войдя в устланное коврами святилище отдела, Керри обнаружила, что ей предстоит преодолеть новые препятствия. Перед ней предстал целый полк раздраженных продавщиц, не обращавших никакого внимания на измученных юных домохозяек с детскими колясками и лепечущими малолетними детьми.
– Смотри, мамочка, свет, – сказал Линди, протягивая липкие пальцы к стеклянной витрине.
– В воскресном номере «Таймс» была реклама черного вечернего платья от Хэлстона, – игнорируя укоризненный взгляд продавщицы, с легким английским акцентом сказала Керри. – Я бы хотела посмотреть его. Восьмой размер, пожалуйста.
Когда она отправилась вслед за девушкой, Линди недовольно надул губы.
– Если ты будешь вести себя хорошо, мамочка купит тебе новую машину.
– Машину, машину! – радостно закричал Линди.
Увидев платье, Керри пришла в восторг. Это было черное шелковое джерси с открытой до пояса спиной. Платье стоило пятьсот долларов, но Керри купила бы его даже за тысячу. Она потратила целое утро, примеряя дешевые копии, но они не шли ни в какое сравнение с подлинной вещью. Пристроив толстощекого Линди около продавщицы, Керри пошла примерять платье.
– Я его беру, – сказала Керри, выйдя из примерочной. Платье сидело так, как будто было сшито на нее. Заполняя чек, Керри подумала, что когда Марк об этом узнает, то будет дуться с обычным для него виноватым видом, считая, что покупка слишком дорогая. Однако миссис Марк ван Бурен не пристало носить полиэстер. От сегодняшнего вечера зависит все их будущее, она просто обязана показать себя во всем блеске перед президентом «Виндхэм энд Хэнбери траст».
Держа под мышкой коробку с платьем, Керри прошла в отдел обуви, где продавцы выглядели дружелюбнее.
– Какой замечательный маленький разбойник! – сказала одна из продавщиц, пощекотав Линди под подбородком. – Готова спорить, ты настоящий маленький чертенок. Ну да, конечно, – ворковала она. – Только посмотрите на эти голубые глазки! Это ведь настоящий блондин, не так ли?
Воспользовавшись приветливостью продавщицы, Керри примерила одну за другой три пары черных вечерних туфель, каждая из которых стоила не меньше сотни долларов. Нет ничего лучше дорогих туфель, сказала себе Керри, остановив выбор на лодочках с каблуками, усыпанными горным хрусталем. Подписав еще один чек, она покатила Линди к лифту. Спускаясь, она почувствовала исходящий от ребенка запах грязных пеленок.
– Кто это сделал? – прошептала она, грозно нахмурившись и не смея поднять глаз на окружающих. Линди улыбался как ни в чем не бывало.
Уже выходя из магазина, Керри почувствовала витающий в воздухе чудесный запах духов. Прекрасно одетая женщина предлагала всем желающим рекламируемые ею духи.
– Мадам, не хотите попробовать «Самарканд»? – любезно спросила она, поднимая прекрасный флакон из фиолетового стекла, украшенный серебряной филигранью.
– Да, пожалуйста, – ответила Керри, подставляя запястье.
«Самарканд», подумала она про себя, упиваясь изысканным незнакомым запахом. На миг Керри вдруг представился маленький домик в Австралии, о котором много лет уже не вспоминала. Казалось, Керри слышала голос Шаннон, читающей вслух о приключениях Марко Поло на Великом шелковом пути на Восток. Для обеих слово «Самарканд» напоминало о прелести путешествия, магии и спасительном бегстве. Секунду или две Керри слышала завывание ветра, ощущала на губах вкус песка и видела юную девушку из Самарканда.
– Шестьдесят долларов за пол-унции – это самый маленький флакон, – сказала женщина.
– Я возьму, – ответила Керри и полезла в кошелек за деньгами, отложенными на продукты.
Она вышла на улицу и обрадовалась, что появившаяся неподалеку лошадь с повозкой отвлекла внимание Линди от находившегося через дорогу магазина игрушек.
– Лошадка! – возбужденно кричал он.
– Правильно, – сказала Керри, быстро поцеловав его в лоб. Она чувствовала себя виноватой за то, что уже не успевала купить обещанную машину.
– К черту автобус, – сказала себе Керри, вдохновленная своим безудержным мотовством. Вызов сделан, и теперь незачем экономить на мелочах.
– Такси! – крикнула она, завидев проезжавшую мимо желтую машину. Держа в руках Линди, коляску и свертки, Керри с ловкостью жонглера разместила их на заднем сиденье и затем сама опустилась рядом.
– Семьдесят седьмая улица, – облегченно вздохнув, сказала она. Есть еще полчаса на то, чтобы превратить себя из Керри ван Бурен, замученной матери маленького ребенка, в эффектную молодую жену подающего надежды банкира.
В шесть тридцать в прихожей они ждали такси. Керри поправила черный галстук-бабочку Марка и повернулась к зеркалу, чтобы в последний раз оценить себя. Керри пришла к выводу, что сегодняшние траты являются мудрым капиталовложением.
– Тебя немного занесло, Керри, – сказал Марк, подводя итог спору, начатому еще в лифте. – С их точки зрения, я совсем недавно работаю в банке, чтобы посылать меня в Лондон.
– Марк, когда ты наконец поймешь, что должен сам прокладывать себе дорогу в жизни? Месяц назад ты мне говорил, что у тебя есть шансы получить эту работу, так почему теперь ты готов отступить? – раздраженно возразила Керри.
– Лучше бы я об этом не упоминал. Обещай, что ничего не скажешь мистеру Хэнбери.
– Неужели ты думаешь, что я такая дура? Я вовсе не хочу быть чересчур настойчивой, но и не желаю упустить такой шанс. Я устала жить так, как мы живем – бороться за существование, когда Лондон манит, как золотое яблоко.
– Ты устала? Думаешь, я не устал? – слабо возразил Марк. – Если бы ты послушалась меня и отправилась на Лонг-Айленд, вместо того чтобы платить половину моего заработка за двухкомнатную квартиру, у нас было бы гораздо больше денег, и ты могла бы тратить их на то, что хочешь – вроде этого платья.
Возмущенный взгляд Керри заставил его замолчать.
– Хороший адрес – все равно что деньги в банке, а в нашем случае – и одежда тоже. Если бы мы жили на Лонг-Айленде, то всегда приезжали бы потными и измочаленными. А так у нас спокойный и собранный вид.
– Дорогая, – мягко сказал Марк, когда такси стало набирать скорость, – пожалуйста, не беспокойся. Когда-нибудь у нас будет все, чего ты хочешь. – Он пожал ее руку. – Я знаю, как тяжело тебе приходилось эти два с половиной года.
– Кажется, ты забыл, Марк, что ты ван Бурен, и поэтому мы должны иметь все уже сейчас.
Керри вспомнила об их поспешном венчании на Бермудах на Пасху, перед тем как она должна была окончить Бремар. Дождь лил не переставая, а по утрам ее каждый день тошнило. Вместо торжественного прибытия в тот мир, в который Керри всегда рвалась, их брак ознаменовал начало трудностей, и до сих пор им не было конца.
Казалось, существует некий заговор, чтобы лишить Керри триумфа. Несмотря на посланное в Медоуз приглашение, мистер и миссис ван Бурен не получили ни поздравлений от семьи новобрачного, ни хрустальных ваз или серебряных подсвечников. Не было ни подобающего ван Буренам пышного приема с шампанским и охапками цветов, ни медового месяца в Европе, о котором мечтала Керри.
Вернувшись в Нью-Йорк, они начали семейную жизнь в крошечной квартире. На нормальное ведение домашнего хозяйства жалованья Марка не хватало. Кроме того, Керри не могла понять, как она, беременная, выдержала то первое жаркое лето и последующие кошмарные месяцы, когда Линди был еще грудным. Отрезанная от мира, она жила только надеждой на то, что Линди ван Бурен смягчится и даст ей с Марком все, чего они заслуживают. Однако в течение примерно двух лет ее письма и фотографии возвращались нераспечатанными. Растущее сходство маленького Линди со своим отцом придавало Керри уверенности в том, что когда-нибудь она сможет пробить ту стену, которую Линди-старший возвел между собой и своей плотью и кровью, не ведая о том, что у него есть еще один сын.
Войдя в элегантный вестибюль отеля «Пьер», Керри забыла обо всех заботах. Взяв Марка под руку, она впервые за последние годы почувствовала, что хорошо одета. Когда они подошли к залу, зарезервированному для приема Виндхэма и Хэнбери, Керри ободряюще сжала руку Марка, стремясь рассеять его нервозность. Спокойная и невозмутимая, она вошла в ярко освещенный зал, высоко подняв голову и уверенно улыбаясь. Когда они с Марком брали напитки с подноса, Керри сравнила себя с другими женщинами и решила, что имеет все основания быть довольной своей внешностью. На фоне тех жен, которые добирались сюда на поезде, может быть, даже целый день, она смотрелась неплохо.
Пока Марк разговаривал с коллегой, Керри выдвинулась на стратегическую позицию вблизи руководства компании – шефа Марка Джадсона Уолкера, Генри Хэнбери и директора лондонского филиала Тревора Ходжа. Через несколько секунд она уже разговаривала с миссис Хэнбери.
Одобрительный взгляд шикарно одетой дамы сказал Керри, что она произвела хорошее впечатление.
– Очень мило, – заметила жена начальника по поводу платья, сразу установив между ними непринужденные отношения.
Несколько месяцев назад Керри узнала и запомнила, что миссис Хэнбери – завзятая наездница, и сейчас ловко перевела разговор на конюшню ван Буренов, скромно умалчивая о своих собственных достижениях.
– Ван Бурен? Вы хотите сказать, что вы невестка Линди? Неудивительно, что вы так много знаете. Генри! – позвала она мужа. – Давайте разрушим их заговор, – прошептала она Керри. – Генри, а я не знала, что Керри – невестка Линди ван Бурена. Ты ведь его помнишь – мы встречались в прошлом году в Палм-Бич.
– А, значит, вы жена Марка. Теперь я понимаю, почему он вас все время прятал, – тепло сказал Хэнбери, пожимая руку Керри. – Рад встрече с вами, юная леди. – Он внимательно рассматривал ее.
– Представь себе, я не имела представления, что Марк – один из тех ван Буренов, – говорила миссис Хэнбери.
Момент, которого Керри дожидалась все это время, наступил – Хэнбери представил ее Тревору Ходжу и его жене. С тех пор, как Марк впервые упомянул о возможности занять должность в Лондоне, Керри старалась побольше узнать о светской жизни и политике Англии. В беседе с Ходжем она удачно упомянула о парусной регате. Ходж сразу пустился в длинные разглагольствования о яхтах, которые Керри внимательно слушала. Поймав взгляд Марка, она ласково улыбнулась ему.
– Мистер Ходж, не возражаете, если я позову своего мужа? Ему будет очень интересно об этом послушать. – Керри вежливо прервала лирическое повествование Ходжа о том, как яхта рассекает волны в гонках за Адмиральский кубок.
Когда Марк и Ходж вступили в беседу, Керри извинилась и отошла в сторону, радуясь тому, что все получилось даже лучше, чем она ожидала.
Проходя по устланному коврами коридору, Керри остановилась перед объявлением: «Галант» проводит прием для прессы, посвященный новым духам «Самарканд». Случайное совпадение разожгло ее любопытство, и Керри решила взглянуть хотя бы одним глазком. Кстати сказать, думала она, наверно, флакон духов принес ей сегодня удачу. Это все равно, что поставить на рулетку в Монте-Карло несколько последних долларов, надеясь, что на них выпадет выигрыш.
В богато украшенном во французском стиле танцевальном зале находились сотни людей, и Керри сразу увидела, что по пышности здесь все намного превосходит прием у Виндхэма и Хэнбери. Уже через несколько секунд она с восхищением узнала профиль неподражаемой Дианы Рилэнд и заметила улыбку гениального Джорджа Плимптона. Такую первоклассную вечеринку было грех пропустить. Сказав себе, что нельзя терять ни минуты, Керри взяла с подноса бокал шампанского, чтобы отметить свою сегодняшнюю победу. Разговоры окружающих вызывали у нее благоговение. Как раз в тот момент, когда Брук Шилдс над чем-то громко рассмеялась, внимание Керри привлекла темноволосая красавица. Глаза ее сияли, прекрасное лицо обрамляла серебристая струящаяся парча. Это была Шаннон. Она стояла всего в нескольких метрах, окруженная маленькой группой людей, которые, казалось, ловили каждое ее слово.
Встреча была так неожиданна, что Керри застыла в неподвижности, уставившись на женщину и стараясь убедиться, что перед ней действительно Шаннон. Донесшийся сквозь шум толпы голос рассеял все сомнения. Керри недоверчиво перевела взгляд на стоящего рядом с Шаннон мужчину – очень привлекательного и, без сомнения, принадлежащего к латиноамериканцам. Керри сразу поняла, что это Амадео Бенгела. В жизни он выглядел даже лучше, чем на фотографиях. Керри почувствовала, как ее охватывает волна отвращения. Бенгела был слишком изысканно одетым, слишком загорелым, слишком могущественным. При мысли о том, что если бы Шаннон не встретила этого человека, то вся ее жизнь сложилась бы иначе, а с ней и жизнь ее младшей сестры, Керри охватила ярость. Было очевидно, что Шаннон соблазнилась его богатством и обаянием.
«Но что они тут делают? Почему находятся в центре внимания?» – гадала Керри. Внезапно кто-то из фотографов сунул в руку Шаннон флакон: это был «Самарканд», духи, которые Керри сегодня купила. Под вспышки блицев кто-то задал вопрос, услышав который Шаннон широко заулыбалась. Для Керри происходящее по-прежнему не имело никакого смысла, пока она на покрытом серебристой скатертью столе не увидела прекрасно оформленных буклетов, рекламирующих «Самарканд». На фотографиях была изображена Шаннон в Грассе, в лаборатории, с создателем «Самарканда» Марселем Галантом. В одном параграфе излагалась история о том, как бывшая топ-модель Шаннон Фалун оказалась у руля транснационального предприятия, создавшего духи, точно отражающие дух времени.
– Разве она не ослепительна? – услышала Керри, когда стихли аплодисменты. – Сама безмятежность. И не скажешь, что у нее на плечах лежит такая ответственность, – сказал худощавый молодой человек.
– Если бы за тобой стояли миллионы Бенгелы, ты тоже выглядел бы прекрасным и безмятежным, – лаконично ответил его спутник – бородатый мужчина в розовом смокинге.
Керри неловко поставила свой бокал на стол и отвернулась от сборища, не в силах произнести ни слова. Вся ее жизнь пошла кувырком. Сестра, которую Керри не видела уже много лет, подавляла своим величием. Толпа, которая сегодня собралась отметить появление «Самарканда», представляла собой сливки международного общества, и Шаннон сияла там как звезда первой величины. Аплодисменты и зависть этих людей являлись высшим признанием. С той вершины, на которую забралась Шаннон, дальше двигаться просто некуда. Какая ирония в том, что пока Керри вынуждена пресмыкаться перед Хэнбери и Ходжем, пытаясь обратить на себя внимание, Шаннон, как обычно, поймала жар-птицу.
Чувствуя себя так, как будто ее только что сбило такси на Пятой авеню, Керри с трудом добралась до женской комнаты и попыталась прийти в себя. Посмотрев на свое бледное лицо, она вытащила губную помаду. Захлопнув сумочку, Керри пустилась в обратный путь, постаравшись побыстрее миновать зал, где проводился прием в честь «Самарканда». Проходя мимо, она зябко повела плечами, как будто попала под струю арктического воздуха.
Что случилось с ней? Что случилось с Шаннон? Почему их пути так сильно разошлись после последней встречи в Кунварре? Странно, думала Керри, но у нее нет ни малейшего желания встречаться с Шаннон или узнать что-либо о ее жизни. Единственное, что сейчас хотела Керри, – это до конца жизни не вспоминать о своей сестре.
Когда Керри вновь присоединилась к участникам приема, Марк немедленно подошел к ней.
– Дорогая, я искал тебя, – обеспокоенно сказал он, взяв жену за локоть. – С тобой все в порядке? Ты выглядишь чересчур бледной.
– Просто немного устала, – ответила она. – Это все от волнения.
– Подожди, я расскажу тебе, что здесь произошло. Хэнбери пригласили нас на обед в воскресенье на Парк-авеню. Ну, что ты думаешь? Будем только мы, и Ходжи, и еще кое-кто. И все благодаря тебе, дорогая. Я так горжусь тобой, – прошептал он. – Мистер Хэнбери отвел меня в сторону и сказал, что ты настоящее сокровище, а потом заговорил о Лондоне. Я понял, что все решено. Я это чувствую.
Когда они уходили из отеля, Керри, повинуясь внезапному импульсу, остановилась у стойки регистрации и спросила, проживает ли здесь Шаннон. Получив утвердительный ответ, она резко повернулась и догнала Марка у двери. Керри и сама не знала, зачем ей понадобилась эта никчемная информация.
– Я просто хотела узнать, не приехали ли Бетси и ее мать. Они обычно приезжают в город в конце сентября, – поспешно пробормотала она, обращаясь к мужу.
Выйдя из отеля под безоблачное ночное небо, она заметила несколько шикарно одетых женщин, которые явно были на презентации «Самарканда». В ярком свете всемирного успеха Шаннон долгожданное приглашение на обед к Хэнбери потеряло свой блеск.
К одиннадцати часам танцевальный зал гостиницы опустел. В нем остались только Шаннон и Амадео, только что пожелавшие спокойной ночи рекламным агентам и представителям «Галанта».
– Насколько я понимаю, бал закончен, – с усталой, но торжествующей улыбкой сказала Шаннон, глядя, как официанты приступают к уборке. В зеркале, окруженном громадными ветками белой сирени и букетами черных тюльпанов, виднелось ее отражение.
– Устала, Шанита? – спросил Амадео.
– Чувствую себя совершенно разбитой. – Она на миг закрыла глаза. Последние двадцать четыре часа рекламной кампании были просто сумасшествием. Причем перед этим Шаннон без перерыва объехала пятнадцать американских городов, в каждом из которых проводила пресс-конференции и радио– и телевизионные передачи. В ее памяти смешались сотни мест, имен, лиц, а сегодня вечером нужно было особенно четко и непринужденно отвечать на вопросы журналистов типа: «Душитесь ли вы «Самаркандом», когда ложитесь в постель?», «Что означает для современной женщины фраза «Восточные грезы», или «Считаете ли вы, что Марко Поло привез с Востока духи в подарок своей любовнице?»
– Пойдем ко мне, посмотрим запись «Шоу Джонни Карсона», – предложила Шаннон. – Наверно, у тебя не было возможности посмотреть его, пока ты был в отъезде.
Амадео заколебался.
– Ты уверена, что не слишком устала?
– Я слишком возбуждена, чтобы заснуть. Пожалуйста, пойдем.
– Ну хорошо, – сказал он. – Я ненадолго зайду, а потом поймаю такси и отправлюсь обратно к себе в отель.
Как это похоже на Амадео, подумала Шаннон, не остановиться в «Пьере» одновременно с ней, хотя это его любимый отель в Нью-Йорке. Шаннон старалась лишний раз не связывать своего имени с именем Амадео. Но к чести Бенгелы, он, казалось, и без слов понимал, что не следует подавать повод для слухов, будто Шаннон всего лишь любовница богача, подарившего ей дорогую игрушку. Особенно это было важно сейчас, когда Шаннон демонстрировала солидность своего предприятия. Под неусыпным наблюдением «желтой» прессы Амадео продолжал вести бурную светскую жизнь, часто бывая в компании эффектных женщин. Шаннон внезапно обнаружила, что тоже стала объектом сплетен. У нее были все необходимые данные, чтобы утолить страсть фотографов к новым лицам: красота, загадочная и тщательно охраняемая личная жизнь, деловые связи с одним из богатейших людей мира. Шаннон очень боялась, что если откроется, что Патрик – незаконнорожденный ребенок, то его будущее окажется под угрозой. Хотя это уже не имело такого значения, как в прошлом, Шаннон беспокоилась о том, что такая новость может породить бесконечные пересуды относительно того, кто его отец. На континенте, где Амадео хорошо знали, уже появилось несколько сенсационных статей.
Когда они вдвоем поднялись в ее роскошный номер, Шаннон заказала яичницу и копченую лососину. Сидя перед экраном, они вместе смеялись над видеокассетой. Шаннон сбросила туфли и забралась с ногами в кресло, а Амадео снял галстук и пиджак.
– Готов поспорить, что ты целый день ничего не ела, – с упреком сказал он.
– Нет, я ходила в «Русскую чайную» давать интервью для «Women’s Wear Daily»[16]16
«Ежедневная газета о женской моде» (англ.).
[Закрыть], но я так долго говорила, что они убрали мои блины прежде, чем я успела их доесть.
Шаннон откинулась в кресле. Последние сумасшедшие недели американской рекламной кампании наконец закончились, оставив их вдвоем в полумраке.
– Ты счастлива, Шанита?
– Конечно. Кто бы на моем месте не радовался? Я сейчас самая счастливая на свете. И все благодаря тебе.
– Думаю, будет справедливо сказать, что ты сделала больше, о чем могла мечтать. Ты заслужила мое одобрение и восхищение – не знаю, имеет ли это для тебя значение.
– Ты знаешь, что твое одобрение значит для меня все, – нежно сказала Шаннон. – До сих пор я не понимала, что такое успех. Это не похоже на книгу, у которой есть начало, середина и конец. Это гора, на которую карабкаешься, а когда взберешься, твое внимание привлекает новая вершина – повыше. Я обнаружила, что мне нравится покорять вершины.
– И какую же новую вершину ты собираешься теперь покорить?
– «Дрессаж»[17]17
«Объездка лошадей» (фр.).
[Закрыть] – вот моя следующая вершина.
– Значит, ты решила заняться мужским одеколоном?
– Да, мы с Марселем не хотим ждать. Он чрезвычайно взволнован цифрами продаж. Представь себе – только в Блумингдейле за неделю продано три тысячи флаконов «Самарканда», да и магазины Западного побережья не слишком отстали. Мы решили запустить новое изделие уже весной.
– Думаю, это мудрое решение – сыграть на феноменальном успехе «Самарканда», пока все о нем помнят. Между прочим, у меня тоже есть одна неплохая идея. Мы собираемся в апреле привезти в Англию «Вакерос». «Галант» может стать спонсором этого матча, и мы раскрасим палатку в твои цвета. Я думаю, связь с лошадьми очень поможет сбыту.
– Блестящая идея, – с ноткой сомнения сказала Шаннон. – Проблема в том, хватит ли времени.
– Конечно, хватит. Уверен. Вот видишь? Теперь ты заставляешь меня карабкаться на вершины, – засмеялся Амадео.
– Что ж, превосходно – меня увлекла эта идея, – с энтузиазмом добавила Шаннон, стараясь забыть о своих сомнениях. Из-за Зана она всегда старалась избежать участия в рекламной кампании в Англии. Тем не менее рано или поздно от этого не уйти. К тому же, сказала себе Шаннон, есть надежда, что к следующей весне они с Заном будут вместе. За эти два с половиной года произошло очень много событий. Смерть отца означала, что судьба Зана теперь в его собственных руках, а в ее бизнесе дела шли совсем неплохо.
– Шанита, я думаю, настало время пожелать тебе спокойной ночи, – внезапно сказал Амадео, поднимаясь, чтобы взять свое пальто.
– Так рано? Подожди. Ну пожалуйста, побудь еще немного.
– Нет. Ты устала, а мне завтра рано утром предстоят встречи.
Шаннон ничего не ответила, почувствовав разочарование, опасно похожее на ревность. Этому чувству вроде не должно быть места в их вежливых сдержанных отношениях, но Шаннон ничего не могла с собой поделать. Она собиралась обсудить с Амадео еще сотню разных вещей – ведь они не виделись более двух месяцев. Внезапно Шаннон припомнила, что Амадео разговаривал сегодня вечером с очаровательной черноволосой португалкой – известным скульптором. В ней ощущалась своеобразная, напоминавшая о картинах Гойи чувственность, и Шаннон была уверена, что Амадео не устоит перед искушением добавить в свою коллекцию такой драгоценный камень. Как хорошо она знала эти его манеры, свидетельствующие о начале романа, – от особого наклона головы до сосредоточенного выражения лица. Из-за скорого ухода Амадео в ночь ее триумфа Шаннон почувствовала совершенно неуместную горечь. Она проводила его до двери, они вежливо поцеловались, но Шаннон не смогла скрыть отчуждения.
– Спокойной ночи, Шанита, – сказал Амадео, проведя пальцем по ее подбородку.
– Спокойной ночи, – прошептала Шаннон.
Когда он ушел, Шаннон подошла к окну и смотрела на огни Центрального парка, чувствуя, что у нее отняли победу. Шаннон вспомнила суету приема, сотни лиц, которые никогда больше не увидит, фотовспышки и абсурдное, но приятное ощущение, что на несколько секунд она стала центром Вселенной. Теперь все кончилось.
Она не спеша разделась, прошла в душ и принялась рассматривать свое нагое изображение в зеркале. В последние два года было несколько случаев, когда Амадео сверхъестественным образом улавливал ее настроение. После Рождества в Ле-Турель они несколько раз занимались любовью. Амадео никогда не предлагал себя, а только отвечал на приглашение, которое читал в ее глазах. Все случалось неожиданно: дважды летом, на борту «Карисмы», один раз снова в Ле-Турель, один раз на квартире Амадео на авеню Фош. Каждый раз для Шаннон это было исключением, и сегодняшняя ночь могла снова стать таким исключением.
Приняв душ, Шаннон потратила несколько минут, записывая впечатления этого вечера, и просмотрела записи на следующий день, пометив себе, что нужно попытаться позвонить Керри. Несколько дней назад Шаннон, поддавшись порыву, позвонила Джеку, хотя они не общались уже несколько лет. Когда она принялась расспрашивать насчет Керри, голос дяди стал таким холодным, что Шаннон не стала выпытывать подробности. Она предположила, что после инцидента с Чудотворцем их отношения с Керри так и не восстановились. В ответ на вопрос Шаннон Джек ответил, что не имеет представления, где Керри, но слышал, что у нее есть ребенок. Повесив трубку, Шаннон пометила, что нужно позвонить в Бремар, надеясь получить адрес сестры через ассоциацию выпускников. Вернувшись в Париж, она пошлет ей подарок для ребенка. Настало время, думала Шаннон, покончить с их ссорой.
Лежа под прохладными, льняными простынями, она долго смотрела на пятна света за задернутыми занавесками. Сон все не приходил. Вот она сейчас находится в роскошном номере одного из лучших отелей в мире, в городе, который только что присоединила к своей империи, и тем не менее не может преодолеть чувство пустоты. Шаннон решила, что ведет себя как избалованная девочка, которая на день рождения получила в подарок все, кроме того, о чем больше всего мечтала.
В темноте она могла разглядеть огромный букет роз, который прислал Зан, сделав приписку:
«Ты скажешь, что новое утро приносит тысячу роз.
Да, но куда уходит Вчерашняя роза?
И в этот первый месяц лета родится Роза,
Которая унесет вдаль тебя, моя любовь, и меня.
Я люблю тебя,
Зан».
Таким романтическим образом, считала Шаннон, он давал понять, что следующим летом они наконец будут вместе. С той весны в Сейяне произошло очень много событий, хотя внешне мало что изменилось. Зан пытался распутать клубок проблем Килгарина, Шаннон занималась своими собственными делами. Год, казалось, начинался с мая, когда они, подобно двум паломникам, припадали к источнику своей любви в Сейяне. Дом во Франции стал гнездом двух орлов, чьей территорией был весь мир.
Шаннон, слишком занятая «Самаркандом», редко предавалась сомнениям. Зан аккуратно звонил ей, и один лишь звук его голоса затрагивал в душе Шаннон чувствительную струну. Он никогда не забывал о ее дне рождения, всегда поздравлял даже с незначительными успехами. То, что началось с большой страсти, стало привычным, как любой брак, но, оглядываясь назад, Шаннон понимала, что Джонкуил была права. Если бы Зан тогда оставил Розмари, их собственные взаимоотношения подошли бы к концу, как только угасла бы первоначальная острота сексуального желания. Теперь они уже испытали себя, но самая важная глава их жизни впереди – когда она, Зан и Патрик станут одной семьей. Ничто этому не может помешать – ни деньги Розмари, ни ее упорство, ни даже вновь возникшая привязанность Шаннон к Амадео.
Шаннон уже погрузилась в сон, когда раздался телефонный звонок.
– Алло? – сонным голосом спросила она, нащупывая в темноте выключатель. Был уже второй час.
Ответа не последовало.
– Алло! Кто это? Когда ответа вновь не последовало, Шаннон несколько секунд подождала и повесила трубку. Ей показалось, что перед тем как на другом конце тоже положили трубку, в ней слышался отдаленный детский голос.
Не вполне проснувшись, Шаннон неожиданно вспомнила, что должна кое о чем спросить Амадео и что это дело не терпит отлагательства. Наверно, он только что лег спать. Коммутатор гостиницы соединил с его номером. Шаннон долго не вешала трубку, но потом дала отбой, решив, что Амадео сейчас у скульпторши. Она погасила свет и лежала в темноте, не в силах заснуть. Телефон вдруг зазвонил снова. Шаннон осторожно сняла трубку.
– Шаннон?
– Зан! – воскликнула она. – Это ты мне только что звонил?
– Нет. А что?
– Да нет, ничего. Должно быть, ошиблись номером.
– Скажи мне, дорогая, как все прошло сегодня вечером? Я весь день думал о тебе.
– Сногсшибательный успех, – сказала Шаннон, кратко рассказав о событиях вечера. – Благодарю тебя за прекрасные розы. И стихотворение. Это правда – то, что в нем говорится?
– Да, моя дорогая. Я люблю тебя и хочу быть с тобой.
– О Зан… – Голос Шаннон задрожал, она начала рыдать в трубку. Такого она себе никогда еще не позволяла, но сейчас не могла сдержать чувств.
– Что случилось, Шаннон? Пожалуйста, не плачь.
– Прости. Просто мне захотелось, чтобы ты оказался здесь – рядом со мной. Сегодняшний день мог бы быть одним из счастливейших в моей жизни, но вместо этого на душе пустота.
– А куда же делась моя хорошая, моя сильная девочка? – сказал Зан. – Ты заставляешь меня чувствовать себя беспомощным. По телефону я ничего не могу сделать, дорогая, хотя отдал бы все, лишь бы быть с тобой. Ты ведь это знаешь, Шаннон.
Она вздохнула.
– Прости. Я просто устала, Зан. Измучилась. Я так долго живу на одних нервах.
– Тебе нужен отдых. Мы не сможем урвать до Рождества какой-нибудь уик-энд?
– Можно попробовать. Хотя куда мы можем поехать?
– Как насчет Нагаленда? Это у черта на куличках. Нас там никто не узнает.
Шаннон засмеялась, и вслед за ней Зан.
– Ты глупый. Ох, Зан, я так рада слышать твой голос. – Действительно, от звука его голоса Шаннон почувствовала глубокое облегчение, как будто демоны из ее души вырвались наружу и умчались прочь.
