Текст книги "Поэты 1880–1890-х годов"

Автор книги: Дмитрий Мережковский

 
Не знаю почему – недвижная природа
Мне кажется подчас так явственно живой,
Как будто дышит всё – от облачного свода
                  До травки полевой.
 
 
В раскатах вешних бурь мне слышатся угрозы,
В прибое мощных волн – напевы божества,
И в эхо – чей-то стон, и в шелесте березы —
                  Влюбленные слова.
 
 
И, мнится, небеса, созвездия и скалы
Мечтательно грустят и молятся, как я,
И грезят ландышей склоненные бокалы
                  О тайнах бытия…
 

1888

 
В бору ароматном, где сосны и ельник
Сплотилися тесно в зеленый плетень,
Где дятел стучит и блуждает олень,
От грешного мира спасался отшельник.
И вот омрачила предсмертная тень
                  Че́рты изможденного лика…
И старец воскликнул: «Господь мой, владыка
Незримых и зримых пространств и миров,
Прими мою душу и бренный покров,
                  На ней тяготевший, как цепи!
Я в жизни томился, как в сумрачном склепе,
Я жаждал безумно грядущей зари,
Покинул людей и твои алтари,
И всё, что к земному меня привлекало…
Но истины сердце напрасно алкало:
Во мраке я жил и во мраке умру…
И совесть мою, как змеиное жало,
Язвит сожаление… В темном бору
Я был равнодушен к земному добру;
Мирские тревоги, мирские печали
Смиренной молитвы моей не смущали,
Я духом стремился в небесную даль, —
И вот, у могилы, чего-то мне жаль,
                  О чем-то былом я тоскую!..
О боже, ты пенишь пучину морскую
И вновь превращаешь в зеркальную гладь,—
Верни же твой мир и твою благодать
                  Душе, омраченной сомненьем!
Легко умереть, тяжело умирать…
О боже, овей мою душу забвеньем
И в очи мне славой твоею блесни,
Зажги на мгновенье святые огни,
                  Огни вековечного света…»
Но сумрачно в келье… Послышался где-то
Двух сов заунывный, глухой переклик…
И старец с мольбою к святыне приник —
                  И не было старцу ответа…
 

1889

 
Когда, приникнув к изголовью,
Твой взор печальный я ловлю,
Ты говоришь, что я люблю
Какой-то странною любовью.
 
 
Ты говоришь, что я не весь
В порывах нежности и страсти,
Что я иной покорен власти
И что мечты мои не здесь…
 
 
Права ли ты? Я сам не знаю,
Но может быть, что ты права…
В тебе, мой друг, я созерцаю
Как будто отблеск божества.
 
 
В тебе люблю я отраженье
Сквозящей в мире красоты,
И молодое вдохновенье,
И вдохновенные мечты…
 

1889

 
Смеркается. Тихо. Ни песен, ни шума…
Всё замерло в чаще; вокруг разлита
Какая-то полная дум красота,
                  Какая-то стройная дума…
 
 
Всё будто бы грезит – не смутными снами,
А странным, прозрачным подобием сна,—
И кажется мне, что сама тишина
                  Трепещет немыми струнами…
 
 
Гляжу и любуюсь… И, мнится, готова
Природа поведать мне тайну свою, —
И я, как влюбленный, пред нею стою
                  И жду вдохновенного слова…
 
 
Но тихо, как прежде, в дубраве угрюмой,
И тщетно стараюсь я в звуки облечь
Ее вековечную, стройную речь
                  С ее величавою думой…
 

1889

 
Всё движется стройно: плывут облака,
Колеблется небо… Ладьей мировою,
Как парусом белым, как легкой ладьею,
                  Незримая правит рука…
 
 
Вселенная движется… Звезд вереницы
Свершают намеченный богом полет,
И солнца, вращаясь, стремятся вперед,
                  Как оси одной колесницы…
 
 
Сменяются ровно прилив и отлив,
И волны седые в бушующем море,
И ранние зори, и поздние зори,
                  И жатвы возделанных нив…
 
 
Один человек в бесконечной тревоге
Возводит без устали призрачный храм,
И вечно стремится к священным дарам,—
                  И вечно стоит на пороге…
 

1889

 
Я не могу смотреть с улыбкою презренья
На этот грешный мир, мир будничных забот, —
Я сам его дитя. Как в небе звездочет,
Ищу я на земле святого откровенья, —
И тайна бытия мучительно гнетет
Колеблющийся ум. Смущенною душою
Я чую истину, стараюсь уловить
Неведомой рукой запутанную нить, —
Но светоч то блеснет, то гаснет предо мною…
Зачем проходим мы ареною земною?
                  К чему шумливою толпой
                  Напрасно длим жестокий бой?..
И верить я хочу, что вековечный разум
Вселенной сходство дал с блистательным алмазом.
 Явления на нем, как грани без числа,
В смешении добра и трепетного зла
Сливаются в одно прозрачное сиянье.
Алмазу нужен свет, – и чистое сознанье
Влечет мою мечту к престолу божества…
И, мнится, самый грех и самое страданье —
                  Всего лишь грани вещества.
 

<1890>

 
Я верю в тайны сновидений,
В мои пророческие сны…
Лучи высоких вдохновений
Так ясно в них отражены!
 
 
Когда сомненье не связует
Полета творческой мечты,
Душа свободная рисует
Свободно облик красоты.
 
 
Мне в грезах истина сияет
И путь к Создателю открыт,
И кто-то разум вдохновляет,
И кто-то сердцу говорит…
 
 
Проснусь, грустя, – и сам не знаю,
Тогда ли глубже я живу,
Когда я сон переживаю
Иль верю грезам наяву…
 

<1890>

 
Как слепо люди ненавидят
И как случайно страстью дышат:
Имеют очи – и не видят,
Имеют уши – и не слышат!
 
 
Они не видят и не слышат,
Не верят знаменьям чудес,
И не для них звездами вышит
Ковер полуночных небес…
 
 
К земле прикованы судьбою,
Презревши твердь и божество,
Они идут земной тропою, —
Как будто ищут под собою
Могил для праха своего…
 
 
Как слепо люди ненавидят
И как случайно страстью дышат:
Имеют очи – и не видят,
Имеют уши – и не слышат!
 

1890

 
В осенний вечер дышит лес
Невыразимою печалью…
Задернут траурной вуалью
Простор заплаканных небес.
 
 
Заката дальнего багрянец
Зловещим зыблется пятном,
Как лихорадочный румянец
На лике бледном и больном.
 
 
В поблекших красках увяданья,
В паденьи каждого листка
Живые чудятся страданья,
Живая чудится тоска.
 
 
В тени обманчивой и шаткой
Как будто шепчется листва,
И полны позднею догадкой
Ее предсмертные слова…
 

1892

 
В глуши сырой и ароматной,
Где блекнет папоротник сонный,
Брожу, в раздумие влюбленный,
Слежу за грезой непонятной.
 
 
Скажите, пасмурные ели,
Скажите, сумрачные сосны,
В каких скорбях вы поседели,
Какою былью пролетели
Над вами радостные весны?
 
 
Кто, дивный, шепчет мне из леса?
Чей это шепот сокровенный
Звучит, протяжный и мгновенный,
Из беспросветного навеса?
 
 
То шепчет сердцу глушь лесная
О первых днях земного мая,
Об утре дней благоуханном
В лесу святом и первозданном.
 
 
Я замер, жду, припоминаю,
Ловлю дыхание лесное.
И вновь душой переживаю
Бог весть когда пережитое.
 

1892

 
Скрывай сердечное волненье
И трепет пламенной любви,
Будь скуп в речах: слова твои
Смутят прекрасное виденье.
 
 
Пуглива робкая мечта,
Не воплощай ее поспешно:
Пока любовь твоя безгрешна,
Тебе подвластна красота.
 
 
Но если речью дерзновенной
И блеском взоров огневых
Изменишь тайне сокровенной,
Заветной тайне дум твоих,—
 
 
Тогда померкнет обаянье
Влюбленных грез, счастливых снов
И промелькнет, как очертанье
Гонимых ветром облаков.
 

1894

 
Тонет даль в тумане бледном,
Хмур безлунный свод небес…
Едет всадник в шлеме медном
И с копьем наперевес.
 
 
Конь в пыли, склонен к подпруге
У стремян чеканный щит,
На чешуйчатой кольчуге
Золоченый крест горит.
 
 
Рукоятью меч широкий
Ударяет по седлу…
Едет всадник одинокий
И глядит в седую мглу.
 
 
Он глядит из-под забрала,
И пылает взор его
Верой в святость идеала,
В красоту и божество.
 
 
Он мечтой весь мир объемлет
И зовет на бой со злом,
А оно – сидит и дремлет
У него же за седлом.
 

1894

 
Опять волнует вдохновенье
Мой хмурый, мой пытливый ум,
И, точно бури приближенье,
Мне всё внятнее странный шум
Прибоя образов и дум.
Еще тиха пучина моря,
Еще прозрачен небосвод, —
Но скоро, скоро, вихрю вторя,
Немая арфа спящих вод
Протяжно песню запоет…
И, точно злобствуя над тучей,
Зигзаги молнии летучей
Ее огнем избороздят…
И дух мой, трепетом объят,
Сольется с бездною созвучий.
 

1894

 
Бывают дни, когда священную тревогу
Переживает ум и сердце в нас горит,
И пылкая душа стремится знойно к богу,
И бог таинственно с душою говорит.
 
 
Волнами звучными волшебная стихия
В туманный берег бьет так явственно тогда,
И слышатся нам в ней молитвы неземные,
Предвечная любовь и вечная вражда.
 
 
Безгрешных ангелов возносятся каноны,
Сверкают их мечи зарницей золотой,
И мчатся демонов крылатых легионы,
И тучей стелются над бледною землей.
 
 
Сливаются псалмы с мятежными речами, —
Небесный бой жесток, стремителен полет…
                  А вечность звездными очами
                  Нас обольщает и зовет.
 

1895

 
Шумит и плещет океан…
На берегу его отлогом
Стоит безрукий истукан
В убранстве пестром и убогом.
 
 
При свете гаснущей зари,
Как привидений черных стая,
В священной пляске дикари
Кружатся, к идолу взывая.
 
 
Для них он бог, великий бог
В венце могущества и славы,
Весь мир – торжественный чертог
Его таинственной державы.
 
 
Холодный камень – жив и зряч —
Глядит на них зловещим взором:
Он сам – вершитель, сам палач
Судьбы жестоким приговорам.
 
 
Пред ним склоняются дари,
Все силы духа в нем таятся…
И в страстной пляске дикари
Всё исступленнее кружатся.
 
 
А небеса и океан,
Сливаясь в сумрак гранью зыбкой,
На роковой самообман
Глядят с задумчивой улыбкой…
 

1895

 
И вот последний день затмился сиротливо.
Последний вспыхнул луч и в сумраке исчез…
И стали небеса как выжженная нива,
И нивы мертвые – как кладбище небес.
 
 
Созвездия светил погасли, как лампады,
В которых догорел живительный елей;
И в бездну мрачную низверглись их громады —
Погибшей красоты надгробный мавзолей.
 
 
Похолодев, как труп, вселенная застыла…
Но божий замысел пронесся вновь над ней,—
И камни дрогнули, и тьма заговорила,
И разум просиял, как солнце прежних дней!
 
 
И над обломками былого мирозданья,
Подобно музыке, раздалися слова:
«Любовь рождает жизнь, – и нет им окончанья,
Как творческим мечтам, как грезам божества!»
 

1895

 
Чей разум, звезды, вас возвысил,
Нетленным пламенем зажег?
Кто превозмог пределы чисел,
Пространства мнимость превозмог?
 
 
Пушинки огненного снега,
Кружат и вихрятся миры,
Пути их горного пробега —
Чертеж неведомой игры.
 
 
И что я сам: мое сознанье,
Мои стремленья, мой восторг?
Кто распахнул мне мирозданье,
Из довременности исторг?
 
 
Моя ли греза – эти краски,
Живые грани и черты,
Иль сам я призрак чьей-то сказки,
Виденье призрачной мечты?
 

1896

 
Небо смеется… Полуденным блеском
Солнце играет на ярком снегу…
Лес улыбнулся теней арабескам,
Резвые тени дрожат на снегу.
 
 
Воздух морозный, как майский напиток,
Искрится золотом зыбких лучей;
Силы надоблачной льется избыток,
Льется потоком веселых лучей…
 
 
В сердце моем – тот же полдень холодный,
Блеск и мерцание снежной парчи,
Призрак любви, и в тревоге бесплодной —
Те же улыбки и те же лучи.
 

1896

 
Кто поймет, кто разгадает,
Как обмануты мы снами?
Отчего всегда витает
Чей-то призрак между нами?
 
 
Кто в лобзаньях тайно веет
Вещим холодом забвенья,
С нами плачет, нас жалеет
И внушает угрызенья?
 
 
Отчего, когда так страстно
Жаждем мы запретной встречи,
Чей-то голос шепчет властно
Укоризненные речи?
 
 
Призрак сна иль призрак рая?
Неземное иль земное
Нам твердит, не умолкая:
«Вас не двое, вас не двое!»?
 

1896

 
Ты отцветала в час вечерний,
В лучах заката отцвела,
Когда проснулась в иглах терний
                  Седая мгла.
 
 
Колеблясь дымной полосою,
Осенний мрак к тебе приник
И плакал светлою росою
                  На твой цветник.
 
 
Стыдливой жалостью волнуем,
Щадя предсмертную тоску,
Ронял он с каждым поцелуем
                  По лепестку.
 
 
Так я рыдаю над тобою,
Касаясь бледного чела,
Так, вместе с астрой голубою,
                  Ты отцвела.
 

<1897>

 
Позабыла душа о минувшем своем,
Где жила, кем была и молилась о чем,
Позабыла душа неземную страну,
Где встречала она золотую весну.
 
 
Там безгрешной любви очарованный сон
Непонятным желанием был окрылен;
Смутный образ в мечтах разгорался и жег,
И манил за собой в лучезарный чертог…
 
 
И просила душа: «Жизнедатель святой,
Воплоти мой восторг и обвей красотой!»
И Предвечный мольбам испытующей внял,
И очам ее мир первозданный предстал.
 
 
Но в тенетах страстей, но в хмельной суете
Позабыла душа о бывалой мечте,
Позабыла, зачем очарованный сон
В красоте и любви на земле воплощен.
 

1897

 
Слепцы глядят на божий свет
                  Сквозь мрак своих очей,
В их величавом мире нет
                  Ни красок, ни лучей.
Как ночь, таинственны их дни
                  И призрачны, как сны,
И вещей бездною они
                  Всегда окружены.
Лицом к лицу с предвечной тьмой,
                  Они не сводят глаз
С неотвратимости немой,
                  Невидимой для нас.
 
 
Так, странник чуждый и слепой,
                  Средь пестрой суеты,
Иду окольною тропой,
                  Влюблен в мои мечты.
Стихией мысли увлечен
                  В мир призрачных задач,
Гляжу на жизненный мой сон
                  И зорок, и незряч.
В ночи предчувствуя зарю
                  И рассветая в ней,
Я в душу вечности смотрю
                  Сквозь мрак души моей.
 

1897

 
Ночь. Не сплю, томит забота…
У дверей стучится кто-то,
Робко кличет: «Поспеши!»
Открываю, – ни души.
 
 
На дворе бушует вьюга,
Не нужна моя услуга
В эту полночь, в эту тьму
                  Никому.
 
 
Но опять за дверью стуки…
Что пророчат эти звуки?
Кто незримый гость ночной,
И ко мне или за мной?
 
 
Непонятная тревога…
Смерть, не ты ли у порога,
И не твой ли слышу зов
В хоре тайных голосов?
 
 
Если так, то сбрось покровы:
Очи страстные готовы
К созерцанью красоты…
                  Это ты!
 

1897

 
Жаждой славы окрыленный,
Простодушный и влюбленный,
Он глядит на божий мир,
Как на рыцарский турнир.
 
 
Чуждый страха и упрека,
Против злобы и порока
Обращает он свое
Позлащенное копье.
 
 
Но врага он не поносит,
Если, приступ отклони,
Нападающего сбросит
С чистокровного коня.
 
 
Он к сопернику подходит
И – венчая торжество —
Поднимает и подводит
К даме сердца своего.
 
 
И в лучах небесных взоров
Гаснет мрак слепых раздоров,
И божественно чиста,
Расцветает красота.
 

1897

 
Твоей красой любуясь жадно,
Не в силах взора отклонить,
Моя любовь, как Ариадна,
Прядет спасительную нить.
 
 
То нить святых воспоминаний,
Хранимый образом твоим,
Из лабиринта испытаний
Я выйду чист и невредим.
 
 
И, может быть, в стране безвестной,
За гранью грешной суеты,
Для жизни новой и прелестной
Я воскрешу твои черты.
 
 
Мой дух в твой образ воплотится,
Чтоб мы расстаться не могли,—
И сочетаньем насладится,
Непостижимым для земли.
 

1897

 
Потускнели огни
Золотистого дня.
                  Мы одни.
                  Отдохни
На плече у меня!
 
 
Разметал свой костер
Умирающий день
                  И простер
                  На шатер
Утомленную тень.
 
 
В ней к тебе низошло
Горних стран забытье
                  И легло
                  На чело
И на счастье твое.
 
 
Ты сомкнула уста,
Сон твой нежен и тих,
                  И чиста
                  Красота
Вдохновений твоих.
 
 
Скоро звездных хоро́м
Засверкает краса:
                  Над шатром
                  Серебром
Зацвели небеса.
 
 
Но твой день не исчез:
Вечно светел и нов,
                  Он воскрес
                  Для чудес
Очарованных снов.
 

<1898>

 
Я на старинный лад пою,
Былину скорбную мою
Кладу на музыку души.
И кто внушает мне: «Пиши,
Ищи созвучий или слов»,
Когда я слезы лить готов,
Рыдать над юностью моей
О светлых зорях светлых дней?
Я не хочу певучих грез,
Но льются звуки вместо слез, —
И скорбь становится светла,
И вкруг меня, в ночной тиши,
Редеет сумрачная мгла,
И вырастают у души
Два очарованных крыла.
 

<1899>

 
И мне безумие дано
За этим явственным пределом,
И я взрастил его зерно
В моем уме осиротелом!
 
 
На небо ль хмурое смотрю —
Я прозреваю блеск заемный,
Восторгов девственных зарю
В степи ласкательной и темной.
 
 
В могилах чую суету,
В страстях – холодную истому,
И в первом ландыше цвету
Навстречу солнцу золотому.
 
 
Иду ли медленным путем,
Плыву ль в лазури влаги шумной, —
Живу во всем, пою во всем,
Ищу сопутницы безумной.
 
 
И тяжесть мира мне легка,
И жизнь вот-вот мелькнет пред взором,
Как пыль на крыльях мотылька
С ее причудливым узором.
 

<1899>

 
Мятежный хмель разлит в природе,
Земля грозой опьянена,
О буйной власти и свободе
В бреду кощунствует она.
 
 
Не о земном ей гром грохочет
И не о дольнем вихрь поет —
Она поверить им не хочет
И о греховном вопиет.
 
 
Напрасно молния сверкает
И мечет стрелы в прах земной,
Напрасно плачет и рыдает
Над нею ливень грозовой.
 
 
Она прощения не просит,
Не внемлет вещим голосам…
И аркой радужною бросит
Ответ суровым небесам!
 

<1899>

 
Вчера всю ночь стучался в стекла
Холодный дождь, а на заре
Отцвел левкой, герань поблекла
И сад проснулся в серебре.
 
 
Не ты ли, гость немой и грозный,
В мечтах о близком торжестве,
Раскинул саван свой морозный
На умирающей листве?
 
 
Но из своей темницы синей
Вновь солнце выглянет, взойдет
И преждевременный твой иней
Росою светлой отряхнет.
 
 
О мой восторг, моя мадонна,
Не хмурь прекрасного чела
И не гляди неблагосклонно:
Зима придет, но не пришла.
 

15 августа 1899

 
Ночь умерла. В тумане синем
Забрезжил синий призрак дня,
Но мы прекрасной не покинем
В дыму лазурного огня.
 
 
Пусть вспыхнет полдень неизбежный
Костром обманчивым своим, —
Мерцанье грез и сумрак нежный
Мы в недрах сердца затаим.
 
 
Для нас, постигших скорбь заката
И тайну звездную небес,
Завеса вечности подъята
Над миром призрачных завес.
 
 
Сквозь эту дымную преграду
Дано от бога нам пройти
И восприять в себя прохладу
И негу Млечного Пути.
 

21 сентября 1899

 
Отбросив земные одежды,
Покинув холодное тело,
Душа молодая летела
На радужных крыльях надежды.
 
 
Ее возносили стремленья,
Которым нет мер и названья,—
Неведомых ласк трепетанья,
Несбыточных грез воплощения.
 
 
И всё, что в отринутом мире
Томило порывом неясным,
Воскресло – святым и прекрасным
В святом и прекрасном эфире.
 
 
О друг мой прелестный и нежный,
Воскреснут и наши усилья!
И вырастут светлые крылья
У нашей любви безнадежной.
 

22 сентября 1899

 
– Вот они – крутые верхние ступени…
Мы пришли к порогу. Преклони колени,
Я с тобою рядом помолюсь святыне.
Дверь ее закрыта, – но для нас отныне
Нет возврата к пыльной, низменной равнине.
Постучим. Привратник выйдет к нам, быть может…
Ангел мой, ты плачешь? Что тебя тревожит?
– Солнце закатилось. Ночь близка. Над нами
Синева трепещет чудными струнами;
Слышу звуки арфы, слышу чье-то пенье, —
Сладко мне и жутко…
                                 – Духа обновление!
В нас любовь играет, плачет и смеется…
Каждый взор твой в сердце песнью отдается, —
Ты – мое блаженство! Путь правдивый к богу!
– Я сама не знаю, как нашла дорогу.
Думала вернуться, стало жаль былого,
Долго колебалась…
                                – И всегда сурово
Каялась, и мнимый грех свой омывала
Жгучими слезами!
                          – Ах, как я страдала!
– Белая голубка! Ты в душе смиренной
Сохранила светоч истины нетленной,
Ты в пустыне мира, знойной и бесплодной,
Мне звездой сияла – вещей, путеводной…
– Я тебя любила! За тебя молилась!..
– Бог тебя услышал: дверь сама раскрылась.
 

21 декабря 1901

 
Убийца предстал пред судом…
На лике его молодом
Неведомой тайны печать:
Он судьям не мог отвечать.
 
 
Когда я читал приговор,
Его испытующий взор
Так строго смотрел на меня,
Как будто и он – судия.
 
 
Я робко взглянул на скамью,
Где видел улыбку твою, —
Но пламенный взор твой погас,
И слезы струились из глаз.
 
 
Ты плачешь – над ним? Надо мной?
О, светоч любви неземной, —
Мы оба отсюда уйдем
Оправданы в сердце твоем!
 

24 декабря 1901

 
Думал я: бесплодно годы протекли…
Вдруг раскрылась тайна – мы себя нашли.
Просветлело сердце; в чуткой глубине —
Музыка и солнце. Ты взошла ко мне!
 
 
Сумерки осенних, пасмурных теней
Потонули в зорях юности твоей.
Вновь душа священным трепетом полна,
Молится и плачет… Плачет – не одна:
 
 
Слезы умиленья сочетали нас
В дивно-невозможный, в незабвенный час…
Дух ли ты небесный, ангел ли земной,
Уведи с собою иль побудь со мной!
 

<1902>

 
Еще не ночь, уже не день.
Как паутина, полутень
Лазурь небес заволокла…
Всё выше призрачная мгла
Клубится в облаке седом
Над очарованным прудом.
 
 
В недвижном парке тишина
Раздумья странного полна.
Деревья ль грезят в полусне,
Иль эти грезы – лишь во мне, —
Природы вещей волшебство
Коснулось сердца моего?
 
 
Пусть всё так сумрачно вокруг —
Аллеи парка, пруд и луг,
Земная даль и глубь небес,—
Я жду явлений и чудес:
Единый близок. Он – во всем,
Он – в сердце любящем моем.
 
 
Как величав вечерний час,
Когда закат уже погас!
Все краски стерла темнота,
Но лучезарная мечта —
Основа светлая теней —
Сквозит из сумрака ясней.
 
 
И так понятно мне сродство
Небес и духа моего!
Как много звезд – в их полутьме
Безумных проблесков – в уме,
Как родствен с этой полутьмой
Язык любви, язык немой!
 
 
Душа внимает тишине:
Напев предчувствий внятен мне!
Их смысл торжественный раскрыв,
Я весь – стремленье, весь – порыв,
И, сбросив прах земных тенет,
Вселенной чувствую полет.
 
 
К полету жизни мировой
Ты приобщила трепет свой,—
К пределам вечным бытия
Летишь и ты, любовь моя,
И в смутных снах души родной
Восторг предчувствуешь иной.
 
 
Как в лабиринте двух зеркал,
В себе мой дух тебя искал, —
И ты, склонившись в полусне,
Себя увидела во мне…
Отражены одним огнем,
Мы тенью легкою плывем.
 
 
В союзе нашем тайна есть:
Холодным взорам не прочесть
Завета родственной души…
О ночь святая! Поспеши
И блеском звезд благослови
Сквозные сумерки любви.
 

15 июля 1902