Текст книги "Не искавшие приключений (СИ)"
Автор книги: Дикая Яблоня
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 26 страниц)
– За все заплачено, – пожала плечами старушка в пестром, как кошкина шкурка, жакете. – Передаю пациента следующему.
– Что?.. Ой. Ой-ой-ой.
Недовольны кошкой? Что ж… Почувствуйте разницу: получите на голову ворона. Это вам не мягкая шапка. Это мастер по изготовлению гнезд из причесок.
– Зачем ей мозгоправ? – переполошилась Гортензия.
– Не имею ни малейшего понятия, – ответил мужчина лет сорока. В отличие от старушки, мозгоправ совершенно не походил на своего помощника: грустный шатен с носом-уточкой и в кожаной куртке – правильная одежда, для того, по кому скачут когтистыми лапами.
Увы, в данный момент когтистыми лапами ходили по мне.
– Здоров! – неожиданным басом сказал ворон.
– Здравствуйте, – невольно откликнулась я. Ворон почти по-человечески вздохнул:
– Пациент здоров.
– А-а-а…
– Но дура! – злорадно добавил ворон и улетел к хозяину на плечо.
«Эх. Не везет мне с воронами.»
– Простите Зигмунда, – развел руками целитель. – Он сегодня не в духе.
Стоило ему выйти за дверь, в комнату заглянул гвардеец:
– Барышня Авлониа Ронда? Я провожу вас. Его Сиятельство ждет.
«О, боги. А можно мне вместо него стаю воронов?..»
Хотя, если подумать, этот уже забрал всю усталость.
* * *
До общения с целителями я выглядела, как помощник конюха. Теперь – помощник-конюха-голова-швабра.
«Сущее, за что мне такой позор?»
Его Сиятельство, похоже, нисколько не беспокоил мой вид. Расположившись у камина в удобном кресле, он указал мне на другое. Это было хорошим знаком, спасибо за знания Госпоже Циник: сидящего подчиненного редко отчитывают.
– Барышня Ронда, вы видите осознанные сны? – спросил меня канцлер.
Все-таки, у Его Сиятельства талант – вводить человека в ступор несколькими словами.
– Да, – решилась я наконец. – Доводилось.
– Что вы чувствуете, когда в таком сне разглядываете детали?
Если бы не полнейшая дикость ситуации, я бы с удовольствием порассуждала на эту тему. Разглядывать вещи в осознанном сне – непросто: сон как будто понял, что пойман с поличным, и пытается замести следы. В нем можно общаться, двигаться, но все ускользает, меняет форму. Закрыв в таком сне дверь, не вернешься обратно: за ней окажется что-то другое. Увидев предмет, не будь уверен в его природе, рассмотри, и поймешь: он не тот, что секунду назад. А еще от подобных экспериментов могут болеть глаза – и во сне, и после, когда вспоминаешь увиденное.
Я невольно коснулась лба между глазами.
– Понимаю, – Его Сиятельство кивнул. – Вспоминать неприятно. Я очень ценю вашу помощь и ваши способности.
«Мои… что?»
– Закройте глаза, барышня Ронда. Расскажите, что вы видели в голове убийцы.
* * *
– Где вы?
– В комнате. Кажется, самой обычной – четыре стены.
Сначала мне показалось: я снова в камере полицейского участка. Все – как там: голые стены, зарешеченное окно. Потом начали проступать детали: окно не было крошечным, вместо вмурованной в стену койки – кровать с металлическими спинками, довольно обшарпанная, почти как у матери Зи. Серое потрепанное белье и дешевое тонкое одеяло тоже наводили на мысли о бедности. В постели кто-то лежал, худой, изможденный и – лишенный лица. Вместо него – расплывчатое пятно, и оно никак не желало фокусироваться. Что было видно предельно четко, так это цепь. Ею лежавший был прикован к кровати за ногу – очень тощую и довольно грязную. Сны редко передают запахи, но здесь ощутимо пахло болезнью.
– Рассмотрите лицо, – велел мне голос издалека. Я послушалась. Пятно дергалось, сопротивлялось, и вдруг подчинилось. Сложилось в лысую голову с бессмысленными глазами и провалом на месте носа.
– Мама!
– Не бойтесь. Идите к следующей стене.
«Это голос отца? А почему он со мной на „вы“?..»
У следующей стены вполне предсказуемо оказался камин, очень скромный – никакого декора. Зато портрет над камином был просто великолепен, как и цветы перед портретом. Женщина на нем – немолодая и грустная, не блистала красотой, но явно была не из низшего сословия: слишком хрупка, деликатна. Кто-то очень любил ее, этот кто-то создал подобие алтаря в ее честь: заполнил каминную полку букетами гиацинтов. Развел огонь, чтобы осветить и согреть портрет.
Я заглянула в камин. В огне корчились, сгорали человеческие внутренности, решетка была перемазана кровью.
– Н-н-нет! Не могу!
– Все хорошо. Идите дальше.
Кто-то взял меня за руку. Папа?..
На следующей стене висел человек. Огромные гвозди были вбитыми по всей длине рук и ног. Тело распорото от горла до живота, орудие убийства – охотничий нож – торчало из раны.
«Почему я должна на это смотреть?! И где я видела этот нож?..»
Человек поднял голову. Это рябую физиономию со напомаженными усами я знала наверняка.
– Хватит!!!
– В комнате четыре стены, Авла. Ты по своей воле влезла в эту авантюру, так имей смелость идти до конца.
Невероятное облегчение: обнаружить, что четвертая стена скрыта в тени. Если там и стояло какое-то существо, оно удачно прикинулось еще одной тенью.
* * *
– Что это было?
Я слишком много пережила по воле Его Светлости и могла позволить себе отойти от этикета – хотя бы на несколько минут. А еще я имела право получить ответы. Или мне так казалось.
– Вы видели краткую биографию серийного убийцы. Его прошлое, настоящее и будущее, последнее, правда, только мечта, – будничным тоном поведал мне канцлер, как будто сообщил, что погода испортилась. – Его отец, как бы пристойнее выразиться, был неразборчив в связях. Подцепил дурную болезнь сам, заразил супругу. После этого она родила младшего брата убийцы: зараженное, умственно-отсталое дитя, чье состояние, душевное и физическое, ухудшается по сей день. Убийца ненавидит своего отца, жалеет брата, обожает мать. Начал убивать проституток после ее недавней смерти – потеря близкого человека стала последней каплей. По крайней мере, по официальной версии.
Я вспомнила, как де Вержи выгораживал сыночка. У меня вырвался нервный смешок.
– Вполне объяснимо, – Его Сиятельство пожал плечами, словно прочел мои мысли, – что эрл защищает наследника. Кстати, его не повесят – поместят в лечебницу тюремного типа. Разумеется, – канцлер строго взглянул на меня. – вся эта информация останется в стенах Равенстерна.
– Поняла. Подпишу все, что мне скажут, – я встала. – Можно теперь…
– Сядьте, барышня Ронда, – канцлер не повысил голос, но я мгновенно воткнулась обратно в кресло. – Вы не рассказали, что видели у четвертой стены.
– Тени.
– Опишите.
– Это было подобие осознанного сна, я правильно поняла? Значит, вряд ли я рассмотрела всю правду.
Затянувшаяся пауза подсказала, что увильнуть не получится.
– Какая-то тень. Высокая, гораздо выше любого мужчины. Головной убор… Нет, капюшон, скорее. И плащ. Тело закутано в темный плащ, детали не разобрать. Еще… заострения по бокам капюшона. Рога? Уши? Больше не помню.
– Не помните, или не хотите вспомнить? Постарайтесь.
– Ваше Сиятельство! Я могу ошибаться!
«На самом деле, скорее – хочу, чем могу.»
– Тень – не выдумка, вроде фантазий о пытках отца, – решилась я наконец. – Это… существо так же реально, как больной брат, и оно общалось с убийцей.
– Благодарю вас, барышня Ронда, – тепло улыбнулся канцлер. – Ступайте.
Я вылетела за дверь, и только после этого поняла, что не попрощалась.
* * *
Пора Фуктовому кварталу привыкнуть, что кое-кто из его обитателей регулярно возвращается домой в полицейской карете. И пусть завидуют: мы – не арестованные, мы – победители.
Руфус всеми силами старался загладить вину, хотя, если подумать, вины практически не было: что он мог сделать? Но, если хочет, пусть заглаживает: почему бы не прокатиться бесплатно. Гортензия приняла это как должное, а я вдруг удивилась мысли: "Жаль, что нас отвезет не Ларс".
На скамье в холле сидела тетушка Леттия. С радостью я шагнула к ней, но вместо теплых объятий получила недовольное:
– Ты должна немедленно поговорить с Мэтти!
– Что случилось? – это мы с Зи спросили дуэтом.
– Он… он… – тетушка просто кипела от возмущения. – Он ушел из Холмов. Перевелся в участок правого берега. Чтобы служить среди… нищебродов! И защищать их! От кого – от самих себя?!
Насчет бокового зрения Ларс все-таки прав, и это прекрасно. Зи смогла совладать с собой, она не издала ни звука, но выражение ее лица я заметить успела. Обняв подругу за талию, я широко улыбнулась тетушке:
– Не поднимитесь к нам с Зи на чашечку нищебродского чая? У нас есть прекрасные нищебродские вафли!
Гордо вскинув голову, тетушка удалилась.
– М-да… – протянула Зи. – думала, это она заплатила двоим целителям. Теперь сомневаюсь.
Кто на самом деле позаботился о моем здоровье, говорить было нельзя. Я небрежно махнула рукой:
– А, неважно. Ну, что – идем пить чай?
* * *
Как приятно избавиться от треклятых штанов, лично их сожгу, но позднее. Сначала – умыться и рухнуть в кровать. Осталось только предупредить Зи, что больше сегодня я с кровати не встану.
«А вот и подруга.»
– Значит, так: завернешь меня в одеялко, разбудишь в апреле. Поняла?
Зи рассмеялась и полезла в платяной шкаф. Достала одно из двух лучших моих платьев – золотисто-бежевое, и бросила на постель:
– Не-е-ет. Так победы не празднуют. Мы идем в ресторан!
– Эээ… Шутишь? Откуда деньги?
Гортензия подмигнула:
– Ну, допустим, премия, – и все также мило улыбаясь, добавила:
– Не встанешь сама – стяну за ноги.
Никак не ожидала, что еще раз в этот день окажусь в транспорте.
– Зи, мы приехали?
– Нет.
– Зи, мы приехали?
– И теперь нет.
– Зи, ты в своем уме?! Это центр города, рестораны здесь – для туристов, в таких местах дорого и невкусно!
Подруга таинственно улыбнулась:
– Это не совсем ресторан. Или совсем не.
– О, боги…
Мы стояли перед "Кондитерской № 1" – не просто самым дорогим кафе в городе, в нем покупала сладости только элита, одно пирожное стоило, как мое недельное жалование, торты украшали съедобным золотом, и прежде я была здесь всего раз – в день, когда услышала приговор "Способность – 4.2". Прекрасно помню: тортик меня не утешил.
В двенадцать лет, разумеется, я не оценила красоту здания в стиле артеме новум, и его интерьеры. Не заметила, с какой скоростью здесь забирают пальто. И почти не придала значения нарядам посетителей.
«Что ж. Если Зи решила потратиться на пару пирожных, я куплю чай. Зато полюбуюсь на эту сумму жизнью верхушки общества. Это как сходить в зоопарк, только здесь чище и тише.»
Пирожное оказалось малюсенькое, зато красивое и ароматное. Один минус – так быстро закончилось, что обманутый организм еще какое-то время скреб вилочкой по пустой тарелке.
– Аль… – окликнула мне Зи, – я читала в одном журнале, что плохие новости надо обязательно сопровождать чем-то хорошим, тогда они легче воспринимаются.
– О! Отлично! Давай хорошую новость, потому что поход сюда меня не обрадовал.
Гортензия покачала головой. Она больше не улыбалась.
– Тебе здесь не нравится? Я всю жизнь мечтала сходить сюда. Ты – нет? Ладно, не буду больше тянуть. Сегодня тебе было плохо из-за меня.
– Зи! Сегодня мне был плохо из-за куста, убийцы, папаши убийцы и тетушки. Не убийцы. Успокойся и просто встань в очередь.
Подруга вздохнула, царапая ложечкой бесценный фарфор.
– Мне сказали… – начала она медленно, словно бы через силу, – в общем, ошибка с моей способностью. Ее как бы нет – когда я сама по себе, поэтому – единица. Зато в паре с кем-то… не просто с кем-то – с другом, с тем, кто мне дорог, она проявляется. Я вроде как усиливаю чужие способности. Если без меня у тебя четыре и два, то со мной… они сами не знаю. То ли тридцать один, то ли сто тыщ пятьсот. Ты сегодня видела что-то особенное, прежде чем потеряла сознание? Ладно, можешь, не отвечать, я – не дура, а канцлер тебя не на чай позвал, ага?
Новость действительно было трудно переварить, гораздо труднее, чем крохотное пирожное. Но кое-что хорошее, по размышлении, отыскалось. Я узнала, что, во-первых – жуть не мерещится, во-вторых – видения являются при участии Зи. Контролируемое уже не так страшно, осталось разобраться, как это настроить, иначе разорюсь на целителях. А еще – так, мелочь: свыкнуться с мыслью, что подобная мерзость скрыта ото всех, кроме меня.
Вспомнились слова канцлера: "…по официальной версии…"
"Тараканы в мозгах – реальны.
Ой, мамочки…
Что, если беднягу-мага заставила открыть артефакт та же тварь?.."
Кто-то толкнул наш столик, налетев на него с разбегу.
– Малыш, – строго спросила Гортензия, – ты заблудился?
– Нет. Здравствуй, няня Ала, я скучал по тебе!
* * *
Я подняла голову – и порадовалась, что сижу, иначе бы точно упала. Не от удивления – от натиска, с которым меня заключили в объятья. После этого удивилась: не ожидала, что тролли придут в подобное заведение. Но никакой ошибки не было: рядом стоял мой бывший воспитанник Тууфи в матросском костюмчике. Я обняла малыша в ответ:
– Очень рада снова видеть тебя.
– Ой. Что это я! – Тууфи разжал руки и торжественно прокашлялся:
– Прими глубочайшие соболезнования в связи с кончиной твоей прабабушки. Надеюсь, она упокоилась в облачном лесу и присмотрит оттуда за вашим родом. Я все правильно сказал?
– Чего?! – подскочила Гортензия. – У тебя еще и бабушка умерла? И ты молчала?
Пришлось дать подруге пинка, широко улыбнувшись на публику:
– Потом объясню.
– Няня Ала! – кто бы ни занимался воспитанием мальчика в мое отсутствие, отучить его дергать за рукава пока не удалось. – Хочешь секрет? – не дожидаясь согласия, он притянул меня ближе и сообщил радостным шепотом, от которого лишь чуть-чуть заложило ухо:
– У меня новая мама!
Тууфи ткнул пальцем в ту часть зала, где располагались самые престижные столики. Там отдыхала не просто элита – элита элит.
Среди этой элиты обнаружилась дева-тролль, еще недавно служившая в парке статуей.
Нужно признать: человеческую женщину Риска изобразила даже лучше, чем воина. Над ее образом явно трудились многие, и результат получился невероятный. Стильная круглая шляпка полностью скрыла недостаток волос, а покрой элегантного платья – отсутствие бюста. Макияж обозначил нос, сделал губы полнее, скулы – выше, глаза – выразительнее. Природная белизна кожи отлично это дополнила: Риска была похожа на ожившую фарфоровую куклу – настоящее произведение искусства. Статное и весьма рослое произведение, рядом с которым счастливый супруг выглядел совсем невысоким. Куда более высокие и очень человеческие мужчины смотрели на Риску с нескрываемым интересом. Спутницы мужчин – по большей части без интереса, зато с черной завистью. Длинная нить бесценного алого жемчуга, небрежно завязанная узлом по последней моде, стоила, как несколько породистых скакунов. Или средних размеров дом. Риска не видела завистниц в упор, она улыбалась, болтая с супругом. А вот жест Тууфи заметила – удивительная избирательность. Дева-тролль радостно замахала мне:
– Авла! Здоро'во! Как житуха?
– Спасибо, хорошо. Как у вас дела?
Ристинкка вскинула руку с поднятым большим пальцем:
– Нормуль! – и снова махнула, едва не сбив с ног официанта. – Сына, иди сюда!
Тууфи помчался на зов. В этот раз официант успел отскочить вовремя.
«М-да. Манеры в этой семье еще шлифовать и шлифовать. Но ведь и Бергюз не сразу построили. Уверена, в конце концов господин Олгот, подобно мифическому ваятелю, доведет свою ожившую статую до совершенства.»
– Тот самый вдовец? – подруга заговорщицки подмигнула.
– Гортензия! Ни слова больше!
– Ага. Только три, ладно? Тролли всем покажут! – Зи откопала в сумочке карандаш и принялась рисовать на салфетке набросок платья, то и дело поглядывая на Ристинкку. Оторвалась, посмотрела на меня с улыбкой:
– Не понимаешь? Он откроет ей дорогу в высший свет, а она порвет их там всех, как хаунд кролика.
«А ведь Зи права. Не удивлюсь, если через день-другой слова „нормуль“ и „житуха“ станут модными у золотой молодежи.»
Господин Олгот из'Эхэ встретился со мной глазами и чуть заметно кивнул. Его торжествующий взгляд лучше любых слов говорил: "Да. Мы можем быть счастливы в вашем мире."
Кажется, закатое солнце за окнами засияло чуть ярче. Или на душе стало чуточку лучше? Наверное – и то, и другое.
И, наплевав на правила поведения, мы подняли за все хорошее тост нашими чайными чашками.
Интерлюдия 4
Огонь не простит и земля сохранит
Проклятье войны, что на всех нас лежит.
Уходят минуты, и дни, и года.
Забудет лишь воздух. Простит лишь вода.
На втором "воздухе" девочка в синей накидке опоздала. Всего секунду, и – скакалка хлестнула ее по коленям.
– Проиграла – выбывай! – с нескрываемым злорадством приказала ведущая. Прочие дети – две девочки и маленький мальчик в пальто поверх платьица – стояли молча. Зато проигравшая не собиралась мириться с несправедливостью. Ее ответ был полон гордого вызова:
– Ты жулила, вредина!
– Сама виновата, неловкая хрюшка.
– Ненавижу тебя.
– А давайте, может быть, в прятки?.. – робко вмешался единственный мужчина в компании.
– Та-а-ак. Пора ужинать, дорогие мои. Мы уходим! – велела дама в консервативном, как палата эрлов, платье и не менее строгом плаще.
– Но нянюшка… Еще пять минуточек, – робким шепотом возразила все та же бунтарка. Разумеется, няня осталась глуха к ее мольбам. Особа, которая одевает мальчиков в традициях прошлого века и разучивает с детьми стихи, рекомендованные в позапрошлом, на уговоры не поддается. И она твердо уверена, что воспитает достойных граждан.
Дети покорно поплелись за нянькой к воротам парка. Пьер проводил их сочувственным взглядом. Он был еще достаточно молод, чтобы отлично помнить и позорные платьица "как у сестер", и нудную считалку, под которую толком не поиграешь. Гораздо проще и веселее прыгать под примитивное "Жан – болван, Нинон – выйди вон", но педагоги прошлого решили иначе. Который век люди с малых лет заучивают стишок, постепенно забывая, что зубрят приговор человечеству.
То, что превращено в рутину, не вызывает желания задуматься – только скуку. И совершенно напрасно.
Чудовищная война, миллионы заклятий, направленных на уничтожение всего живого, поссорили людей с двумя стихиями из четырех. Поссорили настолько, что огонь перестал откликаться на магические призывы совсем, а земля делает исключения два-три раза в столетие. Что еще хуже, отпрыски земли – металлы, оказались злопамятнее матери, они не всегда ладят с огнем даже при полном отсутствии магии. Паровые машины, паровое отопление – все это осталось в довоенном прошлом. Машины на фабриках приводят в движение люди-каторжники или вольнонаемные тролли. Железные дороги потерялись, ушли в землю, заросли травой. Речной флот остается парусным. О передвижении над землей с помощью горячего воздуха не может быть речи, если только вы не поклонник зрелищных взрывов.
Что ж. Во всем нужно видеть плюсы: огнестрельное оружие, вошедшее в оборот перед войной, сгинуло вместе с огненной магией. Невероятное облегчение для того, кто несет ответственность за множество жизней.
Воздух и вода оказались добрее, эти стихии не оставили человека. Спустя века в море все-таки вышли первые пароходы и доказали свою эффективность – если не приближались под паром к земле. С борта корабля удалось поднять воздушный шар, и он долетел до соседнего корабля – настоящий прорыв в науке и технике. С каждым годом магия человечества все больше основывается на единственной дружелюбной стихии – воде. Ничего удивительного, если вспомнить, что люди сами состоят из нее более чем на половину.
Если бы только они не забывали, что эта стихия – последняя.
Пьер вздохнул.
По его опыту, последним даром люди пользуются все менее разумно. Прошедший год побил рекорды попыток разрушить мир в Содружестве Старых Земель. На людей словно обрушилась эпидемия глупости, жестокости и безрассудства, по истине – коллективные мозговые тараканы в действии. Способности становятся все темнее, наружу рвется всяческая мерзость, и случай с благородным семейством де Вержи – лишь один из примеров.
Что ж, и здесь можно найти положительные моменты: отец преступника – больше не глава палаты эрлов, его приемник – понятливее и разумнее.
А еще эти девушки, открывшие в себе двуединый дар. При правильном руководстве они будут очень полезны.
Пьер Тьери Огюст де Арно, канцлер Ландрийский, поднялся со скамьи. Он любил прогулки инкогнито, наблюдения за обывателями умиротворяли и помогали собраться с мыслями. Его дар, весьма многогранный, позволял оставаться незамеченным – если он сам этого хотел.
Впрочем, дар – даром, а безопасность – прежде всего. Измененные-телохранители сопровождали хозяина в этих прогулках. Слишком свежи были в его памяти слова предшественника:
– Ты выиграл приз идиота, мой мальчик. Грядет что-то скверное, и я не хочу быть крайним, когда это случится.
