Текст книги "Не искавшие приключений (СИ)"
Автор книги: Дикая Яблоня
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 26 страниц)
Глава 2. Измена родине, шляпка со свеклой и страшная сказка. Часть 1
Милосердное Сущее, подскажи бедной девушке, как вывести жирное пятно с важного документа! Ах, да: уточнение: вывести без магии. Вот была жизнь до войны: на любой случай – заклинание. Помашешь волшебным артефактом, скажешь что-нибудь эдакое на старо-эллирийском – «пятнус исчезамус», к примеру, и готово! А теперь – не получится. То есть, может быть и получится, но с поправкой, верно, о Сущее? Поправкой на твой любимый эффект маятника, которым ты уже который век караешь потомков злобных идиотов. Но меня-то за что?!
Последнюю фразу я ляпнула вслух и тут же прикусила язык. Ирония – иронией, но те, кто пошутил с Мирозданием, теперь гниют в могилах под колоннами. Сложила руки в знак равновесия, но поклониться не успела – из соседней комнаты раздался такой грохот, что меня чуть не хватил удар. Дошутилась! Что могло так шуметь в пустой комнате?
В маминой комнате.
После смерти отца выяснилось, что сбережения иссякли. С привычной жизнью пришлось проститься, сначала – рассчитать кухарку и горничную, после – продать все ценное: мамины украшения, рояль, книги. Даже продуктовый шкаф: заклинание, поддерживающее в нем холод, требовало постоянного обновления, и было нам больше не по карману. Потом пришло время покинуть квартиру. Переехали мы недалеко: благодаря великодушию ректора Института Прикладной Магии – всего лишь в дом по соседству, в том же Фруктовом квартале. Около века назад здесь были склады. Но город рос, восстанавливался после войны, и в конце концов на месте складов построили дома для магических подмастерьев. В школьные годы из-за этого названия меня то и дело поддразнивали: «Ну ты и фрукт!». По старинной традиции вместо номера каждый дом получил прозвище и сообразный ему декор: витражи, мозаика на полах холлов, даже резные узоры ставен – сплошь плоды и ягоды. Я родилась в Яблочном доме, в просторной, респектабельной квартире с двумя ванными комнатами и музыкальным салоном. Дом носил свое прозвище с гордостью, благоухая полированной древесиной перил и дверей.
Моя нынешняя квартирка вовсе без ванны ютилась под крышей Персикового дома. Персиками здесь не пахло в помине, только мазью от ревматизма, микстурами от кашля и нафталином. В этом доме доживали свой век старики – одинокие вдовцы и вдовы подмастерьев. Сюда переезжали умирать. Мамы не стало, едва мы поселились, она тихо ушла во сне, сидя в кресле у окна. Некоторые коробки с ее вещами так и остались не распакованы. Изредка я заглядывала в ее комнату, смахивала пыль с безделушек на камине и спешила уйти. Даже мысли о пустой комнате делали мое одиночество невыносимым. Подвернись хоть малейший шанс – покинула бы Фруктовый квартал немедленно. Да только кто сдаст приличное жилье девице, подрабатывающей случайными уроками?.. Когда все зависит от денег, подруги внезапно становятся бывшими, даже не попрощавшись.
И вот теперь – что за чертовщина творится в этой квартире?!
Больше нельзя тянуть время, предаваясь воспоминаниям – нужно пойти и все выяснить, пока не случилось что-то по-настоящему скверное.
Обнаружив причину грохота, я испытала невероятное облегчение – сразу после того, как перестала чихать. Всего-навсего сорвалась со стены одна из книжных полок. Книги рассыпались по полу, подняв тучу пыли, пылинки плясали в лучах солнца, пробивавшихся сквозь неплотно прикрытые ставни. Полка же развалилась на части. Что ж, меньше полок – больше дров! Отец постоянно повторял: во всем надо видеть положительные моменты. К тому же, самой верхней в пыльной куче оказалась книга "100 и еще один совет рачительной хозяйке". Как кстати!
Так, посмотрим. Пятна… Ага! Жирные пятна! «С помощью хлеба вы удалите свежие жирные пятна…» У меня – несвежие, и хвала Сущему. Лишнего хлеба в доме нет. «Соль. Для этого метода вам понадобится мелкая соль, чистый белый лист бумаги и утюг.» Все, дальше можно не читать, утюг мой – враг мой. Даже абсолютно холодный, хотя многие и не понимают – как. Разумеется, ведь этот коварный подлец не падал им на ногу. «Отлично справляется с жирными пятнами ползучая пурпурная глина». Кто это писал – житель Сильверийских Дебрей?! Интересно, кто, ведь люди давно их покинули. Следующий способ: «Возьмите чайную ложку слюны черного тролля…» Нет, это не советы – это издевательство какое-то! Если последний вариант будет столь же дурным – вся глава отправится на растопку. Гм. Крахмал? Что ж, это, пожалуй, может сработать. Остается пойти и озадачить бакалейщика покупкой двух ложечек крахмала.
* * *
В лавке господина Клаэса уютно пахло габришскими приправами и пряностями из Новых Пределов. Покупательниц оказалось всего три, хотя по меркам наших тихих левобережных кварталов и трое будним днем – уже очередь. И, похоже, у первой из дам были какие-то неприятности. Две другие выглядели весьма недовольными, зато юный сын бакалейщика откровенно развлекался перепалкой, отложив в сторону один из тех дешевых детективов, которые читал всякую свободную минутку.
– …нет, нет и нет! Платите ауреусами Содружества, деньги туманников не принимаем! – вопреки обыкновению, лавочник не пытался быть вежливым.
– Но мне только немого крупы… – голос женщины в черном платье предательски дрогнул. А бакалейщик, почувствовав себя победителем, просто-напросто перестал ее видеть, развернувшись к следующей покупательнице с услужливой улыбкой:
– Чего желаете, госпожа?
Тут я не выдержала и расхохоталась, хотя смех был, как говорится, сквозь слезы: следующей в очереди была дама-тролль в яркой шляпке с кошмарными искусственными цветами. Разумеется, меня рассмешили не цветы. Господин Клаэс, вы знаете, что ваш дед сейчас вертится в гробу? И что в его времена тролля не пустили бы в левобережную лавку даже с черного хода – всего каких-то два поколения назад? Это как же нужно ненавидеть эмигрантов?
Туманница, истолковав мой смех по-своему, всхлипнула и бросилась к двери. Я едва успела поймать ее за рукав:
– По этой улице направо, через три квартала – бакалейная лавка, принадлежащая пиктси. Там возьмут ваши деньги. Вы меня поняли?
Женщина нервно кивнула и выскочила вон.
– Напрасно вы так, голубушка, – упрекнул меня лавочник.
– Понаехали тут! – басом поддержала его троллья модница.
– Из-за этих туманников наши мужья сидят без работы! – гневно заявила последняя в очереди.
Аллилуйя, госпожа Цинтия Викс! Ваши советы юные учительницы и гувернантки гордо пронесут через жизнь. Как дубину с гвоздями.
– Держим паузу! Сверлим провинившийся класс взглядом! Держать! Сверлить! Держать! Свер… эй, в заднем ряду, не падаем в обморок! Глаза на меня! Держать! Сверлить!
Первой отвела взгляд троллья женщина, что неудивительно: в глубине души даже самые крупные тролли – довольно робкие существа.
– Кхм… – сломалась вслед за ней вторая покупательница. Господин Клаэс оказался крепче всех, как и подобает мелкому лавочнику, для которого каждый посетитель – благодетель и враг одновременно. Я решила, что выдержала паузу достаточно:
– Во-первых, я не замужем. Во-вторых, туманница – тоже. Она – вдова: обручальный браслет на левой руке, а не на правой. И, разумеется, не забудем о траурном платье. Платье почти новое, значит – овдовела недавно. Из кармана торчит погремушка, на подоле платья – свежее пятно от каши-размазни, значит – есть ребенок, и он еще маленький. Явилась сюда за крупой, значит – каша погибла, надо срочно варить новую. Живет на левом берегу Бергезе, а не на правом, как большинство эмигрантов, пансионов у нас здесь нет, значит – остановилась у родственников. Побежала в следующую лавку, очертя голову, значит – маленький ребенок остался дома без присмотра. Один и голодный, – я сделала еще паузу, короткую, для драматизма. – Значит, не смотря на то, что родственники пустили ее пожить, по большому счету им на нее плевать. Вопросы?
Сын господина Клаэса выдавил что-то невнятно-восторженное. Я же мысленно попросила прощения у своего литературного кумира: пафосные рассуждения детектива-самоучки хромали на обе ноги.
– Так что будете брать, голубушка? – испорченной говорящей игрушкой обратился лавочник к даме-троллю. Глаза у лавочника были подстать голосу – остекленевшие.
– Забыла, чего хотела, – вздохнула та и пошла к двери. – Понаехали же, – грустно проворчала она, обернувшись на пороге.
– Вот помяните мое слово!.. – фыркнула вторая женщина и хлопнула на прощанье дверью.
– Чем могу служить, госпожа Ронда? – проскрипел бакалейщик.
Мне пришлось дважды повторить заказ, прежде чем он уложился у лавочника в голове.
– Что-нибудь еще? – скрип игрушки сменился тоном человека, который жаждал выбраться из кошмарного сна.
– Нет, благодарю вас. Я просила две ложки крахмала, а вы насыпали четыре. Скажите, сколько мне доплатить?
– Подарок постоянному покупателю! – взвыл господин Клаэс. Его сын сорвался с подоконника и распахнул передо мной дверь:
– Донести покупки, барышня Ронда? Бесплатно! – добавил он, вложив в последнее слово столько страсти, словно пообещал: "Вот ужо я на вас женюсь, лишь подождите лет десять!"
– Не тяжелые, – я показала мальчишке крошечный пакетик. – Может быть, в другой раз.
* * *
Пятно на приглашении сдалось без боя. Я сочла это добрым знаком и воодушевленно принялась готовиться к собеседованию. Утром назначенного дня воодушевление пошло на убыль: Сущее явно решило послать мне десяток-другой испытаний. На лучшей блузке обнаружился след утюга – что ж, застегну жакет на все пуговицы, не растаю. У любимых туфель отвалился каблук – за ночь? как?! кто?.. что ж, надену нелюбимые, я не на бал иду. Гребень сломался в волосах… Ох, а вот это больно! Что ж, никаких сложных причесок, волосы – в узел, и дело с концом. Теперь отыскать бы шпильки… Как они оказались в кухонном столе?! Ладно, время не ждет, пора бежать.
На третьем этаже крючки корсета решили, что испытаний было недостаточно.
– За что?! – простонала я вслух. Корсет – это не туфли, и не шпильки, с ним так просто не справишься. – Зачем вообще я его нацепила, на кой черт младшему клерку безупречная осанка?!
Дверь одной из квартир приоткрылась. Выглянула миловидная горничная в белом фартуке.
– Доброго утречка, барышня Ронда. Хозяйка спрашивает, что у вас приключилось? Второй день будто воюете с кем-то.
Проклятье! И еще много-много проклятий, а так же рухнувшая полка. Все это, разумеется, слышала моя нижняя соседка, дама Элла-Кармила Шульц Руссель Де Смет – самая состоятельная особа в доме. Только ссоры с ней мне и не доставало.
Прежде чем я придумала, что ответить, дверь распахнулась и появилась соседка собственной персоной – в лилово-розовом пеньюаре с таким количеством кружевных рюшечек, что мне стало обидно за родную страну. Ландрию называют родиной кружев, и подобной рекламы они не заслужили. Хотя шлейфу фамилий, доставшихся соседке от бесчисленных супругов, наряд, пожалуй, подходил. Как и макияж, абсолютно не соответствующий возрасту. Дама Элла-Кармила окинула меня придирчивым взглядом – не заметить вставший горбом корсет было трудно – и скептически хмыкнула:
– Ну-ка, входите, милочка! Будем спасать положение.
Спустя всего пять, от силы – семь минут мой костюм снова был безупречен, а сама я едва не заработала косоглазие. Очень неловко было смотреть в лицо человеку, о котором столь опрометчиво судила по одежде и внешности.
– Ни-ког-да, слышите? – погрозила мне пальцем старушка, – никогда не пытайтесь застегнуть корсет без помощи горничной. Одалживайте мою, если понадобится. А теперь – вперед! Покорять мир, или куда вы там торопились.
– Удачи, барышня Ронда, – помахала мне на прощанье горничная.
– О, да! Удача мне была нужна, как никогда прежде. О том, что присвоение чужого пропуска сочтут преступлением, я старалась не думать.
* * *
– Бр-рюзга! Дур-рак! Жир-рдяй! – разносилось над замком хриплое карканье. Туристы смеялись и расспрашивали друг друга, кому какое оскорбление выдал знаменитый талисман Вороньей Крепости – Злобный Томас.
«Согласно легенде замок на острове Вороньем – старейшая постройка Бергюза, место, с которого начался город. В разное время замок был тюрьмой, оборонительным сооружением и даже оружейным заводом. В конце концов в нем разместилась Палата эрлов, Верховный Суд и монетный двор.» Об этом узнает каждый, кто потратит несколько медяков на буклет.
О чем скромно умалчивают туристические буклеты, так это о том, что изначально, задолго до Второй Магической, замок назывался Равенстен, и построили его не ландрийцы, а туманники. Помалкивают буклеты и о том, как ландрийский эрл Тибо храбро напросился к туманному наместнику в гости, отважно напоил его и мужественно выиграл замок в карты. А после, не получив выигрыш, грустно вздохнул, сказал: "Ну, ладно!" и уже без всяких затей дал знак к началу резни.
Бок о бок с людьми с давних времен в замке жили вороны, сначала – дикие, позднее – как фамилиары гарнизона: патрулировали стены, разоблачали шпионов и жульничали в карты, обирая гвардейцев. Первым пернатым стражем Вороньей Крепости был личный ворон эрла Тибо.
Последний потомок легендарного фамилиара поддерживал Крепость по-своему. За скромную плату любой турист мог получить гостевой пропуск и узнать о себе правду от Злобного Томаса Двенадцатого. Я же со своим приглашением могла повидать Томаса совершенно бесплатно. Так почему бы и нет? После утренних злоключений повод посмеяться мне точно не помешал бы.
Не так, чтобы очень, но все же давно, перед Томасом предстала маленькая девочка, которую привел в замок отец. Готовилась девочка долго, и была уверена, что ворон не отыщет у нее изъянов. Ворон окинул нарядную гостью пасмурным взглядом и буркнул:
– Замар-рашка!
По сей день удивляюсь, почему я тогда не разревелась. Наверное, забыла от удивления, как рыдать. Два дня мама, няня и я искали причину столь сурового вердикта. И нашли – крошечное пятнышко на подоле платья. "Интересно, к чему ворон придерется сегодня?.." – размышляя так, я вошла в калитку особого дворика. Талисман замка восседал на персональном дереве, охраняемый персональным гвардейцем.
– Жер-ртва ур-рагана! – выдал мне Злобный Томас, едва завидев. На сей раз он не смог меня впечатлить: спасая костюм, я подпортила прическу и знала об этом. Удивило другое: рядом с Томасом сидел еще один ворон. Он был поменьше, а звали его, судя по табличке, Злобный Томас Тринадцатый, стажер.
– Проходили собеседование, господин стажер? – не сдержала я улыбку. Кивнула птицам и пошла обратно.
– Бер-регись, пр-равдолюбка чер-ртова! – раздалось у меня за спиной. Я вздрогнула и обернулась. Томас-стажер разразился карканьем, похожим на хохот.
– Извиняюсь за недоразумение, барышня, – гвардеец был растерян почти так же, как я. – Раньше Тринадцатый с гостями не заговаривал. Да и не положено ему.
* * *
– Дурацкий ворон. Дурацкий день. Дурацкая затея…
Кажется, я бормотала это вслух, пока шла, вглядываясь в указатели. Чрезвычайно любезно было со стороны моих потенциальных нанимателей позаботиться о табличках со стрелками и надписями "Для соискателей". Привели они, разумеется, не к главным дверям Палаты эрлов, и слава Сущему – в главные, я, наверное, вообще не посмела сунуться. Тревога навалилась, заставив плечи поникнуть, едва я вошла в здание. Возникло отчетливое ощущение: все, что я сейчас делаю, не доведет до добра. Я влепила себе мысленную оплеуху, натянула на лицо непринужденную улыбку и отдала клерку за стойкой приглашение.
– Паспорт, будьте любезны.
Абсолютно безобидная фраза, а прозвучала, как приговор, обещающий минимум каторжные работы. Чего мне отчаянно хотелось, так это чтобы кто-нибудь влепил мне оплеуху не мысленную, а реальную. Желательно – направив ею к входной двери. Но вместо оплеухи пожилой клерк с пустым лицом выдал мне лишь паспорт, а еще – маленькую карточку с номером. Жест клерка, такой же невыразительный, как его лицо, указал на ряд стульев для ожидающих.
О, боги! Большая часть соискательниц распрощалась со средней школой если не сегодня, то самое большее – на той неделе. Почти все девочки пришли с родителями. "Старух" вроде меня в очереди оказалось всего две. Кстати! А почему, собственно, здесь очередь? Вот уж не думала, что проверку машинописных навыков проводят индивидуально. Или соискателей так много, что здесь очередь для групп?
– Какой у вас номер, милочка? Двенадцатый? Счастливое число, – улыбнулась одна из заботливых мамаш, взглянув на мою карточку. – Присаживайтесь. Вы к правдовидцу сразу за нами.
Свободный стул оказался рядом очень кстати – колени предательски подкосились.
* * *
На целителей подают в суд очень редко, и тому еcть простое объяснение. То самое, которое со времен окончания Второй Магической годится едва ли ни для всего: Закон Маятника. Бессмысленно судиться с тем, кто, допустив фатальную ошибку, и так наверняка пострадает не меньше, чем пациент. Хуже чем целителю будет только его фамилиару.
И для каждого закона, разумеется, существуют исключения. Даже для Закона, который все, от мала до велика, ухитряются произносить с большой буквы. Мои родители девять месяцев ждали сына. Целительница, предсказавшая пол ребенка, ошиблась. Плохо ей от этого не было – в суд на нее не подали. Родители никогда не сожалели, что обрели дочь – я бы заметила ложь – даже не смотря на то, что больше детей иметь они не могли. Но кое-что все же пошло не так. Иногда в моей жизни бывают моменты, когда опускаются руки, и единственный выход – обвинить ту пресловутую старушенцию. Из-за которой мой отец ждал сына. Из-за которой разговаривал со мной, как с сыном: о политике, о войне, о своей работе – всем том, что светской барышне знать не положено в принципе. Из-за которой я слишком часто веду себя, мягко говоря, неподобающе.
Другой человек, говоривший со мной и прочими студентками на недевичьи темы, – преподавательница науки о поведении.
Что бы сказал сейчас отец?
– Ты по своей воле влезла в эту авантюру, так имей смелость идти до конца.
Что бы посоветовала госпожа Цинтия Викс?
– Убрать руку с шеи. Рука на шее – признак вины! Неосознанное касание ушей и носа – признание во лжи! Куда ты смотришь остекленелыми глазами?! Ну-ка, сделай нормальный, уверенный взгляд!
– Двенадцатый номер.
– Здесь!
Колени больше не дрожат. И ладони почти не влажные, хотя вытереть их все же не помешает.
* * *
Правдовидец выглядел старше меня лет на пять, но в его каштановых волосах уже поблескивала седина, а между бровей и под глазами залегли морщины. Вот она – расплата за высокий уровень способности. И это при том, что работает такой маг не более часа подряд – дольше просто невозможно из-за головной боли.
– Вы любите мороженое?
– Э… Да.
"Та-а-ак. Началось. Это, если не ошибаюсь, был калибровочный вопрос."
– Вашей фамилии нет в списке претендентов.
Едва не сорвавшийся ответ "И вам – доброго дня!" означал, что паника снова брала верх.
– Совершенно верно, – я сдержанно кивнула.
Правдовидец посмотрел мне в глаза. Не было сомнений, что сейчас он работал со мной, что называется, на полную свою мощь. Мое будущее зависело от следующего вопроса. На виске молодого человека едва заметно подергивалась жилка. Он устал. Очень устал вглядываться в однообразные девчачьи физиономии, выискивая потенциально опасных личностей.
– Где вы взяли приглашение?
От облегчения захотелось перегнуться через стол и расцеловать бедолагу. Определенно, сказалась его усталость. Спроси он "Кто дал вам приглашение?", и – здравствуйте, проблемы, и для меня, и для Риски.
– В парке.
– Поясните.
– В парке Института Прикладной Магии. Полагаю, вы знаете, известном также, – я чуть-чуть подалась вперед и доверительно понизила голос, – как Обнимашки. Я имела смелость присвоить пропуск потому что: во-первых – мне нужна работа, во-вторых – считаю, что человек, потерявший столь важный документ в Обнимашках, его не заслуживает, и в третьих – я хорошо владею навыками машинописи. Рекомендации предыдущего нанимателя у меня с…
– Достаточно, – правдовидец вяло махнул рукой. – Вам – в ту дверь. И позовите следующего, будьте любезны, – бедолага достал из кармана пиджака баночку с ароматной мазью и принялся втирать ее в виски, а я наградила себя очередной мысленной оплеухой, чтобы согнать с лица преждевременную радость.
Хотя, если уж на то пошло, кое-какие права у меня на нее были – я так и не сказала ни слова лжи.
И все оказалось напрасно.
Когда выполненное задание пошла сдавать десятая девушка из тринадцати, я еще на что-то надеялась. Когда нас осталось две, я не надеялась уже ни на что. Когда боковым зрением я уловила, что последняя из уже-не-конкуренток поднимается с места, я вскочила и бросилась к столу приемной комиссии. Лист с распечатанным заданием, стремительно покинув машинку, не порвался лишь чудом. Но – быть последней? Даже в безрезультатном испытании это слишком унизительно.
– Что. Это. Такое?
