Текст книги "Не искавшие приключений (СИ)"
Автор книги: Дикая Яблоня
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 26 страниц)
Мир взорвался болью.
* * *
Сознание вернулось, принеся с собой головную боль, но паника оказалась намного сильнее боли. Трясущимися руками я схватилась за голову: половину лица закрывали повязки, лишив возможности видеть.
– Тише, тише… – сказал ласковый женский голос. – Сейчас все пройдет.
Теплая тяжесть опустилась поверх бинтов, поерзала и замерла, еле слышно мурлыча. Боль начала отступать.
– Мои глаза… Что?.. – задать более точный вопрос не хватало ни сил, ни смелости.
– Глаза на месте, – строго ответила целительница. – Если кое-кто не будет мешать фамилиару, снимем повязки уже сегодня.
Невидимая собеседница поправила одеяло. С изрядным опозданием дошло, что сырой, воняющей фейерверками одежды на мне больше не было. Пальцы нащупали простыню, от которой уютно пахло лавандовым мылом. Я успела поймать целительницу за рукав:
– Подождите! Моя подруга, Гортензия! Высокая, блондинка, мы с ней из Ландрийской группы. Как она? Ей уже оказали помощь?
– Узнаю – скажу, – пообещали мне, – а пока лежите спокойно.
Лишившись зрения, человек начинает изо вех сил использовать остальные чувства. Сквозь уютное мурлыкание кошки донесли куда менее радостные звуки: стоны, плач, крики боли. Отдаленный рокот сбил с толку. Вслед за ритмичным шумом я услышала вопли чаек, сквозняк принес запах моря. Сложить два и два оказалось нетрудно: меня отправили в тот самый госпиталь, который упоминал Тервюрен. В замок на другом конце острова.
– Как себя чувствует наша героиня?
«Ох, не-е-ет. Только не вы… А, ладно, на безрыбье, как говорится, и де Стеррэ – собеседник.»
– Благодарю вас, я в полном порядке. Как там Гортензия?
– То есть, исход операции вас не интересует?
Даже сейчас. Даже в подобном месте, в такое время господин ректор не сдержал игривые интонации. Я, в свою очередь, тоже не удержалась:
– Зачем беспокоиться? Наверняка мы победили, ведь вы живы и здесь. Если, конечно, не дезертировали.
Ответом было возмущенное бульканье: де Стеррэ утратил дар речи. Кто-то опустился на край кровати.
– Кхм! – не одобрил мои слова этот кто-то, пахнущий дымом, кровью и невыносимой усталостью.
– Инспектор, – я пошарила вокруг себя, надеясь найти его руку. Он аккуратно сжал мои пальцы. – Как там Зи?
– Мне жаль, барышня Ронда, – Тервюрен стиснул пальцы сильнее. – Мне очень жаль. Я тоже потерял друзей: сержанта и еще многих отличных ребят…
– Нет. Нет-нет-нет!!!
– На самом деле действительно – нет, – тихо ответил инспектор, все еще держа меня за руку.
– Вы… пошутили?! Да как вы… – я подскочила, от чего фамилиар зашипел и стукнул хвостом по лицу. Тервюрен сжал мои плечи, заставив улечься обратно.
– "Нет" означает, что мы не нашли ее тело, – все так же тихо продолжил Тервюрен. – Маги не просто уничтожили эльфов – изгнали из нашего мира и запечатали холм. Вашу подругу искали долго и тщательно. Если человека нет среди погибших здесь, на острове…
«…то ее просто-напросто выкинули вместе с жуками. Как мусор. Логично, ведь мы уже исполнили свою роль.»
– Оставьте меня в покое, будьте любезны, – я аккуратно отодвинулась от Тервюрена. Он начал что-то говорить, я повысила голос:
– Оставьте. Меня. В покое.
«Удобно, когда лицо забинтовано. Можно плакать, и никто не заметит…»
* * *
Насчет глаз целительница не солгала: они действительно оказались на месте. Что же до их состояния… теперь это была собственность персонажа из анекдота: «Кто вы, говорящие разноцветные пятна?» Кто-то из целителей подобрал мне очки, пятна сделались узнаваемы, я наконец перестала путать людей и мебель. Смогла самостоятельно одеться, выйти из замка, забраться в шлюпку.
Голова больше не болела. Ничего не болело – ровно до момента, когда я оглядывалась, чтобы сказать: "Зм, смотри, какой красивый корабль!" "Зи, одолжишь платок?" "Зи, ты ничего не забыла? А я точно…"
После этого, разумеется, делалось больно.
Я напоминала себе: окружающим нисколько не легче.
Ландрийский паровой фрегат "Содружество" взял на борт половину раненых в сражении с эльфами. В роскошных каютах, в музыкальных салонах, на прогулочной палубе – везде были носилки с телами, люди в повязках и на костылях. Среди них я выглядела непростительно целой. Таким счастливчикам не позволено ныть. Я и не ныла – надвинула шапку до самых очков, намотала шарф до носа и встала у поручня, глядя вдаль. "Содружество" – не "Заяц", доставит домой очень быстро.
* * *
Неподалеку от меня дымил трубкой человек в кожаной куртке. Он показался смутно знакомым, приглядевшись, я поняла: это целитель из Равенстерна. Он держал своего ворона на руках, бережно, словно тот был стеклянным. Крылья птицы повисли, клюв то и дело приоткрывался. Фамилиар был плох, вероятно – уже умирал. При других обстоятельствах я бы попыталась что-то сказать, хоть как-нибудь поддержать бедолагу.
Подходящих слов не осталось.
Четверо других целителей вынесли и поставили на палубу носилки с мужчиной, чьи глаза скрывали бинты, точь-в-точь, как было и у меня. Это наводило на определенный мысли – все уже знали, что из шестерых двуединых выжили трое: девочка, взломщик и я.
– Он из Габришской группы?
– Да, – тихо ответила девушка в белом плаще с красным маятником. – Боюсь, не дотянет до материка. Пусть хоть вздохнет напоследок свободно, он ведь герой…
Человек на носилках застонал, приподнялся, упал обратно. Я решительно направилась к мозгоправу:
– Там, – ткнула я пальцем, – в вас нуждаются!
– Нет, нет, – он даже не посмотрел на меня, – Зигмунд уже никому не поможет…
– Еще как поможет! Последние минуты облегчит, это точно! И уйдет гордо, а не вися половой тряпкой у вас на руках!
Мозгоправ покачал головой, но все-таки подошел и положил ворона умирающему на лоб. Прошло несколько бесконечно долгих минут. Девушка-целительница проверила пульс и зрачки раненого. Тихо сказала: "Ушел".
– Чего?! – ворон поднял голову, потом встал на лапы, – Не дождетесь, я только жить начинаю, мне ж амнистию обещали!
– Зигмунд, о чем ты? – растерянно спросил ворона его хозяин.
– Дружище, ты попутал, я – Энди… Твою матерь!!! Что у меня с ногами… и со всем остальным?!
* * *
Я сняла очки и протерла глаза. Огляделась вокруг: мы уже были в зоне тумана. О нем сложено много легенд: говорят, моряки с архипелага становятся частью этой белой стены, если погибнут в море. Но чтобы люди переселялись в птиц… о таком никто никогда не слышал.
Ворон тем временем продолжал разоряться, ругаясь так, что юная целительница покраснела и убежала. Хозяин ворона молча стоял рядом с носилками, открывая и закрывая рот, как рыба, выброшенная на берег.
Туман вокруг нас пришел в движение, истончился, раздвинулся – явно работа магов.
«Логично – теперь мы можем себе это позволить, больше бояться некого. Еще немного, и белая стена останется там, вдалеке… Как и часть меня – навсегда.»
Резкий скрипучий голос ворона вырвал из горьких мыслей:
– Чё встал, как дурак, делай что-нибудь!
– Эээ… Хотите поговорить о случившемся? Или, может быть, закурить?..
– Твою матерь налево с переворотом, я – сраный ворон, как я буду курить эту сраную трубку?! Сам гробь свое сраное здоровье, ты…
Остальные ругательства заглушил рев туманного горна. Маги открыли для нас коридор, но это не значило, что вокруг не было других кораблей. Скромный парусник шел навстречу, он оказался так близко, что я разглядела и толпу пассажиров на палубе, и флаги на мачтах.
Корабль принадлежал архипелагу. Беженцы торопились домой.
* * *
Уцелевших в битве на острове Белых Скал встретили как героев: с флагами, цветами, оркестром. Измученным, искалеченным людям эта мишура была абсолютно не в радость. Все, кто мог видеть и двигаться, стояли у поручней и высматривали родных. Они просто хотели вернуться к нормальной жизни.
Как и я.
Увы, с моим нынешним зрением разглядеть в огромной толпе кого-то знакомого было практически нереально. Спустившись по трапу, я шла вперед, пока сильные руки не выдернули меня из потока людей.
Рослый молодой человек в полицейской форме без труда отнес меня в сторону вместе с багажом. Поставил на землю. Оглядел, прищурившись:
– Посмотрите на мою маленькую кузину! Еще недавно лупила брата подушкой, а теперь побеждает врагов. Будь я проклят! Если спросят, чем в нашей семье можно гордиться, не задумываясь, скажу: родством с этой смелой девушкой!
Я смогла улыбнуться:
– Мне тоже приятно видеть тебя, дорогой болтливый кузен!
Маттиас рассмеялся, и мы обнялись. Я невольно отметила, как сильно изменился Мэтти – явно в лучшую сторону: похудел, стал крепче, увереннее, больше не благоухал одеколоном, как это модно в Холмах. Русая щетина, которая однажды станет усами сурового сержанта, наверное, повергала его маму в шок каждый день. Впрочем, недовольство тетушка Леттия оставила дома: оттеснив сына, она обняла меня с такой теплотой, что невозможно было сдержать слезы. Многие вещи доходят до меня с небольшим опозданием. Именно в этот момент я поняла: военный поход окончен. Мы победили. Нужно жить дальше.
Придется учиться жить дальше.
Начать учиться сию секунду не дали: группа гвардейцев, двигаясь сквозь толпу, как нож через масло, подошла к нам.
– Барышня Ронда, приказано доставить вас в замок.
* * *
Я снова предстала перед Его Сиятельством, напоминая самой себе помощника конюха. Впрочем, теперь это не волновало. Не было даже желания узнать, к чему спешка. Хотелось только оказаться подальше от Равенстерна.
– Именно поэтому я и приказал доставить вас как можно скорее, барышня Ронда. До того, как нахлобучите любимую шляпку и ударитесь в бега. Ищи вас потом по всему континенту, чтобы отблагодарить.
Его Сиятельство радушным жестом предложил мне сесть у камина. Сам опустился в кресло напротив и несколько секунд молча смотрел на огонь.
– Мог бы дать вам горсть орденов, – вдруг сказал он. – Или должность почетного полицейского эксперта. Но у меня есть кое-что получше. Все это время вы находились не в том месте и занимались не своим делом. Не по призванию.
Я не ответила. Его Сиятельству удалось меня заинтриговать, но только чуть-чуть.
Канцлер взял с разделяющего нас столика какие-то бумаги и протянул мне:
– Место заместителя директора в элитной школе для девочек. Лучшей в Ландрии, это не какая-то ферма покорных жен: там преподают науку о поведении. Даже есть краткий курс политологии. Директором вы пока быть не можете – слишком молоды.
– Не получится, – покачала я головой.
– Ах, да, – к бумагам прибавился солидный конверт. – Диплом и рекомендации.
Я молчала, разглядывая то, что недавно было недосягаемой мечтой. За что не пожалела бы отдать годы жизни. Забавная штука – мечта, которая исполнилась не ко времени. Никакой радости, только недоумение с изрядным налетом паники.
"Поблагодари, дура!" – орало благоразумие, отпихивая авантюристку: та очень хотела напомнить канцлеру о судьбе Зи.
– Назовите единственно верный синоним для слова "Власть", барышня Ронда! – вдруг приказал мне канцлер. Я так и замерла с приоткрытым ртом.
«Все-таки, у него талант – задавать сбивающие с толку вопросы!»
– Подсказываю, – он улыбнулся, – не могущество, не деньги, и точно не почести.
– Ответственность!
– Умница, – кивнул Его Сиятельство, и я вдруг обнаружила, что стою за дверями кабинета – в приемной.
– А перед кем отвечает тот, кто находится выше всех?! – возмущенно спросила я у дверных ручек. Опомнилась, буркнула гвардейцам "Не провожайте!" и поспешла прочь. Кажется, кто-то из стражей покрутил пальцем у виска.
* * *
Когда полиция везет тебя домой, сигналя «Очистить дорогу!», это удобно, хоть и немного неловко, причем неловко исключительно за кузена. Все-таки правый берег серьезно изменил Мэтти. Прежде он и во сне не осмелился бы нарушить инструкции, а теперь мчал на служебной карете, радостно пугая четверики благородных эрлов. Я почти сумела повеселеть.
Веселье исчезло, едва я вошла в холл родного дома.
Обе скамьи, сидя в ряд, занимало семейство Горшковиц. Ёршик вскочил, отдал сыча сестрам, подбежал ко мне и обнял. Следом торопливо подошел ванЛюп:
– С возвращением, барышня Авла! Как же я рад, что вы живы-здоровы! Насчет барышни Гортензии… предлагал ее родным ключ, да они сами не захотели…
– Нам уже сообщили. Мы ждали вас, – пробормотал Мило.
Я смотрела, как приближается мать Зи, и не знала, о чем говорить. Больше не было дешевой актрисы, живущей в собственном выдуманном мирке – только заплаканная немолодая женщина, потерявшая ребенка.
– Вы не могли бы… – робко начала она.
– Да-да, конечно! Все… или не сразу, как вам удобно…
Мне повезло. Привычка обдумывать слова и формулировать мысли как можно точнее спасла от грандиознейшего позора. Я была уверена: мать торопилась забрать деньги и вещи дочери. А она попросила:
– Вы не могли бы рассказать, что произошло там, на острове?..
* * *
Мы сидели в комнате Гортензии и ковырялись в тарелках. Практичная Мила оказалась единственной, кто даже в такой момент не забыл о приличиях и традициях: испекла поминальный пирог. Было совершенно очевидно, на чьи плечи теперь ляжет забота о безалаберных родственниках.
– А нам дом подарили, – нарушила тягостное молчание Лука. – Целых два этажа! Каждому – своя комната, представляете?
– Ага, – буркнула Мила. – Это ж сколько уйдет на отопление? Про уборку вообще молчу. Денег, конечно, дали, но они ж не резиновые…
– Каждому – своя комната, – мечтательно повторила Лука, демонстративно игнорируя Милу. – И никакой ворчливой сестры под боком.
– Замолчи! Одну уже потеряла, нет?! – жестко, с какими-то совершенно новыми, взрослыми интонациями оборвал сестру Ёршик. Еще более удивительно было то, что Лукреция не возразила ни слова. Девочка опустила голову, глядя на ложку.
– Заберу швейную машинку, ага? – кто-то должен был помнить, что жизнь продолжается. Хорошо, когда в семье есть своя разумная Мила. Плохо, если истинной хозяйке дома нет и двенадцати. Я кивнула и встала:
– Попрошу консьержа вызвать извозчика.
– Не волнуйтесь, мы справимся. Вы лучше отдыхайте с дороги.
Удивительно и странно было слышать мужские интонации в голосе мальчишки-подростка.
– Не забудь жестянку, – я указала в угол, где круглый вязаный коврик скрывал перекошенные половицы.
– Матери назначили хоро-о-ошую пенсию, – тихо, с горечью сообщил Ёршик. Вскинул голову, сконфуженно улыбнулся:
– Простите.
Я хотела обнять мальчика, но сдержалась и вместо этого положила руку на плечо – как взрослому. Фамилиар ответил суровым взглядом, но промолчал.
Нехитрые пожитки Зи покинули дом очень быстро. Прежде чем уйти, Мило строго посмотрел мне в глаза:
– Вы пока не ходите замуж, дождитесь меня! Будем жить все вместе, с шестью совами, десятью собаками и восемнадцатью жабами.
Мальчик полюбовался моим ошарашенным видом, а потом рассмеялся, на мгновение сделавшись прежним шкодливым Ёршиком:
– Пошутил!
Дверь закрылась. Я прислонилась к ней и медленно съехала на пол. Так и сидела на потрепанном коврике, пока не поняла, что стучу по двери затылком.
Вздрогнула от неожиданности, когда снаружи постучали в ответ.
– Человек не должен выть в одиночестве! – строго сказал мне ванЛюп.
– Я не вою.
– Но я-то слышу.
* * *
– Меня вот на отдых сослали… – тихо сказал ванЛюп, так и не притронувшись к чаю. – Совсем негодный стал, буду теперь доживать деньки в пансионе с прочими стариками…
– А я уезжаю из города – получила работу мечты на юге Ландрии.
– Все уезжают, – снова вздохнул старик. – Почтенная балерина, с которой вы были дружны, собралась в одночасье и отправилась путешествовать незнамо куда, вроде бы – вокруг света.
– Значит, – я ободряюще улыбнулась ванЛюпу, – однажды она завершит круг и вернется к нам. Думаю, мы все еще непременно увидимся.
– Вот что я в вас люблю, барышня Авла: умеете во всем отыскать хорошее.
Я не стала с ним спорить, хотя и была несогласна.
«Нет. Отыскать хорошее умела Гортензия. А я здорово умею докапываться и занудствовать. Впрочем, это уже неважно. Больше никаких игр в детективов.»
* * *
Сборы и прощание с родственниками не заняли много времени. Неприметная особа в очках, с черным зонтиком и саквояжем заняла место в уголке дилижанса. Никто не узнавал меня – низкий поклон криворуким газетным художникам. Я тоже не стремилась заводить знакомство с попутчиками. Чуть более полусуток дороги, пара пересадок, и начнется совершенно новая жизнь.
Напротив сидели две юные особы – младше меня года на три-четыре, и возбужденно обсуждали новый роман Карнеолы Миллер, изданный уже после ее ухода. Девицы строили догадки, кто те "Подруги в поисках истины", которые упомянуты в посвящении. Я прислушивалась к девичьей болтовне. Размышляла, как много интересного пропустила в последние месяцы, постепенно погружаясь в дремоту. Дождь шелестел за окном дилижанса – первый настоящий признак ландрийской весны. Вслед за ним придет тепло и цветы, а пока есть только привычная сырость, которая – вот счастье! – все же лучше, чем незабываемый островной дризлинг.
Сон почти победил, но возница некстати придержал лошадей. Пришлось протереть глаза, а потом и очки. Мимо нас бодрой трусцой пробежала группа рослых серых троллей в рабочих комбинезонах. Не снижая темп, они слаженно улыбнулись и помахали нам топорами, лопатами, связками досок и тачками.
– Вы видели это? Кошмар! – воскликнула белобрысая девица напротив меня.
– Катастрофа! – поддержала ее другая – ниже ростом и темноволосая.
– Вы, наверное, не понимаете, – белобрысая смотрела на меня с жалостью. – Далее по маршруту – мост. Если рабочие торопятся, да еще – с таким количеством материалов, значит, мост нужно чинить. Мы застрянем на станции!
– Вы, наверное, не читаете детективы, – осуждающе покачала головой темноволосая. – Они очень полезны для развития логики.
Я промолчала.
* * *
Мост и в самом деле обрушился. Что еще хуже, наш дилижанс был не единственным, застрявшим на станции из-за ремонта. Разумеется, все места в крошечной – всего пара номеров – гостинице оказались заняты. Мои спутники, ворча и ругаясь, подхватили багаж и устремились в ближайшую деревеньку.
Я замешкалась, разглядывая группу детей возле станции.
Возможно, дело было в бледной малышке, одетой в черное. Или в рыжем подростке, который непрерывно строчил в толстенной тетради. Или – в мальчике-тролле, у которого – я снова протерла глаза от удивления – на голове был зеленовато-серый ежик волос. Под багажный навес у входа в гостиницу забились девочки-дварфы. Сестры-близняшки в темных очках то выглядывали наружу, то снова прятались, как будто боялись чего-то.
Пока я размышляла, почему здесь собралось так много странных детей, из гостиницы вышел молодой человек в сопровождении еще пятерых мальчиков и девочек. Невысокий, очень крепкий, он был темноволос и одет в строгий, но элегантный дорожный костюм. Странное дело: ни модных усиков, ни щегольской трости, ни дорогих украшений – все было скромно, но я откуда-то знала: этот человек – особенный. Возможно, известный спортсмен?..
Память услужливо подсунула новогоднюю прогулку с Гортензией. Боксерский шатер, куда мы так и не попали. Плакаты с богами спорта, которые так нравились Зи. Воспоминания явились незваными гостями, и я благополучно пропустила момент, когда молодой человек вдруг достал свисток. Даже подпрыгнула от неожиданности.
* * *
По свистку все дети, кроме сестер-дварфов, выстроились в шеренгу по росту и рассчитались на первый-второй. Последними подали голос близняшки, так и не выбравшись из-под навеса. Молодой человек снова свистнул. Дети поспешили внутрь, следом юркнули сестры, волоча за собой чемодан – так стремительно, словно опасались убийц или чудищ.
Я невольно хмыкнула. Молодой человек убрал свисток, достал футляр и повернулся ко мне.
Пока я разглядывала потрясающие серые – совсем как у отца! – глаза, поверх них были водружены очки в толстой оправе.
– Что именно вам не нравится? – строго спросил молодой человек. Красота серых глаз отошла на второй план: если мне что-то не нравится, я это аргументирую.
– Мне не нравится то, как вы посчитали детей. То есть, вы вообще это не сделали. Что дал ваш "первый-второй"?
– Скандалистка! – чуть слышно пробормотал незнакомец, обращаясь к ближайшему дереву.
– Физрук! – не осталась я в долгу, делясь мнением с облезлой скамейкой. Незнакомец вздохнул:
– Я прекрасно знаю, сколько детей под моей опекой. Это был дисциплинарный момент. А еще при таком расчете никто никогда не окажется вечно-последним. Это важно, если ты – самый маленький в классе. Никто не будет унижен.
Говоря это, молодой человек выпрямился, чуть вскинув голову. Я поняла, что он ненамного выше меня, и, скорее всего, когда-то был тем самым бедолагой – последним в классе.
– Очень разумно! Мне нравится этот педагогический прием. Не возражаете, если позаимствую его? Кстати, я – Авла.
Я протянула руку для рукопожатия. Никакого кокетства, никаких задних мыслей.
Просто знакомство коллег.
– Прием не мой – дед преподавал основы рукопашного боя. Виктор, – более-не-незнакомец протянул руку в ответ и вдруг замер. – Да ладно! Авла?! – он по-мальчишески восхищенно распахнул глаза, от чего стал казаться моложе. – Авлониа Ронда? Та самая?!
Я невольно прикусила губу. Серьезная ошибка – называть всем подряд свое имя. Меньше всего мне были нужны расспросы о войне с эльфами.
– Нет! – это прозвучало невежливо, слишком резко. Но он был сам виноват. – Даже не родственница.
– Намек понял! – энергично кивнул мой новый знакомый.
Прежде чем я сказала, что думаю о таком понимании, из-за двери высунулась малышка в черном:
– Ири и Мари залезли в буфет, – угрюмо сообщила она. – Хозяйка ругается.
* * *
Виктор любезно пропустил меня вперед, что, разумеется, заметили дети. Рыжий мальчишка с тетрадью подошел и указал мне на низкий резной шкаф.
– Сестры-дварфы прячутся. Не дружат с небом и высокими потолками. Но им простительно, они – ортопеды, – с важностью объяснил он.
Я несколько мгновений переваривала услышанное. Агорафобия – не редкость среди дварфов, если они…
– Ты, наверное, хотел сказать – ортодоксы?
– Ошибся!!! – рыжик драматично заломил руки. – Пойду – побьюсь головой об стену!
Вместо того, чтобы выполнить угрозу, он плюхнулся на стул и принялся что-то писать в тетради.
– Не обращайте внимание, – мрачно сказали рядом со мной. – Это – Отто, и он постоянно лжет. Даже когда лжет, все равно лжет. И пишет – чтоб не забыть вранье.
– Ты уверена? – осторожно спросила я траурную малышку.
– Я никогда ни в чем не уверена! – торжественно ответила та.
– Леонора, Отто не лжет, у него просто очень богатая фантазия, – покачал головой Виктор. – Давайте посмотрим, как дела у сестричек. Девочки – действительно из ортодоксов, – шепнул он мне. – Весь клан погиб под обвалом, только они и выжили. Не выносят открытых пространств, не расстаются с вещами родителей. Боги знают, что в этом чертовом чемодане… Вылезайте, прошу вас. Время обедать, – повысил он голос.
– Нет, спасибо!
– Мы неголодные!
Чтобы вдвоем уместиться в буфете, нужно приложить немало усилий. С такой целеустремленностью не борются обычными аргументами или угрозами.
– Можно мне? – шепнула я Виктору. – Кажется, есть идея.
Обняв буфет, я принялась трясти его, выкрикивая:
– Ненадежное укрытие! Опасность обрушения! Покинуть аварийную территорию!
Сестрички не просто вылезли – вылетели арбалетным болтом. В ужасе принялись озираться, прижавшись друг к другу:
– А что ж делать-то?
– Вот! – я открыла отцовский зонт и вручила девочкам. – Надежное мобильное укрытие. Качественные материалы. Успешная проверка в условиях урагана.
Сестры схватили зонт и скрылись под ним почти целиком.
– Я – ваш должник! – выдохнул Виктор. – Позволите угостить обедом?
* * *
Обед оказался скорее ужином, после которого – поразительно! – без нытья и возражений дети почистили зубы и отправились спать.
Хозяйка, сделав какие-то собственные выводы насчет нас с Виктором, оставила лампу, велела не засиживаться и ушла.
Но мы засиделись, говорили и говорили, причем – вот уж нарушение стереотипов, рассказывал в основном он. О старике, который растил его, как родного внука. О несбывшейся мечте – золотой медали по боксу. О единственном пропущенном ударе в висок, который перечеркнул карьеру спортсмена, испортив зрение. О мечте старика – приюте, где будет не только стол и кров для сирот – полноценная спортивная школа. О решении воплотить мечту – не свою, так наставника. О приятеле, который подарил старый дом, чтобы не платить налог на наследство. Чем больше я узнавала, тем сильнее мне казалось: я я знаю этого человека бесконечно долго, просто мы расстались на какое-то время. а теперь снова встретились.
Как вернуться туда, где спокойно и безопасно.
Никаких политиков. Никаких войн.
– Вот так внезапно все и сложилось, – закончил историю Виктор. – С учителями, правда, беда: только я и пожилая пара, которая приедет с большим опозданием. Та-а-ак! – резко вскинул он голову. – Ты почему не спишь?
Рыжий Отто ничуть не смутился, напротив – смотрел на нас недовольно, почти обиженно:
– Вы что – до сих пор не держитесь за руки?!
Мы с Виктором переглянулись.
– Почему тебя так сильно это волнует? – осторожно спросила я у мальчишки.
– Поспорил, – пожал он плечами. – С Ири и Мари.
– Поспорил. С дварфами, – медленно повторил Виктор. Я заметила, что он с трудом сдерживает смех, и подчеркнуто осуждающе взглянула на него, хотя и самой хотелось смеяться.
– Не понял? – рыжик утратил всю свою самоуверенность.
– Дварфы спорят, если знают, что правы на двести процентов, – я, не сдержавшись, фыркнула.
– Ты попа-а-ал, – протянул Виктор. – Что хоть проспорил-то?
– Десерты за месяц, – Отто изобразил вселенскую скорбь. – Может, все-таки подержитесь, а?..
– Марш спать! – приказали мы дуэтом с Виктором.
– Гм. Мне нравится это единогласие, – ехидно улыбнулся Отто и убежал.
– Интересная личность, – я вдруг поняла, что ко мне вернулось хорошее настроение – впервые после прибытия с островов.
– Они все – интересные. Пора проверить, как там спят эти личности.
Мальчишки похрапывали и сопели, уткнувшись в подушки, причем юный тролль соорудил из одеяла и подушек форменное гнездо. В соседней комнате было тише. Ири и Мари не расстались с зонтом даже в постели – свернулись под ним клубочками и улыбались во сне.
– Поразительно. Обычно их приходится выуживать из-под кровати. Похоже, сказочники ошибаются: даже под самым черным зонтом можно видеть цветные сны. Вы сможете обойтись без зонта, Авла? – спросил Виктор.
– Я даже знаю, без чего еще смогу обойтись: без элитной школы для девочек.
Он нашел в темноте мою руку и сжал ее.
Из комнаты мальчиков донесся звук, похожий на еле слышный скрип: может быть, это и в самом деле скрипели ставни, а может – хихикнул Отто.
Это уже было неважно.