Текст книги "Не искавшие приключений (СИ)"
Автор книги: Дикая Яблоня
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 26 страниц)
– Нет! – я очень надеялась, что это прозвучало достаточно жестко. Гортензия прерывисто вздохнула, но не сказала ни слова. На Ёршика было больно смотреть.
«Надеюсь, это послужит ему уроком.»
– Ты забудешь понятие "тырить", юноша. Ты больше не совершишь ни единого правонарушения, ни до регистрации способности, ни, тем более, – после. Ты будешь регулярно носить жабе корм, и…
– Спасиб!!! – мальчик попытался обнять меня и наткнулся на выставленную руку.
– …ты возвращаешься в школу. Немедленно. Учишься на "отлично" до самого дня рождения.
– Эээ… – хором протянули жаба, Ёршик и Зи.
– Ты! – приказала я жабе. – Место!
Поганка издала звук, похожий на "Штааа?" Пришлось схватить ее и засунуть в банку. Ёршик уже приготовил большую, в которой был мох, тостая ветка и немного воды. Дальнейшие улучшения жилья злобной твари теперь зависели от хозяина, как и еда. При таком раскладе незваного гостя вполне можно стерпеть.
– Я уже говорил, что почти влюбился в вас, тётенька?.. – задумчиво сказал Ёршик на прощание.
– Не куплюсь, – отрезала я. – В школу!
* * *
Рабочая неделя подошла к концу, а Люути в замке так и не появилась. Она была не просто квалифицированной машинисткой – одной из лучших, ее отсутствие было весьма ощутимо, ведь работу пришлось делить среди остальных. Это не было неожиданностью, удивляло другое: на перерывах и за обедом девушки болтали о чем угодно, Люути не вспомнил никто. Ни единого раза. Обладая способностью подчинять и запугивать, северянка обзавелась толпой подпевал, а найти хотя бы одного друга не сумела. Более того: до такой степени держала дистанцию, что никто не знал ее точный адрес. Лишь смогли вспомнить: Люути как-то упомянула хороший левобережный пансион.
«Проклятая, проклятая, ПРОКЛЯТАЯ способность! Почему, угодив в голову гадкому, в общем-то, человеку, невольно начинаешь… сочувствовать? Как будто, порывшись в чужих ужасах, получаешь в нагрузку ответственность. Или так задумано Сущим? Чтобы одаренный не обнаглел, наверное.»
Нормальный человек в пятницу бежит прочь с работы, но не ваша покорная слуга. Нет, нужно подойти к дымящей, как пароход, начальнице, терпеливо стоять в черных клубах, а потом еще выслушать мнение о себе и своих успехах.
– Можно получить адрес барышни Люуеро? – с милой улыбкой спросила я, когда лекция о зазнайстве закончилась. Госпожа Майе поперхнулась дымом:
– Притомились, барышня Ронда? Считаете, слишком загружаю работой?
– Нет, что вы, – если бы фальшь обладала весом, моя улыбка проломила бы пол. – Просто беспокоюсь из-за коллеги, ведь за все время работы она ни разу не заболела, а тут такое…
– Гм! – сказала начальница, но все же чиркнула несколько слов на листке. – Может быть, вы еще трудовой союз создадите, как это делают в Лютеции? – съязвила она, прежде чем отдала листок мне.
– А такие есть? Не знала. Интересная мысль… – ответила я без тени сарказма и сбежала, пока Майе давилась и кашляла.
* * *
Дома обнаружился ожидаемый гость с нежданными спутниками. Ничего не имею против сверчка, одного, разумеется: в те времена, когда у нас еще было достаточно средств, и мы отдыхали в домике на побережье, слушать сверчка по ночам было очень приятно. Орава этих существ не наводит на мысли о детстве – только о тапках и массовых избиениях.
– Поганке они нравятся, – радостно сообщил Ёршик. – Очень важно, чтобы еда двигалась. Я потом принесу личинок. Но их нужно накалывать на спичку и махать у нее перед носом.
Внезапно банка орущих жуков стала казаться вполне симпатичной.
– Уроки сделал? – не удержалась я от маленькой мести.
– Как домой прибегу – так сразу! – бодро откликнулся мальчик, ринувшись к двери. Я успела заметить, что он не врет. Оставалось надеяться, что "сразу" случится в ближайшее время.
– Ну, что, – спросила я подругу. – Прогуляемся в выходной, заглянем в… в пансион матушки Лилианы? – разобрать колючий, неровный почерк начальницы оказалось немногим легче, чем общаться с ней лично.
– Где-то мне попадалось это название… – задумчиво протянула Зи. – Но где и в связи с чем?.. Доставай карту!
Нужный дом отыскался быстро – в левобережном квартале Болотный Цветов. Под цветами, конечно же, подразумеваются не бурый и зеленый гнилой, а ирисы и кубышки. Когда город построен в болотистой местности, в нем не обойтись без каналов. На левом берегу из окон комфортных квартир можно любоваться чистой водой и даже зимой покормить лебедей. Правобережные дома у каналов – дешевые и уродливые: сырость и крысы – их вечные спутники. Левобережники разводят в каналах цветы. На правом берегу в каналы вываливают мусор. Такие вот два противоположных мира на расстоянии в несколько миль.
Я невольно порадовалась, что нас не ждет очередной кошмар а-ля Белый Храм.
– Вспомнила! – радостно сообщила Гортензия. – Там недавно был жуткий скандал. Не пугайся, – улыбнулась она заметив мою гримасу. – Всего лишь повздорили цветоводы, которые разводят кувшинки. Надеюсь, – Зи подмигнула. – управимся быстро и заскочим на распродажу в Пассаж.
– Я – с вами! – раздался за спиной звонкий голос. Я не подпрыгнула, но поставила в уме галочку: запирать за Ёршиком дверь лично, дважды проверив, что он – по другую сторону.
– Зачем. Тебе. В Пассаж? – почти не злобно спросила Гортензия брата.
– Чего? – удивился тот. – Я про детективные дела говорю. Вы же на дело идете? Кто-то должен искать улики в мусорных баках. Или ты, сестрица, сама полезешь – вся такая в шляпке и на каблуках?
– Вон! – рявкнула Зи. Поняла, что слова бесполезны и потащила брата из квартиры за шкирку.
– Хотя бы жабу с собой возьмите, глупые женщины! – крикнул на прощание Ёршик. – Она уже знает команду "Кусь!"
* * *
Минут пятнадцать мы бродили вокруг пансионов: не в поисках улик – просто чтобы полюбоваться. Ряд трехэтажных домиков, серых и бежевых, был воплощением аккуратности и респектабельности. Должно быть, летом здесь потрясающе красиво: квартал утопает в зелени, фасады увиты плющом, кусты подстрижены по линеечке, клумбы – вечный повод для соревнований между соседями. Уникальных, надо сказать, соревнований: это единственное в городе место, где цветы растут прямо в воде. А вырастить их – не просто труд, это искусство.
Увы, от плюща осталась лишь паутинка сухих стеблей, каналы были пусты, и только деревья здесь не грустили – лишившись цветов, домовладельцы придумали новый способ украсить округу: развесили на ветвях изящные фонарики. И снова, разумеется, каждый стремился перещеголять соседа. Я невольно порадовалась, что жители квартала не страдают отсутствием вкуса. Украшения – украшениями, но, когда вижу на чьей-нибудь клумбе страшилище категории "гном садовый", чувствую себя лютецианским революционером. Тем, которого вином не пои – дай покидаться булыжниками.
Нагулявшись, мы подошли к нужному дому. С улицы он был не хуже, чем со стороны канала: никаких вам садовых гномов, кусты, пусть и облетевшие, безупречны, дверной молоточек начищен до блеска. Последний, к слову, выглядел до боли знакомо: массивное кольцо торчало из пасти сердитой жабы.
– Смотри, вот это – приличное существо, – сказала Зи, заглянув в сумку. Поганку мы взяли с собой не как охранника, а чтоб накормить без последствий. Дома она упустила не менее дюжины сверчков, судя по выражению морды – нарочно. На шутку фамилиар не ответил, мы сочли это добрым знаком: окажись поблизости мощная магия – злюка бы уже надрывалась.
Постучав, мы ждали недолго: раздались решительные твердые шаги, дверь открылась и на пороге возникла женщина. Она совершенно не соответствовала названию пансиона: рослая, жилистая, с резкими чертами лица, крупным носом, короткой, почти мужской стрижкой. На лилию эта особа тянула еще меньше, чем на матушку.
– Мест нет! – отрезала носатая дама и захлопнула дверь. Почти захлопнула – Зи скривилась, но туфлю не убрала.
– Вы – хозяйка? Нам не нужно жилье, спасибо, – улыбнулась Зи грубиянке. – Мы пришли навестить подругу. Зовут – Люути, невысокая брюнетка, точно остановилась у вас.
– Была такая! Уже съехала! И я – не хозяйка! – каждую фразу эта особа буквально выплевывала, при этом злилась все больше. Мы невольно подались назад.
– Тильда, доченька, когда ты научишься говорить с людьми? – сказал кто-то, прежде чем грубиянка изгнала нас окончательно. Дверь широко распахнулась, и носатую даму потеснила старушка – невысокая, кругленькая с седыми кудряшками, похожими на лепестки.
Вот она полностью соответствовала вывеске, впечатление не портили даже рыбацкие вейдерсы[1]. Проследив за нашими взглядами, старушка от души рассмеялась:
– Вожусь с лилиями, мои утяточки. Устраивать цветы на зиму – мокрое дело. Да-да, в честь кувшинок меня и назвали, – она весело подмигнула, и мы невольно улыбнулись в ответ. – Слышала, что вы спросили. Уехала ваша подруга, очень спешно собралась, почти ничего не сказала, ну, да она всегда была не из компанейских. Мест у нас и правда сейчас нет, но можете заскочить на чай – совершенно бесплатно, опять я напекла слишком много плюшек…
– Нет! Не нужно звать на чай незнакомцев! – Тильда оттолкнула мать в глубину дома. – Уходите! – это предназначалось нам, как и злобный хлопок дверью.
– Может, у нее эти… – задумчиво протянула Гортензия. – ну, ты понимаешь, Аль, скверные дни?
– М-да. Или налоги вовремя не заплатила…
– Да что теперь-то не слава богам?! – сердитая реплика Зи была направлена в сумку. Та ходила ходуном, словно жаба вознамерилась расколотить банку собственной головой. Приоткрытая крышка не помогла: Поганка продолжала трястись и дергаться, но при этом упорно молчала, только вытаращила глаза.
– Чего тебе? Покушать? Попрыгать? Партнера с букетом?!
Гортензия повертела банку в руках. Каждый раз взволнованный фамилиар безошибочно разворачивался к пансиону матушки Лилианы. Я бы списала странное поведение жабы на ее личные недостатки, но такова человеческая природа: есть один дурной знак – отыщутся и другие.
– Зи, ты заметила, что полки для обуви в холле почти пусты, как и подставка для зонтиков?
– Аль, ты молодчина! Такая внимательная. Конечно, я не заметила, – покачала головой Зи. – Но я вижу кое-что на букву "К", – неожиданно договорила она.
– Эээ… клумбы? Кусты?
– Рукав от кофты Люути. Постоишь на стреме?
Минута потраченных нервов, и – мы вытянули из мусорного бака ту самую кофту, которую я часто видела на северянке.
– Может быть, Люути бросила ее, потому что испачкала томатным супом?.. – протянула Гортензия, и по ее тону было понятно: она не верит в свои слова.
Даже если засохшая бурая корка была следами от супа, как, все-таки, он оказался в районе затылка?.
* * *
– Ну, и куда мы с этим пойдем? – развела руками Гортензия.
Находка лежала на кухонном столе, куда мы прежде подстелили газеты. Бурых пятен на кофте оказалось более чем предостаточно. Они не наводили мысли о скверных манерах во время еды, зато очень сильно – что хозяйку кофты стукнули по голове. Может быть, не один раз. Пойти с этим к Руфусу? Что-то подсказывало: в участке Холмов кровь не сумеют опознать, даже если ее принесут в ведре. Показать кофту Мэтти? О, да, кузен отнесется к улике со всей серьезностью. Вот только, пока этот зануда все проверяет и перепроверяет, от Люути останутся воспоминания.
«Хотя – о чем я… Кто о ней вспомнит?»
Был еще один вариант, и он мне не нравился. Окажись в опасности Зи или я сама, тогда использовать предложение Ларса было бы правильно, но сейчас…
– Какие мы глупые! – снова всплеснула руками Зи. – Ответ прямо у нас под носом!
Я невольно покосилась на фамилиара. Жабе, кажется, полегчало, но она продолжала отмалчиваться.
– Ты говорила: старик ванЛюп служил на таможне. Покажем ему?
«А что! Это может сработать!»
– Опять во что-то ввязались? – строго спросил консьерж, как будто не мы четверть часа назад прошли мимо. – Да от вас за милю тянет виной, испугом и нетерпением!
– Вы та-а-акой потрясающий детектив! – восторженно заявила Зи старику. – А засохшую кровь унюхать сумете? – безо всякого вступления выпалила она и сунула кофту почти что ему в лицо. ВанЛюп отобрал улику, нюхнул пару раз и нахмурился уже не притворно:
– Все! Наигрались! Человек этот мертв: от волокон несет смертью и разложением, кровь пролилась не сегодня, даже не накануне. Тряпку я сам отнесу ближайшему пойнтеру. Скажите, где взяли, и быстро к себе!
«Что же нам делать?..»
– Не знала, что в доме водятся сверчки! – Зи ткнула пальцем старику под ноги. В следующую секунду она уже мчалась ко входной двери, волоча меня за собой. В другой руке Зи сжимала кофту, как знамя. Так мы и бежали, пока не увидели констебля на перекрестке. Тут подруга резко остановилась, а я по инерции отправилась дальше – прямо в фонарный столб. Разумеется, все это привлекло внимание полицейского.
– Срочно пиши секретное послание! – приказала Гортензия. – Вот. Держите! – велела она оторопевшему констеблю. – Убийство при очень подозрительных обстоятельствах!
– Зи, ты, как всегда, – чудо! Но что будет теперь?
– Теперь? Теперь, если я хоть что-то понимаю в мужчинах, тебе следует привестиcь в порядок. Надень золотистое платье, думаю, Ларс это оценит!
* * *
– Я не буду надевать вечернее платье!
– Ладно, давай, хотя бы накроем на стол.
– Зи, мы что – уж справляем по Люути поминки?
– Ладно, давай что-то сделаем с твоим синяком.
– Эээ… он все еще виден?
– Нет. Но я сейчас подновлю – и будет повод тебя подкрасить!
– Гортензия!!!
Время шло, мы бестолково бродили по дому, Зи нашла утешение, делая бутерброды и кромсая их на крошечные кусочки. Заставила меня перерыть все ящики в поисках замены для шпажек, попыталась настругать их сама… За спором на тему "Кому это надо?!" мы едва услышали вежливый стук. Гортензия толкнула меня к зеркалу, а сама пошла к двери с блюдом в руках:
– Добрый де… ой… господа. А мы тут вот…
– Гм. Бутерброды? Сойдут, как раз не обедал, – услышала я голос инспектора Тервюрена. – А почему они мелкие? В доме дети? Заприте их – разговор будет пренеприятный.
Так и не проверив, что там у меня с внешностью, я поспешила подруге на помощь. Судя по голосу, инспектор снова был недоволен по нашей вине. Мало того – еще и поесть не успел.
– А. Барышня Ронда, – отметил Тервюрен. – Потрясающий у вас дар, все-таки.
– Констебль Янсон вам уже рассказал? Мы сами только недавно узнали, простите…
– Нет, я не об этом.
Уверенно, словно был в собственном доме, инспектор прошел в комнату Зи и расположился в кресле. Мы и констебль выстроились перед ним. Опять в голову невольно полезло сравнение со строгим директором. Тервюрен махнул рукой, предлагая нам сесть. Мы не придумали ничего умнее, как втроем устремиться к другому креслу. В итоге уселась Зи, нам с Ларсом пришлось устроиться на подлокотниках.
– Под словом "дар", барышни, я подразумевал ваш феерический талант откапывать всякую чертовщину, мерзость и ужасы, вроде шкатулок, ходячих кустов или…
Ларс вежливо, но решительно кашлянул:
– Босс. Это, все-таки, девушки. Надо как-то поделикатнее, – он повернулся к нам с Зи. – Там, куда по вашей наводке отправили группу, было такое, что сержант потерял сознание, а двое констеблей с четверть часа блевали, прежде чем вызвали подкрепление. Что скажешь – левобережники. Слабаки!
«Вот это я понимаю – сообщил девушкам деликатно!»
– Что – все умерли? – растерянно спросила Гортензия. – И хозяева дома?
– Нет. Этих ищут. Как вы вышли на них?
– Подруга неделю не была на работе…
– Подруга, – повторил инспектор, строго глядя на нас, и открыл блокнот.
– Хорошая знакомая. Просто знакомая. Да я вообще ее терпеть не могу! – сломалась Гортензия. Пришло взять слово мне.
Второй раз история об увиденном в голове Люути далась значительно легче. Даже подумалось: немного практики и привыкну ко все этой пакости.
– Что ж, – подвел итог инспектор Тервюрен.– Время на визит потрачено не впустую. Вы были честны и вы готовы двигаться дальше.
Мы с Зи молча переглянулись и посмотрели на Ларса. Тот тяжело вздохнул:
– Если вам действительно не плевать на свою знакомую, вы найдете силы ее опознать. В больнице или, если выжившая не она, – в морге.
Настала наша очередь вздохнуть, и это был вздох облегчения. Есть шанс, что Люути жива!
– Нравятся водяные лилии, барышни? – спросил инспектор, когда мы сели в полицейскую карету. Зи пожала плечами, я молчала, понимая, что вопрос явно с подвохом.
– Сегодня вы из разлюбите, – невесело усмехнулся Тервюрен.
* * *
Удобно, когда ты любишь слушать, а твои однокурсницы – поболтать. Дочка сестры-сиделки может рассказать не только сплетни о том, кто из богатых скоро даст дуба.
Приют Сострадающей Матери – не то место, которого так боялся Ёршик: сюда не привозят завшивленных детей улиц и пьяных бродяг. Каждая больница Бергюза негласно закреплена за определенной группой людей: нищих, преступников, эмигрантов. В Приют Матери попадают, когда проблема связана с магией. Если вы учитесь на целителя, и вас цапнул кот, будьте готовы оказаться посланным "к Матери". Это уже почти поговорка. За последние полвека все пациенты из "группы риска" – жертвы собственной дурости, обижавшие фамилиаров. Ни единого страшного или фатального случая.
По официальным данным, конечно же. Впрочем, по слухам – тоже.
Полицейская карета быстро доставила нас к скучному серому зданию, предсказуемо левобережному. Постройка прошлого века была ухожена и аскетична, единственное украшение – статуя Матери Сущего с младенцем перед входом в главный корпус. Тервюрен обошел его, миновал еще один корпус. Мы молча следовали за инспектором к двухэтажному флигелю. Настроение портилось с каждым шагом: если Люути не разместили в главном здании, меры предосторожности предполагают что-то по-настоящему скверное.
«Может быть, он решил начать с морга?..»
Казалось бы, безобидная вещь: белый кафель, чего тут пугаться? Но, когда им отделано все вокруг, вспоминаешь: кафель легко отмывать, чем бы его ни заляпали. А еще – металлические емкости почти в каждом углу. Некоторые – с песком, по правилам пожарной безопасности, но большинство – закрытые, с изображением пламени.
"Горючее?.. Кого же здесь думают останавливать с помощью взрыва?!"
Прибавьте к этому бронированные, словно в банке, двери, и вам точно захочется оказаться на другом конце города.
Возле очередной металлической двери дежурил констебль с нашивкам специального отдела. Отдав инспектору честь, он вручил ему какие-то лоскуты:
– Маски. Без них – нельзя.
Мы бросили пальто на скамью у стены и разобрали повязки: обычная белая марля, точнее – была белая, пока ее не пропитали зельем. Маска пахла травами и чем-то еще, что я не угадывала.
– Пчхи… Не люблю череду! – пожаловалась Зи. – А для чего уксус?
«Конечно, как я сразу не догадалась. Чем же еще перебивать трупную вонь…»
* * *
Можно сколько угодно читать детективные романы, но даже дивный слог Карнеолы Миллер не донесет простую, в общем-то, вещь: сладкий трупный запах не имеет с обычной сладостью ничего общего. Забудьте про кондитерские ароматы, от этой вони хочется плакать и прятаться. И надавать самой себе оплеух: приподнять из любопытства маску было очень плохой идеей.
Судя по звукам рвотных позывов, Зи совершила ту же ошибку.
– Блевать – сюда! – бодро сказал женский голос. Стройная женщина в белом халате, маске и шапочке точным пинком направила к нам ведро. – Всем – добрый день. Привет, сынок! Успел пообедать? – добавила она, и магические ужасы ненадолго отошли на второй план. Зи даже не нужно было пихать меня локтем, я сама заметила голубые глаза, и то, как напрягся Ларс. По сюжету здесь полагалась его реплика "Ну, ма-а-ам! Не при людях же." К счастью, констебль оказался выше литературных штампов. Вместо этого он сказал строгим тоном:
– Позвольте представить: госпожа Марта Янсон, лучший специалист Бергюза по магической флоре.
– И мама этого молодого человека, – все тем же жизнерадостным тоном сообщила травница. – Про вас я уже знаю, наслышана, – локоть Зи снова угодил мне под ребра. – Руки не пожимаю – испачканы. – Марта продемонстрировала окровавленные перчатки. – Надеюсь, вы сильные девочки. Зрелище уникальное, но вместе с тем – жуткое. Будете падать на пол – не бейтесь об него головой: тут жестко.
У целителей и им подобных – специфический юмор, что ж поделать: работа такая. Я была благодарна маме Ларса за попытку приободрить нас. Увы, юмор не очень помог, когда Марта отдернула простыню.
– Это Люути! Никогда больше не буду… не буду даже думать о ней плохо! – Зи заплакала. Ларс протянул ей платок.
Северянка была очень плотно сбитой девушкой – в прошлом. Теперь же исхудала настолько, что от прежней Люути осталась лишь треть. Длинная черная коса болталась дохлой змеей, в волосах застряла тина и мелкие водоросли. Тело было обнажено по пояс, но грудная клетка оставалась полностью скрыта. Чем, до меня дошло далеко не сразу. Когда увиденное уложилось, я поймала себя на том, что испытываю дикую злость. Если бы госпожа Янсон не успела ударить меня по рукам, случилось бы непоправимое.
– Вырвите! Уберите из нее эту мерзость! Вы можете? Оно же жрет ее!
– Не просто жрет, – строго сказала Марта. Она больше не улыбалась. – Цветок поддерживает в вашей подруге жизнь, они теперь – единое целое. У нее сильный организм и высокий уровень магических способностей. Остальных цветы именно съели – вам ведь уже рассказали? Нет? Ай-яй-яй, сынок! Мог бы подготовить девушек заранее!
– Но, ма-а-ам!..
Он все-таки сделал это. Мне не захотелось смеяться. Чего действительно очень хотелось – что-нибудь вдребезги расколотить.
«Ненавижу беспомощность! Ненавижу… вот это. Что бы оно там ни было.»
– Нимфея-упырь. Иначе – ненюфар разумный, – пояснила травница, словно прочла мои мысли. – Абсолютно мифический цветок, я нашла всего два упоминания в книгах. Видите красные прожилки на черных лепестках? Своего рода артерии – у цветка с носителем единая кровеносная система.
– Это весьма познавательно, – сухо сказал Тервюрен. – но я задам тот же вопрос, что и барышня Ронда: сможете выкорчевать эту дрянь из пострадавшей? Желательно так, чтобы она потом дала показания. Не дрянь – пострадавшая, – пояснил инспектор, заметив, как мы вытаращили глаза.
Госпожа Янсон всплеснула руками:
– Чем я, по вашему, тут занимаюсь? Два упоминания за всю историю. Один более-менее внятный совет, и тот – на старо-эллирийском! Владеете им?
Зи покачала головой. Инспектор неопределенно хмыкнул. В педагогическом колледже курс старо-эллирийского состоял из пары десятков пословиц типа "фестина ленте", поэтому я промолчала.
– Вот! – Марта открыла потрепанный фолиант. – Единственный, повторяю, рецепт: обложить цветок враждебными ему растениями, чтобы он испугался и сам, по своей воле покинул жертву.
– Значит, надежда есть! – воскликнула Зи.
– Она всегда есть, – мрачно отмахнулась травница. – Ингредиентов нет. Или составитель был пьян, или тут написано "Жимолость разумная, средней трезвости". Я о такой вообще никогда не слышала.
– Де Стеррэ – подлец! – не удержалась я, и только потом поняла, что именно ляпнула, и почему так нахмурился инспектор.
– Поддерживаю, – кивнула Гортензия.
– Согласна, тот еще фрукт, но причем здесь он? – удивилась Марта.
– Он скрыл от газет подробности! Иначе бы вы уже отцепили от Люути эту тварь! Читали про разумный куст в зале суда?
Травнице не нужно было все объяснять по два раза. Схватив сына за плечи, она развернула его и толчком направила к двери:
– Быстро! – рявкнула она. – Чтобы через час здесь была ветка минимум в локоть! Что стоим, кого ждем?! – это было адресовано Тервюрену.
– Вот такая у меня мама, – улыбнулся Ларс, когда мы все снова сели в карету.
* * *
Один из персонажей Карнеолы Миллер как-то сравнил жизнь с фортепианной клавиатурой: клавиша белая, клавиша черная… Если развить аналогию, наша с Зи жизнь – черно-белые клавиши, по которым долбят в темноте и по памяти. Никогда не знаешь, где повезет, а где – нет. Явиться а Институт Прикладной Магии вместе с инспектором было невероятным везением – это я поняла, как только увидела лицо де Стеррэ. Не будь рядом Тервюрена, с нами бы вообще не стали разговаривать: господин ректор всем своим видом показывал, что очень занят.
– Нет! – отрезал де Стеррэ, услышав, что мы хотим повидаться с Джимом. Он даже не дал объяснить, для чего. – Вы не можете. Куст сейчас недоступен.
Я могла поклясться на чем угодно, что между "куст" и "сейчас" мелькнула пауза, которой там быть не должно. Ректор не желал нашей встречи, но еще больше не желал сообщить истинную причину. Увы, способность 4.2 не показывала ничего: либо де Стеррэ как-то себя экранировал, либо я в своей подозрительности докатилась до ручки. Зи попыталась внести свою лепту: вытащила платочек и демонстративно принялась вытирать глаза. Это не помогло, зато неожиданно пришел на помощь инспектор:
– Дружище, там человек умирает. Девушкам нужен куст буквально на пару слов: одолжат сучок и больше тебя не потревожат.
– Нет! – продолжал упорствовать ректор. Мое терпенье кончилось.
– Зи, – не повышая голос, велела я. – Держи меня.
– Ты бить его, что ли, хочешь? – удивилась Гортензия. – Но, Аль, на нас смотрит полиция…
– Не-е-ет, – протянула я так злорадно, как только могла. – Просто взгляну на него, используя нашу способность!
Де Стеррэ изменился в лице и побледнел. Это было очень приятно видеть.
– А вдруг тебя снова вырвет? – уточнила Гортензия. – Ну, ладно, не нам же, в конце концов, убирать…
Подруга явно поняла, что я не стремлюсь повидаться с кошмарами – хочу только припугнуть ректора. Жаль, что при этом она не учла: руки к плечам прижимать не стоило.
– Ох, ты ж…
Это было как ворваться к человеку в спальню. Нет, даже, скорее, – в ванную. Туда, где остается все личное и самое грязное. За прочными дверями имиджа и репутации прятался человек, который очень боялся многих вещей: стать посмешищем, потерять власть, превратиться в еще одну строчку анналов Бергюзского Института Магии, ничем не отличаясь от множества прочих. Де Стеррэ стал заложником собственных амбиций. К счастью, никаких мозговых тараканов у него в голове не пряталось.
Вынырнув из видения, я попрощалась с остатками завтрака. Завтрак был очень давно, так что на ковер попало всего лишь немного желчи.
– Упс! – сказала я де Стеррэ. Даже смогла усмехнуться.
– У вас идет кровь из носа, – хмуро ответил ректор и дернул сонетку, вызывая секретаря.
* * *
– Матерь Сущего тебя маятником налево с переворотом! – прокомментировал ситуацию Тервюрен. – Простите, барышни. Флориан, почему ты меня не вызвал? Это же разумное существо, уроженец Бергюза, он заслуживает защиту полиции, как и мы все!
– Заслуживал, – вставила Зи, глядя на ректора с отвращением. У меня просто не было слов. Зато было отчаянное желание влепить де Стеррэ пощечину.
– А вы-то чем недовольны? – развернулся к Зи ректор. Даже теперь он не желал признавать вину. – Вот вам, пожалуйста, куча веток. Забирайте хоть все!
Старого Джима больше не было – только ворох сучков и увядшей листвы. Несчастный куст изрубили топором на части, и не нужно было обладать навыками детектива, чтобы понять: за убийством стоит де Вержи. Останки куста сложили в мешок и так принесли в кабинет ректора. В обычный черный мешок для мусора, а ведь еще недавно дэ Стеррэ во всеуслышание объявлял, как гордится знакомством с Джимом.
– Да, это мы заберем, – сухо бросила Зи и попыталась сдвинуть мешок с места. У нее не получилось.
– Оставьте, барышня Горшковиц, – строго сказал ей Ларс. Крякнув, взвалил мешок на плечо и повернулся к инспектору. Тот кивнул констеблю:
– Везите в больницу. Надеюсь, ваша матушка справится.
– Идем, Аль, – Зи взяла меня за руку. У двери она обернулась к ректору. – А вам, – сказала она и злорадно усмехнулась, – скоро понадобится лаванда!
– Что?.. Почему?! – оторопел де Стеррэ. – Вы что-то во мне увидели?..
– Потому что ваше чучело кушает моль!
* * *
Инспектор был так любезен, что предоставил полицейскую карету в наше распоряжение. Я в который раз пришла к выводу, что завидую даме Миллер: мне нравился этот человек. Он вызывал симпатию и уважение. Мысли об инспекторе как-то сами собой перетекли в мысли о его подчиненном. Ларс поймал мой взгляд и ободряюще улыбнулся:
– Моя мама – отличный специалист, не сомневайтесь. Случаев, когда она не справлялась – раз, два, и обчелся. Если уж она не сможет…
«М-да. Честность – хорошее качество, и я – реалист, но сейчас предпочла бы услышать, что его мама справлялась всегда.»
– У меня есть вопрос! – встряла Зи. По ее виду было очень заметно, что она пытается отвлечь нас от грустных мыслей. – Вот скажите мне, детектив: если эти женщины-цветоводы – такие крутые магические маньяки, что же они с кофтой сглупили, бросив ее прямо у всех на виду?
– Это очень хороший вопрос, барышня Горшковиц, – Ларс перестал улыбаться. – Знаете, кто оставляет подсказки на видном месте? Преступник, который хочет, чтобы его остановили. Само по себе это, вроде бы, обнадеживает. Но менее опасным убийца от этого не становится. Об этих двух дамах, – добавил он, помолчав, – соседи отзываются очень тепло. Да, все помнят пословицу про тихий омут. Но было бы здорово, если бы вы при случае на них взглянули. Вы обе – вашим совместным способом.
Я представила, какие тараканы должны водиться в головах у тех, кто скармливает цветочкам людей. Зи, судя по выражению лица, думала о том же. Больше мы не разговаривали до самой больницы.
* * *
Увидев останки Джима, госпожа Янсон едва не расплакалась.
– Нам тоже очень жаль его, – шмыгнула носом Гортензия.
– Дело не только в нем, – безнадежно махнула рукой Марта. – Эти ветки уже не годятся, мне нужны совсем свежие. Не знаю, что делать. Разве только… – она почему-то взглянула на сына.
– Мам, не надо, – нахмурился Ларс. – Не втравливай его, будет только хуже.
Разумеется, вопрос "Кого не втравливать" так и рвался с губ, но я сдержалась и даже успела остановить Зи. Это касалось только матери и сына, и мать, похоже, приняла решение. Травница быстро написала что-то в блокноте, вручила листок Ларсу и кивнула на дверь:
– Есть транспорт, да? Вези сюда Енси и прихвати все по списку.
– И что делать с нашим, который за дверью? – мрачно спросил Ларс. Марта вспеснула руками:
– Я родила балбеса! Соври ему что-нибудь! А вы, мои дорогие, – продолжила она, больше не глядя на сына. – возьмите ведро и наберите хорошей земли.
– Енси – ваша дочь, да?
«Ох, Зи! Когда ты запомнишь, что любопытство сгубило кошку!»
– Нет же, глупенькая, – улыбнулась Марта, но в глазах ее была печаль. – Это мужское имя. Енси – мой младший сыночек.
* * *
По крайней мере, когда Ларс возвратился с братом, у Зи хватило ума ничего не ляпнуть. Да и что тут можно было сказать: наверняка семья Янсон уже наслушалась соболезнований на всю жизнь. Юноша в инвалидном кресле был светловолосый и голубоглазый, как Ларс, но даже в половину не так силен и крепок, а еще – очень бледен. Он явно нечасто бывал на открытом воздухе или в шумной компании.
