Текст книги "Не искавшие приключений (СИ)"
Автор книги: Дикая Яблоня
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 26 страниц)
– Половина на половину. И я ничего особенного не сделала – просто ткнула всех носом в очевидное.
Ни-ког-да. Я никогда не скажу Гортензии, какая роль была уготована ей новым Канцлером. И дело вовсе не в бумагах о неразглашении, которые меня, практически полуобморочную, заставили подписать на выходе из замка.
– Как скажешь, – она невесело усмехнулась. – Сначала хотела испечь торт – как знала, что ошибусь.
Мысль о том, что дома меня поджидает вчерашняя вареная картошка и парочка черствых вафель, заставила желудок всхлипнуть. Как-то даже захотелось погрызть букет. Что могло сделать и без того печальную ситуацию еще хуже? Разумеется, дождь. Тот самый, фирменный мучитель пешеходов – гордость бергюзской осени.
В хозяйственной сумке Гортензии нашлось место не только для букета. Этот зонт оказался не из тех, при виде которых богачи станут ловить красотке экипаж – он был старенький, аккуратно заштопанный.
– Я же не идиотка, – она подождала, пока я открою свой, и мы пошли к остановке. – Просто прежний Канцлер… в общем, ему нравилось, когда я веду себя, словно дурочка-блондинка. Он был прекрасный человек, – как-то уж слишком поспешно добавила Гортензия. – И руки не распускал.
В воздухе повисло недосказанное "почти". Я старательно этого не заметила.
– Как близнецы? – не самая удачная тема, но все же лучше, чем предыдущая.
– Нормально, – Гортензия легко перемахнула через лужу, которую мне пришлось долго обходить. – Слава богам – простуда, а не коклюш какой-нибудь. – подчеркнуто безразлично добавила она уже на другом берегу и лужи, и Бергезе. Болтать о семье ей явно не хотелось.
– Можешь себе представить – меня оставили на прежнем месте! – в этих словах было столько неподдельного счастья, что даже отвратительный дождь словно бы поутих. Я до боли прикусила губу, сдерживая всевозможные отрезвляющие реплики. Странно, подозрительно, просто абсурдно – оставить подле себя человека, которого сам же обвинил в государственной измене. Разумеется, его сиятельство сделал это не по доброте душевной. Но Гортензию волновало лишь, что орава иждивенцев на ее шее не умрет с голоду. И она ждала, что я скажу в ответ.
– Очень рада за тебя! Но дарить букет Канцлеру не советую – вряд ли оценит.
Сомнительная шутка, но Гортензия расхохоталась, и, кажется, абсолютно искренне. Будто озлобленный на дерзких людишек, дождь хлынул сильнее.
Это было неправильно. Неправильно и несправедливо – то, как она сейчас побежит по грязным переулкам на свою сторону реки, к матери-лицемерке, единственному туалету на десять семей и прочему, и прочему, и прочему. Я не стала представлять себе это прочее – для персонального ада мне хватило бы первых двух пунктов.
Дождавшись, когда приступ острого человеколюбия закончится, взял слово здравый смысл:
"Снимать квартиру на двоих – дешевле. И, в отличие от исполненных сочувствия розовых соплей, это – реальная помощь"
– Не. Смей. Так. Больше. Делать, – отчеканила я, когда радостный вопль Гортензии перестал отражаться от стен, прохожие – оглядываться, а пропавший слух наконец возвратился. Частично.
– Прости, – смущенно прошептала она. – Трудно сразу отучиться. Ох… – счастливая улыбка сползла с ее лица. – Все бесполезно. Она и там до меня доберется.
– Хе-хе, – злорадствовать не хорошо, но как же приятно. – Я могу поселить в квартире подругу, но целой семье посторонних в нашем квартале делать нечего.
В этот раз я успела зажать Гортензии рот, прежде чем она заорала.
* * *
Если бы остановка была ближе к дому, мы бы так не промокли. А если бы мы жили в Лазурном княжестве, мы бы не промокли вообще – там таких дождей не случается в принципе. Можно было бы долго еще фантазировать о всяческих «если», но в реальности к моей… нет, теперь уже – нашей двери вели две цепочки мокрых следов, а на пол в прихожей натекла здоровенная лужа. Настало время продемонстрировать будущей соседке, какая я замечательная хозяйка.
– Что ты пытаешься сделать – сломать тряпке шею? – засмеялась Гортензия, глядя, как я сражаюсь с водой. – Ну-ка, дай сюда!
В мгновение ока она подоткнула подол элегантного платья, закатала рукава и – вот уже воспоминания о луже упокоились в ведре, и мое чувство собственного достоинства – там же.
– Ладно, – сделав вид, что так и было задумано, я пошла в кухню. – ты заканчивай вытирать, а я поставлю чайник.
– А куда выплеснуть грязную воду? – окликнула меня Гортензия. – В окно, я так понимаю, нельзя. Значит – на лестницу?
– Ни в коем случае! Зеленая дверь слева от входной.
Пробовали швырнуть и поймать чайник, полный воды? Так, как жонглируют гирями силачи на ярмарке? Спасибо Гортензии – от ее крика у меня получилось с первого раза.
Призрак?.. Мышь?.. Таракан?.. Что она могла там увидеть, чтобы так заорать?! Боги, пусть призрак, а не таракан!
– У тебя собственная ванная комната! – выпалила Гортензия, на мгновение заскочив в кухню, и снова убежала.
Вот это убожество? Унитаз и раковина? Ванная комната? М-да. Очередное «Ни-ког-да» к моему списку: никогда не упоминать при Гортензии две настоящие ванные комнаты, отделанные эллирийским мрамором. Повезло же мне все-таки с соседкой: в два счета научит радоваться малому. Если кричать перестанет.
Когда чай был разлит по чашкам, Гортензия, смущенно кашлянув, спросила, не хочу ли я научиться заваривать наcтоящий чай, как в лучших домах Бергюза.
– Ты словно сиротка из муниципального приюта, – покачала головой моя новоявленная соседка. В ее словах уже не было ни тени насмешки – только искреннее сочувствие. – Они тоже ничего не умеют, когда их выпускают: ни чай заварить, ни счета оплатить… Я буду убираться в доме. И готовить на двоих. Каждый день. Я ведь раньше была… В общем, справлюсь, не сомневайся.
– Нет! – я и сама не ожидала, что рявкну так громко – даже чашки звякнули на столе.
– Нет, – послушно повторила Гортензия и уставилась на собственные руки. – Прости, я была невежлива, – добавила она очень тихо.
– Будем дежурить по класс… тьфу ты! в квартире по очереди. А если я что-то делаю криво, покажешь, как правильно!
* * *
Остаток дня я провела на том самом месте, где лужа прикончила мое самомнение: караулила ожидаемых гостей. Очевидно было, что такой шум не останется для дамы Эллы-Кармилы незамеченным. В любую минуту могла появиться горничная, а то и сама нижняя соседка – ведь ей наверняка хочется знать все подробности суда. Повод для визита у нее был, и еще какой: Гортензия обживала комнату. Едва дождь пошел на убыль, она ринулась прочь из дома, и, потратившись на извозчика, привезла свое самое ценное движимое имущество: швейную машинку. Теперь имущество ездило туда-сюда по комнате: Гортензия искала ему подходящее место.
– О, да! – раздался ее радостный вопль. Я вздохнула с облегчением.
– Ой, нет… – последовало за этим, и машинка снова отправилась в путь. Я сказала себе, что даже в этом стоит видеть хорошее: раскрыта загадка, откуда у бедной секретарши модные платья.
Время шло, машинка – кажется – достигла места назначения, но дама Элла-Кармила все не давала о себе знать. Что ж, в таком случае завтра мы вместе с Гортензией нанесем ей визит сами. Если кто и заслужил прекрасные белые розы, так это супруга Жана Русселя – защитника невиновных.
Я наконец поставила на место отцовский зонт, который вертела в руках последние десять минут.
– Ах, знал бы ты, папа, куда он меня приведет…
* * *
Доброй ночи, папа. Доброй ночи, мама. Доброй ночи, портрет дамы Карнеолы Миллер с автографом и пожеланием успехов «юному поколению искателей Истины». Доброй ночи, Карнеола Миллер. Доброй ночи, все Сущее.
– Доброй ночи, Аль!!!
Когда же ты перестанешь кричать, соседка? Ладно, если не перестанешь сама, будем перевоспитывать, как проблемного подростка.
– Доброй ночи, Зи.
* * *
Той ночью мне впервые за долгое время приснился отец. Вот только глаза у него почему-то были не серые, а зеленовато-карие, почти кошачьи.
Интерлюдия 2
Потом, спустя годы эту войну назовут войной алхимиков. Никогда прежде человек не обращал против человека столько магических зелий одновременно. Ядовитые, изменяющие сущность, сводящие с ума – не все они достигали цели, но с задачей справлялись прекрасно: люди гибли, даже не словно мухи, скорее – как снег под палящим солнцем. Мир рехнулся, надышавшись отравы. Могильщики не справлялись с работой, сваливая тела в ямы, без гробов, без списков имен, и единственным памятником над братской могилой был вертикально вкопанный столб. Пунктиры столбов тянулись от страны к стране, превращая мир в карту страшного сна наяву.
Теперь на месте столбов стоят Памятные колонны.
Маги-артефакторы без устали изыскивали контрмеры: защитные маски, защитные доспехи, защитные костюмы… и все они были эффективны ровно до появления нового зелья. Дальше приходилось начинать сначала, и однажды маг с говорящей фамилией Мерка'тор[1] предложил оригинальное решение. По крайней мере, все на это надеялись.
"Зачем плодить дорогие недолговечные варианты? Давайте создадим универсальное убежище, и пусть защитой будет само Мироздание."
Интересное решение, не так ли? Очень… выгодное. На первый взгляд.
"Пространственный карман", "Схрон междумирья", даже "колдовская кладовка" – как только не называли изобретение спустя годы, когда яд войны наконец отпустил людей. Но чаще – просто проклинали. Принцип работы сгинул вместе с создателем, зато никуда не делась чудовищная воронка, в которую за секунды превратилось целое поле битвы.
Второй взвод специального эскадрона, гордости Ландрийской армии, был обречен. Из сорока человек после алхимической атаки уцелели лишь девять. Пока. Девятый еще жил, но уже рвал горло ногтями в безуспешной попытке глотнуть воздуха.
– Мне плевать, в чем ты там не уверен! Используй треклятую штуковину! – приказал капитан магу. Тот бормотал о неудачных испытаниях, о возможных последствиях, но тут над полем разнесся леденящий душу вой труб. Рехнувшийся мир сохранил остатки кодекса чести: за мгновения до очередной атаки враг предупреждал врага: "Спасайся, если сумеешь!". Чаще всего сигнал лишь усиливал панику.
Прежде чем очередная ядовитая волна настигла солдат, они укрылись в пустоте артефакта – все: капитан приказал не бросать умирающего. Последним вошел маг и закрыл артефакт изнутри.
Говорят, взрыв заметили даже на островах Туманного архипелага. Впрочем, послевоенным историкам было свойственно преувеличивать. Диалог капитана и мага, в конце концов, тоже выдумали они.
Что известно наверняка, более полувека спустя, за тысячи миль от Ландрийского поля, в предгорьях Долгого Водораздела кочевники нашли молодого мужчину. Или, вернее, это он отыскал их, появившись на стоянке прямо из воздуха. Истощенный, в лохмотьях, без сил, но здоровый и почти вменяемый, человек не знал, где очутился. Не смог объяснить местному колдуну, как ухитрился возникнуть из ниоткуда. Не верил, что война завершилась – для него она была минуту назад. В руках человек сжимал деревянную коробку с незатейливой гравировкой, шею бедолаги украшали жуткие шрамы, словно кто-то терзал его горло когтями.
Вы уже поняли, о ком речь? Да, все верно.
Спустя еще какое-то время последний солдат Ландрийского поля вернулся домой – с пустыми руками. Шкатулка Меркатора бесследно исчезла в дороге. Изучая наследие войны, маги и их подмастерья пришли к выводу, что пресловутый "Схрон между мирами" – не пустота в привычном всем понимании, но нечто гораздо сложнее, возможно, даже наделенное разумом. В Пустоте нет места ни жизни, ни смерти. А на появление чего-то подобного она реагирует… мягко говоря, недружелюбно. Например, взрывом, способным уничтожить средних размеров город.
По неподтвержденным данным маг успел создать не одну такую шкатулку-схрон.
На сегодняшний день шкатулка Меркатора считается артефактом четвертого уровня.
О чем вам это говорит? Правильно, четвертый – максимально-опасный.[2]
_______
[1] торговец
[2] Флориан де Стеррэ «Военные артефакты. Сборник лекций для магических вузов. Издание шестое, дополненное.»
Глава 3. Королева прощается. Часть 1
Платье едва прикрывало колени, самое большее – на ладонь. Почти прямое – по последней моде, оно сидело безупречно, радовало глаз насыщенным зеленым цветом, было вышито бисером и… возмутительно. Во время примерок платье точно было длиннее.
– Я! Не! Выйду! В таком! Виде! Из дома! Зи, ты слышишь меня?! – гувернанток учат быть убедительными, хладнокровными и готовыми к неожиданностям. Все эти навыки как-то не слишком помогали справляться с новой подругой.
– Ага… Конечно, не выйдешь… – рассеянно отозвалась Горензия, пробегая мимо с утюгом в одной руке и щипцами для завивки – в другой. От щипцов я успела увернуться, искры, летящие из утюга, смогла затоптать. Зи этого не заметила: мыслями она уже пребывала на танцах. – Снаружи холодрыга и дождь, мы наденем пальто.
– Но, Зи, это черт знает что…
– Это – черт знает что? – теперь в одной руке Зи была помада, в другой – боги знают, зачем – ершик для унитаза. – Побойся Сущего, оно полностью сшито. А вот в моем до сих пор куча булавок. Ну же, не хмурься, мы всех там сразим! – забег Гортензии по квартире наконец завершился – у трюмо в прихожей. Каким-то непостижимым образом она уже успела одеться и причесаться. Теперь Зи добралась до косметики.
– Может быть, обойдешься без этого? Или обвинение тебя ничему не научило?
– Почему не научило? На службе – ни-ни! Но мы же не там, ага? Давай, я и тебя…
– Нет! – импульсивность подруги, похоже, была заразна. Иначе как я сумела одним прыжком очутиться за кухонной дверью, подпирая ее плечом.
Минуту спустя в кухню деликатно постучались.
– А давай так: ты не ругаешься на платье, а я тебя не крашу. Идет? И еще покупаю коктейль. Безалкогольный, чесслово.
– Нет!
– Два коктейля и мороженое, клубничное, – мир явно потерял в лице Гортензии неплохого переговорщика.
Пришлось слегка приоткрыть дверь.
– Мороженое, и я стою в уголке. Не танцую и вообще не заметна.
– Ну. коне-е-ечно!
Прежде чем я разобралась, согласие это было, или сарказм, меня запихнули в пальто и вытолкали из квартиры.
* * *
Не то чтобы я совсем не любила повеселиться. В бытность студенткой педагогического колледжа меня вполне можно было счесть любительницей вечеринок – если считать таковыми встречи фанаток Карнеолы Миллер и посиделки с подругами. Да что скромничать, однажды мы впятером даже решились взглянуть на Пылкий Квартал – тот самый, где падшие женщины осчастливливают мужчин за деньги. Вот так, запросто: взяли, решили и взглянули. То есть, стянули у моего отца подзорную трубу, вылезли на крышу и посмотрели. Самое предосудительное, что мы в тот день разглядели – девиц в легких платьях, что стояли в витринах: точь-в-точь – манекены из Пассажа, только у манекенов ценники пришпилены на одежду, а у девушек висели на шеях. Остальная жизнь запретного квартала оказалась скрыта за плотными шторами и надежными дверями. Квартал выглядел более чем респектабельно, утопал в цветах, даже мог позволить себе газовые фонари.
Мы не были идиотками и уже тогда примерно представляли, что творится за дверями и шторами. Но слова "позор", "безобразие" и "падение нравов" совершенно не вязались с увиденным.
По дороге в загадочный клуб, куда новая подруга вела меня танцевать, я сказала «позор» и «безобразие» раз двадцать. До падения нравов и всего прочего дело, к счастью, не дошло: Гортензия крепко держала меня за руку, не давая поскользнуться. Мало того, что заведение оказалось на правом берегу – оно скрывалось среди складов и прочих жутких багровых домов без окон. Фонари вокруг были редкостью, зато выбоины на мостовой попадались каждую вторую секунду. Для полного погружения в обстановку преступного мира не хватало только крыс, гниющего мусора и зловещих фигур с ножами. Ковыляя и спотыкаясь, я утешала себя мыслью, что вот-вот окажусь на месте какого-нибудь персонажа любимой писательницы. Повторяла, что нам не придется платить за вход. Помогало не слишком.
Наконец тяжкий путь завершился – у сплошной кирпичной стены, как показалось сначала. То, что в стене есть дверь, стало понятно, только когда Зи по ней забарабанила, причем не просто забарабанила – принялась выстукивать какой-то особый ритм. После нескольких тактов один из кирпичей отодвинулся.
– Мы от Луиса! – радостно сообщила Гортензия.
Часть кирпичной стены беззвучно отъехала в сторону.
– Дамы, – церемонным поклоном приветствовал нас коротышка в лиловом фраке.
* * *
Звуки и запахи захватили нас, едва мы переступили порог: музыка, чересчур бравурная на мой вкус, разноголосая болтовня, по громкости едва уступавшая музыке, тяжелые сладкие ароматы духов и терпкий горьковатый табачный дым. Чего катастрофически не хватало, так это света. Благодаря романам Карнеолы Миллер я знала: если в подобном заведении мало светильников, на то есть одна из двух причин: либо здесь не слишком чисто, либо здесь творятся не слишком чистые дела. Или все сразу.
М-да. Начало не вдохновляющее.
– Позволите ваши пальто? – из самого темного угла к нам с Гортензией протянулись две здоровенные лапы. Настроение чуть улучшилось, ведь это Зи, а не я с писком шарахнулась в сторону. Вот тебе урок, дорогая подруга: держи ушки на макушке. Я-то знаю, что серого здоровяка-тролля без причины бояться не стоит – спасибо знакомству с Тойво и Сойво.
– Прошу вас. Вы очень любезны, – мило улыбнулась я троллю. Что ж, по крайней мере, с таким гардеробщиком за сохранность вещей нам бояться не нужно. Пожалуй, можно будет даже раскошелиться на чаевые.
– Идем же, идем! – Зи моментально оправилась и тянула меня за собой – туда, где темноты было чуть меньше и шума – намного больше.
Наверное, прежде это был склад или фабрика. Исподволь озираясь, я сравнивала странное место с тем залом, в котором традиционно устраивали полицейский бал. Игра "Найди десять отличий" очень быстро превратилась в "Найди десять сходств". а после пришлось махнуть на игру рукой. Здесь тоже собрались люди. Здесь тоже звучала музыка. На этом – все. О чем говорить с этими людьми, и как танцевать под такую музыку, я решительно не понимала.
– Разве не чудесно?
Гортензия восторженно всплеснула руками, раскинув их, словно крылья. Секундой позже в левой ее руке возник бокал, а в правой – мундштук с сигаретой. Жидкость в бокале имела странный цвет. От сигареты пахло более чем просто странно. Я невольно оглядела себя: слава богам, мне ничего подозрительного не подсунули.
– Ммм… сладенько, – Гортензия храбро пригубила из бокала. – А это я, пожалуй, отдам, – мундштук исчез так же загадочно, как появился.
– Зи! – ее безалаберность разбудила не лучшую мою сторону.
– Ну, что-о-о?..
– Она же голубая! Эта… этот… коктейль. Он цвета средства для чистки унитаза, которое мы купили на прошлой неделе!
– А на вкус – лесные ягоды. Хотя – да, пожалуй, слегка крепковат. О, этот танец я знаю! Идем?
Оставив напиток на стойке у стены – единственной мебели, которую я разглядела в потемках, Гортензия устремилась в освещенный центр зала. Там в этот момент творилось нечто среднее между кадрилью и массовым припадком падучей. Я, в свою очередь, шагнула в темноту, тихо радуясь, что могу избежать позора. Из полумрака можно было наблюдать за людьми, оставаясь почти не заметной.
– Гм-м… Барышня, вы ведь не из полиции?
Тип в лиловом фраке возник позади стойки. Он явно был дварфом, как иначе можно было что-то здесь разглядеть? А он не просто стоял и смотрел, но, судя по звукам, откупоривал, разливал, смешивал… Напрасная трата времени: гости едва обращали внимание, что именно пьют.
– Точно не из полиции?
Как-то я совершенно упустила, что скрылась лишь от обычных людей. Дварф мою скептическую мину видел прекрасно.
– Точно. Клянусь. Я…
– Не в своей тарелке, – уверенно договорил за меня двварф. – Вам надо что-то сделать с лицом. Сейчас вы как пойнтер в засаде.
"Ура любимому автору! Другой оскорбился бы, что его обозвали собакой, а вот я понимаю: меня сравнили с констеблем. Правда, так их зовут отнюдь не поклонники, но чего еще ждать от подобного места?"
– И что вы мне посоветуете?
"Нужно как-то скоротать время. Почему бы не за беседой?"
– Что-то попроще, более человечное. Для начала улыбнитесь. Глядишь – кто-нибудь и пригласит танцевать.
«Очень надо! Мне в моем темном углу нисколько не скучно. И не обидно. И плевать на внимание молодых незнакомых мужчин. И…»
– Ой, все! – дварф в сердцах замахал полотенцем. – Это не улыбка. Это гримаса "Мой котенок подох".
Хитрый коротышка все же заставил меня рассмеяться.
– Очаровательная барышня – и совсем одна. Как такое возможно?
Усилие воли – и улыбка приклеилась к лицу намертво, хотя внутри нарастала паника. Это не полицейский бал, куда меня сопровождал кузен, и он же – представлял партнерам по танцам. Подруга далеко, да и какой от нее прок? Я – одна, предоставлена самой себе, а мужчина – молод, хорош собой, высок, элегантен… По крайней мере, в потемках.
"Так. Что бы сделала героиня романа Карнеолы Миллер?"
– Не одна, – похоже, мне все-таки удалось разбудить мою скрытую авантюристку. – Я говорю с вами.
Мужчина улыбнулся и подал мне руку, приглашая на танец. Авантюристка отметила, что улыбка чудо как хороша. Благоразумие вопило, что подозрительный тип не соизволил представиться. Оркестр заиграл приятную неторопливую мелодию, и незнакомец повел меня за собой.
Где-то на заднем плане авантюристка закатывала благоразумие в цемент.
* * *
Когда медленный танец закончился, музыканты поднялись со своих мест и скрылись в темноте. Я невольно вздохнула, сама еще не до конца осознав: вздох это облегчения или сожаления. С одной стороны, мое второе серьезное приключение – если считать первым сокрытие трупа – закончилось слишком быстро. С другой – можно было с чистой совестью разыскать Зи и поспешить домой. Похоже, «цементные тапки» не справились с благоразумием: желание поскорее уйти становилось все сильнее.
И тут на помосте для музыкантов снова началось какое-то движение.
– Встречайте наших гостей: банду из Новых Пределов! – торжественно объявил коротышка в лиловом фраке.
"Банду?! В каком смысле – неужели в преступном?"
Под бурные аплодисменты на возвышении появились заокеанские гости. Авантюристка и благоразумие дружно уронили челюсти: еще никогда в жизни я не видела оркестр, полностью состоящий из троллей. Ослепительно-белые, одним только цветом кожи они разогнали мрак вокруг себя, притягивая изумленные взгляды. Светлые щегольские костюмы-тройки и надвинутые на глаза шляпы делали их почти неотличимыми от мужчин в зале. И на этом сюрпризы не кончились.
Пять инструментов. Только пять: пианино, контрабас, саксофон, гитара и едва видимый в тенях барабан – все, чем располагала эта странная банда.
Пианист пробежался по клавишам пальцами. Пришлось признать, что четырехпалые руки виртуозу не помеха: с легато он справлялся не хуже, чем со стакатто. Я невольно подалась ближе.
– Что вы знаете о синкопах? – вдруг раздался рядом голос моего партнера по танцу. Напрасно он задал этот вопрос учителю: что-что, а рассказывать я не только умею, но и люблю.
– Так. Прежде всего, синкопы делятся на внутритактовые, межтактовые и внутридолевые. Затем следует знать, что…
– Шшш… – он приложил палец к губам и взял меня за руку. – Все, что вам следует знать: это неотъемлемая часть совершенно новой музыки. Слышите? Это музыка будущего! – после этого незнакомец бесцеремонно обнял меня за талию.
Троллий оркестр заиграл.
В какой-то момент я обнаружила, что партнер танцует отдельно, и все вокруг тоже пляшут поодиночке. Промелькнула в отдалении белокурая головка Зи и снова пропала из вида. Наконец мне стало понятно, почему платья у девушек такие короткие. Сплясать и не убиться о паркет, запутавшись в длинном подоле, было бы нереально.
"Форменное безобразие!" – оценило благоразумие танец.
"У меня хорошо получается!" – порадовалась авантюристка.
* * *
И снова дварф во фраке выступил на середину, а затем к нему присоединился тролль-пианист. Он произнес пару фраз, некоторые слова из которых были понятны, но из-за особенностей диалекта в сочетании с тролльей артикуляцией общий смысл ускользал.
– Он говорил, – пояснил дварф. – то, что вы сейчас увидите, может вам не понравиться. Но однажды это понравится вашим детям.
Кто-то стиснул мои пальцы. Это оказалась Гортензия: раскрасневшаяся, она взволнованно смотрела на музыкантов:
– "Перекати-камушек"! Троллий танец, который, я слышала, уже запретили в пяти странах Содружества. Не знаю, правда, в каких…
У пианино встал тролль с гитарой. Остальные музыканты тем временем вытащили на середину помоста барабаны – их оказалось множество, разных форм и размеров. Зачем? Стало понятно, когда заиграла музыка. Появилась пара троллей-танцоров. Мужчина лишь отдаленно походил на человека, девушка же, тоненькая, изящная, в шляпке, скрывающей безволосую голову, с искусно подведенными глазами, пожалуй, вполне могла затмить некоторых женщин-гостей. Тролль схватил партнершу за руку, рванул на себя и так же стремительно оттолкнул.
"Это черт знает что!" – оторопела авантюристка. Благоразумие молча упало в обморок.
Саксофон хохотал и пел почти человеческим голосом. Гитара и вовсе казалась магической: мелодия бурлила, взлетала и рассыпалась, словно пузырьки в бокале игристого лютецианского. А танцоры… Не знай я, что троллий скелет мало отличим от нашего, решила бы, что их конечности – без костей.
– О, боги! Я одна это вижу? Он швырнул ее за спину, как тряпичную куклу!
– Потрясающе, правда?
– А теперь уронил ее на пол и протащил под ногами.
– Ага! Я тоже хочу научиться… так! – Зи едва не плакала от восторга.
Нужно было признать: веселое безумие покоряло. Мелодия била в голову не хуже игристого вина. Краем глаза я заметила, что в зале все же нашлись недовольные: они проталкивались к выходу, но большинство осталось, люди притоптывали, хлопали в такт, хотя подражать танцорам не решился никто.
Не отрывая взгляда от танца, Гортензия сжала мое плечо.
Веселье исчезло. Оно погасло, как лампа, и лампы в зале погасли тоже. Остался лишь крошечный островок света, вокруг которого сгустилась вязкая тьма, и в ней что-то было. Что-то, ускользающее от прямого взгляда, и чудовищно, невыразимо жуткое.
– Аль! Аль! Очнись! Милая, выпей водички…
Лампы снова зажглись – или они не гасли совсем?.. Этого я понять не могла, как и то, с чего вдруг расселась на полу, прямо скажем – не слишком-то чистом. Но стакан воды приняла от подруги с благодарностью.
– Просто ей стало душно, – деловито объясняла Гортензия окружающим. – Сейчас мы сходим в дамскую комнату, припудрим носики… – она легко подняла меня на ноги. – А вы не скучайте без нас! – велела она кому-то у меня за спиной.
– Будем! – решительно обещали сразу несколько мужских голосов.
За повела меня за руку, как ребенка, то и дело обеспокоено заглядывая в лицо:
– Что-то ты бледная… ну, да, конечно, с непривычки, в толпе…
– Дело не в этом. Не могу пока объяснить, что случилось, но духота и толпа ни при чем. Тут какая-то… опасность.
– Это очень приличное место, – отмахнулась Гортензия. – Лучшее из подобных в городе! Сюда ходит элита. Что здесь может случиться?
– Облава!!! – разнесся по клубу истошный вопль.
* * *
Окажись в дамской комнате кроме нас кто-то еще, я бы, наверное, на подобную авантюру не осмелилась. Но вот мы с подругой – один на один против опасности за спиной, и что в таких случаях делают любимые персонажи?!
– Зи! Быстро в окно! Здесь невысоко, первый этаж.
– А как же наши пальто…
– А как же наша репутация? А как же наша работа?!
– Ты права! – решительно тряхнула головой, подруга одним прыжком взлетела на высокий подоконник и втащила меня за собой. Никогда еще я так не радовалась осеннему дождю и холодному ветру, ударившему в лицо. После душного прокуренного зала он был восхитителен. Восхитительный драный кот зло фыркнул и скрылся за прекрасными мусорными баками. Багрово-кирпичный переулок, освещенный единственным чуть живым фонарем тоже был восхитителен, точнее – восхитительно пуст. Никто нас не преследовал. Разумеется, простуду мы сегодня подхватим, но, если добраться до моста короткими перебежками, а там поймать экипаж, есть шанс обойтись насморком, а не инфлюэнцей.
– Зи? Ох, только не говори, что подвернула ногу.
– Ноги в порядке, – Гортензия выглядела испуганной и заинтригованной одновременно. – Кто-то держит меня за руку. Но здесь никого нет.
– Ай-яй-яй. Такие приличные с виду барышни, – с упреком сказала стена.
Вслед за этим на стене проступил чей-то силуэт.
* * *
Как же все-таки замечательно, когда твой кузен – полицейский. Лучше этого – только знакомство с друзьями кузена, если, конечно, они тоже «пойнтеры». Мы не только отвертелись от обязательного допроса, но – к великой радости Зи – без проблем получили пальто, а вместе с ними – свободу и шанс возвратиться домой без простуды. При первом удобном случае надо будет угостить Мэтти с друзьями вишневым пивом. Даже если это грозит очередной попыткой кого-то из них познакомить меня с родителями. Я рискну. Долги следует отдавать.
– Одну минуту, барышни. Попрошу вас задержаться!
Почему мне знаком этот голос? Ах, да. Говорящая стена в переулке, точнее – человек, прикинувшийся стеной. При других обстоятельствах я была бы рада рассмотреть поближе обладателя такой удивительной способности. Но только не сейчас и не здесь.
Гортензия полностью разделяла мое твердое намерение покинуть злополучный клуб.
– Нас уже допросили другие констебли! – с этими словами она решительно прошагала мимо полицейского.
Почти прошагала.
Молодой человек, голубоглазый, не слишком высокий, но широкоплечий и крепкий, преградил нам дорогу.
– Детектив-констебль Ларс Янсон. Я – не другие.
Это была правда. И это заинтриговывало. Если Гортензию он смог озадачить, притворяясь кирпичной кладкой, то меня удивил теперь. Он действительно отличался от прочих констеблей не только способностью.
Легкий шлем без забрала, отсутствие обязательного кольчужного жилета, это все – не халатность. Для таких, как он, стандартная защита – более помеха, чем подспорье. Из защиты на нем, прежде всего, амулеты, редкие, не исключено – уникальные. А еще – нарукавный арбалет с набором специальных болтов: маленькое, злое и очень эффективное оружие, недоступное обывателям и простым полицейским. Из такого можно сразить не только заурядного смертного, он пригодится в столкновении с магическими существами.
Перед нами стоял "ищейка магов", и мне не нужно было видеть его нашивки, чтобы это понять.
Если в облаве на сомнительный клуб участвовал специальный отдел, это что-то да значило. Очень может быть, что это значило: я должна рассказать ищейке о своем странном видении. Так. Нужно вспомнить все по порядку…
