Текст книги "Не искавшие приключений (СИ)"
Автор книги: Дикая Яблоня
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 26 страниц)
А дама Карнеола Миллер в итоге осталась одна, и единственная ее семья – мы, преданные читатели.
* * *
Было чертовски невежливо таращиться на инспектора, но когда еще я смогу разглядеть его за работой?!
О, нет… Он идет к нам с Гортензией! Как я выгляжу?.. Гм. Видимо, как подозреваемая.
Сам инспектор выглядел именно так, как на вырезках из моей коллекции: высокий темноволосый худощавый человек, в чьем роду были измененные, но потом эта черта угасла. Сходство с пастушьей собакой проявлялось скорее в характере, чем в лице, хотя оно и было вытянутым, жестким и строгим. Взгляд темно-карих глаз не «заглядывал в душу», как пишут в любовных романах, он аккуратно и методично разбирал тебя на факты, отсеивая ненужное.
– Барышня Авлониа Ронда, вы заявили об обнаружении артефакта четвертого уровня. Я наслышан о вашем отце, о предметах его исследований, так что допускаю: вы действительно могли видеть нечто, похожее на шкатулку Меркатора. Тем не менее, ничего подобного в доме обнаружено не было. Ложная тревога таких масштабов – весьма серьезный проступок.
Минуту назад я прикидывала, как попросить у инспектора автограф и не показаться дурой. Теперь мне хотелось прикинуться кирпичной стеной, фонарным столбом, лужицей на мостовой – лишь бы этот суровый взгляд не прожигал по мне дыры. День определенно стремился войти в десятку моих самых скверных. Видимо, Сущее считало иначе, потому что снова полил дождь.
Пришлось хорошенько прокашляться, как прежде – на галерее.
– Уверяю вас, инспектор, я много раз видела иллюстрации в учебнике для магических вузов и смогу опознать руны Меркатора. Они выглядят незатейливой резьбой, но на самом деле это не так. Не думаю, что шкатулка является имитацией… – на этом мне осталось лишь развести руками.
– Вы меня не поняли, барышня Ронда. В доме не найден ни артефакт, ни что-то, с чем можно его перепутать. Вообще ни-че-го.
Вот это поворот! Поклянусь чем угодно: никто не входил в квартиру. Неужели кто-то, вместо того, чтобы спасаться от пожара, лазал в окна и грабил соседей? Но я не кричала во все горло, что именно там нашла, а предмет настолько невзрачен, что даже супница для вора выглядела бы привлекательнее… Стоп! Ну, конечно!
– Лукреция, будь добра, покажи мне еще раз секреты.
Теперь девочка смотрела не меня уже не с обидой, а с откровенной ненавистью: наверное, думала, что отниму последнее. Лихорадочно перерыв ленточки и открытки, порезавшись при этом о стеклышко, я виновато ей улыбнулась:
– Прости! Прости меня, пожалуйста.
Ни следа проклятой шкатулки. А больше ничего бестолковая семейка из дома не прихватила.
– Я унесу! Унесу эту чертову штуку! Не ругайте мамашу, она не знала!
Тощий поросток в потрепанной куртке на мгновение появился в конце улочки, махнул рукой и скрылся между домами. Полдюжины полицейских бросились вслед за ним.
– Ёршик… Дурак!!! – схватилась за голову Зи.
Ну, что тут сказать. Мальчишке велели позаботиться о матери. Он это и сделал – по-своему.
Тервюрен открыл блокнот и перевел свой фирменный взгляд на Гортензию:
– Кто у нас Ёршик, и почему он дурак?
* * *
Пусть незначительные, но кое-какие магические способности у инспектора были. Я рискнула бы предположить: его дар сродни моему, но совсем не такой жалкий. Из сбивчивого рассказа Гортензии он легко вычленял необходимую информацию. Более того, после нескольких фраз Зи перестала спотыкаться на каждом слове, словно холодная рассудительность инспектора передалась ей.
Мило бросил школу в десять лет – ничего необычного для правого берега. Не показывался дома неделями – уже хуже, но во что-то серьезное угодить не успел. Зарабатывал на жизнь чисткой труб – принципиально один: не вступил в гильдию трубочистов, не связался с вольнонаемными. При упоминании работы Тервюрен поморщился: само по себе занятие Ёршика – абсолютно законно, но – если забыть про возраст. Всего четверть века назад дети из бедных семей отправлялись чистить трубы в неполные пять. Дешевле, чем засунуть ребенка в трубу, выходило только швырнуть в нее гуся. Но мир не стоит на месте, подобное варварство осталось в прошлом. Правда, прошлое это – в основном на бумаге. В реальной жизни такие как Ёршик иногда в одиночку кормят семью.
– Так, что еще… – Зи почесала голову, сбив набекрень шляпку. – Еще он очень любит животных. Прекрасно ладит с любыми. Вроде бы, все.
– Не все, – сухо поправил Тервюрен. – Куда он может пойти? Где для него безопасно?
Зи развела руками, беспомощно глядя на инспектора:
– Знаю только, куда он не может пойти: туда, где есть я. Он понимает, что за такую выходку подзатыльником не отделается: уж всыплю, так всыплю!
Сотрясая округу, бронированные фургоны магов уехали. Полиция уезжать не спешила: Тервюрен отдавал указания, распределял констеблей в квартале, выпроваживал представителей вездесущей прессы. Судя по кислым лицам, мудрый инспектор напрочь лишил их сенсации.
– Господин полицейский, по домам уже можно? Вот спасибочко, что бы мы без вас делали…
И почему я ничуть не удивлена?!
Перед "пойнтерами" лебезил уже знакомый мне метатель тяжелых предметов. Он попался на глаза Ларсу, а тот – мне, и реакция "ищейки магов" порадовала: его гадливость можно было резать ножом.
Почти без удивления я поймала себя на мысли: "Жаль, что Ларс занят, и мы не поговорим…"
– Ммм?..
Снова моя дурная привычка глубоко погружаться в мысли: я и не заметила, что Гортензия уже отвела семью домой, и теперь терпеливо ждет рядом.
– Вот это я понимаю – сходили в гости, – мрачно усмехнулась подруга. – С меня – экипаж до дома, и не спорь, – добавила она строго, потом улыбнулась:
– По крайней мере, больше ты сюда не вернешься – не за чем.
* * *
Забравшись в потрепанную двуколку с драным брезентовым верхом, мы потратили несколько минут пытаясь заткнуть дыры газетой. Старую газету возница вручил «бесплатно – ради счастья очаровательных дам». В конце концов, мы просто открыли зонт и некоторое время ехали в полной тишине – если считать тишиной рокот дождя, визгливый скрип колес и непрерывное бурчание кучера.
– Знаешь, в чем твоя проблема? – нарушила молчание Зи.
День выдался трудный. Стоило изрядных усилий не брякнуть что-то язвительное, вроде "Огласите весь список проблем!"
– Ты всегда рассчитываешь только на себя, я давно заметила, – мягко упрекнула она. – Взваливаешь на себя ответственность, потом переживаешь. Как с сегодняшней, гм-м, эвакуацией. Не умеешь, как это… де-ле-ги-ро-вать полномочия, вот. Это – если по-умному. А по-простому, – она повернулась ко мне и покачала головой. – Помни, что у тебя есть по меньшей мере один верный друг, – Зи вдруг заговорщицки подмигнула. – Может быть, и не один. Я заметила, как Ларс на тебя смотрит!
* * *
Старика ванЛюпа на месте не было. Зато в его каморке громко спорили два голоса, старый и молодой:
– Ай… дяденька, не надо! Больно же!
– Кому сказал: сиди тихо и не вертись… братец!
– Ой… глаз! Глаз не трогайте!
– Не. Может. Быть, – пробормотала Зи. – Я не давала ему свой адрес.
Заглянув в жилище консъержа, мы увидели старика с бинтами и склянкой мази в руках. На потертом диване сидел Ёршик, избитый, с рассеченной губой и жутким фингалом вокруг правого глаза.
– Прости, сестрица, – всхлипнул мальчишка. – Наткнулся на банду Жирного Арне. Отобрали коробку…
Мило порывисто встал с дивана, но тут же упал обратно, схватившись за бок.
– Били ногами, – сухо заметил ванЛюп. – Ребра если не сломаны, то треснули уж наверняка.
– Не хочу в больницу, – пробормотал мальчик. – Там бреют голову и обзываются нищим.
Гортензия умоляюще посмотрела на меня. Ошиблась адресом: все зависело от консьержа. Его обязанность – не только следить за чистотой и порядком в доме, но и сообщать куда следует, если в доме появятся неблагонадежные личности.
– Только пока не оклемается, – проворчал старик. – И чтобы духу его здесь не было!
Гортензия обяла старика и расцеловала в обе щеки.
– А можно пораньше? – встрял Ёршик. – Она ж меня заживо съест.
– Зи, ты ведь понимаешь: мы обязаны немедленно рассказать обо всем "ищейкам магов", – сдернула я подругу с небес на землю.
– Конечно, конечно, – она уже суетилась вокруг брата. – Я только его доведу до квартиры и подлечу: наложу повязку, смажу ушибы… А ты пока кликни ближайшего констебля, ага?
«Серьезно?! Она действительно думает лечить переломы сама и без магии? Если там вообще обошлось переломами, без повреждения внутренних органов.»
О ком-то другом я бы подумала, что он просто давит на жалость. Но Гортензия была абсолютно искренна, ей действительно и на секунду не пришла в голову мысль вызвать брату целителя.
Зато она пришла мне.
Я поплелась обратно под дождь.
«Вот пусть теперь она скажет что-нибудь о делегировании и прочем!»
* * *
Целители бывают самые разные, но обыватели, не вникая в детали, делят их на две категории: обычные и мозгоправы. Особняком стоят повитухи, у них даже гильдия – собственная. Но всех, кто заботится о здоровье граждан Содружества объединяет одна деталь: фамилиары. Говорят, в Новых Пределах целители обходятся без них. Еще говорят, что в любой реке Новых Пределов можно найти золото. Пустым разговорам не очень-то стоит верить. А вот целителю с убедительным фамилиаром я поверю безоговорочно.
Разумеется, лучшие фамилиары – кошки, и все взрослые знают – почему. Дети, пока малы, думают, что кот у постели – друг, что зашел поиграть, подбодрить во время болезни. Узнав правду, дети обычно рыдают. Прекрасно помню, как сама ревела когда-то. С тех пор всеми силами старалась не болеть и стараюсь по сей день. Совсем не плохое правило, если подумать. Сколько не тверди, что кошка – всего лишь кошка, на душе все равно скверно. Фамилиар – не друг, это жертва. Маленькая жертва – болезни: от жизни животного берут чуть-чуть, понемногу, но если болезнь смертельно-опасна, тогда – все и сразу. Маги так и не доказали, что кошки живут девять жизней, но отдают они жизни сполна.
Так, как кошки, не может почти никто.
Ключевое слово – "почти": иногда случаются пернатые котики.
Уж лучше б они не случались! По крайней мере – не с нами.
Госпожа Габриэла Шуэтт делила мансарду Вишневого дома с своим фамилиаром. Хотя правильнее было бы сказать – это он милостиво разрешал хозяйке жить на его территории. В свободное от работы время фамилиар прогуливался по крыше дома, пугая голубей, кошек, чаек и трубочистов. Единственные, кто робко осмеливался не бояться его – вороны, и те – только издали. Хранитель здоровья Фруктового квартала носил имя Злыдень. Нужно отдать ему должное: болезни он отпугивал не хуже, чем голубей. Сто раз подумаешь, прежде чем заболеть, когда знаешь, что к тебе явится это желтоглазое чудо и будет таращиться на тебя из темноты. Сущее наградило Злыдня, как и всех его родичей, жизнью в без малого сорок лет. Он был обладателем клюва, напоминающего мясницкий крюк, и когтями, похожими на сапожные шила.
Еще он был филином.
Тот, кто давным-давно назвал совушек летающими котиками, не был неправ. Он просто не видел Злыдня.
* * *
Рассудив, что, специальный отдел под руководством инспектора Тервюрена – не дураки какие-нибудь, и наверняка уже напали на след шкатулки, я поспешила к целительнице. Она явно была свободна: с крыши над ее квартирой только что шарахнулись чайки. Злыдень расхохотался им вслед, словно демон.
Если филин отдыхает, значит, и хозяйка не занята.
Спустя десять минут мы уже шли обратно. Фамилиар восседал на перчатке хозяйки, высокомерно озирая окрестности. Я очень старалась быть самой незаметной частью этих окрестностей. Ранить человека Злыдень не мог. Но к человеку ведь прилагается множество дополнений. Стоило недоглядеть, филин рвал одежду, обивку и книги, бил посуду, особую же страсть испытывал к писчим принадлежностям. Проще говоря: мышами не корми – дай погрызть карандаши или перья. Несколько крупных перьев госпожа Габриэла всегда носила с собой – как вознаграждение Злыдню, воткнув их прямо в прическу. Прибавьте к этому вязаное пальто с бахромой, большие круглые очки, крючковатый нос, и вы получите стойкое ощущение, что к вам пришли сразу две совы.
– Ох, ты ж… – прокомментировал наше явление старик ванЛюп, невольно подавшись назад. Филин медленно обернулся и клацнул на старика клювом.
– А вы не провоцируйте! – огрызнулась целительница.
Оказавшись в квартире, филин слетел с перчатки, нагадил на пол, рванул когтями обои и пешком направился в комнату. Удивительные, все-таки, существа – совы: идущий вразвалочку со сложенными крыльями, Злыдень напоминал человека – сутулого, хмурого и очень опасного.
Я нисколько не удивилась, когда из комнаты Зи раздался жалобный крик Ёршика:
– Нет, нет, пожалуйста, не надо! Давайте обойдемся без этого!
* * *
– Ну, поскандаль еще мне тут!
Говорят, с годами целитель и фамилиар становятся друг на друга похожи. Если, конечно, фамилиар проживет достаточно долго. В случае с госпожой Шуэтт речь, скорее всего, шла о минутах.
Мило лежал на кровати Гортензии, та стояла рядом, нервно кусая губы. Филин уселся на спинку кресла, глядя то на руки хозяйки, то на пациента. Тонкие длинные пальцы ловко ощупывали тело мальчика, покрытое синяками и ссадинами.
– Пожалуйста… – предпринял он очередную попытку.
– Цыц! – рявкнула госпожа Шуэтт. Филин поддержал ее, щелкнув клювом.
– Не бойся, братик, я здесь… – ласково улыбнулась Гортензия.
– А должна быть в кухне и готовить мне чай, – бросила госпожа Шуэтт.
– Но…
– Три сахара, без молока! – я даже не смогла разобрать, кто клацнул на это раз: филин – клювом, или его хозяйка – зубами.
Зи насупилась, но отправилась выполнять приказ.
– Вы не понимаете! – едва тугая повязка была наложена, мальчик попытался встать. – Я не хочу, чтобы из-за меня страдал кто-то из них! Это нехорошо… не надо, пусть он уйдет. Кыш!
Мило махнул на Злыдня рукой. Я замерла на месте. По идее, мы уже должны были слышать звук рвущейся в клочья рубашки.
Ничего не произошло. Филин смерил мальчика строгим взглядом и принялся чистить перья.
– Юноша, если не знаешь, в чем суть и смысл жизни фамилиаров, закрой рот, не то наглотаешься мази, – госпожа Габриэла принялась обрабатывать раны на лице мальчика. Или она сменила гнев на милость, или я ничего не смыслю в людях.
В дверях появилась Гортензия с чашкой.
– Наконец-то! В другой город ходили? А вы не стойте, как мебель – несите лампу, бумагу и карандаш: напишу, какие лекарства купить, – это уже относилось ко мне.
При слове "карандаш" филин с интересом повернул голову. Госпожа Габриэла выдернула из прически перо и отдала Злыдню. Фамилиар взял его в лапу и принялся с наслаждением грызть: ни дать. ни взять – школьник за решением трудной задачи.
Почерк – вопреки бородатым шуточкам – был у целительницы твердый и разборчивый. Мы слушали ее наставления, запоминали и обе подскочили от неожиданности, когда госпожа Габриэла вдруг рявкнула:
– Куда тянешь руки, паршивец?!
– Не беспокойтесь, тетенька, я знаю, что птиц не гладят, – вежливо отозвался Ёршик. Мы и не заметил, когда он успел слезть с кровати и добраться до кресла.
– Ты ж такая моя сова, – с нежностью сказал Ёршик Злыдню.
Гортензия охнула. Я просто зажмурилась. Подождав пару мгновений открыла глаза, и обнаружила, что мальчик чешет филину клюв. Злыдень довольно пискнул.
– Интере-е-есно, – задумчиво протянула целительница.
– У кого пушистые лапочки? У совы! Дашь мне лапочку?
Это уже вообще никуда не вписывалось. Ужас окрестных крыш протянул лапу с когтями длиной в половину моего пальца и аккуратно пожал ладонь мальчика.
– Очень интересно, – повторила целительница. – Юноша, тебе когда будет двенадцать?
– Двенадцать чего?.. – рассеянно отозвался мальчик.
– Попридуривайся мне еще!
Ёршик поднял голову. От счастья на его лице не осталось следа:
– Ну, допустим, через десять месяцев. И кого это касается? – ответил он с вызовом. Госпожа Габриэла порылась в карманах пальто, достала визитку и быстро чиркнула пару строк на обороте:
– Держи. Когда пойдешь регистрировать тип способности, покажешь вот это. Тебя направят учиться.
Он скривился, не глядя скомкал карточку и бросил ее на ковер.
– Простите, тетенька, у нас нет лишних денег! Ой-й… – на этом его гордый пафос закончился, потому что целительница крутанула Ёршику левое ухо – кажется, единственную часть, которая не была в повязках и мази.
– А у меня нет лишних визиток, паршивец! – вопреки заявлению, другая визитка нашлась. Ее получила Гортензия вместе с сердитым:
– Это – рекомендация, олухи! Примут – платить не придется.
Расплачиваясь, я поняла, что ошиблась в расчетах и сильно: визит целительницы почти не подкосил наш бюджет. Может быть, это Злыдень сделал нам скидку? По крайней мере, расставаться с мальчиком он не желал, и сердито шипел, когда хозяйка вынесла его из квартиры.
Входная дверь закрылась, но через несколько секунд в нее решительно постучали.
– Сова вернулась? – воскликнул Ёршик. – Хоть бы она вернулась!
Возвращаться целительнице было, вроде бы, не за чем, но от такой эксцентричной особы можно было ожидать чего угодно.
За дверью я обнаружила не целительницу, а инспектора Тервюрена и констебля Янсона.
* * *
Мысленно я от души поддержала Ёршика: уж лучше бы снова явился филин. В конце концов, обои в прихожей мне никогда не нравились. Вслух не сказала ничего, только вежливым жестом пригласила полицейских войти и указала в сторону комнаты Зи.
Как будто у меня был выбор.
– Хотите чаю? – все-таки я не удержалась – когда незваные гости скрылись за дверью. Интонациями предложение больше напоминало: "Показать, где выход?".
– Нет, спасибо, – отозвался инспектор. Ларс предсказуемо промолчал.
– Осмотрите одежду и обувь, – приказал Тервюрен констеблю. Я поспешила в комнату. Какое там делегирование, о чем вы?!
Инспектор расположился в кресле, спиной к окну. Бедняжка Гортензия стояла перед Тервреном, как нашкодившая ученица – перед строгим директором. Она оказалась на свету, он – в тени, и это делало ситуацию еще хуже. Ёршик лежал на кровати и благоразумно помалкивал, Ларс разбирал его вещи.
– Вы мне солгали, барышня Горшковиц, – сухо, не повышая голос, сказал детектив. Прежде чем Зи отыскала хоть слово для оправдания, Тервюрен строго воздел палец. Зи прикусила язык. Я почему-то – тоже. Не дай боги работать в школе под началом такого директора!
– При этом также лгали самой себе, так что ваше удивление естественно. Но в глубине души вы отдаете себе отчет: безопаснее всего брату именно здесь, ведь это вы заменяете ему мать.
– Мамашу не трогайте! – подскочил на кровати Ёршик, но притих под суровым взгядом констебля Янсона.
– Оставьте нас, барышни. Констебль задаст вам несколько вопросов, а я переговорю с юношей наедине.
За спиной инспектора Ёршик беззвучно, одними губами возопил что-то вроде "Не бросай меня, сестрица!!!"
– Молодой человек, не втягивайте сестру еще глубже. Учитесь отвечать за свои поступки, – инспектор даже не оторвал глаз от блокнота. Пришлось признать: он меня впечатлял. Окажись я на месте дамы Карнеолы Миллер… Хотя, о чем я. Мне до нее, как до неба.
* * *
Осталось утешиться разговором с упрощенной версией инспектора: оказавшись подальше от суровых глаз босса, Ларс охотно принял от нас и чашку чая, и бутерброд с сыром.
М-да. Не совсем так я представляла наше общение вдали от мест правонарушений. И уж точно не в кухне, рядом с не чищеной от золы плитой, хотя нашего гостя, похоже, это нисколько не беспокоило.
Прожевав бутерброд, Ларс строго поднял палец: "Работа – прежде всего!" и достал свой блокнот. Пришлось закусить губу, чтобы не обидеть его усмешкой: подражать боссу – нормально, если ты бесконечно его уважаешь. А инспектор Тервюрен заслуживал уважения. Вот только новых вопросов констебль так и не задал, все уже было сказано много раз.
Услышав твердые шаги начальства, Ларс поспешил в коридор. Инспектор вручил ему большой бумажный пакет, из которого торчал рукав куртки. Ёршик ковылял позади инспектора, завернувшись в домашний халат Гортензии, и канючил:
– Дяденька! Ну, дя-а-аденька… обувку хотя бы оставьте…
– Вы хотите помочь, юноша? – строго спросил его Тервюрен.
– Конечно! – глаза мальчика загорелись.
– Помогайте – не помогая, – бросил инспектор и кивнул нам с Гортензией. – Доброго вечера.
– Полицейский произвол! – храбрым шепотом заявил Ёршик. Встретился глазами с Ларсом и юркнул в туалет.
* * *
Что бы не говорила Гортензия про безобразие и убытки, я была инспектору благодарна: лишившись одежды, Ёршик был вынужден сидеть дома. Одним грузом на плечах меньше. Хотя это своенравное, непоседливое наказание даже в халате сестры путалось под ногами. Мальчик изо всех сил пытался быть полезным – искренне, но получалось не очень, и не только из-за бинтов на ребрах. О порядке и дисциплине он знал немногим больше, чем его любимые совы. Предложение «пойти, почитать книжку» мальчик встретил таким скорбным лицом, словно я послала его на фабрику – крутить колеса машин вместе с каторжниками.
«Эх… Кто бы меня так наказал, отправив в комнату с книжкой!»
– Пойду, посплю! – заявил он в конце концов. – Когда еще доведется в кровати…
Мы вздохнули с облегчением – после того, как заперли в комоде мельхиоровые ложечки, бронзовые подсвечники, чугунную сковороду и все моющие средства, какие нашлись в доме. Меньше всего со стороны Ёршика нам грозило воровство, больше всего – попытка что-то почистить. Похоже, это была его страсть – вторая, после любви к животным.
К тому времени, когда мы закончили мыть полы после нежданных гостей, уже стемнело. Ёршик крепко спал, Зи твердо решила не беспокоить брата. Мы сдвинули вместе две кресла, и Гортензия устроилась в них.
Как же давно я не читала на ночь молитву… Последний раз, наверное, когда заболел отец.
– Сущее, помоги скорее отыскать артефакт. Пусть нецелый, пусть неактивный, он все еще где-то далеко от надежных хранилищ Института Магии, и грозит городу неизвестно чем.
Прошу, сотвори для нас что-то хорошее!
– Аль, ты спишь?
Замечательный, если подумать вопрос, почти философский. Что ни скажи, все равно получается ложь.
Но Зи, судя по лицу, философия не волновала, она имела в виду что-то конкретное.
– Не забыла, что завтра в книжном "Вилемс & Вилемс" дама Карнеола Миллер представляет свой новый роман?
Боги, конечно, забыла! После событий такого дня – неудивительно. Как хорошо, когда рядом – подруга, которая смотрит на все чуть проще и находит силы не унывать даже в самой паршивой ситуации.
* * *
Как ни старались, все-таки мы опоздали: несчастье по имени Ёршик, не найдя ни ложек, ни сковородок, добралось до плиты. Итог: грязная плита, грязная кухня, грязные бинты на мальчишке… С катастрофой мы справились, но время было упущено. Когда мы проскользнули в переполненный зал, там не осталось ни свободных стульев, ни приличных стоячих мест.
Любимая писательница тем временем уже читала отрывок из новой книги.
У нее был прекрасно поставленный голос: глубокий и звучный, слышный всем, даже в самых неприспособленных залах. Увы, сегодня, похоже, с аудиторией особенно не повезло: едва можно было расслышать одно слово из десяти. Невезучие опоздавшие вроде нас больше сплетничали, чем слушали. Я уже хотела шепотом рявкнуть на них, но одна фраза заставила передумать.
– …потеряла на приеме сознание. Да-да, у посла Лазурного княжества. В газетах об этом нет ничего, но мне рассказывали. И сегодня – такая бледная. Вы заметили, как она похудела? Голос совсем слабый, бедняжка…
«Что болтают эти глупые курицы?! Это не голос слабый, это они слишком громкие! Дама Миллер всегда была изящной и стройной, если кому-то это кажется чересчур, пусть просто не смотрится в зеркало!»
Но зерна сомнения уже были брошены.
Наконец настало время самых целеустремленных и точно не самых умных фанатов: время просить автограф. Еще недавно я бы толкалась в этой толпе, даже отдаленно не похожей на очередь. С годами понимаешь: пообщаться с тем, чье мнение для тебя бесценно – вот истинное удовольствие. Спросить без обиняков «Как вы себя чувствуете?», разумеется, – грубость, но можно ведь обойтись наводящими вопросами, потом уточню симптомы у той же госпожи Шуэтт, например.
Плану мешало единственное "но", и оно состояло из множества идиотов.
– М-да, просто так к ней не подберешься… – задумчиво протянула Гортензия. – Но у меня есть идея, – она улыбнулась, и улыбка вышла очень коварная, – Будь готова к рывку, – велела Зи, а потом пошарила в сумочке и достала…
«О, боги!»
– Какая гадость!
– Ага! Я тоже постоянно говорю Ёршику, чтобы не возился с жуками. Нашла у него в кармане – до того, как туда добрался инспектор. Не беспокойся, – поспешила добавить она, заметив выражение моего лица. – Это не улика, у брата всегда их полно. Хотела выбросить, но… вот, пригодился!
Зи исполнила поистине акробатически трюк, ввинтившись в толпу, а затем громко спросила, не обращаясь к кому-то конкретному:
– Ой, какая прелесть у вас на плече! Скажите, это – брошечка или питомец?
Ответом был предсказуемый визг, сквозь который я едва различила команду подруги:
– Сейчас!
– Мы с вечера занимали! А вас тут вообще не стояло! – с этими возгласами подруга прорвалась-таки к возвышению, где сидела писательница. Та окинула нас заинтересованным взглядом и усмехнулась:
– Неплохой трюк, уважаю находчивых. Где ваши экземпляры романа? Давайте, я подпишу.
– Ммм… – Зи замялась – книг у нас не было вовсе – а потом подтолкнула меня вперед:
– Думаю, она хочет вас что-то спросить.
Я хотела, но подходящих слов не было. Глупые сплетницы оказались правы. Длинное узкое лицо дамы Миллер осунулось, черты истончились, пудра с румянами не скрывали бледность, как и круги под глазами. Она действительно выглядела больной.
– Ладно, давай, лучше я! – снова выступила вперед Гортензия, ловко отпихивая напирающих сзади фанаток.
«Она тоже заметила?.. Ох, нет! С дипломатией Зи не дружит, и сейчас точно брякнет что-нибудь лишнее!»
– В общем, так! – решительно начала Гортензия. – Вот она, – кивок в мою сторону. – то есть, моя подруга, пришла к нам в гости и нашла эту ужасную военную шкатулку четвертого номера, а потом приехали маги и тот высокий инспектор из ваших романов, ну, то есть, не он, а его прототип. и тут мой братец хватает шкатулку, убегает, получает от местной банды по полной программе, шкатулка пропала, город под угрозой, скажите, пожалуйста, как нам всех спасти?
Зи даже отдаленно не так глупа, как можно было подумать, выслушав эту историю. Мне хотелось поаплодировать: она озадачила даму Миллер уровнем опасности, дала понять, что без нее мы не справимся, и упомянула Тервюрена. Но при этом не сказала ничего путного. Или я совсем ничего не смыслю в людях, или…
– А это интересно… – задумчиво протянула писательница. – Давайте продолжим разговор в моем экипаже.
Не обращая внимание на стоны разочарованных поклонников, она направилась к выходу.
– Зи, ты просто чудо!
– Ага, я догадывалась!
* * *
Если бы не обстоятельства, я бы сидела и любовалась экипажем. Даму Миллер стиль окружал абсолютно во всем. Даже светильники были произведением искусства: ветви с цветами и листьями, причудливые, но не вычурные. От обивки исходил тонкий аромат парфюма, в нем тоже переплетались травы и легкие нотки цветов. Пришлось дать себе мысленного пинка и вернуться с небес на землю.
– Итак? – она достала блокнот – почти как у Тервюрена, но, разумеется, не такой потрепанный и замызганный. – Начните буквально со входной двери и не упускайте ни единой детали.
О, да. Такие детали не забыть, даже если захочешь. Хотя метатель кирпичей и его выражения остались не помянуты. Впрочем, людьми – кроме семьи Гортензии – дама Миллер не интересовалась, она снова и снова просила описать квартиру Гортензии во всех деталях, потом закрыла блокнот и откинулась на спинку сиденья.
– Что вы скажете? – взволнованно воскликнула Зи.
– Я скажу, – улыбнулась дама Карнеола Миллер, – что вы храбрые девушки. Но не очень умные. На вашем месте я бы поискала вторую часть артефакта.
Услышать от своего кумира, что ты – неумная было хуже, чем получить пощечину. Пока, стараясь остаться незамеченной, я вытирала глаза, Зи что-то бормотала под нос, и вдруг подскочила, да так, что ударилась о потолок:
– Лука! Вот засранка! Ой… – она смущенно посмотрела на даму Миллер. Та усмехнулась:
– Младшая сестричка не слишком послушна?
– Просто сущее наказание, хоть и талантливое!
Дама Миллер вздохнула:
– Понимаю. Но со старшими сестрами тоже не всегда просто.
Желания хныкать как ни бывало:
«О чем она? У нее нет сестер. Неужели она только что случайно поделилась новым сюжетом?»
– Аль, очнись! – Зи дернула меня за рукав. – Как думаешь, наша горе-художница могла…
«Ну, конечно! Какая же я идиотка!!!»
– Феи! – хором сказали мы, посмотрев друг на друга.
Дама Миллер приподняла бровь:
– Теперь я ничего не понимаю. Но вижу, вы отыскали разгадку. Напомните, где ваш дом? – записав адрес, она покачала головой:
– Только сейчас поняла, как редко мои персонажи бывали на правом берегу. Это несправедливо.
– Ничего страшного! – воскликнула Зи, прямо-таки светясь от гордости. – Вы напишете еще много книг! И про наш правый берег – тоже.
Возможно, я видела лишь то, что хотела видеть? Нет, не думаю, что ошиблась: после нашего разговора писательнице стало лучше. Румянец точно был настоящий.
* * *
И снова мы – в экипаже, и снова не доехали до дома Гортензии, но в этот раз – лишь чуть-чуть. Экипажи останавливал констебль, ограждение дальше по улице – щиты ярко-синего цвета – нельзя было спутать ни с чем.
Синий цвет – работают маги-ликвидаторы.
– Боги! – Зи всплеснула руками. – Теперь-то в чем дело?!
Бестолковой толпы обывателей в тот раз не было, лишь немногие зеваки – неподалеку от огражения. От группки жаждущих новостей тут же отделилась светловолосая фигурка и поспешила к нам.
– Мила отвела ма и младших в забегаловку на Песенной улице, – Лука мотнула головой куда-то в сторону. – Они – кивок в сторону синих щитов. – говорят: тут делов на полчаса, потом можно домой, будет безопасно. Здравствуйте, тетенька, – добавила она холодно, всем своим видом давая понять: "Я помню, кто меня обобрал!"
«Я тоже помню, поверь. С меня – этюдник, это как минимум»
– Вот, держи. Купи им и себе что-нибудь, – Зи вручила сестре купюру, та посветлела лицом и убежала. – Теперь не увяжется за нами, – обяснила Гортензия приступ щедрости. – Думаешь, маги сообразили?
Был только один способ выяснить, и этого способа все равно что не было: за ограждение нас не пустят.
– Идем, – окликнула меня Зи. – Я здесь выросла. Чтобы я – да не пробралась мимо пойнтеров?
Разумеется, я знала: в старых домах, что стоят вплотную друг к другу, чердаки нередко соединены. Чего я не знала – какая там грязь и пылища. Когда в романе детектив преследует на чердаке преступника, у него почему-то не виснет на ушах паутина. Да и балки ему попадаются сплошь надежные, не хлипкий ужас, как нам. А еще детектив – всегда в брюках. Сползти по пожарной лестнице в юбке – достижение, после которого должны брать в полицию без экзаменов!
