Текст книги "Край Ветров: Пироманс (СИ)"

Автор книги: Диэр Кусуриури

сообщить о нарушении

Текущая страница: 47 (всего у книги 49 страниц)

Никс обернулась к Найку, желая поделиться своим осознанием, но в этот миг Рин заговорил снова, быстрее и четче, словно древняя сущность, живущая в нем, вопреки сути своей способна еще испытывать нетерпение:

– Когда я проснусь, первый миг я буду яриться, я буду опасна. Берегитесь, держитесь колонн и стен, не смотрите в мои глаза, пускай я буду смотреть на вас. Пленителен и опасен для человека взгляд мой, способен любого сделать моим добровольным слугой до конца жизни его. Но после, когда я стану собой, когда разум возобладает, ступайте следом. И да случится встреча, которая нам уготована.

Никс улыбнулась Найку – мол, все будет хорошо, и сжала крепко его ладонь. Секунду они смотрели в глаза друг другу.

– Наверное, это стоит того, – сказал Найк.

И отпустил ее руку.

Никс, понимая, что дольше тянуть не стоит, выдохнула, решительно развернулась и поспешила вниз по ступеням, догоняя Рина, спускающегося уверенно и степенно и уже достигшего головы огромного тела, уснувшего во льдах.

Они проходили мимо лица замерзшей недвижной фигуры – длинные густые ресницы ее были серебристыми, как и волосы, и похожими от этого на веер из гнутых тонких шпаг. Она не воспринималась голой – скорее, обнаженной, казалось даже, что тонкий лед облек ее в какое-то подобие платья; иней выступил на бархатной коже, словно изысканный, сложный кружевной узор.

Двадцать шагов по льду – и они оказались прямо над ее сердцем.

Тонкая корка замерзшей воды отделяла их от застывшего под ней тела.

Никс посмотрела на Рина, в его бледное бесстрастное лицо, в непроницаемые черные глаза.

– Здесь, – сказал он. – Возьми же огненный клинок и пронзи мою холодную плоть.

– Но зачем? – спросила Никс, растерявшись вдруг. Как всегда, в самый неподходящий момент, в голову полезли опасения и сомнения: – Мы же можем повредить ее… твое… ваше сердце. И легкие. Не лучше ли… вену… если это – лекарство?..

– Людскою меркой меня не меряй, – чудовищный голос на этот раз прозвучал мягко и даже как будто тепло. – Да, есть у меня сердце, но иное оно. И если хочу я увидеть еще один сон, этот должен закончиться.

Никс, послушавшись, обнажила сияющий огненный клинок. Отсветы упали на мертвенно-бледное лицо Рейнхарда, на покрытое изморозью тело Вьюги…

– Прямо здесь? – переспросила Никс.

Ее руки тряслись, на лбу выступил пот.

– Здесь, – Рейнхард прикрыл глаза.

Никс посмотрела на свои руки – черные пальцы сжимали сияющую пламенную рукоять. Оглянулась вокруг – темень, колонны, огромное застывшее лицо Вьюги… Рин стоит ровно, прикрыв глаза, он неподвижен, в нем – терпеливое божество, ждать которому осталось всего ничего.

Все замерло в тишине.

В голове Никс с быстротой молнии мелькали мысли. Что, если сейчас не грудь Вьюги пронзить, но сосуд ее? Не станет Рейнхарда. Что будет с Никс и Найком? Узилище Керри растает, и они не смогут уйти от него. Поможет ли это миру, о котором так много было бесед? Кажется, вот, все карты открыты – и все же… Никс мало что могло испугать. Страх ее редко был страхом сиюминутным, неконтролируемым, таким, что идет изнутри, таким, что нельзя обуздать. Обычно ее страшили только последствия тех или иных дел. Так и теперь: неверный шаг, неправильный выбор могли разрушить все, и сейчас она осознавала это особенно остро.

Именно этого она боялась. Именно это заставляло ее руки дрожать.

Понятно, самоубиться тоже не выход. И Рейнхарда пытаться порешить – тем более. Вариантов, в общем-то, нет. Вьюга была права: выбор сделан.

Остался последний шаг и последний страх.

Ни закрыть глаза, ни уйти, ни убежать.

И потом она вспомнила, зачем именно сюда пришла. Подняла взгляд на лицо Рейнхарда и обратилась к Вьюге:

– Если мы тебя разбудим… ты его вылечишь?

Черные глаза открылись. Божество молчало, словно вопрос был слишком глуп.

– Ладно, я не слишком надеюсь на встречу, которая вроде бы как обещана. Главное – мы же не зря все это делаем, да? – Никс осознавала неуместность своих вопросов и в то же время не могла перестать их задавать.

Ответа не было. Никс уже пожалела обо всем, о чем только можно.

Но, помедлив, Вьюга все же ответила ей:

– Я могу подождать.

Точно. Она может подождать и проснуться… другим способом. Они ничего не решают, кроме того, как Вьюга проснется.

И вроде бы все уже ясно, открыты все карты, бери и делай… Никс колебалась, чувствуя, что не может верить до конца никому. Не пора ли в таком случае поверить себе?

"Правильно ли я делаю?" – спросила она саму себя.

И пришла к неутешительному выводу: а кто его знает.

Очевидно, есть в мире вещи, исход которых не предопределить. Вещи, которые ты должен сделать, понимая, что не знаешь, к чему это приведет. И в то же время действовать в такой ситуации можно, лишь признав, что каким бы ни был твой выбор и его результат, ты готов взять ответственность на себя. Никс понимала, что то, что она сделает сейчас, станет для нее вечной таблеткой от перфекционизма. Наверное. Но никакого страха перед чистым листом точно больше уже не будет. Они сделали, что смогли, и пора пожинать плоды. И если все пойдет прахом – она приложит все усилия, чтобы это исправить. Если будет жива. Ну а пока…

В глубине души Никс знала, что последний шаг преодолеет с легким сердцем.

Она встала на колени, затем села на пятки. Подняла огненный клинок над головой, развернув острием к сердцу Вьюги.

И с отрешенностью, с которой ступают в бездну, с той пустотой внутри, с которой совершают самые страшные и самые необходимые вещи, она размахнулась и всадила огненный клинок в плоть спящего божества, легко, по самую рукоять, чувствуя, как исчезает, вытекает из нее самой что-то, что было с ней слишком долго, но никогда ей не принадлежало.

Огненный клинок растворился в теле Вьюги, истаял, словно след от свечи, отпечатавшийся на сетчатке глаза.

Сердце Никс отсчитало удар, второй, третий – ничего не произошло. Тишина была абсолютной, ни один мускул на лице спящей Вьюги не дрогнул. Рин стоял, опустив руки и прикрыв глаза.

В следующий миг он покачнулся, накренился вперед и, завалившись немного вбок, осел безвольным кулем. Никс вскочила, чтобы не дать ему упасть…

В это мгновение серебристые ресницы пошевелились.

Под веками Вьюги задергались, вращаясь, глазные яблоки.

Она распахнула глаза.

Никс, замерев, завороженно смотрела в них, не в силах отвернуться.

Это были не просто глаза – две сияющие ледяные пропасти, исполненные света, настолько живые, насколько это вообще возможно. Они горели синим огнем звездных скоплений, в них словно отражалось небо, таким, каким было бесчисленные миллионы лет назад.

Никс не могла отвести от них взгляда, напрочь забыв завет Вьюги.

В этот момент кто-то толкнул ее в сторону, и она, будучи слишком легкой, чтобы сопротивляться, полетела вниз, стукнулась о лед, а опомнившись, тут же была придавлена свалившимся на нее телом. Выпутываться из заполонивших все многослойных одежд пришлось уже под треск и скрежет ломающегося льда, за которым потерялось ее шипение от полученных ушибов.

– Скорее! – закричал Рин, подхватывая Никс под локоть, поднимая на ноги и утягивая за собой в сторону колонн.

Никс, не успев опомниться и понять, что происходит, заставила себя бежать так быстро, как только может, с трудом поспевая за Рейнхардом. Добравшись до края стеклянного бассейна, в котором лежала Вьюга, они не нашли ничего лучше, чем прыгнуть вниз. Рин успел создать ледяную платформу на половине пути, и они, шлепнувшись на нее, покатились к краю и снова полетели куда-то во тьму. Вторая платформа вышла куда более устойчивой, впившись в одну из колонн, и на ней падение наконец остановилось.

Никс, пытаясь отдышаться, смотрела на то, как за толстым стеклом бассейна крошится и ломается лед, как огромное бледное тело дергается, пытаясь выломаться из прозрачных, холодных оков, как рвутся трубки и провода, изрыгая мутную жижу, тут же застывающую и бьющуюся на мелкие куски. Вьюга вырывалась из своей холодной тюрьмы, и лед проигрывал этот неравный бой, треща и лопаясь. Разрываемый белесой плотью, он шумел, словно камнепад. В какой-то миг Вьюга вдруг замерла, наполовину выбравшись из осколков, затем моргнула и на мгновение исчезла. В следующую секунду она появилась там же, но уже меньше, измененной, не похожей ни на что, виденное Никс ранее. Правильное, пускай и бледное человеческое тело сменилось чем-то жутким, не имеющим четких контуров, кроме тех, что очерчивали заостренные когти, голубоватые клыки и серые искривленные рога, чем-то напоминающие зубцы короны. Сотканный из темного тумана силуэт то и дело сменялся мокро поблескивающим чудищем из грязного льда, словно его подняли из глубины болот. Он начал поворачиваться… на мгновение Никс заметила за стеклом два светящихся светло-голубым глаза. Она поняла, что пропадает. Снова оторвать взгляд от них было выше ее сил… Рин потянул ее к себе, заставляя отвернуться от того, во что превратилась Вьюга, прижал к груди и не давал вырваться, как бы Никс не пыталась.

Треск ломающегося льда, басовитый набат корежащегося металла и тоскливый, нечеловеческий стон чудовища, которым стала Вьюга, сливались в ужасающую какофонию.

Никс не могла бы сказать, сколько это продлилось. Наверное, долго. Она даже перестала вздрагивать от слишком громких звуковых ударов. В ее голове успели пронестись самые ужасающие варианты развития событий, мысли о том, что все они ошиблись, и вот сейчас… сейчас… сейчас ее жизнь оборвется, и ладно уж, пускай не такой смерти она ждала, но эта, пожалуй, не будет так уж плоха – в конце концов, Рин теперь казался ей не настолько пропащим, как раньше. Он искренне хотел защитить ее от нее самой, ведь почему-то оторваться от взора Вьюги она не могла.

И вдруг все кончилось.

Тишина, накрывшая огромный зал, не была абсолютной, но ее хватило, чтобы Никс смогла услышать свое собственное дыхание.

Рин отпустил ее. Никс, развернувшись, увидела, что стенки бассейна, в котором лежала Вьюга, упали, сложились, как карточный домик, громогласно хлопнув напоследок.

Над грудами льда и битого стекла теперь парила, источая мягкий голубоватый свет, дева в одеждах цвета холодного зимнего неба, с серебристыми длинными волосами, струящимися на несуществующем ветру, со спокойным и чистым лицом, с чертами правильными и острыми, а еще… еще дева была почти что нормального человеческого роста – может быть, чуть выше и крупнее обычной женщины, но это был уже далеко не тот гигант, что заполнил собой огромную залу.

Дева оставалась недвижной лишь несколько секунд. Медленно повернувшись, она полетела к противоположной стене. Она парила в нескольких сантиметрах над раскрошившимся льдом, перемешанным с битым стеклом, и полы ее одежд едва касались смеси из острых осколков.

Когда она подлетела совсем близко к колоннам, то повелительным движением протянула руку вперед. Повинуясь ей, сломанный лед вздрогнул, сложился в шипастую змею и ввинтился в стену, ломая ближайшие колонны и тут же прорастая в них колкой кристаллической лозой, не давая камню обрушиться. Змея закрутилась, образуя круглый ледяной портал, в центре которого проявилось, выцвело темное окно, ведущее в ночь.

Вьюга, не замедляя движения, плавно и величаво влетела в этот портал.

– Нам, полагаю, за ней, – сказал Рин.

Никс опомнилась. Оглянулась по сторонам. Оказалось, что им до пола, покрытого ледяной крошкой, еще метра три, но с этим они быстро справились при помощи Риновой магии.

Никс почему-то казалось, что вот теперь им стоит поспешить. Она не знала, как долго развернутый Вьюгой портал будет открыт.

Но тут нарисовалась еще одна проблема. Лестница, по которой они спускались к Вьюге, была разрушена, а Найк остался наверху, вместе с Керри.

Никс с Рином принялись думать, как это разрешить.

Пока они думали, Никс заметила, что портал… Портал, оставленный Вьюгой, сужался. Надо было спешить.

– Рин, – сказал Никс серьезно, глядя ему в глаза. – Нет времени объяснять. Строй им ледяную горку.

– Вот она – вершина моей карьеры, – Рин хмыкнул и криво улыбнулся.

Да, следующее его волшебство было одним из самых впечатляющих и в то же время самым нелепым из всех. Не мудрствуя с лестницами, он, сосредоточившись, заставил льдины, оставленные Вьюгой, сложиться в длинный пологий спуск, достаточно широкий, чтобы на нем уместился саркофаг с Керри

Дальнейшее произошло очень быстро – Никс даже не успела как следует испугаться за жизнь и здоровье обоих спускающихся сверху.

Из-за края площадки показался передний бок ледяной кареты.

Прозрачный короб перевалил за край и устремился вниз, подпрыгивая на неровностях. Докатившись до основания спуска, с брызгами врылся в месиво из стекла и льда, замедлился, повалился набок. Лед, из которого он был сделан, такого надругательства не выдержал и дал трещину. Рин тут же подбежал ближе, положил на него руки и принялся колдовать ледяные "заплатки". Никс, опомнившись, бросилась к Найку, который проехался на "гробике" с ветерком и успел соскочить чуть ли не в последний момент.

– Я уже думал по путям вниз идти, – сказал он, глядя на свои дрожащие пальцы.

Никс протянула ему руку, помогая подняться.

– Поспешим, – сказала она. – Вьюга говорила, чтобы мы шли за ней.

– Ну что ж, – произнес Рин, отворачиваясь от починенного ледяного короба, – полдела сделано. Все живы. Мир, кажется, не собирается коллапсировать, по крайней мере Мир Снов. Давайте глянем, что там еще у них припасено на наш счет.

Они двинулись к порталу.

Никс первой забралась по ледяным глыбам, напоминающим неровные ступени, ожидая увидеть в черноте за дверью что угодно. Впрочем, проход все еще был достаточно широким, чтобы они смогли войти туда втроем. Никс подождала друзей.

Они вместе ступили за грань, в душную звездную тьму, вынырнув из холодной и теперь уже пустой залы, чтобы тут же очутиться в…

Никогда еще Никс не видела, чтобы морок так разительно менялся прямо под взглядом наблюдателя.

Она видела светлый силуэт вдалеке – Вьюга все так же парила невысоко над землей, но за ней простирался шлейф, расширяющийся, растекающийся кругами, словно пролитая в воду краска. Черный город Сол излечивался от своей черноты, белели стены, красные, фиолетовые, желтые крыши поблескивали в первых рассветных лучах, словно мозаика из стекла.

Никс с остальными оказалась стоящей на высоком холме, на вершине широкой, длинной лестницы.

Сол, застывшая над ним Антарг со стаей летающих островов, красное яблоко луны на вершине Сердца Мира – все лежало пред ними, как на ладони.

– Куда она идет? – спросил Рин, очевидно имея в виду Вьюгу. – Она уходит из города?

– Н-не знаю, – растерянно проговорила Никс. – Может быть…

Вьюга плавно летела над улицами, окрашивающимися в белый, пока не остановилась там, где на город не падала тень Антарг.

– Погодите… вы тоже это видите? – спросил Найк. – Как это?.. Солнце – вон, только выбирается из-за горизонта, откуда же…

Никс тоже плохо понимала, как может возникнуть такой эффект, тем более что свет, в котором замерла Вьюга, не был похож на красные отблески круглой луны над Сердцем Мира. Словно солнце, что встает над горизонтом – ложное, а настоящее – спрятано, и вот теперь, когда черный город Сол становится белым, расположение этого скрытого солнца можно определить, хотя на небе его нет.

А потом Вьюга, посмотрев по сторонам, вниз и вверх, развернулась к этому солнцу и… Морок пронзил такой силы и чистоты звук, что то, что спящие называли Зовом, меркло в сравнении с ним, будучи похожим скорее на мягкую поступь крадущейся в темноте кошки.

Никс заткнула уши, но это не помогло.

Морок загудел, словно разбуженный колокол, завибрировал, заскрежетал, как стекло под ногтем, и, содрогнувшись до основания, снова затих.

В обрушившейся абсолютной тишине Вьюга замерла, словно ожидая чего-то.

Или – кого-то.

Мироходцы: имя

Рем, шатаясь, отошла от Айры. Он не сразу понял, что с ней происходит – мгновенное изменение было незаметным, внутренним, слишком тонким. Как не могут близкие порою увидеть и опознать смертельную болезнь у усталого старика, так Айра не увидел, что поведение Ветивера и всех его сущностей предрекает большие, возможно, страшные перемены.

Рем обратилась Мартой. Женщине явно было плохо, лоб ее блестел испариной, она, отходя на два шага назад и упираясь спиной в колонну, держалась за сердце, тяжело дыша.

– Из меня… Из меня вырывают… – закашлялась она.

Айра наконец очнулся и подбежал к ней. В этот момент она сменилась Ветивером, потом снова Рем, затем множество сущностей стало мелькать, как карты в руках профессиональной гадалки. Лица сменяли друг друга почти мгновенно, то или иное могло задержаться на секунду, не больше, и пускай длилось это не долго, Айра успел поразиться, скольких личин Ветивера он никогда не видел. Он даже не подозревал о них. Неужели их… столько?

Ветивер, все еще мельтеша, согнулся, сполз к основанию колонны.

– Что с тобой… с вами? – тревожно спросил Айра, опускаясь рядом.

Ветивер схватил Айру за локоть:

– Открывай врата. Я вижу путь. Меня тянет туда, и если мы не пойдем… Он вырвется.

– Кто – он?..

– Открывай врата!

– Прямо здесь?!

Они все еще были внутри храма Тысячи Свечей, и Айра не мог представить себе, как тут можно открыть врата, откуда взять их?

– Айра… Ты должен… Создать новый прокол… Ты как-то раз смог. Если ты этого не сделаешь…

Айра выловил в глубине себя грустный, циничный смешок: если он не сделает – то что? Что станется с Ветивером? Не убьет же его какое-то вырванное… Что там? Сердце?

Другая часть его сострадала Ветиверу. Айра знал, что меняться – больно. И сумасшедшая смена обличий наверняка причиняет Ветиверу страдание. Да и умирать ему будет больно, наверное. Но разве не припасено у него тузов в рукаве и на этот раз? Разве может быть эта смерть окончательной?

Ветивер схватил Айру за ворот, притянул к себе и яростно зашипел на ухо сменяющимися голосами:

– Если оно вырвется, то будет необузданным, будет злым, и пожрет этот город, разгораясь, и те земли, что попадутся ему на пути к цели. Ни один чужой бог не остановит его. Я убивал разумных, чтобы вызвать их богов и забрать их силу, зная, что земли родят еще. Оно будет выжигать саму плоть миров. Выбери из двух зол меня, Айра. Я не могу сейчас… Не могу лукавить.

Айра в смятении слушал его, чувствуя, что верит ему.

– Что нужно делать? – спросил он.

Ветивер выкашлял на подбородок и мантию черно-золотую кровь. Уставился куда-то в невидимую даль глазами пустыми и дикими:

– Я слышу зов… Я не удержу его долго. Ты должен открыть путь. Скорее.

Глаза Ветивера вдруг смягчились, он поднял трясущуюся ладонь, стер со своего лица кровь и ею вывел на лбу и щеках Айры что-то… Какие-то знаки? От этого кожа Айры запылала огнем, словно кровь прожгла ее, впившись тысячью тонких игл, отпечаталась на костях черепа.

– Давай, – сказал Ветивер. – Пора начертать собственную дорогу.

Айра поднялся, сжал в руке свой посох и, провертев его мельницей над головой, ударил им об каменный пол.

Сила, направленная и умноженная посохом, вырвалась наружу. Айре не нужно было уже разумом просчитывать все мелочи – он знал, что и как должен делать, и теперь ему оставалось лишь направить верным путем мощь, переплетенную с его собственными чаяниями, страхами и верой. Его посох загорелся белым, засиял и прожег в ткани реальности отверстие с оплавленными раскаленными краями. Айра поддел его нижней оконечностью посоха и, через рычаг, словно разрезая тугую материю ножом, с силой воздел посох вверх, рассекая полутьму светящейся золотой чертой. Еще взмах, второй, третий – в воздухе загорелся объемный рисунок – знак врат.

Айра нагнулся, перекинул руку Ветивера себе через плечо и поднял его на ноги. Теперь они оба стояли перед готовыми распахнуться вратами.

– Открывай, – на выдохе прошептал Ветивер.

Айра вытянул вперед руку с посохом, расположенным параллельно полу, и пошел вперед. Посох на мгновение вспыхнул тем же золотом, что и знак врат, изогнулся, перестроился, образовывая многомерный сложный ключ.

Ключ вошел в разрезы-пазы. Айра повернул руку, поворачивая с нею и ключ, и светящийся рисунок врат, закручивая тем самым в спираль реальность, делающуюся для них с Ветивером все более призрачной.

Капли звезд хлынули ему в лицо, холод абсолютной пустоты попробовал заморозить его сердце и выесть глаза.

Но мироходец оказался сильней. Тепла его души было достаточно, чтобы насытить межмировые ветра и оставить его самого в живых. Силы его хватило, чтобы идти, и даже чтобы двигаться вперед со скоростью, превышающей скорость мысли. Ветивер указывал путь, а Айра помогал ему не сбиться с этого пути и не сгинуть в бездне.

И чем дальше вела их дорога по темным тропам чужих миров, чем ближе они были к цели, тем четче и ярче Айра ощущал, как просыпается внутри что-то, наполняющее его душу радостью и светом. Чем больше оставляли они позади, тем легче было ему идти. Он ощущал себя все более цельным, его сила росла, он чувствовал, что вскоре движение сквозь абсолютную пустоту не будет стоить ему ничего.

И в миг, когда перед ними возникла стена, непреодолимая для него вчерашнего, невообразимая для него прошлого, невозможная для того, кто не является мироходцем, он с легкостью рассек ее быстрым движением посоха, отрастившего острые лезвия по краям. Айра шагнул вперед, прочь из пустоты, вытягивая за собой слабеющего Ветивера. Они вышли из черноты междумирья, как из холодной воды, и оказались на сером берегу некоего моря, по поверхности которого гуляли языки огня. Переливчатое небо застилали тучи, вереницы молний вспыхивали тут и там, возвещая этой реальности о том, что в нее прибыли гости – особенные, редкие гости, из тех, кого приветствует само мироздание.

По правую руку поднималось над горизонтом розоватое солнце. По левую руку можно было увидеть шпили сияющего белого города, раскинувшегося на фоне громадной летучей горы, и над городом этим парило существо, больше всего похожее на одного из тех богов, которых убивал Ветивер в иных мирах.

Айре показалось, что он видел это место раньше. Смутное осознание затеплилось в глубине рассудка, еще слишком слабое, чтобы быть отловленным и опознанным, но достаточно ясное для того, чтобы заставить Айру забеспокоиться, насторожиться и, почему-то, слегка растеряться.

– Что теперь? – спросил он у Ветивера.

Тот тяжело дышал, опираясь на плечо Айры. Ветивера била крупная дрожь.

– Отпусти меня, – сказал он. – Сейчас… сейчас все и случится.

Айра, послушавшись, позволил Ветиверу стоять самому – он покачивался, но не падал.

То, что Айра принял за божество, поворачивалось к ним – это было видно издалека. В силуэте виделась ему белая дева, но Айра не поклялся бы в своей правоте.

В следующий миг Ветивер упал на четвереньки. Он быстро и неправильно обращался в свою драконью форму, его корежило и гнуло, как раненую змею. Не закончив превращения, он словно вывернулся наизнанку. Айра отшатнулся, прикрывая лицо от слишком яркого света, пронзившего все вокруг.

То, что видел он после, не встречалось ему ни в одном из пройденных миров. Сгусток жалящего огня, вырвавшийся из Ветивера, рос, обретая плоть и форму, и, оставляя за собой выжженный след, мчался вперед, к светлому девичьему силуэту вдалеке, зависшему на фоне белого города.

Айра не знал, что будет дальше. Столкнутся ли они в битве? Или этот свет – верный пес, почуявший хозяина? Или они – любовники, разлученные расстоянием и чужой корыстной волей?

Он смотрел вслед стремительно удаляющемуся огню, замерев, очарованный тем, как этот огонь меняется, разрастаясь, устремляясь головою вверх, превращаясь в невообразимое существо с волосами цвета бронзы и золота, лавы, красных закатных туч; как смуглое тело окутывают яркие праздничные одежды – безо всякой скромности и чувства меры яркие, карнавальные, вызывающе-разноцветные, но почему-то подходящие этому существу как нельзя лучше.

Испепеляя землю мира, в который прибыл, как Ветивер о том и предупреждал, этот воплощенный огонь стремился навстречу белой деве.

Ничто не смогло бы остановить их. И Айра на секунду испугался того, что будет, пусть все еще не знал, чего ему ждать.

Его сердце замерло.

В этот миг двое встретились.

Не было битвы. Не было объятий. Был долгий взгляд и две протянутые руки.

И когда их пальцы соприкоснулись, реальность схлопнулась, белый луч пронзил небо и землю.

В лицо Айре ударил ветер, поднявший пыль, а следующий порыв, показавшийся ураганным, принес нестерпимый жар и заставил его упасть наземь, а затем прокатиться пару метров, едва не выронив из рук посох. Словно океаническая волна в отлив, ветер не давал Айре подняться, прижимал к земле. Айра, пытаясь превозмочь стихию, чувствовал, что ветер этот продувает его насквозь, пронзает сердце, забираясь теплыми, мягкими пальцами в самое нутро. Жар, принесенный вдруг поднявшимся ураганом, был мягок и в то же время нестерпим, он, кажется, выжигал в душе Айры любые остатки зла, обиды и отчаяния. А когда, пересилив ветер, Айра смог подняться, то увидел сидящего на коленях Ветивера, смотрящего вдаль перед собой с лицом грустным и светлым. Ветивер не прикрывал глаз от ветра, проносящего мимо него песок и пепел. Он был очарован тем, что видит.

Айра взглянул туда, куда сморит учитель.

На месте девы с серебристыми волосами и воплощенного огня появилось нечто новое.

И оно приближалось к ним. Или росло?

Казалось, это новое существо займет все небо, заменит собой этот мир.

Айра видел многие красоты и чудеса, мало что могло удивить его. И все же, он не мог не почувствовать, как затрепетало его сердце, словно он, вопреки своему характеру, натуре и разумению, влюблен с первого взгляда. Вот искрятся в свете встающего солнца золотистые волосы, вьющиеся крутыми волнами; вот трепещут на ветру одежды цвета летнего моря, дневного неба, зрелых маков, с широким поясом, будто расшитым звездами; дева разводит в стороны шесть тонких ладоней, белых, словно фарфор, будто хочет объять необъятное; ее мягкое круглое личико с алыми губами и закрытыми глазами светится спокойствием и теплотой. Айра не разумом, но сердцем понимал, что деве этой открывать глаза не стоит без особых на то причин – выжжет мир, не заметив, но потом будет долго его оплакивать, это точно. Ее саму словно обволакивало сияние – мягкое, нежное, едва заметное, но Айра знал, что это – видение спокойного утреннего моря, это – штиль, и в нем – обещание возможной бури, отголосок шторма, который не стоит звать, если тебе дорога жизнь.

– Роза Ветров, – прошептал Ветивер, но Айра услышал его. – Роза Ветров… Первое Дитя мое, что же я с тобой сделал…

Айра знал, что это и есть – истинное имя золотой девы.

Она застыла над Ветивером и Айрой. Склонившись, накрыла Ветивера ладонями, а затем подняла его к своему лицу.

– Я прощаю тебя, – сказала она, и в голосе ее звенел воплощенный свет. – Я теперь знаю умысел твой. Позволь мне беречь это место так, как хотел ты сам. Я вновь стану стражем Мира Снов, но теперь по воле своей.

– Да будет так, – сказал Ветивер, протягивая дрожащие руки и касаясь ее лица.

В жесте этом увидел Айра любовь и раскаяние.

Дева опустила Ветивера наземь, бережно, медленно, словно понимая, каким хрупким может быть смертное тело в сравнении с нею. А потом в мгновение ока она выцвела из реальности. Появившись где-то далеко на горизонте, обернулась, будто бы напоследок. Айра знал, что не выйдет, но все же он постарался запомнить этот образ – сверкающий, яркий, теплый, образ звездной девы-лета, тающей в рассветной дымке.

А после ее не стало и там.

Айра стоял, колеблясь, держась за посох, пытаясь понять, что же он увидел и услышал.

И вдруг вместо озарения он почувствовал смутную тревогу. Словно в тот миг, когда Роза Ветров растаяла в рассветных лучах, внутри него пробудилось нечто… нечто чужое и темное. Айра, не зная, что это, одновременно попытался обуздать его. Нет, не плач, не радость и не смех это были. Что-то рвалось наружу, пытаясь просочиться множеством путей, но Айра, чувствуя в нем злость и ярость, не давал ему воли, противясь изо всех сил.

– Что… что-то теперь рвется и из меня, – сказал он, держась за грудь. – Но я ведь… ничего такого не…

И в следующий миг память нахлынула на него. Он вспомнил свое имя. Истинное имя. Он вспомнил, кем был рожден. Он вспомнил свою первую встречу с Ветивером… Нет, не так его звали, другую личину явил ему тогда этот… этот… А вот слова для него Айра подобрать не смог даже теперь.

Айра вспомнил того, кто живет в нем, вспомнил имя сущности, что рвется наружу.

В памяти его за одно мгновение промелькнула вся долгая история противостояния этих двоих, что уж говорить о его собственной короткой жизни, проведенной в землях исхода…

И он знал теперь, что Ветивер лгал ему, или, по крайней мере, Ветивер сам себе верил, но заблуждался. Не создавал Ветивер этого мира. По крайней мере, в одиночку. Возможно даже, он сам был точно таким же пришлым, как и те, против кого он боролся.

И один из них жил в Айре, готовый проснуться и завладеть его телом, чтобы снова схлестнуться в битве с Ветивером – обессиленным, выжатым, покинутым величайшей своей силой.

Забывший свое истинное имя предок, пришедший из мира, который он тоже забыл, попытался подавить сознание Айры, вытеснить его, загнать в темный угол, обезоружить и обездвижить. Айра ужаснулся: неужели он сам мог бы стать таким же? Прийти туда, где его не ждут, на земли, что ему не принадлежат, и попытаться присвоить их потому, что хорошо сделаны и радуют взор и душу? Если подумать, Ветивер предлагал то же самое… Все они – одного поля ягоды.

Предок-судьбоплет упорно, молча, безжалостно пытался завладеть телом Айры. Из-за этого оно менялось, в зависимости от того, кто был сильней в отдельно взятый момент, и Айра посочувствовал Ветиверу, которого, кажется, лишь несколько секунд назад трясло точно так же.

Но Айра уже не был мальчишкой четырнадцати лет. Неважно, сколько лет прошло здесь – он путешествовал по иным мирам не день и не два, не год и не пять лет. Его путь был длинным, гораздо длинней, чем кажется и чем он сам может вспомнить, и путь этот сотворил из него другого человека, увиденное и пережитое закалили его, перековали волю, обострили разум, и Айра сказал своему предку, тому, кто пришел в этот мир издалека, тому, кто живет в потомках, тому, кто хочет снова убить Ветивера, пока тот жалок и слаб:

– Нет.

Чуждая сила внутри билась, ярилась, вспенивалась волнами ярости и злости.

– Нет, – повторил Айра. – Теперь тебе придется считаться со мной. Так и рождаются мироходцы. А если хочешь продолжать войну… Найди другого своей крови. Я теперь не твой.

Волевым усилием Айра запечатал чужому разуму путь, словно голыми руками сжал горло бессмертному змею, понимая, что на удержание предка в узде, по крайней мере, все время, что он останется здесь, будет уходить часть его сил и способностей. Что ж, это еще не самая большая плата.