Текст книги "Край Ветров: Пироманс (СИ)"

Автор книги: Диэр Кусуриури

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 49 страниц)

Да уж, вот это пошли чудеса. Не нашел ли случаем этот зеленоволосый юнец путь в какое-нибудь иное измерение? Или почему он не может понять, куда их завез, хотя Рейнхард вовсю обзывал его живым навигатором?

Легко и будоражаще было думать о проблемах насущных, кажущихся отчего-то вполне решаемыми. И нестерпимо тяжело становилось на сердце, когда Ирвис вспоминала такое близкое и такое далекое вчера. Наверное, не стоило ехать с ними. Надо было остаться у каких-нибудь нормальных друзей. С другой стороны, навлекать на непричастных угрозу – тех тварей, которые гнались за машиной – разве не безрассудство? Не ясно, впрочем, за кем именно они гнались. Кабы не за всеми теперь уже.

Ирвис обняла себя руками и зябко поежилась: вдали от костра было прохладно, да и подол, к тому же, намок от росы.

Однако, несмотря на бессилие Тихомира и систем спутникового ориентирования, у компании оставался еще небольшой шанс кое-что разузнать о том, куда их занесло, и Ирвис была решительно настроена попробовать. Она никогда не отличалась мощью чародейского проклятья. Именно поэтому ей удавалось жить, не привлекая к себе ненужного внимания департамента исключительных дел или поглощающих. Но сила решает не всегда – это любому понятно. Зачастую тонкого, выверенного волшебства уже более чем достаточно.

Ирвис размяла подрагивающие пальцы. Медные браслеты на запястьях звякнули, соударяясь. Она прикрыла глаза и воззвала ласково и кротко к самой рискованной грани своего дара – к третьей его ступени, ибо первые две были ей сейчас без надобности. Не объять ветер прикосновением и не подчинить его взглядом. Но что известно магу ветра, того не знает человечество, а значит, использующий третью ступень не почувствует преград науки, что изучает и сковывает его ремесло, но использует живительную силу предрассудков и благую мощь суеверий. Забытые боги прибрежных ветров отзовутся мягкими объятиями, подтверждая, что мир ими не покинут, и миф, согласно которому чародею ветров подвластна эфемерная стихия, оживет.

Ирвис вздрогнула. Ее сознание, расширившись и разделившись на бессчетное количество одновременных потоков, на секунду пронзило сущее и тут же собралось воедино, схлопнувшись в ее обычное "я". И если вокруг она узнала и ощутила свободу, то позади нее обнаружилась непроницаемая для зачарованных ветров стена.

Ирвис обернулась и увидела темный силуэт. Успокаивающийся ветер встревожил длинные красные пряди, отводя их с бледного лба молчаливо смотрящего на нее Керри.

– Что? – коротко спросила Ирвис, и собственный голос показался ей слишком высоким и резким.

– Не хотел испугать, – ответил Керри, делая шаг вперед. – Но я вижу, что вы все беспечны. Взять с собой меня и даже не сковать золатунными путами? Идти в одиночку на обрыв, когда вокруг кромешная темнота? Я удивлен, как вы все остаетесь живыми.

– Пф, – фыркнула Ирвис. – Как будто бы у нас тут каждый день что-то такое случается. Как будто бы мы ждали чего-то такого и должны были быть готовыми.

– Я не обвиняю.

– Зачем ты пошел за мной?

Керри ничего не ответил.

Ирвис отвернулась от него и стала смотреть на темный простор Внутреннего Моря. Да, теперь ей известно название этой большой воды – нескольких секунд полета хватило, чтобы узнать имена здешних ветров и по ним примерно определить, куда же их занесло.

Тяжелый взгляд стоящего позади Керри мозолил ей спину. Отчего-то молчать самой было неуютно до мурашек, до зуда, и это злило. Она решительно обернулась, готовая сказать что-нибудь резкое, но так же быстро передумала, осекшись. Вместо этого она спросила:

– Ну и… как тебе здесь? С нами, беспечными?

– Я беспокоюсь, как там без меня исполняется предначертанное, – тихо ответил Керри, – и исполняется ли вообще. А так… так-то мне нравится. Хоть и бессилен я, слаб и зависим от вас, хоть я не вижу и толики столь привычного подобострастия в ваших глазах, не вижу священного страха… Все здесь настолько ясно, объемно и живо, ветер такой холодный, а пища приносит блаженство, ранее мне неведомое… Я полагаю, вернувшись, я стану скучать и тосковать вдали от земель исхода, и книги, ранее подкармливавшие мою фантазию и грезы, более не утолят жажды этой насыщенной настоящести.

Ирвис помимо воли улыбнулась.

– Кажется, я понимаю тебя, – сказала она. – Я сама не отсюда, приехала не по своей воле, а потому, что надо было куда-то ехать, так почему б не сюда?.. У нас там, знаешь, волнения были очередные после войны, ну, я и выбрала себе новым домом этот город у моря, потому что зачем жить там, где моря нет?.. И тут на меня, словно вода из ковша, вылилось это самое ощущение, которое ты описал. Так что, может, это не твой морок такой плохой, а тут так хорошо. В смысле, там, откуда мы сюда приехали.

– Ты говоришь так светло, но я чую в сердце твоем печаль, – Керри подошел ближе и встал рядом с Ирвис, и теперь они вместе смотрели на звезды над Внутренним Морем. – Объясни мне, насколько ужасна потеря, перенесенная тобой.

Ирвис хмыкнула. Потеря. Потеря на самом деле ни разу не была ужасной. Беда, но не катастрофа. Квартира – съемная, и после пожара ее восстановят. Если уж руку на сердце положа рассуждать, то сделать ремонт там было давно пора, вот уж лет восемь как. Разве что… разве что кактусы.

– Ну, у меня сгорели шестнадцать редчайших кактусов, деньги и целый комод одежды ручной работы, ну, и ткани… и машинка… Я по гражданской профессии швея-моделист, видишь ли, шью всякое, в том числе на заказ, на то в основном и живу, – объяснила Ирвис. – Неприятно, в общем, но не смертельно. Пожалуй, мне повезло, что, когда все случилось, меня там не было. И, пожалуй, ты прав – разделяться не стоит. Мой мозг не хочет переваривать то, что мы вчера пережили и видели.

– Тех животных? – уточнил Керри.

– Не бывает таких животных, – сурово проговорила Ирвис. – И мне хочется их забыть как страшный сон, как и то, во что превратился мой дом. Не этот, а тот, откуда я сбежала пять лет назад. Но я понимаю, что твари реальны, так же как я или как ты, – она повернулась и ткнула пальцем Керри в плечо, подтверждая его сугубую материальность.

Керри остался смотреть на свое плечо, как будто бы в ступор впал.

– Пойдем, – позвала Ирвис. – Пойдем вниз. Я знаю теперь, где мы. Надо бы рассказать об этом ребятам.

В следующую ночь нас приютил хостел на краю холодной пустоши.

Стоило Ирвис сообщить, что она опознала водоем – огромное Внутреннее Море – Тиха воспрял и вроде бы даже примерно понял, куда же нас занесло. А как только удалось выехать на дорогу, он все узнал окончательно.

Выходит, связи, узлы дорог – та еще головоломка, и по незнанию и невнимательности можно здорово влипнуть. Мы оказались намного севернее и западнее, чем могли бы быть, если бы Тиха не свернул на первый попавшийся путь, позволяющий оторваться от погони.

Севернее – это хорошо. Это приближает нас к цели. Другое государство – чуть хуже, но особого значения не имеет. В спокойном состоянии Тиха не будет путать дорог, и вскоре путешествие окончится.

А пока есть время передохнуть.

Мы сняли четырехместный номер с двумя двухъярусными кроватями у стенок, видом на пустыню и придорожный фонарь. Могли бы два двуместных – да решили сэкономить. Тиха сообщил, что будет спать в машине, чем, судя по всему, он и занялся сразу после позднего ужина. Керри с Ирвис я последний раз видел в общей гостиной. Они, кажется, нашли общий язык. Выяснилось внезапно, что Керри в "землях исхода" не умеет читать. Это казалось странным, но понятным. Я во сне тоже не особо различаю надписи и вывески. Кажется, этому даже есть какое-то научное объяснение. И вот Ирвис принялась объяснять Керри алфавит, выказывая титаническое терпение. Видимо, она прониклась жалостью и симпатией к такому же, как и сама, пришельцу издалека.

Берса пропадала неизвестно где.

Таким образом, затхлая комнатка с четырьмя кроватями на данный момент была полностью в моем распоряжении. Блаженные мгновения уединения позволили мне снова обратиться к расшифровке дневника на том самом наречии, которое я знаю, но не помню.

Сперва я заново перечитал письмо Никс. Убедившись в том, что точно не ошибся и понял все верно, отложил его в сторону. Раскрыл дневник на помеченной закладкой странице, пробежал глазами по летящим строчкам с вычурными вензелями… Язык, на котором написана большая часть текста, все еще дается мне с огромным скрипом. Мало обрести уединение, нужно еще суметь сосредоточиться, настроиться на текст. Это сложно, особенно, когда другие мысли назойливо гложут изнутри.

Я опустил дневник на колени и разложил на пожелтевших страницах свои "сокровища". На правую поместил завернутый в платок осколок Лок, а на левую – натуральное зерно элементалиста огня.

Итак, Осколок Лок не прямой и плоский – он слегка неровный и шероховатый, по его задней грани идут какие-то гнутые линии, которые, пожалуй, образовывали бы круги, будь у осколка продолжение. Этим он похож немного на структуру натурального зерна, хотя округлые ступенчатые выпуклости в зерне образуют замкнутые кольца и вся система, в целом, напоминает линзу, какую используют для спрямления угла света в маяках. Как естественное образование могло принять такую правильную форму?.. Показанный в методичках вид искусственного зерна натуральному не идентичен. Искусственное зерно, предназначенное для ледяных и огненных элементалистов, представлено в книгах одной и той же иллюстрацией, но она разнится от книги к книге. Значит ли это, что искусственные зерна бывают разных конфигураций? В текстах об этом ничего нет. Может быть, художники рисовали искусственные зерна со слов диктовавших им магов, и оттого все изображения отличаются? Доступ к искусственным зернам есть лишь у руководства гильдии, также искусственное зерно видит наставник юного элементалиста, если тот проходит испытание. С детства нам внушают, что замена необходима.

Но как-то же живут маги, которых не распознали в детстве. Живут и умирают. Часто ли они доходят до своего предела? Могут ли самостоятельно призвать магию настолько мощную, что ее переизбыток раскрошит их натуральные зерна и, соответственно, погубит самих магов? Статистики не доищешься.

Ладно, зайдем с другого конца. Все ныне живущие маги потеряли связь с душой и неспособны более черпать силы из нее, неспособны и колдовать довоенные заклятия. Кроме того, что в нас вырастает зерно мы, элементалисты, ничем от других не отличаемся, резервы души так же закрыты для нас, как и заклинания старой школы. Я было думал, а вдруг вранье, вдруг нет никакого натурального зерна?.. Сам-то уже ритуал прошел, а пока Аристарх учился – протащил его на рентген. Мутное уплотнение характерной формы на снимке стало вполне очевидным ответом.

Вот только искусственное зерно помещают лишь в элементалистов огня и льда, аргументируя тем, что это обусловлено нашей ступенью мифа. А с мифом приходится считаться, пусть даже ты его почти не можешь.

И вот у меня в руках чужое натуральное зерно. Я вдали от дома, здесь нет нужных книг и инструментов. Что я могу? Я хочу изучить его, но боюсь повредить. Как отзовется оно на мое волшебство? Что, если возьмет и банально треснет?

Я постарался не думать о юном маге, еще не прошедшем ритуал, из которого, возможно, это зерно вынули. Такой поворот казался мне куда более вероятным, чем возможность обокрасть какой-нибудь суперсекретный гильдейский склад, где хранятся извлеченные натуральные зерна.

И, кстати, да – где они хранятся после?

Ритуал – такой ритуал. Интересно, сама верхушка помнит еще, зачем все это делается?..

Кей вошла почти бесшумно, но я успел заметить ее и захлопнул дневник.

– Ре-ейни, – протянула Кей, садясь на кровать напротив и делая большие глаза, – вот это да. Вот это вообще да, ну и ну. Вот это дай мне добраться до сетки, вот я девчонкам расскажу.

– Ты. Не. Посмеешь.

– Ой, посмею. Ой, везде. Всем расскажу. Значит, представляй, жирным таким текстом заголовок: "Розовые труселя оказались не случайностью, а закономерностью. Рин Даблкнот питает нездоровую тягу к розовому цвету, а значит, девочки, мы знаем, чем нам его порадовать! Суровый и нелюдимый, в сердце он хранит…"

– Кей. Заткнись. И смотри сюда.

Я, быстро вытряхнув зерно и осколок в ладонь и спрятав их в кармане, отвернул уголок кожаной обложки дневника. Обложка, что и говорить, в самом деле была розовой. А вот сам дневник – кожаным, темно-бордовым, почти черным, цвета спекшейся крови.

– Хм, – Кей потерла подбородок. – Это уже сложнее будет преподнести. Но разве бордовый – не оттенок розового?… Ну, типа, с черным…

– Да какая разница. Это суперобложка, – сказал я уже безразлично, снова открывая дневник там, где остановился. – Надетая сверху девичьей рукой, так что все в пределах нормы.

– А что это вообще?..

Ага, так ей правду и говори. Я не верил ее россказням про богатого папеньку ни разу. Более того, я был уверен, что наличие огнестрельного оружия в багаже у Кей просто-напросто подтверждает оказавшуюся правдой ложь: она таки настоящий поглощающий, более того, гильдейский. Но что с ней такой делать – я еще не придумал и по привычке общался, как обычно.

– Ничего, – уклончиво ответил я на вопрошающий взгляд Кей. – Ну а ты где была?

– Рыбачила.

– Тут же пустыня.

– Ага. Тут в старину шли магические бои. Не чувствуешь?

– Как-то нет.

– А вот люди говорят. Конечно, везло мне не очень, и слухов особо интересных я не собрала. Видать, выделяюсь и недостаточно похожа на бомжа.

Я предпочел промолчать о степени ее похожести на обозначенных граждан. Сказал вместо этого, мельком на нее глянув:

– Думаю, дело в шортах.

– Проклятье, точно, – цыкнула Кей. – Тут так не ходят – пыль, да и холодно. Кстати, ты так и не ответил, что за книжка.

Я почувствовал на себе взгляд. Отвлекшись от дневника, обнаружил, что Кей вперилась в меня черными диковатыми глазами, отлипнув ради такого дела от стены.

– Ты спать пришла или где? – я снова попытался съехать с темы. – Вот и спи. Дай поработать.

– Порабо-отать, – протянула Кей. – Ага. То есть не просто книжка в розовой обложке, под которой старая бордовая кожа.

– Вот прицепилась.

– Кстати, Рейнхард. Просто совет на будущее. Если бы ты поменьше думал о своем внешнем виде, тебя было бы куда сложней зацепить издевательствами – над розовым цветом, например.

Я глубоко вздохнул. Нельзя говорить человеку в истерике "просто успокойся". Нельзя говорить тому, кого все детство и юность дразнили до кровавых слез "просто перестань думать о своем внешнем виде" и все такое прочее. Кей, должно быть, знает это, все-таки она не глупа. Я знаю, что она знает. И все равно меня это крайне бесит. Я сжал губы и уставился в свою очередь на нее:

– А может, это тебе стоит задуматься о своем внешнем виде?

– Э-э… в каком плане?..

– У тебя ногти на обеих руках поломанные криво, под ними грязь. Когда ты в последний раз стирала эти самые шорты и расчесывала волосы? Как насчет помыть уши и шею?

– Типа чтобы быть красивше и больше нравиться тебе и прочим парням?

Я поморщился.

– Элементарная гигиена.

Кей сощурилась.

– Ой ли?

– Я же не говорю тебе начать выщипывать брови или…

Я захлопнул дневник. Мне в голову пришла совершенно дурацкая и крайне мстительная затея.

– … или красить ногти.

– Да если бы и так, – Кей пожала плечами. – Лаки-краски на мне не держатся, слетают, как шелуха. Два дня – и я снова растрепанная, как мочалка. Так зачем мучиться?..

– Это потому что дешевые. Как пить дать, – я уже рылся в сумке. Достал суровую черную без всяких узоров "косметичку" с санитарным минимумом и парой случайно затесавшихся туда отверток. Заглянул в темные глубины. Вынул металлическую пилку для ногтей – чуть менее суровую, чем косметичка.

– Э-э нет, – Кей замотала головой. – В этот раз удачно все поломалось, без зазубрин, а на мизинце ноготь мне ну-ужен, ты меня не заставишь!

– Кто тут рассуждает о внешности других, сперва не добившись? Кто порицает суп, даже яичницы не пожарив? Сейчас мы с тобой проведем ликбез касательно сортов перегноя, чтоб в жизни пустословить не захотелось…

Кей принялась отбиваться, по-девичьи, ладошками, чуть только не визжать. Пару раз заехала мне по носу, но я сумел поймать одну ее руку за запястье, и, не обращая внимания на вторую, попытался достать пилкой какой-нибудь ноготь. Понятное дело, Кей то сжимала руку в кулак, то шевелила пальцами, что никак не способствовало делу, хоть и длилось недолго.

– Рейнхард. Сейчас врежу, – сообщила Кей стальным голосом.

– Вперед, – ответил я совершенно серьезно.

Кей почему-то, вместо того чтобы исполнять угрозу, расслабилась и перестала дергаться.

– Смирилась с неизбежностью? – спросил я, беря ее за указательный палец и начиная орудовать пилочкой. – Ну наконец-то. Давно пора.

В следующее мгновение я почувствовал, как она касается тыльной стороной ладони моего лба.

– Ты чего такой горячий?.. Простыл?

– Я всегда такой, – ответил я, не прекращая благого дела праведной мести. – Чего-то напутали на ритуале или с зерном.

– И… как ты с этим живешь?

Я на секунду поднял на нее взгляд:

– Хех, а говорила, что все о нас знаешь. Оказалось, что не знаешь ничего, а? – я снова обратил внимание на ногти, которые начали приобретать приличный вид. На удивление, мне не было противно. Пожалуй, мне было даже приятно приводить ее руку в порядок. Было в этом что-то… созидательное. – Как-то живу. Пока что терпимо. Иногда даже получается температуру снизить.

– Как?

– Ну-у… – я замешкался. – Помогает, не поверишь, алкоголь, выступления и, что самое удивительное, близкое общение с противоположным полом. Но ненадолго. И чтобы не спиться и не погрязнуть в грехе и разврате, я выбрал среднее – то есть выступления.

– А что-то сделать с этим есть возможность? В смысле, раз и навсегда?

– Ну, кое-какие идеи есть, – я приостановил пиление ногтя на ее безымянном пальце и, задумчиво нахмурившись, стал смотреть в никуда.

– И сейчас тебе снова холодно?..

Я встрепенулся.

– Терпимо, – ответил коротко и принялся за мизинец. Когда я закончил с ее правой рукой, она подняла ее повыше и стала рассматривать. Потом посмотрела на меня и коснулась пальцами моего лба, и, пока я не успел ничего понять, провела рукой по волосам назад, до макушки.

Лицо Кей изменилось. Из бесстрастного оно стало тревожным.

– Что?.. – спросил я.

– На тебе заклятие, – сказала Кей. – Как… как я его раньше не распознала?.. Как ты его не почувствовал?..

– Какое заклятие? – спросил я растерянно.

– Откуда ж мне знать, какое. Есть и все.

– Как ты могла его почувствовать, если не чувствую я?

– Ты привык. Так… ладно. Ладно. Не дергайся.

И тут я обнаружил, что все это время преспокойно провел перед ней на коленях. Ну и… слов нет. Сидящая на нижнем ярусе кровати Кей запустила обе пятерни мне в волосы и прикрыла глаза.

– Колдуешь, что ли? – опешил я. – Но ведь…

Я ничего не почувствовал. Сначала. А потом в глазах слегка помутнело, затем посветлело наоборот – и все.

Кей вынула руки из волос и уставилась на меня озадаченно.

– Ну что? Почувствовал что-нибудь?

Я перебрался обратно на кровать с дневником и сообщил об изменениях видимой картинки.

– Похоже на подвешенный шпионаж чтецов, – сказала Кей.

– Абеляр? – предположил я. – Когда брал за руку. Это делает путешествие в Сорос смертельно опасной затеей, в таком случае.

– Не факт. Может, он хотел наблюдать за нами? Вроде как, следить и помогать?

– Как ты.

– Рейнхард, я…

– Так, ладно. Но я не почувствовал, чтобы Абеляр что-то колдовал. С другой стороны, мало ли народу ко мне могло прикоснуться невзначай. Так ты… что именно ты сделала?

– Я его сняла, – ответила Кей.

– Значит тот, кто его нацепил, знает об этом?..

– Наверное…

– Надо сделать то же с остальными.

– Ты думаешь, они мне доверятся?..

– Если ты расскажешь нам все как на духу, я думаю, они тебе поверят и даже, возможно, простят тебе твою ложь, – жестко ответил я.

Кей поджала губы и, кажется, впервые за много дней не сказала ничего в ответ и даже не попробовала съязвить.

Ей еще предстоит нам все объяснить, и не думаю, что это будет легко.

ГЛАВА 11

Оливер слишком расслабился, позволяя себе вторую кружку какого-то местного пойла. Это стало понятно, когда у посетителей пиратской таверны начало корежить головы. Они мигали, поворачиваясь под невероятными углами, и в конце концов двое из ближайших к угловому столику пиратов обратились в гончих барсов. Пики соткались в их лапах из ничего, но к тому моменту Оливер успел вскочить и опрокинуть на приближающихся барсов тяжелый дубовый стол. Никс заново испугалась и выхватила солнечный кинжал. Кинжала в свою очередь испугались посетители таверны, барсы и даже Оливер, и суматоха на секунду замерла, чтобы тут же возобновиться.

Оливер, опомнившись, снова поволок Николу за собой, куда-то через инертную, по привычке праздную, пьяную толпу.

В один миг переменилось все и ничего. Толпа осталась толпой, но стала плотней и вышла из-за грязных лавок. В черном потолке зажглись и замигали стробоскопы, ритмично разрывая реальность на доли согласно диктату ударных. Лица вокруг помолодели, но от черных кругов вокруг глаз не избавились, вот только теперь это были тени и потекшая тушь.

Никс тут же узнала чувство, которым был переполнен зал. Вот-вот шум инструментов сложится в музыку и тут же в нее вольется голос, ради которого все это существует.

Толпа отступила от Никс, развернулась к ней спинами. Взглянув на свет, туда, где лучи софитов сложились в многоконечную белую звезду, Никс оторопела.

– Рейнхард, – сказала она, не веря своим глазам, и ее голос потонул в море людских голосов.

– Оливер, – Никс потянула сказочника за рукав, заставляя посмотреть на себя. – Это мой друг! Неужели они нашли меня здесь? Мне нужно как-то пробиться к нему!

– Этот? – удивленно переспросил Оливер, перекрикивая музыку и гомон. – Да ладно!

Никс попыталась пройти вперед, к сцене, но Оливер удержал ее:

– Стой! Это не он!

– Почему? – Никс раздраженно повернулась к нему.

– Не может такого быть, – Оливер говорил убежденно. – Сама подумай. Если твой друг – певец, стало б певцу сниться, что он выступает, а все вокруг рады? Даже если так – не маловат ли масштаб? Разве не снился б ему стадион или площадь? А тут какой-то паршивый клуб!

Никс, смотревшая на сцену, стала сама понимать, что там творится что-то не то. Во-первых, там не было других музыкантов из "Негорюй". Во-вторых, Рейнхард никогда не позволял себе петь под фонограмму, а тут человек, выглядящий как он, то и дело отвлекался от микрофона, а то и попросту о нем забывал. Песня при этом не прекращалась. Конечно, это пространство снов, но все же, все же… Затем он разделся по пояс и вылил на себя бутыль минералки, и капли засияли под светом софитов, как звездочки.

– Кажется, этот сон – эротический, так что пойдем-ка отсюда по-хорошему, – Оливер потащил Никс через толпу прочь.

– Но… удостовериться… – лепетала Никола. – Может быть, все-таки он…

– Да-да, коне-ечно, – кивал Оливер.

Никс успела увидеть и запомнить последний стоп-кадр того странного выступления: полутемная сцена, одинокий, блестящий микрофон на штативе. Луч света выхватывает что-то вроде серебряного, с бордовым орнаментом гроба, на нем возлежит обнаженная женщина, никаких особо пикантных мест, впрочем, не видно; также имеются крепкие бледные ягодицы в совершенно однозначно опознаваемом движении, выгнутая дугой спина с влажным рельефом мышц и чуть потемневшие от воды волосы, так похожие на плавленое серебро.

– Что это было, блин, – Никс, опешив, на деревянных ногах вышла следом за Оливером куда-то еще, куда – сразу и не опознала, ведь перед глазами все еще стояла та сцена.

– Ну, не такое уж редкое зрелище, если бывал тут хотя б пару раз, – сказочник пожал плечами. – Это не твой приятель, даже если похож. Если он относительно знаменит, ясное дело, многие вожделеют его. И вот тебе посчастливилось лицезреть чей-то невинный сон на актуальную тему.

– Посчастливилось… – пробормотала Никс. Закрыла глаза рукой. – Господи, а я так старалась об этом не думать. Как будто домашнее видео посмотрела. И да, это точно не он.

– Удостоверилась?

Никс повела плечом:

– В сравнении с оригиналом излишне накачан. Ну и… где это мы сейчас?

Вокруг них высились кривые горы разнообразного хлама, рассыпанного под ночным небом. Горы, холмы, пирамиды, исполины хлама. Старые машины, холодильники, машины новые, одежда, консервы, предметы обихода, вазы, компьютеры, зеркала, стопки книг, седла, кресла, шкафы и какие-то еще совершенно невообразимые вещи, о предназначении которых догадаться было практически невозможно.

– Это Свалка Нужных Вещей, – сообщил Оливер, когда они с Никс стали пробираться мимо гор барахла по кем-то утрамбованной тропке. – Сноходцы могут брать отсюда некоторые вещи, находясь в пределах морока. Вот, например, как в пиратской таверне я пиво достал. Отсюда в реальность ты, конечно, вряд ли что заберешь, а вот здесь попользоваться – самое то. Так что следи за вещами – может, что-то себе присмотришь полезное.

– А чье это все? – уточнила Никс.

Оливер хмыкнул и ничего не сказал. Через пару поворотов тропы он нагнулся и что-то поднял.

– О, красота, – Оливер подождал, пока Никс его нагонит и показал ей кусок бумаги с нанесенными на него отметками. – Карта морока.

– Такое бывает? – не поверила Никс. – Как этот хаос можно перенести на бумагу?

– Это интерактивная карта, – стал объяснять Оливер, продолжая идти, держа бумажку перед собой на вытянутых руках. – Технология гибкого прозрачного экрана. Впрочем, без разницы. Работает следующим образом: нужно задать свои координаты относительно горы Антарг – кстати, вон она, на одиннадцать часов – проставить теги и, с небольшой погрешностью, есть вероятность найтись в данный конкретный момент, при данном конкретном расположении свободно плавающих условных локаций морока.

– Офигеть, – скептично протянула Никс. – И что нам это даст?

– Перечень открытых переходов в соседние куски нереальности, – терпеливо разъяснил Оливер. – Кстати, это будет весьма полезно. Видишь там, откуда мы пришли, что-нибудь?

– Птицы в небе. Это значит, за нами идут?

– Они от нас не отстанут, – Оливер цыкнул. Перевернул карту и так, и этак. – Во. Слушай, а мы-то неплохо продвинулись. Если я прав… а я, несомненно, прав – то, пройдя через цирк, мы попадем на Грозовое Поле, а там рукой подать до Края Света.

– Какой цирк? – встрепенулась Никс.

Оливер глянул на нее недоуменно:

– Боишься клоунов, что ли?

– Ну, не то что бы… – протянула Никс, бегло рассматривая окружающие груды хлама, и вдруг наткнулась взглядом на знакомый золотистый узор. – Оп, а это не та ли ткань, из которой моя мантия и крылья Керри?

Она подошла к пригорку из барахла и попыталась дотянуться до куска черной материи. Подоспевший Оливер помог вытащить ткань из-под картонных ящиков, доверху наполненных книгами, а потом помог и развернуть пошире, чтобы можно было опознать, что это такое.

– Похоже, это оно, – удивленно отметила Никс, – крыло.

– Я видел такое на Кровавом Рассвете, – проговорил Оливер задумчиво. – А я все гадал, что же мне напоминает твоя одежда… О боги, – он выронил кусок ткани, который держал. – Ты и есть Кровавый Рассвет, просто ты потерял память и превратился в огненную лису! И сейчас ты меня наконец убьешь, предварительно расхохотавшись!

– Ага, а потом съем, – огрызнулась Никс. – Я не…

Что-то больно кольнуло ее в плечо. Лишь взглянув на руку, Никс обнаружила, что по коже идет красная полоса разреза, уже начинающего кровоточить.

– Ложись! – Оливер толкнул ее наземь и сам упал рядом. – Так и быть, верю!

Никс запоздало почувствовала боль и зашипела. Картинка в глазах подернулась дымкой, но Никс успела заметить в ближайшей груде хлама торчащее и покачивающееся серебряное копье. Ах, вот оно как.

Вокруг было темно и тихо, и лишь сердце стучало, как барабан.

– Где они? – зашептала Никс. – Как отсюда выбраться?

Оливер оглядывался вокруг, сверился с картой пару раз.

– Надо решить, что мы идем к Антарг, – сказал он. – Антарг всегда помогает к себе прийти.

Оливер, не поднимаясь, пополз по тропке куда-то влево.

– Ох ты ж, – пробурчала Никс, двигаясь следом так же на карачках. Рану она закрывала другой рукой, благо, та оказалась не то чтоб совсем глубокой и страшной, скорее болезненной.

– Тут люк! – радостно предупредил Оливер.

Он с трудом открыл выпуклую круглую крышку, измазанную грязью, потом повернулся и стал залезать внутрь, ногами прямо в чернильную пустоту.

– Давай за мной! – послышался голос из недр металлической дыры.

Никс не пришлось долго уговаривать, вот только для освещения она достала из-за пояса солнечный кинжал.

Вверху остался круг ночной синевы, а ржавая лестница окончилась где-то в метре над грязным бетонным полом. Никс, спрыгнув вниз, быстро оглянулась в поисках Оливера, который уже махал ей из-за угла. Времени восхищаться красотами не было, хоть вокруг и раскинулся, пытаясь поразить и пленить взор, многоуровневый урбанистический пейзаж, подсвеченный тысячами неоновых огней, исчерченный световыми следами от бесшумно скользящих тут и там невероятных летучих машин.

Где-то Никс уже все это видела. Все вокруг чуждо, но знакомо до боли.

Нагнав Оливера, она схватила его за рукав: мол, подожди.

– У меня кровь идет, – запыхавшись, произнесла Никс. – Перевязать бы…

– Хочешь, чтобы они в тебе еще одну дырку проделали? Нельзя останавливаться!

– А если мы вон в тот летучий экспресс сядем?

Никс показала на пришвартовавшийся к перрону вагон, унизанный светящимися трубками и мигающими лампами.

– Ладно, – Оливер выглянул из-за угла. – Никого! Погнали!

Они, что есть мочи, побежали через гладкую зеркальную площадь, мимо одетых в черные балахоны двухметровых безликих существ, мимо одноколесных мотоциклов и ларьков с какой-то синтетической снедью. Никс оглядывалась и видела, что барсы идут следом, на расстоянии метров в пятьдесят, и отстают лишь немного, натыкаясь на праздно шатающихся фантомов.

Следом за Оливером Никс заскочила в уже закрывающиеся двери и кубарем прокатилась по полу. В следующий миг в иллюминатор вагона стукнулось и отлетело копье, оставив на стекле белесый цветок трещины, похожий на паутину.

– Оторвались, – выдохнула Никс.

– А не подскажете ли маршрут следования? – уже спрашивал у кого-то Оливер.

Тем временем Никс смотрела на рану и на кинжал. На рану и на кинжал. Ей казалось, что никакого исцеления порезов не сколдовать, даже если удастся вспомнить схемы и формулы, которые она краем глаза видела в учебнике. Магия – вот же она, вовне, в форме клинка. Боль терпимая, кровь течет, но сил, кажется, нет совсем. Неизвестно, сколько им еще бежать. Неизвестно, не выпивает ли с кровью этот их морок – жизнь.