Текст книги "Край Ветров: Пироманс (СИ)"
Автор книги: Диэр Кусуриури
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 49 страниц)
И все равно Никс приложила лезвие к ране и попробовала призвать магию, ни на что уже не надеясь, но на всякий случай зажмурившись и ожидая боли.
Боли не было. Солнечный кинжал умылся ее кровью, оставляя за собой чистую, целую кожу. Лезвие стало сиять чуть светлее, и через секунду кинжал вытянулся так, что оказался длиннее локтя. Изменение произошло практически незаметно, в мгновение ока. Был клинок – стал фальшион.
Только тогда Никс заметила и осознала окончательно, что вагон не пустой. А то у кого же тогда Оливер спрашивал маршрут следования?.. На свет огненного клинка внимательно смотрели те, кто зашел на прошлой станции – безликие двухметровые существа в угловатых черных балахонах.
– Будьте внимательны и не щелкайте клювами, – произнесли встроенные в стены динамики. – Двери открываются направо, приятного путешествия!
Двухметровые синхронно наклонили безликие головы вбок. Никс показалось, что их невидимыми глазами смотрит на нее какое-то одно сверхсущество. Вагон качнулся, останавливаясь. Никс усилием воли подобрала себя с пола, и они с Оливером встали спина к спине, окруженные черными угловатыми фигурами, расположившимися кольцом.
Двери открылись. Никс провела огненным клинком перед собой – фигуры едва заметно отшатнулись.
– Пойдем-ка отсюда, пока можем, – проговорил Оливер.
Пятясь, они вышли из вагона. Двери захлопнулись, и безликие исполины остались там, в улетающем от полустанка футуристическом поезде. Они смотрели вниз, пока могли.
– Так, хорошо. Это – Грозовое Поле? – спросила Никс, оглядываясь.
– Оно, кажется, – ответил Оливер.
Они стояли на бетонной эстакаде посреди океана желтой травы.
Небо над ними было серым, почти стальным. Тяжелые низкие облака перекатывались буграми, и в просветах между их тяжелыми тушами то и дело возникали и гасли столбы яркого солнечного света. Ветер шевелил желтое травяное море, выхватывая из него стебли и листья, унося их в грозовую тьму.
Вдалеке вспыхнула молния. Через миг до эстакады докатился гром.
– Пойдем, нам туда, – Оливер спрыгнул в траву, обернулся к Никс. – Похоже, с поездом повезло.
– Да уж, хоть без цирка обошлось, – согласилась Никс, спускаясь следом.
Желтая трава оказалась сухой, высотой примерно по бедро. Что именно это было, Никс определить не смогла. Не пшеница и не ковыль. Длинные желтовато-золотистые листья, тонкие стебли, полупрозрачные метелки-колосья.
Никс с Оливером стали двигаться через поле, в какую сторону – не понятно. Ясно было только, что ветер дует в лицо. Никс не могла найти взглядом Антарг, хотя слышала, что легендарное Сердце Мира видно из любой точки морока.
Поле казалось бесконечным. Никс иногда оглядывалась, пытаясь оценить пройденное расстояние, но вскоре это стало бесполезным: эстакада потерялась из виду совсем, а больше в поле не было никаких ориентиров.
Совсем неожиданно они вышли на холм, с которого можно было разглядеть, что у бесконечности желтой травы все-таки есть граница.
На горизонте показалась белая сияющая полоса, похожая на большую воду. Чем ближе к берегу, тем чаще попадались острова, и все они по форме напоминали рыбок. Будто тысяча рек, извиваясь, сплелись в одну. Будто русла их были шерстяными нитями, из которых кто-то связал себе шарф, а потом принялся распускать. Острова были застланы трепещущей на ветру травой, а вода между ними серебрилась тысячей солнечных чешуек. А где кончались острова – разливался бесконечный золотой океан.
– Так вот он какой, Край Света, – проговорил Оливер.
– Я отчего-то думала, водопад будет, – отозвалась Никс. – И как же через него выбираться-то?..
Никс стала спускаться с холма по направлению к берегу. Хотелось поскорее достичь воды и потрогать ее руками. Казалось почему-то, что это не просто вода, а молоко с медом. Спуск становился круче, и Никс перешла на бег. Ветер принялся бить в лицо еще сильней.
Когда до воды оставалось всего ничего, Никс увидела, как из прибрежного песка выкапываются, отряхиваются и становятся плечом к плечу гончие барсы – человекоподобные, с серебристыми копьями, одетые в черные мантии с золотыми узорами – прямо как у нее и Керри.
Девятеро. Никс затормозила, споткнулась, не удержалась и нелепо упала головой вперед, успев подставить ладони. Ладони врылись в песок. Никс, дернувшись, инстинктивно нащупала за поясом заткнутый туда огненный клинок, который стал фальшионом. Поднялась, держа оружие перед собой обеими руками и запоздало понимая, что зря воспринимала все, происходящее здесь, не слишком серьезно. Недостаточно опасаясь. Шутя.
Барсы казались черными на фоне сияющих рек Края Света. Что им одна девчонка? Пускай и с огненным клинком, который, будто вторя внутреннему настроению хозяйки, сиял и пламенел, и будто бы даже снова начал менять форму. Барсы не торопились, нацелив в Никс серебристые копья.
Все озарила вспышка молнии. Никс быстро оглянулась, разыскивая взглядом сказочника. Но вместо него увидела медленно движущееся с холма нечто.
До берега долетел гром.
У существа, что медленно приближалось к Никс с холма, было мертвенно спокойное человеческое лицо, принадлежавшее раньше сказочнику. В разрывах человеческой кожи виднелись черные, поблескивающие… то ли мышцы, то ли металлические суставы. На спине у него вырос как будто бы горб, из которого торчали куски огромных, хищно оскалившихся вещей – гигантские полураскрытые черные ножницы, топор, копья на гнущихся механических перемычках.
Никс попятилась. Стремглав обернулась к барсам с копьями наизготовку. Они рычали и сверкали голубыми глазищами. Никс не знала теперь, от кого обороняться и от кого бежать, и, главное, куда. Прорваться через барсов к воде?.. Или попробовать побежать вдоль берега? Нет, копья догонят ее быстрее, чем она успеет куда-то деться.
Барсы стали расширять кольцо, двигаясь, будто в странном ритуальном танце, полностью отрезая ей путь к отступлению. Никс снова обернулась к существу с лицом Оливера.
Опять ударила молния, будто бы где-то совсем рядом. Чудовище рывком приблизилось, перескочило с человеческих ног на пружинисто-механические и прыгнуло на Никс, с рыком разевая шипастую пасть совсем не там, где она предполагалась – не на голове, а на широкой груди. Никола наотмашь ударила огненным клинком, вкладывая в замах все оставшиеся силы. Чудище прошло в паре миллиметров от нее, рассекая свой механический бок об острие ее клинка. Тот в это же мгновение стал еще длинней, приобретая форму фигурного фламберга, все еще достаточно легкого, чтобы Никс могла его удержать.
Чудовище бросилось на барсов, барсы – на него. Копья взлетели в воздух роем. Длинный хвост с металлическим острым гребнем молотил без разбору, и, пока Никс пыталась убраться оттуда подальше, ее задело по ногам и она снова шлепнулась на песок, выронив огненный меч. Подтянув его к себе и не оглядываясь, она стала ползти по влажному песку по направлению к Краю Света. Сзади слышались звуки борьбы, утробный рев зверя и смешавшийся в какофонию полурык-полукрик человекоподобных барсов.
Никс все-таки обернулась. Барсы побеждали. Словно странная механическая бабочка, трепыхалось приколотое копьями к песку чудовище, ярилось и дергалось, не желая смириться с поражением. Из его рассеченных трубок-вен текла желтовато-черная жижа, подбираясь к золотистым водам Края Света и сжигая на пути траву. В его плоть вонзилось еще одно копье, и чудовище издало оглушительный рык, срывающийся на человеческий голос.
А потом на грани горизонта, за изломом сияющей дуги, прозвучал чей-то еще плач – тот самый голос, что пронзает морок насквозь.
Замерли барсы. Застыла черная тварь, которая не могла с собой ничего поделать, не могла совладать со своей яростью, и все застыло, ослепленное и оглушенное Зовом, и наступившая после него тишина стала невероятным избавлением от нестерпимых, чудовищных мук.
У того, кого увидел Оливер на холме той частью себя, которая еще сохранила остатки разума, тоже был меч, вот только кроваво-красный.
ГЛАВА 12
Первым, что она сумела разглядеть, был зевающий котик. Мелкое пузатое существо следило внимательно за пролетающими за стеклом снежинками. Его братья (или сестры) сладко дремали, повернувшись к окну спинками, и только этот серо-белый зверек пытался ловить снежных мух за стеклом.
Потом Никс увидела свое отражение. Затем оглянулась по сторонам и поняла, что находится в городе, которого не знает, и все вокруг запорошено снегом. Невысокие белые дома с характерными диагональными балками, так непохожие на те, что Никс привыкла видеть у себя на родине, укрылись толстыми белыми шапками. Из металлических труб наверху вовсю валил дым. В стрельчатых узких окнах трепетал приглушенно электрический свет. Вдалеке, в темно-синем небе, можно было различить, приглядевшись, узкую бледную полосу, похожую на силуэт высокого тонкого моста – но какой же он должен быть высоты?..
Никс оказалась стоящей перед витриной зоомагазина, причем одета она была в привычный комбинезон, футболку и летние босоножки. Проходящие мимо люди в темной зимней одежде косились на нее странно, но с вопросами не приставали. Внизу, у ног, Никс обнаружила полиэтиленовый пакет с едой. Батоны какие-то, консервы. А через мгновение она услышала знакомый голос:
– Куда ты делся? Керри…
Из-за угла зоомагазина вышел Тиха в шапке и серой куртке, с полными пакетами в двух руках. Вышел и как увидел Никс – так пакеты и опустил.
– Никс…
Он стянул шапку. Похватав ртом воздух, улыбнулся и радостно воскликнул:
– О, господи… Никс! Тебе же холодно! Откуда ты? И куда делся этот, красный?
– Да, это я. Кажется, я вернулась, – Никс шмыгнула носом, внезапно обнаружив, что готова вот-вот разреветься.
– Э-эй, ты чего! Радоваться же надо! – Тиха стащил с себя куртку, оставшись в сером свитере и поспешил укрыть курткой Никс.
Та отбивалась:
– Да не надо мне, мне тепло! Нормально!
– Какое нормально, давай надевай!
– Тиха, я… сам знаешь, кто я! Мне хорошо!
– А насморк у кого? Успела уже простыть!
– Это не насморк, – Никс, как любой, кого активно успокаивают и о ком совершенно внезапно искренне заботятся, не выдержала, и дурацкие слезы покатились из глаз. – Сейчас, сейчас я успокоюсь. Вот, видишь? Уже, – она вытерла щеки ладонями. – Рада просто, что вернулась.
– Я вижу, ага, – Тихомир тем временем принялся вытаскивать продукты из пакета, который был перед Никс, и раскладывать по двум своим. – Куда же при этом запропастился наш дурачок… Неужто на твое место исчез?..
Никс оглянулась.
– Я никого тут не видела. А что? Где мы, кстати? И где остальные? Мы на севере? Или я блуждала по мороку до зимы?
– О-о, – протянул Тиха, – да уж, ты многое пропустила.
Он поднял пакеты с едой и кивнул:
– Пойдем. Заодно все тебе расскажу. Короче, блуждала ты не долго – дня три-четыре-пять, но мы успели знатно продвинуться.
– Что это за город? – спросила Никс.
– Тасарос-Фесс. Вокруг ты можешь наблюдать одну из его окраин, сохранившуюся с давних времен нетронутой. Во-он там местная достопримечательность, – он кивнул на смутно виднеющуюся в ночи тонкую полосу высокого моста, – проходящая близко к городу старая магическая граница, ныне не действующая, почитаемая местными как страшный мифический артефакт прошлого. Хм, что еще… На улице минус, сейчас примерно шесть вечера, мы с Керри ходили за недостающими продуктами, потому как завтра рано утром, как только рассветет, мы преодолеем последний отрезок пути и остановимся у подножия Цинары, в поселке Лас. Оттуда есть пути наверх – сама понимаешь, куда.
Никс приостановилась. Тиха, пройдя немного вперед, обернулся:
– Чего?
– То есть… мы уже на севере и вам… вам пришли мои письма?
Тиха кивнул.
– Рейнхарду пришло. Письмо. Одно письмо. Если другие и были, очевидно, эта магия сработала как-то не так, – Тиха развернулся и пошел вперед. – Но, если ты говоришь… блин, я бы хотел прочитать то, что было адресовано мне.
Никс смутилась. Говорить, что писала всем, в принципе, одно и то же, почему-то не стала. Она прибавила шагу, чтобы не отставать.
Снег скрипел под тонкой летней подошвой, пальцы промокли. Снегопад усилился. Снежинки притаились в складках накинутой поверх плеч Николы куртки и заплутали в зеленых волосах Тихомира, который шел на пару шагов впереди.
– Тебе правда не холодно? – переспросил он чуть погодя.
– Не-а, – Никс покачала головой. – Все хорошо. Мне вообще хорошо. Все еще, правда, не верится, что я тут.
– Но тут ты пока неизвестно насколько, верно?
Тиха завернул за угол.
Они оказались перед стальными воротами с небольшой калиткой. Тиха набрал нужные цифры на кодовом замке и вошел в открывшуюся дверь. Никс, последовав за ним, обнаружила широкий, занесенный снегом двор и припаркованный в нем минивэн. Тиха стал разбираться с багажником и запихивать туда пакеты с едой.
– Чей это дом? – поинтересовалась Никс.
– Этот? Он принадлежит некой тетушке Сесиль. Рейнхард, Берса и Ирвис сейчас там, – ответил Тиха. – В кои-то веки нам хоть как-то помогли Риновы связи, будь они трижды неладны.
– А что с ними?
– В них сам Потерянный сломит четыре ноги, – Тиха захлопнул багажник. – Короче, это – гостевой дом. Тут недалеко есть горячие источники – ну, горы ж рядом, все такое. Сейчас еще не сезон, и посетителей нет. Принадлежит помещение местной какой-то общине, глава которой – женщина, которая, в свою очередь, Рейнхарду то ли приемная мать, то ли еще кто-то. То ли сиделка. Она его вроде как в детстве спасла, потом отдала в приют, потому что сама прокормить не могла, потом, через много лет, они как-то нашлись, и вот… девушки захотели в ванную и в тепло, а тут такая оказия, – Тиха задумчиво и неодобрительно посмотрел на большой трехэтажный дом, в котором в трех закрытых жалюзи окнах уже горел свет. – Вроде бы, все путем: напрямую мы к тетке врага не приведем, и отдых нам нужен, это факт. Но с этими тетками и их детьми, по-моему, что-то не так, вот только я в толк не возьму, что.
– Какого врага?.. – осторожно переспросила Никс.
– Точно. Мне тебе еще всякое рассказывать и рассказывать, – Тиха перевел взгляд с дома на Никс. – Слушай. А что, если… если тебе и правда не холодно, может, пред ясные очи других о тебе беспокоящихся ты явишься чуть попозже?
– В смысле?
– Ну, когда еще, в самом деле, ты доберешься до Северной Гавани, – Тиха пожал плечами. – Почему бы ее немного не рассмотреть?
– Но как же ты? Ты же замерзнешь.
– А у меня тут в машине толстовка есть, – Тиха наскоро разыскал где-то внутри безразмерного багажника синюю пайту. – Пойдем.
И когда за Николой захлопнулась железная дверь на воротах, она снова вспомнила по очереди все двери морока, какие прошла. Ей показалось, что очень может быть, будто в этот трехглазый дом она так и не попадет, но видеться с Рейнхардом после отчетливо стоящего перед глазами "концерта" ей все еще не хотелось. И нет в наготе и любви человеческой вроде бы ничего такого, но как же смотреть в глаза?..
И тут же, перебивая сладость морозного воздуха, стукнулись в ее сознание отчетливо яркие воспоминания об Оливере Вайсе, о его измененном лице, о безумной и беспомощной ярости, которая выплеснулась из него черно-бурой слизью.
Никс поняла, что морок изменил ее тоже. Не так кардинально и не смертельно. Но изменил. Спина идущего впереди Тихи казалась почему-то чем-то вроде камня, который огибают речные потоки.
Небо стало совсем черным, и снег роился вокруг фонарей беззвучно, будто бы мелкий пух.
Тиха замедлил шаг. Дождавшись, пока Никс поравняется с ним, начал рассказывать о странных химерах, что гнались за ними по трассе и полю; о Берсе, которая не нулевой элементалист, а поглощающий – и вроде бы как негильдейский, ведь женщин там все-таки мало, но кто ей уже поверит; про Ирвис и ее сожженный дом; про Керри, который на самом деле – Кровавый Рассвет, бессильный в реальности, влюбившийся в котиков и фастфуд; про то, как в последний раз пытались звонить домой – из придорожной телефонной будки, ведь здесь, на севере, без документов карточек не купить, и как в итоге вышли на связь с Эль-Марко сутки назад, добравшись до сети, и выяснили, что дома беда.
Скелет, в котором Никс нашла осколок зеркала Лок, оказывается, попросту перелез через забор, проявив немыслимую прыть. Заклинания Камориль на него не сработали, ведь поднят он был не чужой некромантией, а чем-то неведомым и совершенно неясным. Академию временно запечатали на карантин, мол, студентов косит какой-то суровый грипп. До Абеляра Никитовича не дозвониться. Вернувшаяся из путешествия Мари тщетно пыталась найти Николу во снах, но не смогла. Дом Эль-Марко и Мйаров подвал в немыслимом хаосе – туда тоже кто-то пробрался и произвел обыск. В общем, оставшиеся на юге немного в шоке, пытаются выяснить, что происходит и все собрать воедино.
– Ясно пока одно, – резюмировал Тиха, – убрались мы оттуда вовремя, и теперь нужно сработать четко. Верить нельзя никому. Как разберемся с тобой – будем решать, что делать дальше. Я пока, к сожалению, еще ничего не придумал. Да, кстати, смотри – порт.
К тому моменту они вышли на высокую набережную, с которой открывался вид на заснеженный, усыпанный разноцветными движущимися огнями залив. Сотни ярких светящихся точек отражались в черной воде, среди расколотых ледяных глыб медленно проходили тяжелые, крутобокие суда. Жизнь в порту не думала замирать ни на миг.
– Пойдем, может, где-нибудь посидим? – предложил Тиха. – Я тут почти ничего не знаю, так что можно выбирать наугад.
– А разве ребята не будут беспокоиться? – проговорила Никс. – Поесть бы я, кстати, не отказалась, но связи-то нет…
– Я не хочу сейчас возвращаться туда, – ответствовал Тиха. – Я ждал тебя, и мне повезло. Что это, если не судьба? Ты не подумай чего плохого, я сам в судьбу не верю. То есть не так. Я верю, что каждый из нас сам ее себе создает, а что ты сам сделал – то и твое, разве не так?
В теплой кофейне нашлось и меню для серьезно оголодавших граждан. Никс казалось, что это пир во время чумы. За окном валил снег и мир как будто кончался там, за последними видимыми снежинками, а тут горел очаг, немногие посетители в кои-то веки реального и самого что ни на есть настоящего заведения почти не обращали внимания на не по сезону одетых Николу и Тихомира. Скоро подоспевшее мясо с запеченными овощами было сладковатым и жирным, а глинтвейн – медовым, с достаточным количеством пряных яблочных долек.
– А знаешь, ты изменилась, – сказал Тихомир, отставляя полупустую кружку с сидром. – Выросла, вроде.
– Да ладно.
– Правду тебе говорю. Лицо будто вытянулось чуть-чуть, щечки ушли.
– Врешь.
– Нет же.
– Что за бестолковая болтовня.
– Это еще называют "общением", – Тиха очаровательно улыбнулся. – Может, еще глинтвейна? Пока что в бюджет влезаем.
– Нет, не хочу глинтвейна, хочу вон тот шоколадный тортик с четвертой страницы меню и тот, с вишенкой, что под ним, и чаю на молоке.
– Абсолютно поддерживаю тортики, – Тиха оглянулся в поисках официантки.
Пока он заказывал, Никс откинулась на мягкую спинку стула и стала смотреть в окно. В окне, правда, она видела отражение все того же Тихомира, но так его разглядывать было как-то проще. Вообще она почувствовала, что наконец, впервые за долгое время, ей удалось расслабиться. Наверное, алкоголь в крови делает свое дело. Наверное, этих моментов достаточно, чтобы набраться сил для очередной борьбы. Наверное, если ее сейчас опрокинет обратно в морок – где бы она ни оказалась, она встанет и пойдет снова искать Край Света или вершину Антарг, чтобы опять вернуться. Как мало нужно человеку… и как много это малое значит. И что-то еще неуловимое никак не удавалось понять до конца. Что-то еще в ощущениях хотело облечься в слова, но оставалось на грани, невысказанным и неосознанным.
Никс перестала смотреть в окно и посмотрела на Тихомира прямо.
В этот миг ей казалось, что она, пожалуй, всегда хотела быть здесь, сидеть в таком вот кафе, греть руки об чашку с чаем, и чтобы снаружи спокойно кружился снег, и чтобы было тепло и не ярко, и чтобы юноша был простым и понятным, таким, кому можно было бы доверять – хотя доверять ему нет никаких причин, ведь Тиха не так-то прост. И он явственно не из тех, кого надо бы было хотеть, он не для всех, и многие бы нашли его недостаточно… ну, недостаточно там каким-нибудь. Но он тут – как раз, да он как будто бы всюду – как раз, он этому миру идет. И странно, что то, чего так давно хотелось, находится не в фантазиях, не в Мире Снов, а тут.
– Ну что, расплачиваемся и идем? – спросил потом Тиха, когда с тортиками и чайком было покончено.
– Да, ведь нам, кажется, стоило бы поспешить, – не замечая, как серьезно у нее это вышло, проговорила Никс. – Мало ли, когда меня снова туда опрокинет.
– Что ж, – ответил Тиха, – рано или поздно мы тебя вытащим. А после у меня будет еще очень много времени. Я ведь, в отличие от тебя, не собираюсь никуда исчезать.
Тетушка Сесиль из прошлого всегда маячила где-то на горизонте моей сознательной жизни, словно светлое размытое пятно – даже когда она нашла меня в сети и стала слать письма с фотографиями себя и своей нынешней семьи, которая, надо признать, оказалась большой. Сыновья Сесиль обзавелись женами рано, а те, в свою очередь, стали рожать малышей, словно соревнуясь друг с другом. Малыши же принялись расти не менее азартно.
И вот теперь мы наконец встретились с тетушкой, хотя, конечно, никакая она мне не родня. Я смутно помню те два года, что провел в сиротском приюте. Я почти не общался ни с кем тогда, да и задирали меня там как-то без фанатизма, хоть и болезненно. Помню, тетушка Сесиль навещала меня, а потом познакомила с моим наставником по ремеслу. Дальше я жил уже у него, Сесиль заходила реже, а потом мы переехали в какой-то еще город, потом снова, снова и снова… казалось, связь полностью оборвалась. Но когда "Негорюй" стала набирать обороты, тетушка узнала меня – хотя, казалось бы, как можно?.. – и написала на коллективную почту. Так мы и нашлись. Многие думают, что нам пишут очень часто – но это не так. Сил разгребать письма вполне хватает, и особенно добрым и чистым признаниям фанатов мы всегда рады, а дурацкие письма обычно зачитываем коллективно и весело. Отвечаем только редко – Ари настаивает, что так правильней…
Найдя меня в сети, тетушка сразу же стала звать обратно, на север. Она предлагала помощь в организации концертов, ибо "выбилась в люди" и "имеет связи". Я старался отказывать мягко, потому как не хотел возвращаться и никому из группы об этих возможностях не говорил.
И вот, когда мы прибыли в Тасарос-Фесс, я все же поддался тому печальному сентиментальному зуду, что возникает внутри, когда есть возможность зрелым взглядом посмотреть на места, где бывал в детстве. Так, мы проехали мимо здания приюта, что напротив центральной церкви Потерянного, и мимо загороженного щитами домика на окраине, где я жил, кажется, какое-то время еще до приюта. Я попросил Тиху притормозить и вышел посмотреть, что стало со зданием.
Щиты закрывали от горожан разруху и запустение. В обшарпанном старом доме явно никто не жил, окна были забиты изнутри. Сверху эту живописно-аварийную конструкцию замело снегом, еще пуще усугубляя эффект заброшенности. М-да, природа взяла свое…
Я постоял, посмотрел и вернулся в машину. Через пару кварталов мы заметили крайне засаленного вида закусочную, но ребята почему-то решили, что заведение – то, что надо. Кроме дешевого фастфуда и горячего чая в кафе обнаружился выход в сеть.
Мне пришло письмо от тетушки Сесиль, в котором она говорила, что видела меня в Тасарос-Фессе буквально вот сейчас, – я ли это?.. Какое-то время я сомневался, стоит ли впутывать ее в нашу историю, тем более что до Цинары остается последний рывок… Но мне и самому хотелось хотя бы на ночь какого-нибудь человеческого жилья, чистой воды и постели.
И я ответил Сесиль, мол, да, это я, самый что ни на есть.
Она приехала за нами в течение двадцати минут.
Возраст не пощадил когда-то черных волос, выбелив их в стальную серую седину. Перед нами, кое-как наряженными в разномастные зимние куртки с чужого плеча, предстала женщина, одетая, казалось, не по погоде легко, но весьма элегантно: светлые кремовые тона, тонкая шерсть, замшевые палевые перчатки. Тетушка вела себя сдержанно и прилично, но глаза ее лучились. Пожалуй, сейчас, наедине с самим собой, находясь уже в собственной комнате в гостевом доме, принадлежащем семье Сесиль, я думаю и понимаю, что огонь в глазах тетушки был немного странный, мне незнакомый. Что-то такое сквозило в ее сдержанной радости… Чего-то она хотела от меня сверх простого общения. Нет, это не вожделение юной поклонницы – безраздельное и слепое, но это и не чистые родственные чувства – я ей не сын; это и не дружеское тепло – наше общение можно назвать скорее формальным. Что же таил ее взгляд все это время, пока она расспрашивала меня о жизни, делах, о цели визита, о том, почему я переменил свое мнение и таки приехал в Тасарос-Фесс? Надолго ли? Не желаю ли я остаться? Не откажусь ли я повидаться с ее сыновьями?
Я ничего ей не говорил об истинной нашей цели, благодарил, кивал и улыбался. Именно тогда краем глаза я увидел в окне, как Тиха заводит Николу во двор. Я было дернулся, но осекся. Тетушка Сесиль как раз наливала чай – пятую кружку за вечер. На седьмой она, наконец, сжалилась и оставила меня наедине с самим собой и мыслями о предстоящей нам завтра финальной стадии поиска Лок.
Когда Сесиль ушла, не более чем через полчаса в незапертую дверь просочилась Берса, разодетая зачем-то в черную меховую шубу. Пока я пытался сформулировать вопрос касательно шубы, Кей ее распахнула и предстала в исшитом пайетками черном платье в пол, с узким вырезом, оголяющим середину грудины… примерно этак до пупа.
– Это еще что за номер? – поперхнулся я.
– Это подарки твоей родственницы, – сообщила Кей, делая большие глаза. – Она решила, что я – твоя нареченная, и мне не пристало… ну, ты понимаешь. Странная у тебя тетка какая-то.
– Не то слово, – я закрыл лицо рукой.
– А шуба-то из козы!
– Но… зачем ты приняла эти подарки? И почему ты? Почему не Ирвис, например?
– Или не Керри?
– Ну Керри-то как бы ясно почему, он же мальчик…
– А вот не факт.
– Тетка совсем спятила, – пробормотал я, качая головой. Встряхнулся, положил дневник на столик, поднял взгляд на Кей. – Так, слушай. Не морочь мне этим мозги. Иди лучше спи. Или… Зачем пришла?.. Подарки показала – молодец. Лучше их поскорее верни – я б на твоем месте не оставлял, – Кей поджала губы, но я все равно продолжил: – Это она тебя задабривает, не понятно, что ли? Сесиль странная, я согласен, а значит, стоит держать ухо востро. Но осталось потерпеть до завтра. На рассвете…
– Так я вот зачем. Где Тихомир? Что-то долго они за продуктами ходят. Может, стоит пойти их поискать?..
Я вздохнул и откинулся на спинку кресла.
– Нет нужды.
– Почему?
– Я видел его в окно. Они возвращались уже, с Никс. Закинули сумки в машину и обратно пошли. С одной стороны, он поступает как законченный эгоист, с другой – я полностью его понимаю. С третьей… А с третьей… скажи мне, Берса, так можем ли мы рассчитывать на более обширную поддержку со стороны ваших в случае чего?
Я выделили слово "ваших" интонационно. Берса, нахмурившись, уселась в кресло напротив, где до нее сидела Сесиль.
– Не думаю, – произнесла Кей. – Во-первых, бюрократия. Пока мы будем ждать поддержки, нас могут уже того. Ну, ты понял. Во-вторых, конечно, все занятно, но не более прочего. Сейчас, говорю ж, не спокойно. И много чего еще происходит в мире такого, за чем следует наблюдать.
– То есть у нас тут вроде как не что-то из ряда вон?
– Считай мое пребывание здесь моей собственной инициативой.
– Одобренной руководством.
Берса ничего не ответила. Перевела взгляд на бутылку на круглом деревянном столике.
– Вино?
– Вино, – я не стал отрицать очевидное.
– Решил презреть безопасный способ терморегуляции?
– Иначе я попросту не усну. Да и где тут я аудиторию для срочного выступления разыщу?
– Или женщину.
Замолчали.
Шестиугольные пайетки в свете высокого торшера переливались, словно рыбьи чешуйки. Мне хотелось, чтобы Берса ушла. Мне не хотелось предлагать ей вина или вестись на ее провокации, вступать в спор или как-то еще реагировать.
Что ей надо от меня?.. Зачем?..
Женщина – вот она, прямо передо мной. Ситуация кажется странной, хотя все, вроде бы, просто. Она не предлагает своей "помощи". Я никогда не думал о ней как о девушке. О ней сложно так думать, может быть, даже боязно. Наши отношения никогда не были близкими. Они и дружественными-то никогда не были, хотя, не спорю, как личность она меня интересовала – вызывала некое сдержанное любопытство, антропологическое или даже скорее естествоведческое.
В сущности, я ничего о ней не знаю.
Разве что… Единственное, что мне известно наверняка – то, что мы разные настолько, насколько отличается холодное от твердого. Сейчас она вроде как помогает мне, нам, общему делу – но я не понимаю, до какой степени ей можно доверять. И что хочет она от меня сейчас? Почему бы ей не встать и не уйти, и не оставить меня наедине с моим вином и печалью?..
– Вполне возможно, что завтра кто-то из нас умрет, – произнесла Кей, нарушив тишину.
Я поднял на нее взгляд.
Она сказала вслух то, о чем я не позволял себе думать.
– Я не собираюсь умирать завтра.
Кей вздернула брови:
– А кто тебя будет спрашивать?.. Пятьдесят на пятьдесят. Может, все пойдет криво, может, без сучка и задоринки. Может, Сорос под завязку забит злыднями, желающими нам скорой смерти, или теми мутировавшими животными. Может…
– Кей, хватит. Все эти "возможно" я и без тебя триста раз обдумал. У тебя есть какая-нибудь достоверная информация? От твоих?
Она покачала головой.
– Посылать Бродяжку одного на разведку – тоже не вариант, – продолжил я. – Он, конечно, в случае чего уйдет, но может потеряться так же, как в тот раз с машиной. И потом ищи его. А со связью мы так и не разобрались… И напрягать этим вопросом Сесиль я не хочу.
– И все-таки, откуда же у него этот странный талант? – спросила Кей, имея в виду Тихомира. – Он негильдейский, это я знаю. Но большего раскопать не получилось. Парень – загадка.
– Без понятия, – ответил я честно. – Кстати, если тебе интересно и источники молчат, спроси у него сама.
– Раз он тебе не рассказал, то мне точно ничего не расскажет, – Кей потерла шею спереди, где узкий тканевый ошейник застегивался на пуговичку.
Уныло подперев голову рукой, я заметил:
– Раз застежка тут, то вырез, скорее всего, должен был быть на спине. Вот тебе и давит.
Кей встрепенулась, будто что-то вспомнила.
– Смотри, – она продемонстрировала мне ногти на правой руке, как что-то неимоверно важное, – форма держится! Может, зря ты в рок-звезды пошел? Может, лучше было в маникюрщики-парикмахеры?