Текст книги "Край Ветров: Пироманс (СИ)"

Автор книги: Диэр Кусуриури

сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 49 страниц)

Никс, боясь потерять вдохновение и запал, взялась за дело снова. Из ее рук вышло шипастое солнце с человеческим лицом – зеленые глаза, темно-карамельные геометрические узоры. Солнце показалось Никс менее удачным, но она не знала, как его исправить, потому оставила остывать рядом с парусником.

На что там у нас еще может сгодиться зеленый? Точно! Цветы. Мягкий, пастельный оттенок получившегося светлого стекла подошел как нельзя лучше: фигурные каллы изогнулись в миниатюрном водовороте, сплелись в изящный симметричный узор. Никс снова вытянула и закрепила петельку, повертела кулон в руках, представляя, какая женщина могла бы его носить, и положила на камень к первым двум.

Видно было, что последние цветы сделаны много лучше парусника, но он все равно был хорош.

Никс расплавила еще немного осколков коричневого стекла и вылепила из них плоского котика, выгнувшегося дугой – тонкий хвост, колючие лапы, хитрые зеленые глазища. Петелька. Положить остывать. Придумать что-то еще.

На восьмом амулете-кулоне она наконец заметила, что за ней уже давно наблюдают. Найк выбрался из воды, сидел неподалеку и молчал, зачарованно глядя, как она расправляется со стеклом. Судя по мурашкам, ему было немного холодно (на камни наползла тень), но он смотрел, не отрываясь.

– Ну как? – спросила Никс. Ей, по правде говоря, стало неловко: он, получается, видел и неудачные две попытки. Какой позор!

– Это… это очень красиво! – живо ответил Найк. Кажется, он говорил искренне. – А стрекозу сделать можешь? Или махаона?

– Попробую, – серьезно ответила Никс. – Может, даже обоих.

Обмозговав, как бы можно было сопоставить этих насекомых, она принялась за работу. Вскоре, выуженные из бесформенной массы плавленого стекла, зеленобрюхая стрекоза с матовыми желтоватыми крыльями и коричневая бабочка с белыми узорами закружились в танце вокруг перламутрового цветка-звездочки.

– Как у тебя выходит так легко вписывать их в узор? – подивился Найк. – Ты уже что-то такое делала?

– Не, – она покачала головой. – Я вообще выжиганием занималась, ну и так, наброски всякие в тетрадках рисую. Со стеклом работаю впервые. А, из бисера еще плела – но кто не плел?

– Я не плел.

– Ну… – Никс смутилась. – Из пластилина-то хотя бы лепил?

Он оживленно закивал.

– Слушай, цветного стекла осталось мало – хватит еще на пару цветочных кулонов, – она оглянулась по сторонам. – Можешь поискать что-то вроде веревки, каната? Может, на берегу где валяется? Я изначально думала делать эти штуки довольно грубыми, с ракушками, чтобы был этакий нарочито-угловатый стиль, но элегантный в то же время. Конечно, кое-что вышло тонковатым, но, думаю, люди перевесят на что-то более подходящее сами, если купят.

– Ах во-от оно что, – уже понимающе улыбнулся Найк. – Один момент – сейчас я что-нибудь найду. Ну ты даешь!

Никс, довольная похвалой, расплылась в счастливой улыбке. Самой ей казалось, что вышло не очень. Ей бы инструментов побольше, кроме собственных пальцев, пинцета и палочек… Но со стороны виднее, решила она, если, конечно, Найк не врет. Впрочем, врать ему, наверное, незачем.

Он вернулся довольно скоро, действительно неся с собой кусок оборванного каната, какие-то еще тесемки и плоскую, обглоданную волнами и солнцем дощечку.

– А покажи, как ты выжигаешь, – попросил он, устраиваясь на камне рядом.

Никс, смущаясь пуще прежнего, приняла деревяшку из его рук. Что же изобразить?.. Гарантированно неплохо у нее выходили плоские линейные лица, и она, молясь, чтобы правый глаз получился симметрично левому, принялась "рисовать", легко прикасаясь к дереву и оставляя на сероватой поверхности темные выжженные следы. Волосы решила сделать стилизованными, узорчатыми, и потому заплела их в косы, перевитые лентами, добавила снизу колких роз, а на фон – раковин и звездочек. На шею нарисовавшейся девушке она надела колье-ошейник, к которому присоединила кулон в форме корабля.

Найк смотрел на нее с восхищением. То на нее, то на дощечку.

– Я пойду теперь поплаваю, – сказала Никс, – займешься тесемками?

– Да, конечно… – он осекся. – Эм… Далеко только не заплывай.

Никс направилась к воде. Она было думала плавать прямо в одежде, купальника-то нет. Но неудобно ведь будет… Решалась она с минуту. Затем мельком оглянулась: Найк, похоже, был полностью занят кулонами и по сторонам не смотрел. Никс, плюнув на всяческую осторожность, решительно стянула сарафан, бросила его на ближайший большой камень, сняла обувь и ступила в воду. Немного потоптавшись на мели, привыкла к температуре, а потом, выйдя на достаточную глубину, нырнула вперед, в густую холодную синь, стремительно оттолкнувшись от дна и вытянувшись по струнке.

Чужое море оказалось более соленым, чем свое, родное, и плавать было даже немного легче. Никс плавно скользила по волнам почти у самой поверхности воды. Замерла, позволив морю держать ее, убаюкивая песнями глубины и криками чаек, закрыла глаза. Солнце проникало сквозь веки, и оттого все вокруг казалось красным.

Чудилось, будто откроешь глаза – увидишь привычный берег, желтые иссушенные холмы, город вдалеке, тонкую песчаную косу…

Но это все в какой-то другой жизни.

Никс, сплавав на глубину, неспешно двинулась назад, к берегу. Выбираться стала, спрятавшись за большим камнем, на который бросила сарафан – впрочем, Найк все равно деликатно отвернулся. Одевшись, Никс выбралась на песок, и, выжимая волосы, подошла к камню в тени, на котором лежали кулоны уже с тесемками, которые были аккуратно расправлены.

– Знаешь, у меня такое впечатление, что они не остывают до конца, – сказал Найк. – Такое может быть? Может быть так, что в них сохранилась часть твоей магии?

– Пожалуй, – Никс взяла шипастое солнышко в руки, глянула на свет. – Но если и так, шлейф будет очень слабый. Не думаю, что кто-то с нас за это спросит.

– Да нет же. Это может быть фишкой, – он явно загорелся идеей. – Что-то вроде "привези домой кусочек лета, запаянный в стекло". Вам, магам, вообще можно такое делать?

– Да оно не должно было так получаться, без золатуни-то, – Никс задумчиво склонила голову вбок.

– Но получилось!

– Ну ладно. Значит, надо пробовать продавать их, когда уже стемнеет и станет прохладней.

– Кстати, как именно ты думала их продавать?

– Об этом я еще не думала, – сказала она, тушуясь. – Ну, может, разложу на тряпочке…

– Погонят, – Найк покачал головой.

– Ну тогда, может… хм…

– Попробуем договориться с кем-то из лоточников, за небольшой процент.

– Во! Это идея. И самим не надо будет стоять. Но… ты думаешь… возьмут?

– Я уверен.

Они отправились обратно не на пароме, а поверху. Подъем на горку был сложным, но Никс справилась. Кое-где приходилось забираться по почти вертикальной лесенке, выдолбленной в камне. Зато, когда они оказались наверху, им открылся вид на Чаячий Ильмен со всеми его заливами, парками, причалами и отдаленными предместьями. Ветер трепал волосы, вздувая подол, море тут и там рассекали следы от катеров и моторных лодок, белые скалы казались ослепительными, хоть солнце уже давно пересекло зенит.

Оказалось, что работа над амулетами заняла прилично времени, и, пока они пробирались по горным тропкам, а затем и по трассе обратно в город, настал теплый вечер цвета корицы и меда.

Поблуждав по тенистым аллеям, снова выбрались на набережную и тут же пристали к какому-то парню-лоточнику, одетому максимально неформально. Он согласился поторговать стеклянными амулетами с наценкой ровно в стоимость каждого, и Никс пришлось срочно придумывать, сколько же денег она хочет за один такой взять. Подсмотрев цену того, что уже лежало на витрине, она выдала что-то усредненное, переживая, что продешевила и одновременно заломила слишком много и никого ее поделки не соблазнят.

Лоточнику пришлось верить на слово, но да невелика потеря, если даже он решит оставить амулеты себе. Жалко будет, конечно, но не смертельно.

Договорившись вернуться к продавцу к девяти, они решили, что пора подкрепиться. Идти в снятый домик совсем не хотелось, поэтому было решено ужинать дешевыми, но сытными пирожками, сидя на скамеечке с видом на море.

Никс, жуя пирожок, понимала с ужасом, что время утекает неумолимо, а вечер лишен романтики совершенно. Казалось бы, чего не хватает? И интересно же: и поездка на пароме, и поход по горбу белой скалы, и атмосфера вокруг царит нарядная, почти праздничная: везде мерцают разноцветные фонарики, море шепчет, люди смеются, нет назойливой музыки, на фоне темного парка крутится сверкающее колесо обозрения…

Никс взглянула на колесо повнимательнее, раздумывая, а не прокатиться ли.

Но передумала: нет, настроение не то.

– Многие приморские города похожи, – произнес Найк. Он пил кофе из бумажного стаканчика, глядя на близкие волны, темно-фиолетовые в сумерках.

– Этот напоминает тебе о доме? – спросила Никс.

– Не знаю, – он нахмурился, выдохнул: – Никс… честно сказать, я не хотел напрягать тебя этими разговорами, все же у нас только один день передышки. По крайней мере, у меня такое впечатление. Хотелось, чтобы сегодня мы могли забыть обо всем, что произошло и еще намеревается быть… Но это все не дает мне покоя, я пытаюсь не думать об этом и все равно срываюсь, – он обернулся к ней. Обернулся и замер, замолчав. Никс, нахмурившись, ждала, решив его не торопить. Найк глубоко вздохнул, мельком глянул в сторону, потом снова на Никс и наконец произнес: – Так вот… я все хотел спросить. Что это за сила – та, которой твой опекун на меня воздействовал? Что это?

– Он… воздействовал на тебя?

– Да. Именно благодаря этому я тебя и нашел – в определенный момент я увидел путь, какого раньше видеть не мог. Что это было?

Никс задумчиво смотрела на проходящих мимо лавочки людей. Никто не будет подслушивать их – можно и рассказать.

– Ну… История скорее запутанная, чем длинная, – начала она. – Если вкратце – судя по всему, это подарок той самой Мертвари. От нее же, как я теперь понимаю, и моя сила – та, за которой охотятся наши приятели-чтецы. Мертварь – это перевертыш Духа Огня. То, что использует Марик, он сам называет "зажатием струны". Сила мага меняется, эволюционирует, что ли. Может быть, это даже приближает нас немного к возможностям, которые были доступны довоенным волшебникам.

– Угу, – кивнул Найк. – То есть Эль-Марко как бы раскрывает тайный потенциал каждого.

– Ну, не каждого. Кому-то и раскрывать нечего. У тебя вот, оказывается, потайное дно было.

– Да уж… потайное дно. Вообще, столько всего случилось, пока тебя не было.

– Но ты мне почему-то особо не рассказываешь ни о чем – все поверху, – Никс печально вздохнула.

– Я не знаю, как обо всем рассказать, – признался Найк. – Пока мы тебя не вытащили, я был как закрученная пружина, все события казались мне не особо значительными в сравнении с тем, что я должен сделать. Но если так посмотреть… Еще этот твой отец… Рейнхардова ледяная армия… Тот "рой", который… Хм, а чего стоит хотя бы допрос, устроенный Кей – страшный она человек. Да и…

– Ты думаешь, что чтецы охотились за мной не зря? – серьезно спросила Никс. – Я – потенциально опасный маг огня. Рин – разрушил форт, покалечил кучу народу, пускай это преступники и чтецы с множеством тел.

– Не мне судить Рейнхарда. И уж, понятное дело, я не думаю, что чтецы имели право держать тебя в плену. Я не о том. Просто тут, в этой атмосфере, напоминающей о доме, я вспоминаю все произошедшее и многого не могу понять. И я не могу… – он осекся. – Я не уверен, действительно ли вам стоит идти дальше.

– Я тоже не уверена, – честно сказала Никс. – Абеляр говорил, что верит в меня и, мол, знает, что я сделаю все, что возможно, чтобы плохого не допустить. Мол, лучше пойти туда и все вручную решить, настроить, исправить, чем ждать, пока эти самые божества сами чего удумают и натворят. Вылечить, вроде, простуду, а не запускать. К тому же – на кону еще и жизнь Рина. Я не смогу простить себя, если не попробую ему помочь. Не потому что он там какой-то особенный или вроде того – просто потому что не смогу.

– Мы обречены, – произнес Найк с улыбкой.

– Ну, вроде того.

Настроение Никс совсем упало. К тому же, она почувствовала себя черствой скотиной: пока Найк не мог переварить пережитые события, она только и думала о том, как бы подстроить все так, чтобы ситуация сложилась, как в лучших образчиках романтического кино. Бесполезно. Наверное, стоит признать, что ситуация – не та. Люди – те, место – хорошее, но все равно: не срослось. Еще и ноги она все-таки натерла, пора признать.

– Пойдем домой, – сказала Никс понуро. Поднялась с лавки, стряхнула с подола крошки. – Поздно уже.

– Погоди, сначала же надо кулоны проверить…

– Да фиг с ними, пошли.

– Нет, – Найк решительно покачал головой. – Ты не для того работала. К тому же, они и правда вышли красивыми – нельзя дарить такое первому встречному торговцу с набережной!

Он взял ее за руку и потянул за собой.

– Мы уже и так подарили счита-а-а-й!..

– Еще нет.

– Эй, куда мы идем? – возмутилась Никс, когда они свернули с набережной. Найк все еще держал ее за руку – глупый, дурацкий жест, но от него на душе было уже не так темно. – Тот прилавок в другой стороне!

Найк обернулся к ней, улыбаясь:

– А время еще не пришло, у нас еще час. Я видел, ты смотрела на колесо. Так вот. Мы идем на колесо.

– Уже и посмотреть нельзя!

– Да ладно, все любят кататься на колесе. Или ты боишься высоты?

– Не боюсь. Ну как… чуть-чуть боюсь. В пределах нормы.

Почему на колесе страшней, чем лететь в мороке на огромном расстоянии от цветастой лоскутной земли? Непрерывно вращающаяся громадина из толстых стальных труб, слегка проржавевшая тут и там, скрепленная огромными облупленными болтами, подсвеченная разноцветными лампочками, иногда вздрагивала, и Никс, чувствуя себя совершенно вправе пугаться, судорожно цеплялась за колесо посередине кабинки. На предельной высоте страх отступил, проиграв вчистую панораме города, мерцающего миллионом огней. Море было совсем черным, а над далекими, пологими горами все еще тлела узкая розовая полоса. Никс разыскала взглядом улочку, на которой они поселились, а обернувшись в другую сторону, увидела мыс, за которым спрятался тот самый укромный пляж, куда возит паром.

Высота пошла на спад. Никс, опомнившись, обратила внимание на спутника: Найк сидел, подставив ладонь под щеку, и задумчиво смотрел куда-то вбок. На лице его блуждала мечтательная улыбка. О чем он думает?

Кабинка поравнялась с верхушками деревьев, и сразу стало таинственней и темней.

– Ну как? – спросил Найк, судя по всему, вернувшийся в реальность.

– Как всегда сначала кажется, что очень медленно, а кончается слишком быстро, – призналась Никс.

– Может, еще?

– Не, пойдем уже.

Зазвенела цепочка ограждения, они выгрузились и не спеша пошли по затененному парку обратно к набережной. Поездка и недолгое стояние в очереди обошлись им где-то в полчаса, и чем еще себя занять в оставшееся время, кроме гуляния по набережной, Никс не знала. Танцы шли мимо, детские батуты и гонки на машинках тоже, и вообще…

– О! Тир! – Никс, уже было разочаровавшаяся в местных праздных развлечениях, воспарила духом. – Пойдем в тир!

Найк как-то побледнел.

– Я что-то не то сказала? – испугалась Никс.

– Да нет-нет, все в порядке. Я… просто, я уже слегка настрелялся. Ты, если хочешь, иди. Я так, сбоку посмотрю.

– М-м, мне одной не хочется, – сказала она. – Ладно, пошли уже к тому ларьку. Вдруг есть какие-то результаты?

По правде сказать, чем ближе они подходили к тому концу набережной, где Никс оставила свои первые попытки стеклянного рукоделия, тем больше она волновалась. Вариантов исхода мероприятия было полно: и что купят все, и что не купят ничего, и промежуточные вроде того, где лоточник попросту собирается и сваливает прежде, чем они добираются проверить, как все прошло.

Но продавец вместе со своими собственными сувенирами оказался на месте. У прилавка стояли девочки школьного возраста и рассматривали побрякушки.

Никс с Найком подошли ближе, поздоровались, и Никс задала животрепещущий вопрос:

– Ну что?

Продавец изобразил восторженное одобрение:

– Могу вас поздравить. Взяли парусник и деревяшку.

Никс шокированно замерла с открытым ртом.

– Д… де… – попыталась выговорить она.

– Угу, женщине так понравился рисунок, сказала – приеду домой, сразу в рамку и на стену. Если сами делаете – вы подумайте, может, вам шкатулки такие собирать. Только я бы узорчиками больше занялся, люди-то они сложнее, да и не везде пойдут. Цветочки там, ракушки, кораблики – вот это все, сюда за ними едут, собственно.

– Ох. С-спасибо, – все же выговорила Никс, получая на руки пару смятых банкнот и завернутые в пакетик оставшиеся кулоны.

– Можете мне и завтра их принести, – продолжил продавец. – Один за вечер – это весьма недурно, для оригинального дизайна и неизвестного автора – так вполне.

Никс деревянно улыбнулась, прижимая пакетик и деньги к груди:

– Спасибо еще раз. Мы подумаем.

– Приходите! – вслед им напутствовал парень.

Найк, улыбаясь, приобнял ее за плечо:

– Ну что? С почином?

– У-уф… – выдохнула Никс, все еще слега ошарашенная. – Парусник забрали. А я же его самым первым сделала! Как так? Они б еще солнышко купили – оно, по-моему, хуже всего вышло.

– Ну, порою сложно понять, что людям понравится, а что нет. Мне, например, все понравились.

– И что мне теперь с ними делать? – растерянно спросила Никс. – Нет, я, конечно, не думала, что прям все сразу купят, но… дощечку! Кто-то купил тот быстрый портрет девушки! Довольно кривой, кстати сказать.

– Никс, они действительно очень красивые, – Найк приостановился. – Правду тебе говорю. Поклянусь, если хочешь.

– Ты пристрастен, – сказала она, развернулась и пошла вперед, чтобы он не видел, как она совершенно по-дурацки улыбается.

Внутри и правда ощущался небывалый подъем – будто у нее не один талисман купили, а сразу все. Это было очень странное чувство. Никс понимала, что думать так, наверное, не очень правильно. И все же, она ничего не могла с собой поделать: ей казалось, что пускай бы Найк был единственным человеком в целом мире, кому вообще нравятся ее работы, одно это уже сделало бы ее счастливой. Да, пожалуй, этого бы было достаточно, чтобы продолжать и никогда в себе не сомневаться.

Никс развернулась к нему лицом и стала идти задом наперед, раздумывая вслух:

– Итак, на что бы мне спустить мои первые заработанные деньги?

– Твои деньги. Тебе решать. Вроде тебе сумки не хватало днем?..

– Не хочу тратить их на что-то полезное. Хочу отпраздновать. О! – она повела носом в сторону палатки со сладостями. – Яблоки в карамели!

В итоге они наелись еще и сладких яблок, обсыпанных шоколадной крошкой, а потом Никс купила два больших стакана пряного медового глинтвейна.

Из-за белых скал выплыла пузатая луна.

Собственно, вот и все. Больше ничего ей особо не нужно было. Они шли, держась за руки, пили сладкое вино из бумажных стаканчиков, хохотали, болтая о каких-то сущих глупостях, рассказывали истории из жизни, а мимо них пролетала ночь, все еще теплая, будто бы летняя, хотя с моря уже тянуло прохладой.

Никс даже забыла о боли в натертых ступнях – так ей было хорошо и весело.

– Может, я кулоны остальным раздам, как приедут, – заявила она, шествуя по парапету. Так она была с Найком одного роста, даже чуть выше. – Вроде в благодарность за спасение. Осталось как раз семь штук. Правда, надо еще подумать, кому какой – Эль-Марко, например, не любит каллы.

– Вариант, – согласился Найк. – Только знаешь… я вот тут подумал… если тебе удалось запечатать в них немного тепла, смогу ли я сделать то же самое?

– В смысле?

– Смогу ли я своей силы туда запихнуть?

– Ну-у… – Никс стала идти медленнее, задумавшись. – У тебя, я так понимаю, чистая ступень мифа работает в основном, хоть и не ясно, какая именно. Можешь ли ты откопать в себе первую ступень? Если никогда ее не ощущал. Я думаю – почему бы и нет? Но, наверное, это надо как-то хитро медитировать, там, или книжек почитать по теме… Проявляющего зелья нам не достать, так что…

– Ты мне дай их на хранение ненадолго, я в свободное время попробую их погипнотизировать, – сказал Найк решительно. – Вдруг получится?

– Туда б золатуни – дело б быстрей пошло.

– Да где ж ее взять.

– Может, у Камориль с собой есть.

Парапет внезапно закончился. Никс не успела запротестовать – Найк приподнял ее за талию и закружил. Ей осталось только хохотать и смотреть на то, как вращается сверху усыпанное звездами небо, пока у обоих не закружилась голова и Найк не опустил ее рядом с собой на покатый камень. Оказалось, что они уже прошли набережную и остановились возле подъема наверх, к аллее, ведущей в съемный домик.

Никс, отдышавшись, взглянула Найку в глаза. Кто-то сейчас должен был сделать то, что следует, иначе миг будет потерян навсегда. И это было страшно так, что коленки подгибались, но у нее не было времени на страх. Она, со все еще сбитым дыханием, уткнулась Найку лбом в плечо и, смотря вниз, заговорила быстро-быстро и отчаянно:

– Слышишь, ты мне теперь тоже очень-очень нравишься. Я совсем не умею о таком разговаривать, думаю, что, наверное, так неправильно, ни к чему сейчас, но я ничего не могу с собой сделать. Я рада, что встретила тебя, и ты – хороший, может, я ошибаюсь, но сейчас я думаю, что…

Он ласково заставил Никс поднять лицо, стер откуда-то взявшуюся на ее щеке слезу и, помедлив лишь мгновение, поцеловал в губы. Никс никогда не думала, что от такого простого прикосновения может пронзить настолько жарким огнем, а яркая ночь, цветущая вокруг – померкнуть.

Целоваться Никс не умела – совсем. Отвечать ему побоялась, поэтому замерла этаким покрасневшим до самых пяток бревнышком, понимая, что вот оно, то, чего она так хотела.

А делать-то дальше что?

Паниковать и бегать кругами хочется, но не вариант.

Поэтому, пускай ее сердце прямо выпрыгивало из груди, она сидела, не шевелясь.

Впрочем, Найк, заметив, что она впала в ступор, отстранился и спросил слегка обеспокоенно:

– Что-то не так?..

– Все… все в порядке. Все очень хорошо. Просто я… – она досадливо закусила губу. – Не знаю, как это делается. Я пробовала на помидорах, как советуют. Но оказалось не очень похоже.

Найк засмеялся. Затем тепло улыбнулся:

– Знаешь, это не самая хитрая наука вообще-то. Ты освоишься. Конечно, это все немного меняет, но ничего страшного.

– Что меняет?! – испугалась Никс.

– Ну, я правильно понимаю… если это твой первый поцелуй, то это значит…

Ей показалось, что она краснеет заново – как бы поверху того, что уже было. Можно ли таким образом стать полностью пунцовой?..

– Если я правильно понимаю, о чем ты… то да. И я планировала разрешить этот вопрос… сегодня, – она закрыла глаза, и выпалила, чувствуя, что собственные слова придавливают ее, как гранитная плита: – …не без твоей помощи.

Он долго ей не отвечал. Никс приоткрыла один глаз, проверить, вообще, не убежал ли он в ужасе? Найк сидел напротив, задумчивый и серьезный.

– М-м… – протянул он. – Не-а.

– Что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду – нет. Не сегодня.

– Но почему? – Никс растерянно нахмурилась. – А если я там умру? Там, куда мы идем. Я не хочу умирать, не попробовав всего, что положено девушкам в моем возрасте!

– Ну, прыгнуть с парашютом ты уже не успеешь. И вообще. Какое "умру"? То есть жизнь Рина для тебя важна, а сама ты готова пойти туда и умереть? И переспать с первым попавшимся парнем на всякий случай?

Никс была крайне возмущена использованным им словом. Это показалось ей отчего-то грубым кощунством. Она скрестила руки на груди и нахохлилась:

– Эй, ты меня воспитывать пытаешься, что ли?

– Ну… да, наверное, – Найк был обезоруживающе прям. – Это, наверное, тоже неправильно – но мне не все равно. И я не хочу так. Словно мы все завтра умрем. Словно у нас есть только один день. Даже если это правда. Я хочу быть с тобой долго – не беспокоясь, что все это скоро закончится. И любить тебя – как ты того заслуживаешь, без страха, без спешки и привкуса отчаяния, без всей этой дурацкой драмы.

Он сказал "любить тебя". Да, он это сказал. Не так она представляла чье-либо признание в любви – но это случилось. Другие слова отошли на задний план. Забылась боль в натертых ступнях. Все, что было до, и все, что будет после, показалось неважным и далеким, бессильным, несущественным. Никс расслабила плечи, выдохнув – и Найк взял ее за руку. Его пальцы были сухими и шершавыми. Никс смотрела на него, ощущая этот миг особенно остро и выпукло: вот блестят в ночи темные, глубокие карие глаза, золотится контражур растрепанных волос; ветер приносит запах соли и жженого сахара; камень с трещиной порос мхом, он все еще хранит дневное тепло; ночной воздух наоборот прохладен и свеж. И кажется отчего-то, будто все это определенно стоит того, что пришлось преодолеть, чтобы оказаться здесь и сейчас. Награда небес за пережитые несчастья крайне сомнительна, если смотреть со стороны, но для нее – неоценимо дорога.

Никс улыбнулась. Приподнялась и сама поцеловала Найка в губы – повторить усвоенное оказалось легко.

– Да что же ты делаешь, – задыхаясь, проговорил он. – Но тебе меня не одолеть. Я держу себя в руках.

– В руках ты держишь меня, и этим стоит воспользоваться.

Он провел ладонью по ее бедру, пальцы нырнули под ткань сарафана и коснулись талии… затем замерли. Через несколько долгих секунд Найк мягко ее от себя отодвинул и поднялся. Никс смотрела на него снизу вверх, немного с досадой, немного с задором, и с некоторым волнением. Что будет дальше?

– Вставай на камень, – сказал Найк. – И залезай. Наверх тебя понесу.

– Да я и сама дойду.

– А разве босоножки тебе не натерли?

– Я потерплю, – Никс ни в какую не хотела сдаваться.

– Да ладно. Может, я люблю катать девушек на себе?

– Ты пони?

Он повернулся спиной:

– Тяжеловоз. Ну же, давай. Оп!

– Как это по-дурацки, – хохотнула Никс, хватаясь ему за шею. – О! Э-э-эй! Куда ты так быстро пошел!

Он двигался на удивление мягко – это ж какая силища? Ну, она, конечно, была достаточно легкой, но все равно, с таким утяжелением – и в горку? Наверное, со стороны они выглядели как какая-нибудь развеселая подвыпившая парочка. А впрочем, почти так оно и было. Никс, освоившись и перестав опасаться, что Найк ее уронит (вместе с собой), успокоилась, расслабилась и стала наслаждаться моментом. Она даже почти простила ему его упрямый и глупый отказ. Можно подумать, часто девушки такое предлагают!

Возле калитки, ведущей во дворик, Найк поставил ее на землю. Сам остановился чуток отдышаться, поэтому Никс занялась борьбой с заедающим замком.

Потом они еще пили чай, сидя на веранде перед домиком. На исходе вечера Найк рассказал ей про то, как он на самом деле расправился с "роем" чтецов, и Никс поняла, что именно это он хотел, но не смог рассказать ей раньше, там, на берегу моря. И она была благодарна ему за то, что он все-таки рассказал. Потом они долго молчали.

К полуночи легли спать – снова одетыми, умостившись на узкой кровати в позе чайных ложечек. Было жарко, но они все равно лежали очень близко друг к другу. Найк обнимал ее, и какое-то время она чувствовала, что на самом деле он вовсе не против был бы продолжить начатое, ну или, по крайней мере, его тело весьма красноречиво на это намекало, и это успокаивало и помогало верить, что он ничего не предпринимает действительно только лишь из-за идеологических причин.

Повернувшись к нему лицом и подтянув колени к груди, Никс наконец уснула.