Текст книги "Край Ветров: Пироманс (СИ)"

Автор книги: Диэр Кусуриури

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 49 страниц)

– Вы слишком скромничаете, – констатировала Сесиль. – Тогда я возьму на себя смелость и закажу вам сегодняшние варианты от шеф-повара. И, пока будем ждать, обсудим все животрепещущие вопросы.

Все молчали, пока Сесиль заказывала. Кей заметила, что Рейнхард смотрит на Николаса прямо, из-под полуприкрытых век, как он это умеет, и Кей знала, что такой взгляд бесит неимоверно. Что он делает? Хочет, чтобы "родственник" проявил себя? Заявил о том, что у него больше прав на престол? К удивлению Кей, через несколько секунд Николас потупил взгляд, а Рин недоуменно приподнял бровь и слегка прищурился.

Сесиль закончила с заказом.

– Итак, Рейни. Ты, наверное, ждешь обстоятельного рассказа о том, как все это получилось, кто твои родители и почему, общаясь с тобой по сети, я никогда не упоминала ничего из того, о чем знаю и знала.

Рейнхард покачал головой с легкой ироничной улыбкой:

– Нет, тетушка, оставьте. Я знаю, у вас были на то причины. Что меня интересует на самом деле – это есть ли у вас план. Я верно понимаю, нынешняя власть ни сном ни духом о возможности готовящегося переворота?

– Мы не недооцениваем нынешнюю власть, – ответствовала Сесиль, – и полагаем, что они в курсе о народных настроениях. Но не думаю, что это принимается в расчет. Кроме того, называть "переворотом" то, чего жаждет народ – некорректно. Поверь мне, народная поддержка нашей организации очень весома. Нынешнее правительство держит курс на слияние с большим и сильным соседом, и мы – решительно против. Именно поэтому нам нужен лидер, способный повести за собой.

– Я слишком молод.

– Ты молод, да. Но ты – прямой потомок Белых Королей. Именно при них наше государство процветало, так же, как и его колонии. Король – духовный стержень нации, и без него она стагнирует.

– Я понял вашу мысль, – Рейнхард кивнул. Ему как раз принесли стакан воды, и он сделал пару глотков.

– И все-таки я удовлетворю твое любопытство, которое ты усмирил, демонстрируя доверие и добрую волю.

И Сесиль начала рассказывать историю своей жизни. Она рассказала о том, что, будучи сиделкой из привилегированного рода слуг, бежала из замка, прихватив малолетнего принца, перед концом Войны Причин, после того, как кто-то прочел древнее заклятие Тишины и за несколько дней до того, как разразилась гражданская война. До сих пор никто не знает точно, кто именно оборвал жизни тогдашнего правящего семейства. Но в те ужасные дни магов истребляли сотнями. Неудивительно, что за родителями Рейнхарда тоже пришли. Удивительно, что смогли одолеть. Но смогли.

Сесиль удалось спрятать Рейнхарда среди своих детей. Он был самым младшим из них, почти еще младенцем. Кроме того, она позаимствовала из замка кое-какие драгоценности и с вырученными за их продажу деньгами смогла переехать и обустроиться в Тасарос-Фессе, который тогда еще столицей не был. Затем, когда гражданская война закончилась, с финансами стало туго, и, так как работать Рейнхард еще не мог (остальные дети уже помогали), Сесиль пришлось оставить его в детдоме. Там мальчик был в прямом смысле слова "белой вороной" – очевидно, память самого Рейнхарда решила от него эти воспоминания скрыть, потому что сам он никогда особо об этом своем прошлом не рассказывал. Сесиль все еще не могла забрать его обратно, когда в город пришел огненный чародей, ищущий ученика. В городе были и другие маги, способные стать наставниками юному элементалисту, но, боясь разоблачения, Сесиль решила, что с учителем не из местных будет спокойнее.

Так, Рейнхард ушел из детдома и стал учеником некоего Зигмунда Лоу. Сесиль настаивала, чтобы Зигмунд держал с ней связь, говорила о том, что мальчик – особенный. Зигмунд выглядел и вел себя как здравомыслящий человек. Он, казалось, верит в исключительность Рейнхарда наравне, а то и сильнее самой Сесиль.

И все же череда жизненных неурядиц разорвала тонкую ниточку связи между ними. Все те годы, что Сесиль не знала, где находится Рейнхард, она посвятила восстановлению единства и доверия между выжившими в гражданской войне "детьми зимы". Вскоре ей и ее собратьям удалось встать на ноги и обрести то или иное влияние, создать фонды, привлечь на свою сторону тех, в ком есть хоть капля крови Белых Королей – а таких людей на севере много, за что "спасибо" следует сказать не жалевшим себя предкам Рейнхарда, которые щедро и дальновидно поддерживали кровное родство семейства Белых Королей с народом.

Гулящие короли – это сильно, подумала Кей, жуя пирожное. Но, оглядываясь на Рина – ну никак не удивительно.

Сесиль продолжала вспоминать о былых временах с теплом. Она начала проталкивать мысль, что в сложившейся политической ситуации стране нужен сильный лидер, железная рука – и только это поможет северу встать с колен.

С каких колен должен был вставать север, Кей не очень поняла – особенно непонятно это стало, когда принесли еду – вычурно-изысканную, вероятно переоцененную. Впрочем, богачи бесятся с жиру всегда и везде. Кей ни разу не верилось в благие цели Сесиль. Судя по всему, не верил в это и Рейнхард.

Правда, слушая рассказ Сесиль, Кей не заметила, как отправила в рот еще пару-тройку воздушных пирожных – они выглядели наименее подозрительными среди расставленного по столу разнообразия странных блюд.

Ирвис же отрывалась по полной, пробуя все, до чего могла дотянуться, и укор во взгляде Николаса ее ни капельки не смущал.

– О чем-то вроде этого я догадывался, – под конец рассказа Сесиль, произнес Рейнхард. – Но, согласитесь, в эту историю трудно поверить.

– Всегда проще поверить в то, что достовернее правды, – согласно кивнула Сесиль.

– Зигмунд, кстати, как-то раз ушел так же тихо и загадочно, как появился в вашем рассказе, – продолжил Рин. – Мне было восемнадцать, я еще не прошел ритуал. После он ни разу не выходил на связь.

– Ну, в конце концов, он хорошо выучил тебя, – кивнула Сесиль. – Раз с тобой говорила сама Дева Снегов. Белые Короли прошлого сражались и умирали в ее честь. Мы же, их потомки и преданные слуги, будем жить во славу ее.

– Неплохой вариант для тех, кто не может определиться со смыслом жизни, – мягко улыбнулся Рин. – И все-таки, тетушка, каков ваш план?

– План? – Сесиль задумчиво поджала губы. – Ну, как бы тебе сказать…

Кей проглотила очередную пироженку, переводя взгляд на Рейнхарда.

Он снял очки и потер глаза.

А потом покачнулся и упал лицом в салат.

Кей вскочила, держа наготове вилку.

Со всех сторон к их столу двигались беловолосые мужчины и женщины с суровыми и полными решимости лицами.

Кей мельком глянула назад: Ирвис вся обмякла и тоже лежала теперь между тарелок, даже не выпустив из руки ножку бокала с недопитым вином.

– Какая выносливая, – прокомментировала Сесиль. – Мы не рассчитали дозы?

Кей злобно глянула на нее, лихорадочно соображая. Люди приближались со всех сторон. Что делать? Перевернуть стол и бежать? Куда бежать? Она справится с парой-тройкой белобрысых, но с двумя десятками… и без оружия…

Кей до боли сжала вилку в кулаке.

Так, ладно, стоп, рано паниковать.

Это не яд. Им незачем убивать Рейнхарда. Значит, снотворное? Но почему на нее не действует? Магия.

Ясно.

Сейчас перевес на их стороне. Но так будет не всегда.

Надо действовать быстро и достоверно.

Кей прикрыла глаза наполовину, театрально приставила запястье ко лбу и мягкой волной опустилась на свой стул, чтобы тоже окунуться лицом в тарелку с пирожными, раз уж от нее этого ждут.

Она попыталась полностью расслабиться.

– Такое бывает, – расслышала Кей голос Николаса. – Возбуждение перед отключкой. Так что все нормально.

– Можете забирать, – послышался голос Сесиль. – Этих двоих – вниз, Рейнхарда аккуратно в машину.

ГЛАВА 16

Пушистый снег мягко спускался с неба, исчезая в белой пелене, укрывающей ветки деревьев.

Никс сидела на деревянной скамейке под жестяным козырьком, установленным зачем-то посреди леса. Здесь, наверное, отдыхают какие-нибудь туристы или лесники – под дырой в навесе оборудовано кострище, сейчас мертвое и пустое.

Вокруг темно и только слышно, как гудит машина.

Тиха греет руки в карманах, стоя рядом с лавочкой, на которой сидит Никс.

Они действительно пришли сюда пешком как-то слишком быстро. Казалось, вот они идут по городской дороге, и вокруг многоэтажные старые дома, но стоит отвлечься, как пейзаж вокруг меняется – это уже предместье: дачи, окруженные сетчатыми оградами, какие-то маленькие домики, построенные из неизвестно какого камня вперемешку с деревом и кирпичом. Вверх, к кучевым облакам, тянется дым из труб, словно чьи-то черные пальцы. И вот уже к небу устремляются деревья, все выше и выше – огромные сосны, островерхие ели, и дорога идет под уклон, а на следующем повороте в лучах заходящего солнца появляется гора Цинара, не такая огромная, как Антарг, вечный и незыблемый страж морока, но куда более настоящая – суровая, угрюмая, на первый взгляд неприступная.

А потом, будто бы каждый их шаг равен ста, Цинара приблизилась, так, что невозможно стало осознать ее истинный размер.

Они нашли минивэн нетронутым и утопшим в снегу по самый верх колес. Тиха стал разгребать завалы небольшой лопаткой, а Никола ему помогала, как могла, стараясь не поджечь ничего лишнего. Вместе они управились довольно скоро.

И вот теперь принялись ждать, пока прогреется нутро изукрашенного всполохами минивэна.

– Никс, у меня есть конструктивное предложение, – наконец заговорил Тиха. – Во-первых, у меня в рюкзаке имеется кофе в термосе. Во-вторых, управились мы быстро – всего-то полчаса прошло. Обратно приедем еще быстрей. Как ты смотришь на то, чтобы прогуляться?

Никс вгляделась в черный безмолвный лес.

– Ночью? По лесу? – все же переспросила она. – Куда тут гулять?

– Я случайно заметил… знакомую дорогу. И это одна из таких дорог, которые стоит пройти, чтобы узнать, что в конце. Не понимаю, как я в прошлый раз ее не нашел. А тут как будто бы повезло.

– Повезло… – протянула Никс. – Может быть. Но… слушай. Если тебе со мной повезло, это значит, что скоро случится что-то ровно настолько же плохое, насколько хорошим получилось везение.

Тиха недоверчиво сощурился:

– Так уж случится.

– Я не вру.

– Ну, не знаю. Место в самом деле стоит того, чтобы там побывать.

Почему-то ему верилось. Никс понимала, что не время для каких-то глупых приключений или прогулок, но любопытство со страшной неумолимостью пересиливало.

– Ладно, – она обреченно вздохнула. – Куда мы будем гулять?

Тиха вынул руки из карманов и поднял на плечо рюкзак:

– Пойдем, покажу.

– Машину-то заглуши.

– Точно-точно.

Никс подняла с лавки выданную ей Ирвис сумку, проверила, нет ли сообщений на трофейном телефоне. Тиха уже захлопнул дверцу минивэна и ждал ее рядом.

– Ну, идем? – нетерпеливо переспросил он.

– Да идем, идем, – улыбнулась Никс, щелкая пальцами и призывая магический огонек.

Тиха включил фонарь и двинулся вперед, между деревьями, почему-то не провалившись в снег по макушку сразу же. Никс последовала за ним.

Так они шли не более двух минут, скоро выбравшись на каменистую тропку, каким-то чудом не занесенную снегом.

– И все-таки, куда мы идем? – снова спросила Никс.

– Скоро увидишь, – пообещал Тиха. – Тут очень недалеко.

Весь путь действительно занял у них не больше пяти минут. Никс уже давно бы потерялась в этом одинаковом ночном лесу, но Тиха шел уверенно, и вскоре они выбрались на широкую просеку, которая, в свою очередь, вывела их к каменным ступеням, притаившимся между елей.

– Идем, – повторил Тиха.

Никс стала подниматься следом за ним, оглядываясь. Ей казалось, что разлапистые голубые ели смотрят на нее с укором, усталые и печальные.

– А животные тут какие-то водятся? – спросила Никс.

– Ну, волки, наверное, есть, какие-нибудь зайцы с медведями, – беззаботно ответил Тиха, стряхивая с куртки понабравшийся на нее снег. – Мы почти пришли.

Лестница окончилась длинной площадкой, упирающейся в скалу и окруженной густой еловой стеной. В скале имелись деревянные ворота, а над ними – запорошенный снегом символ, выдолбленный в скале, сейчас почти неразличимый.

– Что это? – спросила Никс.

– Это – заброшенный храм Потерянного, – ответил Тиха.

Никс поежилась:

– Ты предлагаешь туда войти?

– Да.

– Но нам нельзя входить в храмы Потерянного, – Никс покачала головой. – Я ни разу ни в одном не была.

– Вам – элементалистам огня? – переспросил Тиха.

Никс кивнула.

– Почему?

– Не знаю. Нельзя и все. Табу.

– Может, это из-за Пламени Самоубийц? – предположил Тиха. – Вообще, если серьезно, на деле за храмом присматривают как за одним из исторически значимых мест, но сейчас там, скорее всего, никого нет. Так что – это твой шанс. Если ты, конечно, не боишься.

Никс не боялась. Она предполагала, что Пламя Самоубийц может не иметь никаких магических свойств и быть лишь искусно сконструированным механическим фокусом, и именно поэтому к нему не допускаются элементалисты огня.

Никс глянула вверх: над скалой бурлило темное небо, из которого сыпался мелкий снег.

– Пойдем, – сказала она. – Не думаю, что я – первый огонек, преступивший этот запрет.

– Резонно. А заброшенный этот храм потому, что прихожан нет, – стал разъяснять Тиха, когда они двинулись к воротам. – А так – один из интереснейших, ввиду особенностей местности.

Тихомир потянул на себя большое железное кольцо, распахивая тяжелые двери. Из открывшегося проема вместе с ветром дунуло светом и теплом.

Пройдя внутрь следом за Тихой, Никс стала оглядываться: не слишком высокий потолок, грубая каменная кладка, хотя помещение достаточно просторное. Зал – круглый, сиденья из каменных блоков расположены дугами вокруг цилиндрического постамента. На нем в широкой (метра два в диаметре) металлической чаше горит священное Пламя Самоубийц: желто-красные языки огня высотой в человеческий рост, переплетающиеся, перетекающие друг в друга, образующие сложный пространственный многоугольник. Они выглядели магически структурированными и возникали будто бы из ничего, но Никс не почувствовала никакого профильного волшебства.

В храме было гулко, тихо и слышно только, как потрескивает огонь и капает вода где-то вдалеке.

– Так вот оно какое, – проговорила Никс, глядя на Пламя Самоубийц.

– Не впечатляет? – спросил Тиха. – Что ж, давай его обойдем.

Они двинулись по дорожке между каменными сидениями. К самому Пламени подходить не стали – Никс, хоть и предполагала, что ей, скорее всего, ничего не будет, все-таки не хотела проверять правдивость легенды о всепожирающем огне Потерянного. Тиха в своей зимней дутой куртке так и вовсе вспотел, и оттого он ненадолго остановился, чтобы снять куртку и свитер и остаться в майке.

Когда они обошли Пламя Самоубийц по кругу, то увидели в стене несколько открытых проходов. Не раздумывая, Тиха направился к самому левому. Никс последовала за ним, и вот уже они спускались по закругляющейся лестнице куда-то в темноту, закончившуюся через три пролета совершенно внезапно.

Они вышли в просторный, раз в пять крупнее того, что наверху, зал. Хотя, залом это место сложно было назвать. Оно было похоже на естественную пещеру, сформированную скалой и огромными массивами древесных корней, обвивающих стены. Кое-где корни срастались в один и больше напоминали покрытые корой стволы, уходя вверх, туда, откуда падал свет. Мощный и широкий, чуть рассеянный по краям световой столб озарял тонкий белый мост над гладким, иссиня-черным озером, кое-где поросшим цветущими жемчужными кувшинками. Ближе к стенам, наклонно расположившись тут и там, из воды выступали полуразрушенные языческие идолы, смотрящие друг на друга пустотами каменных глазниц. Там, куда не доставал свет, мягко мерцали шляпки биолюминесцентных грибов, зеленые и синие.

– Откуда этот свет? – Никс глянула вверх, сквозь переплетение корней. – Или?.. Это Пламя Самоубийц?

– У священной чаши нет дна, под ней – сложная система гигантских линз из кварцевого стекла, – ответил Тиха, игнорируя мост и спускаясь по ступенькам к самой воде. Там, на одном из больших замшелых валунов, он бросил свой рюкзак, свитер и куртку, сел и стал расшнуровывать ботинки.

Никс ступила на мост и прошла пару шагов, оглядываясь по сторонам.

– Вот уж не думала, что такое можно найти на севере, – она прошла на середину моста и уселась, свесив с края ноги. – А купаться тут можно? Вода теплая?

– А я что, по-твоему, собираюсь делать? – Тиха стянул майку через голову.

– Эй-эй. Я читала страшные истории про амеб, которые водятся в такой воде, и пожирают человеческий мозг.

– Ну, наверное, мой мозг для них слишком невкусный, иначе я уже давно был бы мертв, потому как я тут не в первый раз, – ответил Тиха, расстегивая пуговицу на джинсах.

Никс рефлекторно отвернулась, закрываясь руками.

– Я не смотрю.

Он рассмеялся, зашуршали снимаемые джинсы, и в следующий миг послышался всплеск. Никс аккуратно убрала руки от лица, проверяя, можно ли смотреть – Тихи на берегу уже не было, зато он нашелся выныривающим из воды.

Очевидно, озеро было глубоким. Тиха плавно загребал руками, легко держась наплаву. Несколько раз он нырял и скрывался из виду, уходя под воду целиком, а последний раз потерялся в объятиях синей бездны надолго, и когда все же показался, был уже почти возле моста. Там, под поверхностью озера, судя по всему, была какая-то возвышенность, может, затопленные каменные ступени? Тиха стал подниматься по ним, показавшись из воды по пояс.

– Эй-эй, – Никс нахмурилась, – ты это… ну хоть какой-то стыд… а-а-а, я не смотрю!

Она снова закрыла лицо руками.

– Ой, ну ладно, не такой уж я страшный. И в плавках, между прочим. Ну, то есть это, конечно, не плавки, но какая разница.

Никс все-таки открыла глаза. Он был перед ней, сидящей на мосту – стоял по щиколотки в воде. Сверху падал яркий и теплый свет, капли воды сверкали в выемке ключиц, на лбу и на волосах, в которых запуталась какая-то зеленая веточка – и в этот миг показалось отчего-то, что это не человек, а какой-то лесной дух. Водяной или леший. А может, и то и другое. Озорная, открытая улыбка, в глазах – ярчайшие звезды, и отчего же так жарко?.. отчего?

– Тут не может быть никаких амеб, вода – ну градусов двадцать, так что я настоятельно рекомендую искупаться. Потом высушишь себя, как тогда, на пляже – и быстрым галопом обратно.

Никс не хотелось купаться. Хотелось зафиксировать вечность и никуда не идти. Никаких аргументов приводить тоже не хотелось – потому она молча разглядывала лесного духа, зачем-то заговорившего с ней на человеческом языке.

– Ну, или у меня есть еще один вариант, – продолжил Тиха. – Как ты смотришь на то, чтобы вообще больше не ходить ни в какой морок и не освобождать никаких сияющих снежных дев?

Да, она хотела бы. Но магия момента рассыпалась, как стекло. Свет был все так же ярок. Вода внизу – такой же темно-синей, словно драгоценный камень. Но реальность вернулась в ощущениях и сковала сердце ледяными цепями.

– Я думаю об этом с самого своего пробуждения, – серьезно ответила Никс.

– И что надумала?

– Я… я не могу.

Тиха вздохнул.

– Погоди, сейчас выберусь, договорим, – он сиганул в воду, вынырнул из глубины и быстрыми гребками добрался до берега, того, где оставил одежду, а выбравшись, принялся вытирать волосы майкой.

Никс оставалась сидеть на мосту, погруженная в свои мысли, обхватив себя руками. Тогда, когда они все вместе обсуждали очередной поход в морок в ванной, надеясь, что шум текущей воды скроет их беседу от чужих ушей, ей казалось, что доводы ее ума логичны. Но, стоит признать, решение она принимала сердцем.

Через минуту Тиха, уже в джинсах, поднялся на мост и уселся рядом, чем-то шурша. Это оказался пакет с термосом и печеньем. Тиха разлил кофе в кружки и протянул одну Никс.

Принимая свою, Никс случайно коснулась его пальцев, и ей стало мигом неловко, так, что, кажется, загорелись уши.

Она поспешила отвернуться и отхлебнуть кофе, уже не горячий, но все еще вкусный.

– Ну так как? – переспросил Тиха.

– Я думаю о том, что не хочу возвращаться в морок, с самого пробуждения, – ответила Никс. – Я пытаюсь придумать что-то еще. Но

я не знаю… что? Надо было спросить у Рейнхарда, каков был его план до разговора с Вьюгой. Если он так страдает, неужели он не думал о том, как избавиться от своей болезни?

Тиха ответил не сразу. Он как будто бы что-то вспоминал. Никс подумалось, что он на самом деле не вспоминает, а пытается решить – говорить или нет.

– У Рейни определенно был какой-то план, – наконец заговорил Тиха. – Я знаю его года четыре – и активно меняться и что-то предпринимать он начал год назад. До этого Рин был другим человеком, и ради того Рейнхарда ты вряд ли бы стала вообще рисковать. А касательно плана… я сомневаюсь и не могу воссоздать его целиком, но я могу почти наверняка утверждать, что его план был связан с тобой и искусственными или натуральными зернами, с той самой штукой, которую вам пересаживают на ритуале. Но что конкретно он хотел сделать, я не знаю. Он никогда не раскрывал самой сути своих идей, считая, верно, что для всех не-магов это слишком сложно.

– Вот оно как, – Никс хмыкнула. Потом улыбнулась, затем и вовсе рассмеялась в голос, правда, совсем невесело. – А я-то думала, что он так странно себя ведет… зачем я ему нужна… А оно вон чего.

Тиха отхлебнул кофе и ничего не ответил.

– Человеку не откажешь в желании жить, – проговорила Никс печально. – Так что, каким бы ни был план, Рейнхарда можно понять.

– Пусть его, – ответил Тиха. – Ты вот что мне скажи, – он посмотрел на Никс, – как насчет того, чтобы уехать куда-нибудь далеко-далеко, чтобы никто тебя не достал? Чтобы никаких чтецов, странных людей в черно-золотом, никакой надобности прыгать туда-обратно в морок – в общем, есть же в этом мире место, где можно просто жить?

Его слова вонзались в самое сердце раскаленными ножами, сладкие, теплые, такие желанные. В темных глазах отражался и множился свет, и взгляд его обещал путь, который похож на свободу один в один, и даже слегка напоминает мечту. Никс не выдержала, перевела взгляд на свои руки. Сжала-разжала пальцы, наблюдая, как проявляются на ладонях линии жизни и судьбы, а затем исчезают вновь.

– Конечно, будь кто-нибудь другой на моем месте – он бы так смог, – негромко проговорила она. – Но… Но ты же меня не знаешь.

– Я бы поспорил, – спокойно ответил Тиха. – Я не знаю тебя фактически, но я знаю, по какой схеме ты работаешь.

– Да ну? – Никс даже повернулась к нему, чтобы проверить: не издевается ли?

– Ну да. Это как бы… я понимаю алгоритм, по которому ты живешь. И он мне близок.

– Как такое может быть? Если я сама не знаю…

– Я задавал тебе вопрос про бегство уже заранее зная ответ, – признался Тиха. – Но и не спросить я не мог. И твой ответ прекрасно лег в схему – иначе ты бы не стала делать.

– Зачем тогда спрашивал?

– Надеялся на удачу, – он усмехнулся. Повернулся к Никс: – Печеньки будешь?

Она взяла одну. Откусила. Шоколадные крошки посыпались на колени.

– А что касается фактического не знания, так это легко можно исправить, – продолжил Тиха. – Можно экстерном. Итак, что там положено знать друг о друге? Как звать родителей? Какую музыку слушаешь? Любишь ли вареный лук и зеленый перец? Любимый фильм? Любимая книга? Кличка домашнего питомца?

Никс слушала и понимала, что эти факты действительно мало что значат – и в то же время решают многое. Ей отчего-то стало весело.

– Так, э-эй, погоди, я все не запомню, – она улыбнулась, а потом тут же скривилась: – Лук вот точно не люблю.

– А кто ж его любит?.. – философски заметил Тиха.

– Питомца нет, – продолжила Никс. – Музыку люблю средней тяжести, мелодичную, желательно на языке, который понимаю. Родители… это длинная история.

– Я готов слушать.

– В самом деле? А как насчет твоих?

– О, это тоже весьма длинная история, в которую ты вряд ли поверишь.

– Ну, в сравнении с моей, она не может быть такой уж невероятной.

Тиха рассмеялся. Посмотрел на Николу пристально:

– Да? А что ты ответишь мне, если я скажу, что я на самом деле не отсюда?

– В смысле? – не поняла она.

– Не из этого мира?

– О-о, это так отчетливо пахнет байками тринадцатилетних юнцов, что я уже готова тебе поверить, ведь не может человек в твоем возрасте такое выдумывать, – очень серьезно проговорила Никс, кивая.

– Вот ты смеешься, огонек, а как-то раз ко мне пришел красноволосый мужик с острыми ушами, а за ним – женщина в платье из осенних листьев, и они наградили меня способностью, о которой я раньше никогда даже не мечтал. И однажды я заблудился. Очень. И больше не смог найти дорогу домой. Все вокруг было чуть-чуть иным. Немножко, почти незаметно. И все-таки это оказался совсем другой мир, где для меня места не было.

Он замолчал, глядя куда-то перед собой. Никс замерла.

– Тихомиром меня назвали при усыновлении, – продолжил он. – Так что это не мое имя. Конечно, Ари мне и в самом деле как брат. Мне было всего четырнадцать, когда Одиши взяли меня под свою опеку, и я вырос крайне неблагодарным ублюдком, потому что так до конца и не смог принять новый дом и себя в нем. Я не смог забыть своих настоящих родителей и очень тоскую по ним.

Никс не знала, что сказать. Она понимала: Тиха не врет. Ну, или врет, но для него все это – правда. Другие миры. Опять какие-то другие миры. Не поэтому ли тогда, весной, Тиха так хотел в морок? Он думал о том, чтобы попробовать вернуться? Ведь кто-то говорил – Никс не могла вспомнить кто и когда – что из морока есть пути в иные миры… Это казалось шуткой, бредом, невозможной странной выдумкой для детей младшего дошкольного возраста.

– И ты все еще хочешь вернуться? – аккуратно спросила Никс.

Тиха взглянул на нее из-за плеча и ничего не ответил. Отхлебнул кофе, откусил печеньку, пожевал.

– Так, а что там с твоими родителями? – вместо ответа переспросил он.

– Ох, – Никс зарылась руками в волосы. – Ну, если тебе так интересно… я расскажу. Только давай собираться и идти уже, наши же заждались, наверное. По пути буду рассказывать.

Они стали собираться.

Уходя, Никс бросила последний взгляд на укромный оазис тепла и света, притаившийся в глуши полузабытого храма. Ей подумалось, что эта система с линзой что-то ей напоминает, какую-то аллюзию в себе таит. Но она не смогла понять или вспомнить, какую именно.

– Однажды Камориль рассказывал историю о Мертвари, – начала Никс. – Мол, он вместе с моим отцом участвовал в битве у пика Сестрицын Зуб, и после того, как там прошла Мертварь, кроме него никто не выжил. Так вот, он ошибся. Там пахло смертью слишком отчетливо, слишком много трупов образовалось мгновенно в одном месте, так, что за смрадом смерти он не сумел различить тлеющей искорки жизни. Мой отец провел в плену у ледяной волны, застывшей кружевом, ровно столько, чтобы не умереть и успеть уйти до прибытия следственной комиссии. Я знаю эту историю со слов Марика, моего опекуна, который узнал ее от моей матери, Абигейл. Ты все еще хочешь ее услышать?

– Не стесняйся, излагай, – подбодрил Тиха. – Начало уже интересное. Кстати, истории о Мертвари я не слышал. Итак?..

Они стали подниматься по винтовой лестнице, и Никола продолжила рассказ:

– Мертварь – это вывернутый наизнанку Дух Огня, оказавшийся без контроля извне. Однажды Мертварь проявилась и была… скажем так, обезврежена ценой больших потерь среди магов. Воспользовавшись тем, что практически весь его отряд погиб и прочей послевоенной неразберихой, мой отец пустился в бега, разочарованный, как и многие, итогами войны и того памятного сражения. Впрочем, это мне так кажется, так-то мы не знаем, о чем он думал. В итоге он подался в земли за Внутренним Морем.

– Это откуда Ирвис?

– Да, почти, немного северней. Подавляя свое естество, отец жил под личиной обыкновенного человека около пяти лет. Там он повстречал мою матушку Абигейл, и магом она не была. И все у них вроде бы стало складываться хорошо. Но вскоре начали проявляться… странности. С отцом что-то было явно не так, и его дара это не касалось. Мать рассказывала, например, что иногда он замирал, глядя в одну точку, надолго, на час и дольше, и нельзя было никак до него достучаться. Будучи вменяемой адекватной женщиной, моя мать беспокоилась о нем и даже настояла на походе к врачу, но он не мог себе этого позволить – иначе бы раскрылась его профессия. А, как известно, невменяемый элементалист – это очень опасно. Эти приступы у него стали частыми. И именно тогда-то он и пропал – вышел за хлебом и не вернулся.

Абигейл тем временем оказалась беременной мной. Сама я не помню, но Марик застал ее живой. Он говорит, что она была совсем неглупой и всегда подозревала, что муж как-то нетрадиционно подогревает борщ, хотя папенька ей ничего про свою магию не рассказывал. После того, как он пропал, Абигейл обратилась к частному детективу, с чьей помощью в итоге смогла разузнать правду-матку (отдельная увлекательная история), и последовательно выйти на Эль-Марко, чьим опекуном до войны был мой отец.

Найдя Марика, рассказав ему свою захватывающую историю и выслушав его, мать очень удивилась и призадумалась: в ее стране детей-волшебников воспитывают в специальных заведениях с юных лет, практически отлучая от груди младенцами, что грозило ей скорой разлукой с еще не родившейся мной. Эль-Марко был ее рассказом тоже крайне впечатлен. Тот Константин Рэбел, которого он знал, вряд ли бы сбежал с поля боя и потом вряд ли бы взял и снова делся куда-то от беременной жены. Очевидно, или он ошибался в опекуне, или с тем приключилось что-то крайне странное в ту роковую ночь у пика Сестрицын Зуб, и очень его изменило.

Марик вместе с Абигейл, воспользовавшись помощью Камориль и его связями, пытались найти моего отца, но тщетно. Зато им удалось помочь Абигейл с миграцией, так что она переехала к нам, в тот дом на Змеиной Косе, где теперь живем мы с Эль-Марко. Я родилась в середине июля.

Через три года матушка подхватила инфекционную болезнь. Какой-то вирус, убивающий за неделю. Я не знаю, где она его нашла, как заразилась… Целители не работают с вирусами, и Эль-Марко оказался бессилен. Традиционная медицина тоже не помогла.

В итоге все, что от нее осталось – фотоальбом, несколько коронных блюд в репертуаре Эль-Марко и его же понимание того, что он отнюдь не всесилен. Так ему и пришлось растить меня, параллельно взрослея самому. По итогу он забоится обо мне с моих трех лет…

Оттого я и не в курсе – жив ли мой отец? Где он? Я привыкла думать, что никогда его не увижу. Это меня и не задевает уже почти, лишь вызывает недоумение и тоску.

– Не такая уж длинная твоя история, – сказал Тиха, проворачивая ключ зажигания и заводя минивэн.

Никс умостилась на переднем сидении справа от водителя.

– Какая есть.

Задние колеса взрыли снег, цепи зацепились за грунт и машина медленно двинулась с места.