Текст книги "Край Ветров: Пироманс (СИ)"

Автор книги: Диэр Кусуриури

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 49 страниц)

Передо мной на месте костра возникло пепелище, вокруг него тлели разбросанные угли, а в центре вместо Николы Рэбел сидел, скрючившись, кто-то другой.

Существо дернулось, и темные космы неразличимого в ночи цвета явили белое как мел лицо. Затравленным, диким зверем смотрело оно на меня, упершись тонкими когтистыми пальцами в перемешанный с пеплом песок. Казалось, ему тяжело и оно больное – руки его подкашивались, тело трясло, а вставать оно даже не пыталось.

– Это же… Это же земли исхода. Как же здесь… темно, – проговорило оно, и голос был не женским и не мужским – нежным, плавным, глубоким и слишком спокойным.

– Так, парни, не подходите к нему, – громко предупредила Берса, подскочив с песка и одновременно пытаясь добыть огонь из зажигалки. – Подальше отойдите! Рейнхард! Чего сидишь? Что ты смотришь на него, как баран?

Глухую ночь пронзил свет карманного фонарика. Кей перестала чиркать заартачившейся зажигалкой.

Существо прикрыло глаза тощей ладонью, щурясь.

Ага.

Красные волосы. Черный, золото, кровавые узоры на белой коже.

Вот этого нам еще не хватало.

– Тиха, не свети ему в глаза, – попросил я по возможности мягко. – Кей, не паникуй.

– Ты знаешь, что это? – спросил Тиха сурово, полуутверждающе, просьбы моей не удовлетворив.

– Догадываюсь, – протянул я осторожно. – Это тот самый Керри, о котором рассказывала Никс, если ты не слушал. Хотя мне казалось, что ты слушал.

Тиха цыкнул и стал светить в песок, Керри опустил руки и начал оглядываться по сторонам. Берса находилась за ним, похожая отчего-то на вытянувшуюся по струнке хищную птицу и, кажется, при этом умудрялась пятиться куда-то влево.

– Это – изначальный мир, да? – вопросил Керри, моргая ресницами цвета перезрелой вишни. – Как я… где… зачем я тут?

– Меня больше интересует, где сейчас Никс, – произнес я.

– Задняя пятка подсказывает мне, что она теперь там, где раньше был он, – сказал Тиха.

– Такое возможно? – недоверчиво спросила Берса, незаметно подобравшаяся ко мне справа.

Мы втроем молча уставились на Керри.

– Возможно ли поменяться местами с кем-то из морока? – озвучил я общий вопрос.

– Я… мне не ведомо, – произнес Керри.

– Как-то стремно оно разговаривает, – хмыкнула Берса.

Я подошел ближе к Керри, сел на корточки рядом.

– Эй-ей, Рейни, может, ты близко так не подходи? – снова начала Кей.

Тиха ее поддержал:

– Вдруг оно хищное?

Я смотрел на Керри, оценивая его по возможности объективно. Тощий. Да. Мяса мало, самый необходимый минимум. Скелет развитый. На вид – от восемнадцати до тридцати, точнее не скажешь. Подрагивает. Может, замерз? Явно растерян. Однозначно подчиняется физическим законам. Символы на золотой мантии мне незнакомы. В глаза не смотрит, но то и дело поглядывает куда-то вверх, на звезды, мельком, как будто что-то там, в сверкающей синеве, манит его. Ведет себя тихо, не дергается. То ли боится, то ли не хочет спугнуть.

– Ты хищное? – спросил я.

Керри молчал, поджав красные губы. Потом все же взглянул мне в глаза на миг, виновато улыбнулся, обнажая черные острые зубы, пожал плечами:

– Вероятно.

– Как насчет того, чтобы рассказать нам, какое отношение ты имеешь к Никс и куда она запропастилась? – предложил я.

– Никс – это юная дева, чья сила обратилась в пламенный кинжал – зерно огненного вихря? Такого оружия я давно не видал, коль не лукавить, – стал степенно говорить Керри. Мне показалось, что он специально растягивает ответ. Возможно, конечно, он медлит из-за того, что это дает ему время на раздумья, а, может, собственная речь просто его успокаивает? Керри продолжил: – Печалит меня чрезмерно то, что открыть я вам не способен, имеет ли место связь между мной и огненной чародейкой. Я…

Берса нависла справа, и Керри замер на секунду, глядя на нее. Я тоже посмотрел. Перевел взгляд обратно на Керри.

– Я исполнял свой долг, – продолжал он, сглотнув, – я зашел внутрь Башни Тайны, в которую так хотела попасть юная дева, чтобы проверить, нет ли там пепельных гиен. Они и другие химеры глубинных троп особенно беспокойны в сей час. Морок наполняется к ночи спящими, и исконные обитатели много печалей имеют из-за того, что чужаки бродят по их угодьям, заглядывают в норы и гнезда. Я же сторожу морок от излишних волнений и вот…

– Стоп-стоп-стоп, – я поднял ладонь. – Погоди. Ты… Ты – оберегаешь морок от треволнений? Ты, вроде как… страж?

– Да, – Керри степенно кивнул, и колокольчики в его волосах мягко тренькнули.

– "И выплавит солнце из кварцевого песка последний хранитель снов…" – пробормотал Тиха. – А тут у нас песка…

– Ой нет, – я взялся за голову. Догадка показалась правильной и оттого чудовищной. – Нет-нет-нет. Только не это. Керри… Ладно, бог с ней, со связью, но скажи мне… возможно ли, что кто-то другой, кроме тебя, станет стражем морока?

– Этого мне неведомо, – ответил Керри, покачав головой.

– Кто-нибудь оберегал морок до тебя? – это спросила Берса.

– Сколько я помню себя, я был всегда такой один, – ответил Керри. – Всегда. А было ли что-то раньше… наверное, ничего и не было.

Я поднялся, повернулся к Тихе и Кей. Звенящая пустота в голове была словно вакуумная прослойка в термосе, защищающая мой здравый разум от сотен слабо обоснованных предположений и десятков натянутых теорий, готовых вот-вот завихриться и вскипеть в мозгу, стоит лишь дать им волю. Эмоции пока тоже стоило бы придержать. Сейчас не время укорять себя в глупости и беспечности. Хотя я мог бы.

– Итак, ребята, – произнес я серьезно. – Я редко такое говорю, так что вы лучше об этом инциденте помалкивайте. Внимание, барабанная дробь… – я сделал намеренную паузу, убедившись, что всем меня слушают. – Что нам, Потерянный его дери, делать?..

– Что-что, – хмыкнул Тиха. – Во-первых, к этому Керри ты лучше спиной не поворачивайся – это раз. А два… Складывай спальник. Предстоит далекий и нелегкий путь. Хотя… он будет все же чуточку легче, чем мог бы быть. И чуточку сложнее, чем рассчитывал я. Потому что дело ясное – никуда поход на север не отменяется, осколок этот – единственное, что объясняет всю эту нелепую чепуху с засыпаниями, пробуждениями и прочим относительно здраво. А красноволосого уродца нам надо брать с собой, потому что чую я, что он знает побольше нашего, пускай и не говорит.

– Ну, не такого уж и уродца, – промурлыкала Кей, подмигивая Керри, который, в свою очередь, взял и натурально покраснел. Кей хихикнула и разулыбалась от уха до уха. – А может, нам эту очаровашку добавить по вкусу в костер? Обратно. Вдруг сработает?

– Я бы предпочел избежать такой участи, – тихонько заметил Керри.

– Никс колдовала, – произнес я уверенно. – Так как заклинаний она знает всего пару штук – это было что-то ее собственное, интуитивное. Сила, замешанная на таланте и воображении. Пламя, само по себе, в заклинание не сложится.

– Да пошутила я, – Кей мотнула головой, – что я, изверг, что ли? Но, по сути, что вообще мы можем сделать сейчас?

Стало тихо. В мое сознание, занятое вопросами без ответов, пробился холодный шепот близкого моря и влажное шуршание прибрежного ветра.

– Холодает, к тому же, – добавила Кей. – Ты не чувствуешь разве?

О, я чувствовал. Еще как. Но, в отличие от нее, давно привык абстрагироваться.

Тиха и Кей смотрели на меня, как будто ожидая команд.

Керри водил длинными тонкими пальцами по песку, судя по всему, совершенно им очарованный.

А я к тому моменту не спал уже больше двух суток.

– Тиха прав, – произнес я наконец. – Осколок зеркала и слова Абеляра – единственные зацепки, которые у нас есть. И вот еще он, – я указал на Керри. – Необходимо узнать, располагает ли он информацией, которая могла бы нам помочь. Кроме того, не оставлять же существо из морока на пляже возле помирающей деревеньки? Значит, надо брать его с собой. Но вот еще что. Осколок заставил Никс уснуть, а про исчезновения целиком и переходы в морок Абеляр ничего не говорил, и про Зов тоже. Следовательно, информация устарела. Кей, – я повернулся к Берсе, – звони ему снова.

– Я бы не стала, – она покачала головой.

– Почему?

– Чую ягодицами, не стоит. Но я позвоню.

Кей полезла в карманы шорт за телефоном. Я обернулся к Тихе.

– Проблеск совести у Рейнхарда Майерса ослепителен, как взрыв сверхновой, – оскалился он.

– Это ты про Керри? Ослепительной была волна от магии, что выплеснулась, когда Никс пропала.

– Точно, – кивнул Тиха. – Даже я почувствовал.

– У тебя же сохранилась та карта, на которую ты перенес точки перехода в морок, когда весной зависал в усадьбе некроманта?

– Спрашиваешь, – он ухмыльнулся.

– Ты ни разу не пробовал ею воспользоваться?

– Да как-то другие дела накатили…

– Ясно.

– Ты предлагаешь… – Тиха глянул на Кэрри неуверенно, – раз уж Никс наверняка в мороке, причем во плоти… попробовать отправить его обратно?

– Или пройти за ним. Или вместо него, – ответил я. Обратился к Кэрри: – Слушай. Ты вообще как – хочешь вернуться обратно, к себе?

– Еще не знаю, – признался тот.

– Хорошо. А Никс помочь хочешь?

– Пожалуй, я мог бы, если бы знал, как…

– Отлично.

Я подошел ближе и протянул ему руку.

– Хватайся, помогу встать.

Кэрри медлил.

– Ты что творишь, Рейнхард? – всполошилась Берса, оторвавшись от телефонного разговора. – Думаешь, он правил не знает?

– Гляжу, знает, – хмыкнул я, – и именно поэтому медлит.

– Тебе жизнь, что ли, не дорога? – не унималась Кей. – А что, если…

– Я рискну.

– Не смей!

Она со всей дури шлепнула меня по протянутой руке и сама ухватила Кэрри под локоть. Напрягшись, Кей помогла ему встать.

– Не прикасайся ни к кому из магов, – заявила она слегка ошарашенному гостю из морока. – Протормозишь – помрешь! Оно тебе надо?

Кэрри был явно шокирован. Я, кстати говоря, тоже.

Берса потянула Кэрри за собой:

– Все в машину!

– Ты платья-то ему подбери, – в спину им крикнул Тиха. – Навернетесь!

– Дурдом, – резюмировал я.

Когда мы добрались до минивэна, оказалось, что вещей никто все-таки не украл. Мы утрамбовались внутрь. На этот раз мне досталось место возле водителя.

Я обернулся в салон и увидел там взъерошенную Берсу и совершенно осоловелого Кэрри.

– Кей, – произнес я, – так ты дозвонилась Абеляру-то?

– А? Что? Нет, – она покачала головой, – занято. Три раза звонила ж. Могу еще попробовать, но это будет уже как-то навязчиво, нет?

– Ладно, фиг с ним, прорвемся.

Тиха провернул ключ зажигания и мотор в стальной утробе нежно зарокотал.

– Итак, прежде чем мы покинем город и, собственно, полуостров, – проговорил он, равняя зеркало заднего вида, – подумайте: все все взяли? Мы все сделали, что надо? Ничего не забыли?

Я молчал, думая, что и как. Мысли не складывались.

– Эй, ему бы одежки какой нормальной, – послышался сзади голос Берсы. – Мое на него маловато будет, да и женское. Рейни, ты ж вроде примерно того же роста, у тебя запасные вещи есть?

Я обернулся к ним.

– С собой – только нужное, да и то… ты ж знаешь.

– Ну, значит, надо заехать к тебе.

– Карта в бардачке, – намекнул Тиха, выжимая сцепление и выворачивая руль. – Поехали.

Дальний свет выхватил из ночи куски проселочной дороги. Лечебница "Ласточка" осталась черным силуэтом на фоне звездной россыпи, а вскоре и вовсе растворилась в ночи. Я развернул карту, подсвечивая себе фонариком, выданным Тихомиром.

– Вот эта ближайшая к городу точка – возле западного маяка – это оно? – спросил я. – Сможем посетить по пути как раз.

Тиха мельком глянул, куда я показываю.

– Оно. И вон там, в лесу – тоже оно, вроде бы.

Он замолчал, а потом добавил задумчиво:

– Раньше у нас было целое лето… А теперь… Теперь у тебя есть ночь, Рейнхард, чтобы понять, как именно это работает. Если на рассвете, когда мы доберемся до места, у тебя ничего не получится – вернуться и попробовать еще раз будет проблематично. Я поведу нас на север, и сам понимаешь, что это значит.

Машина выбралась с проселочной дороги на трассу и пошла мягче и быстрей.

– Что ж тебя тянет-то на север так, – проворчал я, уже не думая о том, что говорю.

– Потому что там мы точно сможем узнать, кто есть кто, – ответил Тиха.

– Что же тебе неймется, Бродяжка. Что за дух соперничества, ни на чем не основанный?

– А вот.

– Может, ты в меня влюблен? Хранишь фотографии под подушкой, записи в плеере?

– Ты, Рейни, конечно можешь думать, что хочешь, но если тебе вдруг – вдруг! – недостанет в этой жизни любви и ласки, то ты обращайся. Единственное что – я несколько мнителен и боюсь за свое здоровье, поэтому тебе придется быть снизу, не обессудь.

– А отморозить себе прямо сейчас ты ничего не хочешь?

– Мальчики, – Берса приобняла оба кресла и возникла посередине, – вы так невыразительно переругиваетесь, что мне аж печально. Рейни, ты, может, поспи, в самом деле? У тебя лицо помятое, как котлета.

– Да мы через полтора часа доедем уже, – заметил Тиха.

– Ну вот полтора часа и поспит пусть.

Тиха цыкнул и включил радио. Я откинулся на мягкое кресло, пахнущее мехом и пылью.

Негромкая музыка смешалась с дорогой, с пролетающими мимо столбами, деревьями, указателями, поворотами. Невысоко над горизонтом проявилась луна, доселе скрытая холмами.

Проникнуть в морок через точку перехода.

На заднем сидении едет существо оттуда и смотрит на ту же луну, что и я. Мой план по спасению утопающего в лице меня трещит по швам. Страшно. Бессилие. Беспомощность. Лавина непобедима, лавина необъятна, всепоглощающа, смертоносна.

Но пока что она – где-то там, за тонким ледяным стеклом, воздвигнутым разумом. Что ж… надо решать проблемы по мере их поступления.

Разберемся.

Пускай это выходит за рамки, пусть.

А Берса что-то скрывает. Станет ли… нулевой элементалист касаться пришельца из морока?

Нет. Она не рискует по пустякам. Она параноик, как и я. Она наврала мне. Хотя и не обязана была говорить правду, конечно же.

И она допустила ошибку.

Она защищала не его – меня.

Инстинкт, чутье, предосторожность, знание?..

Я не думаю, что пробраться в морок во плоти так просто. Не думаю. Я не знаю, что позволило провалиться туда Николе Рэбел без всяких точек перехода.

Тиха говорит – ночь на то, чтобы понять?

Есть способ упростить себе жизнь, есть, но я не стану его использовать. Я не буду просить этой помощи, не стану идти этой дорогой, пока меня не припрут к стенке. Есть еще время и есть границы дозволенного даже у таких, как я.

И, думая так, я сомкнул ненадолго веки. Словно пелена черного тумана укрыла явь, и мне, вроде бы, снились какие-то иные миры – морок ли это был, тот, в который мы стремимся пробраться, или это были образы, рожденные моим собственным сознанием, замешанные на тревоге и знании? Бледные мотыльки летели сквозь ночь, обращаясь в снег.

Ночь текла, будто река, вне ледяного гроба.

Музыка прорастала через иссиня-черный туман чьей-то чужою песней.

Давай ты будешь из города дверей,

А я – из замка, выросшего на горе.

Ты будешь девочкой, упавшей в реку при игре,

И разноцветные твои одежды вымокнут в крови.

Но только никому не говори

Куда уйдем мы завтра на заре,

И недостойный удостоится любви,

И расцветет миндаль на замковом дворе.

ГЛАВА 8

Никс открыла глаза и увидела… ничего. Слепая темнота окружала ее со всех сторон. Чувствуя, как накатывает безотчетная паника, она стала дышать. Ровно, медленно. Вдох. Выдох.

Темнота, да.

Но пальцы ощущают твердый, холодный камень. Пальцы скользят по шелку с шершавой причудливой вышивкой по канту.

Она одна в абсолютной, непроглядной темноте.

Но откуда-то веет свежим воздухом, сквозняком.

Она не может призвать магию и сделать так, чтобы было светло.

Но, попытавшись, она начинает что-то различать, и вскоре оказывается, что за пазухой, в складках тяжелого шелка, спрятался солнечный кинжал.

Никс достала его и положила на подставленные вертикально ребра ладоней, впервые рассматривая внимательно.

Она сосредоточилась на нем.

Волны, гребни, изгибы. Словно солнечный кинжал сработан из кости, словно на нем вырезано стилизованное море, бушующее, золотое. Вот, кажется, эти символы, так похожие не силуэты птиц – это на самом деле буквы неведомого алфавита, чайки в полете, который несет в себе смысл.

Солнечный кинжал, который выудил из нее самой Кэрри, когда она попыталась колдовать.

Может быть, это воплощение ее магии, отражение ее силы в мороке?

Никс сосредоточилась и снова призвала огонь. Солнечный кинжал стал теплей, начал гореть ярче.

Точно. Магия.

Ну, хорошо.

Она попробовала подняться. Оглядев пышное шелковое одеяние, Никс взялась за подол и, используя кинжал, безжалостно откромсала самый длинный край.

Так-то лучше.

Вокруг все еще была кромешная темнота, но солнечный клинок горел, словно факел, и Никс преисполнилась надежды.

Неся его перед собой, она двинулась вперед мелкими шажками, опасаясь, что в каменном полу, по которому она идет, могут быть дыры.

Темнота казалась бесконечной.

В уме вместо страха и оторопи, грозивших захлестнуть лишь несколько секунд назад, зароились где-то подслушанные шутки про туннели и поезда, реалистов, пессимистов и водителей паровозов, про водителей-оптимистов, водителей-пессимистов и… или у паровозов машинисты, а не водители?.. Никс двигалась через тьму наобум, совсем уже не уверенная, что идет туда, откуда в прошлый раз повеяло сквозняком.

Потом ей пришло в голову крикнуть что-нибудь, чтобы проверить, насколько бездонна тьма.

– Ау!

Через секунду эхо ее собственного голоса вернулось к ней.

Воодушевившись, Никс перестала медлить и пошла скорее, все же поглядывая под ноги на всякий случай. Когда отблески света выхватили из кромешной тьмы стену и прямоугольный проем в ней, Никс возликовала.

Черная бесконечность кончилась намного раньше, чем она уже успела себе навоображать.

Никс подошла к проходу в стене, оказавшейся кирпичной. Куда-то вниз вела деревянная винтовая лестница, узкая и на вид скользкая. Именно оттуда прилетал сквозняк. Еще из проема пахло морем – совсем чуть-чуть, а может, и не морем, просто солью.

Делать было нечего, Никс пошла вниз.

Лестница начала постепенно расширяться, поменялась фактура дерева, стали попадаться светлые доски, не пропитанные лаком, сухо скрипящие. Появились витые перила. Лестница, будучи теперь достаточно просторной, продолжала ввинчиваться в тело неведомого здания, такая же обманчиво бесконечная, как тьма наверху.

Окончилась она деревянными двойными воротами под округлой аркой. Никс с усилием толкнула створки, те со скрипом поддались и открыли проход в длинный мрачный коридор, завершившийся новыми дверьми, на этот раз железными, судя по всему. На стенах коридора висели потемневшие до полной нечитабельности изображения в тусклых золотистых рамках, и Никс, проходя мимо, гадала, что же там было нарисовано раньше. Скорее всего, пейзажи какие-нибудь, хотя… может быть, какие-нибудь инструкции, но сказать наверняка не получится.

Железную дверь пришлось тянуть на себя. Давно не смазанные петли скрипнули протяжно и тоскливо, так, что звук остался звенеть в голове даже после того, как затих. Никс опасливо заглянула в открывшийся проем, ширины которого едва хватило, чтобы она смогла протиснуться.

Этот проход привел ее в большую полутемную комнату с высокими потолками. Пыль танцевала в сине-фиолетовых лучах, что пробивались через маленькие круглые окошки, расположившиеся на самом верху, сразу за широкими, черными потолочными балками. Из этой комнаты куда-то дальше вели еще два прохода, закрытые старыми, но внешне надежными, бронированными сейфовыми дверьми, оборудованными сложными механическими засовами с множеством ручек и рычагов.

Между ними, в затененной середине комнаты, на возвышении стоял массивный железный стул с высокой, прямой спинкой, а на стуле сидел, сцепив в замок узловатые морщинистые пальцы, старик, на вид древний, как неизвестно что, и такой бледный и сухой, что, кажется, рассыплется прахом, стоит к нему прикоснуться. В укрытой серой пылью и паутиной одежде можно было различить проблески золотой нити и бисерной вышивки. При этом размеров старик оказался немаленьких, что впечатляло.

Мертвый он, что ли? Или уснул? Уснул во сне?

Никс понимала, где находится. Это снова был морок – никаких сомнений, тот самый действительный сон, куда ее снова угораздило провалиться. На секунду ей вспомнился костер и берег моря, желтый песок, белые пальцы Рейнхарда, узкая, словно лезвие, улыбка Берсы, карие, топкие, цепкие глаза Тихомира, теплое пламя, послушное, словно собственные руки, и… холодный камень, солнечный кинжал вместо привычного прирученного огня, вычурный шелк и гулкое эхо в неизмеримой, неведомой темноте.

Никс оглянулась по сторонам. Кроме старика в комнате был еще стол, квадратный, железный, с деревянной крышкой. Сверху, поддерживаемая облупившимися, когда-то позолоченными механическими держателями вроде фигурных треног с поршнями, стояла огромная неправильная сфера из зеленого стекла, прозрачного наверху и мутного внизу. В стекле, ближе к верху, было круглое отверстие.

Никс, засмотревшись, так и не смогла предположить, что это такое.

А когда обернулась к старику, оказалось, что он уже тоже смотрит на нее.

Блеклые водянистые глаза оказались живыми.

– Приветствую тысяча первого посетителя королевской пророческой библиотеки при Башне Тайны, – произнес старик ровным бархатистым голосом, – назовите, пожалуйста, полное имя, пол, возраст, гильдию, если есть, и предъявите документ, удостоверяющий, что у вас наличествует доступ к содержащейся здесь информации.

Никс растерянно замерла. Не веря тому, что услышала, переспросила:

– Б… библиотека Башни Тайны?..

– Приветствую тысяча первого посетителя королевской пророческой библиотеки при Башне Тайны, – повторил старик, не меняясь в лице. – Назовите, пожалуйста, полное имя, пол, возраст, гильдию, если есть, и предъявите…

И он повторил свою прошлую речь слово в слово.

Никс поглубже вдохнула для храбрости.

– Никола Константиновна Рэбел, восемнадцать лет, пол женский, гильдия элементалистов. Документов нет, все, что есть – вот только этот нож, и все, – она продемонстрировала старику солнечный кинжал, держа его за рукоять, острием вниз.

Глаза старика чуть дрогнули, вдруг ожив, и стало понятно, что до этого он недвижно смотрел в одну точку.

– У вас есть традиционное право задать три любых вопроса и ожидать истинный ответ на них, кроме вопросов, перечисленных в дополнении три, тринадцать, восемь к Заповеди Неугомонного Сердца. Удостоверьтесь, что задаете желаемые вопросы. Удостоверьтесь, что сформулировали вопросы корректно. Спрашивайте.

Он механический, что ли? А выглядит как живой.

Никс потопталась на месте, взвешивая "за" и "против".

Ни о каком дополнении под таким номером к Заповеди Никола не слышала. Она вообще не слышала о дополнениях, да и саму Заповедь Неугомонного Сердца знала так себе. Если старик не врет и ответы, которые он может дать, истинны… то надо быть крайне аккуратной. Конечно, все получается более чем странно.

Доступ в библиотеку через живого человека?.. С другой стороны, эта библиотека – в мороке, и это – библиотека пророков. Мало ли, как там оно у них было. Кто ж их знает теперь. Может быть, это – нормально.

Она, конечно, ждала полок, книг, свитков, на худой конец. Чтобы сесть, чтобы искать… а тут…

Старик смотрит вперед, не на нее, куда-то за плечо, и взгляд его неподвижен.

Где-то там, за стенами башни, плывет величественный Фантасубвеструм. Где-то в реальности люди, которым зачем-то не все равно, наверняка снова о ней беспокоятся. А где-то еще живой, но, как будто бы, безвозвратно потерянный, забывает о ней мальчишка-судьбоплет, повинный во всем, что стало происходить после его бездумного, такого глупого, такого незначительного проклятия-благословения.

Никс, начав было злиться, проглотила, задушила злость на корню, преобразовав ее в упрямство и веселое отчаяние. Вопросы так вопросы. Начать следует с легкого, такого, который проверит дееспособность системы.

Старик-терминал? Прекрасно! Проверим на зуб технологии сгинувшей в веках гильдии пророков. Они-то должны знать кое-что о том, что интересует ее, Николу Рэбел, огненного элементалиста и дальше по списку.

– Значит, вопрос первый, – заговорила Никс. Следующие слова никак не хотели спрыгивать с языка, никак не складывались в предложение и все норовили остаться невысказанными, но им все-таки пришлось прозвучать. – Кого любит элементалист льда Рейнхард Майерс, известный более как Рин Даблкнот?

Система должна или дать осечку, если она – машина, или…

Старик, прикрыв веки на мгновение (зрачки его дергались под тонкой кожей и Никс даже померещилось легкое, едва заметное призрачное свечение), снова открыл глаза и произнес:

– Никого.

Кольнуло где-то в груди. Никс поняла, что, пожалуй, на самом деле не хотела знать ответа на этот вопрос. Точнее, знала, чувствовала и так, но подтверждение показалось каким-то болезненным. Если старик не врет, то Рейнхард не любит и себя тоже, и как это вяжется с тем, каков он, как себя преподносит, какую играет роль?.. Но это не важно. Сейчас это все – второстепенно, как и размышления о том, как именно получилось так, что библиотеке пророков известны душевные тайны Рейнхарда Майерса.

Никс подумала о том, что, возможно, стоило бы и самой побыть чуть менее эгоистичной и узнать, раз такая оказия, что-нибудь касательно смысла жизни и всего такого, но тут же решила, что это потом. Когда она выберется отсюда (и никаких "если") и вдруг какая-нибудь дискуссия коснется вышеозначенной проблемы, тогда она обязательно посоветует доморощенным философам посетить Башню Тайны и удовлетворить любопытство. Пока что есть более важные вопросы.

Никс стала перебирать в голове варианты формулировки. Все выходило не так, плохо, криво. Старик терпеливо ждал и не торопил.

Наконец она решительно выдохнула:

– Как мне выбраться из морока в реальность наиболее быстро и навсегда?

Старик прикрыл веки, из-под которых снова начал сочиться свет, а затем произнес:

– Ожидайте.

Когда он снова открыл глаза, что-то в его взгляде неуловимо поменялось. В нем появилась теплота, интерес, жизнь.

– На данный момент у вас нет возможности покинуть Мир Снов навсегда, – ответил ровный, бархатный голос, в который вплелись внезапно едва заметные певучие интонации. – Пока не восстановлено зеркало Лок, вы будете вынуждены пребывать в Мире Снов. В случае если вам удастся покинуть Мир Снов, вас заново призовут.

Никс, опешив, молчала, переваривая услышанное. Внутри бурлила волна негодования. Как несправедливо! – хотелось закричать ей, но она молчала. Почему-то старику верилось. Она понимала, что он-то здесь вообще ни при чем, и крик не поможет.

Ну, хоть не навсегда. И то хорошо.

Кое-как взяв себя в руки, она сосредоточилась на формулировке последнего вопроса, самого важного. Морок, Лок, "призовут" – это потом. С этим можно разобраться, в конце концов, вроде бы, даже ясно, как.

Куда серьезней другое. Первопричина. Корень зла. Исходная точка всех этих неприятностей и треволнений.

– Что я должна сделать, чтобы встретиться с Романом Заболотницким?

– Искомого вами человека не существует, – ответил старик и замолк. – Ваш лимит вопросов исчерпан. Однако вы можете попытать счастья в лотерее.

И он указал морщинистой рукой на стол с зеленой стеклянной сферой.

Никс глянула вбок.

Ромки нет.

Какая удача? Какая там лотерея? Его нет. Может, и не было никогда. Он им приснился, что ли? Сон, пробравшийся в явь, истаявший первым осенним снегом.

"Искомого вами человека не существует…" – эхом прокатывалось в голове, снова и снова.

Спокойно. Эти мысли сейчас ядовиты, токсичны.

Нет и нет. Надо думать и делать дальше. Нет времени впадать в отчаяние и о чем-либо сожалеть.

Никс заставила себя подойти ближе к странному агрегату из потускневшего металла и мутного стекла.

– Крутите ручку, – произнес голос из-за спины.

Никс взялась за шершавую деревянную рукоятку и, приложив силу, заставила механизм заработать, ожить. Большие пыльные шестеренки, цепляясь друг за друга, завертелись, скрипя и лязгая. Стеклянная сфера описала замысловатый кульбит, явив закрытый металлической крышкой клапан. Что-то щелкнуло, и крышка клапана откинулась на пружине.

– Выбирайте билет и зачитывайте текст, – проинструктировал далее старик.

Никс, исполненная отчаянной беспечности, протянула руку внутрь сферы и тут же нащупала там ворох скрученных в узкие цилиндры бумажек. Схватила одну. Вынула, развернула, поднесла к глазам

– Вы получаете грандиозную возможность использовать Дневник Неотправленных Писем, – прочла Никс.

Странно. По идее, во сне текстов читать нельзя. Этот "морок" – совершенно определенно не то, что о нем говорят. А значит…

– Вы – любимец судьбы, – произнес старик.

Затем он поднял сухую сморщенную руку, которая, казалось, тут же рассыплется прахом, если ею вообще пошевелить, и указал ею на дверь слева от себя.

Тут же множество мертвых, казалось бы, механизмов и поршней задвигались, запели, стуча и вращаясь, и мощная круглая створка, похожая чем-то на внутренности часов, плавно разошлась на несколько неровных частей, открывая путь в еще одну неизведанную темноту.

Старик молчал. Никс, сжимая "билет" в одной руке, а солнечный кинжал – в другой, оглядываясь часто и опасливо, прошла мимо возвышения по центру комнаты к двери и переступила тускло поблескивающий, выгнутый дугой порог.

Она не была уверена, что ей нужно использовать этот самый Дневник. Но что-то подсказывало ей, что это – продолжение пути, который она должна пройти.

"Направляйтесь прямо, не сворачивая", – послышался тот же голос, но теперь он шел будто бы отовсюду.

Никс двигалась по узкому темному коридору с таким высоким потолком, что его было не различить, будто и нет его вовсе. На стенах попадались картины, сохранившиеся лучше.

Вот – дева с золотыми волосами, и в теле ее рваная дыра, в которой роятся звезды. Сквозь эти звезды проплывают золотые крылатые корабли.

Вот – зимняя, заснеженная сторона, и в густой поземке утопает по голени механический зверь, неся на горбатой, гнутой спине всадника в красном плаще с изогнутым, черным мечом в руках.

Вот сплелись в стилизованном танце он и она – воплощения крови и солнца, одна из полузабытых диад, тех, учебники с которыми давным-давно сожгли, а алтари забыли.

По обеим сторонам коридора попадались высокие двери, которые, казалось, заперты наглухо, и Никс не решалась пробовать открывать их.

Пыль и паутина притаились заплатками по углам.

Холодная полутьма была пронизана вязкой загробной тишиной, которую кромсали и рвали на части скорые, четкие шаги Никс и сияние ее солнечного кинжала, зажатого в пальцах правой руки.

Коридор вскоре расширился и образовал перекресток с другим, и посередине, возвышаясь над полом на добрые метра три, завис на тонких, едва заметных нитях огромный многоярусный глобус, сработанный из светлого желтоватого металла и разноцветного стекла. Казалось, ярусы эти могут менять положение, смещаться относительно общей оси, но нужный для этого импульс давно иссяк, и они застыли в хрупком своем равновесии навсегда.