Текст книги "Нас немного"

Автор книги: Дэвид Марк Вебер

Соавторы: Джон Ринго
сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 30 страниц)

– Что, черт возьми, это такое?

– Сержант, – вежливо сказала Субианто, – вы когда-нибудь слышали термин "выше вашего уровня оплаты"? – Сержант выглядел готовым взорваться на месте, и она снова похлопала его по плечу. – Послушайте, – сказала она успокаивающе, – я из ИБР. Я здесь, чтобы помочь вам.

Роджер захромал по обшитому панелями коридору, используя шариковую пушку в качестве костыля, за ним последовали Пеналоса и единственный оставшийся мардуканец. Догзард, все еще пребывающая в глубокой подавленности, плелась последней. Время от времени Роджер останавливался и либо выламывал дверь, либо просил мардуканца сделать это за него.

Охранник в стандартном боевом костюме вышел в коридор и поднял шариковое ружье, выпустив поток шариков, которые с визгом отскакивали от брони Роджера.

– О, не будь идиотом, – прорычал принц, переключаясь на внешние динамики, когда он схватил охранника за воротник и поднял его с земли. – Где моя мама?!

Полузадушенный охранник выронил свое оружие и тщетно пинал броню Роджера, булькая и совершая движения, которых до этого не знал. Роджер снова зарычал, отшвырнул его в сторону и захромал дальше по коридору так быстро, как только мог.

– Разделитесь! – сказал он. – Найдите мою мать.

– Ваше высочество! – запротестовала Пеналоса. – Мы не можем оставить вас без защиты...

– Найдите ее!

– Жаль терять вас, – сказал Халид, поигрывая ножом в руке, когда приблизился к полуобнаженной императрице на огромной кровати. – С другой стороны, среди путан Империал-Сити у вас не так много шансов, – добавил он, расстегивая брюки. – Полагаю, я мог бы также взять еще один раз. Не волнуйтесь – я быстро.

– Покончи с этим, – сердито сказала Александра, дергая за наручник на своем левом запястье. – Но если ты убьешь меня, тебя будут преследовать по всей галактике!

– Не с защищающим меня принцем Джексоном, – рассмеялся Халид.

Он шагнул вперед, но прежде чем он добрался до кровати, дверь внезапно распахнулась, и фигура в доспехах, у которой отсутствовала часть одной ноги, просунулась через разбитую панель.

– Мама?! – крикнул он, и каким-то образом шариковый пистолет, висевший в кобуре у него на боку, телепортировался в его правую руку. Это был самый быстрый выпад, который Халид когда-либо видел, и мышцы живота наемника напряглись, когда дуло пистолета оказалось нацелено прямо на его переносицу. Он начал открывать рот, и...

Шариковый пистолет издал сигнал "магазин пуст".

– Сукин сын! – крикнул Роджер и бросил пустой пистолет в мужчину, стоявшего с ножом над его матерью в нижнем белье. Другой мужчина увернулся, и пистолет пролетел мимо его головы и врезался в стену, в то время как Роджер топал вперед так быстро, как только мог, опираясь на свой импровизированный костыль.

Халид мгновенно оценил относительную ценность повиновения Эйдуле или спасения собственной жизни. Оценка завершилась, он бросил нож и вытащил одноразовый пистолет.

Бронебойное устройство контактного действия было размером с большой докосмический фонарик и работало по принципу древнего противотанкового "кумулятивного" снаряда. Оно не могло пробить хромстен боевой брони, поэтому атаковало менее прочный пласталевый вкладыш внутри матрицы хромстена, передавая ударную волну от контактно детонирующего стограммового заряда пластифицированного катаклизмита через хромстен, чтобы вбить "коросту" вкладыша прямо в тело того, на ком была броня. Его пользователь должен был находиться буквально на расстоянии вытянутой руки от своей цели, но если он мог выжить, чтобы подобраться так близко, устройство было вполне способно убить кого-то в любой когда-либо изготовленной боевой броне.

Роджер уже дважды сталкивался с ударами одноразовых пистолетов. Один из них, попавший в руку рейдера кратов, тяжело ранил – фактически, почти убил – его, несмотря на броню, почти идентичную той, что была на нем в данный момент. Второй, в гораздо более умелых руках коммандос святош, убил его наставника, почти его отца, Армана Панера. И с одной ногой, и без патронов, ему ничего не оставалось, кроме как ждать выстрела и чертовски надеяться, что ему снова удастся выжить.

Догзард все еще была сильно подавлена, но она начинала чувствовать себя более жизнерадостной. Ее Бог пропал, его заменил незнакомец, но теперь в окружающих ее комнатах было что-то такое – запах, почти экстрасенсорное ощущение, – говорившее ей, что ее Бог может вернуться. Эти комнаты пахли не так, как ее Бог, но ароматы, наполнявшие их, были неуловимо похожи. Повсюду в ней были намеки, которые шептали о ее Боге, и она шмыгала носом при виде деревянных панелей и мебели, когда они проходили мимо. Она никогда раньше не была в этом месте, но каким-то образом, каким бы невероятным это ни казалось, она действительно могла вернуться домой.

Тем временем она продолжала следовать за незнакомцем, который сказал, что он Бог. До недавнего времени он не казался очень похожим на Бога. Однако совсем недавно он начал действовать гораздо больше так, как Бог всегда действовал раньше. Запахи готовящейся плоти и горящих зданий ассоциировались у нее с приходом ее Бога, и по пути она остановилась и понюхала пару трупов. На нее, как обычно, накричали, и она подчинилась голосу, возможно, Бога, хотя и неохотно. Казалось неправильным позволить всему этому великолепному мясу и сладкой-пречистой крови пропасть даром, но, без сомнения, это была жизнь собаки-ящерицы.

Теперь она была взволнована. На нее пахнуло, не ее Богом, но кем-то, кто пах почти так же. Кто-то, кто мог бы знать ее Бога, и если бы она была хорошей собакой-ящерицей, мог бы вернуть ее к ее Богу.

Она встала рядом с одноногим незнакомцем в дверном проеме. Запах исходил от кровати в соседней комнате. Это был не ее Бог, но это было близко, и от женщины на кровати пахло гневом, точно так же, как часто пахло от ее Бога. И все же там был еще и страх, и Догзард знала, что этот страх был направлен на мужчину рядом с кроватью. Человека, держащего в руках Плохую вещь.

Внезапно у Догзард появились более важные причины для беспокойства, чем самозванцы, утверждавшие, что они – Бог.

* * *

Роджер отскочил от стены, когда стошестидесятикилограммовая разъяренная Догзард с леденящим кровь рычанием оттолкнула его в сторону и ворвалась в комнату. Ему удалось удержаться, не упав совсем, и его голова повернулась как раз вовремя, чтобы увидеть результаты.

– Святой Аллах! – ахнул Халид, когда красно-черная тварь отбросила человека в броне со своего пути и бросилась в атаку. Он попытался поразить ее одноразовым выстрелом, но она была слишком близко и двигалась слишком быстро. Его рука взмахнула, вонзая оружие в бок существа, но атакующее плечо ударило его по предплечью, выбив оружие из его рук. А потом не было времени, совсем не было.

Роджер оттолкнулся от стены, когда Догзард подняла свою испачканную морду. Ее мощные челюсти буквально обезглавили другого мужчину, и собака-ящерица бросила на Роджера наполовину пристыженный взгляд, затем схватила тело и оттащила его за диван. Раздался хруст и раздирающий звук.

Роджер, прихрамывая, направился к кровати, ковыляя на своей шариковой пушке и стаскивая шлем.

– Мама, – сказал он, глаза затуманились от слез. – Мама?

Александра уставилась на него снизу вверх, и его сердце сжалось, когда боевая фуга отпустила его, и состояние императрицы действительно стало очевидным.

Его воспоминания о матери включали слишком мало личных, неформальных моментов. Для него она всегда была далекой, почти богоподобной фигурой. Авторитарное божество, одобрения которого он жаждал превыше всего... и знал, что он никогда не добьется этого. Хладнокровная, сдержанная, всегда безупречная и владеющая собой. Именно такой он запомнил свою мать.

Но эта женщина не была ни тем, ни другим, и грубая, с красными клыками ярость внезапно поднялась в нем, когда он увидел скудное нижнее белье, цепи, постоянно прикрепленные к ее кровати, и синяки – много, много синяков и рубцов – которые могла бы скрыть ее одежда... если бы на ней была какая-нибудь одежда. Он вспомнил, что Катроне сказал о том дне, когда они рассказали ему, как Эйдула контролировал ее. Эйдула... и его отец.

Он посмотрел ей в глаза, и то, что он там увидел, потрясло его едва ли не больше, чем ее физическое состояние. В них был гнев, ярость и неповиновение. Но было нечто большее, чем это. Там был страх. И виднелась сумятица. Это было так, как будто ее взгляд то появлялся, то расплывался. На одном дыхании он увидел яростный гнев, осознание того, кем она была, и ее ненависть к тем, кто сделал это с ней. И в следующий миг она была просто... ушедшей. Кто-то другой смотрел на него теми же глазами. Кто-то, дрожащий от ужаса. Кто-то, не уверенный в том, кто она такая и почему она там оказалась. Они колебались взад и вперед, эти два человека, и где-то глубоко внутри, за мерцающим, размытым интерфейсом, она знала. Знала, что она сломлена, беспомощна, превратилась из далекой фигуры, олицетворяющей силу и авторитет, которая всегда была матерью, которую, как он знал теперь, он беспомощно обожал, даже когда тщетно пытался каким-то образом завоевать ее любовь в ответ.

– О, мама, – прошептал он, выражение его лица было таким же напряженным, как и его сердце, и подошел к ней с кровати. – О, мама.

– К... кто ты? – потребовала императрица резким, дрожащим шепотом, и его челюсти сжались. Конечно. Она никак не могла узнать его за маскирующей модификацией Огастеса Чанга.

– Это я, мама, – сказал он. – Это Роджер.

– Кто? – она моргнула, глядя на него, как будто пыталась сосредоточиться на его лице, а не найти какой-то внутренний фокус в вихрящемся хаосе своего собственного разума.

– Роджер, мама, – мягко сказал он, протягивая руку, чтобы, наконец, коснуться ее плеча. – Знаю, что выгляжу по-другому, но я Роджер.

– Роджер? – она снова моргнула. На мгновение, мимолетное мгновение, ее глаза прояснились. Но затем сосредоточенность исчезла, сменившись замешательством и внезапным, темным вихрем страха.

– Роджер! – повторила она. – Роджер?!

Она отчаянно извивалась, изо всех сил сражаясь со своими цепями.

– Нет! Нет! Держись подальше!

– Мама! – Роджер физически отшатнулся от отвращения и ужаса на лице своей матери.

– Я видела тебя! – крикнула она ему. – Я видела, как ты убил Джона! И ты убил моих внуков! Мясник! Убийца!

– Мама, это был не я! – запротестовал он. – Ты знаешь, что это был не я! Меня даже здесь не было, мама!

– Да-да, ты был! Сейчас ты выглядишь по-другому, но я видела тебя тогда!

Роджер снова потянулся к ней, но остановился, потрясенный, когда она закричала и вывернулась от него. Догзард поднялась, выглядывая из-за спинки дивана, и зарычала на него.

– Мама, – сказал он кричащей женщине. – Мама! Пожалуйста!

Она даже не слышала его. Он мог бы сказать это. Но затем, внезапно, крик оборвался, и Александра замерла. Выражение ее лица резко изменилось, и она посмотрела на своего сына, склонила голову набок и улыбнулась. Это была ужасная улыбка. Улыбка темных глаз, в которой в равной мере смешались желание, приглашение и абсолютный страх.

– Ты здесь из-за Лазара? Это он тебя послал? – спросила она более тихим голосом и многозначительно выгнула спину. – Они сказали мне, что кто-то придет, но я... иногда забываю лица, – продолжила она, опустив глаза. – Но почему ты носишь доспехи? Я надеюсь, ты не собираешься быть грубым. Я буду хорошей, правда, буду – обещаю! Скажи Лазару, что тебе не обязательно быть грубым, пожалуйста. Пожалуйста! На самом деле, ты этого не делаешь, – продолжила она на восходящей ноте.

Затем ее глаза снова поднялись, и крик начался снова.

– Пеналоса! – крикнул Роджер, снова надевая шлем, в то время как его мать продолжала кричать, а Догзард угрожающе поднялась со своего места убийства. – Пеналоса! Черт возьми! Позовите сюда кого-нибудь еще!

Когда полиция оцепила место происшествия и пожарные смогли приступить к работе – в основном, предотвращая распространение огня; здание Симинова и два здания по обе стороны от него уже были полностью разрушены – Субианто подошла к тому месту, где Депро и Катроне дышали чем-то фиолетовым в задней части медицинской машины пожарной службы..

– Вам двоим нужно двигаться, – сказала она, наклоняясь и тихо говоря им на ухо. – Во дворце возникла проблема.

* * *

– Как вы думаете, что он собирается делать, сэр? – тихо спросил коммандер Талберт.

Он сидел рядом с адмиралом Виктором Гаджелисом на флагманском корабле адмирала, авианосце имперского флота КЕВ "Трухильо", изучая тактические показания. Четырнадцатая эскадра авианосцев в течение тридцати одной минуты ускорялась к Старой Земле при максимальных ста шестидесяти четырех g, которые могли выдержать ее авианосцы. Их скорость возросла почти до пяти тысяч километров в секунду, и они преодолели почти семь миллионов километров, но, чтобы подойти, им все еще оставалось восемьдесят пять миллионов километров – и еще три часа и тридцать восемь минут. Они могли бы совершить весь перелет менее чем за два часа, но не в том случае, если бы хотели замедлиться на орбите вокруг планеты, когда достигнут ее. На курсе с наименьшим временем они бы пронеслись мимо планеты со скоростью более семнадцати тысяч километров в секунду, что поставило бы их в безвыходное положение, чтобы сделать что-либо для удержания планеты для покровителя их адмирала.

Однако в данный момент Талберта не слишком заботило, что собираются делать подразделения его собственной эскадры. Его внимание было приковано к информации, переданной генералом Джанетто о двенадцатой эскадре авианосцев.

– Как ты думаешь, что, черт возьми, он собирается делать? – хмыкнул Гаджелис. – Если бы он планировал помочь нам, прежде всего у него не было бы никаких причин прерывать связь с Джанетто, не так ли?

– Возможно, это было лишь временно, сэр, – неуверенно сказал Талберт. – Вы знаете, что у некоторых наших подразделений были проблемы с подразделениями морской пехоты, а личный состав эскадры Прокурова и близко не был подобран так тщательно, как у нас. Если его морские пехотинцы попытались остановить его, и ему потребовалось некоторое время, чтобы восстановить контроль...

– Было бы мило, если бы так и случилось, – прорычал Гаджелис. – Но я сомневаюсь, что это произошло. Даже если бы Прокуров хотел вернуть контроль после того, как он его потерял, я не думаю, что это имело значение. Я никогда ему не доверял, что бы там ни думал принц.

– Значит, вы думаете, что он с самого начала был частью того, что происходит, сэр?

– Сомневаюсь в этом, – неохотно сказал Гаджелис. – Если бы это было так, он бы просто не сидел там почти двадцать минут. Он бы двинулся к Старой Земле, как только начали двигаться те четверо других предателей.

Он сердито уставился на замороженный вторичный тактический график, где информация от датчиков ближнего космоса штаба обороны Земли показывала четыре авианосца, которые заняли позиции вокруг планеты. Эти датчики больше не работали, благодаря системам точечной защиты, которые систематически устраняли любые платформы, не связанные жестко с Лунной базой, но они просуществовали достаточно долго, чтобы точно сказать Гаджелису, кто его ждет.

Талберт искоса взглянул на своего босса. Коммандера не очень заботило, как все это развивалось. Как и Гаджелис, он знал, кто там командует, и это его не особенно радовало. Он также не хотел получить те приказы, которых ожидал, как только четырнадцатой эскадре авианосцев удастся обеспечить безопасность планетарных орбит. Но у него не было особого выбора. Он слишком давно продал свою душу Эйдуле, чтобы сейчас сомневаться.

По крайней мере, им не нужны были разрушенные сенсорные платформы, чтобы следить за Прокуровым. Дальность обнаружения авианосцев с фазовым приводом от корабля к кораблю составляла почти тридцать световых минут, а двенадцатая эскадра авианосцев находилась менее чем в десяти световых минутах от "Трухильо". На таком расстоянии они не смогли бы обнаружить ни одного из более мелких паразитов Прокурова – максимальная дальность обнаружения крейсера составляла всего восемь световых минут, – но они могли точно видеть, что делали носители Прокурова.

Тем не менее, он чувствовал бы себя намного увереннее, если бы мог точно сказать, что происходит на орбите Старой Земли. Корву Эйтилиус был хитрым старым лисом, а старший капитан Глория Демесне, командир крейсеров Эйтилиуса, была еще хуже. С шансами шесть к четырем или нет, он не горел желанием связываться с ними. Особенно, если Прокуров собирался ввести свежую эскадру авианосцев на их задницах.

– Адмирал, – сказал представитель службы связи, – у нас входящее сообщение для вас по вашему личному каналу.

Гаджелис поднял глаза, затем хмыкнул.

– Только на наушники, – сказал он, затем откинулся на спинку кресла и флегматично слушал почти две минуты. Наконец, он кивнул на метку связи в конце сообщения и посмотрел на Талберта.

– Что ж, – мрачно сказал он, – по крайней мере, мы знаем, что будем делать, когда доберемся туда.

* * *

Франческо Прокуров откинулся на спинку своего командирского кресла, обдумывая свой собственный тактический план. Ситуация становилась все хуже... и интереснее. К его особому удивлению, другие авианосцы его эскадры и шкиперы сопровождающих судов были более чем готовы следовать его приказам. Некоторые из них предпочли притвориться, что делают это только из страха перед подразделениями морской пехоты эскадры, что было довольно глупой (если по-человечески) попыткой прикрыться в худшем случае. Но хотя Прокуров, возможно, и не был другим Хельмутом, он всегда умел внушать лояльность – или, по крайней мере, доверие – своим подчиненным. Теперь эти подчиненные были готовы последовать его примеру сквозь надвигающийся на них хаос, и он только надеялся, что ведет их к победе, а не к бессмысленному разрушению.

В любом случае, однако, он вел их к исполнению их долга, и это было просто необходимо сделать.

Но у него были все намерения сочетать долг и выживание, и, в отличие от Гаджелиса, у него был доступ ко всей тактической информации Лунной базы, что давало ему гораздо более четкое представление о деталях, чем могли бы иметь Гаджелис или другие лоялисты Эйдулы в системе. Например, он знал, что Гаджелис еще не запустил свои крейсеры (или не запустил по состоянию на десять минут ранее), что имело немалый смысл, и что тринадцатая эскадра адмирала Ла Паса – или то, что от нее осталось после первоначального дезертирства ее половины к откормленному тельцу – приближалась с его кормы. Но Ла Пас не должен был стать проблемой, что бы ни случилось. Его одинокая пара носителей никак не имела бы большого значения после того, как шестерка Гаджелиса и объединенная восьмерка откормленного тельца и 12-й эскадры перемелют друг друга. Кроме того, 13-я эскадра отставала от 12-й по меньшей мере на шесть часов.

Нет, действительно интересный вопрос заключался в том, что произойдет, когда Гаджелис ворвется в эскадру откормленного тельца, и на данный момент было совершенно очевидно, что Гаджелис – который, несмотря на свою фамилию, не отличался особым командирским воображением – придерживался стандартного тактического подхода.

Каждый из его авианосцев нес двадцать четыре субсветовых крейсера-паразита и сто двадцать пять истребителей, что давало ему в общей сложности сто сорок четыре крейсера и семьсот пятьдесят истребителей, но на сами авианосцы приходилось тридцать восемь процентов его установок антикорабельных ракет, тридцать два процента его энергетического оружия, сорок процентов его кластеров ближней лазерной защиты и сорок восемь процентов пусковых установок его противоракет. К тому же авианосцы были значительно тяжелее бронированы, их энергетическое оружие было в шесть раз мощнее бортовых энергетических установок крейсера, а их ракеты-убийцы кораблей были больше, имели большую дальность действия и оснащались как более разрушительными боеголовками, так и гораздо более совершенными средствами проникновения и РЭБ. И как еще одно незначительное соображение, авианосцы, чьи корпуса в двести раз превышали объем любого крейсера-паразита, имели гораздо более мощные системы управления огнем и общую компьютерную поддержку.

Крейсера, ускорение разгона которых более чем в три с половиной раза превышало ускорением огромных авианосцев, были выбраны наступательными платформами имперского флота. Они могли бы приблизиться быстрее, и ни один тяжелый, неповоротливый звездолет не развивал такого ускорения, чтобы избежать их внутри предела Цукаямы звездной системы. Но они также были гораздо более хрупкими, а емкость их погребов была намного ниже. И вне противоракетной защиты своих носителей они были гораздо более уязвимы для поражения ракетами большой дальности, даже с других крейсеров, не говоря уже о звездолетах. Таким образом, хотя Гаджелис, по сути, в душе был командиром крейсера, он сдерживал своих паразитов до тех пор, пока его носители не смогли подобраться достаточно близко, чтобы поддержать их, когда они пошли против откормленного тельца.

Это было именно то, к чему призывал Устав, и, учитывая то, что знал Гаджелис, это был также умный, хотя и осторожный ход.

Конечно, Гаджелис не знал всего, не так ли?

– Найдите Нью-Мадрида, – холодно сказал Роджер.

Он был без доспехов, но все еще был одет в облегающий костюм "в обтяжку", который обычно носили под ними. Комбинация встроенного в костюм жгута и его собственного высокоэффективного наннитового пакета запечатала культю его левой ноги, подавила боль и насильно вывела его тело из шока. Но ни одно средство вообще ничего не сделало с той раскаленной добела яростью, которая переполняла его.

– Найдите его, – тихо сказал он. – Найдите его сейчас же.

Он оглядел лица людей и мардуканцев, собравшихся вокруг него в комнате императрицы для личных аудиенций. Закопченная и окровавленная униформа их владельцев, изодранные и обожженные боевые доспехи были так же неуместны на фоне их элегантного окружения, как и его собственный пропахший дымом и потом облегающий костюм, но странный контраст в данный момент его совершенно не интересовал. Его мысли были слишком заняты женщиной, находившейся через три двери по коридору, которая кричала всякий раз, когда видела мужское лицо.

– Где Растар? – спросил он.

– Погиб, ваше высочество, – сказал один из васинов, отдавая честь. – Он умер, взяв ворота.

– О, черт возьми. – Роджер закрыл глаза и почувствовал, как мышцы его челюсти напряглись от внезапного спазма боли, которого он не чувствовал, когда потерял ногу. Спазм, который, как он знал, будет повторяться снова и снова, когда, наконец, будут подсчитаны общие потери.

– Катроне? Нимашет? – спросил он, его голос был резким и ровным от страха, в котором он не был готов признаться даже самому себе.

– Они живы, – ответил старший сержант из личного состава императрицы – настоящего личного состава императрицы. – Они уже в пути. Как и мисс О'Кейси и старший сержант Косутич.

– Хорошо, – сказал Роджер. – Хорошо.

Он постоял мгновение, раздувая ноздри, затем встряхнулся и снова оглянулся на своих спутников.

– Найдите Нью-Мадрида, – повторил он ледяным голосом. – Этот скользкий ублюдок будет прятаться где-то поблизости. Поищите чрезмерно разодетую служанку. И скажите Косутич, когда она приедет сюда – пусть идет к императрице. Безопасность моей матери на данный момент находится в ведении Косутич.

– Да, ваше высочество, – сказал старший сержант и начал шептать в свой коммуникатор.

– Вы знаете, – прокомментировал Кьерульф командному пункту в целом, – я решил, будто скорее рад, что адмирал Прокуров на нашей стороне.

– Аминь этому, сэр, – горячо сказал старший тактический офицер, восхищенно улыбаясь своим показаниям. Прокуров запустил свои крейсеры – и истребители – через двадцать минут после того, как привел в движение свою эскадру. Для запуска с холодного старта без предварительного предупреждения это было очень подходящее время, и это хорошо говорило о готовности его людей выполнять его приказы. Теперь эти крейсера и истребители неслись вперед с ускорением четыреста пятьдесят g, что более чем в два с половиной раза превышало ускорение его авианосцев, но составляло едва ли три четверти от их собственного максимума. С такой скоростью и при соблюдении строгой дисциплины контроля выбросов дальность обнаружения их с борта корабля сократилась едва до четырех световых минут. Но это означало, что они все равно достигнут орбиты вблизи Старой Земли чуть более чем за два часа, в то время как 14-я эскадра все еще находилась на расстоянии более трех часов при своем текущем профиле полета. Они доберутся туда намного раньше своих собственных носителей, но удвоят силу паразитов откормленного тельца, что с лихвой компенсирует численное преимущество Гаджелиса, особенно с учетом поддержки носителями откормленного тельца.

Конечно, было чрезвычайно вероятно, что Гаджелис все равно победит их до того, как они доберутся до Старой Земли, но, зная Гаджелиса, он ничего не мог сделать, чтобы раньше доставить туда свои носители...

– Они захватили дворец, – мрачно сообщил Ларри Джанетто с дисплея связи адмирала Гаджелиса. Его голос был не слышен никому другому на флагманской палубе «Трухильо», но он отчетливо доносился из адмиральского наушника.

– Да, сэр, – сказал Гаджелис вслух. Он осознавал необходимость тщательно подбирать слова, чтобы кто-нибудь из его слабовольных подчиненных не усомнился в своих обязанностях, особенно если у него было время поразмыслить над этим.

– Они все еще играют осторожно. Они не утверждали, не подтверждали – и не опровергали – что этот маленький ублюдок Роджер вернулся, но слухи все равно распространяются как лесной пожар. И они послали легкую бронетехнику и штурмовые шаттлы, чтобы доставить премьер-министра, других членов кабинета министров и лидеров основных партий как в палате лордов, так и в палате общин, а также по меньшей мере дюжину крупных журналистов, – продолжил Джанетто. – Как только у них появится шанс провести независимое обследование императрицы, нам всем крышка. Если, конечно, мы не позаботимся о том, чтобы результаты этого обследования никогда не стали известными.

– Понимаю, сэр.

– Будь уверен, что ты это сделаешь, Виктор. – Голос Джанетто был мрачнее, чем когда-либо, когда он вглядывался в экран коммуникатора на борту неприметного судна, уносящего его с планеты. – Единственный способ уберечь все от развала – это устранить с орбиты дворец и всех этих ублюдков. Что также будет означать уничтожение ужасно большого куска Империал-Сити. Официально известно, что "Роджер" уже взорвал дом принца Джексона и офис в центре города в попытке убить его. Если дворец исчезнет, о чем станет известно всем, как только мы закончим раскручивать историю, это произойдет потому, что нашим доблестным защитникам удалось удерживать его достаточно долго, чтобы прибыл флот. В этот момент он либо покончил с собой, чтобы избежать поимки, либо – что еще лучше – ударил по дворцу своим собственным кинетическим оружием и сумел сбежать в суматохе. Ты понимаешь, что я тебе говорю, Виктор? И что это одобрено принцем?

– Да, сэр. Я уже получил известие от принца Джексона, и он полностью согласен.

* * *

Роджер заставил одного из мардуканцев найти сломанную пику и опирался на нее, когда привели Нью-Мадрида. Роджеру пришлось признать, что он действительно был немного похож на своего отца. На самом деле они никогда раньше не встречались. Жаль, что встреча обещала быть такой короткой, холодно подумал он.

– Дай мне меч, – сказал он ближайшему васину, когда двое диаспранских пехотинцев бросили его отца к его ногам.

Граф Нью-Мадрид дрожал, на его перепуганном лице выступили струйки пота, и он молча смотрел на Роджера, когда мардуканец протянул ему клинок. Кавалерийская сабля была бы двуручным мечом почти для любого человека, но Роджер держал ее в одной руке, твердо, как скала, когда провел кончиком лезвия под подбородком своего отца.

– Мне любопытно, граф, – сказал он. – Интересно, почему моя мать закричала при виде меня? Почему она должна ожидать увидеть мужчин, которых она даже не может вспомнить, в своей спальне? Почему она вся в синяках и ожогах? Почему она думает, что кто-то, похожий на меня, убил моего брата Джона у нее на глазах? Как думаешь, граф, ты мог бы знать ответы на эти вопросы?

– Пожалуйста, Роджер, – захныкал Нью-Мадрид, неудержимо дрожа. – Пожалуйста! Я... я твой отец!

– Они называли меня "плохим семенем", – полушепотом сказал Роджер. – Обычно за моей спиной. Достаточно часто мне в лицо. Я задавался вопросом, что могло заставить их так ненавидеть меня? Что могло заставить мою собственную мать так ненавидеть меня? Теперь я знаю, не так ли, граф? Что ж, граф, когда врач обнаруживает рак, он его вырезает. – Роджер отбросил пику и двумя руками поднял меч над головой, балансируя на здоровой ноге. – И я собираюсь вырезать тебя!

– НЕТ! – закричала Нимашет Депро с порога.

– Я имею право! – выплюнул Роджер, не глядя на нее, стараясь не видеть ее, держа меч над головой и ловя свет. – Ты знаешь, что он сделал?!

– Да, Роджер. Я знаю, – тихо сказала Депро. Она вошла в комнату и подошла, чтобы встать между Роджером и его отцом. – И я знаю тебя. Ты не можешь этого сделать. Если ты оттолкнешь меня в сторону – если ты сможешь это сделать – я уйду. Ты это сказал. Осторожно, тихо. Никакой каши. Никакой суеты. Мы судим его и приговариваем, а затем вкалываем яд ему в руку. Но ты не отрубишь ему голову в зале заседаний. Никто никогда больше не будет доверять тебе, если ты это сделаешь. Я не буду тебе доверять.

– Нимашет, ради всего святого, – прошептал Роджер, дрожа, его глаза умоляли ее. – Пожалуйста, отойди в сторону.

– Нет, – сказала она голосом из мягкой стали, который был столь же любящим, сколь и непреклонным.

– Вас поняла, – сказала Элеонора с порога, – премьер-министр будет здесь примерно через... о, девяносто секунд. – Она нахмурилась. – Я действительно думаю, что было бы лучше, как в краткосрочной, так и в долгосрочной перспективе, если бы вы не приветствовали его, покрывшись кровью своего отца.

– Кроме того, – сказал Катроне, стоя рядом с ней в дверях, – если кто-нибудь и поймает его, то это сделаю я. И вы сказали мне, что я не должен с ним расправляться.

– Я сказал, что ты не можешь пытать его, – ответил Роджер, все еще поднимая меч.

– Вы также сказали, что мы сделаем это по правилам, – сказал Катроне. – Вы собираетесь отказаться от своего слова?

В приемной повисла тишина, нарушаемая только испуганными всхлипами мужчины, стоявшего на коленях у ног Роджера. И тогда, наконец, Роджер заговорил снова.