Текст книги "К свету"

Автор книги: Дэвид Марк Вебер

Соавторы: Крис Кеннеди
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 44 страниц)

– Думаю, мы должны быть осторожны, – сказал Адам Лакри у него за спиной через минуту. Что было не совсем неожиданностью. Лакри был лидером Новой демократической партии Саскачевана, и он был довольно левым даже для НДП. Ему не особенно нравились США до вторжения, и он остро осознавал, что все выжившее население Канады было не больше – а возможно, и меньше – предполагаемых шестнадцати миллионов выживших в нынешнем кармане жилета "президента Хауэлла" в Соединенных Штатах.

– В данном случае я вынужден согласиться, – сказал Джаред Тиммонс, и Агамабичи позволил бровям, которые никто из остальных не мог видеть, слегка изогнуться. Тиммонс был заместителем премьер-министра и секретарем кабинета, и они с Лакри никогда не соглашались. Это было почти предметом гордости для обоих мужчин, хотя, если бы на них надавили по отдельности, каждый из них признал бы, что это было ... контрпродуктивно.

– Я знаю, что Адаму никогда особо не нравились янки, – продолжил Тиммонс, приступая к обязательной критике лидера оппозиции, – и знаю, что мы все долгое время жили в их тени. Но давайте посмотрим правде в глаза, во всей Канаде было меньше граждан, чем в одной только их Калифорнии! Из всего, что мы слышали, Калифорния распалась на кучку миниатюрных воюющих государств после того, как ее разбомбили, и многие остальные штаты сделали то же самое. В конце концов, однако, у них все равно будет чертовски больше населения, чем у нас, и мы сидим на множестве вещей, которые они хотели бы заполучить в свои руки. Нефтяные пески Атабаски, например? Если мы подпишем с ними контракт и растворимся в их электорате, что помешает им использовать Атабаску – или что-либо еще, чем мы владеем, – если они захотят?

Агамабичи тихонько фыркнул. Он был гораздо меньше озабочен эксплуатацией известных запасов нефти, чем мог бы быть когда-то. Если правдой была хотя бы десятая часть того, что этот Хауэлл уже рассказал о возможностях промышленной базы "Гегемонии", которая попала в его руки, то там была целая звездная система "природных ресурсов", которые можно было использовать. Да, и фактически бесконечная чистая энергия, учитывая, что "Гегемония", по-видимому, могла бы сделать со спутниками солнечной энергии и излучаемой энергией. С другой стороны, он подозревал, что Джаред высказывал свою собственную озабоченность – неизбежную потерю идентичности Канады при любом "равноправном" партнерстве со своим южным соседом – в удобных, знакомых выражениях.

– Думаю, что у Адама и Джареда обоих есть веские аргументы, – сказал Янсен Мур. В свои сорок пять Мур – спикер законодательного собрания – был самым молодым человеком в зале, хотя более половины своей жизни активно занимался политикой. За последние год или два в его темных волосах появилось много седины, но он по-прежнему был энергичным, решительным парнем.

– Думаю, что у них обоих есть свои доводы, – повторил он, – но боюсь, что все их вполне перекроет более важный императив: выживание. – Он мрачно оглядел комнату. – До сих пор мы держали голову над водой, но жилье имеет решающее значение, и, несмотря на Атабаску, топлива катастрофически не хватает. Без помощи, которую, по словам "президента Хауэлла", он готов оказать, этой зимой мы потеряем много жизней. – Он сделал паузу для наглядности, и его тон был медленным и размеренным, когда он добавил: – Просто так оно и есть, мистер премьер-министр, и думаю, что каждый человек в этом зале знает это.

– Я согласен, что нам нужна помощь, если мы сможем ее получить, – сказал Лакри. – Я просто ненавижу мысль о продаже нашей коллективной души в процессе.

– Белинда? – спросил премьер-министр, не отворачиваясь от окна.

– По моему мнению, вы должны, по крайней мере, выслушать то, что они хотят сказать. – Акцент Белинды Тиммерман, вынесенный из британской государственной школы, казался немного более выраженным, чем обычно. Помимо этого, ее тон был спокойным, бесстрастным. Трудно было предположить, что вся ее семья, за исключением мужа, одной дочери и единственного внука, была уничтожена дома, в Великобритании.

– Я не говорю, что вы должны принимать все, что они предлагают, – продолжила исполняющая обязанности губернатора. – Говорю, что, учитывая нынешние реалии, я не верю, что у вас есть какой-либо выбор, кроме как, по крайней мере, выслушать их.

– И как, по-вашему, Уайтхолл – старая терминология сохранилась, даже если Лондон представлял собой обугленный узор из перекрывающихся ударных кратеров кинетического оружия, а город Бристоль стал новой столицей Великобритании – отреагирует на "все, что они предлагают"? – наполовину бросил вызов Агамабичи.

– Не имею ни малейшего представления, – призналась Тиммерман, слегка пожав плечами. – Но, несмотря на наши ... беспорядочные сообщения, я понимаю, что его величество присвоил себе гораздо большие полномочия, чем корона имела до вторжения. – Она снова пожала плечами, на этот раз сильнее. – Не имею ни малейшего представления, чем это закончится в конечном счете, но, учитывая то, что случилось с парламентом и всеми министерствами, трудно представить, какой другой вариант у него был, как только ему удалось вернуться в Великобританию.

.– И вы упоминаете об этом, потому что?.. – подсказал Агамабичи, когда она сделала паузу.

– Упоминаю об этом, потому что, хотя я уверена, что король никогда не ожидал унаследовать корону, подозреваю, что он очень серьезно относится к своим новым обязанностям и что он четко понимает нынешнее состояние планеты ... и что нужно сделать, если мы все хотим выжить. Очевидно, что никто из нас – даже, или, возможно, особенно, вы, мистер премьер-министр – не можете принять какие-либо конституционные изменения без согласия короны, но я бы нисколько не удивилась, если бы это согласие было получено, при условии, что характер изменений не был особенно вопиющим.

Агамабичи кивнул. Именно так считал он сам. И даже если король Генри этого не одобрил, потрясений было более чем достаточно, чтобы оправдать – или, по крайней мере, позволить – тому, что осталось от Канады, действовать так, как им казалось наилучшим.

Наконец он отвернулся от окна, повернувшись лицом к внутреннему кругу своих политических союзников и, в случае Лакри, сотрудничающих противников, и сцепил руки за спиной. Он слегка расставил ноги, его плечи расправились, словно на них давил груз ответственности, а его карие глаза были жесткими.

– Ну, что бы мы им в конечном счете ни сказали, мы должны, по крайней мере, сначала выслушать их, – сказал он. – И, как отмечает Белинда, мы не можем официально принять что-либо без одобрения короны, что даст нам немного пространства для маневра, если это понадобится.

Тиммонс оглядел конференц-зал, затем снова посмотрел на премьер-министра.

– Все, что я могу сказать, это то, что я несказанно благодарен за то, что с ними приходится разговаривать вам, а не мне, – сказал он.

Дэйв Дворак последовал за Фелисити Найт, главой администрации премьер-министра Агамабичи, в кабинет. Он понятия не имел, был ли это тот же кабинет, которым пользовался премьер Агамабичи, когда был всего лишь главным исполнительным директором провинции, но он не был огромным. Книжные полки занимали одну стену, другая стена с окнами выходила в снежный мрак, когда послеполуденные хлопья кружились все плотнее, и Джеремайя Агамабичи встал из-за своего стола в знак приветствия.

– Секретарь Дворак, – сказал он, протягивая руку, и Дворак подавил спинальный рефлекс оглянуться через плечо и посмотреть, с кем на самом деле разговаривал другой человек. Он не чувствовал себя "секретарем Двораком".

Заткнись, – сказал он себе и крепко пожал протянутую руку.

– Мистер премьер-министр, – ответил он, склонив голову над их сцепленными руками в сокращенном поклоне. – Спасибо, что согласились поговорить со мной.

– О, я едва ли мог отказаться, – сказал Агамабичи с натянутой улыбкой. – Даже если бы ваш президент не связался со мной, чтобы расчистить путь, прибытие инопланетного шаттла с опознавательными знаками ВВС США привлекло бы мое внимание c довольно приятной стороны.

Дворак улыбнулся в ответ, и премьер-министр махнул рукой в сторону удобных кресел в углу скромного кабинета. Дворак подчинился молчаливому приглашению и с откровенным любопытством изучал Агамабичи, пока они вдвоем усаживались в кресла напротив друг друга.

Премьер-министру было шестьдесят два, у него была окладистая борода, которая все еще оставалась в основном черной, хотя его голова полностью поседела. Он был всего на дюйм или два ниже самого Дворака и очень широкоплеч, с ногами, которые казались непропорционально короткими для человека его роста. Он выглядел усталым, с той пронизывающей до костей усталостью, которую могли вызвать только бесконечные месяцы неослабевающей ответственности, но эти плечи были квадратными, а глаза под кустистыми белыми бровями смотрели очень твердо.

Агамабичи воспользовался возможностью, чтобы вернуть внимание к собеседнику, и он с осторожностью склонялся к мысли, что ему понравилось увиденное.

У его людей было слишком мало справочной информации о Джадсоне Хауэлле и еще меньше об этом Двораке. "Меньше" на самом деле означает "практически никакой". Согласно тому, что им было известно, ему было под сорок или чуть больше сорока, он никогда в жизни не служил в правительстве и – если предположить, что наиболее возмутительные сообщения были точными – в своей жизни до вторжения он управлял стрельбищем. До вторжения вряд ли это привлекло бы к нему внимание толпы в Оттаве, но Агамабичи родился и вырос в сельской провинции, где сельское хозяйство и охота сосуществовали бок о бок.

Внешне Дворак был темноволосым и глазастым, с более коротко подстриженной версией собственной бороды Агамабичи. Он был высоким, и одна рука у него была на перевязи. Если их отчеты были точны, это было потому, что он, черт возьми, чуть не погиб в успешной перестрелке с захватчиками, которые убили так много миллиардов человеческих существ.

И это, – признался себе Джеремайя Агамабичи, – вероятно, было настоящей причиной, по которой ему понравилось то, что он увидел.

– Надеюсь, ваши связи с Гринсборо стали лучше, чем были, сэр? – начал Дворак.

– Теперь, когда мы получили первые коммуникаторы новой модели, они, по крайней мере, так же хороши, как и до вторжения, – подтвердил Агамабичи. – Хотел бы я сказать то же самое об остальной планете. Наша связь с Бристолем такова ... боюсь, не слишком надежна.

– Мы знали, что вы испытываете некоторые трудности в общении с королем, но мы не осознавали, что они все еще серьезны, – сказал Дворак. – Помогло бы, если бы мы развернули центр связи новой модели в Бристоле для использования спутников шонгейри? Мы бы, конечно, проинструктировали ваших собственных ИТ-специалистов о методах шифрования.

– Это было бы очень любезно, – сказал Агамабичи, хотя Дворак почувствовал, что у него немного меньше полной уверенности в безопасности любого шифрования, которое люди Хауэлла могли бы показать британцам.

– Ну, если предположить, что у более амбициозных планов президента Хауэлла есть хоть какая-то надежда на успех, вам, очевидно, придется обсудить их с короной, – резонно заметил новоиспеченный госсекретарь. – Мы должны были подумать об этом и уже вступить в прямой контакт с королем, особенно учитывая, насколько близки США и Великобритания были так долго. Но, честно говоря, мы думали, что вы все еще общаетесь по трансатлантическому кабелю.

– Боюсь, что нет, – покачал головой Агамабичи. – Как я уверен, вы знаете, Ньюфаундленду был нанесен огромный ущерб, и это стоило нам кабельного соединения. О, повреждение остальной части коммуникаций страны не помогло, но сами кабельные терминалы просто исчезли, и привлечь кого-либо для их восстановления в настоящее время просто за пределами наших возможностей.

Выражение лица премьер-министра было мрачным, и Дворак прекрасно это понял.

Никто точно не знал, что сделала провинция Ньюфаундленд и Лабрадор, чтобы разозлить щенков, хотя, скорее всего, провинция просто оказалась не в том месте. Все три его настоящих города и огромное количество поселков получили свои собственные кинетические удары во время первой волны бомбардировок, вероятно, потому, что "щенки" основали крупную базу-спутник в Гранд-Фоллс-Виндзор, в центре Ньюфаундленда. Что, скорее всего, также объясняло, почему они потратили так много времени на "очистку" острова и остальной части Ньюфаундленда и Лабрадора. Во всей провинции никогда не проживало более полумиллиона человек; сейчас их было чертовски много меньше, и те, кто остался, с приближением зимы вели мрачную, беспощадную борьбу за выживание. Средние температуры в Ньюфаундленде обычно были довольно умеренными, колеблясь между шестьюдесятью одним градусом летом и тридцатью двумя градусами зимой, но эта зима уже оказалась намного хуже, чем "обычно", и слишком большая часть инфраструктуры была разрушена в клочья.

– Мы бы очень хотели иметь возможность предложить им хотя бы гуманитарную помощь, – продолжил Агамабичи, – но у нас нет транспорта и, честно говоря, помощи в обрез. И у нас, конечно, нет возможности создать какой-то анклав и восстановить кабельные терминалы.

– Понятно, – кивнул Дворак.

Население Саскачевана до вторжения составляло чуть более миллиона человек. Несмотря на собственное мрачное число погибших, его нынешнее население составляло по меньшей мере 1,5 миллиона человек из-за беженцев, хлынувших с дальнего востока. Альберта сама пострадала от наплыва беженцев, поскольку в ней искали убежища граждане Британской Колумбии. Щенки уделили особое внимание прибрежным районам как в Канаде, так и в США, возможно, потому, что там было сосредоточено так много населения и так много крупных портов. Это, безусловно, объяснило бы, почему был нанесен такой большой ущерб Калифорнии, и это могло бы также объяснить, что случилось с Британской Колумбией. И Виктория, и Ванкувер были стерты с лица Земли во время первоначального удара, а обезглавленное центральное правительство провинции быстро распалось. Многие из выживших в Британской Колумбии искали относительной безопасности в Альберте и Саскачеване, и, по крайней мере, там почти не голодали. В этих двух провинциях находилось более сорока процентов всех канадских ферм, и урожай и домашний скот, которые производились на экспорт, были доступны для того, чтобы прокормить их население – и их гостей – без жестокого голода, от которого страдала большая часть остальной планеты. Агамабичи и его правительству даже удалось отложить достаточный запас продовольствия на зиму. Чего у них не было, так это возможности перевезти сколько-нибудь значительный процент этой пищи в такие места, как воющая пустыня, которая когда-то была Ньюфаундлендом и Лабрадором.

Топлива было крайне мало, что было горькой иронией, учитывая, что Канада была шестой по величине нефтедобывающей страной в мире, а нефтеперерабатывающие заводы Западной Канады производили сорок процентов всех канадских нефтепродуктов. Но щенки ясно поняли, что человеческая технология работает на ископаемом топливе, и таких нефтеперерабатывающих заводов осталось очень мало. Аналогичная ситуация была в США, где побережье Мексиканского залива и порты Великих озер подверглись особому удару.

Это было достаточно плохо с точки зрения транспортировки; это было намного хуже с точки зрения обогрева нефтью и газом. Из-за огромного наплыва беженцев правительство было вынуждено бросить ресурсы на временное жилье, а скорость строительства и нехватка материалов, которые усугублялись вмешательством шонгейри на каждом шагу, означали, что очень мало из этого жилья соответствовало бы нормам. В нем гуляли сквозняки, оно было не очень хорошо утеплено, и очень многим людям предстояло ужасно замерзнуть в ближайшие недели.

– Мы знаем, по крайней мере, о некоторых трудностях, с которыми вы сталкиваетесь, мистер премьер-министр, – продолжил он через мгновение. – Секретарь Толлман и секретарь Джейкоби сделали все возможное, используя имеющиеся у них ограниченные данные, чтобы оценить ваши самые серьезные потребности, но мы уверены, что вы гораздо лучше разбираетесь в этом, чем мы. Одна из вещей, которые президент Хауэлл поручил мне узнать у вас, – это их перечень, чтобы мы могли понять, как помочь наиболее эффективно.

– Боюсь, как мы уже знаем, некоторые вещи останутся невыполнимыми. Например, наши запасы природного газа, бензина, дизельного топлива – всех нефтепродуктов – сейчас крайне ограничены. Мы могли бы предоставить вам некоторые дополнительные объемы, но далеко не в тех количествах, которые, как мы ожидаем, вам действительно нужны. Отчасти это потому, что у нас самих их нет, а отчасти потому, что, честно говоря, вы не единственное место, которое отчаянно нуждается в помощи.

– Однако есть пара вещей, которые мы можем сделать, чтобы облегчить это. Сейчас мы производим сконфигурированные для эксплуатации человеком грузовики с силовыми установками шонгейри. Они используют то, что доктор Гэннон – он физик лаборатории Лоуренса Ливермора, осевший в университете Северной Каролины – сказал мне, что это полностью проработанная версия технологии низкоэнергетических ядерных реакций, с которой люди из НАСА играли до вторжения. Не просите меня объяснить, что такое "низкоэнергетическая ядерная реакция" или как она работает. – Он сверкнул странной усмешкой. – Я знаю, что ее аббревиатура НЭЯР, что в ней используется много никеля, и что, поскольку в ней используются "медленные нейтроны" – что бы это, черт возьми, ни значило, – она не генерирует радиацию или радиоактивные отходы. Это означает, – его улыбка исчезла, – что мы можем устанавливать их в грузовики, в дома, в самолеты и иметь недорогую, долговечную, высокопроизводительную электростанцию, которая вообще не нуждается в ископаемом топливе. Они также намного меньше, чем что-либо подобное им, что мы могли бы построить до того, как командующий флотом Тикейр был настолько любезен, что оставил нам свою орбитальную промышленность. Мы выпускаем их так быстро, как только можем, и некоторые из наших наиболее сообразительных техников придумали, как установить их в существующие конструкции грузовиков до вторжения, заменяя двигатели внутреннего сгорания на паровые турбины, так что в дополнение к автомобилям новой сборки мы выпускаем растущий поток преобразованных.

– Мы также производим небольшие портативные устройства, которые могут обогревать – или охлаждать – дома и общественные здания. Потребность настолько велика, что балансирование объемов производства и расширения – наш самый большой кошмар прямо сейчас, но президент Хауэлл попросил меня передать вам, что он сделает абсолютно все новые технологии доступными для вас, насколько это возможно.

– И цена за это будет ... что? Наше согласие с этим его планом по слиянию наших двух наций?

– Тут нет никакой цены, мистер премьер-министр, – спокойно сказал Дворак. Брови Агамабичи поползли вверх, а Дворак покачал головой. – Мы делаем эту технологию доступной настолько широко, насколько это возможно, исходя из потребностей, – сказал он. – На самом деле, мы, вероятно, отправляем больше продукции в северную Европу и Скандинавию, чем в Канаду, несмотря на проблемы с логистикой. Честно говоря, их потребности гораздо острее, чем ваши, потому что большая часть Европы потеряла сплоченность, когда сюда прибыли щенки.

– Ваша территория – и территория президента Гарсао в Байи – являются двумя крупнейшими географическими районами для поддержания единого правительства. Вы сталкиваетесь с более суровыми экологическими проблемами; он столкнулся с гораздо большим количеством гражданских беспорядков – милитаризмом, если называть это его настоящим именем. Но никому в Европе не удалось сплотить общество в таком масштабе. И это означает, что вы двое сможете использовать то, что мы можем предоставить, более эффективно, чем кто-либо другой и без того, чтобы это было украдено, перенаправлено или просто потеряно. А это значит, что то, что мы вам дадим, пойдет дальше ... и что мы должны пропорционально больше отдавать тем областям, где это не будет использоваться эффективно, потому что нам придется компенсировать количеством недостаточную эффективность. Однако в рамках этого ограничения вы получите все, что мы можем вам выслать. Никаких ценников, никаких условий.

Агамабичи откинулся на спинку стула, его взгляд внезапно стал сосредоточенным, а Дворак откинулся назад и скрестил ноги.

– Я ... мне трудно в это поверить, – сказал премьер-министр после долгой, задумчивой паузы. – И – видения Адама Лакри заплясали в его воображении – я ожидаю, что некоторым из моих министров и советников будет еще труднее поверить в это, чем мне.

– Не буду притворяться, что президент Хауэлл не надеется, что его готовность помочь окупится некоторым добрым отношением, сэр. – Дворак сверкнул еще одной короткой улыбкой. – Вероятно, настоящий дипломат стал бы ходить вокруг да около и выражаться гораздо деликатнее, но я не думаю, что президент Хауэлл выбрал меня, потому что я "настоящий дипломат". Думаю, он выбрал меня, потому что у меня есть склонность называть вещи своими именами, как мы выражаемся дома. Но вы умный человек, поэтому вы должны понимать так же, как и я, что, помогая вашим людям пережить эту зиму, мы должны заслужить по крайней мере хорошую прессу здесь, в Канаде.

– С другой стороны, – улыбка снова исчезла, – существует такая вещь, как обычная порядочность, мистер премьер-министр. Наш... основной избирательный округ в Северной Каролине, вероятно, в лучшей форме, чем в любом другом месте на планете. Вы не поверите – или не захотите увидеть, – что показывают нам спутники из Китая. – Он покачал головой, его лицо внезапно постарело на десятки лет. – Мы не знаем, кто выступил с призывом ко всеобщему восстанию, но потери были за гранью катастрофических. Мы пытаемся связаться с Китаем, но пока нам с трудом удается найти во всем этом хаосе кого-либо, кто был бы в состоянии эффективно сотрудничать с нами.

– Но это только подчеркивает тот факт, что везде, где мы можем помочь, мы должны помогать. Что бы мы ни делали, мы потеряем еще слишком много людей, и, по крайней мере, некоторые из выживших будут винить нас в этом, когда пыль уляжется. Они не поверят, что мы не могли сделать большего для людей, которых они любили, и трудно винить их за это. Однако, что бы они ни думали, это будет не потому, что мы не сделали всего, что, черт возьми, могли, потому что всем нам нужно потом жить в ладу с самими собой.

Агамабичи медленно кивнул, переваривая искренность в глазах этого не-дипломата.

– Однако вы надеетесь, что мы присоединимся к вашей схеме объединения Канады и Штатов, не так ли?

– Конечно, же. И я надеюсь, что после того, как у меня будет возможность поделиться нашими разведданными о том, почему шонгейри вообще напали на нас – и почему для нас крайне важно организоваться как вид, прежде чем Гегемония перейдет ко второму раунду – вы согласитесь с нами.

– Второй раунд? – Агамабичи сел прямее, выражение его лица внезапно стало сосредоточенным.

– Да, сэр, – мрачно сказал Дворак. – Наше убеждение, которое, как мы полагаем, вы разделите после просмотра записей и собранных нами данных, заключается в том, что это была только первая волна. Учитывая ограничения даже сверхсветовой технологии "Галактической Гегемонии", они не вернутся ни на следующей неделе, ни в следующем году, ни даже в следующем десятилетии, но они вернутся, а по сравнению с ними нас меньше буквально в триллионы раз. Так что единственное, чего мы не можем себе позволить, – это продолжать ссориться друг с другом, когда следующий звездолет Гегемонии выйдет из фазового режима где-нибудь возле Юпитера.

У Агамабичи кровь застыла в жилах, но он не мог притвориться, что действительно удивлен. И он с нетерпением ждал возможности ознакомиться с любыми записями, которые могли быть у людей Хауэлла. Но в то же время...

– Вы должны понимать, сколько оговорок будет у канадцев по поводу потери своей идентичности и контроля над собственной судьбой, если они сольются с чем-то вроде Соединенных Штатов. Предполагая, что президент Хауэлл сможет снова собрать вашу собственную страну воедино, вы легко превзойдете нас численностью во много раз, и я не могу поверить, что кто-то в Северной Америке предложил бы систему управления, при которой население не имеет большого значения, когда дело доходит до выборов.

– Конечно, у вас есть оговорки! – усмехнулся Дворак. – На вашем месте у меня было бы гораздо больше, чем просто 'оговорки', сэр! Но президент довольно много думал об этом. – И, он не добавил вслух, он также много обсуждал это с бедным сукиным сыном, которого он назначил своим госсекретарем. – И, как следствие, то, что он намерен предложить, является шагом назад к компромиссу между крупными штатами и меньшими штатами во время разработки нашей собственной конституции.

– А? – Агамабичи наклонился вперед, поставив локти на подлокотники кресла, и сцепил пальцы под бородатым подбородком. – Должен признать, что я не так много знаю о вашей ранней истории, как о Канаде.

– Вы, вероятно, знаете об истории США намного больше, чем я об истории Канады, – сказал Дворак. – Боюсь, большинство американцев вообще не читают и не изучают канадскую историю.

– Я не удивлен, учитывая ... неравенство в нашем населении.

– Любезно с вашей стороны, и, вероятно, более любезно, чем проявил бы наш типичный гражданин США. Я имею в виду, в конце концов, мы обычно называем себя "американцами", как будто все остальные из вас живут где-то на другом континенте. Это одна из вещей, которые президент Хауэлл хотел бы исправить.

– Как? – тон Агамабичи был резким. – Честно говоря, это напоминает мне историю о Геркулесе и авгиевых конюшнях.

– По сути, он намерен предложить конституцию, основанную на первоначальной конституции США, за вычетом одной или двух ее поправок. В частности, он намерен исключить семнадцатую поправку.

– Которая была о чем?..

– Это была та, которая устанавливает прямые выборы сенаторов, – сказал Дворак. – Первоначально сенаторы избирались законодательными собраниями своих штатов и представляли интересы штатов в федеральной системе, которая подчеркивала гораздо более широкую степень местного суверенитета, чем это имело место в прошлом веке.

– И почему он хочет это изменить?

– Потому что он рассматривает двухпалатный законодательный орган с сенатом и палатой представителей, и каждая суверенная нация, которая ратифицирует его новую конституцию и присоединится к его Континентальному союзу, будет иметь одинаковое количество сенаторов, независимо от численности населения. То есть в верхней палате бывшая Канада и бывшие Соединенные Штаты будут иметь равное представительство, а сенат сохранит не просто свою законодательную роль, но и свое право давать советы и давать согласие на назначение должностных лиц кабинета, членов судебной системы и всего остального, что он контролирует в соответствии с действующей конституцией США. Это означает, что Канада и США будут иметь равные голоса по этим вопросам.

– Кроме того, он хочет включить коллегию выборщиков. До вторжения многие люди в Штатах считали, что система коллегии выборщиков была антидемократической, и они были правы. Ее функция состояла в том, чтобы гарантировать, что небольшие штаты, в каждом из которых было минимум два сенатора и по крайней мере один или два представителя, не будут просто раздавлены несколькими крупными штатами, население которых оказалось гораздо более многочисленным. Эти проблемы не новы; они стояли перед первоначальными тринадцатью штатами, и коллегия выборщиков была компромиссом, принятым для защиты маленьких парней. Вот почему президент Хауэлл хочет распространить ту же защиту на любое меньшее суверенное государство, которое подпишется под пунктирной линией. Финансовые законопроекты будут приниматься новой палатой представителей, и каждое место в палате будет переизбираться на каждых всеобщих выборах, что означает, что страны с большим населением по-прежнему будут иметь гораздо большее влияние, чем страны с меньшим населением, но сенат – особенно если его члены обязаны своей лояльностью своим родным народам, а не федеральной структуре власти Континентального союза – помешает федеративной республике стать централизованной демократией. То, что государства – члены Континентального союза хотят делать в пределах своих бывших национальных границ, будет в значительной степени зависеть от них самих, с максимально возможной местной автономией, при условии соблюдения минимальных гарантий прав человека.

Агамабичи задумчиво нахмурился. Это было гораздо более щедрое предложение, чем он ожидал, но в нем был смысл. Предполагая, что Хауэлл действительно понимал... неразумность принуждения других стран ратифицировать его новую конституцию, это было так.

– Должен ли я предположить, что вы привезли с собой более подробную версию того, что вы только что описали? – спросил он наконец.

– Привез, – признал Дворак. – И, с вашего разрешения и согласия, мы намерены представить копию этих же планов королю Генри в Бристоле. Я не думаю, что многие из нас, людей, живущих ниже сорок девятой параллели, действительно понимают, как работает Содружество, но нам, невежественным колонистам, пришло в голову, что, вероятно, было бы хорошей идеей попросить корону согласиться на это. Если уж на то пошло, я мог бы также признать, что президент Хауэлл рассматривает Континентальный союз только как первый шаг. И я не думаю, что он вообще стал бы возражать, если бы все Содружество "спонтанно" решило, так сказать, разместиться на первом этаже.

– По крайней мере, сомневаюсь, что кто-либо когда-либо обвинит президента Хауэлла в ограниченности мышления, – сухо сказал Агамабичи.

– Да, – покачал головой Дворак. – Да, не думаю, что так или иначе это был бы самый лучший способ описать его.

Агамабичи усмехнулся, затем снова откинулся на спинку кресла.

– Если бы вы могли доставить этот коммуникационный центр в Бристоль одновременно с предложениями президента Хауэлла, я думаю, это было бы очень хорошо, – сказал он. – В то же время, вы абсолютно правы относительно объема помощи, которая нам понадобится, и эти ваши новые реакторы звучат замечательно! Мои люди уже составляют предварительные списки, о которых вы попросили. Как только у вас будет возможность посмотреть, какую помощь вы можете оказать, мы их доработаем. И я проконсультируюсь с кабинетом министров и оппозицией по поводу... политической инициативы президента Хауэлла. Однако я должен сказать вам, что, хотя я гораздо более оптимистичен в отношении их окончательной готовности рассмотреть это теперь, когда вы описали меры предосторожности, которые имеет в виду президент Хауэлл, потребуется некоторое время, чтобы привести их в действие. И я думаю, что все они будут настаивать на изучении данных – разведданных – которые вы собрали о шонгейри и этой "Гегемонии".