Текст книги "К свету"

Автор книги: Дэвид Марк Вебер

Соавторы: Крис Кеннеди
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 44 страниц)

Первоначально многие фермеры щедро делились, но это изменилось, когда на них обрушилась саранча, и они осознали, насколько полностью была опустошена их страна. Поскольку они поняли, что им понадобится эта еда, чтобы прокормить свои семьи перед лицом такого полного коллапса транспорта и всей другой инфраструктуры, которую люди принимали как должное. Когда это понимание охватило их, они начали отказываться кормить беженцев. Они начали прятать еду, чтобы защитить ее от мародеров, и организовывались, чтобы силой защищать то, что у них было.

Пока Людвик Лютославски... не изменил их мнение.

Никто не отрицал, что у фермеров есть собственная еда. Просто не имело значения, кому что принадлежало. Не перед лицом таких разрушений и голода. Таким образом, "накопительство" стало уголовно наказуемым деянием, и отряды солдат Лютославски – большинство из которых всего несколько недель назад были гражданскими лицами – прочесали все кладовые и амбары на фермах, чтобы это было совершенно ясно. Возможно, некоторые из них, даже большинство из них, сочувствовали фермерам, но это тоже больше не имело значения. Что имело значение, так это накормить как можно больше людей и одновременно создать хоть какую-то защиту на случай надвигающейся зимы, и люди бригадного генерала последовали его примеру.

Мареку Пеплиньски на самом деле не очень нравился Лютославски. У бывшего поручика была склонность к жестокости, которую он не стеснялся демонстрировать. Пеплиньски не мог решить, была ли эта жестокость всегда или это была реакция на кошмарную ситуацию, в которой оказался Лютославски. Если уж на то пошло, он не был уверен, сколько в этом было подлинного, а сколько театрального, призванного убедиться, что никто не бросит вызов ему или его авторитету. Повышенного до звания полковника старшего хорунжего беспокоила не сама жестокость. Поддерживать какое-то подобие порядка, справляться с потоком беженцев и каким-то образом кормить людей – по крайней мере, пока – требовало определенной степени жестокости. Нет, что его беспокоило, так это то, что он совсем не был уверен, что Лютославски все еще знает, насколько это было вызвано необходимостью, а насколько принадлежало его... настроению по умолчанию. До сих пор он, по крайней мере, отдавал обвиняемых в накопительстве, воровстве или насилии под трибунал, прежде чем расстреливать их, но за последние пару месяцев он казался все менее и менее устойчивым. И это пугало Пеплиньски. Зима схватила бы их за горло в течение нескольких недель, и, к лучшему это или к худшему, Лютославски был ядром гмины Видава и ее выживания. Если он действительно терял стабильность...

Кто-то резко постучал в приоткрытую дверь, а затем Шиманьски махнул рукой высокому, широкоплечему светловолосому мужчине, проходившему через нее. Новоприбывший, безусловно, выглядел славянином, но он был невероятно опрятен, явно хорошо питался и безупречно одет в то, что действительно выглядело как форма вооруженных сил Соединенных Штатов. Хотя, как понял Пеплиньски, на его погонах были изображены четыре мальтийских креста капитана украинской армии, а не серебряные планки, которые должен был носить американский офицер.

– Капитан Ушаков, пане полковник, – четко произнес старший хорунжий.

– Капитан, – сказал Пеплиньски немного настороженно, затем кивнул Шиманьски. – На данный момент это все, старший хорунжий.

– Да, пане.

Хорунжий еще раз ненадолго вытянулся по стойке смирно и удалился, не без настороженного косого взгляда со стороны, когда оставил своего полковника наедине с незнакомцем.

– Итак, капитан, – сказал Пеплиньски, когда дверь за ним закрылась. – Я так понимаю, вы хотите увидеть бригадного генерала?

– Да, сэр. Я действительно был бы признателен за несколько минут беседы с бригадным генералом Лютославски, – ответил незнакомец – Ушаков. – Понимаю, что уже довольно поздно, однако есть определенные... действующие логистические ограничения. – Он слегка улыбнулся. – Боюсь, что пройдет некоторое время, прежде чем я смогу договориться о том, чтобы быть здесь в его обычное рабочее время.

Пеплиньски понял, что его польский был безупречен. Действительно, он подозревал, что тот был лучше, чем его собственная грамматика. Что не объясняло, почему украинец в американской форме стоял посреди ночи в его унылом, холодном маленьком офисе.

– Могу я поинтересоваться, почему именно вы хотите его видеть? – спросил он.

– У меня есть сообщение для него от моего собственного начальства. – Ушаков пожал плечами. – Учитывая состояние мировой коммуникационной сети, личный эмиссар стал единственным практическим способом доставить его.

– Понятно. – Пеплиньски оглядел незнакомца с ног до головы, затем склонил голову набок.

– Уверен, капитан, вы можете понять, почему у меня возникло несколько вопросов, – сказал он. – Например, как украинский офицер оказывается в американской форме? И кто могут быть эти ваши "начальники"?

– Разумные вопросы, – признал Ушаков, кивнув. – Однако ответ на них может занять некоторое время.

– Мы оба уже проснулись, капитан, – заметил Пеплиньски с тонкой улыбкой и указал на деревянный стул – он был спасен из чьей-то столовой – перед своим столом. – Присаживайтесь.

– Лучше бы это было хорошее, Марек, – проворчал Людвик Лютославски, входя в гостиную фермерского дома, который был реквизирован под его штаб-квартиру. В открытом камине гостиной был разведен свежий огонь, но он еще даже не начал прогонять холод из комнаты, и его руки были глубоко засунуты в карманы толстого халата. – Ты хоть понимаешь, какое сейчас чертово время?

– Да, пане, – ответил полковник Пеплиньски. В его голосе было что-то немного странное, хотя Лютославски был слишком раздражен – и не в себе после того, как его разбудили в три часа ночи, – чтобы заметить это.

– Тогда в чем, черт возьми, дело? – потребовал бывший поручик.

– Пане, здесь есть кое-кто, с кем вам нужно поговорить.

– В три часа ночи, черт возьми?! Я так не думаю! – рявкнул Лютославски.

– Пане, я бы не стал будить вас в такой час, если бы это не было действительно важно, – сказал Пеплиньски. – Вы это знаете.

– Что я знаю, так это то, что я не смог заснуть до полуночи, – прорычал Лютославски. – И что я собираюсь встать менее чем через три часа для зачистки в направлении Марзеньска, чтобы разобраться с этими чертовыми кладовщиками.

– Пане, я...

– Извините, что прерываю, бригадный генерал, – сказал третий мужчина в гостиной, – но, боюсь, это я настоял на том, чтобы полковник побеспокоил вас.

– И кто ты, черт возьми, такой? – потребовал Лютославски, поворачивая голову, чтобы свирепо взглянуть на незнакомца. Это был взгляд, в котором гнев трансформировался – по крайней мере, слегка – во что-то другое, когда он впервые по-настоящему увидел униформу другого человека.

– Капитан Петр Ушаков. – Незнакомец слегка поклонился, представившись.

– И ты здесь, потому что?..

– У меня для вас послание от моего начальника, – ответил Ушаков.

– И кто бы это мог быть и почему я могу пожелать услышать все, что он хочет сказать? – неприятно спросил Лютославски.

– Есть несколько причин, по которым вам лучше услышать то, что он хочет сказать, – спокойно сказал Ушаков. – Лучшая причина заключается в том, что он хочет предложить вам помощь на определенных условиях.

– Какого рода "помощь"? – в тоне Лютославски сквозило подозрение. – Все остальные, кто предлагал мне "помощь", не собирались делать ничего подобного. Вот почему большинство из них сейчас мертвы, – предостерегающе добавил он.

– Я здесь от имени губернатора Джадсона Хауэлла, – сказал Ушаков, очевидно, не обращая внимания на не столь завуалированную угрозу. – Он в состоянии предложить медицинскую помощь и, по крайней мере, ограниченную помощь с продовольствием и другими логистическими вопросами. Предполагая, что вы способны и хотите выполнить те условия, о которых я упомянул.

– Хауэлл? – Лютославски повторил это имя. На мгновение выражение его лица стало озадаченным, но затем его глаза сузились. – Хауэлл! Тот мудак, который сотрудничал со щенками?!

– Именно так это описали щенки, – признал Ушаков. "Сотрудничество" Хауэлла с шонгейри занимало видное место в некоторых передачах инопланетян. – На самом деле, он перехитрил их 'тремя путями к воскресенью', как выразился бы мой американский друг. – Крупный украинец тонко улыбнулся. – Им тоже не очень понравилось то, что произошло, когда он закончил их перехитрять.

– Уверен, что они этого не делали, и я могу верить в это сколько угодно, – подозрительно проворчал Лютославски. Он сердито посмотрел на своего незваного гостя. – Даже если предположить, что в этом есть хоть слово правды, ты серьезно предполагаешь, что американец на другом конце света мог бы помочь нам здесь, даже если бы захотел?

– На самом деле Северная Каролина, штат губернатора Хауэлла, находится менее чем в семи тысячах пятистах километрах от Видавы, что не составляет даже четверть пути вокруг света, – заметил Ушаков. – Однако фактическое расстояние не имеет значения. – Он пожал плечами. – Уверяю вас, у губернатора есть возможность связаться с вами здесь в любое удобное для него время.

– О, конечно, он может!

– Возможно, вам захочется поразмыслить над тем фактом, что я здесь, – отметил Ушаков.

Лютославски начал было быстро отвечать, затем сделал паузу, и Ушаков едва заметно улыбнулся.

– И каковы были бы эти его "условия"? – вместо этого спросил поляк спустя минуту.

– Самым немедленным было бы, чтобы вы воздержались от полного захвата любых поставок или помощи, направленных вам, – спокойно сказал Ушаков. – Безжалостность, которую вы проявили, принудительно конфисковав продукты питания и другие припасы... понятна, учитывая обстоятельства, с которыми вы столкнулись. И губернатор не хуже вас знает, насколько маловероятно, что вы переживете зиму, не потеряв слишком много своих людей из-за недоедания или болезней. Но если он согласится помочь вам, он будет ожидать, что его помощь будет передана через вас окружающим вас сообществам. Даже в воеводство Конарски.

Ноздри Лютославски раздулись, и он бросил взгляд на Пеплиньски. Выражение лица полковника было таким же мрачным, как и у него самого, и они оба оглянулись на Ушакова.

Тадеуш Конарски объявил себя губернатором территории, несколько меньшей, чем нынешние размеры гмины Видава, с центром в крошечной деревне Забжезье, чуть более чем в тридцати пяти километрах от самой Видавы. Его фуражиры и фуражиры Лютославски не раз сталкивались. Действительно, всего три дня назад они устроили ожесточенную битву из-за недавно обнаруженного запаса ржи.

Люди Лютославски выиграли этот бой, но понесли потери. И они также не выиграли все другие столкновения.

– Этот ублюдок хочет уморить голодом всех моих людей! – прорычал он. – Почему я должен отдавать ему пот со своих яиц?!

– Потому что, если вы двое – и другие окружающие вас люди, которым удалось сохранить хотя бы толику того, что считается цивилизацией, – не будете сотрудничать друг с другом, губернатор не сможет помочь никому из вас. Более того, он даже не будет пытаться. Поверьте мне, у него есть множество, по крайней мере, столь же неотложных дел гораздо ближе к дому, и это означает, что он должен безжалостно расставлять приоритеты. Если он может рассчитывать на сотрудничество на местном уровне, он может существенно повысить ваши шансы пережить зиму, потому что это сотрудничество будет тем, что вы могли бы назвать "множителем силы" для его собственных ресурсов и людей. Если такого сотрудничества здесь не будет, он сосредоточит свои усилия на других местах, где оно есть.

– И ты серьезно предполагаешь, что кто-то, находящийся всего в четверти пути через весь мир, может предложить помощь, достаточно отдаленную, чтобы убедить этого кровожадного ублюдка "сотрудничать" со мной?

– Вы знаете, что воевода Конарски думает о вас примерно в тех же выражениях? – спросил Ушаков с кривой улыбкой. – Честно говоря, я считаю, что этот ярлык скорее подходит к нему, чем к вам, но чтобы выжить до сих пор, вам обоим пришлось быть довольно "кровожадными", бригадный генерал. Мой губернатор понимает это. Но если вы хотите, чтобы он помог вам продолжать выживать, вам двоим придется научиться работать вместе.

– Предполагая на данный момент, что этот американский губернатор действительно может добраться до Польши с какой-то помощью, что удержит Конарски – или меня – от согласия сотрудничать, а затем забрать всю эту помощь себе?

– Я могу привести несколько моральных аргументов, которые должны вас разубедить. Однако я практичный человек, поэтому сразу перейду к самой насущной причине, по которой ни один из вас не должен совершать подобных глупостей. Если вы это сделаете, вы умрете.

Глаза Лютославски расширились.

– Ты мне угрожаешь?!

– Нет, если только я не буду вынужден, – сказал Ушаков тем же спокойным тоном. – И, честно говоря, я бы предпочел этого не делать. Хотя я мог бы поспорить с некоторыми из ваших методов, вы проделали замечательную работу по поддержанию порядка в районе, находящемся под вашим контролем. Мы бы очень предпочли работать с вами, а не заменять вас.

– Понимаю.

Лютославски на мгновение посмотрел на другого мужчину. Затем его правая рука достала из кармана домашнего халата пистолет WIST-94. Это был вариант 94L, и он обнажил зубы в невеселой улыбке, когда малиновая точка лазерного света остановилась в центре груди Ушакова.

– Не думаю, что вы находитесь в очень сильном положении, чтобы разбрасываться угрозами, капитан Ушаков, – сказал он очень мягко.

– На самом деле, я нахожусь в гораздо более сильном положении, чем вы. – Ушаков казался удивительно невозмутимым. – Я предвидел, что такая ситуация может возникнуть после того, как я немного изучил ваши методы, так почему бы нам не пойти дальше и не покончить с этим? Не стесняйтесь нажимать на спусковой крючок.

Глаза Лютославски сузились, когда сумасшедший улыбнулся ему и сделал небольшой приветственный жест правой рукой. Указательный палец бригадного генерала сжался на спусковом крючке двойного действия, примерно в полукилограмме от выстрела, но он остановил себя.

– Не думай, что я этого не сделаю, – предупредил он.

– О, я совершенно уверен, что вы бы так и сделали, – ответил Ушаков. – То есть если бы я разрешил это.

– Если ты?..

Лютославски недоверчиво уставился на него, а затем на другого мужчину... вдруг ставшего размытым. По-другому это было трудно описать. Освещение было слабым, но не настолько, чтобы объяснить, каким образом Ушаков, казалось, внезапно растекся по воздуху. Украинец – если это был тот, кем он был на самом деле – исчез, превратившись в клуб дыма, который змеился через гостиную к нему. Невозможность этого заморозила его на половину удара пульса ... и этого было достаточно, чтобы дым внезапно вновь сгустился в трех футах от него, а жилистая рука с унизительной легкостью вырвала пистолет у него из рук.

– Прекрасное оружие, – заметил Ушаков, отступая назад более обычным образом, чтобы встать перед небольшим камином в гостиной с пистолетом в своей руке. – Думаю, что, вероятно, предпочел бы это "Макарову" или "ФОРТу". – Он улыбнулся. – Мне нравится его эргономика, и я всегда считал, что патрон "Люгер" превосходен. К сожалению, ни один из патронов не подходит для того, что вы намеревались сделать, бригадный генерал.

Лютославски уставился на него, пытаясь понять, как он мог двигаться так быстро. Это было невозможно! Он бросил быстрый взгляд на Пеплиньски, но его старший помощник казался таким же застывшим, как и он сам.

– Полковник Пеплиньски, – сказал Ушаков, не отводя взгляда от Лютославски, – не будете ли вы так любезны попросить часовых пройти в гостиную? Я бы не хотел, чтобы возникли какие-то... недоразумения.

Пеплиньски посмотрел на Лютославски, и бригадный генерал на мгновение впился в него взглядом. Затем он вздохнул.

– Сделай это, Марек, – сказал он.

Пеплиньски кивнул. Он исчез, а Лютославски стоял, сердито глядя на Ушакова, пока полковник не вернулся с двумя бойцами из охраны его штаба, которые несли ночную вахту. Они выглядели более чем немного встревоженными, и их опасения усилились еще больше, когда они увидели незнакомца, стоящего там с пистолетом их командира в руке.

– Спасибо, полковник, – вежливо сказал незнакомец, о котором шла речь, и кивнул вновь прибывшим. – Я не хотел, чтобы вы испугались, – объяснил он, затем прижал дуло пистолета к своему виску и нажал на спусковой крючок.

Внезапное, взрывное "КРАААК!" выстрела ударило по ушам, как удар кувалды в тесноте маленькой гостиной, тарелка, стоявшая на полке над камином, разлетелась на десятки осколков, и каждый мужчина в комнате вздрогнул, их глаза расширились от ужаса, когда они поняли, что Ушаков только что выстрелил себе в голову у них на глазах! Что за маньяк?..

Но потом они поняли, что Ушаков не рухнул на пол. На самом деле, он улыбался им, пистолет все еще был приставлен к его виску. На мгновение Лютославски задумался, не был ли оглушительный выстрел, все еще отдающийся эхом в его костях, каким-то трюком иллюзиониста. Но затем большой осколок разбитой тарелки соскользнул с каминной полки и разбился вдребезги о камин.

И Ушаков стоял совершенно без повреждений. Его висок, казалось, ... рябил от силы выстрела, но после него не осталось даже пороховой гари!

– Как вы можете видеть, бригадный генерал, – сказал он, опуская пистолет со слабой улыбкой, – выстрелив в меня, вы мало чего добьетесь, кроме того, что оставите дыры в моей форме. – Его голос звучал далеко-далеко за звоном в ушах Лютославски. – Это, конечно, не могло помешать мне связаться с вами, где бы вы ни были, когда бы я ни захотел. – Его улыбка исчезла. – И прежде чем вы спросите, я уже продемонстрировал этот факт и воеводе Конарски.

– Что... – Лютославски с трудом сглотнул. – Кто ты? – хрипло спросил он.

– На данный момент это на самом деле не имеет значения, – ответил Ушаков. – Важно то, что я здесь, что могу делать именно то, что я сказал, и что губернатор Хауэлл может – и хочет – помочь вам и всем людям, находящимся под вашим контролем, выжить. Итак, какой ответ вы хотели бы передать ему со мной?

III

КОУЛД-МАУНТИН,

ОКРУГ ТРАНСИЛЬВАНИЯ,

СЕВЕРНАЯ КАРОЛИНА,

СОЕДИНЕННЫЕ ШТАТЫ АМЕРИКИ

Пара удивительно голубых глаз-бусинок рассматривала Дэйва Дворака через яркий кухонный стол, потемнев от недоверия, когда он сложил телефон и сунул его в карман.

Конечно, на самом деле это был не "телефон", хотя уже было очевидно, что люди будут называть его именно так, точно так же, как они называли "телефонами" портативные компьютеры, которые такие компании, как Эппл и Самсунг, годами продавали своим клиентам, несмотря на то, как мало они напоминали устройство, висевшее на стене кухни своих родителей, как он помнил. Конечно, этот пошел немного дальше, чем айфоны или модели Самсунг ... хотя, теперь, когда он подумал об этом, "гэлэкси", возможно, не такое уж плохое название для этого. Хотя это напоминало флип-телефоны, которые смартфоны давно сделали устаревшими, складной блок на самом деле был всего лишь интерфейсом для тонкого, размером два на два дюйма, кусочка молекулярной схемы, непоколебимо прикрепленного к его поясу с помощью "липкой поверхности" на основе нанотехнологий, физика которой была бы вероятно, достаточной, чтобы вызвать сильную мигрень даже у того, кто действительно понимал законы физики.

Или во всяком случае кто-то понимавший то, что человечество считало законами физики шестью месяцами ранее,.

Спутники связи, которые шонгейри разместили на геосинхронных орбитах, чтобы заменить человеческие спутники, которые они уничтожили, как только поняли, что от интернета больше проблем, чем пользы, все еще были там и работали под новым руководством. "Телефон", прикрепленный к его поясу, мог дозвониться до любого другого "телефона" в любой точке планеты – или в пределах нескольких световых секунд от Земли, если уж на то пошло, – благодаря этой спутниковой сети. По словам Честера Гэннона, физика из лаборатории Лоуренса Ливермора, который случайно навещал родственников в Кернерсвилле, когда прибыли шонгейри, он также мог выполнять вычисления со скоростью где-то около двух "петафлоп" в секунду. Дворак был историком по склонности и довольно неплохим оружейником, но он всегда немного смутно представлял себе магию, которая творилась даже внутри обычных человеческих компьютеров. Таким образом, он понял, что "петафлоп" означает "целую кучу" вычислений и что упаковка такого рода мощности в маленькое портативное устройство, работающее от автономного источника питания, изменит мир больше, чем когда-либо могли айфоны и гэлэкси. Помимо этого, это была просто лучшая магия, чем у него была раньше ... и он чертовски надеялся, что автозамена работает на нем лучше, чем на его айфоне!

И причина, по которой ты думаешь об этом, заключается в том, что ты не хочешь думать о том факте, что любовь всей твоей жизни только что услышала твой конец разговора, Дэйв, – размышлял он.

– Сэм, Лонгбоу и Хауэлл, черт возьми, сошли с ума, если думают, что я соглашусь баллотироваться в сенат, – по-моему, говорил ты, – процитировала Шарон Дворак по памяти с потрясающей точностью. – О, нет, вы не доставите меня в Вашингтон – или Роли, или куда там еще, черт возьми, мы перенесем столицу, как только приступим к ее восстановлению! У меня есть хижина на холмах с бункером, клянусь Богом, и я останусь в ней! – Она откинулась назад и скрестила руки на груди. – Я примерно правильно излагаю?

– Никто ничего не говорил о сенате, – сказал он с надеждой в голосе, и она красноречиво приподняла бровь, фыркнув с великолепным презрением. – Ну, они этого не сказали! – запротестовал он. – Ни единого слова!

– Конечно, они этого не сделали, – возразила она. – В конце концов, вы можете проиграть выборы, "мистер специальный советник", поэтому, конечно, они решили пойти обходным путем!

– Но, милая, – рассудительно сказал он, – я не могу просто сидеть здесь, в горах, пока они пытаются собрать весь мир воедино. Ты это знаешь.

– Нет. Я этого не знаю, – она сердито посмотрела на него. – Есть много других вещей, которые ты мог бы сделать, в том числе привести в порядок свою жалкую задницу, прежде чем отправляться в погоню за следующей ветряной мельницей в твоем списке.

– Осия говорит, что со мной все будет в порядке, и я уже чувствую себя намного лучше, честно!

Он осторожно пошевелил левым плечом, и оно действительно болело намного меньше, чем пару недель назад. Что не означало, что все еще не было чертовски больно, если он двигал им, не думая об этом. С другой стороны, для сустава, который был основательно разрушен – например, "измельчен до консистенции мелкого гравия" – пулей шонгейри, все шло на удивление хорошо. И как только процесс восстановления будет завершен, он должен быть как новенький. Действительно! Не то чтобы Шарон (и он сам, если быть честным) не испытывали странных угрызений совести, добровольно вызвавшись стать первым испытуемым для медицинского нанотехнолога доктора Джеймса Осии Макмердо и примерно дюжины докторов из медицинской школы университета Дьюка, которых перепрограммировали для работы на людях вместо шонгейри, крепту, бартони или любого из дюжины других инопланетных видов.

Нейропедагоги, которых Мирча Басараб, также известный как Влад Дракула, оставил на попечение губернатора Джадсона Хауэлла, были способны с невероятной скоростью "обучать" практически любого. Оказалось, что они все же не могли научить абсолютно всех – около одиннадцати процентов человеческих мозгов, похоже, не воспринимали это – но это все равно было чертовски хорошо, и компьютеры на борту оставленных Владом производственных кораблей содержали практически всю техническую и научную базу данных галактической Гегемонии. Так что – теоретически – любой человек мог бы узнать что угодно из этой базы данных за одну ночь. И Макмердо, который оказался одним из лучших врачей, имевшихся в распоряжении Хауэлла, был привлечен для того, чтобы покопаться в медицинской части этой базы данных и вытащить все, что могло бы помочь перед лицом ужасающих разрушений, которые оставило после себя вторжение шонгейри.

Как оказалось, в этой медицинской части было довольно много вещей, которые могли бы очень помочь ... предполагая, что задействованные врачи-люди правильно рассчитали свои возможности, когда перепрограммировали его. Медицинская практика галактической Гегемонии была лишь немного более продвинутой, чем земная, включая совокупность знаний, накопленных буквально за десятки тысяч лет и переработанных в методы и специально разработанные нанотехнологии, которые можно было запрограммировать для работы с десятками различных физиологических состояний, пока люди, ответственные за программирование, знали, что они делают.

Вот тут-то и вступила в игру "теоретическая" часть процесса обучения нейропедагогов. Существовала разница между простым получением данных и обучением использовать их как знания, и неудивительно, что Шарон высказала несколько оговорок по поводу использования своего единственного мужа (не говоря уже об отце ее троих детей) в качестве подопытного. Однако пока, казалось, все работало так, как рекламировалось, и он вообще не позеленел и не начал отращивать усики.

Пока, по крайней мере.

– В конце концов все может – и я подчеркиваю, может – быть "хорошо", – сказала она сейчас. – Однако этого еще нет, и дети нуждаются в том, чтобы ты был прямо здесь, как часть стабильности в их жизни.

Он вздохнул и откинулся на спинку своего стула, глядя на нее через стол в веселой, залитой солнцем кухне домика, где они со своей семьей пережидали апокалипсис и, вопреки всем ожиданиям, пережили его. И он знал, что она была права. С другой стороны, Хауэлл тоже был прав.

– Милая, ты права, – тихо сказал он и увидел, как ее глаза расширились от его признания. – Но есть миллионы – возможно, миллиарды – других детей там, в святом, воющем аду беспорядка, который чертовы щенки оставили после себя, и им нужен кто-то, кто вытащит их из этого. Я не могу быть с контактными командами так, как Лонгбоу, Петр или даже Роб и Сэм. Не с этим. – Он похлопал своей функционирующей рукой по перевязи, поддерживающей его левую руку. – И меня тоже никто не просит быть там. Но мы должны построить что-то лучшее на руинах, и мы должны построить это быстро. И Хауэллу нужна вся возможная помощь, чтобы сделать это.

– Тебе не обязательно убивать себя. – Тон Шарон был почти умоляющим. – Не похоже, что ты единственный человек, которого он мог спросить! Черт возьми, Дэйв, выжила большая часть университетской системы Северной Каролины! Ты хочешь сказать мне, что, имея все это в наличии, ты тот единственный парень, который ему нужен? Я имею в виду, я люблю тебя и думаю, что ты чертовски умен, но на самом деле? И неужели ты нужен ему прямо сейчас – не можешь даже подождать пару месяцев, которые, по словам Осии, потребуются, чтобы закончить лечение твоего плеча?

Ее ярость была очевидна для него... как и истинные причины этого.

– Ему доступно много других 'парней', – сказал он. – И, честно говоря, думаю, что многие из них намного умнее меня. Но он доверяет мне. Может быть, не менее важно, что Петр и Лонгбоу – и Влад – доверяют мне. Вероятно, им потребуется некоторое время, чтобы начать доверять кому-либо еще так же сильно, как они уже доверяют мне.

– Ну и что? – она свирепо посмотрела на него. – Единственное, что у нас есть, – это время, Дэйв! Учитывая, сколько времени требуется, чтобы добраться от звезды к звезде, пройдут столетия, прежде чем кто-либо еще из Гегемонии, – ее губы скривились от отвращения, когда она использовала этот термин, – доберется сюда, чтобы увидеть, что сделали с нами шонгейри. Или сделать с нами что-нибудь еще, если уж на то пошло.

– Вероятно, пройдут столетия, – мягко поправил он. – Я даже признаю, что у нас почти наверняка есть столетия, но мы не можем этого гарантировать. Кроме того, Гегемония – это не то, о чем я беспокоюсь. Во всяком случае, не прямо сейчас.

Ее голубые глаза сузились, и она склонила голову набок с вопросительным выражением, которое он научился распознавать за эти годы.

– Прямо в эту минуту Хауэлл обладает монополией на техническую базу, оставленную Владом, и я доверяю ему, – сказал он. – На самом деле, он один из очень немногих людей, которым я бы доверил такой рычаг. И учитывая, что Лонгбоу, Петр и другие вампиры заглядывают ему через плечо, я сомневаюсь, что он поддастся какой-либо скрытой мании величия. Но есть целая планета, и большая ее часть – особенно развитая "большая ее часть" – была превращена в ад. По лучшим оценкам на данный момент, у нас осталось, может быть, четверть населения планеты, которое было в это время в прошлом году. Подумай об этом. Я знаю, ты понимаешь – мы все понимаем, – что это значит с человеческой точки зрения, с точки зрения мертвых родителей и детей и обучения жить со всеми дырами, которые это проделало в нашей жизни. Но это также означает, что практически каждое правительство в мире было уничтожено или, по крайней мере, смертельно ранено и оставлено умирать. Теперь, когда начинают распределяться аварийно-спасательные команды, я начинаю понимать – я имею в виду, по-настоящему понимать, – какую невероятную работу проделал Хауэлл по поддержанию порядка и стабильности здесь, в Северной Каролине, даже если ему пришлось притворяться, что он сотрудничает со щенками, чтобы добиться этого.

– Большинству остального мира не так повезло, милая.

Он покачал головой, его глаза затуманились, когда его память воспроизвела разведывательные снимки, которые Джадсон Хауэлл передал непосредственно на его контактные линзы благодаря "телефону", прикрепленному к его поясу. Он не делился ими с Шарон и не собирался этого делать, если она не будет настаивать. Лучше, чтобы только у одного из них были эти конкретные кошмары.

– Есть места, где были свои собственные Хауэллы, – продолжил он, – но их немного, и они далеко друг от друга, и, насколько мы можем судить, ни одному из них не удалось достичь такого масштаба, как ему. Северная Каролина, южная Вирджиния, то, что осталось от Южной Каролины, а также восточные Кентукки и Теннесси представляют собой крупнейшую единую организованную единицу управления во всем мире. Подумай об этом. Во всем мире, милая. Все остальное – это заплатки, обрывки – полевые командиры здесь, правительства округов или штатов там, самоорганизованные коммуны где-то еще. Единственными местами, где центральная власть сохранялась на больших географических расстояниях, были сельские районы Канады или Австралии, где вообще не было людей. Я имею в виду, теоретически Канада все еще там, но ее общее население составляет не более пятнадцати миллионов или около того, и это меньше, чем у Хауэлла прямо здесь. И Бразилия все еще технически нетронута, но федеральное правительство на самом деле ничего не контролирует за пределами действующей столицы.