Текст книги "К свету"

Автор книги: Дэвид Марк Вебер

Соавторы: Крис Кеннеди
сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 44 страниц)

– Наши выжившие военные и неисчислимое количество наших частных граждан доблестно сражались против захватчиков, проливая кровь ради нашей защиты, но наше поражение – и смерть – было несомненным и неизбежным. До тех пор, пока союзники губернатора штата Северная Каролина Джадсона Хауэлла в Соединенных Штатах Америки успешно не поднялись на борт звездолетов наших врагов и не захватили их в рукопашной схватке. Большинство из этих союзников сейчас отбыли в родные системы шонгейри на тех же самых дредноутах, чтобы научить наших врагов – наших потенциальных убийц – тому, что на людей нельзя нападать безнаказанно. Однако перед своим отбытием они также захватили высокоэффективную промышленную базу, которую шонгейри привезли в нашу звездную систему для поддержки своего вторжения, и они оставили эти мощности в ведении губернатора Хауэлла, чтобы использовать их на благо всего человечества. Миллионы из вас, слушающих меня, были напрямую затронуты усилиями губернатора Хауэлла по спасению, осуществленными благодаря этой технологии. В ближайшие месяцы таких будет еще больше, и я могу сказать вам сейчас, что в ближайшие несколько лет всему нашему миру станут доступны все более передовые технологии.

– Они станут доступны нашему миру, потому что это должно стать доступным для всех нас. Отчасти потому, что простая порядочность диктует, что они не должны становиться призом какой-либо одной нации, какой-либо одной группы. Но, что еще более важно, мы все должны иметь к ним доступ, чтобы использовать их в единых усилиях, потому что звездные жители еще не закончили с нами, и – заимствуя слова известного политического философа Соединенных Штатов – если мы не будем держаться вместе, то, несомненно, мы все будем висеть отдельно. И именно в знак необходимости этого единства мы предстаем перед вами сегодня. Я рад представить вам губернатора, а ныне президента Соединенных Штатов Америки Джадсона Хауэлла и премьер-министра Канады Джеремайю Агамабичи. Мы выбрали президента Хауэлла нашим представителем, но он говорит от имени всех нас троих.

Он еще раз сделал паузу, глядя в камеры, затем отступил с трибуны и вежливо поклонился Хауэллу.

– Президент Хауэлл, – сказал он.

– Спасибо вам, президент Гарсао, – сказал Хауэлл, поднимаясь на трибуну. – И спасибо вам, премьер-министр Агамабичи.

Он кивнул обоим своим спутникам, затем расправил плечи и тоже посмотрел в камеры.

– Как сказал президент Гарсао – и как все мы знаем из горького личного опыта – наш мир был искалечен инопланетным видом, чьи технологии намного превосходили наши собственные. Однако мы многое узнали о шонгейри с момента их поражения, и мы намерены поделиться этой информацией со всем человечеством так быстро, как только сможем. Я ожидаю, что большинство из вас, слушающих меня, будут поражены тем, насколько "быстрым" будет этот процесс, но даже в этом случае он не произойдет в одночасье. Итак, сейчас я просто подведу итог, сказав, что империя шонгейри является лишь одним из членов огромной, многовидовой политической единицы, называющей себя, насколько это возможно перевести на любой земной язык, 'Галактической Гегемонией'. Гегемония огромна не только с точки зрения объема нашей галактики, который она контролирует, и количества звездных систем, которые она колонизировала и завоевала, но и с точки зрения ее абсолютной древности. Она существует дольше, чем Homo sapiens ходил по лицу нашей планеты, друзья мои, и превыше всего ценит стабильность – статус-кво.

– Именно из-за ценности, которую он придает стабильности, правящий орган Гегемонии согласился позволить шонгейри завоевать нас. Они считали нас слишком кровожадными и дикими – слишком способными дестабилизировать их комфортные общества, – чтобы позволить нам достичь собственного межзвездного уровня технологий. Я весьма сомневаюсь, что поражение шонгейри изменит мнение Гегемонии на этот счет. Однако, что еще более опасно с нашей точки зрения, из нашего изучения запечатленной истории Гегемонии и входящих в нее рас стало очевидно, что, хотя они нашли нашу ... драчливость – достаточной причиной, чтобы бросить шонгейри нас, как кусок окровавленного мяса, они тогда не понимали нашей абсолютной изобретательности. Мы развили нашу собственную технологию, какой бы примитивной она ни была в настоящее время по стандартам Гегемонии, гораздо быстрее, чем любая из рас-членов Гегемонии когда-либо развивала свою, друзья мои, и их исследовательские команды понятия не имели о том, насколько наше увлечение новым и лучшим может улучшить способы сохранения статус-кво, наделяет нас силой и движет нами в этом отношении. То же стремление, которое вынудило почти безволосое двуногое существо, не имеющее ни клыков, ни когтей, овладеть целой планетой, движет нами до сих пор. Это наша самая большая сила ... и это также наша величайшая опасность, потому что в конечном счете должен наступить день, когда хозяева Гегемонии действительно поймут это. И когда они действительно оценят эти качества в нас, нет и тени сомнения в том, что они сочтут их гораздо более тревожащими, чем нашу предполагаемую кровожадность. Они будут рассматривать нас как смертельную угрозу стабильности, технологическому застою, которыми они так дорожат, и они предпримут шаги, чтобы завершить уничтожение, которое не смогли осуществить шонгейри. Я говорю вам это со всей искренностью, и захваченные записи, база данных и технологии, которые мы предоставим в распоряжение всех вас, скажут вам точно то же самое, когда вы ознакомитесь с ними. По сути, нашей планете вынесен смертный приговор за то, что она является человеческой, и этот приговор будет приведен в исполнение, как только Гегемония поймет, какой опасности мы подвергаем душевный покой ее населения...

Он сделал паузу, и абсолютная тишина студии была подобна эху тишины, разнесшейся по всему миру, когда эти слова проникли в умы и костный мозг каждого мужчины и женщины, слушавших его.

– Прошло время, когда мы могли позволить себе ссориться друг с другом, – продолжил он тихим голосом, его карие глаза потемнели. – Как только что сказал президент Гарсао, если мы не сможем работать вместе – если мы не сможем найти способ подняться над тем, что нас разделяет, и принять императив выживания, который должен нас объединить, – мы, наши дети, наши внуки и весь наш вид перестанем существовать.

– Даже если мы сможем объединиться, мы всего лишь одна планета в одной звездной системе. В результате ужасающих жертв, которые понес наш мир, численность всего человечества составляет не более двух миллиардов человек. Население сократилось до уровня 1920-х годов, и за пределами нашего неба есть буквально тысячи других миров, на которые претендует Гегемония, которая объявит о нашем уничтожении, как только узнает, что шонгейри потерпели неудачу. Шансы против нас в буквальном смысле астрономические.

– Хорошая новость заключается в том, что космическим кораблям требуется много лет, часто столетий, чтобы путешествовать между звездами. Пройдет по меньшей мере сто лет, прежде чем Гегемония сможет узнать, что здесь произошло, и еще больше, прежде чем они смогут направить против нас свежие силы. Мы считаем, что у нас должно быть как минимум от ста пятидесяти до двухсот пятидесяти лет, прежде чем это произойдет, и сейчас мы обладаем всей базой знаний Гегемонии. Мы в состоянии продвинуть технологические возможности нашей собственной цивилизации на тысячи лет вперед за одно поколение, и, – он впервые улыбнулся; это была удивительно тонкая, холодная улыбка, – мы гораздо изобретательнее их. Мы должны использовать эти годы, чтобы развить ту платформу, технологию, на которую они способны в настоящее время, чтобы, когда придет время встретиться с ними снова, технологический дисбаланс был в пользу нашего вида, а не их. Короче говоря, мы должны стать настолько опасными, чтобы трусливые, не склонные к риску виды, составляющие "Галактическую Гегемонию", были слишком напуганы, чтобы снова напасть на нас. И настолько опасны, что, если они все-таки нападут на нас, в конце концов, результат придется им по вкусу не больше, чем шонгейри.

– Это то, что мы должны сделать, но мы не можем делать это как отдельный, разделенный народ. Мы можем сделать это только тогда, когда говорим и действуем как единое целое. И все же единственное, в чем я полностью уверен, – это то, что человеческие существа не могут быть приведены к такому единству. Те самые характеристики, которые делают нас теми, кто мы есть, делают нас тем, чего боится Гегемония, означают, что нас нельзя объединить в один народ против нашей воли без того, чтобы наш индивидуализм не заставил нас восстать против наших оков. Это правда, что мы должны стать единым целым, но не менее верно и то, что мы должны говорить как гармония – как великий хор всех наших голосов, объединенных в одно целое, но признающих, что нас много, и каждый из нас находит свою собственную ноту в этом хоре.

– И именно поэтому президент Гарсао и премьер-министр Агамабичи и я выступаем перед вами сегодня вечером. Моей собственной стране, Соединенным Штатам Америки, еще многое предстоит перестроить, но штаты – члены нашей республики восстановили наш конгресс, и внеочередные выборы подтвердили мое президентство. Президент Гарсао и премьер-министр Агамабичи были законными преемниками глав своих собственных государств, когда те были убиты шонгейри. Теперь мы трое объединились, чтобы объявить о создании Континентального союза Америк, который будет состоять – на данный момент – из бывшей Бразилии, бывшей Канады ... и бывших Соединенных Штатов Америки.

– Я говорю "бывшие", – продолжал он спокойно и размеренно, – но ни Бразилия, ни Канада, ни Соединенные Штаты Америки не прекратили своего существования. Мы остаемся теми, кем были всегда, гордимся своей историей, помним о своем прошлом, верны нашим собственным институтам. Континентальный союз будет состоять из суверенных государств, каждое из которых будет обладать местной автономией в пределах своих собственных границ до тех пор, пока его внутренние законы закрепляют положения конституции Союза о правах человека. Но они будут суверенными государствами в рамках федеративной республики, подчиняющимися федеральным законам и положениям наднационального правительства и судебной системы, в которые их граждане будут совместно избирать представителей и сенаторов. Это не торговая ассоциация, не союз независимых государств, а нация, которая будет принимать законы, регулировать нашу торговлю, обеспечивать общую военную оборону и управлять научно-техническим рогом изобилия, который попал в наше распоряжение, таким образом, чтобы гарантировать равный доступ к нему для всех нас, наших граждан.

– Президент Гарсао, премьер-министр Агамабичи и я парафировали проект нашей новой конституции от имени наших собственных стран. Положения конституции – все они – будут доступны в интернете, начиная с девяти часов завтрашнего утра по бразильскому времени. Мы приглашаем всех вас прочитать это для себя, чтобы вы могли точно понять, что мы предприняли во имя наших народов. Через три месяца, начиная с сегодняшнего вечера, референдумы пройдут одновременно в Соединенных Штатах, Канаде и Бразилии. Мы надеемся, что эти референдумы ратифицируют эту конституцию и приведут к официальному существованию Континентального союза Северной и Южной Америки.

– Мы поддерживали контакт с президентом Перу Искьердо и президентом Аргентины Монтальван, и мы пригласили их – как мы намерены пригласить все другие государства Америки, поскольку они тоже восстают из пепла, – присоединиться к нам в этом стремлении создать новую Республику, которая со временем, станет по-настоящему представительным для каждого гражданина Северной, Центральной и Южной Америки – нации, которая будет простираться от Антарктиды до Северного полярного круга. И в знак этого мы создали флаг для нашей новой нации, который не похож ни на один из флагов наших отдельных стран.

Он кивнул, и цветастая охрана задвигалась, отдавая салют, когда единственный знаменосец развернул флаг, который был так туго обернут вокруг древка в его руках. Он повернулся, чтобы показать его, и его изображение заполнило экраны зрителей, когда камеры увеличили масштаб. Его поле было кроваво-красным, с космически-черным кантоном, украшенным единственной золотой звездой в виде мини-шпиля. На поле доминировало западное полушарие Земли – не стилистическое изображение, а сама планета, видимая из космоса, в коричневых, голубых тонах с белыми ледяными шапками. Районы Канады, Соединенных Штатов и Бразилии были нанесены на этот глобус зеленым цветом, а границы каждой страны очерчены сверкающей золотой нитью.

– Мы представляем вам знамя Континентального союза Америк, – тихо сказал Хауэлл. – На нем нет ни звездно-полосатого флага Соединенных Штатов, ни кленового листа Канады, ни бриллианта и Южного Креста Бразилии. Его ответственность лежит на нашем мире, потому что именно для этого он был создан, чтобы защищать и оберегать от всех угроз.

– Создание Континентального союза, управление предстоящими нам огромными изменениями и защита нашего мира будут непростыми задачами, но они должны быть достигнуты. Великий Симон Боливар не особенно любил мою собственную страну. – Хауэлл снова улыбнулся, почти озорно. – Полагаю, он сказал, что "Соединенным Штатам, похоже, провидением предназначено изводить Америку страданиями во имя свободы", и я вынужден признать, что исторически в этом было много правды. Но это было не все, что он хотел сказать. – Улыбка исчезла, глаза снова стали темными и сосредоточенными. – Он также сказал: "Не сравнивайте свои материальные силы с силами врага. Дух нельзя сравнивать с материей. Вы – человеческие существа; они – звери. Вы свободны; они – рабы. Сражайтесь, и вы победите. Ибо Бог дарует победу упорству." Он говорил о человеческих противниках, и противник, с которым мы сталкиваемся, гораздо могущественнее, его силы намного многочисленнее, чем все, с чем он сталкивался. И все же его слова остаются правдой. Мы люди, мы свободны, мы будем упорствовать до победного конца, и мы не будем рабами или жертвами сил из-за пределов звезд, которые могли бы отнять это у нас, сделать нас меньше, чем мы есть, или просто уничтожить нас за то, что мы осмелились быть теми, кто мы есть.

Эти жесткие карие глаза смотрели из трезубцев и телевизоров во всю ширь его родного мира, и они, казалось, были выкованы из железа, когда человек за ними встретил момент, ради которого он был рожден.

– Это будет нелегко, – сказал Джадсон Фитцсиммонс Хауэлл из-за этих глаз, – но Боливар говорил правду, друзья мои – мои сограждане Земли. И, перефразируя другого великого революционного лидера в истории, "Вот на этом мы и стоим. Мы не можем поступить иначе".

ВОЗРОЖДЕНИЕ. СИСТЕМА СОЛ. 15-Й ГОД ТЕРРАНСКОЙ ИМПЕРИИ

I

КОСМИЧЕСКАЯ ПЛАТФОРМА «БАСТИОН»,

ТОЧКА ЛАГРАНЖА L5

Вид открывался потрясающий.

На самом деле это был не обзорный экран, но он настроил "умную стену" так, чтобы она выглядела как таковая, а трехмерник сделал иллюзию потрясающе реалистичной. С его наблюдательного пункта Луна казалась невероятно яркой, как белый никель, а Земля – великолепным окаймленным облаками сапфиром размером с четвертак. Звездный пейзаж уходил в бесконечность – в буквальном смысле – и пространство вокруг "Бастиона" было заполнено оживленным, беспокойным, кажущимся случайным скоплением позолоченных солнечным светом космических кораблей. Глядя на это со стороны, единственным термином, который действительно приходил на ум, был "беспорядок", но он знал, что среди этой неразберихи скрывается тщательно спланированная схема. Компьютеры управления космическим движением и их люди-контролеры управляли этим с отточенной, почти небрежной точностью, которая появилась в результате десяти-двенадцати лет постоянной – и постоянно беспокойной – практики.

Большинство космических кораблей, видимых через этот "обзорный иллюминатор", были задействованы для продолжения расширения и без того огромного корпуса "Бастиона". На космической платформе размещалось не только федеральное правительство Планетного союза, но и Терра-хаус, официальная резиденция президента, сенат, палата представителей и постоянно растущий город для людей, которые выполняли всю эту работу. Здесь также располагалась Цитадель, союзный эквивалент давно исчезнувшего Пентагона, который когда-то служил армии Соединенных Штатов. Поскольку "Бастион" был построен с конкретной целью – вывести столицу федерального правительства за пределы любой земной нации, имело смысл разместить как можно больше федеральных органов в одном и том же месте.

Цитадель контролировала неуклонно растущую армию, которая затмевала все, о чем когда-либо могли мечтать Соединенные Штаты Америки, и все же она располагала лишь малой частью персонала, необходимого Пентагону. Отчасти это было результатом намеренно спартанской политики комплектования, направленной на то, чтобы избежать раздутости, от которой страдала американская военная бюрократия. Честно говоря, вся военная бюрократия, – предположил он. – Но это раздувание было чем-то таким, чего Континентальный союз Америк был не в состоянии себе позволить, а Планетный союз Земли мог позволить себе еще меньше.

По крайней мере, не менее важная часть причины заключалась просто в том, что киберподдержка, доступная Планетному союзу, была ошеломляюще эффективным мультипликатором эффективности. По-прежнему существовали четкие ограничения на то, сколько может переносить и отслеживать всего один человеческий мозг, но компьютеры, помогающие этому человеческому мозгу, были чем-то совершенно иным, заменяя группы помощников руководителей проектов, клерков, бухгалтеров и Бог знает кого еще.

И ни черта не повредило, что не было лоббистов оборонных подрядчиков, которые стучались бы в двери офисов или приглашали старших офицеров на ланчи с мартини. Это произошло потому, что вообще не было оборонных подрядчиков, что стало настоящим шоком для человечества в целом. С другой стороны, казалось, что большая часть человечества довольно легко адаптируется к радикально новой "экономике", которая поглотила их. Не все, конечно. При любом изменении парадигмы есть как проигравшие, так и победители, и это был чертовски серьезный сдвиг.

Однако ничто из этого не касалось его непосредственно. Во всяком случае, не в данный момент. У него все еще было много дел, и его головные боли по-прежнему были сосредоточены на том, что не изменилось в новой парадигме: на человеческой природе.

Он откинулся на спинку своего греховно удобного кресла, читая последнюю корреспонденцию с дисплея, спроецированного прямо на его роговицу. Как не было ничего необычного, когда к его персоне добавляли какую-нибудь новую технологию, он почувствовал некоторые угрызения совести, когда они объяснили, что собираются хирургическим путем имплантировать ему собственный монитор компьютера, чтобы заменить контакты, которыми он пользовался. Осия провел его через это (так же, как он уже провел его через довольно много вещей) и объяснил, что процедура на самом деле была не более навязчивой, чем операция по удалению катаракты. И, кстати, пока они занимались этим, они должны были обеспечить ему зрение примерно 40/20, что эквивалентно действительно хорошему встроенному составному микроскопу, возможностям видеть при слабом освещении плюс инфракрасному зрению, и все это контролировалось его персональным компьютером. Он мог настроить новые возможности таким образом, чтобы они развертывались автоматически или переопределяли автономное программное обеспечение, когда бы он ни захотел.

Доктору Макмердо, в очередной раз пришел он к выводу, следовало бы стать продавцом подержанных автомобилей. Но он был прав – в очередной раз – и к настоящему времени Дэйв Дворак воспринимал поразительные возможности своего видения как нечто само собой разумеющееся ... пока что-то не заставило его вспомнить, на что это было похоже в течение его первых сорока с лишним лет.

Эта мысль витала где-то под поверхностью его сосредоточенности на далеко не забавном содержании отчета. Иногда было трудно напоминать себе, насколько лучше стал мир в наши дни. Или как многого они на самом деле достигли.

Он приостановил просмотр текущего файла и наклонился вперед, чтобы вставить свой стаканчик в прорезь дозатора. Его ноздри одобрительно раздулись, когда аромат эликсира жизни донесся до него струйкой пара. Слава богу, Бразилия выжила! А Фернандо Гарсао, который ушел с поста президента Бразилии, чтобы стать сенатором Гарсао в тот день, когда первые страны за пределами Северной и Южной Америки присоединились к Континентальному союзу и преобразовали его в Планетный союз, многое сделал для воспитания вкуса Дэйва Дворака в том, что касалось кофе. Он познакомил Дворака с представлениями бразильца о том, каким должен быть кофе, и Дворак стал приверженцем купажа Бурбон Сантос 2 с фазенды двоюродного брата Гарсао Матео, который в целости и сохранности пережил шонгейри.

Чашка наполнилась сливками, которые он предпочитал, и он снова откинулся назад, держа чашку – на самом деле это была огромная кружка – обеими руками, вдыхая насыщенный, сильный аромат. Затем он медленно отхлебнул и удовлетворенно вздохнул.

Ладно, – сказал он себе, когда искушение насладиться моментом охватило его. – Вы еще не заслужили полноценного перерыва на кофе, мистер госсекретарь. Вам нужно просмотреть большую часть большого объема отчетов, анализов и предложений до вторника, и вы уходите сегодня пораньше, так что готовьтесь. Вы можете взять свою чашку с собой.

Он фыркнул и снял текущий отчет с паузы, и его краткий всплеск юмора исчез, когда мрачный анализ и еще более мрачные прогнозы промелькнули на его роговице. Несмотря на все усилия понять и оценить другие мировоззрения, он все еще не мог взять в толк, как...

Раздался музыкальный перезвон, и он удивленно поднял голову.

– Да, Каламити? – Как и большинство людей, он был склонен очеловечивать свой личный искусственный интеллект. Возможно, нам повезло, что ИИ не распознали и не заботились о значении имен, которые некоторые люди – особенно те, кого звали Дворак – присваивали им.

– У вас посетитель, – сказал ему искусственный интеллект голосом его дочери Мэйгрид, и он моргнул, когда лицо Мэйгрид в возрасте двенадцати лет появилось на его внезапно очистившейся роговице. Он запрограммировал аватар Каламити так, чтобы он случайным образом менялся между всеми тремя детьми, и улыбнулся, когда "Мэйгрид" наморщила носик в своей запатентованной манере.

– Кто? В календаре никого нет до девятисот моего завтрашнего дня с Патриком и Кейси.

И, черт возьми, лучше бы никто не пытался это изменить, – мысленно добавил он. – Он усердно трудился, чтобы выкроить время и пойти домой этим вечером, и...

– Это дядя Роб, – сказал искусственный интеллект, и Дворак рассмеялся, когда аватар закатил глаза. Его дочь Моргэйна решила сделать выбор в пользу карьеры психолога, но она также разбиралась в кибернетике гораздо лучше, чем когда-либо мог бы ее дорогой старина папа. Именно она разработала для него выражения лиц аватаров и другие манеры поведения, и нынешнее выражение лица "Мейгрид" напомнило ему о том, насколько хорошо Моргэйна знала свою близняшку.

– Как ему удалось проникнуть в мой офис, и никто не предупредил меня о его приезде?

– Не знаю. Должен ли я это выяснить? – предложил Каламити.

– Нет. – Дворак покачал головой. – Я уверен, что он расскажет мне – вероятно, с большим удовольствием. Скажи ему, чтобы заходил.

– Да, папи, – сказал Каламити – на этот раз голосом Моргэйны, сопровождаемом подмигиванием, – и Дворак фыркнул, когда она исчезла с его роговиц. Дэмианос Карахалиос мог бы продолжать называть свои существующие киберсистемы "экспертными программами", а не "искусственным интеллектом", и Дворак ему поверил. Тем не менее, они действительно давали гораздо лучшее представление об интеллекте, чем любое другое программное обеспечение, с которым он работал.

– Роб, – сказал он, откидываясь еще дальше на спинку стула и небрежно указывая на такой же стул по другую сторону своего стола. – Как приятно тебя видеть. Я пропустил электронное письмо, в котором говорилось, что ты приедешь?

– Должно быть, – ответил его шурин, направляясь через просторное помещение к указанному креслу. На полпути он остановился, чтобы рассмотреть семейный портрет, занимавший большую часть обшитой панелями переборки. В век электронных средств массовой информации это выделялось как ручной портрет маслом Дворака, Шарон и их детей, и художник идеально передал их характеры в выражении их лиц.

– Это что-то новенькое, – сказал он, оглядываясь через плечо на Дворака. – Нене?

– Да, – кивнул Дворак. – Стивен привез это в качестве подарка-сюрприза на день рождения Шарон. Я держал его припрятанным здесь, чтобы старый Орлиный Глаз не заметил его. – Он покачал головой. – Но все же это мило, не так ли? Я просто рад, что их не было в Оклахома-Сити, когда упал кинетический снаряд.

– Согласен.

Уилсон прошел к своему креслу и неэлегантно плюхнулся в него. Дворак секунду-другую смотрел на него, затем печально покачал головой.

– Что? – бросил вызов Уилсон.

– О, я просто вспоминаю те драгоценные дни прошлого и ваши многочисленные содержательные, колкие, можно даже сказать, едкие комментарии о разнице между людьми, которые зарабатывали на жизнь, и офицерами.

– И кто именно виноват в том, что я уже не респектабельный сержант? – потребовал Уилсон. – Кто это был, кто продолжал настаивать на том, чтобы я "принял предложение"? Кто скрутил мою руку в крендель? Кто завербовал мою младшую сестру – даже моих племянниц и племянничков – превратить мою жизнь в сущий ад, пока я этого не сделал? Кто...

– Господи, ты мелодраматичен! – Дворак покачал головой, его глаза были печальны. – Бедный, жалкий маленький ребенок. Твоя большая злая свекровь была груба с тобой, багга кейк?

– Я приветствую вас, – сказал Уилсон. – Вот.

Он поднял одну руку, вытянув второй палец, и Дворак усмехнулся.

– Вообще-то, вы неплохо выглядите, полковник Уилсон.

– Я мужественный и доблестный космодесантник, а это значит, что я больше не содрогаюсь от ужаса, когда кто-то называет меня так, – ответил Уилсон. – И я скучаю по своей синей форме, черт возьми! Я имею в виду, этот костюм обезьяны неплох, но...

Он закатил глаза, и Дворак снова усмехнулся. Форма вооруженных сил Континентального союза была принята планетными вооруженными силами, хотя космодесантники переняли алые "кровавые полосы" с брюк любимого Уилсоном военно-морского флота США. И правда заключалась в том, что черный китель и темно-зеленые брюки хорошо смотрелись на нем, особенно с тремя стилизованными золотыми планетами на каждом плече. Оба они получали антигероновое лечение, которое стало доступно по мере того, как медицинские технологии Гегемонии постепенно адаптировались к людям. В результате они физически были по крайней мере на пять лет моложе, чем до нападения шонгейри, а утраченная подвижность, которая вынудила Уилсона уволиться из корпуса морской пехоты, была восстановлена так же полностью, как и плечо Дворака.

И, несмотря на его затяжное, для проформы, нытье в честь флага, Дворак знал, что его шурин гордился новой службой, которую он помогал создавать, и тот факт, что он был "всего лишь" полковником, значил не так много, как могло бы быть раньше, поскольку вооруженные силы планеты оставались абсурдно малочисленными, с точки зрения живой силы, по сравнению с любыми вооруженными силами до вторжения. Космодесантники оставались самой маленькой из служб, объединенных в командную структуру планетных вооруженных сил, хотя планировалось, что они начнут расти, как только первый из строящихся космических кораблей, созданный человеком, завершит свои испытания. На данный момент космодесантникам не у кого было отбирать вещи, потому что человечество оставалось ограниченным одной звездной системой.

Это должно было измениться где-то в следующем десятилетии или около того. КФПС "Джеймс Робинсон", ведущий звездолет флота Планетного союза – он склонен был сомневаться, что значение аббревиатуры этой службы дошло до тех, кто не является носителем английского языка, пока не стало слишком поздно, – должен был поступить на вооружение в течение семи или восьми лет, и Дворак с нетерпением ждал официальной церемонии ввода его в эксплуатацию.. Он также с нетерпением ждал реакции Уилсона, когда тот узнал бы, что полковник Уилсон вот-вот станет бригадным генералом Уилсоном.

– Насчет того электронного письма, которое я не получил о твоем приезде? – сказал он вслух. – А может случиться так, что я не получу его, потому что ты его так и не отправил?

– О, полагаю, что это возможно, – признал Уилсон. Он взмахнул рукой в легкомысленном жесте. – Эти высокопарные процедуры и протоколы недоступны пониманию простого космодесантника.

– Да, конечно! – Дворак покачал головой и скрестил руки на груди. – Может быть, именно поэтому ты не разговаривал со своей сестрой... сколько? Уже три месяца?

– Неужели это было так давно? – приподнял бровь Уилсон. – Забавно, как летит время, когда оно проходит в умиротворяющей тишине.

– Ты очень пожалеешь об этом, когда я расскажу ей об этом, – сказал Дворак. – И ни на секунду не думай, что я этого не сделаю!

– Снова бросаешь меня под автобус, чтобы спасти себя? – покачал головой Уилсон. – Грустно. Так грустно видеть, что кто-то так боится простой женщины.

– Ходячий мертвец, – сказал Дворак, пытаясь представить Шарон Дворак в роли "простой женщины". Его воображение было не на высоте, но он обнаружил, что может представить ее танцующей на голове своего любимого брата в течение пяти или десяти минут.

– Только если ты сам расскажешь ей, а я знаю, что у тебя нежное сердце. Ты бы не хотел, чтобы я был на твоей совести.

– О, мое "нежное сердце" может вынести довольно многое, когда дело касается некоторых людей.

– Я не боюсь. Я космодесантник, и мы бесстрашны! Так прямо сказано в руководстве. Вот так.

Дворак рассмеялся и покачал головой.

– Серьезно, рад тебя видеть, Роб. Должен ли я предположить, что тот факт, что ты сидишь в моем кабинете, означает, что вы вернулись с тех маневров?

– Да.

– Как у них все прошло?

– Давайте просто скажем, что они прошли намного лучше, чем первые, – пылко сказал Уилсон, и Дворак понимающе хмыкнул.

– Итак, если вы вернулись с Марса, можем ли мы ожидать, что вы почтите нас своим присутствием на ужине в "хижине" сегодня вечером?