Текст книги "Стеклянная Крепость (ЛП)"

Автор книги: Дэвид Дрейк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 30 страниц)

Глава 4

Когда Гаррик и Лицо со шрамом приблизились к воротам, из них выбежала собака и начала лаять. Пес был черным с белым брюшком и лапами, среднего размера и ничем не примечательный. Лицо со шрамом запустило в него комком грязи, точно попав собаке под ребра. Пес взвизгнул и бросился обратно в деревню, задев по пути волшебника. Он пошатнулся и мог бы упасть, если бы сопровождавшая его женщина не сжала его крепче.

– Это первое животное, которое мы видим, – сказал Карус, нахмурившись. – В этом месте нет ни коровы, не говоря уже о лошади. Даже цыпленка нет!

Гаррик ухмыльнулся. Его предок знал, что может отдать приказ о сражении или устроить засаду – вещи, о которых даже самый образованный из крестьян не мог знать. Однако это не означало, что крестьяне ничего не знали.

– У них сгниют ноги, – объяснил Гаррик. – В деревне мы не могли пасти стадо в низинах больше недели подряд, иначе их копыта становились губчатыми. Одежда здесь сделана из волокон, а не из шерсти, и я бы предположил, что они едят много рыбы с овощами.

Двое мужчин на верхушке ворот спустились по лестнице внутрь частокола. Трубач отступил в сторону, но человек в мантии из перьев присоединился к волшебнику и его женщине. Они обменялись короткими взглядами; не то чтобы враждебными, но достаточно холодными, чтобы предполагать скорее соперничество, чем дружбу.

Когда Лицо со шрамом добралось до холма, на котором стояла деревня, он коснулся груди Гаррика, чтобы остановить его, и шагнул вперед, чтобы поговорить с вождем. Волшебник ждал, держа большой топаз на сгибе правой руки, с презрительным выражением лица. Женщина посмотрела на Гаррика с откровенной оценкой.

– Что ж, этой девушке нравится то, что она видит, или я ничего не понимаю, – сказал Карус со смешком. – А мне – нет, потому что сам достаточно часто видел таких, как она, в те дни, когда был в плоти.

Гаррик взглянул на женщину, затем отвел взгляд. Он попытался скрыть свое чувство отвращения, но почувствовал, как его губы непроизвольно скривились.

Не то чтобы она была непривлекательной, но от нее веяло грязью, которая выходила далеко за рамки простой физической грязи, неизбежной в деревне на илистом берегу. Женщина, на которой женился мельник Катчин, дядя Кэшела, была почти такого же сорта. Катчин был хвастливым, алчным, неприятным человеком, но с годами Гаррик пришел к выводу, что сутолока, которую вела жена Катчина, был достаточным наказанием за все недостатки этого человека.

Послушав Лицо со шрамом некоторое время, вождь жестом отвел его в сторону и впился в Гаррика взглядом, который, вероятно, должен был выглядеть устрашающим. Поскольку Гаррик был выше на полголовы, это сработало не очень хорошо. Края плаща вождя были изношены, а перья, казалось, представляли собой мешанину из всего, что можно было поймать в сеть или замазать птичьим жиром.

Вождь поднял руки высоко в воздух и начал речь, его голос то и дело срывался. В руке он держал заостренную дубинку длиной с его руку, что-то вроде деревянного меча. Он мог быть опасным оружием, но на его лезвии был вырезан сложный узловатый узор.

Опустив руки, вождь постучал себя свободной рукой по груди и сказал: – Вандало! Вандало!

Была большая вероятность, что он называл свое имя, а не говорил: – Сегодня хороший день, не правда ли? Гаррик коснулся своей груди и сказал: – Гаррик. Меня зовут Гаррик.

Волшебник заговорил, затем слегка приподнял топаз. Он махнул им в сторону вождя, который с недовольной гримасой отступил на шаг.

Волшебник посмотрел на Гаррика и сказал: – Марзан. Он коснулся своей груди и повторил: – Марзан! Затем он что-то повелительно сказал Лицу со шрамом и повернулся.

Лицо со шрамом неловко пожал плечами. Он сделал легкий жест свободной рукой, показывая, что Гаррику следует следовать за волшебником, который ковылял обратно в деревню с помощью женщины. Она оглянулась через плечо на Гаррика.

– Эта компания любит волшебников не больше, чем я, – пробормотал призрак Короля Каруса.

– «К счастью», – подумал Гаррик, шагая вслед за Марзаном, – «у меня самого нет такого предубеждения. Потому, что я не могу себе представить, как мы вернемся в наше собственное место и время без помощи волшебника».

Деревенский частокол представлял собой один ряд древесных стволов, врытых в почву и заостренных на верхнем конце. Земляная платформа с внутренней стороны давала защитникам преимущество в два фута над любым атакующим, но здесь не было, ни башен, ни бойниц для стрелков. Гаррик понял, что не видел луков или какого-либо другого метательного оружия.

Карус фыркнул, когда понял, что столбы частокола не были скреплены вместе. – С шестью сильными мужчинами и веревкой я мог бы проделать дыру, достаточно широкую, чтобы через нее можно было закатить фургоны! – сказал он. – Хотя я не уверен, что стал бы заморачиваться чем-то, кроме прямой атаки роты моих стрелков.

Внутри было около двух десятков овальных домиков с шаткими крышами и стенами из известковой штукатурки на плетеном каркасе. Каждый из них был приподнят на столбах, примерно на фут; земля и так уже размокла, и в сильный дождь должен был возникнуть серьезный риск затопления.

На окнах были ставни, но большинство из них были открыты. На длинных привязях Гаррику щебетали некие птицы, нервничая при виде незнакомца. Мелкоячеистые рыболовные сети висели под навесом карниза.

Улицы – дорожки, петлявшие между домами, были вымощены ракушками. Ракушки, вероятно, тоже были источником штукатурки; нигде с тех пор, как Гаррик прибыл в эти края, он не видел обнажений камня, который можно было бы обжечь для получения извести. Качество работы по дереву было впечатляющим, особенно потому, что у людей не было металлических инструментов, и он подумал, что Илну заинтересовало бы их умение обращаться со шнурами и тканями.

Марзан и женщина повели Гаррика к одному из двух домов в центре деревни. Оба были обнесены ажурными заборами высотой по пояс, скорее украшениями, чем предназначенными для уединения или защиты. По одну сторону забора, окружавшего территорию Марзана, росла узловатая глициния, но в это время года она не цвела.

Женщина открыла поперечную перекладину и отступила в сторону, пропуская волшебника внутрь. Когда он, шаркая, прошел мимо нее на территорию, она посмотрела на Гаррика и сказала: – Сома! Она коснулась своей груди, затем широко улыбнулась и приподняла верхнюю часть тонкой непромокаемой ткани, чтобы показать свою грудь, прежде чем последовать за Марзаном.

Лицо Гаррика было каменным, когда он закрывал за собой перекладину. Он услышал, как вдалеке что-то говорит Вандало, и оглянулся. Макушка вождя была едва видна над крышами домов. Должно быть, он стоял на платформе над воротами, чтобы обратиться с речью к жителям деревни, которых он позвал с полей.

Гаррику хотелось бы знать, о чем говорит Вандало. Хотя, основываясь на том, что он видел в этом человеке и правителях типа Вандало в других местах, он, вероятно, не так уж много упустил.

Гаррику пришлось пригнуться под дверным проемом Марзана, но потолок хижины был необычайно высок. Свет проникал не только через окна, но и через саму крышу – дранка была уложена полосами, внахлест  с воздушными промежутками. Конструкция не сработала бы при сильном ветре, но текущая вертикальная морось, должно быть, является нормальным состоянием дел.

Пол был сделан из досок с узкими промежутками между ними, чтобы избежать луж от протечек с крыши и въевшейся грязи. Вдоль обеих длинных стен стояли простейшие кушетки. В центре комнаты на открытом очаге из глины, уложенном в деревянный каркас, горел небольшой огонь. Здесь не было дымохода, только крыша с проемами: войдя, они втроем потревожили воздух, заставив Гаррика сморщить нос от клубящегося едкого дыма.

Марзан уселся, скрестив ноги, у очага и жестом пригласил Гаррика сесть напротив него. Гаррик присел на корточки – обычный способ сидеть в деревушке Барка, когда там не было стульев. Сома прошла в другой конец хижины и достала из кладовой корзины, сделанные из тростниковых прутьев.

Волшебник осторожно положил свой топаз на пол перед собой, туда, где в доски были вставлены полоски более темного дерева. Они образовывали шестиугольник с желтым камнем в центре.

Марзан ухмыльнулся Гаррику и снял со своего головного убора самое длинное из трех черных перьев. Используя его как указку – как палочку – он по очереди прикоснулся им к углам фигуры, произнося нараспев: – Нерфабо кирали тонумен...

Топаз засиял. Свет в его сердцевине был слабым, но ярче, чем полумрак омытой дождем хижины. Изъяны в камне превратились в движущиеся тени.

– Оба френе муно... – сказал волшебник. Он использовал слова силы, обращаясь к существам, которые не были ни людьми, ни богами, но образовывали мост между ними. – Тила рикри ралатону!

Гаррик всегда думал о словах силы, как о вещах, которые читает волшебник. Марзан был неграмотен – в этой общине не было никаких признаков письменности, – но он произносил слоги тем, же певучим голосом, каким Теноктрис произносила заклинания, написанные ею изогнутым старинным почерком.

Культурная, образованная Леди Теноктрис была частью той же структуры, что и этот дикарь, который, вероятно, не понимал концепции письма. Внешне они отличались друг от друга, но в глубине души, тем не менее, были такими же, как Кэшел и Илна. Их мать, королева фей или кто-то еще более странный, передали им способность видеть закономерности, на которые воздействовало формальное волшебство с помощью заклинаний и слов силы.

Здесь, во влажном полумраке, освещенном сиянием в сердце желтого камня, Гаррик на мгновение увидел взаимосвязанный и совершенный космос. – «Илна и Кэшел всегда его видят?» – задался он вопросом, но не было никакого способа ответить на этот вопрос, и, возможно, на этот вопрос не было ответа.

– Басре нотроу немил... – пропел Марзан. – Носрил, ларе критиаи...

Тени в топазе задвигались быстрее. Гаррик почувствовал, как они схватили его так же, как тогда, когда он смотрел на диадему на Фест-Атаре. На этот раз вместо того, чтобы потянуть его, движение сформировало лицо в желтых глубинах камня.

– «Кошка», – подумал он, но лоб был слишком высок, а челюсть короче, чем у реального существа. Изображение раскрыло пасть в беззвучном рычании; зубы, по крайней мере, были кошачьими, длинными изогнутыми кинжалами хищника. Глаза были больше, чем у человека, и совершенно круглые. Зрачки представляли собой вертикальные щелочки.

– Корл, – раздался голос в голове Гаррика. Губы волшебника продолжали произносить слова силы.

Пение Марзана было едва слышным фоном, ритмом за пределами кристаллических границ камня. Изображение с кошачьей мордочкой отодвинулось, чтобы показать Гаррику существо целиком – двуногое и высокое, как человек, но гибкое и быстрое, как свет, играющий на морских волнах. На нем была сбруя, но не было одежды; его тело покрывала шуба из тонкого пятнистого меха. В его четырехпалой левой руке было бамбуковое копье с наконечником из тонко обработанного камня. В правой руке – катушка с утяжеленными крючками на конце.

Человек-кошка выпрыгнул на смутно различимый ландшафт из трещины в земле. Гаррик не мог сказать, был ли туман, окутывающий фигуру, реальным или искажением камня, который волшебник использовал для гадания. За первым последовало второе существо, затем еще три. Они неслись вприпрыжку по промокшему ландшафту, двигаясь быстрыми короткими прыжками, а не размашисто, как ходят люди.

Люди-кошки были вооружены копьями или топорами с тонкими каменными наконечниками, а также веревками с крючковатыми наконечниками. Они выстроились в ряд на большом расстоянии друг от друга и исчезли в тумане. Образы исчезли.

– Коэрли, – произнес голос в голове Гаррика, пока Марзан пел нараспев. – Коэрли...

Разум Гаррика не покидал пределов кристалла. Вокруг него сформировался новый образ – серия грядок, подобных тем, что окружают эту деревню. На ближайшей грядке рос овес. Зерно  было еще темно-зеленым, но колос уже достиг высоты груди взрослого человека и, должно быть, почти достиг своего полного роста.

Был поздний вечер, и жители деревни с инструментами в руках двигались по дорожке, которая вела к окруженному стеной поселку. Семья – мужчина, женщина и четверка детей в возрасте от пяти до десяти лет – возделывала ближайшую грядку. У всех были мотыги с лезвиями-ракушками, но у отца было еще и копье.

Из рощи деревьев с чешуйчатой корой вышли Коэрли, их длинные узкие ступни поднимали брызги воды. Их челюсти были открыты и, вероятно, что-то кричали, но пение Марзана наполняло уши Гаррика, как рев прибоя во время сильного шторма.

Первым среагировал самый младший ребенок. Она остановилась как вкопанная и указала пальцем; мотыга выпала у нее из рук. Мать хлопнула ее по голове сбоку и схватила за запястье, потащив девочку за собой по узкому проходу.

Двое мальчиков и старший ребенок, еще одна девочка, последовали за ними, их легкие накидки развевались, как крылья летучей мыши. Подвесная дорожка покачнулась, но устояла, и бегущие люди не поскользнулись на мокром дереве.

Отец побежал к более широкой дорожке, которая вела из деревни на твердую землю, где прятались Коэрли. Он добрался до нее как раз в тот момент, когда люди-кошки добрались до другого конца. Их было пятеро, возможно, та же самая группа, которую Марзан показывал Гаррику в первой сцене.

От ужаса кожа на лице отца туго натянулась на костях. Жители деревни, которые были на других грядках, продолжали бежать к частоколу; никто не пытался помочь семье, которую выбрали Коэрли.

Человек взмахнул копьем, затем метнул его. Ведущий Корл увернулся, затем прыгнул и ударом топора сбросил человека в пруд. Движение было более быстрым и плавным, чем колеблющийся полет копья.

Когда отец упал, Корл совершил еще один большой прыжок по дорожке и швырнул свою утяжеленную веревку. Она обвилась над головами старших детей и обхватила горло матери, дернув ее назад. Ее левая рука дико взмахнула, но правая отшвырнула маленькую девочку подальше от нее и людей-кошек.

Девочка устояла на ногах и сумела пробежать три шага, прежде чем последний из Коэрли прыгнул на нее, в то время как остальные связывали детей постарше. Заломив ей руки за спину, Корл вонзил шип в оба запястья, чтобы связать их.

Поднялся туман, скрывший изображения в сердце камня. Гаррик почувствовал сосущее ощущение, когда его разум вернулся к его собственному контролю. В глазах у него был песок, даже после того, как он несколько раз моргнул.

Марзан обмяк. Он бы упал на топаз, если бы Сома не опустилась рядом с ним на колени и не обхватила его рукой за туловище для поддержки.

Когда Гаррик был мальчиком и читал эпосы о Древнем Королевстве, он думал, что волшебство – это просто махать волшебной палочкой и наблюдать, как происходят чудеса. Теперь он увидел реальность, сокрушительные усилия, необходимые для создания видений, подобных тем, которые только что показал ему Марзан.

Гаррик усмехнулся в ответ призраку в своем сознании. – «Да», – подумал он, – «поэты тоже не очень-то дали мне почувствовать, насколько усталым я буду после битвы».

Сома поднесла к губам волшебника тыквенную флягу для питья, слегка наклоняя ее, пока тот прихлебывал содержимое. Он положил свою руку на ее; она опустила тыкву и немного подвинулась, готовясь поднять его на ноги.

Марзан что-то сказал ей, затем посмотрел на Гаррика, и начал говорить, негромко, но с хрипловатой решимостью в голосе. Единственными словами, которые Гаррик мог разобрать, были его собственное имя и еще одно – Коэрли. У него не было контекста, и это не помогло, когда Марзан делал жесты или взял руки Гаррика в свои и поднял их.

Наконец Марзан сдался. Он что-то пробормотал Соме, которая помогла ему добраться до одной из лежанок. Он дрожал, что было реакцией на его волшебство. Сома с удивительной нежностью укутала его одеялом.

Гаррик встал, разминая затекшие ноги. Солнце уже село. Единственным источником света в хижине была масляная лампа – тыквенная бутыль на крючке возле закрытой двери с мотком волокна вместо фитиля – и тусклое красное сияние огня в очаге.

На краю очага стояли два терракотовых горшка; Сома приготовила еду, пока Гаррик смотрел в топаз. Неудивительно, что Марзан был так измучен!

– Гаррик, – сказала она и жестом подозвала его к себе. Она села, используя очаг в качестве низкого столика. Он присоединился к ней, двигаясь осторожно. Он устал, а не просто окоченел. Это был насыщенный день, если его можно было назвать днем…

Сома отломила кусочек овсяной лепешки, обмакнула его в рыбное рагу из одного из горшочков и попыталась накормить Гаррика. Он отмахнулся от нее и сам взял оставшийся кусочек лепешки, чтобы обмакнуть его. Тушеное блюдо было восхитительным, как и смесь тыквы и фасоли, приготовленная на пару в другой емкости.

– Я ел кожу от упряжи, – криво усмехнулся Карус, – и думал, что это прекрасно.

Гаррик улыбнулся и кивнул Соме в знак признательности. Она протянула ему тыквенную бутыль с пивом, жидким, но с приятной терпкостью. Оно откашляло мокроту из задней части его горла.

В словах Каруса что-то было не так, но это была хорошая еда. Гаррик был несправедлив к этой женщине, предположив, что она не умеет готовить только потому, что Федра, жена Катчина, этого не умела.

Когда Гаррик покончил с едой, Сома встала, жестом указала ему на другую лежанку и  откинула тонкое одеяло. Он встал, внезапно почувствовав такую усталость, что у него закружилась голова, и с благодарностью подошел к примитивному дивану. Он был покрыт не набивным матрасом, а подушкой из тонкого плетения; она приятно прогнулась, когда он присел на краешек.

Сома села рядом с ним и запустила руку ему между ног.

– Нет, – сказал Гаррик, снова вскакивая на ноги. Он сделал отталкивающее движение в воздухе, как делал, когда отказывался позволить ей покормить его.

Сома потянула за его единственную одежду – плащ, который он позаимствовал, когда встретил Лицо со шрамом и его группу. Ослабленный узел развязался от рывка, но Гаррик выхватил его у нее из рук. – Нет! – настойчиво повторил он, отступая назад.

Сома встала и сняла свою тунику через голову. Гаррик повернулся и выбрался из хижины, закрыв за собой дверь. Он услышал сердитый крик; затем что-то ударило по панели изнутри.

Было много причин, по которым Гаррика не заинтересовало предложение Сомы. Тот факт, что Марзан был его лучшим шансом вернуться к своим друзьям, был лишь незначительным.

Снова пошел дождь. Что ж, это не было сюрпризом. В деревне не было видно огней, и небо было черным. Гаррик подумал о том, чтобы пойти на территорию Вандало по соседству, но ничто из того, что он увидел, когда прибыл сюда, не говорило о том, что вождь окажется его другом. Возможно, утром ему удастся найти Лицо со шрамом.

Однако на данный момент… Гаррик заполз под хижину Марзана. Глина была влажной, но, по крайней мере, там не было стоячей воды. Пока, конечно.

Когда Гаррик повернулся, пытаясь найти наименее неудобное положение, он услышал скулеж. Его обнюхала собака, затем лизнула ему руку и свернулась калачиком рядом с ним. Прижавшись спиной к теплому мохнатому телу, Гаррик уснул.

Он бывал в местах и похуже.

***

Король Черворан повернулся к Кэшелу. Это было его первое действие с тех пор, как он бросил фонарь. Он двигался с обдуманностью чего-то гораздо большего – падающего дерева или льда, покрывающего крышу мельницы, который с грохотом соскальзывает, когда зимнее солнце нагревает черный шифер под ним.

– Где диадема? – спросил он своим странным, тонким голосом. – Где топаз?

– Вы имеете в виду корону? – спросил Кэшел. – Леди Лайана забрала ее после того, как Гаррик, ну, Гаррик исчез. Я думаю, она в той комнате, в которой мы были, когда вы пришли и забрали меня.

Не говоря больше ни слова, Черворан направился через двор. Беспорядок был еще хуже, чем осенью, когда забивали овец, чтобы было достаточно корма для остального стада на зиму. Тогда тоже была кровь и испуганное блеяние, но это были овцы, а не люди.

Масляное пламя погасло, но остатки адского растения все еще тлели; воздух был затхлым. Зеленая растительность всегда дурно пахнет, когда ее сжигаешь, но Кэшелу казалось, что не только воспоминание о том, что это было, делало ситуацию хуже, чем обычно.

Шарина разговаривала с Уолдроном и Аттапером. Да, они оба разговаривали с ней, громко и не обращая внимания на то, что говорили друг другу. Кэшел направился к ней, но с ней все было в порядке, он это знал. Он хотел вернуться в кладовую и взять свой посох, но это тоже могло подождать.

В глубине души он знал, что ему следует делать, поэтому он сделал это, даже, несмотря на то, что это было последнее, что он сделал бы по своему выбору – он пошел за Червораном, догнал его в два быстрых шага и использовал древко копья, чтобы оттолкнуть людей и проложить проход. Все, кто видел Черворана, убирались с дороги, но в шумной неразберихе люди сейчас не обращали внимания, ни на что, кроме своего собственного испуганного воображения.

Не годилось бы, чтобы волшебника растоптали и, возможно, даже убили. Он был единственным, кто знал, что делать, когда напало то растение, и тот факт, что он знал, что делать, еще до того, как это произошло, тоже был важен.

У двери в конференц-зал снова стояли охранники, но они с явным облегчением расступились, увидев Кэшела. Они бы почувствовали, что должны остановить Черворана, и они действительно не хотели иметь ничего общего с трупом. Возможно, у Черворана просто случился припадок, но даже сейчас он выглядел мертвым.

– Рад вас видеть, милорд, – сказал офицер, которого Кэшел не знал. – Я не представлял, как мы можем справиться с этой штукой, пока вы не позаботились об этом.

– Это дело Короля Черворана, – ответил Кэшел, открыл дверь и последовал за Червораном в комнату, не пытаясь убедить солдат. Они верили в то, во что хотели верить, и они не хотели верить, что ходячий труп спас их жизни.

Лайана и гражданские лица, путешествовавшие с Гарриком, были заняты внутри. Лорд Тадаи стоял в окружении целой горстки клерков из своего департамента. Несколько помощников Лайаны тоже ждали словечка, но она стояла в углу комнаты и разговаривала с парнем, который здесь был одет как слуга во дворце. На вид он был гораздо солиднее, чем обычно, когда разносил подносы и объявлял о гостях.

У Лайаны были шпионы по всем островам; этот человек, должно быть, был еще одним из них. Тот факт, что она разговаривала с ним прямо, в открытую, вероятно, не нравилось ни ей, ни шпиону, но в такой момент, как этот, им пришлось делать то, что не годилось в обычной ситуации.

Все подняли головы, когда дверь открылась. Они продолжали смотреть, когда увидели, кто это вошел.

– Отдайте мне топаз, – заявил Черворан. На самом деле его глаза ни на ком не были сфокусированы, но у Кэшела возникло странное ощущение, что он видит всех вокруг себя. – Отдайте мне драгоценный камень, который Басс Однопалый взял из янтарного саркофага. Это необходимо.

– Он хочет корону, Лайана, – добавил Кэшел в наступившей тишине. – Мэм, он был единственным, кто догадался, что нужно сжечь это существо.

– Это необходимо, – повторил Черворан. Его голос было больно слушать, хотя он и не был громким или что-то в этом роде. Кэшел задумался, всегда ли у короля был такой голос.

– Как вы предполагаете поступить с диадемой? – спросила Лайана. Голос ее звучал спокойно, но пальцы были спрятаны в складках пояса, где, как знал Кэшел, она носила маленький нож.

– Какая разница, где находится эта штука?  – ответил Черворан с явным презрением. – Я воспользуюсь ей здесь, если хотите. Это необходимо.

– Да, хорошо, – сказала Лайана, выражение ее лица не изменилось. Она кивнула помощнику, сидевшему с завернутым в бархат свертком на коленях.

Парень вскочил на ноги и протянул ей сверток. – Отдай его Лорду Черворану, – резко сказала она. В целом она была вежлива настолько, насколько могла, но, похоже, происходящее влияло и на нее тоже.

Клерк дернулся. Кэшел шагнул вперед, взял сверток и протянул его Черворану. Бархат упал на пол; Черворан уставился на желтый камень так, словно пытался разглядеть сквозь него жилы скал под дворцом.

– Миледи? – робко переспросил помощник. – А ему обязательно быть здесь?

– Молчи! – огрызнулась Лайана.

Черворан поднял голову. – Ты боишься, дурак? – сказал он. Его распухшие губы растянулись в мимолетной усмешке. – Хочешь, я расскажу тебе, как ты умрешь?

Лицо помощника  побелело. Он открыл рот, чтобы заговорить, затем повалился вперед в глубоком обмороке. Кэшел подхватил его и отнес обратно на диван, где он сидел.

Это был первый по-настоящему человеческий поступок, который он увидел у Черворана с тех пор, как тот сошел с погребального костра. Это было отвратительно по отношению к бедному клерку, но это было по-человечески.

Когда Кэшел обернулся, Черворан снова смотрел на камень и стоял, как восковая статуя. Тадаи и его клерки переговаривались приглушенными голосами, а шпион что-то шептал Лайане. Никто не обращал на Кэшела никакого внимания, возможно, потому, что он стоял рядом с Червораном, которого никто не хотел замечать.

– Ну, я пойду... – пробормотал Кэшел. – Э, наружу.

Лайана кивнула, когда Кэшел вышел во двор, но никто ничего не сказал. Конечно, он привык, что его игнорируют, хотя это было совсем не то, что происходило в деревне, потому, что там он был бедным сиротой. Здесь все  были напуганы, и они боялись узнать что-либо, чего они еще не знали.

Суета вокруг адского растения теперь становилась организованной. Лорд Уолдрон отдавал приказы, в то время как Шарина смотрела на него сбоку, а Теноктрис склонилась над дымящимися останками. Илна помогала старой волшебнице, раздвигая слои промокшей зелени лезвием своего ножа.

Кэшел хотел было присоединиться к ним, но его взгляд наткнулся на Принца Протаса, одиноко стоявшего в стороне. Лицо мальчика было внешне спокойным, но выглядел он ужасно одиноким. Кэшел подошел к нему.

– Лорд Кэшел! – сказал Протас, внезапно снова став испуганным мальчиком в своем энтузиазме. – О, сэр, я слышал, это вы победили чудовище!

– Твой отец знал, что нужно сжечь его, – ответил Кэшел. – Я просто отнес сосуд. Да, это был большой сосуд.

Он говорил тихо, но знал, что в его голосе звучит гордость. У него было право гордиться, но это правда, что настоящая заслуга принадлежала Черворану.

Хотя Кэшел не был до конца уверен, что «твой отец» – это то, как правильно называть его сейчас.

– Откуда взялся этот монстр, милорд... – спросил Протас. Он спохватился и закончил: – Кэшел, я имею в виду.

Кэшел ухмыльнулся. – Я не знаю, – ответил он, – но готов поспорить, что если мы последуем сюда...

Он указал древком копья на дыру в стене внутреннего двора. Он не был хорошим лесником – сшибать белок с ветки сильно брошенным камнем было его максимальным достижением, – но похожие на корни лапы адского растения оставили за собой на земле следы из слизи. Они пахли солью и кислыми овощами.

– Мы можем выяснить сами. Ты хочешь пойти?

– С вами? – спросил мальчик. – Да, сэр!

Он подумал, и сказал: – Мой наставник спрятался в сундуке с одеждой, когда выглянул из окна и увидел это существо здесь, во дворе. Когда он выйдет, он захочет, чтобы я вернулся к своему уроку математики.

Кэшел на мгновение задумался. Он прочистил горло.

– Я думаю, математику важно знать, – сказал он. Он не был точно уверен, что такое математика, хотя и думал, что это означает считать, не бросая сушеные бобы в мешок. Именно так делал Кэшел, когда число превышало его пальцы. – Но я думаю, что сегодня днем ты можешь пропустить урок, и это не будет слишком плохо. Это из-за неприятности, которая случилась.

Кэшел задумчиво смотрел на древко копья, покачивающееся в его руке. – Но прежде чем мы это сделаем, – добавил он, – давай, вернем мой посох. Просто на всякий случай.

Они с мальчиком прошли в западное крыло дворца, через кухни и толпу болтающих там клерков и слуг. Протас оглядывался по сторонам с неподдельным интересом. Кэшел не мог понять почему, пока мальчик не сказал: – Знаете, я никогда не был здесь раньше. Так вот откуда берется еда?

– Думаю, так оно и есть, – согласился Кэшел. – Это более причудливо, чем я привык.

Должно быть, забавно быть принцем. Во всяком случае, когда ты всего лишь мальчик. Гаррик, казалось, прекрасно к этому привыкал, но у него был свой рост. Хотя Гаррик, будучи мальчиком, вероятно, добился большего, чем Протас.

В кладовой находились двое слуг. Женщина заглядывала в подвал через открытый люк, а мужчина взял посох и вертел его в руках.

– Я возьму его! – крикнул Кэшел, отбрасывая копье в сторону. Он не хотел кричать, но не жалел о том, что так получилось. Женщина вскрикнула, будто ее ударили ножом; мужчина выронил посох и повернулся так быстро, что запутался в своих ногах.

Кэшел шагнул вперед, схватив правой рукой посох, а левой – руку слуги. Парень закричал почти так же сильно, как и женщина. Кэшел предположил, что он сжал его одной рукой так же сильно, как и другой, так что утром на бицепсах мужчины появятся синяки. Хотя это было не так и плохо, как то, что он бы получил, свалившись головой вниз в подвалы, куда он чуть не упал.

– Что вы делали с имуществом Лорда Кэшела, сэр? – спросил Протас. Его голос звучал очень похоже на голос короля Черворана, хотя двенадцатилетний возраст мальчика был, по крайней мере, одной из причин.

– Что? – переспросил слуга, моргая, когда понял, что это говорит принц. – Да спасет меня Пастырь, я не имел в виду... я имею в виду, что мы увидели его и не знали... то есть...

– Все в порядке, – сказал Кэшел, поглаживая гладкую, знакомую поверхность своего посоха. Бедняге, должно быть, казалось, что его бьют со всех сторон. – И все же тебе следовало бы закрыть дверь в подвал, пока кто-нибудь не свернул себе шею.

Он вывел Протаса обратно через кухню. Люди заглядывали в кладовку и перешептывались. Одна женщина опустилась на колени и сказала: – Пусть Богоматерь благословит вас, ваша светлость, за то, что вы спасли нас от этого ужасного монстра!

– Мэм, я только отнес сосуд, – пробормотал Кэшел. Боже мой, она пыталась ухватиться за подол его туники! Он отстранился, выходя гораздо быстрее, чем обычно делал. Мальчик не отставал, но для этого ему пришлось бежать.

Солнце клонилось к закату, но до него оставался еще час. Они обошли солдат, у которых, вероятно, была работа здесь, во дворе, и гражданских, которые в основном просто глазели.

Когда они приблизились к тому месту, где были задние ворота, позади них раздался голос: – Ваше высочество? Принц Протас?

Кэшел обернулся – Лорд Мартоус приближался к ним из другого крыла дворца. – Он со мной, сэр! – громко сказал Кэшел.