Текст книги "Гибельный огонь"

Автор книги: Дэвид Аллен Дрейк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 29 страниц)

Его лицо было вырезано из серой стали. Если он и испытывал какое-то колебание, то оно не дрогнуло у него в горле, когда он сказал: – Вы мне поможете, Вера?

– Так близко, – прошептал голос. – За это короткое время – и ты поймешь, как оно было недолгим, за день до того, как тебе исполнилось столько же лет, сколько мне, – ты подошел к единству ближе, чем я за все эти века. А теперь – ничего.

– Вера. Вы мне поможете?

– Даже если я отвечу тебе, это приблизит меня к Черноте больше, чем сотрут тысячи циклов Огня. Дос Линтрос попытался пройти этот путь после того, как написал книгу, которую ты держишь в руках. Где он теперь, когда за ним пришли?

– Я знаю, – тихо признался Ригсби.

– Ты знаешь? Ты думаешь, что знаешь! – взвизгнул голос. – Но ты будешь знать, Джадсон, вечно будешь знать, если ты это сделаешь…

– Но ведь это даже бесполезно говорить тебе, не так ли? – голос продолжал звучать. – Ты будешь делать эту вещь, я вижу. И ты мудрее, чем я когда-либо могла надеяться стать; но из-за того, что я есть, я знаю вещи, которые ты только принимаешь. Даже ты, Джадсон, не можешь себе представить, что ты собираешься с собой сделать. Со своей душой.

Ригсби пожал плечами, провел рукой по редеющим волосам и невидящим взглядом уставился на пронумерованные корешки своих книг. – Простите меня, Вера.

– До свидания. Ее слова были мягкими и тусклыми, как первая горсть земли на крышке гроба. Ригсби прошаркал в угол и провел рукой по проволочной клетке. Скворец – альбинос внутри каркнул, дернул головой вперед, чтобы ущипнуть подушечку его большого пальца.

– До свидания, Вера, – пробормотал Ригсби и снова отвернулся.

***

Задняя дверь застонала. Замок работал хорошо, но петли зафиксировались от долгого бездействия. Девушка взглянула на внешнюю стену, прежде чем войти. Было слишком темно, чтобы отличить плющ от шпалеры, по которой он взбирался.

– Милое местечко, – сказала она, поднимаясь вслед за Ригсби по лестнице. Ее пальто до колен было сшито из пластиковой искусственной воловьей кожи, теперь порванной в двух швах. Пояс отсутствовал, и она держала полы пальто закрытыми одной тонкой белой рукой.– Вы давно здесь живете?

– Большую часть своей жизни, – ответил Ригсби, открывая дверь на второй этаж. Несмотря на полумрак лестничного колодца, он вставил ключ, не нащупывая скважины.

И снова девушка отклонилась назад в дверном проеме, подняв одно бедро выше другого. Она была темноволосой брюнеткой; длинные пряди волос упали на ее пальто, когда она внезапно захихикала. – А соседи не удивятся, если увидят, как я вошла? Она снова рассмеялась, переступая через порог с преувеличенной величавостью. Сбросив пальто, она бросила его на один из прямых стульев и встала в майке и джинсах. Большая часть яркой вышивки стерлась. Ее босые пальцы, торчащие из сандалий ручной работы, были нездорового синего цвета под слоем грязи.

– Сюда, – коротко скомандовал Ригсби, захлопывая дверь на лестницу и жестом, приглашая девушку войти в свой кабинет.

– Потому что, если вам все равно, – продолжала она через плечо, медленно повинуясь приказу Ригсби, – это не обязательно будет секс только на одну ночь.

Взгляд Ригсби скользнул по ее слишком худому лицу, слишком белой коже. – В этом нет необходимости, – решительно заявил он. – Это в соседней комнате.

– Это было бы не так уж много, – сказала девушка с непоколебимым кокетством. – Я имею в виду, не один раз, а очень часто. Обеими руками она приподняла тонкую блузку над поясом джинсов. Стодолларовая купюра, сложенная вертикально, была засунута в джинсы на ее талии. – Я не могла положить ее в топик, – сказала она, снова, хихикая. Подняв тонкую ткань повыше, девушка сделала пируэт в сторону Ригсби. От этого движения ее груди обнажились под задранной блузкой. Они не были большими, но казались удивительно полными для такого тонкого тела; ареолы казались почти черными на фоне тусклой бледности ее тела.

Ригсби прошел мимо нее, его нейтральное выражение лица не изменилось. Он беззвучно распахнул другую дверь комнаты. Хлынул белый свет. – Заходи, – распорядился он, держа проход открытым. Внутренняя поверхность помещения была покрыта тонкой, жесткой тканью, которая казалась менее отражающей, чем самосветящейся. Несмотря на всю свою странность, девушка повиновалась на этот раз без колебаний. Ее движение замедлилось; затем, сделав три шага в последнюю комнату, она полностью остановилась.

Вся комната и ее единственная мебель – круглая кушетка, были покрыты гладкой тканью. Высокие потолки старого дома позволяли Ригсби плавно накрыть материал куполом в центре комнаты, не делая края неудобно низкими. Свет был не очень резким, но лишенным теней и вездесущим, как внутренность холодной белой звезды. Ригсби вошел вслед за девушкой, закрывая дверь за последним прямоугольником реальности, оставшимся в комнате. В правой руке он держал клетку с птицей из своего кабинета. Скворец беспокойно запрыгал на своем насесте.

Девушка позволила своей блузке упасть; ее голова повернулась, вбирая в себя невыразительность обстановки. – Эй, это нереально, – прошептала она. Неуверенный шаг привел ее к кушетке. Она оказалась твердой на ощупь, теплее крови. – Ты действительно стараешься изо всех сил, не так ли?– спросила она. Впервые в ее голосе прозвучало что-то искреннее.

Ригсби скинул туфли и шагнул на кушетку. Клетка висела в центре купола на крюке, который до этого был невидим. – Сейчас самое время.

Можешь раздеться, – сказал он. Он развязал расшитый золотом кушак, который носил поверх уличной одежды в качестве пояса.

Девушка стянула топ через голову, резко дернув его, когда он запутался в петле волос. Тем же движением она небрежно отбросила одежду к стене. Усевшись на краешек кушетки, она зацепила один длинный, тонкий носок сандалии за задний ремешок другой сандалии, затем остановилась. Хирургическая холодность света покусывала ее. – Я… – начала она. Она крепко обхватила свою грудь без сексуального намерения. – Послушай, – сказала она, – ты хочешь, чтобы я приняла душ? Я имею в виду…

– Я нанял тебя такой, какая ты есть, – мрачно ответил Ригсби. – Потом ты можешь помыться или нет, как тебе будет угодно. Сними с себя остальную одежду.

Девушка повиновалась без особого энтузиазма. Обе сандалии ударились о стену. Они должны были загреметь, но не сделали этого. Она сунула сложенную купюру в боковой карман, прежде чем стянуть рваные джинсы вниз по бедрам. – Послушай, – повторила она, не сводя глаз с маленького мягкого тела Ригсби, чтобы не видеть так отчетливо свое собственное, – неужели нам обязательно нужен такой яркий свет?

Впервые за этот вечер Ригсби улыбнулся. – Да, – сказал он, ирония все еще была на его лице, когда он потянулся к девушке, – но свет потускнеет позже.

Приступая к древним механизмам своего ремесла, девушка снова удивилась, как комната без видимого источника света может быть такой яркой. Затем, не меняя яркости, свет начал скользить волнами от белого к фиолетовому, такими же бессмысленными, как у моря.

Комната была желто-зеленой, пульсирующей шартрезом, который смывал тонкие седые волоски на груди Ригсби в новое, как бы сшитое поле. – Еще, – тихо сказал он.

– Еще, милый? Девушка провела мозолистой ладонью по его животу с чем-то вроде нежности, прижимаясь ближе. – Слушай, а ты неплохой. Но на этот раз… – она шелковым движением переместилась на светящейся кушетке.

– Да, – пробормотал Ригсби студенистым голосом, наклоняясь. Высоко торчащие ноги девушки отбрасывали тени на ее выпуклую грудную клетку. И свет в комнате стал оранжевым.

***

По ним струился гранатовый свет цвета застывшей крови. Ригсби неловко поднялся на ноги. Девушка поерзала на кушетке, потянулась. – Что теперь, милый?

– Ничего. Взгляд Ригсби был устремлен куда-то за пульсирующие стены комнаты. – Теперь ты можешь идти.

Выщипанные брови удивленно изогнулись. – В чем дело? Разве я не была хороша?

Его тон сам по себе игнорировал девушку, и Ригсби продолжил: – То, что я должен сделать, требовало, чтобы я был… бесполым, этого достаточно, чтобы связаться с теми, кто может мне помочь. С женщиной-партнером, с которой я мог бы слить свой дух, я смог бы стать нейтральным существом. Это было…

Он посмотрел на скворца, который ощутил воздействие его глаз, тонких рубиновых белков вокруг зрачков, которые все еще были металлически-серыми. Птица пронзительно закричала и запрыгнула на дальний конец насеста.

– … в данных обстоятельствах невозможно, – продолжал Ригсби. – Куда идет тело, туда должен следовать и дух. Стало необходимо, чтобы я истощил часть своей природы, мужскую часть. Для этого ты была мне нужна. Ничего больше.

– Боже мой, – сказала девушка, приподнимаясь на локтях. – Ты хочешь сказать, что даже совокупляться не хотел?

– А ты? – устало спросил Ригсби.

– Боже, как это грязно!– прошептала девушка. Грязные руки подтянули ее голени к краю кушетки.

Ригсби рассмеялся невеселым хихиканьем, эхом, отозвавшимся в комнате. – Да. Так и есть, – согласился он, и кожа на его лице натянулась до костей. – Гораздо грязнее, чем ты можешь себе представить. Я установил контакт, который я… хотел.

Он поднял птичью клетку.– Посмотрим, что они скажут? Скворец ударил по руке Ригсби, когда тот просунул ее в дверцу клетки. Его пухлые пальцы были проворнее птицы; большой и указательный пальцы сомкнулись вокруг ее шеи и вытащили ее из клетки.

– Что… – выпалила девушка. Ее мышцы напряглись, когда она попыталась вспомнить, какой кусок сверкающей ткани скрывает выход.

Ригсби не говорил вслух, но мучительная дрожь, пробегавшая по его телу, свидетельствовала о его сосредоточенности. Казалось, он забыл о птице, сжимая ее обеими руками. Пальцы на горле не давали скворцу кричать, но у него было достаточно свободы, чтобы щелкать крыльями. Перья стучали друг о друга, как шлепающие доски.

Ригсби ослабил хватку, а затем повернул кулаки в противоположные стороны. Крик девушки заглушил слабый хлопок, когда шея скворца лопнула. Крошечное птичье сердечко выплюнуло две мощные струи, последняя струя захлебнулась, когда вены, питавшие ее, опустели.

Глаза адепта уставились в пол. Девушка неохотно наклонилась, чтобы посмотреть, что там было. Вместо того чтобы лежать в неровной луже бесформенными пятнами, кровь сама собой вползала в связные слова. Буквы были паучьими, но совершенными, и они выделялись иронически черным цветом на жизнерадостном фоне:

ОЖИДАЮЩИЕ ГОНЧИЕ

– Мои гончие ждут, – прошептал Ригсби. Он начал смеяться. Его рот был открыт, губы неподвижны, и пустые слоги вырывались наружу в ужасной какофонии.

– Остановись! – закричала девушка, и захлопала ладошами по своим ушам. Ригсби не обратил внимания на ее дрожащее тело. Он поднял обе руки к небу, подавил смех, будто это было самое главное, и выкрикнул слово, нечеловеческое и жуткое от его силы. Для девушки, для всего мира, кроме Ригсби и еще одного человека, время замерло в этот миг.

Красные одежды легко соскользнули через его голову. У них не было никаких замыслов, и они свободно колыхались, и вздымались волнами. Кровавый свет, пронизывающий комнату, сгустился, когда Ригсби двинулся к подобию обезьяньего черепа, висящего в воздухе перед ним. Череп ухмыльнулся и бесшумно скользнул в открывшуюся перед ним дверь. Ригсби последовал за ним, его шаркающие шлепанцы издавали единственные звуки в неподвижном доме.

Вниз по лестнице на улицу. Темп черепа был неторопливой походкой, определенной неспешностью команды, сопровождающей повозку, осужденного на казнь. К Ригсби присоединилось еще одно движение: мягкий шелест плюща, дрожащий скрежет металла по каменной кладке. Только окаменевшая ночная сцена вырисовывалась в потоке алого света перед ним. Уличные фонари больше не заливали своей ртутной синевой лужи на асфальте. Машина застыла на середине поворота, кончик сигары водителя потух и почернел. Собака прыгнула к тротуару – одна нога на улице, а три других в воздухе, так что ее пятнистое тело висело под невозможным углом. Дом за домом, затем старый дом, построенный близко к тротуарам с огороженными дворами сзади. Ригсби последовал за своим проводником, не поворачивая головы, чтобы посмотреть на тварей, щебечущих прямо за пределами его поля зрения.

Новые дома, поменьше, но стоящие дальше. Моноцентрический ум Ригсби понятия не имел, как далеко он зашел. Наконец череп остановился и, дрожа, повернулся в сторону облицованной кирпичом резиденции. Ригсби остался на месте, в сотне футов позади, посреди улицы. Его проводник двинулся вперед. Отражатели старого «Бьюика», стоявшего под навесом, мигнули в ответ пунцовым светом братства.

Внутри дома показался красный свет, льющийся через фасадное окно. Женщина отдернула шторы за мгновение до того, как замереть. Теперь она невидящим взглядом смотрела в стекло, ее волосы были вымыты до черноты, а покрывало ребенка на ее руках было в красную полоску.

Ужасно громкий мужской голос в окружающей тишине, где были только возня и царапанье, прорезался из дома: – Ты, наконец, пришел, Ригсби? Я так долго тебя ждал.

Секундная пауза. Входная дверь с грохотом распахнулась, ширма с визгом открылась. Мужчина на узком крыльце был высок, его волосы были ярче желтого цвета, чем у его матери при любом нормальном освещении. Теперь это была корона из тусклого карбункула, горевшая над его измученным лицом.

– Где ты, Ригсби? – крикнул торговец, делая шаг на гравий тротуара, шаг ближе к черепу, неподвижно висящему в воздухе. – Я знаю, что ты стоишь за ним. Твоя племянница-ведьма рассказала мне, кто ты.

– Ты хочешь, чтобы я это сказал? Я убил ее! Ты можешь отправить меня в любой ад, но я убил Аниту и рад этому. Я избавил от нее весь мир!

– Она была моей дочерью, Харви. В отличие от резкого, отчаянного тона торговца, слова Ригсби были почти неслышны. Его одежда висела неподвижно, словно застывший поток крови.

Торговец сделал три шага по гравию. Череп обезьяны, не двигаясь, преградил ему путь. Мощное лицо торговца исказилось от проклятия, и он плюнул в эту тварь. Она беззвучно взорвалась, превратившись в шар светящегося пара, который медленно рассеялся в неподвижном воздухе. Мутный красный свет продолжал струиться вокруг двух мужчин после того, как его очевидный источник исчез.

– Я не хотел иметь с ней ничего общего, – натянуто сказал молодой человек. – Я сказал ей, что Стеллы для меня вполне достаточно, даже с появлением ребенка. Но она не могла этого вынести, не твоя Анита, и она все равно получила меня. Я забирался вверх по плющу и в ее окно, Ригсби, каждую ночь. И я не мог пойти домой по утрам и встретиться со Стеллой.

Ригсби закрыл глаза и потер их, словно от усталости. Торговец продолжал двигаться вперед, сокращая расстояние между ними. Шар света уменьшался с каждым его шагом. Помимо этого, щебень с нетерпением осаживался.

– Я вырвался, когда родился Ким, – продолжал высокий мужчина, его слова были такими же хрупкими, как пила по стеклу. Он протянул руки в инстинктивной мольбе. – Она была… ты и представить себе не можешь, Ригсби! Разве ей было недостаточно? Однажды она доказала, что может убрать меня, зачем ей это было нужно…

Впервые Ригсби посмотрел прямо в измученные глаза собеседника. Его тон был мягче, чем у неоперившегося пуха, и адепт сказал: – Харви, когда ты душил Аниту, ты сделал это наверняка. Вы и я – такие же части природы, как солнце и звезды, и наши пути так же неизменны. Тогда ты выбрал курс для нас обоих, и теперь он не изменится.

– До Свидания, Харви. И Ригсби поднял свою руку.

Мир ослепительно засиял, словно взошло алое солнце. Харви отшатнулся в шоке, увидев, что приближается к нему. Он попытался бежать.

Тонкая рука из кованого железа схватила его за лодыжку. Перила от дома Ригсби теперь бегали по лужайке, разделенные пятьюдесятью манекенами. Харви закричал, когда его лодыжка хрустнула под черными пальцами. Пятьдесят безликих заостренных голов вскинулись в восторге. Они лязгали, приближаясь к своей обезумевшей добыче, дрожа при каждом новом вое, прорезавшем воздух.

Торговец исчез за живой изгородью. Человеческие звуки прекратились мгновением позже, когда что-то круглое и кровавое взлетело в воздух.

Свет начал меркнуть. Вскоре вокруг Ригсби осталось лишь тусклое свечение. Затем взошла полная луна, и движение по дорогам возобновилось.

***

Рассвет обрушился на город дождем. Пустой дом Ригсби медленно светлел в тусклом сером свете. Брызги капель хлестали по черепице, за ними следовал бледный моросящий дождь, который струился по карнизам и падал, покрывая землю. Паучьи магические фигуры перил почернели под ударами дождя, а желоба покраснели.

Люди, подобные нам

В 1979 году у меня началась писательская карьера. Я продал фантастический роман «Повелитель Драконов» и сборник научно-фантастических рассказов «Молотобойцы», а также довольно много коротких рассказов, примерно, поровну разделенных между фантастикой и фэнтези. В целом, у меня было около 200000 слов в печати, когда я остановился, чтобы подумать об этом.

Чего я совершенно не делал ранее. Я был штатным адвокатом и не собирался ничего менять, хотя и сделал это еще до истечения следующего года. (Моя жизнь, по-видимому, соответствует эволюционной модели прерывистого равновесия.)

Я продавал рассказы Джиму Биму, когда он был редактором журнала «Галактика». Став редактором научно-фантастического журнала «Эйс Букс», он купил «Молотобойцев», а также основал журнал в мягкой обложке «Судьбы», который платил отличные цены. На протяжении многих лет (и через различные изменения названия) «Судьбы» опубликовали много моих лучших рассказов.

Я написал «Люди, подобные нам», что, по-моему, было лучшим из всего, что я написал на сегодняшний день, и послал ему. Джим тоже решил, что это лучшее, что я написал, и тут же отверг его на том основании, что рассказ поддерживает политическую философию, с которой он был категорически не согласен.

Что ж, это было справедливо: в конце концов, это был его журнал. Я отправил рассказ в глянцевый журнал научной фантастики «Омни», и Бен Бова (который взял несколько моих рассказов в качестве редактора «Аналог» купил и опубликовал его). Мы с женой потратили 800 долларов на отдых в Новом Орлеане, где я познакомился с Джоном Бруннером. И он нанял меня в качестве технического редактора «Баллантайн Букс» для исторического романа, который он писал. И еще он стрелял из пистолетов-пулеметов с глушителями в болотах за озером Понтчартрейн.

«Люди, подобные нам» была единственной историей, которую я продал «Омни», и почти единственной, которую я туда послал. Мои наклонности не очень соответствовали редакционной политике «Омни», в то время как Джим Бим и я обычно очень хорошо ладили (отчасти потому, что за эти годы мы указывали друг другу на наши промахи). Но только в этот раз…

Сама история чем-то обязана новелле Пола Андерсона «Человек ООН». В ранние годы писательскую деятельность Пола часто можно было охарактеризовать как прозелитизм в пользу мирового правительства. В 1950-х годах у Пола произошел резкий сдвиг в философии, так что его поздние работы часто демонстрируют либертарианские наклонности. (Почти во всех случаях ценности истории остаются сильными; я говорю о художественной литературе с философской подоплекой, а не о пропагандистских шаблонах.)

Более поздние работы Пола вызвали у меня множество историй – «Человек ООН». Однако, был более ранний рассказ… что, возможно, как-то связано с реакцией «Омни» и Джима Бена на мой рассказ.

Я родился всего через несколько недель после взрыва первой атомной бомбы, и вырос в глубинах холодной войны, когда ядерная война казалась более вероятной, чем нет. Я до сих пор думаю, что «Люди, подобные нам» – один из лучших рассказов, которые я написал; и именно он всегда пугает меня, когда я перечитываю его.

***

На вершине перевала прямо напротив них была распята жаба. Десятилетия нахождения под солнцем в голубом тумане с востока оставили ее увядшей, но нетленной. Она осталась, даже теперь, когда туман был лишь воспоминанием. Трое путешественников присели на корточки перед талисманом и уставились на него.

– Деревня не может быть далеко отсюда, – сказал, наконец, Смит. – Я спущусь туда завтра.

Ссу-ма пожала плечами и возразила: – Зачем терять время? Мы можем спуститься все вместе.

– Время у нас есть, – сказал Козински, рассеянно поигрывая ребрами и глядя на жабу. – Многие истории, которые нам рассказывают, происходят от невежества, от страха. В этом случае правды может быть не больше, чем во многих других. У нас есть долг, но мы, также, обязаны не нарушать его понапрасну. Мы подождем тебя и посмотрим.

Смит криво усмехнулся. – Что за люди были бы на свете, – сказал он, – если бы не такие, как мы?

Все трое рассмеялись, но никто не потрудился закончить их старую шутку.

Тропа была крутой и узкой. Ручей теперь бурлил в двадцати футах внизу, но весной он наполнял свое узкое ущелье потоком, таким, же холодным, как и снег, который его породил. Спускаясь по долине, Смит хорошо разглядел Мосби, когда обогнул последний выступ скалы над городом. Он раскинулся под углом между ручьем и рекой, в которую он впадал. В нише на противоположном берегу ручья в стороне от домов стояло широкое каменное здание, освещенное узкими окнами на уровне второго этажа. Единственным входом была бронированная дверь. Здание могло бы быть тюрьмой или крепостью, если бы от него не тянулись линии электропередач, главным образом к плавильному заводу на берегу реки. Над его шиферной крышей висел столб пара.

Один из двух охранников у входа в электростанцию угрюмо осматривал противоположную сторону ущелья, не находя себе лучшего занятия. Он первым заметил Смита. У него отвисла челюсть. Путешественник помахал ему рукой. Охранник что-то пробормотал своему компаньону и щелкнул выключателем рядом с дверью.

То, что произошло потом, испугало Смита, так как он думал, что ничто в мире не сможет напугать его снова: зазвучала сирена воздушной тревоги на крыше электростанции, превратившись в вопль, который сотряс эхо из ущелья. Мужчины и женщины выбегали на улицы, некоторые из них были вооружены, но Смит не видел людей, этих людей, и не боялся, что они могут ему что-нибудь сделать.

Затем мысли путешественника вернулись в настоящее, на его лице играла улыбка, а в руках не было ничего, кроме дубового посоха, изношенного милями земли и камней, о которые он ударился. Он продолжал спускаться в деревню, мимо заборов и уборных ближайших домов. Там его встретили люди с арбалетами, но они не тронули его, а только жестом подозвали путника. Остальные горожане собрались на открытой площадке в центре города. Она отделяла отдельные дома на восточной стороне от ряда более хрупких строений, построенных вдоль реки. Последние строения, очевидно, служили бараками, тавернами и борделями для работников барж и плавильщиков. В рядах домов не было окон, выходящих на восток, и даже их уборные, должно быть, были вырыты на берегу реки. Несколько человек присоединились к толпе от них и от самого плавильного завода, но только несколько.

– Это достаточно близко, – сказал первый из тех, кто ждал путешественника. Местный житель был крупным мужчиной с розовым черепом. Он просвечивал сквозь длинные пряди седых волос, которые он аккуратно зачесывал назад. Его куртка и брюки были из шерсти, выкрашенной в синий цвет, так что они почти соответствовали рубашке из древнего полиэстера, которую он носил поверх нее. – Откуда вы взялись?

– Почти отовсюду, так или иначе, – ответил Смит с очаровательной улыбкой. – Первоначально из Дубьюка, но это было очень давно.

– Не валяйте дурака с Шефом, – прошипел несколько более молодой человек с жестоким лицом и в такой же униформе. – Вы пришли из-за гор, а из Жарких Земель никто не приходит.

– «Шеф полиции», – изумился Смит, соединив титул и рубашки, которые теперь носили как регалии. Вслух он сказал: – Когда в последний раз кто-нибудь отсюда ходил через горы? Когда-нибудь?

Бородатые лица стали жесткими. – Сто лет назад, двести, – продолжал путешественник, – было слишком жарко, чтобы вы могли отправиться куда-нибудь по ту сторону холмов… но не сейчас. Может быть, у меня никогда не будет собственных детей, но я никогда не нуждался в этом, мне нужно было увидеть мир. И я сделал это, друзья.

– Разденьте его, – решительно приказал Шеф.

Смит не стал дожидаться, пока мрачные на вид люди заставят его сделать это. Он сбросил рюкзак и передал его ближайшему стражнику, вооруженному арбалетом и мечами ручной работы. Он сказал: – Осторожно с этим, друг. Там есть кое-что хрупкое, и мне это нужно, чтобы обменять на комнату и питание в следующий раз. Он начал расстегивать свой кожаный жилет.

Шестеро мужчин, кроме Шефа, были одеты в остатки полицейской формы поверх пиджаков. Все они были старше остальных, не тощие воины, как арбалетчики, но у них было огнестрельное оружие. У пятерых из них были винтовки М16. Анодированная отделка ствольных коробок была отполирована до алюминия веками прилежного невежества. У шестого была одноразовая ракетница – верное доказательство того, что местные жители когда-то разграбили армейскую базу или караульное помещение.

– Просто парень со Среднего Запада, – любезно продолжал Смит, расправляя полы своей шерстяной рубашки. – Я хотел увидеть Нью-Йорк, вы можете в это поверить? Но ведь никто из нас не будет жить вечно, не так ли?

Он положил рубашку, сложенную по привычке, на жилет и принялся расшнуровывать ботинки из оленьей кожи. – Там сейчас есть кратер, и холмы все еще светятся голубым, даже если есть облака, чтобы затмить солнце. Кожу покалывает.

Путешественник ухмыльнулся. – Вы не пойдете туда, и я не пойду туда снова; но я видел это, где на смотровой площадке Башен Мировой Торговли был ближайший из смертных, достигших небес, стоя ногами на человеческой земле…

– Мы слышали эти истории, – проворчал Шеф. В кобуре более позднего образца он держал револьвер из нержавеющей стали.

– Брюки? – спросил Смит, подняв бровь и глядя на женщин в тусклых платьях.

Шеф коротко кивнул. – Когда человек приходит из Жарких Земель, у него нет от нас секретов, – сказал он. – У любого из нас.

– Что ж, я мог бы сделать то же самое в вашем случае, – согласился путешественник, развязывая шнурки на шерстяных штанах, – но я могу сказать вам, что в слухах, которые бродят по пустошам, мало правды. Он стянул одежду вниз и вышел из нее.

Тело Смита было жилистым, мускулы напряженными и густо покрытыми волосами. Если он и был чем-то необычным, так это тем, что ему сделали обрезание, что уже не было обычной операцией в мире, где время хирурга находило лучшее применение. Затем одна женщина заметила левую ладонь Смита, никогда не прятавшуюся, но почему-то никогда не видимую отчетливо до этого момента. Она закричала и показала пальцем. Другие подняли оружие, жужжа, как улей, когда к нему приближается медведь.

Очень осторожно, с лицом таким же пустым, как кожа его рюкзака, Смит протянул левую руку к толпе и растопырил пальцы. Выступы скрюченной плоти выделялись, будто они были парафином, вновь замороженным через мгновение после разжижения. – Да, я сжег ее, – спокойно ответил путешественник, – слишком близко подобравшись к чему-то… к чему-то, что взорвалось слишком близко. И она никогда не заживет, нет… но и хуже не становится, и это было много лет назад. Это не тот мир, где я мог бы пожаловаться, что потерял так мало, а?

– Опусти ее, – резко сказал Шеф. Затем, обращаясь к охраннику, который обыскивал рюкзак: – Оружие?

– Только это, – сказал охранник, держа в руках пращу и дюжину плотных камешков, закрепленных в ее кожаном кармане.

– У меня в кармане брюк есть маленький складной ножик, – сообщил Смит. – Я использую его, чтобы освежевать кроликов, которых иногда ловлю.

– Тогда одевайтесь, – приказал Шеф, и толпа затаила дыхание. – Вы можете остановиться в гостинице, поскольку у вас достаточно средств, чтобы заплатить за нее, – он кивнул в сторону аккуратной стопки товаров Смита, которую охранник сложил из них, – и, возможно, вы найдете девушек на Фронт-стрит, которые будут обслуживать вас. Предупреждаю, к востоку от Ассамблеи ничего подобного нет. Но прежде чем вы сделаете что-нибудь еще, поговорите со мной и ребятами наедине на Базе.

Путешественник кивнул и без всякого смущения начал одеваться.

Полицейские и их охранники, молча, сопровождали Смита, делая вид, что все еще не уверены в его статусе. Их целью было двухэтажное здание из местного камня. Вероятно, до Взрыва это была городская Ратуша. Теперь это была резиденция Шефа, а также штаб-квартира правительства. Несмотря на это, здание было гораздо менее удобным, чем многие из новых строений, которые были спроектированы так, чтобы обогреваться печами и освещаться лампами и окнами. В офисе, фанерные панели которого были тщательно сохранены, несмотря на его убогую мрачность, правящие олигархи города стали допрашивать Смита.

Они были испытующими и деловитыми. Смит отвечал честно и так полно, как только мог. Тайники с оружием, разграбленные выжившими людьми, или сгнившие за прошедшие столетия? Продовольственные склады? Миф, посеянный воспоминаниями о супермаркетах и расцветший в десятилетия голода и холода, которые убили в десять раз больше людей, чем непосредственно убил Взрыв. Металлолом для печей? Миллионы тонн, но не было никакого способа транспортировать его через горы… и кроме того, металлы часто были горячими даже при таком удалении от Взрыва.

– Хорошо, – сказал, наконец, Шеф, закрывая памятку из вощеных досок, на которых он делал заметки. К тому времени, как они зажгли закопченную керосиновую лампу, в комнате стало прохладно.– Если ночью мы придумаем что-нибудь еще, то утром спросим. Его глаза сузились. – Как долго вы собираетесь здесь пробыть?

Смит пожал плечами. – Несколько дней. Мне просто нравится… бродить. У меня действительно нет никакого желания делать что-то еще. Он поднял свой мешок за лямки и добавил: – Может, кто-нибудь из вас проводит меня до вашей гостиницы?

Картер, самый молодой из шести полицейских, встал. Это был коренастый мужчина с черными волосами и бородой цвета перца с солью. Большую часть допросов он проводил сам.– Я провожу его, – сказал он. В отличие от своих коллег, он носил тяжелый боевой нож в дополнение к своей автоматической винтовке. Он придержал дверь для Смита.

Ночное небо было пятнистым. Когда серебряная луна была ясной, снаружи было больше света, чем внутри давал огонек лампы. Пелена пара над электростанцией вздулась и стала похожей на мантию осьминога. Крошечные лазурные искры прочертили линии электропередач через мост и далее, в плавильню.