Текст книги "Гибельный огонь"

Автор книги: Дэвид Аллен Дрейк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 29 страниц)

Маленький горшочек сони, хранящейся в меду. Пучки и корзины свежих овощей.

Тот же товар, что был здесь накануне вечером. Никакого сейфа, никаких следов тайника, спрятанного в стене.

Это не оставляло Веттию иного выбора, кроме как попробовать эту проклятую бронзовую змею. За передними дверями заскрежетал ключ по лицевой пластине замка.

Чертов проклятый Зевс! Пирр уже давно должен был уйти!

Веттий рефлекторно поставил лампу и побежал в святилище. Позади него завизжал ключ, выдвигая железные засовы из гнезд в обеих дверных рамах.

Он сможет выбраться из здания достаточно безопасно, хотя несколько служителей, вероятно, бросят в него свои дубинки, пока он будет извиваться в окне. Однако узкий переулок был бы самоубийством. К тому времени, как он доберется до земли, они уже перекрыли бы оба его конца, а размахивать спатой не было места. Вместо этого он поднимется по тройной сводчатой крыше склада и спустится вниз. Дверь открылась. – Подождите здесь, – обратился к своим служителям пронзительный, лишенный эха голос Пирра.

Шелковая веревка Веттия лежала на полу спутанным клубком. Она не могла соскользнуть с окна сама по себе, но…

Дверь закрылась, и засовы со скрежетом вернулись на место.

Веттий резко обернулся и выхватил меч.

– Берегись, Пирр!– воскликнул бронзовый змей. – Злоумышленник! Нарушитель!

Веттий переминался с ноги на ногу, как танцор. Слабый свет лампы мерцал на лезвии его спаты, изогнутой дугой вверх. Глаукон скорчился еще выше на кресте. Его почти человеческое лицо покачивалось на кончике перекладины, в нескольких дюймах от того места, где висела веревка. Зубы существа сверкнули в злобном ликовании.

От креста отлетела щепка, когда меч Веттия вонзился так высоко, как только он мог дотянуться; на ширину ладони под дрожащим хвостом Глаукона.

– Подойди ко мне, Декурион Луций Веттий, – приказал Пирр из передней.

Он не мог этого знать.

Мерцающего света лампы в соседней комнате едва хватало, чтобы осветить тогу Пророка и мягкий блеск его бороды. Веттий был фигурой в тени, всего лишь смутной угрозой с мечом, даже, когда он снова повернулся, чтобы встретиться лицом к лицу с Пирром.

Пирр не мог этого знать. Но он знал.

– Опусти свой меч, Луций Веттий, – сказал Пророк. Какое-то мгновение ни один из них не двигался; затем Пирр шагнул вперед. Нет, это было не так. Пирр отошел от самого себя, один Пирр шел, а другой неподвижно стоял у двери. В неподвижной фигуре было что-то неправильное, но свет был тусклым, и ближайшие формы скрывали остальное…

И Веттий не мог сосредоточиться ни на чем, кроме глаз идущего к нему человека. Они были красными, светились все ярче с каждым шагом и вытягивали душу Веттия из его дрожащего тела.

– Ты отличный улов, Луций Веттий, – сказал Пирр. Его губы не шевелились. – Лучше, чем ты можешь себе представить. Через десять лет, через двадцать… в этой империи не будет никого, кого бы ты не знал, если бы захотел, кого бы ты не мог поколебать, если бы захотел. От имени Пророка Пирра. Или как там я себя называю.

– Положи свой меч, Луций Веттий.

Рукоять меча Веттия стала горячей, такой же горячей и пылающей, как глаза приближающегося Пирра. Он не мог надежно держать клинок; свет дрожал вдоль его острых двойных краев, как капли дождя на ивовом листе.

Но он не выпал из его руки.

Пирр шагнул в дверной проем между комнатами. Его плечо коснулось косяка, и прошло сквозь него – очертания фигуры и оштукатуренная кирпичная кладка то сливались, то разделялись; фигура шагала вперед.

– Я получу эту империю, – сказал Пирр. – И я получу весь этот мир.

Веттий уставился в темный туннель. В конце туннеля пылали глаза Пирра, оранжево-горячие и размером с вселенную. Они подошли еще ближе.

– А когда я вернусь к тем, кто прогонял меня, когда я вернусь к тем, кто хотел убить меня, Луций Веттий, – сказал голос, эхом отдавшийся в голове солдата, – они поклонятся! Ибо моя сила будет силой целого мира, выкованного по моему замыслу…

– Положи свой меч!

Веттий вскрикнул и взмахнул своим клинком резким, спонтанным движением, не имеющим ничего общего с его мастерством или многолетней практикой, чтобы управлять им. Сталь рассекла пылающие глаза, как вспышка, взрывающая белое сердце кузнечного горна, и глаза снова впились в глаза Веттия. Смех Пророка шипел и клокотал в голове солдата.

– Ты мой, Луций Веттий, – ласково произнес голос. – Ты мой с тех пор, как встретился со мной взглядом прошлым вечером. Неужели ты думал, что сможешь скрыть от меня свое сердце?

Ноги Веттия сделали деревянный, спотыкающийся шаг вперед; еще один шаг, следуя за глазами, когда они отступили к фигуре, стоящей у внешней двери. А также к фигуре Пирра, или, возможно, к единственной фигуре, которая действительно была Пирром. Теперь солдат понял, как Пророк появился и исчез на церковном крыльце прошлым вечером, но это уже не имело значения.

Ничто не имело значения, кроме глаз.

– Я привел тебя сюда сегодня вечером, – сказал голос.

– Нет… – прошептал Веттий, но он не был уверен, ни в том, что произнес это слово, ни в том, что оно было правдой. Он не имел никакой власти ни над своими мыслями, ни над своими движениями.

– Ты будешь моим императором, – сказал голос. – Со временем. Для меня, и это, вообще, не займет много времени. С моими знаниями и оружием, которым я научу тебя, как создавать, ты завоюешь ваш мир для меня.

Пылающие глаза в глазницах существа, называвшего себя Пирром, уменьшились до нормального размера. Бородатый призрак сделал еще один шаг назад и слился с фигурой, которая не двигалась с тех пор, как вошла в церковь.

– И затем…– произнесла фигура, когда все подобие Пирра исчезло, как иней на солнце… я вернусь домой.

Тога, борода, пухлые человеческие щеки – все исчезло. То, что осталось, было голым, тонким, как кость, и покрытым чешуей. На щелевидных зрачках глаз мерцали перепонки, очищая их поверхность; затем глаза рептилии начали прорезать себе путь в разум Веттия с хирургической точностью.

Он услышал скрип петель поднявшейся крышки, но звук был таким, же обманчивым и бессмысленным, как крик чайки на фоне грохота прибоя.

– Пирр! – взвизгнул бронзовый змей. – Незваный гость! Стража! Стража! Стража!

Веттий очнулся, тяжело дыша и отряхиваясь. Он чувствовал себя так, словно его похоронили в песке, под тяжестью, которая жгла и раздавливала каждую клеточку его тела.

Но вовсе не его тело было вытеснено из существования.

Сундук – подарок П. Северуса Ауктуса, поставщика тонких шерстяных тканей, – был открыт. Из него вылезал Дама, настолько окоченевший, насколько можно было ожидать, когда даже маленький человек замкнулся в таком тесном пространстве. Он отбросил в сторону кусок ткани, прикрывавший его в сундуке, и держал в левой руке ножны пехотного меча.

Его правая рука выхватила короткий, тяжелый клинок с музыкальным звоном!

– Стража! – снова крикнул Глаукон.

Змей уже покинул свой насест. Он скользил длинными изгибами к Даме.

Пирр потянулся к дверной задвижке одной рукой рептилии; Веттий замахнулся на него, потеряв равновесие. Он промахнулся, но острие спаты ударило прямо над пластиной замка и глубоко вонзилось в потрескавшееся от времени дерево.

Пирр зашипел, как жир на гриле. Он прыгнул в центр комнаты, когда солдат освободил свое оружие и повернулся, чтобы закончить дело.

Глаукон бросился на Даму, как кобра. Купец, двигаясь с рефлекторным мастерством, которое произвело бы впечатление на Веттия, если бы у него было время подумать, блокировал бронзовые клыки ножнами в левой руке. Вместо щелчка, когда встретились зубы, свет потрескивал, как миниатюрная молния.

Дама пробормотал молитву по-гречески и ударил мечом в голову чудовища. Глаукон отпрянул, плавно изогнувшись. Зубы змеи прожгли глубокие борозды на железной оковке ножен.

Веттий развернулся на кончике левой ноги, развернув свой клинок по свистящей дуге, так что глаза Пирра сверкнули в глазах солдата. – Опусти свой меч, Луций Веттий, – раздался голос в его голове. Веттий неподвижно замер, как комар в янтаре.

Снаружи послышались крики. Кто-то постучал, затем ударил рукояткой дубинки по ослабевшей дверной панели, которая начала трескаться изнутри.

Глаукон представлял собой двадцать футов мерцающих спиралей, а в его гуманоидных челюстях была смерть. Дама сделал ложный выпад. Глаукон вздрогнул, а затем нанес серьезный удар, когда торговец повернулся в сторону Пирра, который стоял в центре приемной, а его глаза впивались в Веттия.

Дама отпрыгнул назад, едва не споткнувшись о сундук, в котором он прятался. Он был в безопасности, но подол его туники тлел там, где его зацепили зубы.

Несколько дубинок начали стучать в дверь одновременно. В комнату влетела верхняя половина доски, отколовшаяся от двери. Служитель протянул руку сквозь кожаную обивку и стал возиться с механизмом замка.

– Опусти свой меч, Луций Веттий.

Меч Дамы опустился, зацепил кусок ткани, который прикрывал его в сундуке, и перекинул его через голову бронзового змея. Завизжала и заскрипела шерсть ткани, когда Глаукон попытался вырваться из нее.

Дама улыбнулся с холодной уверенностью и нанес удар в то место, где ткань возвышалась выше всего, вытянув все свое тело в соответствии с ударом. Острое стальное лезвие прорезало ткань, бронзу и все остальное, что заполняло пространство внутри металлического черепа Глаукона.

Дверь распахнулась внутрь, и Пирр рванулся в нее, как колесница, когда в цирке опускаются решетки. Веттий, освободившийся от наваждения в глазах, и от всех смертоносных инстинктов, рубанул косолапую фигуру, когда она проскочила мимо.

Спата скользнула выше подбородка, разбивая острые зубы рептилии, прошла вниз по извилистой шее, и вышла, сломав по дороге ключицу.

Кровь, брызнувшая из вопящего чудовища, в свете лампы казалась зеленой.

Служители с воплями ужаса бросились вон из дверного проема, когда существо, управлявшее ими, проскочило сквозь них. Власть Пирра истощалась с каждой струей из его разорванных артерий. Люди – опять люди, а не автоматы Пророка, побросали свои дубинки и фонари – торопясь убежать. Некоторые из бегущих фигур снимали забрызганные кровью туники.

Острие меча Дамы было искривлено и почернело. Торговец отшвырнул свое испорченное оружие, когда они с Веттием проскользнули мимо расколотых остатков двери. Позади них, в центре циновки из обугленной шерсти, змея Глаукон изрыгала зеленое пламя и клочья бронзы.

Пирр лежал, растянувшись, в зеленой луже у подножия лестницы. Тонкие чешуйчатые конечности дергались до тех пор, пока Веттий, пробегая мимо, не вогнал свою спату в основание куполообразного черепа существа.

Солдат тяжело дышал, скорее от облегчения, чем от напряжения. – А откуда он взялся?– пробормотал он.

– Это не имеет значения. Дама тоже тяжело дышал. – Он не ожидал, что могут появиться такие же, как он.

– А я думал, что он обманщик. Блокноты…

Они медленно проходили мимо причальных тумб, где разговаривали накануне вечером. Дама замедлил шаг, когда они удалились от места непосредственного инцидента. – Он был шарлатаном там, где ему было легче всего быть шарлатаном. И это все.

Веттий положил руку на плечо маленького человека и повел его в тень закрытой ставнями будки. – Почему вы не сказали мне, что вернетесь, сегодня вечером? – требовательно спросил солдат.

Дама посмотрел на него.– Это было очень личное, – сказал он. Их лица казались бесстрастными размытыми пятнами. – Я не думал, что кто-то из администрации Префекта должен быть вовлечен в это дело.

Веттий вложил клинок в ножны и передвинул ножны параллельно левой ноге. Если боги будут благосклонны, то оружие можно будет незаметно пронести по пути домой в затянутом облаками лунном свете. – Я уже был вовлечен в это дело, – сказал он.

Купец повернулся и встретился взглядом с Веттием. – Менелай был моим другом, – ответил он слишком тихо, чтобы его можно было услышать. – Луций Веттий, сегодня вечером я пришел сюда с мечом, чтобы поговорить с убийцей моего друга.

Где-то совсем рядом ночь огласилась криками ужаса. Стража обнаружила труп Пророка Пирра.

Черное железо

Аммиан Марцеллин был последним великим латинским историком и фактически единственным великим латинским историком, последовавшим за Тацитом, его предшественником примерно на триста лет. (Были крупные историки второго и третьего веков нашей эры, и после, но они писали по-гречески.) Он оказал на меня огромное влияние, и один маленький аспект его влияния – «Черное железо».

Аммиан был офицером личной императорской охраны в середине IV века нашей эры, – период, охватываемый сохранившимися книгами его истории. Императоры использовали своих телохранителей в качестве курьеров и для других специальных миссий. Аммиан был не только в состоянии говорить практически с кем угодно в империи, но и лично присутствовал на некоторых наиболее важных событиях своего времени. Хотя Аммиан не такой хороший писатель, как Тацит (который является одним из лучших стилистов прозы на латыни или любом другом языке), он рисует яркую картину своего мира.

Этот мир соскальзывал в кровь и хаос. Он не выйдет из тьмы еще много веков.

Здесь может быть важен выбор времени. Я читал Аммиана, когда учился во Вьетнамской языковой школе, а потом во время обучения допросам. Будущее, которое я видел перед собой, было наполнено кровью, хаосом и тьмой, так что я мог отождествить себя – и даже должен был отождествить – с древним солдатом и историком, когда читал его труд.

Я вернулся в Мир, вернулся в юридическую школу и снова стал писать беллетристику. «Черное железо» – это первый рассказ, который я написал после своего возвращения. Это также первый рассказ, который я написал после знакомства с двумя фантастами из Чапел-Хилла – Мэнли Уэйдом Уэллманом и Карлом Эдвардом Вагнером.

Карл только что бросил стандартную медицинскую школу, чтобы писать полный рабочий день (позже он закончил учебу и получил степень доктора медицины). Мэнли был гигантом научной фантастики и фэнтези; он практически всю свою жизнь зарабатывал внештатным писательством с конца 30-х годов. Ни Карл, ни я никогда не были учениками Мэнли, но мы были его младшими коллегами и друзьями. Мы регулярно собирались вместе за семейными трапезами и читали друг другу художественную литературу, над которой работали.

Это было первое, что я прочел Мэнли и Карлу. За последующие годы будет много других историй.

Аммиан был в Амиде, когда персы осадили и захватили этот город. Это не было критически важным событием в тысячелетней борьбе между Месопотамией и Средиземноморским бассейном, но Аммиан создал мрачный, блестящий материал из первых рук. Когда много лет спустя я посетил Турцию, я стоял на огромных стенах Амиды (современный Диярбакыр) и думал об Аммиане.

Заслуживает упоминания еще одна вещь о «Черном железе». Я отправил рассказ мистеру Дерлету, который купил у меня три предыдущих рассказа. Он написал мне письмо о получении в июне 1971 года, а затем приложил чек издательства «Аркхем Хаус», датированный 3 июля.

На следующее утро мистер Дерлет умер от сердечного приступа. Это была не только последняя история, которую я ему продал, но и последняя история, которую он купил у кого-либо.

Фишки Веттия были сделаны из зеленого турмалина, который жестоко блестел в свете лампы. Эти штуки были вырезаны персом. Хотя они были обработаны так же гладко, как и все, что Дама видел на Западе, в их головах была грубость, жесткость линий, которые ему не нравились. Жизнь вблизи границы потрясла его, подумал он со вздохом.

Солдат сделал ход, взяв одну из фигур Дамы. Стройный Каппадокиец парировал ловким двойным захватом.

– Господи, да сгниют твои глаза! – взорвался Веттий, ударив своей большой рукой по игровой доске. – Мне следовало бы знать, что лучше не играть с торговцем. Клянусь бычьей кровью, вы все равно воры. Дорис, принеси нам чаши!

В комнату впорхнула маленькая рабыня с парой чаш. Когда она выходила из комнаты, Веттий хлопнул ее по боку и сказал: – Не возвращайся, пока тебя не позовут.

Девушка улыбнулась, не оборачиваясь.

– Маленькая шлюшка, – ласково сказал солдат. Затем, обращаясь к Даме: – Как вам приготовить вино?

– Один к трем, как всегда, – ответил белокурый торговец.

– Я думал, что у вас яйца отвалились с тех пор, как мы виделись в последний раз, – сказал Веттий, качая головой. – Ну, вот вам вино, наливайте сами.

Он наполнил свою чашу густым, как смола, вином и отхлебнул половину. – Знаете, – задумчиво сказал он, – когда я был на Наксосе три года назад, я специально съездил на виноградник, чтобы выпить этого напитка, прежде чем добавят смолу, чтобы сохранить его при транспортировке.

Веттий помолчал. – Ну, – подтолкнул его Дама, – и как все прошло?

– Не очень, – признался солдат. – Я бы лучше выпил египетского пива.

Он засмеялся, и Дама неохотно присоединился к нему. Наконец Веттий вытер слезы с глаз и допил остатки вина. Наполнив свою чашу, он откинулся на спинку стула и проницательно посмотрел на своего друга. – Сегодня вечером вы принесли с собой кусок ткани, – сказал он.

– Это верно, – согласился Дама с тонкой улыбкой. – Это кусок шелковой парчи, гораздо более тяжелый, чем то, что мы обычно можем видеть.

Веттий улыбнулся ему в ответ, оскалив зубы, как рычащий медведь. – Значит, теперь я любитель шелка? – спросил он.– Ну же, продолжайте, никто не придет, пока я их не позову. Что у вас там под шелком, чего вы не хотели показывать моим слугам?

Дама, молча, развернул шелк. Блестящая ткань была обернута вокруг меча, рукоять которого ярко блестела над парой планок, закрепленных на лезвии. Он потянул за рукоять, и планки отвалились, обнажив тонкий клинок, длиннее, чем у военного меча. Серая сталь была помечена, как рябь от ветра на воде.

– Вы верите, что металл можно заколдовать?– спросил Дама.

– Держитесь за свой шелк, купец, – усмехнувшись, ответил солдат и взял меч у Дамы. Он дважды взмахнул клинком в воздухе.

– О да, – продолжал он, – я уже давно не видел ничего подобного.

Приставив острие к стене, рослый солдат навалился на него всем своим весом. Клинок согнулся почти вдвое. Острие чуть сдвинулось, и сталь, выпрямившись, заскользила по камню. Меч завибрировал, издав низкий гудящий звук, от которого у обоих мужчин задрожали внутренности.

– Я подумал, что то, как он изгибается – волшебство, а?

Дама кивнул. – Я уже подумал, что так и есть.

– Ну, это вполне разумно, – сказал Веттий. – Он ведь не очень похож на кусок стали, правда? Хотя, дело в том, как он закален. Вы знаете об этом?

– Мне кажется, я знаю, как закалялся этот клинок, – ответил торговец.

– Да, надо пропустить его через толстую задницу раба несколько раз, чтобы закалить,– небрежно бросил Веттий. Свирепая улыбка вернулась на его лицо. – Не очень… цивилизованно, скажем так? Но это была не магия.

– Это не магия? – повторил Дама со странной интонацией. – Тогда позвольте мне рассказать вам остальную часть истории.

Веттий поднял свою чашу в молчаливом согласии.

– Я был в Амиде… – начал торговец, и его мысли вернулись к страху и глинобитным домам с видом на реку Тигр.

– Мы, конечно, знали, что приедет Шапур. Той весной, или следующей весной – по крайней мере, скоро. Он заключил мир с Хионитами, и они присоединились к нему как союзники против Рима. И все же со дня на день у меня должен был появиться караван, и я не доверял никому другому доставить его домой в Антиохию. Это была азартная игра, и в то время она того стоила.

Дама фыркнул про себя: – Ну, наверное, могло быть и хуже.

– Кроме того, что я ждал, когда мои люди прибудут раньше персов, в Амиде мне нечего было делать, кроме как жариться в пыли. Это место никогда не было большим, и теперь, когда заброшенные лачуги за стеной, и вся сельская местность были стеснены гарнизоном, плюнуть было некуда.

Купец сделал большой глоток вина, вспоминая, как это было. Веттий налил ему еще прямо из кувшина. – Митра! Там стояли два полка галльских пехотинцев, полумертвых от жары и обезумевших от пребывания взаперти. Это было позже, однако, после того, как ворота были закрыты.

– Богатство имеет свои преимущества, и я получил целый дом для своей команды. Я поместил животных на первом этаже, а людей – на втором, так что крыша осталась за мной. Там иногда дул легкий ветерок.

– Дом по соседству принадлежал кузнецу по имени Хусрав, и я мог видеть через его стену двор, где была устроена его кузница. Он утверждал, что он армянин, но поговаривали, что на самом деле он перс. Это не имело значения, особенно потому, что он производил оружие, а мы так нуждались в нем.

– Это он сделал? – спросил Веттий, постукивая ногтем по мечу. Сталь тихо застонала.

Дама рассеянно кивнул, не отрывая глаз от сцены из прошлого. – Я наблюдал за ним, когда он работал по вечерам; звон молотка все равно не давал бы мне спать. По вечерам он пел. Он стоял там и пел, а очаг ярко светил на него, высокого, жилистого и старого, как мир. У него был маленький раб, который помогал ему, накачивая мехи. Вы видели, как горит угольный очаг под мехами?

Веттий кивнул. – Как капля солнца.

Дама удивленно поднял брови.– Возможно, – сказал он, потягивая свое густое вино, – но я не нахожу его чистым светом. Все это выглядело таким странным, таким плоским, что прошло несколько часов, прежде чем я понял, что пластина, которую ковал Хусрав, должно быть, весила столько же, сколько и я.

– Осадные доспехи? – предположил солдат.

– Только не осадные доспехи, – ответил Дама. – Там были и другие пластины, и некоторые из них он сварил в трубочки, и все время пел.

Белокурый Каппадокиец сделал паузу, чтобы допить вино. Он протянул чашу хозяину дома с бледной улыбкой. – Вы можете наполнить ее снова. Я потею быстрее, чем выпиваю.

Он вытер лоб салфеткой и продолжил: – Это был забавный дом и в других отношениях. Хусрав, его жена и сын – мальчик лет восьми или десяти. Трудно было утверждать, что они персы. Я никогда не слышал, чтобы эти трое и мальчик-раб разговаривали. Других слуг в доме не было, хотя женщина выглядела так, словно вот-вот что-нибудь уронит.

– Однажды я видел ее вблизи, когда пытался купить меч для моего десятника, и обратил на это внимание. Ее живот выглядел неправильно. Он не двигался так, как должен был бы, когда она двигалась, и она, казалось, не несла столько веса, как, если бы действительно была беременна. Была ли она с какой-то подкладкой, или нет, но в ней было что-то странное.

– Что касается моей собственной проблемы, то она была решена в то утро, когда появились персы. О, я знаю, вы сражались с ними, но Луций, вы не можете себе представить, как они выглядели, растянувшись по всему горизонту, когда солнце освещало их наконечники копий и доспехи. Митра! Но даже в этом случае поначалу все было не так уж плохо. Стены были крепкими, и мы были уверены, что сможем продержаться до тех пор, пока Урсициний не освободит нас.

Веттий издал гортанный звук и уставился на стол. Дама положил свою руку на предплечье большого солдата и сказал: – Луций, вы же знаете, что я ничего не имел против вас или армии.

Веттий поднял глаза с призраком своей прежней улыбки: – Да, я знаю, что вы этого не делали. Во всяком случае, у меня нет причин быть чувствительным. Я не отдавал никаких приказов.

– Или отказался их отдать, – с горечью добавил он после минутного раздумья. – Выпейте еще вина и продолжайте свой рассказ.

Дама выпил и поставил свою пустую чашу. – Пока все не стало по-настоящему серьезно, я почти все ночи проводил на своей крыше. Теперь Хусрав работал над мечом, и я забыл о других вещах, которые он ковал. Но каждый раз, когда он выковывал из металла плоский клинок, он сворачивал его обратно и начинал все сначала.

Солдат понимающе кивнул и провел пальцем по покрытому водяными знаками лезвию. Торговец пожал плечами.

– Однажды я проснулся глубокой ночью. Хусрав стоял рядом с кузницей, и зловещий белый свет вспыхивал над двором каждый раз, когда пульсировали мехи. К наковальне был привязан наполовину заполненный мешок с зерном. Однако единственным звуком был шум мехов и, возможно, шепот слов, которые распевал Хусрав, и я не мог понять, что же меня разбудило. Затем из дома донесся еще один стон. Этот звук я понял – у жены Хусрава начались роды, и я подумал, что ошибся насчет того, что ее живот был набит ватой.

Во дворе кузнец положил одну руку на мешок с зерном. Другой рукой, завернутой в шкуры, он вынул клинок из очага. Раб остановил мехи, и на мгновение я увидел, как обе пары глаз отразили оранжевую сталь меча. Затем Хусрав проткнул им мешок насквозь. Раздался ужасный крик…

– Держу пари, что так оно и было! – вмешался Веттий, и его глаза заблестели, как цитрины.

– … и внутри дома женщина тоже закричала. Хусрав вытащил клинок, наполовину остывший и едва видимый, а затем снова вонзил его в мешок. На этот раз крика не было слышно, кроме крика его жены. Раб упал на колени и что-то бормотал себе под нос. Когда кузнец вонзил меч в мешок в третий раз, женщина закричала в последней агонии родов, и раздался такой громкий звон металла, что мне показалось, будто персидская катапульта попала в дом Хусрава. Он вбежал внутрь с криком: – Сын мой! Мой сын! – оставив меч лежать поперек этого мешка.

Дама помолчал. Веттий бросил ему свежую салфетку и налил еще вина. – Его собственный сын, – задумчиво произнес солдат. – Странно. Может быть, Ромул действительно принес в жертву своего брата, чтобы сделать свой город великим, как говорят старые легенды.

Торговец одарил его странной улыбкой и продолжил: – Это была последняя ночь, которую я провел в доме. Наш гарнизон был слишком измотан, чтобы продержаться дольше, и каждый способный человек в городе должен был помогать на стенах.

– Семьдесят три дня,– сказал Дама, качая головой. – Не очень-то это много, чтобы продержаться, не так ли? Только не в таком сильном городе. Но там было так много персов…

– Неважно. Конец наступил, когда часть стены рухнула. Персы не разрушили ее, а мы сами – построили слишком высоко, и она рухнула. Мы попытались собраться в проломе, когда туда хлынули персы.

Дама помолчал с кривой усмешкой. – О, вам бы это понравилось, Луций; пыль была липкой от крови. Когда рухнула стена, наш арсенал был погребен, а поскольку персы оттесняли нас назад, то всякий раз, когда человек терял свое оружие, он выходил из боя. Я увернулся от рукопашной схватки, когда мой меч разбился о выступ щита. Затем, отдышавшись, я побежал в лавку Хусрава, думая, что у него еще есть какое-нибудь оружие, которое я мог бы взять с собой в бой.

– Передняя часть лавки была пуста, поэтому я ворвался в заднюю часть. Кузнец был один, держа на коленях раскрытую тонкую коробку. Увидев меня, он захлопнул крышку, но я уже успел заметить внутри блеск стали. – Отдайте мне меч! – сказал я. – Нет! – воскликнул он. – Это для моего сына, чтобы передать Королю Шапуру. Тогда я схватил коробку и сбил его с ног свободной рукой. Не было времени на разговоры, боже мой! Но мне было страшно.

– Я разорвал коробку и вытащил этот меч, пока Хусрав кричал что-то, чего я не понимал. Во внутренней комнате что-то лязгнуло. Я обернулся и увидел, как распахнулась дверь, и тогда я понял, что кузнец сделал из своих поковок.

– Он был примерно в человеческий рост, но, судя по тому, как тряслась земля, в нем было железа, наверное, столько, сколько весят двадцать человек. Я сделал шаг назад, и это создание последовало за мной. Даже с таким весом я мог бы подумать, что это человек в доспехах, но глаза! Это были маленькие шарики мутно-оранжевого цвета. Никто не мог видеть сквозь них, но они поворачивались, когда я двигался.

– Я ударил по голове этого человека… железного человека. Меч отскочил в сторону.

Каким бы острым ни было лезвие, оно лишь царапнуло тварь. Хусрав стоял спиной к стене слева от меня. Он начал хихикать, но я не мог оторвать глаз от его творения достаточно долго, чтобы разобраться с ним.

Я ударил эту тварь в горло. Острие попало туда, где шея соединялась с черным железным черепом, но у меня не было достаточно сил, чтобы пробить его до конца. Прежде чем я успел опомниться, железный человек сомкнул ладонь на клинке. Я дернулся назад, и меч с визгом вырвался из его хватки, рассекая металлические пальцы так же аккуратно, как и плоть.

Дама мрачно рассмеялся и выпил свое вино. – Я уже упоминал, как Хусрав хихикал надо мной? Ну, тогда он остановился. Он закричал: – Сынок! и прыгнул на меня, как раз, когда его игрушка попыталась ударить меня кулаком. Я пригнулся, и стальная рука попала Хусраву в висок и швырнула его в стену. Тогда я попытался проскользнуть в дверь, но поскользнулся в крови. Я выкарабкался из-под ноги твари, но она прижала меня спиной к стене.

Я ударил снова, на этот раз в лицо. Острие скользнуло в глазницу, не проникая внутрь, и тяжесть железного человека придавила рукоять меча к стене позади меня. Клинок согнулся, но сама тяжесть на нем крепко держала рукоять. Затем, когда тварь потянулась к моей голове, острие меча сдвинулось, и лезвие спружинило, пронзая череп. Оставшийся глаз почернел, и существо рухнуло на пол.

– Тогда еще не было времени подумать над всем этим. Я выдернул меч и выбежал на улицу, чтобы посмотреть, что сделали персы… ну, а остальное, я полагаю, не имеет значения. Я оказался одним из тех счастливчиков, кто ускользнул из города той ночью.

Солдат осмотрел меч по всей длине клинка.– Значит, ваш кузнец вложил в меч душу своего собственного сына, и он разрушил его машину, – сказал он, наконец.

Худощавый торговец провел рукой по своим светлым волосам, напряжение покинуло его теперь, когда он закончил свой рассказ. – Нет, я так не думаю, – тихо сказал он. – Вы забываете о жене Хусрава.

– Ее беременность? – в недоумении спросил солдат.

– Она не была беременна, – объяснил Дама, – она была просто носителем. У кузнеца были его материалы, душа и тело. Каким-то образом симуляция родов его жены позволила ему соединить их. Это существо было живым, автоматом.

Веттий покачал головой. – То, что вы называете автоматом, должно быть, было карликом с каким-то очень умным механизмом.

Дама мягко улыбнулся. – Внутри никого не было. Луций, когда я вытащил этот меч, он был так же чист, как вы видите его сейчас – ни крови, ни мозгов на нем не было.

Солдат перевел взгляд с друга на меч. Клинок теперь имел слабый зеленый оттенок, поскольку в нем отражались игровые фишки, так тонко вырезанные персидским мастером.

Самый короткий путь

Прежде чем отправить свой первый рассказ, я сказал себе, что когда-нибудь мой рассказ будет опубликован. После этой первой продажи я решил, что хотел бы продать еще один рассказ, чтобы не быть одноразовым автором.