Текст книги "Гибельный огонь"

Автор книги: Дэвид Аллен Дрейк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 29 страниц)

Повсюду, в ночной позиции обороны люди кричали в замешательстве. Лейтенант первым подбежал к первому сержанту, но, тут, же рухнул на землю, подавив рвотные позывы и сделав глубокий вдох. Заурчали дизели, но больше никто не стрелял. Ствол пулемета Кейсли окрасился вишнево-красным цветом. Можно было наблюдать, как трассирующие пули начинают падать визжащими дугами, как только они покидают сгоревший ствол, но командир танка продолжал поливать воздух, как из шланга. Сержант Пикок сдавленно вскрикнул, его мачете сломалось и выпало из рук. В тот же миг пулемет израсходовал свой боезапас, и, заикнувшись, замолчал. Отчаянные проклятия стрелка были едва слышны из-за нарастающего грохота взрывов бомб, сотрясающих джунгли к югу от них.

Рядом с сержантом Пикоком в воздухе раздался непонятный хлопок. Первый сержант упал на землю, без сознания, но живой. С улыбкой недоверчивой надежды, запечатленной на его лице последним отблеском вспышки, Кейсли, пошатываясь, вылез из своего купола. Его глаза были прикованы к рябящему свету на юге, и он, казалось, не заметил, как Джонс дернул его за рукав.

– Да благословит Господь Военно-Воздушные Силы, – прошептал командир танка. – Да благословит Господь Военно-Воздушные Силы.

Надо было что-то сделать

В этой истории есть ошибка, на которую обратил мое внимание фанат, служивший в подразделении писарем. Я не исправил ее в этой публикации, но хочу указать на нее.

Персонаж описывается как кавалер «Серебряной Звезды» (медаль) со знаком V – «За доблесть». Писарь объяснил, что «Серебряная звезда» была по определению наградой «За доблесть»; и не было никакого дополнительного упоминания, как это могло бы быть с наградами более низкого статуса: «Бронзовая звезда» или «Благодарственная медаль за службу».

Я ошибся, потому что обосновал описание на реальном солдате, которого я знал во 2-й роте и который, как мне сказали, был награжден «Серебряной звездой» с надписью «За храбрость» в Форте Дефианс. Очевидно, мне неправильно сказали. Теперь я готов поспорить, что этот парень получил «Бронзовую звезду», потому что он был Спец-4, и, честно говоря, медали были больше вопросом ранга, чем заслуг во Вьетнаме. Я знаю одного подполковника, который получил «Серебряную звезду» за то, что его люди так его ненавидели, что они сбили его вертолет, когда он пролетал над ними на марше. Разумеется, эти потери были отнесены на действия противника.

Но это поднимает вопрос об истине, за которую я постоянно борюсь. Я написал эти истории очень близко ко времени, когда эти события произошли, и они настолько правдивы, насколько я мог их сделать, но то, что люди «знали» на месте действия, не обязательно является правдой.

Например, существовала широко ненавидимая всеми форма 90-мм боеприпаса – шрапнельный снаряд, называемый зеленым шаром (от цвета носа) или D-A-D – снаряд с дистанционным взрывателем. Нужно было так установить взрыватель, чтобы снаряд взорвался на выбранном расстоянии от пушки; в идеале просто недалеко от азиата, вьетнамца, которого вы пытаетесь убить. Это был сложный и не особенно надежный снаряд. У нас их было много, и они всегда были первыми, которые использовали командиры танков в безумные минуты, когда они стреляли в темноту, чтобы выпустить как можно больше снарядов в течение шестидесяти секунд.

90-мм пушка наших танков М48 имела Т-образный дульный тормоз. Мне сказали, что «Зеленый шар» имел тенденцию сметать переднюю половину тормоза, и это, конечно, было правдой, так как на многих танках дульные тормоза были повреждены.

На самом деле повреждения (теперь я это знаю) не имели никакого отношения к типу боеприпасов. Это был просто результат того, что пушки стреляли тысячами снарядов в джунглях против партизанских операций, хотя они были предназначены для стрельбы сотнями снарядов (самое большее) во время бронетанковых сражений в Европе. Поскольку нам не нравился «Зеленый шар», мы винили в неудачах боеприпасы.

Так что вы не можете полагаться на мою выдумку, чтобы сказать вам правду… но что касается того, что мы чувствовали и о чем думали, то это реально, и я поддерживаю это сегодня. Написание коротких рассказов и романов – это две разные вещи, такие же разные, как написание прозы и сценариев для телевидения. Есть люди, которые прекрасно справляются и с тем, и с другим (прежде всего Артур Кларк), но способность сделать одно не говорит о вероятности того, что один человек сможет сделать и другое. Рынок сегодня ориентирован на романы. Это прекрасно, и именно написанием романов я зарабатываю себе на жизнь.

Но я пришел к этому через короткие рассказы, что потребовало от меня развития навыков в написании жесткой прозы. «Надо было что-то сделать» – это лучшее, что я когда-либо делал, чтобы эффективно упаковывать историю в сжатые рамки. И я очень горжусь этим.

***

– Он был в коридоре всего минуту назад, сэр,– сказала сморщенная сержант вспомогательной службы, раздраженно отрывая взгляд от пишущей машинки. – Вы не могли обознаться.

Капитан Ричмонд пожал плечами и вышел из оживленного кабинета. В тусклом мраморе моргала дюжина сбитых с толку гражданских лиц, пришедших на допризывный медосмотр. В коридоре больше никого не было. Офицер с толстой талией нахмурился, а затем решил открыть дверь мужского туалета. – Сержант Моржек?– позвал он.

В одной из закрытых кабинок звякнуло стекло, и низкий голос с запинкой пробормотал: – Да, я сейчас. Ричмонду показалось, что он почувствовал запах джина.

– А вы другой любитель страшного?– спросил голос, когда кабинка распахнулась. Любая отповедь Ричмонда увяла бы, если бы его глаза остановились на мертвенно-бледной фигуре в плохо сшитом зеленом костюме. На рукавах – шевроны взводного сержанта, а под ними – более длинный ряд служебных нашивок, чем капитан только мог помнить. Боже, этот ходячий труп мог бы служить и во Второй мировой войне! Большинство ленточек, расположенных над нагрудными карманами сержанта, были незнакомы, но Ричмонд заметил маленькую букву «V» – за доблесть, мелькнувшую в центре серебряной звезды. Даже в те счастливые медальные дни в Юго-Восточной Азии они достались немногим.

Щеки сержанта ввалились, а пальцы казались нелепо тонкими там, где они лежали на двери или сжимали ручки застегнутой на молнию сумки, приготовленной для самоволки. Там, где не было бородавок, его кожа была белой, как у каторжника; но бородавки были почти повсюду, на руках и на лице, десятки и десятки их, теснились друг к другу в расплывчатой непристойности.

Сержант резко рассмеялся. – Хорош я, правда? Врачи говорят, что там я получил слишком много солнечного света, и от этого у меня появляются бородавки. Черт возьми, четырех лет для этого было вполне достаточно.

– Ммм, – смущенно пробормотал Ричмонд, продвигаясь обратно в холл, чтобы что-то сделать. – Ну, машина стоит сзади… если вы готовы, мы можем повидать Лунковски.

– Да, черт возьми, – сказал сержант, – именно за этим я и пришел, чтобы повидаться с Лунковски. Он передвинул свою сумку, следуя за капитаном, и она снова звякнула. Раньше в группе извещения всегда был другой человек – офицер США, как и сам Ричмонд. Он слышал, что в некоторых подразделениях с низкими потерями принято позволять тем, кто хорошо знал покойника, сопровождать тело домой, но это был его первый реальный опыт на практике. Он надеялся, что это будет и в последний раз.

Пробираясь на зеленом Форде сквозь плотный поток машин в центре города, Ричмонд спросил: – Я так понимаю, что рядовой первого класса Лунковски был одним из ваших людей?

– Да, парень Стиви был в моем взводе около трех недель, – согласился Моржек со смешком.– За это время мы потеряли шестерых человек, и он был последним. Шесть из двадцати девяти – это не очень хорошо, черт возьми, не так ли?

– Вы подверглись сильному нападению?

– Черт возьми, нет, в основном эти азиаты оставляли нас в покое для разнообразия. Мы были в самом центре зоны военных действий «С», ну, вы знаете, это был самый проклятый богом участок страны, который вы когда-либо видели. Ни азиатов, ни деревьев – все они были лишены листвы. Ни черта, кроме пыли и общества друг друга.

– Ну и что же произошло?– нетерпеливо подсказал Ричмонд. Движение между кварталами старых зданий несколько поредело, и он начал искать номера домов.

– О, в основном они просто умирали, – сказал Моржек. Он пьяно зевнул. – А, что касается Стиви, так вот, его разнесло к чертовой матери гранатой.

Ричмонд научился, когда его впервые назначили в службу извещения, не зацикливаться на том, как погибали те, о ком он извещал. Возможности варьировались от неприятных – до ужасных. Он старательно избегал говорить что-либо еще сержанту, сидящему рядом с ним, пока не нашел нужный номер. – Сто шестнадцать. Это, должно быть, дом Лунковски.

Моржек вышел на обочину, выглядя еще более костлявым, чем раньше, в пятнистом солнечном свете. Он все еще держал свою сумку для самоволки.

– Можете оставить ее в машине, – предложил Ричмонд. – Я запру дверь.

– Нет, я возьму ее, – сказал сержант, ожидая, пока Ричмонд обойдет машину. – Знаете, что это за чертовы вещи, которые я привез из Вьетнама? На базе ВВС Тревис даже не потрудились открыть ее, а просто спросили, что там у меня. – Кварта джина, – сказал я, – но это ненадолго. И на меня махнули рукой, чтобы не связываться. Одно из преимуществ такого путешествия.

Когда Ричмонд нажал на кнопку, где-то далеко в доме прозвенел колокольчик. На затененной соснами веранде было прохладнее, чем он ожидал. Как ни жалки были эти высокие, темные старые дома с точки зрения обогрева зимой, летом их дизайн казался вполне осмысленным.

Внутри загорелся свет. Витражное окно слева от двери потемнело, и защелка со щелчком открылась. – Пожалуйста, проходите, – пригласила негромкая фигура, скрытая темной дубовой панелью. Моржек неуместно ухмыльнулся и первым вошел в ярко освещенный электрической люстрой холл.

– Мистер Лунковски? – Ричмонд обратился к тоненькому человечку, который их впустил. – А мы…

– Но ведь вы здесь, чтобы сказать нам, когда вернется Стефан, не так ли?– перебил его Лунковски.– Проходите в гостиную, пожалуйста, там Анна и моя дочь Роза.

– Ах, Мистер Лунковски, – попытался объяснить Ричмонд, следуя за ним, слишком хорошо понимая сардоническую усмешку на лице Моржека, – вам сообщили телеграммой, что рядовой Лунковски был…

– Его убили, да,– сказала младшая из двух рыжеволосых женщин, вставая с дивана. – Но ведь его тело скоро вернется к нам, не так ли? Человек по телефону сказал…?

– «Она великолепна», – подумал Ричмонд. Холодная и уверенная, она слегка улыбнулась, когда ее волосы каскадом упали на левое плечо, как толстый медный кабель. Смущенный всей этой ситуацией, он лишь через мгновение понял, что говорит сержант Моржек: – О, гроб, вероятно, уже в аэропорту, но в нем нет ничего, кроме ста пятидесяти фунтов гравия. А в телеграмме вам не сказали, что случилось со Стиви?

– Сержант! – крикнул Ричмонд. – Вы пьяны…

– О, успокойтесь, капитан, – мрачно перебил его Моржек.– Лунковски, они все понимают. Они ведь хотят услышать всю историю целиком, не так ли?

– Да. В этом слове было слишком много шипения, когда оно донеслось от пожилой женщины, матери Стефана Лунковски. Ее волосы были теперь слишком седыми, чтобы иметь оттенок рыжинки, достаточной, чтобы окрасить тугие локоны, прилипшие к ее голове, как кольчужный шлем. Не вполне понимая важность этого, Ричмонд заметил, что мистер Лунковски стоит перед единственной дверью комнаты.

С совершенным безразличием сержант Моржек сел на мягкий стул, положив сумку на колени.

– Ну что ж, – сказал он, – по этому поводу было довольно много рапортов. Мы рассказали, как Стиви пытался сделать мину-ловушку из гранаты с белым фосфором. Он хотел сделать так, чтобы она взорвалась, как только какой-нибудь азиат вытащит чеку, а не через четыре секунды. И он попал впросак.

Миссис Лунковски очень тихо выдохнула, но ничего не ответила. Моржек подождал дальнейшей реакции, а потом жутко улыбнулся и добавил: – Он сгорел. Пара фунтов белого фосфора, который загорелся, ну и все… он продолжает гореть, пока не прожжет тебя насквозь. Как я уже сказал, гроб полон гравия.

– Боже мой, Моржек, – прошептал капитан. Но не свирепая ухмылка сержанта заставила его замереть, а ледяное молчание троих Лунковски.

– Граната была настоящая, – заключил Моржек. – Остальная часть отчета была ложью.

Роза Лунковски грациозно опустилась на стул перед плотно зашторенными окнами.– Почему бы вам не начать с самого начала, сержант?– сказала она с тонкой улыбкой, которая не показывала ее зубов. – Прежде чем вы уйдете, мы хотели бы многое узнать.

– Конечно, – согласился Моржек, проводя пятнистым указательным пальцем по пигментированным наростам на лице. – Рассказывать особо нечего. В ночь после того, как Стиви получил назначение в мой взвод, на нас напали узкоглазые. Ничего особенного. У одного парня на щиколотке была медная пыль от взорвавшегося пулемета, вот и все. Но очередь автомата АК сбила Стиви с его танка прямо на старте.

– Что все это значит? – возмутился Ричмонд. – Если он был убит ружейным огнем, то зачем говорить о гранате…

– Помолчите! – команда прозвучала, как удар каблучных набоек по бетону.

Сержант Моржек кивнул. – Благодарю вас, мистер Лунковски. Видите ли, капитан не знает, что пули не ранили Стиви. Он сказал нам, что их остановил его бронежилет. Этого не могло быть, и не было. Я видел его в ту ночь, перед тем как он сгорел – было пять дырок, через которые можно просунуть пальцы, прямо над нагрудным карманом. Но Стиви был в порядке, на нем не было, ни единой царапины. Ну, господи, может быть, у него под курткой был нагрудный патронташ с патронами. Но мне нужно было подумать о другом.

Моржек сделал паузу, чтобы оглядеть собравшихся людей. – Все эти разговоры, я устал, и не отказался бы выпить. Но я прикончил свою бутылку еще в федеральном здании.

– Вы надолго не задержитесь, – прошипела девушка в ответ.

Моржек ухмыльнулся.– Роту разделили, а затем, – проскрежетал он, – дали каждому взводу сектор в зоне боевых действий «С» для прикрытия, чтобы держать оборону от узкоглазых. На Луне больше жизни, чем на том участке, который мы патрулировали. На третью ночь погиб один из артиллеристов. Его отправили в Сайгон на вскрытие, но будь я проклят, если знаю, что они там нашли. Галопирующая малярия, решили мы.

– Через три ночи умер еще один парень. Доусон с «три-шесть»… Господи, имена не имеют значения. Вскоре после полуночи его командир танка проснулся и услышал, как он стонет. Мы отвезли его в Куан Лой в больницу, но он так и не вышел оттуда. Лейтенанту показалось, что его укусила оса в шею, вот здесь, понимаете? Моржек коснулся двумя пальцами своей яремной вены. – Как будто у него была аллергия. Ну, это бывает.

– А как же Стефан? – спросила миссис Лунковски. – Остальные не имеют значения.

– Да, заканчивайте скорее, сержант, – сказала молодая женщина, и на этот раз Ричмонд заметил, как блеснули ее зубы.

– У нас была и третья смерть, – согласился Моржек, поглаживая молнию своей сумки. – Мы все тогда нервничали. Я удвоил охрану, по два человека бодрствовали на каждом танке. Прошло три ночи, и никто во взводе ничего не помнил с двадцати четырех часов до тех пор, пока напарник Риггса не моргнул в десять минут первого, и не обнаружил его мертвым.

– Утром ко мне пришел один из парней. Он сказал, что видел, как Стиви проскользнул к Риггсу, но он был в отключке на траве и не думал, что это действительно произошло, пока не проснулся утром и не увидел Риггса под плащ-накидкой. К тому времени он уже был достаточно напуган, чтобы рассказать всю эту историю. Ну что ж, мы все нервничали.

– Это вы убили Стефана. Это был не вопрос, а простое утверждение.

– Черт возьми, Лунковски, – рассеянно сказал Моржек, – какая разница, кто завернул гранату в его койку? Эта история распространилась и дальше… и надо было что-то сделать.

– Зная то, что вы знаете, вы пришли сюда? – вкрадчиво пробормотала миссис Лунковски. – Вы, должно быть, сошли с ума.

– Нет, я не сумасшедший, я просто больной. Сержант провел левой рукой по лбу. – Злокачественная меланома, как мне сказали врачи. Двадцать шесть лет в этой чертовой армии, и еще через неделю-другую бородавки доведут меня до смерти.

– Капитан, – добавил он, повернув свое опухшее лицо к Ричмонду, – вам лучше уйти через окно.

–Никто из вас не уйдет! – прорычала Роза Лунковски, шагнув к мужчинам.

Моржек достал из сумки толстый серый цилиндр. – Знаете, ЧТО ЭТО такое, милая?– спросил он как бы, между прочим.

Ричмонд вскрикнул и бросился к окну. Роза не обратила на него внимания, протянув руку за фосфорной гранатой. Драпировка, обернувшая тело капитана, защитила его от осколков стекла и обломков оконной рамы, когда он вывалился во двор.

Он все еще кричал там, когда взрыв белого огня вспучил стены дома.

Дом эльфов

Билл Фосетт, мой друг и книгоиздатель, собрал для «Баен Букс» то, что должно было стать оригинальной антологией новелл Дэйва Вебера, Эрика Флинта и меня самого. (С самого начала она была немного сложнее, чем эта, и намного сложнее, прежде чем книга, в конце концов, вышла.) Для этого тома я написал новеллу «Молот», которая стала частью эпизодического романа «Молот».

Затем Билл продал фантастический эквивалент и попросил меня написать небольшой рассказ для «Айэлс Юнивёс». Каждый том этой моей серии фантастики имеет четыре отдельных перспективы, которые объединяются для кульминации. Если бы Билл умел использовать новеллы, я мог бы написать последовательность, которую я бы разложил на пять или шесть глав, чтобы они появились в следующем романе «Айэлс». Короткий рассказ не соответствовал этому формату романа, и поэтому я просто написал «Дом эльфов» с нуля, не ожидая – ни тогда, ни сейчас повторно использовать его как часть романа.

Я написал эту историю, чтобы быть самодостаточным. Если она вообще имеет какую-то ценность, помимо того, что делает одолжение другу, она должна быть доступна читателям, которые ранее не были знакомы с серией «Айэлс Юнивёс». Это означало, что нужно ограничиться одним действующим лицом.

Я выбрал Кэшел, потому что он дружелюбный, веселый и очень прямой. В общем, он мне нравится. (Я отождествляю себя с сестрой Кэшел Илной, которая сердита, резка и вообще подавлена, но это совсем другое дело.)

Я знал, что понятие «Дом эльфов» не было для меня оригинальным, но пока я не закончил черновик, я не мог сказать вам, у кого я его украл. При первом прочтении его источник очевиден: – «Казам собирает», ранняя работа Сирила Корнблута.

Если бы я нуждался в доказательствах того, насколько лучшим писателем я мог бы быть, все, что мне нужно было бы сделать, – это перечитать любую из дюжины или более пьес, которые Корнблут набросал еще до того, как ему исполнилось двадцать. Поскольку я не нуждаюсь в этом доказательстве, я перечитываю Корнблута просто для удовольствия открывать новые вспышки его блеска с каждым чтением. Я предлагаю всем вам тоже прочитать его.

Кэшелу не нужно было таскать свою дубину с железным наконечником по коридорам дворца викария – того самого, где жил граф Хафт до приезда принца Гарри неделю назад, – но ему было гораздо удобнее держать гладкую, знакомую вещь, сделанную из пекана, чем не делать этого. Он не испытывал неприязни к большим зданиям, но ему не нравилось находиться в них, и этот дворец был сам по себе неприятен.

Кроме того, посох был другом в тех местах, где у Кэшел не было других друзей. Ему не хотелось оставлять его в отведенном ему огромном номере, пока он будет ужинать с Гарри в саду на крыше. Если слуги, чиновники и поразительное количество других людей, толпившихся во дворце, смотрели на него, то человек такого роста, как Кэшел или – Кенсет, привык к тому, что на него пялятся, независимо от того, есть у него посох или нет.

Удивительно, что в этот момент поблизости никого не было. Кэшел неторопливо прошел по коридору, разглядывая фреску с изображением херувима, нарисованную чуть выше уровня плеч. В тусклом свете, проникавшем через фрамуги комнат по обеим сторонам коридора, каждый раз, когда он проходил мимо, можно было уловить что-то новое.

Кэшел начал ухмыляться на маленького человечка с распростертыми крыльями, который изо всех сил пытался вести за собой козла, который не хотел идти. Звук девичьего плача заставил его резко обернуться.

Он держал посох вертикально перед собой одной рукой. Теперь же, не думая об этом, его левая рука скользнула на одну пядь ниже правой руки, и он наклонил посох перед собой. – Мэм?– сказал он, готовый справиться с тем, что заставляет женщину плакать.

На девушке была одежда служанки, шапочка и простая серая туника, подпоясанная поясом из беленой шерсти. Она опустилась на колени чуть дальше по коридору, который соединялся с главным проходом справа. Кэшел не помнил, чтобы там было что-то, кроме глухой стены, но он догадывался, что всегда пропускал ее, потому, что был сосредоточен на фреске напротив.

Она еще раз тщетно толкнула дверь, открывающуюся внутрь, а затем посмотрела на Кэшела блестящими от слез глазами. – О, сэр! – сказала она.– Я уронила ключ, и он проскользнул под дверью. Стюард побьет меня, если я не достану его обратно!

– Не думаю, что он это сделает, – сказал Кэшел. Мысль о том, что кто-то изобьет маленькую, допустившую ошибку девушку, удивила его настолько, что он заговорил рыча. Он не знал ее, но считал, что мужчины не должны бить девушек. Он был совершенно уверен, что ни один мужчина не сделает этого дважды в присутствии Кэшела или – Кенсета.

Он прочистил горло и продолжил нормальным голосом: – Но все равно, давай посмотрим, не смогу ли я достать твой ключ.

Дверь была приоткрыта на ширину пальца. Кэшел надавил на нее кончиками пальцев правой руки, не двигая ее дальше. Она застряла, вот и все; ржавые петли, решил он, поскольку дверная панель не прикасалась к перемычке или косяку. Через щель на краю он увидел блеск золота в том, что в остальном было темнотой; ключ был там, все в порядке. Должно быть, он неправильно отскочил от каменного пола.

Кэшел прислонил свой посох к стене рядом с собой и положил руки одну над другой на дверную панель со стороны замка. Девушка пристально посмотрела на него. Она вдруг стала казаться старше, и не было никаких признаков ее испуганного отчаяния, как минуту назад. Он убедился, что твердо стоит на ногах, а затем навалился всем своим весом на дерево.

Во дворце жило больше людей, чем во всей деревушке Барка, где вырос Кэшел. Несмотря на то, что в главном коридоре не было никакого движения, звуки постоянно отдавались эхом по коридорам и заставляли дрожать пол. Все это прекратилось; Кэшел прижался к панели в мертвой тишине. Может быть, это было достижение, потому что сначала дверь все еще не хотела поддаваться, а затем она сделала это, хотя и со скрипом, и неохотно. Она открылась еще на один палец шириной, в два раза больше…

Девушка просунула руку внутрь, выкрикивая что-то, что Кэшел едва мог расслышать сквозь шум крови в ушах.– Я не совсем понимаю… – сказала она, так что он продолжал толкать, и дверь поддалась еще немного, достаточно, чтобы она втиснула свой торс в комнату за дверью.

Кэшел толкнул еще сильнее. Он чувствовал, как дерево борется с ним, словно древко согнутого лука, готовое распрямиться, если он ослабит давление. – Я пролезла!– сказала девушка, и только ее ноги ниже колен были выставлены в коридор, где их мог видеть Кэшел. – Я…

А потом она пронзительно закричала: – Милорд, я падаю! Ее ноги исчезли из поля зрения, следуя за остальными частями тела. Она была в сандалиях с ремешками из выкрашенного в зеленый цвет материала.

Кэшел не понимал, что происходит, но когда девушка скользнула внутрь, он сильно ударил плечом по дверной панели, вместо того чтобы просто толкать ее руками. Он не делал этого раньше, потому, что не хотел ломать дверь, но теперь ему было все равно.

Дверь не сломалась – ни толстая еловая панель, ни визжащие петли, которые боролись с ним, и он распахнул ее под прямым углом. Комната внутри была маленькой и грязной. Мебели здесь не было, и часть прогнивших досок облицовки стен упала на пол.

Девушка держала ключ в одной руке, а другой потянулась к Кэшелу. Она выглядела так, словно скользила назад, но была уже дальше, чем дальняя стена комнаты.

Кэшел схватил посох левой рукой и протянул его девушке. Она не смогла дотянуться до него и снова закричала. Ее голос становился все слабее; он видел, как ее тело сжимается по мере увеличения расстояния.

– О, Господи! – взревел Кэшел. Он шагнул в комнату, держа посох в обеих руках. Девушка схватила его, но ноги Кэшел соскользнули, будто он стоял на ледяном склоне холма.

Дверь за ним захлопнулась. Единственным источником света было тусклое желто-коричневое свечение, очерчивавшее силуэт девушки, и они вместе бросились вниз по невидимому склону.

***

Кэшел почувствовал, что он вращается, когда падал, но его тело, ни к чему не прикасалось. Девушка держалась за другой конец его посоха; он не видел выражения ее лица, но она не кричала от страха и не издавала никаких звуков, которые он бы заметил.

Они съехали на песчаный склон холма и остановились. Кэшел оглянулся через плечо. Все, что он увидел, было серое небо и поднимающийся склон. От комнаты, в которой они провалились, не осталось и следа. Он огляделся вокруг и не увидел ничего, что бы ему понравилось.

Голые холмы были окрашены от желто-белого до красного цвета ржавого железа. По большей части скала выветрилась и превратилась в гравий, но там, где камень должен был быть тверже, виднелись выступы. Общий ландшафт был не слишком красив, но выходы на поверхность были еще хуже. Всякий раз, когда Кэшел пристально смотрел на один из них, он начинал видеть большое, сердитое лицо.

Он встал, стряхивая крошащийся камень со спины своей туники. Он ударился совсем не сильно, несмотря на то, что они, казалось, стремглав неслись сквозь пустоту. Он взглянул на девушку, которая уже была на ногах. – Меня зовут Мона, Лорд Кэшел, – сказала она с улыбкой. Вы знаете, где мы находимся? – Просто Кэшел, пожалуйста, госпожа, – сказал он с гримасой. – Я вовсе не лорд какой-нибудь.

Он прочистил горло и снова огляделся. При внимательном осмотре ландшафт был не более привлекательным, чем тогда, когда он впервые приземлился в нем. – И я ничего не знаю об этом месте, кроме того, что хотел бы, чтобы мы были где-нибудь в другом месте.

– Это место, где живет домашний эльф, – сказала Мона. Она тоже смотрела на пейзаж, медленно поворачивая голову. – Я имею в виду, когда-то жил. Здесь не может быть ничего живого, кроме самого жилища.

Она скрестила руки на груди, выражение ее лица было холодным и неодобрительным. Судя по чертам лица Моны, она была моложе Кэшела лет на девятнадцать, но ее глаза были намного старше.

Кэшел проследил за направлением ее взгляда вверх по ряду изрезанных полосами неровных склонов. На вершине холма находилось то, что сначала он принял за белый камень, выветрившийся в виде шпиля. Когда он прищурился и опустил взор под углом, он понял, что видит искусственную башню с зубчатыми стенами на вершине. Окна, сделанные по восходящей спирали, изгибались вокруг шахты так, если бы они освещали винтовую лестницу.

– Ты имеешь в виду тот замок? – спросил Кэшел, кивнув в сторону строения, а, не указывая пальцем. – Что, там живут люди?

– Здесь нет ни людей, ни эльфов, – сказала девушка, глядя в сторону башни. – Только мы. И я не имею в виду здание, Кэшел. Весь этот мир был обиталищем для домашнего эльфа.

Кэшел прочистил горло. Он достал из поясного кошелька подушечку из шерсти и задумчиво вытер гладкую поверхность своего посоха.

– Мона, – сказал он, не отрывая глаз от своего занятия. – Единственные домашние эльфы, о которых я слышал, это маленькие человечки, которые живут под очагом и, делают так, чтобы все было хорошо. Некоторые люди называют их «Удачей Дома».

Он снова прочистил горло. – Не то, чтобы я их когда-нибудь видел. Или знал кого-то, кто их видел.

– Как можно жить под очагом?– спросила Мона с милой улыбкой, которая убрала колкость из ее слов, которые могли бы быть довольно резкими, если бы были сказаны неправильно. – Но они могли бы жить между разрывами реального мира, в месте, которое существует для них. Такое место, как это.

Она огляделась вокруг, больше не улыбаясь.– Когда эльф умер, – сказала она, – дом должен был развалиться, как паутина, когда умирает паук. Вместо этого это жилище обрело собственную жизнь. Какой-то вид жизни.

Небо становилось все темнее. Оно было плотно затянуто тучами, тяжелыми и гнетущими, как глыба серого камня. Кэшел почувствовал, как в воздухе собирается буря. Дузи, маленький бог пастухов, знал, сколько раз его застигала непогода, когда он пас овец; но на этот раз у него не было овец, чтобы беспокоиться об этом, так что он мог пойти куда-нибудь еще.

– Ах, Мона?– сказал он. – Я думаю, нам лучше спрятаться, пока есть такая возможность. Если у тебя нет лучшей идеи, давай, отправимся в тот замок.

– Да, – ответила она. – Мы так и сделаем. Хотя буря все равно нас настигнет.

Им оставалось пройти около полумили. Дорога шла, в среднем, в гору, но Кэшел видел, что между ними и замком было несколько хребтов и оврагов. Опыт научил его, что местность всегда хуже, чем она, кажется на расстоянии. Но он не предвидел ничего такого, чего они не смогли бы пересечь, даже если бы ему пришлось нести девушку часть пути.

Он снова посмотрел на Мону. Она уже не была той хрупкой маленькой девочкой, какой показалась ему, когда он впервые увидел ее в коридоре дворца. Она решительно шагала по пересеченной местности, избегая каменных глыб размером с голову, но, казалось, не обращая внимания на грубый гравий. Может быть, подошвы ее сандалий были крепче, чем казались. Сам Кэшел был в массивных сапогах. Ему не нравилось ощущение обуви, особенно в теплую погоду, но каменные полы дворца и мощеные булыжником улицы города за его пределами не слишком подходили для мозолей, которые образовались, когда он ходил босиком по грязи и лугам, там, где он вырос.

Где-то над облаками сверкнула молния, на мгновение, придав им структуру, если не форму. Кэшел держал посох поперёк, готовый упереться железным наконечником, если соскользнет гравий или камень перевернется под его ногой. Здесь нельзя было доверять своим ногам…

– Я удивлен, что здесь ничего не растет, – сказал Кэшел. Девушка была на пару шагов впереди него, выбирая место для каждого шага, и сохраняя идеальное равновесие. – Здесь не очень хорошая почва, – носок его сапога врезался в склон, – но с дождем, должно же, что-то быть.