Текст книги "Гибельный огонь"

Автор книги: Дэвид Аллен Дрейк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 29 страниц)

– Здесь ничто не может выжить, – с горечью сказала Мона. Она наклонилась и отряхнула сыпучий песок. – Смотрите.

Материнская порода была, в основном, темно-коричневой и кремовой, с прожилками темно-бордового и других цветов. Кэшел нахмурился, когда его глаза встретились с узором.

– Это ствол дерева, – сказал он, наконец. – Это каменная статуя из ствола дерева.

– Это был ствол дерева, – возразила девушка. – Дом превратил его в камень, чтобы поглотить его. Меньше растительности…

Она описала левой рукой короткую дугу, ладонью вниз.

– … уже нет. Камень и пыль. У дома есть только полужизнь; он ненавидит настоящие вещи.

Она криво улыбнулась Кэшелу.– Простите меня, если я слишком увлеклась, – сказала она. – В том, что здесь происходит, нет ничего дурного, как и в случае с раком или волчьим деревом. Но это извращение, и его нельзя допустить.

Кэшел кивнул. – Нам лучше поторопиться, – сказал он, кивнув в сторону башни, находящейся перед ними. Здесь холм был особенно крут; с того места, где он стоял, ему были видны только высокие зубчатые стены. – Хотя ты была права насчет того, что мы не успеем до начала бури.

Они снова двинулись вверх, теперь уже по крутому склону. Девушка часто помогала себе руками, в то время как Кэшел использовал свой посох, чтобы поддерживать себя там, где он не доверял фиксации своих ног.

Он знал, что такое волчье дерево. Если бы лес рос диким, то всегда было бы несколько деревьев, чаще всего дубов, которые благодаря удачному сочетанию почвы и погодных условий могли бы поддерживать дюжину обычных деревьев. Их ветви затеняли рост меньших деревьев, а стволы становились узловатыми и гнилыми в сердцевине, непригодными ни для чего, кроме дров.

Леса, конечно, не одичали: древесина была для этого слишком ценным ресурсом. Если дерево начинало забирать больше своей доли, владелец участка леса нанимал крепкого молодого человека, похожего на Кэшела, чтобы срубить его.

Путь им преградил крутой овраг, не слишком широкий, но более глубокий, чем двойной рост Кэшела. Он полагал, что сможет перебраться через него, но девушке пришлось бы спускаться, и тогда Мона перепрыгнула через овраг без какого-либо разбега, как белка, прыгающая между деревьями. Она оглянулась через плечо. – Я подожду вас здесь, мастер Кэшел, – сказала она с легким смешком в голосе.

Кэшел хмыкнул. Он осмотрел землю, затем отступил на два шага и бросился вперед. Он крепко уперся своим посохом в край оврага и использовал огромную силу своих плеч, чтобы перебросить себя. Он приземлился рядом с ней, согнув колени, чтобы принять свой вес.

– Вы очень грациозны, несмотря на свой рост, – сказала девушка, продолжая свой путь к башне.

– Кто же вы, госпожа Мона? – спросил Кэшел. – Кто вы?

– Я всего лишь служанка, – ответила она. – Мы все слуги того или иного рода, не так ли? Вы, например, раньше служили при овцах.

– Я не обслуживал овец, – сказал Кэшел, потрясенный этой мыслью. – Я…

Он замолчал. Пастух делает много разных вещей, но если свести их все вместе, то получается, что задача состоит в том, чтобы его овцы находились в безопасности и порядке. В таком виде это действительно звучало как быть слугой.

– Ну, может быть, и так, – согласился он, произнося эти слова вместо того, чтобы просто держать язык за зубами и притворяться, что он не ошибся с самого начала. Дождь хлестал, яростно прорезая воздух прямо перед ними. Каждый порыв бил Кэшела в лицо, будто он стоял в шлюзе мельницы у себя дома, в деревушке Барка. Он не понимал, как Мона могла устоять против этого, но она делала это, опустив голову и шагая дальше.

Молнии сверкали почти постоянно, танцуя в облаках, а воздух содрогался от раскатов грома. Потоки воды образовали свежие ручьи, которые стекали вниз по склонам, как потоки жидкой грязи.

Овраг, который они пересекли, теперь, должно быть, превратился в бушующий паводок. Было бы совсем некстати потерять равновесие при переправе и скатиться в поток.

Буря прекратилась так же внезапно, как и началась. Дождь больше не шел, но небо оставалось все таким, же темным. У Моны была маленькая остроконечная шляпка, как часть ее ливреи. Ее сдуло ветром, а ее простая туника прилипла к телу, насквозь промокшая и стала на три тона темнее, чем была изначально светло-серой. Кэшел решил, что он и сам похож на утонувшую крысу.

Он ухмыльнулся и стряхнул воду с посоха, скользя большим и указательным пальцами, сначала правой рукой к наконечнику, а затем вторую половину – левой рукой. – «Может быть, на утонувшего быка», – подумал он. В его худший день никто не перепутает Кэшела, или Кенсета с крысой.

Они подошли к основанию огромного выступа, на котором стояла башня. Утес был довольно крутым, но с левой стороны к нему вела наклонная тропинка. Она выглядела ужасно истоптанной… ну уж нет. Это больше походило на то, что камень был каким-то образом расплавлен. Во всяком случае, они смогут подняться по ней, даже если снова пойдет дождь.

– Подождите! – сказала девушка, пристально глядя на скалу в сторону от тропинки. Она провела указательным пальцем по выступу на камне. Он был размером со спелую дыню и имел жемчужный блеск вместо тусклой, меловой поверхности, поддерживающей его.

Теперь, когда Мона указала на первый из них, Кэшел увидел, что в скале рядом с ним было еще больше таких же шаров, столько, сколько он мог сосчитать на пальцах одной руки. Они были похожи на лягушачьи яйца, и это было все, что мог придумать Кэшел, хотя, конечно, они были гораздо больше.

– Это семена новых жилищ, – тихо сказала девушка. Она убрала руку с камня. – Каждое семя должно вырасти в дом для молодого эльфа, который сделает людей в их домах, в реальном мире немного счастливее. Это место также поглощает их.

Она повернула голову в сторону Кэшела. – Наверное, я ошиблась, – сказала она. В ее голосе не было злости, но он звенел так сильно, как лезвие меча. – То, что здесь происходит, – это зло.

– Пошли дальше, – сказал Кэшел, но Мона уже начала подниматься по тропинке, прежде чем он успел произнести эти слова.

Ветер снова поднялся, прежде чем они поднялись до половины пути. Он кружил вокруг выступа, ударяя навстречу Кэшелу, независимо от того, в каком направлении он шел по извилистой тропинке. Начал накрапывать дождь, по несколько капель за раз, но крупные дождевые капли жалили, как сильно брошенные камешки.

Туника Моны была без рукавов и только до колен. Но даже при этом Кэшел боялся, что у бури достаточно силы, чтобы сбросить ее с тропинки и швырнуть на разбитый ландшафт внизу. Несмотря на порывы ветра, она прекрасно сохраняла равновесие, а ее шаги были устойчивыми.

Вершина выступа была плоской, как стол. Башня стояла в центре, не оставляя больше свободного пространства, чем мог бы измерить Кэшел, вытянув руки в обе стороны. Он задумался, был ли сам шпиль искусственным, и был ли постамент построен в то же время, что и башня. Хотя, если то, что сказала Мона, было правдой, то весь этот мир был создан, или выращен, что, по его мнению, было одно и то же.

Вход находился на полпути вокруг башни, от того места, куда их привела тропинка. Мона направилась к нему, Кэшел следовал за ней по пятам. Теперь, когда они подошли совсем близко, Кэшел увидел, что окна в башне были заложены камнями, а не просто закрыты ставнями. То, что он увидел раньше, было очертаниями того места, где раньше были створки.

Дождь снова хлынул потоками, теперь уже вперемешку с градом размером с перепелиное яйцо. Кэшел вскинул левую руку, чтобы прикрыть глаза. – «Когда все это закончится, наверняка останутся синяки», – подумал он. Ледяные шарики разбивались о камень, потрескивая, как костер из сосновых веток. Острые кусочки отскакивали от земли, покалывая Кэшела в лодыжки и голени.

Дверной проем башни был утоплен в стену. Мона наклонилась к нему, что-то делая с дверной панелью. Кэшел сгорбился позади нее, пытаясь укрыть ее от града, который проскальзывал мимо нависающего края.

Грохочущий град заглушил раскаты грома, но его более глубокие ноты все еще вибрировали в сапогах Кэшела. Молнии постоянно пульсировали над ними. Стены башни были из алебастра; Кэшел провел по ним кончиками пальцев, пытаясь найти стыки между плитами. Если они и были, то слишком тонкими, чтобы он мог их опознать на ощупь или рассмотреть.

– Мона, может быть, я смогу ее сломать, – сказал Кэшел, произнося все громче каждое слово этой короткой фразы. Град производил больше шума, чем он мог себе представить, пока не попытался заговорить.

От стены отвалилась корка, когда Кэшел потер ее. Хотя башня стояла на открытом воздухе, камень сгнил, как статуя, погребенная в кислотной почве леса.

– Я все поняла! – сказала девушка, и в этот момент башня открылась; она вошла внутрь.

Кэшел следовал за ней по пятам, стукнув в дверь, когда он вошел. Дверь была сделана из того же белого камня, что и все остальное здание, и вращалась на штырях, вырезанных из одного блока с дверной панелью. Как только Кэшел вошел, дверь захлопнулась со звоном, больше похожим на звук ксилофона, чем на звук удара камня о камень.

Грохот бури резко оборвался, когда дверь закрылась. Они находились в приемной.

– Здесь есть свет! – удивленно сказал Кэшел, и это было так: мягкое, лишенное теней свечение появилось от самого камня. Комната была без мебели, но на стенах висели резные узоры, такие, же богатые и причудливые, как гравюры на золотом столовом сервизе знатного человека.

Однако от прежней роскоши осталось лишь несколько лоскутов, чтобы показать, как выглядело первоначальное украшение. Чешуйчатая гниль, изуродовавшая внешнюю часть башни, захватила и большую часть внутренних поверхностей.

Мона шагнула во внутренний дверной проем. Кэшел последовал за ней, прижимая локти к бокам. Проход был так узок, что если бы он попытался пройти, подбоченившись, то наткнулся бы на косяки.

В центре зала стояла стройная женщина, протягивая правую руку в знак приветствия. – О! – сказал Кэшел, выпрямившись от удивления. В башне было так тихо, что он убедил себя, что она пуста.

– Ее звали Джилья, – сказала Мона, подходя к другой женщине. – Она была самой большой удачей дворца с тех пор, как граф Хафт построил его. Никогда не было домашнего эльфа, который мог бы сравниться с тем, что Джилья делала со стеклом. Она заставляла окна дворца сиять тысячью радуг при каждом восходе солнца.

Кэшел прикоснулся языком к нижней губе. Его посох был наклонен вперед, будучи не столько угрозой, сколько барьером между ним и молчаливой Джильей.– А почему она не двигается?– спросил он.

– Потому что она мертва, Кэшел, – ответила Мона. – Она состарилась и умерла, как и должно было случиться. Без смерти не может быть никакого обновления.

Она потянулась к мертвой женщине; их лица были похожи, как у близнецов. Когда ее пальцы коснулись другой щеки, Джилья рассыпалась на мелкие пылинки. Ее правая рука упала на пол целой и невредимой, а затем взорвалась гейзером мелкой пыли, кружащейся в воздухе.

В воздухе образовался сухой сладковатый запах. Кэшел прикрыл рукой нос, чтобы дышать через промокший рукав своей туники, хотя и не думал, что это имеет какое-то значение. – Мона?– сказал он. – Как же нам отсюда выбраться? Я имею в виду, обратно во дворец? Или еще куда-нибудь!

Вместо ответа девушка направилась к двери в другом конце центральной комнаты. Ее ноги превратили останки Джильи в умбровые завитки. Поморщившись, Кэшел последовал за ней.

В соседней комнате было темнее, чем в остальных. У дальней стены стоял трон, грубо вырубленный из камня; на нем восседала статуя столь же грубая и примитивная, как и сам трон. Это был мужчина, но у него были клыки и грубая обезьянья морда. В правой руке он держал каменную дубинку длиной с руку Кэшел.

– Это что, часовня? – спросил Кэшел. – Это тот самый бог, которому здесь поклоняются?

Башня содрогнулась. Кэшел услышал резкий треск – крак-крак-крак ломающегося камня. Статуя трепетала из стороны в сторону на своем троне.

Кэшел обернулся; наружная дверь за ними захлопнулась, но, может быть, он сумеет снова ее открыть. – Землетрясение! – воскликнул он. – Мы должны выбраться отсюда!

– Это не землетрясение, – бесстрастно ответила Мона, не двигаясь с места. – И мы не можем выбраться отсюда, пока все это продолжается. Жилище должно иметь хозяина, чтобы существовать, поэтому оно создало хозяина по своему образу и подобию.

Статуя встала. Стоя она казалась еще больше, чем когда сидела; Кэшел не думал, что сможет дотянуться до ее макушки, не вставая на цыпочки. Но это было не то, что он, вероятно, должен был сделать.

Статуя двинулась вперед, подняв свою дубину. – Мона, уйди с дороги! – крикнул отчаянно Кэшел.

Он поднял посох перед собой и попятился к двери в центральную комнату. Там было лучше освещено, а кроме того, там было больше свободного места. Он и его посох покрыли большую территорию, когда началась битва.

Камень застонал сам по себе. Лицо статуи дрогнуло, когда ее рот шевельнулся.– Я уничтожу тебя… – сказал камень тоном, слишком низким для человеческого слуха.

Кэшел знал, где находится дверь позади него. Он сделал ложный выпад в сторону головы статуи, а затем быстро и уверенно отступил назад. Он держал свой посох вертикально, чтобы расчистить узкий проем. Мона была где-то поблизости, не выдавая своего присутствия, потому что все внимание Кэшела было сосредоточено на статуе. Он надеялся, что девушка не пострадает от статуи, но сейчас об этом можно было не беспокоиться.

Статуя неуклюже проковыляла в дверной проем следом за ним, едва не задев косяки. Она выглядела еще уродливее, чем в относительной тени дальней комнаты. – Ты не можешь убежать от меня… – проскрежетала она бесстрастным угрожающим голосом.

Кэшел развернул свой посох по короткой дуге, ударив левым наконечником по шишковатому кулаку, сжимавшему каменную дубинку. Раздался треск и вспышка синего магического света; существо зарычало, как приближающаяся лавина.

Кэшел вовсе не искал спасения. Он пришел сюда, чтобы сражаться.

Статуя бросилась на него, размахивая каменной дубинкой в воздухе. Кэшел ударил посохом вперед, как копьем. Тупой торец посоха врезался в горло твари с новой синей вспышкой.

Голова существа дернулась назад. Могучая дуга его дубины не касалась ничего, кроме воздуха, пока он не рухнул на пол, разбив вдребезги алебастр. Дубина вылетела из каменной руки.

Кэшел попятился, тяжело дыша. Он ударил быстро и так сильно, как только мог, и дрожь волшебного света означала, что он использовал больше, чем силу своих огромных мускулов. Он чувствовал себя неуютно из-за этого другого, не его занятия – он был пастухом, а не волшебником. Но когда он столкнулся с таким существом, как это, он был рад любой помощи, которую мог получить.

Тварь подняла руки перед своим лицом. Ее пальцы были разделены между собой тонкими прожилками, как бы в каменных рукавицах; и только большие пальцы были отделены от остальных пальцев. Ее туповатые черты напоминали грубую куклу, которую ребенок слепил из глины.

Пасть существа открылась. Оно завизжало, словно трущиеся жернова.

– Смотрите!.. – закричала Мона, но Кэшелу не нужно было объяснять, что делать в драке. Существо прыгнуло к нему, как снаряд, выпущенный из огромной катапульты. Кэшел отступил назад и в сторону, низко опустив свой посох. Он просунул толстый деревянный шест между каменными лодыжками; он согнулся, но не сломался. Существо с грохотом врезалось головой в стену, и башня содрогнулась.

Алебастр треснул зубчатыми чешуйками, оставив выемку в месте удара, и существо плашмя упало на пол. Оно уперлось своими каменными руками под своим торсом, пытаясь подняться.

Кэшел, держа посох, как таран, ударил его по затылку, и существо снова ударилось о стену. Свет такой же голубой, как сердце сапфира, вспыхнул на двойной трещине! Да, железо на камне, и камень на камне.

Кэшел отступил назад, слегка наклонившись и втягивая воздух через открытый рот. Руки существа слабо шевелились, как у младенца, пытающегося плыть. Наконечник посоха, которым только что ударил Кэшел, засветился оранжевым светом, остывая до тускло-красного оттенка. Он поменял концы, а затем обеими руками вернул посох в обратное положение.

Существо просунуло руки под себя и слегка приподняло голову. Кэшел рванулся вперед, обрушив посох вниз всем весом своего тела. Торец посоха ударил существо в ту же точку, что и раньше. Голова статуи взорвалась со вспышкой и ударом грома. Массивное тело начало крошиться, как песчаный замок растворяется в прибое.

Кэшел почувствовал, что он шатается. Он уперся посохом в пол и использовал его, чтобы поддержать себя, когда опустился на колени. Его дыхание стало похоже на хриплый гром, а кровь стучала в ушах.

Единственной оставшейся частью существа была вытянутая вперед правая рука. Когда она внезапно превратилась в россыпь песка, Кэшел уловил краткое напоминание о сухом, сладковатом запахе, в котором исчезла Джилья. Затем не осталось ничего, кроме резкого запаха воздуха со слабой серной примесью близкой молнии.

***

Кэшел оставался в таком состоянии какое-то время. Он полагал, что сможет двигаться, если ему понадобится, но поскольку он этого не делал, то просто собирался отдохнуть, пока ему не захочется заняться чем-нибудь другим.

Несмотря на то, что он держал глаза открытыми, он не очень хорошо осознавал окружающую обстановку. В конце концов, вокруг было не так уж много интересного, только следы грубого песка на полу перед ним, который был статуей. Это было похоже на то, что он видел на холмах, по которым поднимался, чтобы добраться до башни…

– Вы готовы отправиться домой, Кэшел? – спросила Мона.

Мир Кэшела снова резко сфокусировался перед ним. Он повернул голову и улыбнулся девушке, чувствуя себя немного смущенным. Как долго она стояла здесь, ожидая, когда он придет в себя?

– Я в порядке, – сказал он, желая знать, насколько это было правдой. Он встал, приподнявшись, частично опираясь на посох. Он слегка покачнулся, но не сильнее, чем обычно, когда вы вдруг наклоняетесь и встаете.

Он улыбнулся еще шире и сказал: – Я в порядке, – на этот раз, имея в виду именно это. – Но как мы вернемся домой, Мона?

Пока Кэшел говорил, он внимательно осмотрел стены. Его глаза сузились.– Мона? – сказал он. – Что-то здесь не так. Камень выглядит тонким. Раньше все было совсем не так.

– Этот мир разлагается, – сказала девушка, – и не раньше времени. Но мы должны вытащить вас отсюда. Пойдем.

Она шагнула через порог в комнату, где ждала статуя; золотой ключ снова был у нее в руке. Кэшел последовал за ней, как делал всегда с тех пор, как познакомился с девушкой, за исключением того случая, когда произошла битва.

Он снова усмехнулся. Все было в порядке. Мона была лучшим лидером, чем когда-либо хотел Кэшел, и она держалась в стороне, когда он действовал.

Мона снова посмотрела на него. – Простите, что мне пришлось обмануть вас, – сказала она. – Ваша помощь была очень важна.

Кэшел пожал плечами. – Ты не должна была обманывать меня, Мона, – сказал он. – Ты могла бы просто попросить меня. Но это не важно.

Трон превратился в кучу песка и гальки, как и то, что на нем сидело. На стене позади него была еще одна дверь. Мона вставила ключ в замочную скважину – там не было никакой замочной скважины, которую мог бы видеть Кэшел, но он был уверен в том, что она только что ее сделала – и открыла дверную панель.

– Проходите дальше, Кэшел, – сказала она, улыбаясь, как восходящее солнце. – Спасибо. Мы все вам благодарны.

Кэшел колебался. – Ты ведь тоже идешь, Мона, не так ли? – спросил он. Свет и цвет без формы закружились в дверном проеме.

Ее улыбка стала задумчивой. Она подняла ключ в руке, которая не держала дверь открытой. – Я должна освободить семена, которые мы нашли, – сказала она. – Иначе они сгниют, а не будут расти, как положено.

– Но что будет с тобой?– спросил Кэшел.

– Возвращайтесь в свой собственный мир, Кэшел, – сказала Мона твердым, но не резким голосом. – Там должно быть обновление.

Кэшел откашлялся. Однако ему было нечего сказать, поэтому он кивнул и направился к выходу. – Ваш дом всегда будет счастливым, дорогой друг, – сказала Мона, когда его шагнувшая вперед нога наступила на цветное пятно.

На мгновение Кэшел шагнул в пустоту так бесшумно, что услышал, как бьется его сердце; затем каблук его сапога стукнул по камню. Он стоял в знакомом коридоре, по которому шел обедать.

– О! – воскликнул слуга, роняя пару серебряных кувшинов, которые он нес, чтобы наполнить их из колодца во дворе в конце прохода. Они зазвенели на полу, звуча ласково или глухо, по очереди, когда катились.

Кэшел присел на корточки, держа посох вертикально в одной руке, и схватил ближайший кувшин. Возможно, в нем появилось несколько новых вмятин, но он не предполагал, что у слуги появятся какие-либо неприятности.

– О, ваша светлость, извините! – пробормотал парень. Он взял кувшин из рук Кэшела, но так сильно дрожал, что, казалось, вот-вот уронит его снова. – Я вас не видел!

Кэшел бросил взгляд на дверь, из которой только что вышел… и обнаружил, что там ничего нет, только глухая стена между входами в пару больших апартаментов. Он встал. – Извини, – сказал он извиняющимся тоном. – Я не хотел тебя напугать.

Кэшел направился в ту сторону, куда шел, когда впервые услышал плач девушки – ну, в общем, Моны. Он никогда по-настоящему не любил этот дворец. Это было грязное место, сильно обветшавшее до того, как появился Гарри и заменил графа Хафта викарием.

Теперь Кэшел не видел в нем ничего необычного, но коридор казался немного веселее, чем раньше. Он снова улыбнулся. Он бы начал насвистывать, если бы мог выводить мелодию.

Охотничье угодье

Я читал (и читал всегда) как научную фантастику, так и фэнтези. Мистер Дерлет настаивал, что научная фантастика – это всего лишь подмножество фэнтези, но даже если это – правда (а я не уверен, что это так), это утверждение не совсем точно описывает восприятие большинства людей. Тем не менее, поскольку я легко перехожу от фантастики к фэнтези, мне было легко писать и то, и другое.

И я не вижу никакой причины, по которой история ужасов не может быть фантастикой. Много лет назад Рэмси Кэмпбелл попросил меня выбрать одну из десяти лучших страшилок. Из них я сразу же выбрал «Холодные уравнения» Тома Годвина, чистую фантастическую историю, которую я нахожу ужасающей в том смысле, что никогда не может быть еще одного чудака с мясницким тесаком.

«Холодные уравнения» доказывают мою точку зрения и в другом отношении. Хорошо известно, что Джон Кэмпбелл опубликовал эту историю в журнале «Астондинг», который является квинтэссенцией жесткого научно-фантастического журнала. Менее известно, что Годвин заимствовал сюжет из комикса ужасов научной фантастики. Границы между ужасом и фантастикой легко проницаемы.

Рэмси Кэмпбелл попросил меня написать рассказ для «Суперужасов», оригинальной антологии ужасов, которую он собирал. Единственным критерием было то, что рассказ должен быть хорошим. (Одним из лучших в коллекции был «Виадук» Брайана Ламли, фрагмент автобиографии без какого-либо элемента фантастики.)

Я решил написать историю, которая была бы научно-фантастической по форме, хотя это могло быть сделано так же легко, как и в стиле фэнтези. Оплата должна была составить 2 цента за слово, но вместо этого я обменял эту историю на карандашный черновик первого романа Рэмси, который он только что закончил: «Девушка, которая съела свою мать».

Ни наука, ни возможная фэнтези не превращают «Охотничье угодье» в страшную историю; это ситуация персонажа. В ней меньше вымысла, чем мне бы хотелось.

Я вернулся из Вьетнама без каких-либо физических повреждений и с абсолютным отказом признать, что могут быть и другие проблемы. Мы – моя жена и я – снимали комнаты в старом доме, который был разделен на три квартиры для студентов и других людей без больших денег.

Одним из самых приятных аспектов дома был прилегающий пустырь. Год или два назад на нем было срублено большое дерево, а пень остался рядом с подъездной дорожкой. Я сидел, скрестив ноги, на этом пне, читал или писал – в любое время, когда не шел дождь. По какой-то причине это было то, в чем нуждалась моя душа.

Вы найдете этот пень в «Охотничьем угодье». Вы также найдете точное описание района Дарем, Северная Каролина, к северу от Восточного кампуса Дьюка. И вы найдете часть меня, но я подчеркиваю, только небольшую часть.

***

Шины патрульной машины зашипели на теплом асфальте, когда она подъехала к обочине рядом с Лорном. – Что ты задумал, змей? – спросил коренастый полицейский. Урчание машины на холостом ходу и жужжание кондиционера через открытое окно наполняли вечер. Лорн улыбнулся и кивнул зажженным кончиком сигареты. – Сижу на пне во дворе и смотрю, как копы паркуются не на той стороне улицы. А что ты задумал, Бен? Вместо ответа полицейский пристально посмотрел на своего друга. Им обоим было под тридцать; мужчина в машине был коренастый и смуглый, с коротко подстриженными усами; Лорн – стройный, его волосы песочного цвета спадают на шейный корсет. – Больно, змей? – тихо спросил Бен.

– Черт возьми, четырех лет вполне достаточно, чтобы привыкнуть ко всему, – сказал более худой мужчина. Хотя взгляд Лорна был прикован к колокольне заброшенной баптистской церкви в квартале от Ранкин Стрит, его мысли были погружены в далекое прошлое. – Знаешь, иногда по ночам я просто сижу здесь какое-то время, вместо того чтобы лечь спать.

Три машины в быстрой последовательности бросили волны света и звука на ряды стареющих домов. Одна из них коротко, ослепительно мигнула дальним светом на патрульную машину. – Ублюдок, – проворчал Бен без особого гнева. – Ну, ладно, вернемся к войне с преступностью. Он усмехнулся. – Лучше, чем в прошлую войну, когда нас заставили сражаться, а?

Лорн докурил сигарету глубокой затяжкой. – Черт возьми, я не знаю, сержант. Сколько заданий нужно выполнить, чтобы получить полную пенсию через два года?

– Ладно, увидимся, змей.

– До встречи, сержант.

Большая полицейская машина зарычала, когда Бен выехал на полосу движения и свернул на первом же повороте. Город был охвачен системой патрулей местной полиции, с тем, чтобы избежать анонимного патрулирования, которое превращало каждую машину в миниатюрную миссию поиска и уничтожения. В первую же ночь, когда Лорн сидел на пне возле своей квартиры, он с удивлением выругался, когда из любопытной патрульной машины выглянуло лицо Бена Грешема, командира его отделения, в котором он провел десять месяцев и девятнадцать дней, на танке М60 в зоне боевых действий «С».

И это было единственное прошлое, оставшееся у Лорна.

Задняя дверь дома Дженкинса с грохотом захлопнулась на пружине. Через несколько мгновений тяжелые сапоги проскрипели по гравию на общей подъездной аллее. Кресло Лорна представляло собой дубовый пень трех футов в диаметре. Вместо того чтобы попытаться повернуть голову, он повернулся всем телом на этом остатке дерева. Дженкинс, полный, наполовину лысый мужчина лет шестидесяти, поднял пару банок «Будвайзера». – Должно быть, здесь очень хочется пить, хотя оно теплое.

– Всегда хочется выпить хорошего пива, – улыбнулся Лорн. – А я поделюсь с вами своим пнем. Они потягивали пиво некоторое время без разговора. Миссис Пьюрфой, вдовствующая сестра Дженкинса и почтенная баптистка, вела его хозяйство. Лорн понимал, что хотя она и не запрещала брату время от времени пить пиво, но и не создавала ободряюще светской атмосферы для этого.

– Я видел вас здесь в три часа ночи, – сказал более пожилой человек. – А что вы будете делать, когда станет холодно?

– Заморожу свою задницу на некоторое время, – ответил Лорн. Он указал пивом на свою темную квартиру на втором этаже дома, очень похожего на дом Дженкинса. – Сяду там, наверху, и включу свет. Черт побери, существует же полно госпиталей для ветеранов, я побывал во многих из них. Если в Северной Каролине недостаточно тепло, то, может быть, мне найдут такую же квартиру во Флориде. Он сделал еще один глоток и сказал: – Я просто лучше сплю днем, вот и все. По ночам бродит слишком много призраков.

Дженкинс быстро обернулся, чтобы убедиться, что на лице более молодого человека появилась улыбка. Она вспыхнула при его движении. – Ну, не совсем обычные призраки, – объяснил Лорн. – Те, что я привез с собой… И он продолжал улыбаться, несмотря на то, что внезапно в его сознании вспыхнули лица в кипени белого огня. Шум лопающейся, кипящей плоти стих, и он продолжил: – Хотя прошлой ночью было что-то странное, – он взглянул на свои большие японские наручные часы, – ну, чертовски рано сегодня утром.

– Призрак Хэллоуина с белой простыней? – предположил Дженкинс.

– Ммм, нет, там, в церкви, – сказал Лорн, вытаскивая сигареты. Дженкинс отрицательно пожал плечами, и жало бутанового огонька зажгло только одну сигарету. – Там была башня… не знаю, я посмотрел на нее, и мне показалось, что она вибрирует. И, ни звука, а потом большая красная вспышка, тоже беззвучная. Я был уверен, что она загорелась, но это была всего лишь вспышка, и все вернулось на круги своя. Забавно. Вы же знаете, что если держать свои пальцы над фонариком, то свет как-то проходит, вроде так? Ну, вспышка была похожей, только через каменную стену.

– Я никогда не видел ничего подобного, – согласился Дженкинс. – Но старая церковь, похоже, от этого не пострадала. Она будет готова рухнуть сама, прежде чем суды разберутся, кому она принадлежит.

– Ммм?

– Братство баптистов построило новую церковь в полумиле к северу отсюда, там больше парковочных мест, и в любом случае ремонт этого старого сооружения без путей пожарной эвакуации обошелся бы дороже, чем строительство новой. Дженкинс ухмыльнулся. – Мэйбл уже сорок лет не пропускала ни одного богослужения в воскресенье, так что я в курсе всех дел.

– Город купил этот старый участок для мужского клуба или еще какой-то дурацкой затеи, и мне хочется плеваться каждый раз, когда я думаю о налогах на недвижимость, но оказалось, что Ранкины, в честь которых и названа улица, отдали эту землю еще до войны Кайзера. Черт побери, если некоторые из них все еще не подали в суд, чтобы получить участок обратно, если это больше не будет церковью. Хотя это было в прошлом году, и похоже на то, что так будет еще несколько лет, прежде чем кто-нибудь вложит деньги в снос старого дома.

– Судя по тому, как она заколочена, и заперта на висячий замок, я решил, что это было отражение, которое я увидел, – признался Лорн. – Но мне показалось довольно забавным, – смущенно добавил он, – что вчера вечером я пошел туда прогуляться.

Дженкинс пожал плечами и встал. У него была рыбацкая привычка, когда он опускал язычок банки в свое пиво, прежде чем выпить его. Теперь он дребезжал в самом низу. – Ну что ж, – сказал он, забирая банку Лорна, – пожалуй, мне пора спать. Вам лучше поскорее убраться отсюда, а то вас жуки унесут.