Текст книги "Ниоткуда с любовью"

Автор книги: Даша Полукарова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 28 страниц)

Было уже не меньше трех часов ночи, они лежали на Полининой большой кровати, и полная луна светила в окно, падая прямо на их лица. Полина ощущала его теплое дыхание и знала, что он не спит, как и она. В эту ночь все вокруг было слишком космическим и нереальным, но именно его присутствие рядом превращало все иллюзорное в единственно верную реальность.

– Не бойся одиночества, – внезапно прошептал Родион. – Я знаю, после случившегося тебя это сильно волнует, но… Пройдут, быть может, годы, – он говорил так, как будто рассказывал историю на ночь. – Мы оба окончательно и бесповоротно повзрослеем. Однажды. Быть может, мы будем жить в разных городах, или вообще мотаться по разным странам – все не так уж важно. Но, несмотря на множество преград, я знаю точно, что не забуду тебя.

Она улыбнулась. Он скорее услышал ее улыбку, чем увидел.

– Посмотрим. Подождем.

Он кивнул.

– Подождем. Это стоит того, чтобы ждать.

– Множество людей клянутся друг другу каждый день. – Наконец сказала Полина. – Они обещают, и обещают, и обещают. Дают слово, а потом забирают его. Не выполняют обещаний, предают людей, веру, нарушают клятвы. Нам не по пять лет и нас всех уже предавали, и мы все уже что-то теряли. Было немало поводов перестать доверять людям. Так почему же, – она отвела взгляд от окна и, повернувшись, взглянула прямо в глаза Родиона – как она одна умела это делать, – так почему же теперь я должна верить тебе?!

И с легкой улыбкой он ответил:

– Потому что ты меня хорошо знаешь.

* * *

«Здравствуй, Полина.

Пишу тебе это письмо, вполне понимая, что я – последний человек, от которого тебе бы хотелось получать письма. Но я узнал про Нину и не мог тебе не написать.

Выражаю тебе глубокие соболезнования. Я знаю, вас с сестрой многое связывало и многое разделяло, но вы любили друг друга, и я могу представить, как сильно ты сейчас переживаешь.

И хотя тебе, вероятно, все равно, если бы я смог, я бы обязательно приехал на похороны.

Зачем же я пишу тебе сейчас? В первую очередь, я хочу попросить прощения за то мое письмо – я был неправ и в любом случае не должен был нападать на тебя, я знал о тебе, только судя по письмам Нины, а то, о чем пишет человек в порыве эмоций, далеко не всегда является правдой.

А еще я хотел бы тебе сказать… мы с твоей сестрой написали много писем друг другу, и я вполне смог изучить и тебя, и ее, и могу предположить, что ты не будешь спокойна до тех пор, пока даже косвенно считаешь себя виноватой в ее смерти. Но это не так. Если уж кто и виноват, так это я, отчасти подтолкнувший ее к побегу из дома своим откровением. Но я знаю другое.

Она задолго до нашего полного разрыва хотела сбежать. Она писала мне письма, в которых было только одно желание – нарушить привычное течение своей жизни, найти, наконец, себя, чего она никак не могла сделать после того, как попала в ту аварию.

И, наверное, ты тоже знаешь ее достаточно для того, чтобы сказать, что она сделала бы это в любом случае. Никто бы не смог ее остановить.

Конечно, она говорила о тебе, о том, что ты тоже мечешься, что не можешь понять, что делать, и ей казалось, что стоит вам хотя бы ненадолго разъехаться, как вы обе сможете понять что-то важное для себя.

Так что не стоит себя винить. Никто не застрахован от подобного. На ее месте мог быть любой из нас.

На этом, собственно, и все.

Я не строю из себя великого психолога и понимаю, что вряд ли сильно тебе помог, но чувствовал, что должен написать тебе это.

Не ищи меня и не пытайся отследить меня по этой почте. Я не останавливаюсь на одном месте надолго. Но почему-то я уверен, что ты и так не будешь этого делать.

Надеюсь, что однажды ты все же найдешь себя.

Денис.

P.S. Признаться, последняя наша встреча была слишком бурной и скоропалительной – мы знали об облаве, знали, что у нас почти нет шансов закончить начатое, и ты попала к нам как раз в тот момент, когда мы собирались уходить.

Быть может, ты спрашивала себя, почему мы так просто оставили тебя, отпустили – по всем законам жанра, ты впуталась в это дело и вполне могла заслуженно получить за это по заслугам, как твой однокурсник, как твоя подруга Маша…

Но… не знаю, не буду кривить душой, говоря, что все это из-за Нины, и из-за моих к ней чувств. Даже если так, в нашей… скажем так, компании, я не решающее лицо, были люди, которые считали, что свидетелей не должно было остаться. Но почему-то я решил рискнуть. Возможно, я еще пожалею об этом, даже, скорее всего.

Но будь что будет. Я всегда был немного фаталистом».

Что чувствует человек, потерявшего любимого? Ты знаешь, Полина, знаешь. И это чувство не вырезать ножом, оно всепоглощающе, как огонь, перекидывающийся с места на место.

Больно было так, как будто она узнала новость в первый раз. Даже больнее – тогда было просто оглушение, шок, он спас ее, она понимала, как же он ее спас.

А сейчас… все навалилось скопом, без прикрас и оборотов. Его потеря, моя потеря. Все вместе.

Родион спит. Как хорошо, что он не увидит ее и не сможет помешать.

Зачем мы встретились снова, скажи? Зачем узнали друг друга заново? И что он хотел этим сказать, всемогущий Бог, отнимающий любимых так же легко, как и дарящий надежду? Принимайте как данность, что вам не справится с этим, вы не в силах остановить потери, вы вынуждены стоять и смотреть, как гибнут любимые люди? Где-то же должен быть ответ и когда-то должно прийти освобождение от этой боли, что сжигает изнутри!

…Когда Родион открыл глаза, Полины уже не было.

Он еще сомневался какое-то время, с силой потирая лицо руками и укутываясь в покрывало, как в мушкетерский плащ, но тишина пустого дома и оставленная на столе в кухне записка сказали ему обо всем, и не было смысла даже напрягать связки, что произнести это простое имя «Полина».

Он покрутил в пальцах записку, оглядывая молчаливую кухню. Ручка лежала на столе, встроенные в плиту часы показывали 11 часов утра, они смогли уснуть лишь около четырех и оба, сами того не подозревая, впервые за долгое время проспали без снов.

Он оттягивал момент с прочтением записки. Оттягивал, как мог. В подобных письмах, и особенно от Полины, в принципе, не может содержаться ничего хорошего.

«Прости, что не оставила завтрак. Прости, что сбежала. Если бы я могла, я бы повернула время вспять, чтобы можно было избежать встречи с тобой. Но если бы я могла, я бы также и продлила наши встречи. Понимаешь? Думаю, ты – да.

Не ищи меня, я, наконец, решила, что пришла пора исполнять мечты. Если бы я могла излечиться вместе с тобой, я бы сделала это давно. Ты был огнем, которого было лишено мое сердце. Ты пришел с этим огнем и подарил его мне.

И я никогда этого не забуду. Но в этом доме, да еще и вместе, мы лишь продлеваем пытку. Пытку продлевает и этот город. Знаю, что никогда не хотела оставлять его, но времена меняются, как и мы (признаю). Не беспокойся, я в порядке. Хочу жить. Полина».

Родион задумчиво прочитал письмо еще раз. Взгляд его задержался на строчке: «Я, наконец, решила, что пришла пора исполнять мечты».

Может такое быть, чтобы он знал, куда она направлялась?

Раннее утро вспомнилось ему вдруг, одно раннее утро, когда он вернулся из Москвы, и все было сложно, и вместе с тем просто, но все же иначе, будто в прошлой жизни.

– Да, – вздохнул Родион, взъерошивая темные волосы, – жизнь была спокойной, пока мы не знали друг друга. Но она была серой, скучной. Одноцветной.

Родиону Раскову было 20 лет. Иногда он думал, что все 100. Больше всего на свете он мечтал стать беззаботным парнем, приезжающим к любимой девушке в родной город. Спешить и торопиться к ней, и только к ней; строить планы, звать на воскресный семейный обед, где отец пародирует знаменитостей, а Катька ворчит недовольно; играть в театре все больше и больше (не ради того, чтобы прятаться в масках, он теперь знал это точно); проводить вечера на пляже, уезжать на электричке в соседний городок и засыпать, просыпая свою остановку, а еще стоять у озера, бесконечно долго вылавливая свое отражение.

Но это оказалась никчемная роль.

В его спектакле сценария не существовало.

Эпилог

«Как стало известно из достоверных источников, начинающий актер Родион Расков, снявшийся в молодежном сериале «Мятежные» и новом фильме режиссера Михаила Киримова «Расплата», разорвал контракт на участие в новом телесериале и покинул страну в минувшую субботу. Интересно, что же могло произойти в жизни молодого провинциала, чтобы он отказался от такой желанной популярности?! Впрочем, подобный поступок сам по себе уже сделал его популярным на всю страну – так что, не был ли его сумасбродный отказ тщательно спланированным и хитроумным ходом, так сказать, гамбитом, ради будущего еще большего успеха?

В любом случае, что-то мне подсказывает, что о молодом человеке мы услышим еще не раз…».

– Интересно, а «достоверный источник» – это случайно не его сестра Катька? – полюбопытствовал Красовский, когда Маша дочитала журнальную колонку сплетен.

Маша лишь пожала плечами, задумчиво пряча журнал в сумку. Они стояли в аэропорту и ждали объявления о приземлении самолета из Москвы – встречали Чернова, Реснянского, Настю и Нику.

– Вполне возможно, главное, чтобы Рудик не узнал, что это она.

– Может быть, автор этого материала не так уж и заблуждается?

– О чем ты?

– Ну… что это гамбит. Маленькое поражение ради будущей победы.

– Наверно, все так и выглядит, но не думаю, что это было действительно спланированным ходом.

– Откуда ты знаешь? – Красовский вдруг посмотрел на нее серьезнее.

– Достоверный источник, – усмехнулась Машка.

– Полька?

– Нет. Эта мадам в разговоре со мной избегает любого упоминания имени Родиона. Она скорее удушится, чем будет что-то такое обсуждать. Да и вообще, не стоит ей что-то сейчас говорить о нем… Они только расстались.

– Да, – Красовский мрачно кивнул. Его племяннице наверняка было тяжело это перенести, особенно после Нины… – Только вот почему это случилось сейчас?

Маша искоса посмотрела на него.

– Полька рвет все связи. Все нити с окружающим миром, по крайней мере, привычным. Она больше не хочет никого потерять, особенно Раскова.

– И поэтому он внезапно уехал? – догадался Олег. – Он отправился ее искать?

– Что-то мне подсказывает, что он обязательно найдет ее, – они помолчали. – Они друг друга чувствуют.

Это было тогда в такси, когда они возвращались от мамы Красовского. Большую часть пути они проехали молча, но когда Маша заметила, что Расков очень сильно повзрослел за прошедшее время, и так трогательно заботится о Полине, на лице Орешиной появилось такое непривычное для нее, беззащитное выражение.

Она конечно тут же высказалась, что его опека начинает ее уже раздражать, но Маша видела, что Поле уже давно хочется с кем-то о нем поговорить. Хотя… зачем? Все самое важное, она была в этом уверена, они говорят друг другу честно и открыто.

В последнее время, после того, как Полина уехала, попросив ее присмотреть за домом родителей до их возвращения, а Родион помчался за ней, Маша постоянно думала только о том, что самые сильные чувства заставляют нас совершать самые сильные поступки. Они словно освещают наш путь, зажигая огни над теми тропами, перед которыми мы раньше стояли в сомнении, рискуя сделать ошибку. И даже если свет этот недолог и померкнет перед следующей тропой, он останется внутри нас, чтобы в самые темные, непроглядные ночи помочь найти выход наружу.

Маша вздохнула и проговорила, ставя точку:

– Так что я знаю точно, что он найдет ее…

Они помолчали. Красовский обнял ее сзади, положил подбородок на плечо.

– А я знаю, что ты перестала метаться. И никуда не уедешь…

– Зачем? – усмехнулась Маша Сурмина, сжав его руки. – Моя линия горизонта здесь.

Они засмеялись одновременно и почти одновременно взглянули на часы. Почти тут же прозвучало объявление, что рейс, который они ждали, задерживается на два часа.

– Не понимаю вообще, почему я должен их встречать? – со вздохом протянул Красовский. – И вообще я уже есть хочу. Пошли поедим…

– А как же твои друзья?

– Ты слышала, сколько у нас времени в запасе? – улыбнулся Красовский, уволакивая Машу к выходу. – К тому же они не маленькие, если что…

– Ну ладно. – Развеселилась Сурмина. – А потом на море, да?

– Швыряться песком и водорослями…

– И строить песочные замки!

– Как будто бы мы настоящие архитекторы!

– Это вряд ли, Красовский, до архитектора тебе еще расти и расти…

Они так и подошли к дверям – обнявшись и мешая выходящим и входящим в здание аэропорта людям. Скоро окружающие звуки заглушили их слова, а потом и сами они пропали из виду, став бледными точками в толпе разновеликих чемоданных людей.

Город впускал и выпускал тысячи туристов и новых жителей; Город раскрывал свои объятия и готов был попрощаться будто бы навсегда, зная, что однажды все ушедшие вернутся, как возвращаются потерянные, казалось бы, навеки вечные, вещи.