Текст книги "Ниоткуда с любовью"
Автор книги: Даша Полукарова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 28 страниц)
Маша представляла себе длинный коридор, по которому она идет и каблуки стучат, а стук их еще долго звучит в ее голове. Когда она шла на собеседование, она представляла, с каким трудностями должна столкнуться и спокойно это воспринимала: ее неопытность, первая работа в серьезной организации, первая работа по профессии, страх подвести кого-то и себя в том числе, страх оказаться бездарем и понять, что архитектура – это не ее, но….
Но в списке этих предполагаемых проблем не было той, что называлась «отношения с начальником на территории офиса и за его пределами». И естественно она и не предполагала, что у нее будет подобная проблема, и она окажется самой серьезной из всех.
Поэтому она постояла перед дверью в кабинет Красовского, собираясь с мыслями и бездумно глядя на аккуратный рабочий стол секретарши. Ей казалось, что Красовский по ту сторону этой двери стоит, облокотившись на свой стол, и смотрит на дверь, зная, что она сейчас войдет. Вот сейчас она пересечет кабинет, толкнет дверь и окажется внутри и увидит…
– Могу я на минутку войти, Олег Александрович? Я пришла поговорить.
Он стоял у окна и повернулся, когда она вошла.
– Тебе можно все, Сурмина. Ты разве еще этого не поняла? – пробормотал он.
– Что? – не расслышала она.
– Какой у тебя вопрос? – произнес он, открывая форточку, обходя свой стол и садясь за него.
– Я хотела узнать… зачем вы это сделали?
– Сделал что? – Красовский даже зажигалку искать перестал.
– Уволили Игоря и оставили меня.
Он закашлялся.
– Прости, ты хотела, чтобы я тебя уволил?
– Нет. Да нет же! Просто… это нечестно по отношения к Игорю… и все в офисе думают, что вы сделали это, потому что…
– Потому что? – переспросил он, проницательно взглянув на нее.
– Неважно, – так и не договорила Маша. – Важно, что он не заслуживал такого. Он хороший парень…
– Игорь работал хуже тебя. – С расстановкой проговорил он, как будто выковал эту фразу. – Я с самого начала предупреждал, что оставлю одного из вас. Он не прошел испытательный срок, который мы и так растянули до невозможности. Поздравляю.
– Поздравляю, – скривилась она. – он работал плохо, но как работала я? Этого достаточно, чтобы быть вашей помощницей?
Он смотрел на нее с трудно определимым выражением на лице.
– Чего ты хочешь от меня, Маш? – он повторил свой утренний вопрос, но теперь он звучал в ином контексте. Они оба это поняли, и оба отвели глаза друг от друга.
– Хочу, чтобы вы вернули Игоря на работу.
Красовский медленно раскачивался на своем стуле.
– Или что?
– Ничего. Я просто тогда тоже напишу заявление. Я… не могу работать, зная, что я причастна к этому увольнению.
– Кто тебе сказал? Сотрудники, которые болтают от безделья в коридоре?
Маша молчала.
– Я не верну Игоря. И не надо мне указывать, что делать с моим же коллективом.
Маша отшатнулась.
– Понятно. Ясно. – Она повернулась и вышла в приемную. Взяла из стопки листов на столе секретарши один и начала искать ручку.
– Прекрати этот балаган! – резко сказал Красовский. Он неожиданно оказался рядом с Сурминой, вытащил из ее пальцев лист и решительно положил его назад в стопку. – Возвращайся к работе и до собрания, сделай одолжение, не показывайся мне на глаза. Мне надоел этот офисный цирк!
Он повернулся и скрылся в своем кабинете. Маша закрыла лицо руками. Щеки ее горели.
* * *
– И что, вы встречались? Как долго?
Родион глубоко вздохнул. «Терпение, – повторял он про себя, – терпение и только терпение».
– Миш, мы не виделись пять лет! – медленно, как маленькому ребенку разъяснил он. – Нам было чуть больше четырнадцати, когда мы перестали… общаться. Ну что за особые отношения нас могли связывать, как ты думаешь? По-моему это даже словом «встречаться» не назовешь. – Он убеждал друга и убеждал самого себя. Осознав это, он осекся, не продолжая, и отошел к окну, сел к нему спиной, чтобы Мишка не мог прочитать выражение его лица. Но тот не заметил всех этих маневров. Бродя по комнате, он рассматривал или делал вид, что рассматривает диски, но на самом-то деле оба знали, ради чего и почему все это.
Нет, они, конечно, были друзьями, но Родион давно ждал этого разговора, он прекрасно понимал, что его не миновать, еще с того самого вечера, как Штроц раскрыл их давнее с Полиной знакомство.
– А почему вы… перестали общаться? – поинтересовался Миша, невольно поддразнив друга. Родион посмотрел на него внимательнее.
– Ох, я даже и не скажу… Просто разошлись интересы. Так часто бывает в детстве – тогда все, наверно, казалось, жутко важным и серьезным… Блин, видишь, насколько это было несерьезно – я даже не могу тебе назвать точной причины. – Он рассмеялся.
На самом деле Родион Расков прекрасно помнил, почему они расстались. Причин было много, но ему не хотелось пересказывать Мишке всю их жизнь. А это – слишком обширное понятие.
И если быть честным, он просто не готов был посвящать в эти причины своего друга. Разве он был похож на того, кто смакует сентиментальные воспоминания?
…Пожалуй, окончательно Родион понял, что все кончено, когда увидел ее взгляд в тот день. Весна того года вообще выдалась печальной во всех смыслах этого слова. Цвела черемуха – острый, терпкий аромат стоял в воздухе.
В тот день хоронили Игоря – друга Родиона и Полины.
В тот день они будто очнулись. До этого, все, что было вокруг и рядом, все, в эпицентре чего они так радостно находились, – Затерянная Бухта, ее загадки и приключения, которые они придумали сами себе – казалось им преувеличенно ярким, с налетом той неуловимой киношности, что окрашивает саму жизнь в легкомысленные фривольные краски. Но смерть – такая реальная, чудовищная, необъяснимая – вмиг отвесила им оглушительную пощечину, заставив их четырнадцатилетние мятущиеся души стать на порядок взрослее.
Родион помнил ее глаза.
Они упорно не смотрели друг на друга, пока шло прощание в церкви, но у ворот кладбища, пока они шли, замыкая внушительную толпу из родственников, друзей и одношкольников, взгляды их пересеклись, и казалось бы, этот взгляд что-то перевернул в Полининой душе – рука ее дрогнула, и букет упал на примятую сотнями ног землю. Без улыбки Родион поднял букет и сунул его в Полинины руки.
– Соберись, – прошептал он, вместе с букетом сжимая и Полинины пальцы. – Осталось чуть-чуть.
Чуть-чуть… чуть-чуть… чуть-чуть… – будто ходики мерно отбивали свой ритм в старых прабабушкиных часах с кукушкой.
Они не подозревали, что дейтствительно осталось чуть-чуть.
В те дни Рудик и Полина уже почти не разговаривали. Каждый разговор давался им с трудом, каждый – без преувеличения – заканчивался ссорой, скандалом. Они только видели друг друга, и уже закипали взаимными наболевшими претензиями. За месяц до смерти Игоря Родиона бросила мать. Еще за три месяца до того его родители начали ругаться при детях. Еще за полгода до всех этих событий, Рудик впервые поцеловал Полину.
Быть может, все это и не при чем – подумаете вы. Как могли быть переплетены первый поцелуй, скандалы в семье и смерть друга? Да никак – ответит кто-то. Но если бы не поцелуй, отношения бы двух старых друзей не усложнились до невозможности. Если бы не мама, ушедшая так внезапно, Родион бы не начал ненавидеть отца и пропадать в Затерянной Бухте все больше. Если бы не это, он бы не связался с дурной компанией Бухты и не втянул бы Игоря. Если бы Полине не взбрело их останавливать, Рудику бы не захотелось доказать, что никакой опасности нет и все это просто веселое приключение, и он бы не назвал ее трусихой. И Полина бы не полезла в пекло, а Рудик бы не побежал ее спасать. А Игорь не остался бы один. И возможно, если бы рядом был кто-то, он бы отговорил его от рискованных расследований, особенно, когда запахло действительно криминалом. И Игорь бы не пропал. И его бы не нашли в подвале посреди… с…
Родион нашел Полину, а Игоря нашла полиция. Родион сбежал и искал следы. И по-детски пытался вычислить виновных. И хотел мстить. И влез бы в самое дерьмо, если бы… если бы Полина не отвесила ему пощечину.
– Не смей ходить туда, Родион Расков! Ты хочешь, чтобы через пару дней я пришла на твои похороны?! – они стояли у любимого озера под дождем, и все было уже сломано, и кажется, оба поняли это одновременно. Он же думал лишь о том, что она назвала его Родионом. Всегда, всю жизнь, назло ему она звала его Рудиком, потому что знала, как сильно он ненавидит это девчачье имя, которое так любила его мама. Но когда она волновалась, когда злилась на него, она звала его Родионом, будто забывая держать себя насмешливо. – И если тебе плевать на меня… совсем плевать, то вспомни хотя бы о своей семье. О Катьке! Ее недавно бросила мать, ты хочешь, чтобы ее бросил и брат?!
– Я не брошу ее. – Проговорил он тихо, но Полина все равно услышала. Шагнула ближе, взялась за плечи и сжала сильно.
– Вот и правильно, Родька. Ты только ее не бросай, ладно? Я-то справлюсь…
Она пообещала больше не возвращаться в Бухту. Ее детство закончилось в тот день, а их отношения стали невозможными еще раньше.
– А что если это знак? Если бы я не побежал за тобой, Игорь бы не остался один, и я бы помог ему. Он был бы жив….
– Скорее, ты лежал бы рядом, – сухо отметила Полли. Мокрые насквозь, продрогшие, с красными озябшими руками они сидели на лавочке после дождя.
– Но что-то все равно пошло не так. Я имею в виду нас. Понимаешь? – она не отвечала. Смотрела на него настороженным взглядом и только кивнула в ответ. И общее понимание – понимание друг друга с полу-взгляда – накрыло их.
У нас неправильные отношения. Нормальные отношения не могут строиться на постоянных упреках, подколках и язвительных замечаниях. Нам надо было оставаться друзьями. Не нужно было целовать тебя в первый раз. Не нужно было признаваться в любви. Это-то и было неправильным. С этого все и пошло наперекосяк. И длится до сих пор. А повернуть все вспять невозможно. И смерть Игоря тут вроде бы не при чем – я понимаю это совершенно ясно, но душой, сердцем, я вижу, что это просто итог всего. Что бы ни было у нас дальше вместе – оно не может продолжаться. Пора окончательно повзрослеть, пора перестать цепляться друг за друга, и идти своими дорогами.
– Родька… Родион! – гаркнул Мишка вдруг ему прямо в ухо. Расков моргнул. Друг смотрел на него выжидающе, и Родион протянул, чтобы сказать хоть что-то:
– Да, у нас разошлись интересы… Она бросила театр. Перешла в школу с углубленным изучением английского. Мы как-то перестали видеть друг друга.
Мишка слушал и постепенно – Родион видел это – начинал ему верить. Пропадала эта подозрительность во взгляде, будто он заранее знает, что Родион что-то скрывает. Появлялась уверенность… вот только в чем? В собственных силах? В возможности завоевать Полину? Эх, ему бы Мишкины проблемы!.. У него в голове шла работа намного более серьезная – попытка задвинуть куда-то поглубже те самые непрошеные воспоминания, что неожиданно вылезли, откуда их не звали. Там были и Игорь, и его мать, и отец, и Полина…
И Родион Расков думал – впервые он действительно так думал, – что в 14 лет они бы сошли с ума, если бы не расстались, сошли от того, что с такой силой навалилось на них. И потому единственное, что можно было сделать – это не решать проблемы, а отпустить их. И друг друга, в том числе, потому что они были самой большой друг для друга проблемой.
Так что… все было правильно. Так, как должно было быть.
* * *
Красовский даже глаза закатил, когда, войдя в конференц-зал, обнаружил там одну Машу Сурмину. К чертям прозу, начинался новый раунд, и он обещал быть похлеще предыдущего!
Взгляды их пересеклись.
– Я никогда не опаздываю, – предвосхищая его вопрос, заметила Маша.
– Так уж и никогда, – ехидно протянул он, проходя по залу и из-за ее спины заглядывая в чертежи. Маша чертежи отодвинула.
– Никогда, Олег Александрович. Если только сама этого не хочу.
– Ну-ну, – он сел на свое место, решительно положил ноги на стол и скрестил руки на груди. И растянул улыбку до ушей.
– Всегда мечтал так сделать, – по-детски признался он. Кажется, настроение его улучшилось.
– Спорим, при других сотрудниках вы этого не сделаете, – фыркнула Маша, не теряя при этом своего лица. Лишь холодно посмотрела и отвернулась.
– Да я могу их хоть дым в лицо пускать, они и слова не скажут, – усмехнулся Красовский.
– Дым в лицо это вы мне пускаете.
– Ты тем же самым занимаешься, дорогая моя Мария. Во-первых, почему ты считаешь, что находишься на особом положении? – серьезно посмотрел он на нее, опуская ноги на пол.
– Я разве…
– Да. С чего же ты тогда взяла, что при других я так не сделаю?
– Интуиция! – нервно расхохоталась Маша.
– А, во-вторых, – не обращая на нее внимания, продолжил Олег. – Меня раздражает, что ты прикрываешься этими слухами и разговорами о тебе и Игоре, о твоей причастности к его увольнению, чтобы что… Перестать здесь работать? И куда ты пойдешь? Что будешь делать? Неужели Игорь был таким близким для тебя другом, что ты готова пожертвовать своим местом ради него?
– Ой, да прекрати! – Маша резко поднялась из-за стола, даже забыв держаться холодно, отстранено и самое главное – на «вы». – Это бред! Просто ты не хочешь меня понять, вот и все. Если бы ты знал, как тяжело работать с людьми, которые тебя ненавидят!. Да еще и осознавать, что нормальный сотрудник был уволен по глупости… и по… самодурству, – смело закончила она.
– По моей глупости, да? Потрясающее отношение к начальнику.
– Ну вот, опять! – всплеснула Маша руками. – Ладно. Все, этот разговор не имеет смысла.
Она отвернулась от него, отгородившись скрещенными руками и мыслями. За окном была весна, конец апреля, но смута в ее душе была вполне себе осенняя.
Красовский затеял этот разговор в надежде помириться, чтобы хотя бы не бегать друг от друга, а в итоге, похоже, превратил их разногласия в непреодолимую стену. Очень хотелось закурить и чашку кофе, но уходить отсюда не стоило, по какой-то детской глупости он боялся оставлять ее одну, будто это только усугубило бы их отношения. Отношения, которых нет, – напомнил он себе.
Прошло еще пару минут, и она вернулась на свое место, и когда начали влетать и лихорадочно рассаживаться сотрудники по местам, Маша и Олег сидели в спокойном выжидательном молчании. Маша щелкала кнопками телефона, Красовский копался в каких-то архивах и мрачно выкидывал ненужные бумаги.
– О, превосходно. – Заявил он, вставая с места. – Можем и начать для разнообразия! Я понимаю, что вы все до жути творческие люди, но я почему-то нахожу в себе силы приходить вовремя, хотя у меня куча дел и еще нужно съездить на объект!
– Шеф не в настроении, – прошептал кто-то. Кто это был – Маша так и не успела определить.
– Попрошу дискуссии о моем настроении не устраивать. Не на базаре! – рявкнул он от окна. Дорвался, наконец, до открытой форточки и закурил. – Ну что ж, Елена, мы вас слушаем. Прошу, приступайте.
Маша углубилась в переписку с Женькой. Впервые работа занимала ее очень мало, и она не слушала отчет своей почти что коллеги и их жаркие споры с Красовским.
Сестра сообщала о том, что карантин, наконец снят, и сегодня вечером ее можно будет навестить. Так как утром этот номер не прошел, Машу опять не пустили в больницу, она решила отправиться к Женьке в самое ближайшее время.
– Михаил, как насчет того, чтобы поделиться своими замыслами? – услышала она сдержанный голос Красовского. – Раз уж ваша подопечная так занята посторонними делами!
Последняя реплика предназначалась явно для Маши. Она подняла голову и обнаружила, что на нее все смотрят.
– Разве я не работаю? – тихо проговорила она.
– Что-то не заметно. Михаил, чем вы вообще занимаетесь целыми днями, почему я не вижу никакой производительности?
– Мы показывали вам все на прошлой неделе. – Поднял голову Михаил, который занимался тем же, чем и Маша – переписывался, но отнюдь не с родственниками, а со своими многочисленными подружками, которых он прятал от жены.
– Ключевое слово – на «прошлой»!
Маша вскинула голову. Особенно приятно было оказаться в категории работников наподобие ее наставника Михаила. Она даже представляла, что сказала бы сейчас Елена, если бы кто дал ей слово: «Ну, какой наставник, такой и стажер!»
– Мой проект – здесь, – Маша указала на папку. – Вы прекрасно знаете, что у меня все готово.
– Побольше интереса к работе, Сурмина! Меня интересует не только то, как быстро ты выполняешь задания, но и как качественно. И как относишься к работе. В последнее время у тебя одни посторонние темы в голове! Никакого желания работать! – Он обошел стол и неожиданно вытащил из ее руки телефон, который она держала под столом в руке. – Вот об этом я и говорю. – Он бросил телефон на стол. – Нам, конечно, жутко интересно, с кем ты ведешь жаркую переписку, но еще больше нас интересует твоя так называемая работа.
– Отлично. Отлично. – Маша встала, взяла папку. Руки ее дрожали от едва сдерживаемого гнева. – Превосходно.
Все ждали в полном молчании. Еще секунду и Красовский, казалось, лично придушит ее. Забавно, что раньше, на первых подобных отчетах, Маша жутко боялась чего-то подобного. Но Красовский всегда оставался неизменно вежлив, спокоен и ироничен. А сейчас, когда она увидела его, наконец, таким, ей уже совсем не было страшно. Просто сегодня она лишь слегка его ненавидела, вот и все.
Она разложила перед начальником макет дома, который нужно было переделать, соответствуя вкусам и желаниям заказчика, сохраняя стиль и здравый смысл.
Но стоило ему углубиться в изучение, как ее телефон, все еще лежащий на середине стола, ожил.
Все замерли. Лена слегка улыбнулась, Маша насторожилась, Красовский вскинул голову.
– О, как вовремя! – поощрил он звонок неизвестного. – Ну давай, возьми, сколько можно стоять столбом!
Маша потянулась и схватила телефон. Собралась сбросить, но увидела, кто звонит и нутром почувствовала – не стоит.
– Извините, – прошептала она, чувствуя, как сердце начало колотиться в груди с бешеной скоростью.
– Отлично, самое время отвечать. А мы пока пойдем, выпьем по чашечке кофе, пожалуй, да?
Но Маша уже его не слушала. Сказав два слова в ответ, она бросила трубку в сумку и подхватила ее со стула.
– Сурмина, ты куда? Я тебя не отпускал!
– Извините, я должна уйти. – Сказала она, не глядя на Олега, и через секунду ее быстрые шаги раздавались уже в коридоре.
– Мда, – протянула Лена, внимательно следя за реакцией Красовского. – Чем дальше, тем все наглее.
– Похоже, что-то случилось, – глядя вслед Маше, заметил архитектор Илья. Олег переглянулся с ним и мрачно кивнул головой.
Михаил откинул накрахмаленную манжету и взглянул на часы. До конца рабочего дня оставалось еще три часа. Мда, какая скука!..
* * *
Когда-то они с Рудиком придумали: если наваливается гора проблем, совершенно ненужных и, казалось бы, необратимых, единственный выход – отправить их в дальнее плавание.
Они брали пустую коробку из-под обуви, сооружали из нее корабль, делали из листа белой бумаги паруса, прикрепляли ко дну. Не забывали написать название корабля, ведь это было очень важно – знать, что отправляешь: «Тяжкий груз». И в этот самый корабль они сваливали все проблемы – ссоры с родителями, прогулянные уроки, ссоры друг с другом, неудачи в «Затерянной Бухте», невыполненные домашние задания и многое другое, что тревожило, печалило, требовало решения. Корабль они выпускали в озеро, и ровно до середины он честно пытался плыть, подгоняемый ветром, а потом тонул, утягивая за собой весь «груз».
Потом… потом проблемы все равно приходилось решать, но тонущий груз давал силы, показывал, что все это временно и, во всяком случае, не так ужасно и нерешаемо, как казалось сначала.
Полине сейчас нужен был такой корабль, чтобы хотя бы на время спихнуть все проблемы со своего плеча. Поэтому все, что она сделала, выйдя в тот день из университета – направилась в Портовый городок.
У нее было четкое ощущение, что она оставляет за спиной целую гору нерешенных дел. Университет давил на нее выбором кафедры и темы для курсовой, стопкой невыполненных заданий для пар по теле-радио-мастерству, сроками с выполнением редакторской правки для университетской газеты… А еще нужно было расплатиться за курсы по английскому, разобрать дикий бедлам дома (с момента исчезновения Нины ее рука так и не притронулась к пылесосу), полить цветы, проверить состояние дома до скорого приезда родителей (мама приезжала раньше отца), навестить Красовского, пребывавшего в депрессии после расставания с барышней, а еще в любой момент могли позвонить из редакции с очередным гениальным заданием. Но все это Полли скинула со своих плеч, пока шла в Бухту. Сейчас ее волновала только одна проблема, которую нужно было попытаться решить в ближайшее время.
Только было ли это проблемой? Полина этого еще не знала и отчасти и шла для того, чтобы что-то узнать.
– Яков Петрович, здравствуйте! – Полина шла по полутемному залу, тут и там поблескивали сияющие обманчивым светом расписные кувшины, и весь мир заглушился в этой пронзительной тишине. – Яков Петрович! – позвала девушка, заходя во вторую комнату и вдруг резко остановилась.
Прямо у стойки со старинными открытками стоял молодой человек, ненамного выше ее, немаленькой. На звук ее голоса он обернулся, и с изумлением Полина узнала Родиона Раскова.
Минутное молчание. Не похоже, что герои рады видеть друг друга, а, впрочем, кажется, особенно их не радует незапланированность этих встреч.
Молчание прервал Яков Петрович, вплывший в комнату с уставленным чашками и чайником подносом.
– О, какие неожиданные гости у нас, Родион, подумать только! – подивился он, расставляя чашки на столе. – Неужели, Полина, твои обещания и клятвы, что ты не появишься здесь больше, ложны?
Полина приподняла бровь, отведя взгляд от Родиона: она так говорила?
– Я давно уже не даю сомнительных обещаний, Яков Петрович! – улыбнулась она.
– По крайней мере, ты помнишь о тех, что не давала, а это не может не радовать!
– Да уж. Одна сплошная радость повсюду. – Бросая на пол сумку и не обращая внимания на Господина Актера, заметила Полли.
– Я слышу саркастичные нотки. Откуда в тебе столько разочарования, девочка? В жизни нужно уметь заглянуть за рамки привычной ситуации. – Заметил Яков Петрович и простер руку, приглашая их к столу. Полина широко распахнула глаза: на столе стояло ровно три чашки.
Как будто бы старик знал о ее приходе.
– Но откуда?!
– Ты же была мечтательным ребенком. Я бы даже сказал, вечно фантазирующим. И ты не можешь себе представить, как это возможно? Придумай любое подходящее тебе объяснение, – посоветовал хозяин лавки сокровищ. Полина поймала смеющийся взгляд Родиона.
– Про детские фантазии вы тоже знаете? – не получила ответа. Посмотрела на актера: – А ты что здесь делаешь? Давно вы знакомы?
– Смешно, – закатил глаза Родион.
– Но откуда? Как вы…
– Могу задать тебе встречный вопрос, – посмотрел ей в глаза Великий Актер. Полина первая отвела взгляд. Иногда жизнь делает чудные круговороты, возвращая туда, куда ты еще недавно сам пытался пробиться сквозь запертые двери.
– Мы знакомы уже много лет, – нарушил тишину владелец пещеры разбойников, чувствующий себя, похоже, лучше всех из присутствующих здесь.
– Много лет? То есть, с детства Родиона? – уточнила Полина и облизала ложку, измазанную вареньем. – Ну-ну.
– Именно с детства. Мне было 14, если тебя интересует, когда я познакомился с Яковом Петровичем! – холодно заметил он, не понимая ее внезапно вспыхнувшего интереса.
– Вот как. – Полина вдруг устало бросила ложку. Откинулась на спинку стула, закрыла глаза.
– Так фокус со шкатулкой не прошел? – уточнил старик, доливая всем еще чаю.
– Поразительно, но нет, – пожала плечами Полина, усмехаясь. Оба они знали, что положительного результата не намечалось сразу, но иногда нам нравится заблуждаться, понимая, что это именно заблуждение, и ничто иное.
Теперь настала очередь Родиона изумляться.
– Музыкальная шкатулка?
– Да. – Полина посмотрела на него. – Музыкальная. Я хотела ее починить.
Родион уткнулся в чашку с чаем.
– И никто не смог? – поинтересовался он, бросив взгляд на Якова Петровича.
– Как видишь.
– Но зачем тебе это?
– Я должна это сделать, – твердо сказала она. Они посидели в молчании некоторое время. Родион проницательно смотрел на Полину, а старик с мечтательным видом попивал чай.
– Помните, Яков Петрович, когда я пришла сюда в первый раз, – начала Полина, – вы рассказывали мне легенды о нашем городе. Про то, что он приносил счастье, про подземный город и про… про одну шкатулку. Про то, что ее подарили российскому императору…
– Конечно, я помню.
– Это правдивая история?
– Хм… – Владелец магазина задумался. – Я не сомневаюсь, что та шкатулка существовала на самом деле. Весь вопрос в том, при каких обстоятельствах она пропала и кому была предназначена. Ну и конечно – где она сейчас.
– А откуда пришла сама легенда?
– Ох, ну и вопрос. Легенде уже очень много лет. Она передается из уст в уста всем, кто имеет какое-либо отношение к антиквариату. Коллекционеры, антиквары, искусствоведы…
– Но есть какие-то определенные детали, по которым можно было бы узнать эту шкатулку?
– Это что, интервью? – не выдержал Расков. Полина только взглянула на него, но ничего не сказала.
– Детали… хм, признаться, я этого не знаю. Если покопаться в архивах, легендах, может быть, и нашлось бы что-то. Но ответить наверняка сейчас – вводить вас в заблуждение, Полина. Почему вас так взволновала эта история?
Полина пожала плечами.
– Просто она необычная, – ответила она. – Мне казалось, такие истории не случаются в таких городах, как наш.
– Да, история еще та – как шкатулку хотели подарить императору, но в нашем славном городе ее похитили. Круто. Еще раз закрепляет за Бухтой дурную репутацию. – Согласился Родион довольно едко.
– Ой, замолчи, – Полина завела глаза к потолку. – А интересно, моя шкатулка…
– Твоя шкатулка обладает подлинной ценностью. Может быть, не так как та, из легенды. Но тоже является несомненным антиквариатом.
– Что? – Полина едва не вылила на себя остатки чая. – Так вы знали, что шкатулка настоящая?!
Старик засмеялся.
– Конечно.
– Но почему вы мне раньше не сказали? – удивилась Полли. – Когда я приносила ее в первый раз.
– Хм, ну, наверное потому, что ты не спрашивала. – Видя недоверие в глаза девушки, Яков Петрович добавил: – Я думал, ты знаешь, какой ценностью она обладает! Это же семейная редкость.
– Я не знала, честно, не знала, – Полина застыла, удивленно глядя в стену напротив. Значит, Машин отец действительно искал ее шкатулку. Но откуда он о ней знал? Теперь это уже невозможно было выяснить.
– Я не понимаю, что это меняет, – нетерпеливо окликнул ее Родион. – Ну, правда…
– Если бы я только могла ее починить… – задумчиво проговорила Полина. – Если бы только могла…
– Я могу ее починить. – Вздохнул старик. – И всегда мог.
– Что?! – глаза девушки широко открылись. – Всегда могли?! Так почему же вы позволили мне всю неделю бегать в поисках мастера, который это сделает?! Почему вы соврали с самого начала?
– Я не соврал, – сказал старик, и с удивлением она увидела, что он улыбается. – Я могу попробовать, и с точностью на 90 процентов могу сказать, что у меня это получится. Но я не хочу чинить эту шкатулку, потому что, боюсь, рада ты не будешь. Это принесет тебе еще большее разочарование. И я сказал, что не могу этого сделать. Зная, что, кроме меня, никто и не мог.
– Но почему? Почему разочарование?
– Ты не понимаешь, и одно это доказывает… – Яков Петрович отставил чашку. – Ты хочешь услышать не звуки, которые издавала шкатулка, ты хочешь что-то или кого-то вернуть, а этот предмет на такую магию не способен. Пойми…
Полина подняла голову. Про возвращение тоже не стоило ничего говорить. Уж во всяком случае, не сейчас.
– Почему-то все вокруг решают за меня, что мне чувствовать, а что нет, – тихо сказала она, вставая. – Но мне кажется, вы зря это сделали.
Она развернулась и вышла из комнаты. Через пару секунду прозвенел колокольчик, и хлопнула дверь. Старик и юноша посидели молча.
– Почему же вы признались ей сейчас? – поинтересовался Родион, собирая чашки со стола.
– Потому что она очень расстроена этой неудаче. Но неудача ее не в этом. И она этого не хочет понять. Пока сама не поймет, ничьи слова до нее не дойдут, – пожал плечами старик.
– Но вы же говорите сейчас об этом. Значит, не стоило и начинать ей что-то втолковывать?
– Вода камень точит. Пусть лучше сейчас она ненавидит меня, а не себя. А ее в последнее время, мне кажется, слишком часто посещает подобное чувство.
Родиона всегда поражала необыкновенная мудрость старика. И что самое поразительное – его размышления и прогнозы еще ни разу не ошибались. С какой-то невероятной магической прозорливостью он видел в людях то, что они старались скрыть даже от самих себя.
– Как у вас получается быть ясновидящим, ведь вы так редко выходите за пределы Охотного ряда, не говоря уж о Портовом городке? – спросил Родион, из-за шторы, за которой располагалась маленькая кухонька.
– О, поверь мне, из столетия в столетие люди не меняются. Я окружен предметами, которыми на протяжении многих лет владели разные люди. Люди эти умерли, но предметы стоят на своих местах. Они ничто без владельцев, но они помогают мне понять, что люди никогда не цепляются за вещи из-за своей потребности в счастье. Они цепляются за вещи, потому что ими владели люди, которые приносили счастье. А это, согласись, большая разница.
Родион вышел, вытирая руки.
– Это очень просто. Почему же мы этого не понимаем?
– Нельзя понимать все, – вздохнул старик, любовно поправляя посуду, расставленную на столе. – И в вашем возрасте это крайне опасно.
– Да, – протянул Родион, глядя на сумку, которую забыла Полина у кресла. – Но кое-что я все же понимаю.
…Она не должна была уйти далеко. За это время можно максимум выйти из Охотного ряда к остановке. Но была опасность, что она просто решила пойти пешком – как это часто с ней и бывало, когда она хотела подумать. Откуда он это знал? Родион помотал головой из стороны в сторону и двинулся направо. Полина стояла на пустой остановке автобуса. Солнце играло в ее рыжих прядях.
– Возьми, – сказал Родион и протянул ей сумку.
– Да плевать мне на сумку.
– А на шкатулку?
– Родион, что тебе нужно?
– О, Родион – это что-то новенькое!
Она молча посмотрела на него, и тогда он поспешно сказал:
– Яков Петрович сделал это не со зла.
– Что с того? Он судит меня со стороны так же, как остальные! А что я такого особенного делаю? – она отвернулась. – Ладно, это бессмысленный разговор, ты все равно не поймешь…
Но Родион не хотел сдаваться без боя.
