Текст книги "Ниоткуда с любовью"

Автор книги: Даша Полукарова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 28 страниц)

Олег не знал, что сказать. Это совсем, ну просто совершенно не укладывалось в его представление о девушке, с которой он встречался месяц.

– Когда же она вернется?

– Она обещала вернуться в конце этой недели.

– Вы так спокойны, Агния Петровна.

Женщина усмехнулась.

– А что я могу ей сказать? Вероятно, я просто привыкла. К тому же… я считаю, что она сама должна понять, что побег – не лучшее решение проблемы.

– Да, я с вами согласен, – задумчиво сказал Красовский.

Взрослый, умный, опытный, профессионал в своем деле архитектор Олег Красовский вдруг осознал, что, вопреки его убеждению, в свои годы он еще способен удивляться.

* * *

В Амстердаме Маша не ориентировалась совершенно. Она была здесь впервые, и если честно, первый раз в этом месте представляла себе совершенно по-другому. Но что поделать… к тому же, предстоящее событие настолько волновало ее, что она не могла уже думать ни о чем – ни о прелестной архитектуре, ни о непередаваемой атмосфере города, ни о толпах туристов, кишащих на каждом шагу.

Она заселилась в заранее забронированный хостел в центральном районе Амстердама, в Сентре. Весь маршрут она привычно продумала и составила еще до поездки. У нее было немного денег, откладываемых на такой случай, а практика приучила Машу действовать четко и быстро, что абсолютно исключало любую панику при въезде в чужую страну.

Она знала, что делать, как будто кто-то невидимый нашептывал ей на ухо весь план. Она отправила на знакомый почтовый ящик фотографию с подписью: «Не кажется ли тебе эта шкатулка странно знакомой?», – и даже не сомневалась, что получит ответ. Она не ошиблась. Ответ пришел, и очень скоро. На следующий день после отправки.

«Я в Амстердаме. Если у тебя получится приехать, мы можем встретиться».

Она прикидывала все «за» и «против» несколько дней. Она не хотела вот так просто бросать работу, но не могла противиться старому знакомому чувству – невозможности усидеть на месте.

К тому же, на работе все становилось печальнее день ото дня. Женская часть коллектива уже достала ее своими подколками и деланно сочувственными взглядами, которые Маша всегда переваривала с трудом.

А еще она больше не могла видеть Олега.

Олега, обычного, всегдашнего, делового, невозмутимого и совершенно не обращающего внимания на нее. Она расстались, расстались, и Маша сама стала инициатором и не смогла остановиться, когда это нужно было сделать. Но нужно ли было?

Маша мучила себя постоянными вопросами, а не совершила ли она ошибку, и каждый раз, в зависимости от настроения и времени суток отвечала по-разному. В итоге, в пятницу, после работы Маша неожиданно для самой себя осознала, что едет прямо на вокзал. Там можно было купить билет и на самолет.

Что она и сделала с каким-то лихорадочным отчаянием.

«Прилетаю в понедельник. Могу встретиться»

«Йордан. Кафе Dutch Flowers. 16:00. Вторник»

Маша не верила, что это все происходит на самом деле, но это действительно происходило, и происходило с ней! Она мечтала об этом долгих десять лет, мечтала и не верила. Ведь в детстве все мечты кажутся такими сказочными, а это было одним из главнейших ее желаний в жизни. И вот, это должно произойти.

Всего лишь послезавтра. Послезавтра!

Поверить в это было невозможно.

– Ты каждый раз говоришь, что вы встретитесь, но ты не видела его ни разу! – бросила ей мать, наблюдая за тем, как Маша собирает вещи.

– В этот раз все получится – он же сам мне написал!

– А если это был не он и не его номер?

– Его! Он сам мне скинул на почту!

– А если ты попадешь в какие-то неприятности там?

– Не попаду! Я не первый раз езжу за границу одна.

– Но ты же не знаешь, что ему нужно!

Маша остановилась, повернулась к матери.

– Мам, зачем ты мне все это говоришь? Ты же знаешь, я все равно поеду.

– Я хочу, чтобы ты сняла розовые очки. Хотя бы на время. Я отлично его знаю. Просто так ты много лет не была ему нужна, а теперь вдруг все изменилось? С чего бы?

– Люди меняются, мам.

– Да, когда хотят этого. Но это не тот случай, поверь мне.

Мать не кричала, не топала ногами, не отбирала билет, паспорт и деньги, она констатировала то, что было ей отлично известно. Но Маша не могла и не хотела ничего менять. Она должна дойти до конца, иначе не успокоится. Она верила, что в этот раз точно увидит отца.

Она нашла на карте Амстердама старый квартал Йордан и кафе, в котором отец назначил ей встречу. Она почти не спала накануне ночью. В одной комнате с ней жили шумные студенты-французы, пребывающие в Амстердаме на каникулах, они изъяснялись с Машей на ломанном английском и очень старались не шуметь. Но она не могла уснуть не из-за их болтовни и громкости. Ей просто не спалось. Она все воображала, как увидит отца в одном из самых красивых городов мира, как они будут сидеть в открытом кафе, вместе, и это будет так странно и здорово, и мимо будут проходить жители города и туристы, а они будут выглядеть, как отец и дочь, сбежавшие от шумных родственников попить вместе кофе.

И было в этой мечте столько правдоподобности и реалистичности, что Маша слегка волновалась – неужели все так легко и просто? А впрочем, почему это так уж и невероятно? Она так долго шла к этому, что, видимо, потому и не верит.

Она представляла, как расскажет отцу о своей жизни. Об архитектурном, о работе, о Женьке – «кстати, пап, помнишь Женьку? Она почти не помнит тебя, но это ничего, мне кажется, она на тебя похожа…»

Все было так, как Маша себе воображала. Город оказался прекрасен, даже несмотря на относительную прохладность воздуха, здесь было много туристов, а в воздухе витала та самая атмосфера – вкусная, сочная, яркая. Маша быстро нашла кафе и сидела за столиком, грея в руках чашку черного кофе.

Она все думала, как он выглядит? Сильно ли он изменился за эти годы и узнает ли она его?

Оказалось, да, узнает.

Хотя он и изменился, разумеется.

Было прохладно, но Маша все равно выбрала место на улице. Она любила это сочетание холодного воздуха и тепла во всем теле от горячего напитка. И, несмотря на свою взволнованность, она все равно испытывала приятные ощущения от пребывания здесь. Она все продолжала всматриваться в прохожих, и вдруг за ее спиной раздался голос:

– Маша? – Она обернулась. Ее отец – высокий, в длинном пальто, с черными волосами и точно такими же, как у Женьки светлыми глазами. Постаревший – в ее воспоминаниях он был почему-то очень молодым, не старше 30, хотя когда он ушел, ему было 36. Значит, сейчас 46.

Несколько долгих мгновений они смотрели друг на друга, а потом он сделал к ней шаг – она встала – и обнял, неловко задержав свои руки на ее плечах.

Маша отстранилась.

– Привет, – сказала она. Он судорожно улыбнулся.

– Ты повзрослела. Сильно.

– Прошло 10 лет, пап. – Тихо сказала она.

– Точно. Ну что, сядем?

Они расположились на стульях напротив друг друга, и Маша прикоснулась к своей кружке, а потом отставила ее – слишком нервничала, не знала, куда девать руки.

– Столько лет я представляла, как встречу тебя, а сейчас не знаю, что сказать.

– Как мама? – тихо спросил он. – Как Женька?

– Все нормально. Ну то есть… да, хорошо. Мы в порядке. – Она помолчала еще, собираясь с мыслями. – Пап…

– Маш, ты мне скидывала фотографию.

– Да. Я нашла эту шкатулку. Помнишь, ты рассказывал мне о ней в детстве. – Маша была рада, что нашлась тема, на которую они могут поговорить без неловких пауз. – Она точно такая, как ты описывал. Только… музыка не звучит.

– Возможно, механизм сломан. Кому принадлежит эта шкатулка?

– Одной моей старой знакомой.

– Это очень ценная вещь, Маша. Она очень дорого стоит. Коллекционеры отдадут за нее немалые деньги. – Заверил ее отец и попросил у подошедшего официанта чашку кофе.

Маша заметила, что отец чувствует себя очень привычно в этой обстановке, как будто жил здесь всю жизнь.

– Ты давно здесь живешь? – обрывки ее мыслей вырвались в воздух прежде, чем она успела подумать.

Отец замер на полуслове и посмотрел на нее. В глазах мелькнуло нечто странное.

– Я не живу здесь, Маш. Я приезжаю сюда по работе. Некоторые музеи заказывают у меня оценку найденных предметов искусства. Так, ничего интересного, просто работа. Лучше скажи, а твоя знакомая знает, сколько стоит эта шкатулка?

– Мне кажется, нет. – Маша подалась вперед, сомкнула руки в замок. Ей стало холодно. – Мне кажется, они думают, это просто старая игрушка со сломанным музыкальным механизмом, которая досталась им от бабушки.

– Нет, нет и нет. Это не просто игрушка. – Резко сказал отец. – Люди часто не подозревают о ценности вещей, которые их окружают. Для нас совершенно нормально видеть только то, что мы хотим видеть. Скажи-ка, Маша, а ты не могла бы поговорить со своей знакомой? Быть может, они захотят продать шкатулку?

– Тебе? – удивилась Сурмина.

– Ну конечно, я бы приехал в Россию и договорился о сделке. В конце концов, я могу неплохо им заплатить.

Маша откинулась на спинку стула. Отцу принесли кофе, и она наблюдала, как он сыплет сахар в чашку и размешивает его маленькой ложечкой. Она вдруг словно воочию увидела их со стороны, услышала их разговор, как будто с самого начала присутствовала здесь лишь третьим молчаливым свидетелем.

– Приехал бы в Россию, – тихо повторила она, думая о чем-то твоем. – Ты говоришь так, как будто это не твоя Родина.

– Я уже десять лет не был на своей родине, – с каким-то мимолетным смешком сказал отец.

– Я заметила, – спокойно ответила она. – А ты не хочешь приехать не ради шкатулки, а ради нас? Посмотреть, как мы живем.

– Мы с твоей матерью давно разошлись, Маша. – Проговорил ее отец, как будто объяснял маленькому ребенку, что дважды два будет четыре.

– Да. Но кроме нее там есть еще я. И Женька – девочка, которая уже не помнит, как ты выглядишь, – дрожащим голосом произнесла она, все больше волнуясь.

– Маш…

– Ты думаешь, это нормально, пап? Нормально, что твоя дочь не помнит тебя? Не помнит твоего голоса? Твоего лица? У нее нет даже половины моих воспоминаний!

– Успокойся.

– Успокойся? – Маша нервно захихикала – просто ничего не могла с собой поделать. – Господи, какая я дура. Ну, дура же – мама мне говорила снять розовые очки! Ты вспомнил обо мне, только когда я скинула эту фотографию. Без шкатулки я была тебе не нужна.

Она встала и полезла в карман за деньгами.

– Маш… – начал отец. – Подожди.

– Скажи, – не слушая его, спросила Маша. – А ты знал, что я искала тебя? Знал? Когда я спрашивала о тебе на твоей бывшей работе, звонила, изъясняясь на плохом английском, приезжала только чтобы увидеться с тобой. В Мюнхене. И в Берлине. А потом еще и в Марселе. И где-то… – она провела рукой по лбу. – Ну конечно, в Праге. Когда ты присылал мне свой адрес, а потом не приходил на встречи. Ты ведь знал, что я жду тебя, да?

– Маш.

– Ответь, – прошептала она.

– Я знал, – не поднимая глаз, сказал отец. Маша скривилась.

– Ну конечно, знал. Мне противно смотреть на тебя. Ты вел себя, как ребенок, а я искала тебя три года. Мечтала об отце, которого никогда не было.

– Ты должна понять, – четко сказал он, поднимая на нее светлые, Женькины глаза. – Я не всегда… делал это специально.

Маша покачала головой и перевела взгляд на город, которому там и не суждено было раскрыться перед ней.

– У тебя уже давно есть другая семья, да? – она боковым зрением уловила его кивок и не удивилась. – Но, впрочем, это тоже не оправдание для подлости.

Она взяла сумку и ушла, больше не слушая голос, слабо пытавшийся ее остановить.

* * *

…Серое здание аэропорта было окутано туманом. На улице стало теплее, и воздух повис молочно-белой пеленой. Машу никто не встречал, как обычно. Она волокла за собой сумку, как ненужный балласт и бросила бы ее непременно, если бы совсем отключила голову. Родной город вместе с его переменчивостью, непостоянством, капризностью и сложностью никогда не делал ей поблажек, не сделал и сегодня. Погода была отвратительной, совершенно не весенней, и Маша даже тихонько застонала сквозь зубы, как только увидела через окно эту зыбь и морось. Она не представляла, как можно сейчас ехать домой и рассказывать матери про поездку или делать над собой огромное усилие и все же не рассказывать…

Она вышла из стеклянных дверей аэропорта, и ее тут же едва не сбил с ног пронзительный ветер вместе с косым моросящим дождем, мелким, оставляющим на лице дождливую паутину. Маша чувствовала, что еще немного – и она заплачет, дай только повод.

Внезапно она увидела то, что разом высушило подступающие к глазам слезы. Справа от выхода, прислонившись к доске с объявлениями о вызове такси, стоял ее начальник и бывший любовник, Олег Александрович Красовский. И смотрел прямо на нее.

Олег слонялся по аэропорту уже довольно долгое время. Он не знал точно, во сколько ее ждать, и ему пришлось уже пропустить один самолет, прилетающий из Амстердама. И тут он увидел Машу. Она вышла из здания и хмурилась, обозревая погодные условия. Олег вдруг вспомнил, как сильно она всегда расстраивалась из-за плохой погоды, хотя знала прекрасно, что такая в их городе совсем даже не редкость.

И тут она повернула голову и увидела его. На ее лице отразилась целая гамма чувств, но преобладало все-таки изумление.

Они двинули друг к другу навстречу одновременно. Олег чувствовал, что она ждет от него объяснений, как он здесь оказался. Он вполне разделял ее удивление и испытывал легкое замешательство.

Пожалуй, он еще сам не определился, зачем делает все это.

– Привет.

– Олег… Олег Александрович! – она не находила слов. – Но что вы здесь делаете? Кого-то встречаете?

– Догадайся с трех раз, – он протянул руку, снял с ее плеча спортивную сумку и закинул себе на плечо. – Пошли, я здесь уже полдня как дурак слоняюсь.

– Вы меня встречаете? – Маша ускорила шаг, еле поспевая за ним. Кажется, она была действительно искренне удивлена.

– Конечно, тебя. Я всех пропавших сотрудников встречаю лично.

– Но… Я не понимаю. Как вы узнали, где я и когда возвращаюсь?

Олег открыл перед ней дверь машины, но Маша все еще стояла с таким лицом, что он вздохнул.

– Мне сказала Агния Петровна.

– Моя мама?

– Ты знаешь еще какую-то Агнию Петровну? Садись, Маш. – Он подтолкнул ее, и она послушно уселась. Красовский закинул сумку в багажник, обошел машину и сел на водительское сиденье.

– Но зачем? – спросила, наконец, Маша, наблюдая, как Олег выезжает на проезжую часть.

– А почему ты не рассказала о своем отъезде? Даже Михаила не предупредила?

Она пожала плечами, отворачиваясь от Красовского.

– Нужно было срочно кое-что проверить. Если бы я начала предупреждать и отпрашиваться, все бы сорвалось. К тому же, я не знала точно, на какой срок еду.

– А если бы мы тебя уволили в твое отсутствие? – Маша искоса взглянула на него.

– Олег…

– Александрович, – подсказал Красовский с невозмутимым видом.

– Да, Александрович! – разозлилась она. – Зачем вы приехали в аэропорт?

– Чтобы свозить тебя на обед.

– Куда? – не поняла Маша.

– На обед. – Спокойно заметил Красовский. – Поехали. Уставшим с дороги нужна хорошая еда.

Они приехали в обычное кафе на набережной, каких здесь было не меньше десятка. День клонился к вечеру, народу было не очень много, но в атмосфере уже ощущался приближающийся наплыв посетителей. Им предложили столик в углу зала, куда они и направились. Маша, которая после разрыва с Красовским резко разлюбила рестораны и пафос подобных мест, была рада обычному стандартному дизайну, совершенно нормальной публике и простым «человекоподобным» официантам.

Официантка принесла им меню, но вместо того, чтобы читать его, Маша осматривалась по сторонам.

– Вы в такой атмосферке обычно увольняете своих сотрудников?

Красовский сурово взглянул на нее поверх меню.

– Что за бред?

Сурмина пристально посмотрела на него. Тогда Олег вздохнул и опустил меню.

– Маш, не смотри на меня волком. Я не собираюсь тебя увольнять.

– Иначе вас не поймут на работе, Олег Александрович.

– Я понял, что ничего о тебе так и не узнал за этот месяц, Маша. – Вдруг сказал он, и она ответила ему удивленным взглядом.

– А хотели узнать? – собравшись с силами, поинтересовалась она.

– Да. И сейчас хочу. – Они молча посмотрели друг на друга, Олег словно подбирал слова.

В этот момент официантка подошла принять заказ. Когда она отошла, Сурмина снова обратила взгляд на Красовского, но тот, казалось бы, и не собирался продолжать.

– Я не буду тебя увольнять. Мне нравится, как ты работаешь, у тебя есть способности… Но тебе нужно учиться.

– Не сочтите, что я нарываюсь, Олег Александрович, но… как же ваши сотрудники? Неужели у Лены и у прочих дам не возникнут претензии из-за моего безнаказанного возвращения? Сочтут, что вы нашли себе любимчика, пойдут слухи…

– Ты ждешь, что я тебя уволю?

– Я просто ничего не понимаю… Зачем все это? – и она обвела рукой зал кафе.

– Для чего я решил встретить тебя? Сам не знаю. Хотел тебя увидеть. Привел сюда? Хотел поговорить.

– Ну, так давайте поговорим. Что вас интересует?

– Как ты съездила?

Она помотала головой.

– Нормально.

– И все?

Она пожала плечами.

– Просто это долгая история.

– Я почти ничего о тебе не знаю, кроме того, что ты хочешь стать архитектором, у тебя есть младшая сестра Женя, и ты любишь рисовать. Я даже не знаю, кто тебя подтолкнул стать архитектором? Отец?

– Вы! – разозлилась Маша.

– Я серьезно, – сказал он и вздохнул. – Маш, мне кажется, мы совершили ошибку. И я не хочу, чтобы ты злилась на меня.

– Да я не злюсь! С чего вы взяли?

– Ну, хотя бы с того, что ты зовешь меня на «вы».

– И что с того? Вы вообще-то мой начальник! – ядовито заметила она тоном, далеким от такого, каким обычно говорят со своими начальниками подчиненные.

Маша откинулась на спинку стула. Она не понимала, что делает здесь, зачем Красовский привез ее сюда и зачем мучает своими разговорами, как будто не понимает, что мучает. Она резко поднялась со стула.

– Простите, Олег Александрович, я выйду подышать. Здесь как-то душно.

Она с трудом сохраняла спокойствие, пока говорила и пока шла между столиками к выходу. Она распахнула тяжелую дверь и вышла из кафе на свежий воздух. Ее рубашка безжалостно продувалась на ветру, верхняя одежда осталась в помещении. Она не могла больше оставаться внутри. Понимала, что если Олег будет расспрашивать и дальше, она непременно расплачется. Теперь нужно было очень быстро успокоиться и идти назад. Отговориться головной болью и попросить отвезти домой. А там… что будет там? Она примет таблетку и ляжет спать.

Все наладится… все обязательно наладится…

Но сейчас сердце ее было разбито.

– Маш, – позади нее раздался знакомый голос. На плечи ей легла тяжелая ткань ее пальто. Сурмина обернулась, встретилась взглядом с Красовским и упала в его объятья, как и тогда, в самый первый раз.

Она плакала на его плече, а он успокаивал ее, как маленькую.

Его объятья были спокойными и надежными, и Маше сразу вспомнилось, как он обнимал ее, когда они были вместе, и у нее быстро и сильно вдруг забилось сердце.

– Все будет хорошо, Маш. Все будет хорошо. Все наладится.

– Все наладится, – послушно повторила Маша. – Я знаю.

Она отстранилась и посмотрела на него своими темными серьезными глазами.

– Спасибо.

Они смотрели друг на друга еще с минуту, а затем, не сговариваясь, подались друг к другу навстречу. Красовский поцеловал ее, и у Маши внутри все замерло от этого поцелуя. Как будто не было этих двух недель расставания, все было как обычно, и они заехали поужинать в кафешку после работы. Но Маша знала – что-то изменилось.

Две недели она привыкала жить без Красовского, как до того привыкала к нему, и теперь… что же теперь? Эта мысль вдруг охладила ее, вернула ее разум на место. Она уперлась Красовскому в грудь и легко отстранилась от него, хотя внутри у нее все перевернулось.

– Олег… Александрович.

– Александрович? – прошептал он и уставился на нее своими кошачьими глазами. – Не отталкивай меня.

– Я не понимаю, зачем мы это делаем.

– Не надо это анализировать. Ты же чувствуешь то же, что и я.

– А что чувствую я – вы… ты это знаешь?

– Приблизительно, – ответил совершенно невозможный Красовский и вновь поцеловал ее, как будто это само по себе должно было быть ответом для нее. И Маша больше не стала сопротивляться, потому что в голове все сильнее звучал вопрос: «зачем?». Зачем она отталкивает его, если можно просто наслаждаться моментом?

И она перестала соображать и позволила ему увезти себя к нему домой. И ей казалось, что вот сейчас у нее появилась возможность не вернуть все назад, а продлить этот миг, запомнить его рядом с собой, чтобы потом наслаждаться этими воспоминаниями, когда будет совсем тяжко.

Какой же дурой она была. Самые сладкие воспоминания после расставания причиняют больше боли, и потому их всегда стараются стереть из памяти.

Маша осознала это только с рассветом, который так и не наступил в то утро. Улицу заполнил туман. Он лежал непроницаемой молочной пеленой, и его освещал свет от фонаря, еще не погасшего с ночи. И когда Маша подошла к окну, ей показалось, что они существуют в непроницаемом белом коконе, который окружает их со всех сторон своей матовой стеной.

Маша чувствовала себя просто ужасно. Но ко вчерашним ощущениям прибавились события ночи, и теперь ей казалось, что она совершила что-то непоправимое. Хотя что, собственно говоря, такого случилось? Она просто переспала со своим начальником, не находясь с ним ни в каких отношениях, вот что. Но с другой стороны… Он был ее единственным мужчиной, она ни с кем не изменяла ему, так почему же ей так плохо?

Может быть потому, что ей кажется, что она изменила самой себе?

– Маш, – произнес он за ее спиной, и она знала, что он не обнимет ее, потому что в этом был весь Красовский. Притянуть ее как можно ближе к себе, привязать, чтобы потом шаг за шагом отталкивать.

Она вспомнила это его качество, и оно будто протрезвило ее. Она быстро обернулась к нему.

– Возьми на сегодня отгул, – равнодушным голосом проинформировал ее он. – В офисе не ждали твоего возвращения, так что никого это не удивит.

– Спасибо, – дрогнувшим голосом сказала Маша, и это вмиг насторожило Олега. Он посмотрел на нее внимательнее, чем прежде, но выражение ее лица было непроницаемым, и он снова отвернулся, разыскивая по всей комнате свои ключи от машины. – Но я лучше приеду сегодня на работу.

Он повернулся, мельком глянул на Сурмину.

– Хорошо, как скажешь. А потом можем съездить на открытие нового клуба – тебе понравится, обещаю…

– Нет, – вдруг резко сказала Маша. Красовский в удивлении поднял брови.

– Что?

– Нет, Олег. Не стоит. Если мы начнем все с самого начала, хорошо это не закончится.

– Но почему?

Маша собралась с силами. У нее есть шанс сказать, наконец, все, что она думает.

– Потому что ты такой. Это твой образ жизни. Тебе большего не надо. А я не хочу кратковременных отношений ради удовлетворения твоих потребностей. Через месяц тебе станет со мной скучно или я захочу большего, чем просто спать с тобой, и я уже не смогу из этого выбраться.

Красовский в отчаянии взлохматил себе волосы, кажется, даже не заметив за собой этого жеста.

– А чего ты хочешь, Маш? Каким ты хочешь, чтобы я был? Ты же сама не знаешь!

– Да, не знаю! – выкрикнула она. – Не знаю! Что бы ни происходило между нами, я всегда буду для тебя девочкой-студенткой, несмышленой и неопытной. Тебе нужны девушки, для которых будет просто достаточно того, что ты с ними на публике показываешься! А мне…

– Тебе? – холодно проговорил Олег. – Что нужно тебе?

– Мне, вероятно, нужно встречаться с ровесником, а не с человеком, про отношения с которым мне все будут говорить, что для меня это лишь расчет, – в отчаянии закончила Маша.

– Ну что ж… это твоя жизнь. Тебе делать в ней выбор.

– Ну, согласись! – подходя к нему ближе, сказала Маша. – Согласись, что я же права. Тебе станет скучно. Ты все равно меня бросишь, когда придет время. А оно придет скоро.

Красовский хотел что-то резко возразить, но потом передумал. Отвернувшись от нее вполоборота, он смотрел в стену перед собой.

– Я не знаю, – наконец, пожал он плечами. – Может быть, и так.

Маша резко выпрямилась.

– Вот видишь.

Она прошла в коридор и подхватила свою дорожную сумку.

– Я приеду на работу к десяти. Постараюсь не задерживаться.

Она вышла из квартиры, и дверь за ней захлопнулась.

– Ну что ж, – произнес Красовский, с трудом разлепив пересохшие губы, – Может быть, все и правильно.

* * *

Маша постояла немного на крыльце перед подъездом Красовского, посмотрела в окна его дома, размышляя, но подъехавшее такси вывело ее из задумчивости. Маша совершала правильный выбор, она страховала себя от боли, которая неизбежно последует за будущим расставанием. То, что она чувствовала сейчас, вряд ли будет идти в какое-либо сравнение с тем, что будет потом. Потом будет только хуже.

Сидя на заднем сиденье машины, она набрала знакомый номер. Ей ответил сонный голос.

– Прости, что разбудила.

– Да я уже встал. Мне к первой паре в академию. А ты чего с утра пораньше звонишь?

– Родион, мне нужен адрес твой подруги Полины Орешиной.

Голос Раскова изменился.

– Мы с ней не друзья!

– Да, я помню, но ты же знаешь ее адрес, – нетерпеливо отмахнулась Машка.

– Знаю, – нехотя ответил он. – А зачем она тебе?

– Нужна. Ну, так давай, диктуй.

Правильно ли она поступает, желая рассказать секрет отца? Но… если честно, какой же это секрет, ведь шкатулка принадлежит Полининой семье!

У Маши появилось странное предчувствие, что сейчас она своими руками усложняет свою жизнь, и к чему это приведет ее – невозможно предугадать.

XI

Олег Красовский был не в духе. А когда он был не в духе, все старались держаться от него подальше. Дело было далеко не в том, что он закатывал какие-то невероятные истерики или скандалил, все его придирки носили чисто рабочий характер и были при этом совершенно обоснованы. Честно признаться, Красовский становился просто несносным в такие минуты. Он был очень талантливым архитектором, но в людях разбирался плохо и не мог остановиться, когда его что-то задевало.

С самого утра сотрудники старались сидеть тихо в своих кабинетах, не высовываясь ни на минуту. Секретарше приходилось сложнее всех – она сидела ближе всех к «главному» и могла получить ни за что ни про что в любой момент.

Но у Лиды была крепкая нервная система – она старательно терпела все попытки вывести ее из себя и не обращала внимания на обвинения в некомпетентности. Лишенный почвы для скандала, Красовский сначала наорал на попавшуюся ему на глаза бухгалтершу Иру, чем довел ее до слез, а затем вызвал к себе на ковер Игоря.

Лена, до этого успокаивавшая Ирину, услышав о вызове к начальнику своего подопечного, обеспокоенно подняла голову.

– Ох, не к добру, – заявила она Ире и посмотрела на сидевшую в стороне Машу Сурмину.

Маша вышла на работу после недельного отсутствия, чем вызвала переполох в коллективе. Особенно настораживал тот факт, что Красовский не сказал по поводу ее появления ни слова.

– Кого-то на ковер, а с кого-то как с гуся вода, – громко прокомментировала она, вставая с места. – Ладно, Игорек, пошли.

Игорь был абсолютно спокоен. Он знал, что придраться к нему особо не в чем – работу он закончил и закончил в срок. А что касается придирок – к ним он относился философски.

Минут сорок спустя примчалась Лида и с бешеными глазами начала рассказывать про увольнение Игоря. Сначала никто ничего не понял. Одна Маша почувствовала, как сердце ее упало.

– Главный орал, как ненормальный. – Рассказывала секретарь. – Он и сейчас с Леной собачится.

Часть сотрудников тут же полетела к кабинету «главного» – послушать, о чем идет речь. Лена вылетела минут через десять. По прекрасному фарфоровому личику растеклись неровные красные пятна. Она хлопнула дверью на весь этаж, взяла сигареты и уехала на лифте на первый этаж, проигнорировав коллектив.

Обеспокоенная Маша вышла поискать Игоря и поговорить с ним. Около приемной толпились сотрудники, которым Лида, видимо, пересказывала какой-то разговор.

– Она тут же, естественно, начала спрашивать, что там по поводу Сурминой. Почему ей не устроили головомойку за ее исчезновение, а Игоря, стоило ей появиться, тут же уволили, хотя он неплохо работал.

– И что он? Что сказал?

– Начал орать, что если он еще раз услышит про Сурмину, он Лену уволит к чертовой матери, не посмотрев, какой у нее опыт. Ну… а конец вы видели.

– Ужас.

– Кошмар.

Тут Лида увидела Машу, идущую мимо них по коридору, и резко свернула все разговоры. Сотрудники, как по команде, замолчали.

Дверь хлопнула, и на пороге приемной показался Красовский.

– Я не понял, что у нас здесь за разговоры? Собрание? Митинг? – чрезмерно спокойным голосом произнес он. – Вы ошиблись, собрание будет через три часа в конференц-зале, а сейчас советую вам разойтись по своим местам.

Маша резко свернула в первый попавшийся кабинет и к своему удивлению обнаружила там Игоря. Он сидел с коробкой в руках и мрачно смотрел в окно. Увидев ее, словно отмер.

– А, это ты, Маш… можешь быть горда собой, – вздохнул он, вставая с места и медленно ставя коробку на стол. Он был без сил. Уже два часа он мечтал о том, чтобы лечь спать, с головой накрывшись одеялом.

Маша была растеряна.

– Игорь, я… я не знаю, как так получилось. Правда, не знаю. Я… не хотела.

Он поднял на нее взгляд. Хотел ответить что-то резкое, но внезапно передумал.

– Я знаю, Маш. Я знаю. Тут ведь дело не в тебе, а в другом субъекте, правда?

– Нет, Олег… Олег Александрович… то есть, я не думаю, что все это из-за того, что… – машинально Маша начала защищать Красовского, хотя он в этом и не нуждался, а признать его беспристрастным значило также и признать, что заочница Маша работала лучше, чем выпускник архитектурного.

– Все… нормально, Маш. Правда. Мне было приятно с тобой работать. – Игорь сделал еще один глубокий вдох на дорожку, резко встал, забрал коробку и пошел по коридору собирать вещи.

– Мне тоже, – с запозданием признала Маша. Чувствовала она себя отвратительно. Она шла по коридору их офиса, двери кабинетов были открыты, а в холле помимо секретарши наблюдалась еще некоторая часть сотрудников, куривших и обсуждавших с дизайнерами едва минувшее событие, так что Маша вполне себе представляла, о чем они говорят, и чувствовала столь ненавистные взгляды на себе.

Она умудрилась ни разу не опустить головы и дойти до своего места, не обращая ни на кого внимания. Собиралась она безумно медленно. Она переждала почти всех и вышла из своего укрытия, только убедившись, что голоса стихли у лифтов – все сотрудники ушли на обед. Только тогда она сделала несколько решительных шагов по коридору и, глубоко вздохнув перед дверью с полированной табличкой, вошла в офис. Секретарша, слава Богу, уже ушла, иначе в конце дня разговоров бы было не избежать.