Текст книги "Спорим, тебе понравится? (СИ)"
Автор книги: Даша Коэн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 27 страниц)
Глава 4 – Вешалка
Вероника
Октябрь...
В моём родном городе в октябре уже стояла по-настоящему осенняя погода. Ночью температура воздуха всё чаще опускалась ниже нуля градусов, а днём едва ли преодолевала отметку в плюс десять. С утра стояли туманы, а трава была побита белёсыми разводами инея. Без шапки и тёплого вязанного шарфа на улицу лучше было не выходить, а лёгкие ветровки планомерно сменялись на утеплённые парки.
Сейчас же у меня случился форменный разрыв шаблона. Потому что календарь разменял свой последний листок сентября, а на улице по-прежнему стояло безудержное лето.
– Вера! – я вздрогнула, когда мать вломилась в мою комнату без стука и вообще какого-либо предупреждения.
Я тут же сжалась и ссутулилась, пытаясь спрятать тело, упакованное в самое простое и максимально пуританское хлопковое бельё, от её зоркого взгляда. А затем и вовсе отвернулась, скорее натягивая на себя блузку.
– Доброе утро, мама, – через плечо быстро улыбнулась я родительнице и принялась планомерно застёгивать пуговицы.
– Так, ничего не поняла, а где майка?
– Мам, ну на улице сегодня обещают до двадцати пяти, – с мольбой уставилась я в её глаза, которые не сулили мне ничего хорошего.
– И что? Вера, не позорь меня! Это не повод светить бельём на потеху публике. Не доводи до греха. Каждый пубертатный мальчишка будет пялиться на тебя, – лицо матери пошло алыми пятнами, а я отвела глаза, не в силах ни терпеть этот прессинг, ни что-либо возразить ей.
– Да кому я нужна? – тихо выдала я чистую правду.
За целый месяц в новой школе мне уделили внимания не больше, чем кадкам с цветами, стоящими под лестницей. Да и что там говорить? Мне казалось, что львиная доля одноклассников даже не знают, как меня зовут. Или намеренно забывают эту ненужную для себя информацию, боясь захламить свои мозги. Со мной не здороваются и не зовут присоединиться к кому-то столику в столовой. Даже к аутам.
Я – невидимка.
Так что, кому какое дело, приду я на занятия с исподним или нет?
– Вот и славно! – поднимает мать указательный палец и поучительно им трясёт. – Будешь одеваться, как положено воспитанной, верующей в Бога девушке, и Ангел-Хранитель оградит тебя от соблазнов этого грешного мира. Это искушение! Разве ты не понимаешь?
Единственное, что я сейчас понимала было то, что мать словила «волну» и перешла на великий, могучий, церковный язык. И когда это случалось, нужно было быть готовой держать ответ за всё на свете. Потому что, что? Правильно, дети – Бог всё видит.
– Теперь понимаю, – закивала я, про себя, однако, не чувствуя никакого раскаяния за содеянное, ведь не голой же я в школу собралась, в самом-то деле. Но мать уже было не остановить.
– Чаще надо исповедоваться и причащаться, Вера, – выдала она совет на любую проблему, а затем безапелляционно шлифанула, – тогда и соблазны уйдут.
– Прости, – кивнула я и начала снимать с себя блузку, чтобы всё-таки сделать так, как велит мама.
– Бог простит! – привычно ответила она мне, и я глубоко вздохнула, уныло представляя то, как несладко мне придётся во всех этих ста одёжках под палящим октябрьским черноморским солнцем.
– А ты зачем приходила? – нахмурилась я, когда она развернулась с чётким намерением покинуть мою комнату.
– Завтрак стынет! – развела мать руками. – Голодную в школу не пущу! Шевелись скорей и за стол. И чтобы всё съела!
А я про себя застонала и возвела глаза к побелённому и чуть потрескавшемуся потолку.
– Еда, – изобразила я рвотный позыв, – ешь, ешь, ешь... а то вдруг похудеешь. Уф!
Вздохнула ещё раз глубоко и горестно, застёгивая последние пуговицы на блузке, подтянула гольфы и потопала на кухню, где меня уже дожидались полдюжины фаршированных блинчиков.
Блеск!
И всё это гастрономическое безобразие было по мою душу. А учитывая, что по причине своей близорукости я имела ограничение на посещение физкультуры, то дела мои шли, не сказать, чтобы шикарно.
Кстати, о птичках. Сегодня последним уроком как раз была она – физическая культура. А я её могла посещать, только будучи в специальной группе, предусматривающей, что учащемуся не нужно будет сдавать нормативы и тянуть тяжёлые нагрузки.
Вот только в гимназии такая группа не была предусмотрена, а потому я была у физрука на побегушках. Так случилось и сегодня. Занятия проводились потоковые, но с фильтрацией по половому признаку. В спортивном зале девочки играли в волейбол, а в бассейне у мальчиков была тренировка по плаванию.
За всё время обучения меня туда не дёргали, потому как, и преподаватели были разные, но сегодня ситуация изменилась. У мальчиков тренер ушёл на больничный, а, оставшемуся в единственном числе, учителю пришлось разрываться на две группы. И мне тоже.
А там парни.
В бассейне плавают.
В одних трусах, если что.
И я боюсь представить, что мне светит, если об этом узнает моя мама.
Минимум – неделя покаяния. Максимум – постриг в монахини.
И мне бы сказать учителю жёсткое «нет» и поведать душещипательную историю про то, как больно стоять коленями на горохе, но я, увы и ах, никогда не отличалась благоразумием. Бабушка эту черту моего характера называла «дурное семя», мать же просто возводила ладони к небесам и надевала самую трагическую маску из своего арсенала.
И вот она я, примерная девочка и наконец-то мамина гордость, Вероника Истомина, стою в бассейне с журналом тренировок по плаванию и призываю себя делать свою работу, а не пялиться на то, как парни широко и мощно загребают руками, одновременно приподнимая тело над водой и совершая волнообразные движения ногами и тазом.
Это баттерфляй.
А вскоре я вовсе забываю, как дышать, когда тренер выкрикивает фамилии следующих учеников, которые должны выйти на старт стометровки.
– Аммо, Басов, Серяк, Тимофеев.
Я подвисаю...
Живот сводит болезненная судорога. Это неуверенность в себе и обида – и они уже плотно засели во мне. Потому что любая девочка мечтает стать принцессой, но никак не «кочкой», которая посмела путаться под ногами великих мира сего.
И вот опять...
Я уже видела этих ребят без рубашек, но сейчас они выглядят ещё эффектнее. Теперь их мощные ноги были тоже оголены. Сами же парни собраны, как настоящие хищники. Заняли начальное положение для заплыва, и каждая мышца их тела напряжена в ожидании сигнала старта.
Звучит свисток и вместе с ним от входа в бассейн слышатся визгливые выкрики каких-то девчонок, очевидно, фанаток парней из младших классов, которые ходят за ними по пятам, пуская слюни и выпрашивая толику внимания.
– Бас, порви всех!
– Раф, ты лучший!
– А ну-ка замолчали все! И вон отсюда! – гаркнул тренер, но влюблённым пигалицам законы и правила школы были не писаны. Они всё равно проскользнули в просторное помещение и уселись на скамейках, с ликованием и триумфом смотря на то, как их кумиры сдавали норматив.
А затем снова заголосили как безумные, когда всё закончилось.
Ярослав и Рафаэль первыми и в одно отточенное, синхронное движение, вылезли из бассейна, а затем дали друг другу «пять» и рассмеялись, откидывая назад голову и демонстрируя «адамово яблоко» на своих мощных шеях. И оба показали «козу» и язык между пальцами, как жест превосходства над всеми, кто их окружает.
В мозгах тут же прогремел голос матери: «гордыня – грех Люцифера и Адама, поэтому он самый страшный».
– Истомина, пиши! – скомандовал мне тренер, по именам называя фамилию и время, за которое каждый ученик преодолел стометровку.
И всё бы прошло и закончилось, если бы Ярослав Басов не подошёл к нам, на ходу вытирая голову и тело большим полотенцем. А когда оказался почти вплотную, заговорил с тренером, полностью игнорируя моё присутствие.
– Ну что там, Елена Андреевна? – спросил он чуть хрипловатым голосом.
– Нормально, пятьдесят четыре и девять. Мастер.
– Ауф! – довольно хмыкнул парень и взлохматил свои густые тёмно-каштановые волосы, пока я зачем-то пялилась на его идеальные восемь кубиков пресса.
А в следующее мгновение Басов закончил с вытиранием, последним движением пройдясь по широкой груди, а затем развернулся, чтобы уйти, на ходу кидая в меня своим полотенцем.
Оно взлетело, как летучая мышь, а затем приземлилось мне точнёхонько на голову, полностью закрывая меня по половину туловища.
Вокруг тут же послышалось прысканье. Затем и смешки.
– Вешалка! – уже откровенно ржал кто-то, пока я почему-то просто стояла и обтекала, молясь всем известным мне богам, чтобы вся эта ужасная ситуация оказалась лишь кошмаром. Жалким сном. А ещё успела сообразить, что Басов, просто не заметил меня и заученным движение кинул мокрую тряпку в специальную корзину, стоящую сразу за моей спиной.
Всего лишь мышечная память. Вот только мне от этого понимания легче не стало.
Но цинус ситуации случился позже, когда с моей головы спустя всего несколько секунд сдёрнули полотенце, и зелёные глаза Рафаэля Аммо в упор уставились на меня.
Все вокруг ржали. Басов равнодушно удалялся в раздевалку. А его лучший друг подмигнул мне и выдал:
– Не плачь. Они только этого и ждут.
Глава 5 – Смешно...
Вероника
Не знаю, как я смогла выдержать до конца физкультуры и не провалиться от стыда под землю. Но да, я малодушно уткнулась в журнал и больше не поднимала глаз, чтобы не видеть смеющихся надо мной лиц. Я верила в то, что стоит этому уроку закончиться, и всё вернётся на круги своя. Обо мне опять забудут и обидное прозвище, данное Ярославом, тоже сотрётся из общей памяти, как что-то незначительное.
Но как же я ошибалась.
Уже на следующий день я тут и там слышала слово «вешалка», произнесённое в собственный адрес, а ребята наперебой рассказывали друг другу, как Басов целился полотенцем в урну, но попал в меня. И все потешались надо мной и потешались. А я всё не могла поверить, что это в принципе может быть смешно.
Все в этом мире хотят быть значимыми и счастливыми, но почему-то самоутверждаются только за счёт других людей, более слабых, не понимая, что однажды слабыми станут они сами. Всегда найдётся кто-то, кто будет сильнее тебя...
Именно поэтому я отмахнулась от всех, надела ментальные наушники и возвела вокруг себя бетонные стены, чтобы не слышать все эти позорные россказни, которые к концу дня и вовсе обросли неожиданными подробностями. И сразу вспомнились слова бабушки Глаши, соседки с моего прежнего места жительства:
«В одном конце города пукнешь, в другом скажут, что обосрался...»
Так случилось и со мной.
Но главные «душещипательные» новости пришли с очень неожиданной для меня стороны. Дина Шевченко, девочка с которой я вот уже месяц сидела за одной партой, вдруг заговорила со мной.
Первая!
– Слышала, какое прозвище тебе дали? – вот так, без приветствия и без каких-либо предварительных расшаркиваний. Сразу, и с обрыва в пропасть вверх тормашками.
– Увы, – выдавила я из себя и горло тут же забил прогорклый ком обиды.
– Вешалка, да уж...
– Ну, – пожала я плечами и через силу растянула губы в улыбке, валяя из себя персону, которой всё нипочём, – это не самое худшее, что могло ко мне прилипнуть.
И вот тут Дина с удивлением посмотрела на меня и улыбнулась, по-настоящему так, искренне, будто бы не хотела меня обидеть, а просто-напросто потешалась над человеческой недалёкостью, жертвой которой я и стала.
– Кстати, – наклонилась она ко мне чуть ближе и с опаской покосилась на вошедшего в класс учителя химии, – говорят, что ты так пялилась на Басова, что он именно поэтому не выдержал и залепил в тебя полотенцем.
– Было бы что там разглядывать, – фыркнула я, но тут же лихорадочно принялась вспоминать, куда я там смотрела, когда парень был рядом.
Бог ты мой, неужели он действительно заметил мой нездоровый интерес к своим кубикам? Да нет, быть того не может!
– Не переигрывай, – покачала головой девушка.
– Он, правда, не в моём вкусе, – выдала я, ни разу не покривив душой, и пожала я плечами. Да, фигура у Басова была крутая, но в остальном – всё мимо кассы, однозначно.
– Теперь понятно, почему ты носишь очки, – хохотнула Шевченко в кулак, а потом и вовсе накрылась учебником с головой, подавляя этот странный приступ веселья.
– Его друг гораздо симпатичнее, – рискнула ткнуть я Дину вбок, заметив, что преподаватель смотрит в нашу сторону заинтересованно и хмуро.
– Тише ты! – встрепенулась девушка и тут же прижала указательный палец к губам. – Донесут Марте же, и она тебя за Аммо с потрохами сожрёт.
– Ху из Марта? – скривилась я непонимающе.
– Ой, деревня – два куста, три дома. Марта Максимовская – стерва номер один с нашей параллели. Тёмненькая такая, с вечной красной помадой на губах. И я не шучу, эта девчонка чокнутая.
– А разве, не должна стерва номер один, быть влюблена в гада номер один?
– Бас и Аммо делят это место.
– И кто же стерва номер два? – спросила я, хотя не испытывала особого желания заталкивать в свою голову столь бесполезную информацию.
– Её подружка Стеф.
– Для «свиньи» нужна третья.
– Ты точно нарвёшься! Но да, такая имеется, – хохотнула Дина, – Реджи.
И я в ответ на её слова только закатила глаза и снова фыркнула, не понимая, в чём необходимость так коверкать имена. М-да, а в моём старом классе, было две Маши, три Даши и две Кати. Никаких Реджи, Стеф и иже с ними, а тут прям цветник и никого ни с кем не перепутаешь.
Только меня с вешалкой.
И настроение моё от этой последней мысли тут же скисло.
– Ладно, ты, главное, нос не вешай. Посудачат пару дней, и всё забудется. Просто больше так не плошай.
– Можно подумать, я специально это сделала, – буркнула и попыталась вникнуть в смысл темы, что вещала химичка, но этот предмет давался мне с диким скрипом. Поэтому я, слушая лекцию по окислительно-восстановительным процессам, привычно перевернула тетрадь и на последней странице начала планомерно набрасывать эскиз, пришедший мне в голову.
– Вау, это что? – через некоторое время, когда рисунок был почти готов, спросила у меня Дина.
– Платье, которое я когда-нибудь сошью, – с кривой улыбкой ответила я.
– А ты и шить умеешь? – округлила глаза Шевченко.
– Да, – кивнула я. А про себя добавила – там, откуда я приехала, без этого навыка было бы просто не выжить.
– Круто! А я вот руками ничего делать не умею, – скуксилась девушка.
– Ничего. Это всё наживное.
– Нет, у меня реально верхние конечности из задницы растут, – отмахнулась Дина и в этот момент на нас всё-таки шикнула учительница за неуместные во время урока разговоры.
Пришлось лавочку свернуть.
Но и после того, как прозвенел звонок, нам поболтать не удалось, так как на мой телефон пришло сообщение от мамы:
«После занятий сразу иди в приёмную директора и жди меня там. Скажешь, что учитель по литературе вызвала».
К – конспирация.
Но ослушаться маму я не хотела, поэтому быстро кивнула Дине на прощание и потопала туда, куда было велено. Но, когда достигла своей цели, обмерла, увидев рядом с кабинетом директора целую толпу парней. И состав этого сборища был для меня самым ужасным из всех возможных, что я могла бы себе представить.
Компания Басова.
И я так испугалась столкнуться с ним лично лицом к лицу, что тут же разогналась до пятой космической скорости, намереваясь по-быстрому проскочить мимо и максимально незаметно скрыться в нужном мне кабинете.
Но где я, а где везение, верно?
Да, я снова эпично вписалась в кого-то, стоило мне только открыть дверь в приёмную. А уж когда подняла глаза, то с ужасом поняла, что это не просто кто-то там, а сам Ярослав Басов во плоти. Смотрит на меня пустым взглядом, будто бы видит в первый раз в жизни и на мою попытку извинится, только равнодушно и отрывисто рубит:
– Свободна, – а затем скрывается в коридоре.
Фух!
Я же, со свернувшимися в тугой комок внутренностями, лишь приветственно киваю секретарю и падаю в нервном изнеможении на диванчик, невольно прислушиваясь к мужским голосам за закрытой дверью. Разобрать о чём они говорят нереально, но через минуту я вздрагиваю, когда слышу их раскатистый хохот.
Сердце в груди тут же жалобно застонало и дрогнуло. От обиды и горечи. Потому что оно знало, что смеялись эти парни именно надо мной. Очевидно, важной заднице Ярославу Басову напомнили, кто я такая. Та самая пухленькая и невзрачная девчонка в очках и с косой, что неудержимо и совершенно бесстыже рассматривала на физкультуре его идеальный пресс.
Вешалка.
Да уж, очень смешно. Обхохочешься!
И я сложила руки в молитвенном жесте, и впервые в жизни принялась со всем имеющимся у меня рвением взывать к Богу, чтобы он оградил меня от этого, во всех смыслах плохого парня, его жестокой компании и сплетен, которые крутились вокруг меня только благодаря всем им, вместе взятым.
А ещё я просила у всевышнего, чтобы он снова позволил мне стать невидимкой.
Так лучше. Так спокойнее. Так не больно.
Теперь я это знала...
Глава 6 – Я тебя вижу
Вероника
– На вот, Вера. Это тебе нужно выучить до завтра, – на следующий день за завтраком протягивает мне лист формата А4 мама.
– Что это? – хмурюсь я.
– Стихи. Завтра на службе будешь славить этими строками Бога, – делает глоток чая родительница и морщится, а затем докладывает в чашку сахара.
– Но у меня хор, – развожу руками и вопросительно гляжу на неё.
– Пора сделать приношение, Вера, а не идти по накатанной. И вообще, что ещё за вопросы и скорбное выражение лица? Я сказала – ты делаешь. Послушание – это условие любви. Бог всё видит! И на всё его воля!
– Просто у меня много уроков, мам. В четверг контрольная по алгебре, а в пятницу по физике. Мне нужно серьёзно готовиться. И это я молчу про обычную текучку по домашке, – загибала я пальцы на руке, пытаясь донести матери, что загружена под завязку, но это было бесполезно. Ибо всегда и на всё имелось альтернативное решение проблем.
– Попроси помощи у Всевышнего.
Зашибись!
Я только сложила лист, засунув его в карман форменного кардигана, и послушно кивнула, отказавшись от дальнейшего бесперспективного и бессмысленного спора с матерью. И да, я могла бы сказать ей о том, что думаю на самом деле обо всём этом. Но какой в том прок? Она не считает, что её «любовь к Богу» достигла фанатизма. А ещё свято верит в то, что однажды я скажу ей «спасибо» за то, что она развернула меня и всю нашу семью к свету.
И совершенно не понимает, что мне нужна не божья благодать, а лишь материнское участие – нежные объятия, ласковые прикосновения, поцелуй на ночь и поутру. Немного в общем-то, ведь правда?
Вот только выбирать мне не приходилось. Да и жаловаться я не смела. Уж больно хорошо помнила, как это бывает, когда мама есть. Но её нет.
– Алечка, дочка, а кто это к тебе вчера вечером приезжал? – кардинально сменила тему бабушка, переворачивая на сковороде очередную порцию румяных сырников, и я мысленно послала ей воздушный поцелуй, так как сама бы никогда не решилась спросить о странном посетителе.
– Дед одного моего ученика, – буркнула мать и лицо её перекосилось от неприязни.
– А что он хотел?
– Пытался ещё раз, в неформальной обстановке уговорить меня быть лояльнее к его внуку. А по факту – закрыть глаза на все его возмутительные выходки.
– Я видела, конверт тебе совал? – не унимала бабуля своего любопытства, и я тоже навострила уши, догадываясь, чей именно родственник так возмутил мою родительницу.
– Да, хотел купить меня со всеми потрохами, – фыркнула мать и щедро отхлебнула чаю, – да вот только я не продаюсь за пачку красных бумажек. Пусть его внук учит предмет или остаётся на второй год, я всё сказала.
– Совсем пропащий? – закончила с жаркой бабушка и поставила на стол полную тарелку с сырниками.
– Аспид во плоти!
– Ой, Господь всемогущий! – запричитала бабуля, а я вынудила себя прикусить язык, чтобы не начать выспрашивать подробностей, но маму, на моё счастье, уже было не остановить.
– С первого учебного дня этот гадкий мальчишка вёл себя, мягко скажем, отвратительно. Демонстративно давал понять, что литература – скучная и неинтересная тягомотина. А я, в лице преподавателя, только ухудшаю ситуацию, делая её просто невыносимой. Я делаю! Я! Учитель года Красноярского края! Ну вы себе можете такое представить?
– Уму непостижимо, – подпёрла подбородок ладонью бабушка.
– Я, видите ли, оказалась не в силах соблазнить его чтением. А ещё, не могу зваться педагогом с большой буквы по причине того, что посмела выделить себе в классе любимчиков. И вообще, литература нужна только пяти процентам учеников, и он в это скромное число никак не входит, а потому не станет тратить свои драгоценные силы на псевдонауку.
– Ой, дурачок, – покачала головой бабуля.
– Вот! Но это ты понимаешь, мама. И я понимаю. А у Ярослава Басова дура лишь одна – это я. Да и кем я только за прошедший месяц у него не была! Вот вам самое приличное – Алевтина Психопатовна, Дарт Вейдеровна, Изжога Петровна, Горгона Гитлеровна, Аля-Шлёп-Нога, Хромая Хрю и вишенка на торте – Тупая Корова.
– Промыслительно, – перекрестилась бабушка, – но ты, Алечка, не бери на свой счёт. Просто мальчик бесноватый! Ему бы причаститься, покаяться, да святой водой умыться, глядишь, и толк будет.
– Ему уже ничем не поможешь, – отмахнулась от советов мама, – высокомерный и тщеславный хам. И кончит он плохо, вот попомните мои слова.
Но уже в следующее мгновение, мать перевела на меня хмурый взгляд и строго-настрого наказала:
– А ты, Вера, в сторону этого Басова даже смотреть не вздумай!
– И зачем бы мне оно было надо? – подавилась я кусочком сырника, искренне удивившись такому повороту разговора.
– Потому что знаю, как он умеет невинным девушкам головы дурить. Сама лично это видела. Да только намерения у него бесстыжие и греховные. Да и вообще, помни, что мальчики для тебя – это табу!
– Мам, – тепло улыбнулась я родительнице и сжала её холодную кисть, – не волнуйся, мне этот парень неинтересен от слова «совсем». И это обстоятельство не изменится, обещаю тебе.
– Вот и славно! – кивнула женщина и встала из-за стола, а потом снова приняла грозный вид, напоминая, – И не забудь про стихи.








