Текст книги "Спорим, тебе понравится? (СИ)"
Автор книги: Даша Коэн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 27 страниц)
Вероника
Остаток дня я слоняюсь по гимназии, будто бы с трудом рассекая густой сироп. Видимость на нуле, мысли сбились в кучу – не разобрать ничего. И я сама в раздрае. Всё перебираю в голове то, что сказал мне Аммо и никак не могу понять, куда же меня разрывает – вправо или влево?
Зачем он вообще ко мне подошёл?
Зачем пригласил туда, куда я заведомо никогда не пойду?
Зачем уверил в том, что меня будет ждать Ярослав, если это сущая неправда?
Что опять за жёсткие игры? Или их и в помине нет, а мне так просто кажется, потому что дорогая и горячо любимая мама законсервировала в моей голове только ей нужные мысли, а те, что были, промыла так, как ей это выгодно, а теперь радуется, что всех переиграла?
Что, если она держит нас всех под колпаком? Я на коротком поводке, так как мне всю жизнь твердили о том, что я ничем не примечательная серая мышь. А Ярик, потому что выбирает своё будущее, не чувствуя от меня никакой отдачи.
Вот и всё. Партия.
Или нет и мне просто до зубовного скрежета хочется так думать, а потом снова впасть в зависимость от шоколадных глаз Басова и бесконечно тонуть в их тёплой глубине?
Сумасшествие!
После уроков домой бреду не разбирая дороги. Меня должен был встретить Семён, но мы оба наврали своим матерям, что это случилось. Причина? Просто и незамысловата – меня тошнит от этого парня. Его от меня, очевидно, тоже.
И я снова, и снова варюсь в собственном котле из сомнений, страхов и потаённых желаний, которые рвут моё влюблённое сердце на куски.
Из дум меня вырывает неожиданно громкий рёв мотоциклов. Они несколькими чёрными, блестящими в осеннем солнце пулями пронеслись мимо и встали на светофоре в нескольких десятках метрах от меня. А я будто бы со скалы упала. Не вдохнуть, не выдохнуть, по вискам отбойным молотком шарашит адреналин.
Это он? Или нет?
Повернул голову в тонированном шлеме и будто бы прожёг взглядом насквозь, начиная пригазовывать на месте, пока из-под заднего колеса не повалил сизый дым. Красный – жёлтый – зелёный – с визгом по газам и вдаль, пока я ошарашенно глядела ему вслед и пыталась усмирить спятивших бабочек внутри живота.
А может это и не Ярослав? С чего я вообще взяла?
Бред...
А если да, то что он хотел сказать мне?
Слепо шагнула дальше раз, другой и тут же полетела вперёд, в последний момент успевая выставить впереди себя руки.
– Вот чёрт! – отряхнулась и, пошатываясь, встала, с сожалением смотря на прилично отклеившуюся подошву своих потёртых ботинок. Споткнулась о выступивший камень брусчатой мостовой и вот итог – носок совсем испорчен, и искусственная кожа содрана в хлам.
Мама будет недовольна.
Хотя, эта пара и так была уже перештопана вдоль и поперёк. Давно было пора купить что-то новое...
И тут же фыркнула, покачала головой и пробубнила себе под нос:
– Ночной клуб! Да у меня даже обуви подходящей нет, чтобы сунуться туда...
Но фантазии, как я иду на день рождения Рафаэля, всё-таки буйным цветом расцветали в моей голове. Да, я никогда не решусь на подобную вольность и глупость, но помечтать-то могу? Могу! Я бы надела серебристый топ, который я в прошлом году перешила из старого маминого платья и короткие шорты с завышенной талией, которые точно так же вышли после того, как мать выбросила в мусорное ведро порванную юбку из чёрной джинсы, а я её стащила на собственные нужды.
Образ тут же заискрил в моей голове.
М-м-м...классно!
Сюда бы ещё колготки в крупную клетку и мамины ботильоны на высоком каблуке. У нас с ней один размер, так что...
Ох, о чём я вообще думаю, глупая гусыня?
Снова чертыхнулась и припустила быстрее к дому, обещая себе, что более не допущу этих позорных мыслей о ночных клубах и Ярославе, которому я не нужна. И почти справилась с поставленной задачей, хотя тот самый топ и шорты всё-таки достала из глубины собственного шкафа. Приложила к себе, повздыхала обречённо и снова спрятала, понимая, что никогда не решусь их надеть.
Никогда...
Ещё я достала тот самый телефон и украдкой сунула его на зарядку, чтобы всё-таки войти в сеть и написать Рафаэлю сообщение с просьбой не тратить ресурсы на бесполезный вызов такси. Я пас!
А после уж и родительница с работы пришла. Мы все уселись за стол ужинать, и там-то я завела разговор о насущном.
– Мам, мои ботинки опять прохудились. На этот раз подошва оторвалась на правом.
– Завтра сдадим в ремонт. Заклеят.
– Там и кожа подралась до мяса.
– Вера! – рявкнула мать, и я даже на стуле подскочила, не ожидая такой реакции.
– Ч-что?
– Сейчас не то время, чтобы сорить средствами, сама же знаешь. Придётся походить как есть.
– Но, мам, – тут же покрылась я испариной, представляя, как посыплются в гимназии со всех сторон смешки в мой адрес, если я посмею прийти на занятия в драной обуви.
Это будет эпический звездец, не иначе!
– Я всё сказала!
И тут же перевела всё своё внимание на бабушку, которая прихлёбывала из высокой кружки чай с чабрецом.
– Ох, не знаю, что и делать?
– А что такое, Алечка?
– Приход деньги собирает на новую икону. Дело, конечно же, нужное и благородное, но… В общем, я просила старосту, Любовь Ильиничну, чуть отсрочить наш вклад в данное мероприятие, но она мне отказала. А там сумма крупная, сама же знаешь.
– Но как же, дочка? Нельзя с такими делами медлить или отлынивать. Не бери грех на душу, это же божье провидение!
– Да знаю я, мама. Но мне тогда не хватит денег, чтобы слетать в Красноярск на годовщину смерти Ирочки и Толика.
– Пухом им земля, – вздохнула бабуля.
– Пухом. Ох, придётся, наверное, от чего-то отказаться, – качает головой мать и нервно грызёт подушечку большого пальца.
– Отчего ты собралась отказываться? От бога? От семьи? Ты мне тут это брось! Я с похоронных тебе пока выделю.
– Да ну, чего ты!
– Не спорь, Аля! Это все дела безотлагательные, остальное подождёт.
И я тоже, видимо, подожду. Вот только сколько мне ещё в разбитой обуви ходить? Ведь что не месяц, так мать несёт немалые суммы в приход на добрые дела – ремонт, чистку, позолоту, новое облачение для служащих, помощь нуждающимся и так далее и тому подобное. Ладно, Красноярск – тут я всё понимаю, мама хочет отдать дань памяти любимым и дорогим сердцу людям. Но икона в церковь? Конечно же, это важнее, чем то, что дочь будет ходить в рваных, давно протекающих ботинках, да?
И пока мама и бабушка продолжили обсуждать планы на жизнь, я незаметной тенью встала из-за стола и пошла в свою комнату, слушая, как скрупулёзно женщины разносят семейный бюджет так, чтобы там обязательно поместились церковные расходы.
Они расставили приоритеты. И где я в этой пирамиде потребностей оказалась в конечном счёте? Известно где, да только о таком и говорить стыдно. А ещё обидно.
До слёз!
Но так ведь было всегда, не так ли? Когда мама ставила меня в авангарде своих жизненных ориентиров? Никогда! Ни разу!
Тогда как можно верить тому, что в стычке с Басовым она в первую очередь думала обо мне, моих чувствах и желаниях? С чего я взяла, что она в этот конкретный раз не задвинула меня на полку, преследуя только свои интересы?
Ответ прозвучит жалко, но мне всего лишь так хотелось. Ведь то была моя мечта – чтобы мама меня любила.
А не себя...
И с каждой прошедшей минутой в тишине моей спальни я всё чаще косилась на шкаф с припрятанными шортами и топом. А потом, когда мать отправила меня в магазин за молоком и хлебом, я всё-таки не удержалась и потратила львиную долю сэкономленных денег на те самые колготки в провокационную клетку.
Знаю, знаю, надевать я их не собиралась. Но зато теперь они у меня были, и я чувствовала себя сильнее, чем некоторое время назад, когда мама просто отмахнулась от меня и моих проблем.
Мама...
Безопасный взрослый.
Опора.
Поддержка.
Каменная стена.
Ха. Ха. Ха!
Уже в душе перед сном всё-таки наглоталась солёных, жгучих слёз. А затем и позже, когда легла в постель и принялась следить за стрелкой на настенных часах.
Дом погрузился в тишину и темноту. Мама уже давно спит. И бабуля тоже. Без пяти двенадцать. Всего несколько минут и где-то там, под моими окнами притормозит такси и примется ждать меня, чтобы увезти в закат. А я, трусиха, так и не написала Аммо, чтобы он не смел этого делать.
Беру решительно трубку в руку, но тут же в сомнении прикусываю губу. Наверное, лучше заигнорить? Ведь, может, это была лишь ещё одна глупая шутка над простушкой Вероникой Истоминой, которая вообразила, что способна очаровать самого Ярослава Басова? Возможно, но...
По тёмному потолку внезапно пробежали и исчезли уродливые тени от растущих рядом с домом ив. Звук тормозов разорвал тишину уснувшего спального района. Двигатель неизвестной мне машины заглох, а я тут же сорвалась с места и к окну, захлёбываясь от адреналина.
Такси!
И телефон в моей руки ожил, являя взору сообщение от незнакомого адресата:
«Карета подана, принцесса».
Но я ведь уже расставила приоритеты, несмотря ни на что, не так ли?
О Боже...
Глава 36 – Срыв
Вероника
Ровно пятнадцать минут моё сердце не бьётся, а пытается изнутри выломать рёбра и вырваться наружу, чтобы самому, без нерешительной меня броситься к стоящему внизу такси и лететь на всех парах к любимому обманщику.
Ровно пятнадцать минут я практически не дышу – лёгкие от нервного перенапряжения напрочь забились стекловатой и кажется вот-вот начнут кровоточить.
Ровно пятнадцать минут я стою, вцепившись в подоконник, и приказываю себе не делать резких движений. Не делать глупостей. Не делать ничего, о чём потом буду горько жалеть всю оставшуюся жизнь.
Ведь если бы я была по-настоящему нужна Ярославу, то он попытался бы изменить моё мнение о нём. Он бы написал. Или позвонил. Или затащил под чёртовую лестницу и силой вынудил себя слушать. Свёл с ума, заставил бы перестать внимать голосу разума и поцеловал бы, окончательно отключая меня от суровой реальности. Вновь окунул бы в сказку. Вот только этот парень не сделал ровным счётом ничего, чтобы вернуть меня себе. Тот взгляд в столовой, полный муки, тоски и ненависти я в расчёт не беру. Какой с него прок, если мне до сих пор критически невыносимо?
Так почему же, как сказал Аммо, это Басов меня теперь ждёт? Почему я должна за ним бежать? Почему я обязана пытаться докапываться до правды, шляясь в ночи по злачным заведениям?
Ну уж нет!
Решительно крутанулась и бросилась к кровати, где накрылась одеялом с головой и зажала уши ладошками.
Всё! Нет меня! Вероника Истомина закончилась!
Вот только, кажется, само сердце услышало, как двигатель такси снова завёлся и машина спустя всего несколько секунд тронулась с места.
Вот и какой теперь сон? Какой к чёрту покой? И влепить себе пощёчину хочется со всей дури, чтобы в себя пришла, но вместо этого я снова слетаю с кровати и, путаясь в одеяле, рвусь к телефону, оставленному на подоконнике.
Там меня уже ждёт сообщение от Рафаэля:
«Жаль».
А я, ругая себя всеми известными нелицеприятиями словами и прикусывая язык до крови, строчу ответное, но до безобразия лживое:
«Не успела собраться».
Тут же его карандашик начинает бегать по экрану.
«Сколько тебе ещё нужно времени?»
Боже, я дура! Идиотка! Тупица! Безвольная влюблённая размазня!
«Минут пятнадцать, может, двадцать...»
«Ок».
И через несколько мгновений то же самое такси вновь занимает пост под моими окнами, а я, словно в зад ужаленная, принимаюсь носиться по тёмной комнате, выуживая из шифоньера топ, шорты, свежекупленные колготки в крупную сетку. А затем замираю в свете уличного фонаря и смотрю в едва различимое отражение в зеркале.
Неужели я решусь в таком виде показаться кому-то на глаза? Без белья. Одежда вся в облипочку – бёдра, талия, ноги... грудь – всё напоказ! Боже мой!
– Мать же убьёт тебя, Ника! – обращаюсь я сама к себе. – Что же ты творишь? О чём думаешь вообще? Очнись! Приди в себя, малахольная!
Зажмурилась. Потрясла кулачками в воздухе. И даже топнула ногой, умоляя сама себя:
– Ну, пожалуйста! Пожалуйста! Пожалуйста! Не надо. Не делай этого...
Но ноги, казалось бы, сами понесли меня прочь из спальни, неслышно ступая по, застеленными ковровыми дорожками, половицам. Замерли в проходе в гостиную.
Тишина. Только часы на стене мерно и гулко отсчитывали секунду за секундой.
Дрожащими пальцами ухватилась за створки распашной двери и плавно её прикрыла до глухого щелчка, а затем повернулась и, подсвечивая себе телефоном, заглянула в обувницу. Меня манили мамины ботильоны на высоком каблуке, но я предпочла хотя бы здесь быть благоразумной и вытащила из коробки свои белые кеды, которые родительница позволяла надевать исключительно «на выход».
– Чем не повод? – прошептала я и ужаснулась от собственной наглости.
Обулась, встала и на желейных ногах поползла к входной двери, по пути накидывая на себя ветровку. С колотящимся где-то в горле сердцем максимально аккуратно крутанула завёртку и открыла себе путь во взрослую жизнь. Замерла на секунду перед тем, как покинуть квартиру, но в последнюю минуту развернулась и решила прихватить с собой ещё кое-что.
– Гулять так гулять, – буркнула себе под нос и сняла с вешалки мамину сумочку-сэдл, крохотную и изящную, расшитую по периметру блестящим, чёрным стеклярусом, – грешить так грешить...
Ключи в кулак и за дверь, прикрывая её и молясь всем известным богам, чтобы мама с бабушкой не проснулись. А затем бежать! Бежать, перепрыгивая сразу через две-три ступеньки.
И повизгивать от эйфории!
Я всё-таки сделала это! Я решилась! Дура, конечно! Но зато какая фееричная!
В такси ввалилась уже в полуобморочном состоянии. Руки дрожат, на глазах слезы от иррационального восторга, в груди ураган бушует неведомой силы, а по венам вместо крови струится чистый, концентрированный адреналин.
Как объяснить своё состояние? Да никак! Потому что я всю сознательную жизнь сидела в запертой клетке, а теперь, хоть ненадолго, но вырвалась в увольнительную. И пусть после меня посадят в карцер без еды и воды, но это будет потом.
А сейчас я желала дышать полной грудью, не думая ни о чём...
Достала телефон из заднего кармана и решила переложить его в сумочку, но, когда заглянула в её нутро, то замерла с открытым ртом. Там лежала мамина помада, тушь, зеркальце и малюсенький флакончик с духами. Последнее я отложила за ненадобностью, так как родительница предпочитала тяжёлые шипровые и излишне сладкие ароматы. А вот помаду я открыла и, всматриваясь в своё отражение, медленно и предельно аккуратно повела ею по губам.
Алая…
Огонь!
Чуть туши на ресницы, пока такси замерло на запрещающем сигнале светофора, и вот уже из отражения на меня смотрит другая девушка, а не Вероника Истомина. Дерзкая. Сочная. Непокорная. Та, что не станет слушать маму, а сбежит с плохим парнем в закат, не моргнув и глазом.
Это пока не я. Только жалкая её тень. И слава богу!
– Приехали, – заставляет меня отвлечься от созерцания собственного отражения водитель такси, и я вздрагиваю, натягивая на переносицу очки и убирая тюбик с помадой обратно в сумочку.
– Что?
– Панорама, – кивнул бомбила, и я сглотнула нервный ком, когда увидела, что к нам размашисто и уверенно движется Аммо.
Всего несколько секунд и он открыл дверцу с моей стороны, а затем протянул руку, в которую я вложила свои холодные пальцы. Вышла из авто и нерешительно посмотрела на парня, пока тот, чуть прикусив нижнюю губу и склонив голову набок, пристально меня рассматривал.
– Что-то не так? – хрипло переспросила я, когда увидела, что его брови приподнимаются все выше и выше, а сам он качает головой.
– Не обращай внимания, – помахал тот ладонью перед своими глазами, но взгляда от меня оторвать так и не смог, – я просто временно в ауте.
– Это хорошо или...?
– Это..., – и последнее слово на букву «о» он произнёс уже только одними губами. Неприличное. Матерное. Но максимально отражающее всю суть происходящего, если уж по чесноку.
– Счесть за комплимент, значит?
– За комплимент? – прикусил Рафаэль кулак и сделал шаг назад, оглядывая меня от макушки до пят. – Истомина, ты свои ноги в зеркало вообще видела?
– Нет, – честно призналась я, так как мало что могла рассмотреть в темноте спальни, когда собиралась сюда.
– Ладно, Звезда моя, пошли. Будем зажигать, – улыбнулся от уха до уха парень, схватил меня за руку и повёл вслед за собой.
Сквозь разношёрстую толпу. Через охрану клуба, состоящую из парочки шкафообразных мужчин. Дальше холл, утопающий в зеркалах и чёрном мраморе. Гардероб, где я сняла с себя ветровку, видя, как загадочно блестят глаза Аммо.
А затем услышала за спиной громкий, смачный свист, хлопки в ладоши и голос, что разрывал во мне всё шаблоны и заставлял сходить с ума. От боли. Тоски. И любви!
– Вау-вау-вау! Кайф, Пикассо! Вот это задница! Ты где такую урвал, м-м?
Ни жива. Ни мертва. Только смотрю прямо перед собой, но ничего не вижу, кроме кривой ухмылки, что прорезала, казалось бы, идеальное в своей красоте лицо Рафаэля.
– Там, где я урвал, уже нет, дружище.
– Ладно, тогда знакомь давай. Я буду облизываться и завидовать, – заливисто смеётся Ярослав, ближе и ближе настигая нас у гардероба.
– Не вопрос, – пожал плечами и оскалился Аммо, а затем резко крутанул меня вокруг собственной оси, разворачивая лицом в Басову, – Ника, это мой лучший друг Ярик. Ярик, это Ника – почётный гость на сегодняшнем торжестве.
– Чё? – заводится с пол-оборота Басов, но тут же глохнет.
А затем недоумённо открывает рот, пока я мечтаю рухнуть замертво прямо здесь и сейчас...
Вероника
– Плосковато, Аммо, – сквозь зубы выговаривает другу Басов, а сам неотрывно пытается заполировать меня своим тяжёлым, пожирающим душу взглядом.
– Неужели ты думаешь, что все мы тут сегодня собрались ради твоего веселья? – пожимает плечами парень и переводит на меня тёплый, чуть насмешливый взгляд, а затем протягивает руку и переплетает свои горячие пальцы с моими ледяными.
А я всё отвиснуть не могу и только вижу, как Ярослав тяжело дышит, будто бы загнанная лошадь, шаря глазами по моей фигуре и поигрывая желваками так, что, кажется, ещё чуть-чуть и у него просто раскрошатся зубы.
– Идём, Ника, – тянет Рафаэль меня к лестнице.
– Аммо! – почти рычит Басов.
– Еда стынет, – подмигивает тот ему и, чуть одёргивая меня, начинает шептать на ухо, – ну чего ты вся скукожилась, Истомина? Поздно так-то. Сняла свои безразмерные кофты и бесформенные юбки, теперь отжигай или умри, третьего не дано.
– Я не знаю...
– Я знаю! – до лёгкой боли стискивает он мою ладонь и буквально ввинчивается в меня своими глазами. – Чувствуешь, как жжёт взгляд спину, Ника?
Невольно оборачиваюсь и со всей дури врезаюсь в бушующее пламя, которое источает Басов. Он всё ещё внизу. Делает вид, что разговаривает с каким-то парнем, перехватившим его у гардероба, а сам сплошное зло во плоти.
– Он не рад мне, – констатирую я очевидный факт, разрывая зрительный контакт с парнем, от которого у меня устойчивая тахикардия.
– Он не рад, что все твои охренительные изгибы и выпуклости больше не скрыты за мешковатой, уродливой школьной формой. Вот и всё.
– Не надо пустой лести, Рафаэль, – выговариваю я, а затем скептически качаю головой.
– Ладно, – улыбается он, прикусывая кончик своего языка, – хрен с ним, с Басовым и с твоей неуверенностью в себе. Главное – я тебе рад. Остальное – в топку.
– В топку, – я стараюсь, чтобы мой голос звучал звонко и уверенно, но получается только стухшая какофония звуков. Му-хрю...
А на что я, собственно, рассчитывала? Что Ярослав увидит меня и упадёт ниц, умоляя вернуться к нему? Пф-ф-ф, ну чушь же, да?
Блин, ну да, мечтала...Дура!
И вот теперь мне больно от того, что я для него вырядилась, как девушка лёгкого поведения и даже губы размалевала маминой алой помадой, а он только чуть прибалдел, и всё. А теперь...
Снова оглянулась и задохнулась от атомного взрыва, произошедшего внутри меня. Разворотило! Потому что Басов теперь не предавался праздной болтовне со знакомым, а поднимался вслед за нами, уперев я-убью-тебя-взгляд точно в мою задницу.
Мамочки!
Аммо тем временем уже тащит меня куда-то вправо, через створчатые двери и на нас обрушивается волна оглушающей клубной музыки. Здесь темно и дымно. В первые секунды я теряюсь и зажмуриваюсь. И только спустя время понимаю, что мы находимся на балконе, где под нами огромный танцпол пучит от бесчисленного количества танцующих – к потолку взлетают руки, тела извиваются, головы чуть откинуты назад.
Цветомузыка слепит. Стробоскопы дезориентируют. Громкий бит раскачивает нервную систему.
Вау!
И мне бы могло здесь понравиться, если от внутреннего напряжения не хотелось бы провалиться сквозь землю. Если бы меня не трясло как Каштанку, а сердце не гудело бы словно трансформаторная будка, поджигая кровь. Если бы затылок не высверливал взгляд Басова, который шёл за нами по пятам, делая вид, что нас никогда не было и мы чужие друг другу.
И вот мы у цели – роскошная зона с мягкими, велюровыми диванчиками, расставленными буквой «п». Стол забит разнообразными бутылками и тарелками с холодными закусками. Здесь знакомые лица лишь Серяк, да Тимофеев. Остальные же совершенно чужие персонажи. Мальчишки, девчонки. Одна парочка самозабвенно целуется в углу, но никто, кажется, будто бы даже не обращает внимания на этот разврат.
Я чувствую себя в этом отлаженном механизме пятым колесом. Но особенно это начинает ощущаться тогда, когда нас нагоняет Басов и шлёпается на свободное место, демонстративно закидывая руку на плечо какой-то белокурой девчонке в кислотно-салатовом мини.
А сам смотрит на меня до отвращения вызывающе, мол «на вот, выкуси, мне все до звезды!». И этот взгляд всё равно что удар с ноги в живот – дыхание спирает, и слёзы наворачиваются на глазах. Это банальная, но такая жгучая ревность. Именно она подносит зажжённую спичку к фитилю бомбы, заложенной у снования моей выдержки.
– Что будешь пить? – я совершенно не заметила, как Аммо усадил меня подле себя. Очнулась только тогда, когда рядом с моим ухом, перекрывая музыку, бахнула пробка от бутылки и пенящаяся жидкость потекла по высоким бокалам.
Покивала, согласная уже на всё.
Сделала вид, что пригубила.
Задрала голову к потолку и проморгалась, прогоняя слёзы и замечая, что Ярослав больше не смотрит в мою сторону, а теперь полностью сосредоточился на своей соседке. Что-то болтает с ней ухо в ухо. Смеётся. Ласково проводит костяшками пальцев по её щеке и снова жалит меня взглядом.
Всё! Не могу больше!
– Я хотела бы уехать, – тереблю рукав Аммо, и он смотрит на меня прищурившись.
– Это жизнь, детка, а не долбанная сказка. Или как ты думала? Что будет не больно, да?
– Зачем ты это делаешь? – я слышу в своём голосе слишком явные звуки отчаяния, но Рафаэлю будто бы плевать на них. Он сейчас другой. Он давит на меня, словно Ленин на броневике, а не воркует голубем, как делал это раньше.
– Зачем? Ну я даже не знаю, – пожимает плечами и хохочет, – но, может, только так до тебя быстрее дойдёт и ты наконец-то увидишь.
– Что именно?
– Я здесь.
Он прав. У меня никогда не было шансов. Нет их и сейчас. Только установка, прямая и единственно верная – жить дальше. И я стряхиваю с себя нервяк, прилипший ко мне как банный лист, а затем отпускаю все стоп-краны.
Здесь фальшивая улыбка. Тут поддержать тост. Забыть, что сердце кровоточит. Захлопать вместе со всеми, когда к нашему столу трое парней поднесли пузатые колбы с длинными шлангами. Потянуть носом и зажмуриться от квинтэссенции приятных запахов – дыня, клубника, что-то ещё цитрусовое, и, кажется, мятное.
Улыбаюсь, когда вижу, как девочки щёлкают себя на фронтальную камеру, дуя губы, и охаю, когда одна из них вдруг хватает меня за руку и тащит на танцпол с дикими воплями, в составе всей женской части компании.
– Моя любимая песня! – орёт она истошно и припрыгивает на месте, а спустя всего несколько мгновений мы тонем в бесконечном море танцующих.
Я откровенно не умею это делать. Стесняюсь жутко! И оглядываюсь по сторонам, боясь, что Ярослав увидит моё нервное дёрганье и посмеётся над моей неуклюжестью.
У, я, кажется, влюбляюсь в тебя!
Когда ты рядом моё тело всё в мурашках.
Baby, у...
Она танцует до утра,
И, пока город засыпает, едем дальше...
Но, я глотаю, подскочившее под горло, сердце и, несмотря ни на что, пытаюсь скопировать движения девчонок и тех, что в одних блестящих купальниках извиваются в подвешенных в воздухе металлических клетках. Вот – руки вверх и восьмёрки бёдрами. Закрыть глаза. Слушать музыку. У-у-ух! Кажется, даже получается.
А-а-е!
Кайф! Кайф!
Легче!
Как там было? Я оттанцую всю свою боль? Вот да – установка на максимум.
Где-то внутри меня начинает зарождаться плотный комок эйфории и ширится. Он бурлит. Движения становятся более раскованными, напряжение уходит и на лице появляется улыбка оттого, что мне просто хорошо танцевать здесь и сейчас под эту сумасшедшую музыку.
Так стоп!
Что это?
В первую секунду я ничего не понимаю, а во вторую до меня наконец-то доходит, что моё тело просто выносят с танцпола. Крепкая хватка за руку повыше локтя и вперёд сквозь поток разгорячённых людей, пока я не начинаю путаться в своих же собственных ногах. Оглядываюсь и только было собираюсь возмутиться таким непотребным поведением, но тут же забываю все слова на свете.
Потому что позади меня Басов.
Злой. Взмыленный. И смотрит на меня так, будто бы хочет придушить голыми руками.
