Текст книги "Спорим, тебе понравится? (СИ)"
Автор книги: Даша Коэн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 27 (всего у книги 27 страниц)
Вероника
А в следующее мгновение, казалось бы, стабильный и устаканившийся на мгновение мир окончательно перевернулся с ног на голову. Рафаэль Аммо, жёстко обездвижив меня, без излишних расшаркиваний впился в мои губы жадным, диким поцелуем. Но я была способна лишь мычать нечленораздельно, вцепившись кулачками в его худи, пока его язык творил во мне непотребства.
Затошнило.
Что я могу? Он – гора. Я – жалкая кучка пепла.
– Раф! – чудом вывернулась я из рук, но всего на мгновение.
– Кошка дикая, – леденящий душу смех, и его руки скользнули ниже.
Рывок!
Пуговицы блузки разлетаются по салону, оголяя меня почти до пупа. Язык снова забивает глотку. Я рвусь прочь, но где мои жалкие трепыхания, а где его сильные руки, которые почти обездвижили меня.
Подол юбки взлетает вверх, обнажая бёдра. Я чувствую ладони Аммо на своём нижнем белье. Срываюсь в слёзы! Выкручиваюсь. Кричу!
– Пожалуйста! – и уже умоляющим шёпотом. – Не надо, Рафаэль!
– Что не нравится? – хохочет он весело, будто бы отчебучил развесёлую шуточку.
– Ты противен мне! – ору я во всю глотку и наконец-то выписываю ему звонкую оплеуху со всей силы и отчаяния, что скопились за этот ужасный день.
Но Аммо только довольно оскаливается, а затем подмигивает мне.
– Вот тебе правда, Истомина – мы все тебя знатно поимели. Во все, мать твою, щели!
Бабочки внутри меня дохнут. Вены забиваются пеплом. В голове шумит, и я чувствую, что отчаянно хапаю воздух, но в лёгкие кислород не попадает. Ещё немного и истерика окончательно накроет меня с головой.
Через секунду всё-таки расплакалась, но Аммо было плевать, он всё продолжал добивать меня своими жестокими словами.
– И только тебе решать, что ты с этой фантастически расчудесной правдой будешь делать, Истомина. Дальше валяться в дерьме? Или...
– Выпусти меня отсюда! – реву я уже навзрыд, стараясь прикрыть грудь разорванной блузкой. – Выпусти!!!
Замки рвутся вверх, и я остервенело рву на себя ручку. Вываливаюсь из машины. Падаю, раздирая колено. Не обращаю внимания на этот пустяк, а через секунду вздрагиваю, когда получаю в спину беспощадные слова, которые окончательно меня распинают:
– Мы не умеем любить, Ника. Мы лишь любим притворяться. Вот и вся незамысловатая правда...
Я же только хлопаю дверью, вскакиваю на ноги и со всей дури мчу в сторону дома, лишь на ходу понимая, что обронила телефон где-то в машине Аммо. Но уже безразлично!
На всё!
Пару раз чуть не падаю, по пути вижу горящий бак с мусором и, не раздумывая, швыряю туда конверт с бабками. Гори оно всё синим пламенем! Все они!!! С горем пополам добираюсь до своего подъезда, запыхавшаяся, зарёванная и совершенно потерянная. Дрожащими руками пытаюсь открыть металлическую дверь, но получается только с третьей попытки.
Перепрыгивая сразу через три ступеньки, бегу на свой второй этаж и залетаю в квартиру, будто бы гонимая самим дьяволом. А дальше в ванную, где долго и яростно чищу зубы и язык после соприкосновения с Аммо.
Боже!
Дальше на кухню, где нахожу в холодильнике аптечку – потрошу себе на ладонь половину блистера с валерианой, игнорируя вопросительный взгляд бабки. В пекло её! А после решительно направляюсь в свою комнату, где наскоро переодеваюсь и со второго телефона набираю Басова. Мне по барабану как, но я выбью из него всю грёбаную правду!
Звонок – игнор. И так три раза.
Ору внутри себя до разрыва капилляров в глазах, а затем срываюсь и снова бегу на улицу, чтобы прямо сейчас отправиться на квартиру к Ярославу, а там решить всё раз и навсегда.
И поставить жирную точку во всей этой мыльной опере!
Вылетаю из подъезда и почти нос к носу встречаюсь с Максимовской. Тут же с опаской делаю шаг назад.
Боже, не надо! Хватит!
– Вероника?
– Что? – шепчу обескровленными губами. – Что ты тут делаешь?
– Пришла поговорить, – оглядывается по сторонам и пожимает плечами девушка.
– Со мной?
– С тобой.
– А мне не надо, – делаю я ещё шаг назад.
– Надо, – Марта резко подаётся ко мне и до рези в поджилках серьёзно смотрит на меня.
– Марта, я тебя прошу!
– Я тебя тоже.
– Нет!
В голове шальной мыслью проскальзывает подозрение, что она видела нас с Аммо и поэтому решила устроить мне разнос, но Марта только обречённо выдыхает и разворачивается, чтобы уйти, выдавая напоследок через плечо всего лишь одну фразу:
– Что ж, не хочешь знать правду – твоё дело.
– Погоди! – тут же окликаю я своего злейшего врага, и Максимовская сразу же оборачивается.
– Тут кафе есть за углом. Пошли?
– Ладно. Только...
– Я не займу у тебя много времени.
И я киваю, хотя меня всё ещё трясёт. В заведении я ухожу в уборную и долго умываюсь там ледяной водой и спустя минут десять выхожу к Марте, которая уже ждёт меня за столиком у окна с двумя чашками какого-то напитка. А я не чувствую ни запахов, ни вкусов и весь мир смазался для меня в одну чёрно-белую кляксу.
– Если это очередной злой розыгрыш, то, предупреждаю, он самый дурно пахнущий, Марта.
– Не самый, – хмыкает девушка и нервно потирает запястья, а затем поднимает на меня грустные карие глаза и смотрит так, будто бы прямо здесь и сейчас разразится потоком горьких слёз.
– Ладно, – отворачиваюсь я к окну и складываю в замок дрожащие руки, переваривая внутри себя попытку подкупа от деда Ярослава и то, что сотворил со мной Рафаэль. И даже не замечаю, что именно начинает в бесконечном монологе говорить Максимовская.
Это даже не рассказ. Это покаяние. Вот только смысл её слов дошёл до меня не сразу.
– Я была влюблена в Аммо ещё с начальной школы. Кроме него, никого не видела и не слышала. Фантазировала, что однажды у нас с ним будет семья, дети, дом на берегу моря с белой мансардой. И, как говорится: вижу цель, не вижу препятствий. Я совершенно не обращала внимания на то, что я для него всего всегда была лишь забавной, но надоедливой зверушкой. А потом он обратился ко мне с просьбой.
– К-какой? – заторможенно спросила я, хотя уже понимала, куда дует северный ветер.
– Сама не догадаешься? – грустно усмехнулась Марта и отпила из своей чашки почти половину напитка.
– Но зачем это было ему нужно? – сбитым шёпотом спросила я.
– Не ему, – и эти два слова, словно пули, выпущенные мне точно в лоб.
Бам! И от меня ничего не осталось.
– Ярославу необходимо было быстро дожать тебя из-за твоей матери, и никто даже не сомневался в успехе данного мероприятия. А ты принялась сопротивляться, что Басову было совершенно не на руку. Вот он и решил, что рыцарь на белом коне, защищающий тебя от мерзких буллеров, впечатлит твою персону больше, чем просто красавчик-мажор, которому море по колено.
– Он всё знал с самого начала?
– Ну, разумеется, знал. Аммо пронюхал, что ты дочка Храмовой и услужливо слил эту информацию Басову, – кивнула Максимовская.
Я тут же против воли расплакалась. Тихо, но отчаянно. Без всхлипов, но так, как хоронят самое дорогое, что у тебя есть – без надежды на чудо. И навсегда!
– А волосы? – вскинула я глаза, полные бесконечного отчаяния на Марту, и та кивнула, разнося весь мой внутренний мир в щепки.
– Волосы. Куртка. Обрезанная форма. Он пошёл бы и дальше, если бы ты не сдалась и не выкинула белый флаг.
Меня затрясло. Воспоминания боли прошлого накрыли с головой. Припечатали. Убили.
– А потом?
– А потом была всего лишь весёлая игра в кошки мышки, Истомина. Не ты первая. Ни ты последняя, уж поверь мне. Все были в курсе ваших дел. А переписку от лица Аммо вели поочерёдно, и Серяк, и Тимофеев, задорно улюлюкая и придумывая для тебя всё новые квесты. Ярик тоже знал, что Аммо там тебе прикручивает газу, но больше мерился с другом размером причинных мест, чем злился на него. Им было забавно ставить эти безумные опыты над твоей психикой, они тешили своё эго и самоутверждались на полную катушку за твой счёт. Вот, собственно, и всё.
А после этого Марта решила выложить свой главный козырь. Она взяла в руки свой смартфон и открыла переписку с Аммо, а затем развернула её ко мне. Дата – двадцать восьмое ноября – сразу после нашего первого раза. Текст прост и незамысловат.
«Басов похвастался, что ощипал курочку».
– И почему ты решила мне вдруг всё это рассказать? – глотая слёзы задала я свой главный вопрос, одёргивая ладони от мобильного, словно от ядовитой змеи.
– Потому что Аммо поступил со мной точно так же, как и Басов с тобой, Истомина. А я и рада была им обмануться. Но Рафаэль умеет быть очаровательным там, где ему это нужно. Он завораживает, влюбляет в себя, сводит с ума, а потом без капли смущения рубит твою доверчивую, глупую голову. Ему не стыдно. Ему просто весело. Понимаешь?
– Но Яр сказал, что...
– Не будь дурой! – в сердцах прошептала Марта, и я увидела, как нервно бьётся венка на её шее, как дрожат её руки и как отчаянно она держится, чтобы не разрыдаться передо мной.
– Боже...
– Прости меня, Вероника. Но люди уж так устроены, что пока жизнь не пнёт их под зад, до тех пор они и не поймут, что такое больно. Так случилось и со мной.
Сказать запоздалое «спасибо» я не успела. Марта встала и гордо ушла, кинув на столик крупную купюру, а я осталась сидеть и переваривать услышанное.
И медленно, но верно скатывалась на первый из девяти кругов ада...
Глава 49 – Забавы ради
Вероника
Я не знаю, сколько просидела одна в том самом кафе. Вертела перед собой полную кружку с остывшим кофе и позорно оплакивала свою глупость и недальновидность, попранные мечты о светлом будущем и любовь, которая никому никуда не упиралась.
Жалость. Только она одна – вот всё, что ко мне мог испытывать такой парень, как Ярослав Басов.
Кочка.
Вешалка.
Девочка для битья.
Как может такая, как я, встать рядом с таким, как он, и гордо поднять голову?
Никак.
Слёзы капали в чашку, растворялись в горечи напитка, а я не могла понять, как оказалась в этой точке невозврата, зачем и почему. Только лишь потому, что меня угораздило родиться у моей несговорчивой матери? Вот и вся моя вина?
Почему кому-то от рождения мироздание выдаёт на руки фулл-хаус: любящие родители, дом – полная чаша, внешность, ум, талант. А кого-то будто бы нарочно обделяет, забирая даже самое важное в этой жизни.
И плевать – справляйся как хочешь.
– Девушка, с вами всё в порядке? – подошёл ко мне молоденький бариста и посмотрел на меня именно так, как я и заслуживала.
С ненавистной жалостью.
– Цвету и пахну, – насилуя мышцы лица, заставила я себя улыбаться, вопреки всему и вся.
– Может ещё кофе?
– А застрелиться у вас, случайно, нет?
– Увы, – покачал парень головой, и на этом самом месте меня наконец-то и прорвало. Или пресловутая валериана перестала действовать, я не знаю. Но я буквально захлёбывалась своим отчаянием, не понимая, что мне теперь делать.
Куда идти?
Кому верить?
«Верь только мне, Истома. Только мне одному...»
Эти слова Басова набатом гремели в моей голове, но облегчения не приносили. Они жгли меня изнутри раскалённым железом, оставляя уродливые рубцы и кровоточащие раны. Потому что слишком много фактов били меня наотмашь по лицу.
На, смотри, глупая, он тебя использовал!
Это из-за него ты стала посмешищем в гимназии. Размалёванная дурочка. Изрезанная форма. Испорченная ветровка. И мои волосы...
Ему было плевать, чего меня лишить, лишь бы выиграть очередную партию в своих жестоких шахматах. А теперь, как мне быть, когда я думала, что уже победила, а мне, по факту, поставили мат?
Мысли тут же принялись жалить осы воспоминаний – воскрешая в памяти каждый чёртов раз, когда Басов прибегал «спасать» меня из рук жестоких девочек, которые вдруг ни с того, ни с сего на меня ополчились.
И спас.
Чтобы только самому пустить мне пулю в лоб. А перед этим натешиться вволю, наглумиться. Истоптать подошвой дорогих ботинок мои первые светлые чувства. Моё тело, которое я ему подарила. Мою душу, которая тянулась к нему вопреки всему.
Что же ты за человек, Ярослав?
И человек ли вообще?
Злость когтистой лапой прихватила меня за шкирку и вытянула из мрака очередного предательства. Встряхнула. Влепила звонкую оплеуху, а затем окатила ведром ледяной воды со льдом.
Оглянулась по сторонам, с удивлением отмечая про себя, что за окном уже давно стемнело. Старый телефон в руке оказался разряженным. В кармане всего пара мелких купюр. Но это же не повод, чтобы оставить всё как есть, верно?
Нечеловеческим усилием воли я оторвала тело от кожаного сидения и встала на ватные ноги. Адреналиновый откат дал о себе знать и теперь меня только крупно трясло от мешанины негативных эмоций. И страха – всё, что мне было сказано – это чистая правда.
Да, моя Наденька была всё ещё жива. Дурочка. Она ещё делала так, как просил Басов – верила только ему. Ему одному...
И ноги сами ведут туда, где ждёт меня мой очаровательный предатель. Проходя мимо собственного дома, вглядываюсь в каждую машину, припаркованную во дворе, но знакомых номерных знаков не замечаю. Снова тихо всхлипываю, но тут же прикусываю изнутри щеку, чтобы отрезвить себя хотя бы немного.
Так себе средство, но предстать перед Басовым зарёванной и жалкой было смерти подобно.
Спустя миллионы удушливых секунд я всё-таки замираю у элитной многоэтажки, взлетающей огнями до самых небес. В последний раз гашу в себе вспышки безысходности и нестерпимой горечи, а затем делаю первый шаг на свой персональный эшафот.
В слепой надежде, что меня в последний момент оправдают.
Ключей у меня нет, но консьержу я примелькалась, и он с улыбкой пропускает меня пройти к лифту, а затем взлететь на двадцатый этаж. Здесь, в металлической коробке, я ещё уповаю на то, что Басов прямо сейчас в пене разъезжает по городу и ищет меня.
Но все мои чаяния с дребезгом разбиваются, словно никому не нужный фарфоровый сервиз, годами пылящийся на полке.
Я выхожу на лестничную площадку и отчётливо слышу, что за дверью нужной мне квартиры громко играет музыка. И мне бы сейчас плюнуть на всё и уйти, но я не могу. Чёртов комплекс отличницы не даёт мне этого сделать. Я должна всё довести до конца и только тогда поставить жирную точку, полностью довольная проделанной работой.
Жму на звонок, который, словно насмехаясь надо мной и моей болью, весело щебечет птичьей трелью.
И ничего.
Но ведь я упорная. Я взобралась на самый верх собственной плахи не просто так. Нет уж, пока мне окончательно не отрубят мою тупую и доверчивую башку, я отсюда никуда не уйду.
И снова я остервенело жму на звонок. Снова. Снова. И снова.
Пока наконец-то музыка не стихает, а замки с лязгом не проворачиваются, одним своим звуком закидывая меня в гнилое болото обречённости, боли и обиды.
Но, вопреки ожиданиям, дверь открывается не сразу. И это будто бы последний удар по моей выдержке. Я со всей дури колочу в дверь кулаками, пока всё-таки не получаю то, за чем пришла.
Басов мне открывает, одним своим видом убивая во мне всё живое. Всё светлое, чистое и незамутнённое, что родилось когда-то благодаря ему одному.
Он стоит, уперевшись рукой в дверной косяк, и смотрит на меня исподлобья так, будто бы я для него никто в этом мире. Никем родилась. Никем была. И умру дыркой от бублика.
Он в одних домашних штанах, низко висящих на узких бёдрах. Волосы взъерошены. Глаза красные. Злые. Совершенно чужие.
И мы смотрим друг на друга, понимая предельно точно – это конец.
Что тут ещё скажешь? Всё же понятно без слов.
Всем спасибо. Лавочка щедрости для жалкой Вероники Истоминой с этого дня закрыта навсегда.
– Просто скажи, – хриплю я, не узнавая собственный голос. Он совершенно мёртвый. – Это всё правда?
– Угу, – усмехается Ярослав и меняет позу, складывая руки на груди. Чуть пошатывается. Пьяный, что ли? Но это же вообще не про него.
– Ясно, – задираю голову выше, сдерживая поток жгучих слёз.
– Ой, да брось, Вероничка, ты же теперь не в накладе, – странно тягучим голосом выдаёт Басов и облизывается, медленно скользя по моей фигуре взглядом, полным ненависти.
Ещё утром он смотрел на меня иначе.
– Накупишь себе бусиков-трусиков, все дела, – машет рукой и отворачивается, как будто ему противно на меня смотреть.
И вдруг я понимаю – он уже всё знает.
– Я не взяла ни копейки из того, что мне предложили.
– Да? – удивлённо вскидывает брови Ярослав. – Ах, ну конечно. И как я мог подумать иначе?
Смеётся хрипло. Затем скалится в подобии улыбки и тянется к двери, чтобы захлопнуть её перед моим носом.
Вот так вот просто – раз, и всё.
Слёзы всё-таки срываются с ресниц. Из груди вырывается всхлип абсолютного опустошения. Я почти падаю в обморок от той боли, что испытываю в этот самый момент. Это будто тысячи раскалённых кинжалов, облитых ядом, вонзились в моё сердце одним разом, разрывая его на куски.
Нет, хуже!
Но Басову и этого было мало. Зачем тормозить, когда можно на полной скорости впечатать меня в асфальт, верно?
Он не успевает захлопнуть дверь, когда из гостиной в коридор выходит полуголая блондинка. И я прекрасно знаю её – это Стефания Андриянова. Её волосы тоже в беспорядке. Помада размазана.
– Бас, ну ты где там потерялся? Я тебя заждалась...
Меня взрывает. Нет больше Вероники Истоминой. Ничего больше нет...
– Ты бездушная, эгоистичная, циничная скотина, Басов! – шепчу я ему сквозь бесконечный поток слёз, но этому чудовищу глубоко плевать на то, что от меня ничего не осталось.
– Здорово, правда? – гадко улыбается он, пока я пячусь от него. – Или, постой, тебе что, не понравилось, м-м?
Упираюсь спиной в лифт. На ощупь жму кнопку вызова и тут же створки разъезжаются. Ещё мгновение и этот страшный фильм ужасов подойдёт к концу.
Ну же, потерпи ещё немного, Ника!
– За что? – шепчу я одними губами.
– Забавы ради, – отвечает он, пожимая плечами.
Лифт, наконец, захлопнулся, а я у меня на подкорке навсегда отпечаталось его лицо таким, каким я видела его в последний раз: заострённые скулы, поигрывающие желваки, недовольно поджатые губы и глаза, полные презрения.
Не знаю, как добралась до дома. Просто шла по внутреннему навигатору и ревела в голос, не обращая внимания на прохожих и риторические вопросы из разряда: «девушка, с вами всё в порядке?». Конечно же, да! Что будет ходячему трупу?
Лёгкие на разрыв.
В голове отбойный молоток взбивает в кровавую пену мои мозги.
По венам бежит серная кислота вперемежку с битым стеклом.
Сердца больше нет. Оно осталось там, на двадцатом этаже моего места казни. Растерзанное. И никому не нужное.
Домой ввалилась вся мокрая от дождя. А затем просто сползла по стене в прихожей и уставилась прямо перед собой, не понимая, как теперь жить дальше. И в этот самый миг, в частности, зная, что где-то там он, мой персональный палач, кувыркается в койке со своей новой игрушкой.
Смеётся.
Целует её.
Шепчет, как ему хорошо быть с ней.
Пока я медленно дохну, не зная, что лучше – вот так или заживо сварится в кипятке. По мне, так второе.
Неожиданно вздрагиваю.
Это рядом начинает истерично визжать мать, но всё пролетает мимо моих ушей. У меня тут своя атмосфера боли и тлена. Не надо мешать, я всё это, глупая курица, заслужила.
Реву. Не могу остановиться.
Мать чем-то тычет мне в лицо. Телефоном, кажется. Дёргает за плечо, требовательно просит что-то объяснить.
Молча отвожу её руку в сторону и продолжаю глотать слёзы. Весь мир размывается в один кровавый след, а затем меркнет. Мне что-то дают выпить. Помогают снять с продрогшего тела ветровку и разуться.
Но я ни на что не реагирую, потому что мой взгляд уже нашёл то, что окончательно меня уничтожает.
Телефон матери лежит на тумбочке. Там открытая переписка с контактом «Басов». Несколько до ужаса неприличных снимков, на которых изображена я. И примечание:
«Что ж, увы, но твоя дочь меня не впечатлила. За труды я бы поставил ей твёрдую двоечку, не более. Нужны дополнительные занятия и факультативы».
Верь только мне, да? Ну, хорошо...
***
Конец первой части.








