Текст книги "Спорим, тебе понравится? (СИ)"

Автор книги: Даша Коэн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 27 страниц)

Вероника

– Хэй, ты чего дрожишь? – попадаю в объятия Басова и блаженно утыкаюсь носом в его футболку, которая пахнет свежестью, мужеством, бергамотом и горьким апельсином. Млею. Что-то мурчу нечленораздельно, наслаждаясь тем, как горячие ладони парня пробираются под петли пуговиц моего платья на спине и обжигают кожу.

– Вопрос риторический, – продолжаю вдыхать его запах полными лёгкими, мечтая пропитаться им под завязку.

– Тогда едем?

– Сейчас, сейчас, – киваю я, прикрыв веки, – дай только дух перевести, ладно?

Спустя несколько бесконечно прекрасных минут мы всё-таки садимся в прогретый салон автомобиля. С заднего сидения Ярослав достаёт охапку цветов и протягивает её мне.

– Вау, – тяну я, осторожно прикасаюсь к нежным лепесткам, – они очень красивые. Спасибо!

Чувствую, что в груди клокочет невыносимое счастье! Перекрывает всё, что было до и что будет после. Ревёт. Бушует. Пенится. И кажется, что ещё чуть-чуть и меня реально разорвёт от чувств к этому невозможному парню.

– Очень красивая ты, Истома. А это просто цветы.

– Не просто, – бормочу я, – для меня не просто. Понимаешь?

– Понимаю, – чуть наклоняется ко мне и касается губами костяшек моих пальцев, слегка прикусывает, смотря на меня исподлобья. И улыбается так, что все внутренности в моём животе в момент сворачиваются в морские узлы.

– Как они называются? Первый раз в жизни вижу такие красивые.

– Какие-то там лютики, – ухмыляется Басов и наконец-то отрывается от меня, чтобы завести двигатель, – кажется, азиатские.

– А-а, – хихикаю я, – ранункулюс.

– Не ругайся, – фыркает он, и мы оба заходимся смехом.

– Жаль, что я не смогу их забрать с собой, когда этот вечер закончится, – бормочу я спустя несколько минут тишины между нами, и ненависть к собственной матери вспыхивает ещё ярче. Гашу это чувство в себе и упорно переключаю внимание. Ну уж нет – она не испортит мне этот вечер. Даже на расстоянии!

Через минуту выдыхаю...

Мы просто едем по пустому, уже почти ночному городу и слушаем приглушённую музыку. Я пытаюсь отдышаться, но нервы гудят, как высоковольтные провода. От страха перед тем, что ждёт меня впереди и от робости перед тем, кто сидит рядом со мной.

И пусть это звучит до ужаса банально, но... Ярик – он не такой, как все. Он другой. Он меня разглядел, достучался и вопреки всему подарил сказку, о которой я даже и мечтать не смела. Так что, если на свете и существует истинная религия, где необходимо верить в какого-то неоспоримого бога, то вот она – Басов единственный, кто способен сделать меня счастливой. Без восхваления. Без бесконечных молитв. Без преклонения колен. Разве это не повод смотреть на него, как на идола?

– Любуешься? – замечает парень мой пристальный, тяжёлый, наполненный обожанием взгляд.

– Да, – киваю я и смущённо отвожу глаза. Он такой вау – весь в чёрном – стильные, чуть потёртые джинсы со рваным правым коленом, футболка с надписью «Directed by Robert B. Weide», кожаная, явно дизайнерская косуха, массивные часы на запястье и пара фенек с матовыми бусинами.

Восторг!

– Любишь меня? – это вопрос рвёт в груди какую-то струну, и она затихает, в последний раз издавая жалобный вопль.

– Люблю, – шепчу я обескровленными губами и сглатываю ком, размером с целую галактику.

Остановка на светофоре, но Басов лишь впивается в меня своим шоколадным взглядом. Топит. Кончиками пальцев очерчивает моё лицо, задевает нижнюю губу, слегка её оттягивает. Дыхание срывается, и я отчаянно жду, что он ответит мне взаимностью или хотя бы меня поцелует.

Но вместо поцелуя я вздрагиваю, испуганно прижимая ладонь к груди – это разрывает тишину надвигающейся ночи клаксон автомобиля, что стоит позади нас. Зелёный давно загорелся, а мы и не заметили, оглушённые чувствами.

Качаю головой, переживая внутри себя миллионы крошечных торнадо, что окончательно разматывают меня. Но я рада всей этой сумасшедшей квинтэссенции – лучше так. Я рядом с ним живая!

Знакомая элитная многоэтажка подмигивает нам огнями, взмывающими в черноту осеннего неба. Ладошки потеют, и я начинаю нервно ёрзать на сидении.

– Боишься?

– Нет, просто...

Блин, не могу я ему врать. Я боюсь. Нет, больше! Я в ужасе, потому что я не научилась ещё играть в эти игры. Но ведь это же они, так? Взрослые. Опасные. Заставляющие душу разбиваться на тысячи осколков от предвкушения и робости. А вдруг у меня не получится? А вдруг ему не понравится? А вдруг он попросит того, чего я пока не могу ему дать? Что тогда?

Мне хочется быть волшебной Истомой. Но на деле я чувствую себя лишь Верой с лишним весом и слишком откормленными тараканами в голове.

– Готова? – поворачивается он ко мне, когда автомобиль глохнет на подземной парковке.

– Нет.

– Отлично, – улыбается как демон, облизывает нижнюю губу и её же прикусывает.

А затем достаёт широкую атласную ленту.

– Мы же не в сопливой мелодраме, Яр.

– Плевать, – хмыкает, – я так хочу.

– Что именно?

– Подарить тебе кино. Не знаю, возможно, «Сумерки» или «Спеши любить».

– Главное, чтобы не «Жестокие игры».

– Я это учту.

Выходит из тачки и идёт ко мне, открывая дверь с моей стороны. Выхожу тоже, дрожа всем телом, а затем покорно жду, пока Басов крепко завяжет ткань на моих глазах. Целует в щеку, скользит губами до моего рта, чуть прикусывает, но не добирается до пункта назначения, и я шестым чувством ясно вижу, что он довольно улыбается, словно кот, только что сожравший мышь, за которой гонялся последние полгода.

– Идём.

Шагаю поломанной куклой. Дышу взахлёб – ещё немного и будет гипервентиляция лёгких. Моё тело планомерно слетает с катушек.

Рядом с ним!

– Что ждёт меня там, Яр? – подавившись эмоциями, всё-таки спрашиваю я, когда лифт несёт нас на двадцатый этаж.

– Я, – отвечает Басов и прижимается ко мне максимально близко, опаляя кожу щеки своим жарким дыханием, – и сюрприз. Я же говорил.

Кончики его пальцев шаловливо дотрагиваются до моих бёдер и нагло задирают ткань шерстяного платья всё выше и выше, пока не шокируют рецепторы своим прикосновением кожа к коже.

Коротит. Взрывает!

Еще наглее. Еще провокационнее. И вот уже я чувствую его руки на своих ягодицах. Сжимает с силой, и я охаю. Чуть поднимает, и я хватаюсь за его плечи как утопающий за пену морскую. Удерживаю тело, лишь стоя на носочках. Но парень только чувственно щекочет мимолётными прикосновениями губ к губам, запуская по телу миллионы киловатт электричества, и продолжает хозяйничать под моей юбкой.

– Яр.

– Я здесь.

Мир неожиданно кружится – это Басов подхватывает меня на руки и несёт. Куда-то...

– Я не монстр, – шепчет он мне на ухо.

– Ты хуже?

Смех...

На ноги меня ставят уже возле входной двери. Я слышу, как проворачивает ключ сердечник замка, а затем меня ведут внутрь. В тепло, пропахшее розами и немного воском. Где-то в глубине квартиры играет чарующая медленная мелодия.

– Готова?

– Я уже отвечала сегодня на этот вопрос, – прикасаюсь пальцами к повязке и смело сдираю её с глаз.

А затем просто и незамысловато выпадаю в нерастворимый осадок.

– Боже...

Передо мной что-то невероятное – повсюду высокие свечи – на полу, на мебели. И лепестки роз... выстланы дорожкой, по которой я, не задумываясь, принимаюсь идти, пока не достигаю гостиной.

Слёзы катятся из глаз, но я игнорирую их. Есть кое-что поважнее этих сокрушительных эмоций, что бушуют внутри меня. Это всё для меня сделал он – мой мальчик с глазами цвета топлёного шоколада.

– Яр, – шепчу я, тыльной стороной ладони прикрыв рот.

– Тебе нравится? – обнимает меня сзади и целует в шею, запуская табуны мурашек бесцельно бродить по телу.

– Это же просто сон, – бормочу я, – просто сон...

Свечи везде!

И лепестки роз тоже!

У панорамных окон накрыт столик на двоих. На нём стоит ведёрко со льдом, в котором виднеется запотевшая бутылка. Хрустальные фужеры, металлические клоши. Вазочка со спелыми ягодами.

Взгляд мой плывёт от едва сдерживаемых слёз.

Я так благодарна Ярославу за это вечер. Так непомерно счастлива быть с ним рядом. Греться в лучах его внимания. Чувствовать себя центром его вселенной. И бесконечно тонуть в его глазах.

Безумно вкусный ужин. Разговоры обо всём на свете. И наконец-то десерт.

Мороженое, посыпанное трюфельной стружкой и марципаном.

– Шампанское не попробуешь?

– Нет, – отрицательно качаю головой.

– Маленькая ещё?

– Уже нет. Сегодня мне исполнилось восемнадцать, – шепчу я, глядя, как стрелка часов отмеряет последние пять минут моего дня.

– И ты молчала? – с упрёком, шёпотом цедит Ярослав, а затем встаёт из-за стола, подходит ко мне и садится передо мной на колени.

– Это не так важно, – сглатываю я, взволнованно наблюдая, как парень тянет мои ноги на себя. И чуть задирает юбку, оголяя икры.

– Важно всё, что касается тебя, Истома, – наклоняется и целует мои пальцы, что вцепились в подол платья, не позволяя ему задрать его ещё выше.

– Яр...

– Ты испачкалась мороженым, – чуть касается он уголка моих губ.

– Да? – пытаюсь я вытереть след от лакомства, но он тут же тормозит меня.

– Ч-ч... дай я тебя оближу.

Сердце почему-то умирает в груди от этих двух слов, и я почти теряю сознание, видя, как он смотрит на меня. Горячо. По-мужски. Требовательно.

– Истома? Можно?

О боже...

– Да.

Его победоносная улыбка рвёт все шаблоны.

Ткань моего платья неумолимо ползёт вверх.

Сильные ладони разводят бёдра в стороны.

И чуть приподнимают их, чтобы избавиться от ненужного тряпья.

– Что ты делаешь? – в кромешном коматозе успеваю спросить я.

– То, что обещал...

А дальше мне осталось только умирать... от наслаждения... в его руках...

Глава 41 – Проснись и пой!

Вероника

Я лежу в кровати Басова и изо всех сил пытаюсь завернуться в одеяло, но парень только смеётся. И бесконечно тянет ко мне свои руки, пока окончательно не обездвиживает.

Замираю. Сглатываю. Пытаюсь расслабиться, хотя тело ещё не отошло от потрясения. Меня мелко потряхивает, а за рёбрами, не справляясь с напряжением, гудит захлёбывающееся сердце.

Отметила, блин, день рождения...

Кончики его пальцев высекают колкие мурашки на моём бедре, и они бродят невменяемым пьяным стадом по коже. Вздрагиваю. Прикрываю глаза. Чувствую...

– Не прячься от меня, – шепчет парень, осыпая моё лицо короткими, отрывистыми поцелуями, – ты ведь такая красивая, Истома.

– Яр, – выталкиваю я из себя хрипло.

– М-м?

– У меня голова кругом.

– Такая же история.

– Мне бы отдышаться.

– Дома отдышишься.

– Но..., – снова пытаюсь прикрыться, но Басов упорно разводит мои руки в сторону и прикусывает нижнюю губу, рассматривая меня всю.

– Перестань стесняться, Истома. Я всё уже видел. Попробовал. И присвоил себе.

– Боже, – закатываю глаза, а затем и вовсе зажмуриваюсь. От жгучего стыда за то, что совершила. От ужаса, что так легко ему сдалась. От внутреннего томления, потому что мне понравилось быть с ним одним целым.

Перед мысленным взглядом тут же услужливо яркими вспышками сверкают флешбэки произошедшего между нами. Невероятное удовольствие от его рук и языка. Звук рвущейся фольги. А затем жгучая боль. Невыносимое растяжение. Жжение. Глубокие, размашистые толчки.

И чувство бесконечного счастья, взрывающееся во всём теле красочными фейерверками.

– Утро ещё не наступило, Истома, – рычит он и его зубы вонзаются в особенно чувствительное место на шее, заставляя меня выгнуться под ним дугой и глухо застонать.

И я снова превращаюсь в безвольную куклу в его руках, в которую он играет так, как ему того хочется. Но я не могу сказать ему «нет». Я вообще утратила дар речи. Единственное, на что меня хватает – это изо всех сил обнимать Басова, млеть в его объятиях и любоваться уверенными движениями сильного, тренированного тела, не веря, что он действительно и всецело принадлежит мне.

Спустя вечность, Ярослав затаскивает меня в душ, а затем мы оба, завернувшись в огромные банные халаты, располагаемся в гостиной. Снова едим мороженое. Болтаем о пустяках.

А ещё Басов периодически берёт в руки телефон и фотографирует меня, когда я того не вижу.

– Не надо, – пытаюсь я упрекнуть его, но парень только хищно улыбается мне и рубит.

– Надо.

Уже под утро, в опасной близости к тому моменту, когда мне придётся покинуть этот сладкий, наполненный любовью мир, и вернуться в своё серое, непрезентабельное настоящее, мы лежим на диване, а я сонно вожу пальчиком по груди Ярослава.

– Что ты делаешь? – хрипло спрашивает он.

– Считаю твои родинки, – целую я очередную, до которой дотронулась.

– Зачем? – ерошит Ярослав мою макушку.

– Чтобы помнить тебя... всегда.

Неожиданно хватка его становится жёстче, и парень за волосы подтягивает меня к себе. А затем впивается в мой рот поцелуем. Таким развратным. Таким требовательным. Таким жадным. Будто бы и он пытается запомнить меня навечно.

Из уголка глаза скатывается слезинка, и я всхлипываю, пока язык парня толкается в меня, накачивая кровь пузырьками шампанского, и заставляет сходить с ума.

– Ты и так никогда не сможешь меня забыть, Истома.

– Не смогу, – согласно выстанываю я, – но ведь это же и хорошо, правда?

Вот только Басов ничего мне на это не отвечает, лишь снова целует, целует, целует... Так, что я понимаю – хорошо. По-другому и быть не может.

Занеженная до безобразия и завёрнутая в его объятия, я всё-таки отрубаюсь. Лишь чувствую, как парень бесконечно и нежно гладит меня и шепчет какие-то милые глупости. О том, что я красивая. О том, что всё будет хорошо. О том, что я достойна большего.

Не успеваю переварить его слова и проваливаюсь в глубокую кроличью нору, но, кажется, уже через секунду вздрагиваю от звука будильника, что Ярослав специально завёл, чтобы мы не проспали все на свете.

Подскакиваю с дивана и недоумённо кручу головой, в первое время не понимая, где вообще нахожусь. Затем взгляд замечает в обеденной зоне на стуле моё платье и бельё. Щёки тут же вспыхивают ярким пламенем. И испепеляют меня к чертям собачьим.

Ох...

Закрываю глаза кулачками и качаю головой. Хочется поплакать. И может быть, даже умереть со стыда. Особенно тогда, когда из спальни, полностью одетый, выходит Басов и подмигивает мне.

– В душ пойдёшь?

– Э-м-м... пожалуй, нет, – переступаю я с ноги на ногу и ещё сильнее кутаюсь в плед, ощущая себя абсолютно беззащитной под его сканирующим взглядом.

– Ок, – кивает парень и натягивает на себя камуфляжное худи с нагрудной вышивкой «Dolce Gabbana», – одевайся, отвезу.

– Ладно, – киваю я и пытаюсь разглядеть хоть какие-то эмоции на его скуластом лице, но у меня ничего не выходит.

Грудь неожиданно и болезненно стягивает раскалённый добела металлический обруч.

– Истома, – склоняет набок голову Басов, – давай поиграем в гляделки в машине. Время, – и показательно стучит по своим наручным часам.

Я тут же киваю и бросаюсь собирать разбросанные вещи, а затем, торопливо перебирая ногами, спешу скрыться в спальне, игнорируя прилетевшее в спину:

– Чего я там не видел, Истома? – и ржёт.

Придурок.

Качаю головой, но упорно трясущимися руками пытаюсь упаковать себя в тряпки. Криво, косо, но получается, и я облегчённо выдыхаю, а затем выхожу обратно к Басову.

Не выдерживаю и задаю вопрос в лоб. Потому что меня жрут черви сомнения. А ещё, потому что мне необходимо знать, что я всё ещё нужна ему после всего, что между нами случилось.

Суеверный страх безжалостно насилует мозги и только парень, стоящий передо мной, может испепелить его одним лишь своим словом.

– У нас всё нормально?

– Конечно, – пожимает Ярослав плечами и улыбается мне, глядя на меня чуть исподлобья.

– Прости. Просто я, – заламываю руки, – боюсь.

– Перестань, – притягивает он меня к себе и смачно впивается в губы, сразу же наполняя тело сладкой эйфорией, – страх – бесполезное чувство, Истома.

Киваю непонятно чему. А затем облегчённо прикрываю веки, когда Басов переплетает наши пальцы и ведёт меня на выход. Обуваемся. Покидаем его квартиру. Едем по едва просыпающемуся утреннему городу. Молчим.

Перед моим домом долго целуемся. А потом я всё-таки покидаю кожаный салон и самого лучшего на свете парня, с которым мне не хочется расставаться по меньшей мере никогда.

Перед самым выходом он тормозит меня за руку.

Долго всматривается мне в глаза и произносит тихо:

– Спасибо.

– За что?

– За всё...

Лишь киваю, а затем позволяю в абсолютном молчании довести меня до двери моей квартиры. И попрощаться, в последний раз подарив губам нежное прикосновение его губ.

– До завтра? – пытливо спрашиваю я. – Или уже до понедельника?

Но Ярослав лишь улыбается мне и кивает на дверь.

– Иди, Истома, уже слишком поздно...

И я подчиняюсь. Порывисто сама целую его последний раз в щеку, а затем толкаю дверь в квартиру и переступаю порог.

Меня окутывает тишина и темнота. Тихонечко разуваюсь и прибираю обувь на полку. Снимаю ветровку. Торможу на мгновение, вздрагивая оттого, что холодильник вдруг разорвал тишину и чуть затарахтел.

– Вот же чёрт! – выдохнула я и по привычке перекрестилась.

А дальше на носочках двинула к своей комнате. Прошла внутрь, притворила за собой дверь, а затем развернулась и неожиданно зажмурилась.

Яркий свет ударил по глазам и резанул по нервам. По телу разлилась серная кислота ужаса. Прикрыла в момент вспотевшими ладошками лицо, но убежать от уродливой действительности так и не смогла.

Барабанные перепонки разорвало от голоса матери, что сидела в данный момент в кресле у окна.

– Ну что, доброе утро, Вера?

Глава 42 – Епитимья

Вероника

В первую секунду тело ещё не осознаёт, что именно происходит. Оно теряет равновесие от внезапного и молниеносного нападения, заваливается на колени, рефлекторно прикрываясь, но ещё плавает в зыбком непонимании происходящего. Не верит, что это в принципе возможно. Но со вторым ударом нервные окончания начинают визжать, подавая сигналы мозгу, и тогда каждая клеточка наконец-то взрывается болью.

Я кричу. Пытаюсь увернуться. Прикрыться. Хоть как-то спрятаться от жалящих и разъярённых ударов, но проигрываю.

– Мамочка, не надо, прошу! – визжу я, когда металлическая бляшка отцовской портупеи впивается в нежную кожу на бедре. А затем ещё раз и ещё, пока из груди не вышибает весь воздух, вместе с воплем непереносимой муки.

– Дрянь! Какая же ты дрянь выросла, Вера! – орёт она дурниной и дёргает меня за ворот моего платья. Ткань впивается в горло до удушья и я, закашливаясь, пытаюсь освободиться из этих тисков, но тут же получаю удар ремнём по рукам. – Позор на мою голову! Позорище!

Взвизгиваю. Из горла вырывается плач.

Но в следующую минуту кричу на разрыв глотки, потому что мать снова дёргает платье на спине и в этот раз пуговички не выдерживают такого натиска и разлетаются по комнате, закатываясь под шифоньер. А я по инерции заваливаюсь вперёд и не успеваю выставить впереди себя руки, до искр из глаз врезаясь в спинку собственной кровати.

Колени от страха превратились в желе, и я уже не могу подняться. Да и смысл? Мать сильнее меня, выше почти на голову, да ещё и гораздо крупнее. Будь её воля – и она просто раскатает меня в этой комнате, не оставив и мокрого места. Именно поэтому я лишь забиваюсь в угол и жду, когда же этот кошмар наконец-то уже закончится, ещё даже не догадываясь, что это лишь начало.

– Получи! – и обнажённую кожу спины без конца и без края принимается жалить грубая портупея.

Кажется, на ударе десятом у меня лопается кожа.

– Не надо! – сбитым шёпотом пытаюсь я достучаться до разъярённой матери, но та лишь без устали замахивается на меня. Она не слышит ни слова. Да и я, кажется, сорвала голос, и теперь изо рта вырываются лишь хриплые стоны, которые ещё больше растравляют ненависть моего палача.

Она осекается только тогда, когда я снова пытаюсь увернуться и хлёсткий, безжалостный удар прилетает мне по скуле. Охаю, закрывая лицо.

– Не надо, мама! – насилуя голосовые связки, каркаю я.

– Надо, дрянь ты эдакая! Я научу тебя уму-разуму. Я выбью на твоей коже нравственные постулаты, если потребуется! Выжгу их раскалённым металлом! Вырежу ножом, ты поняла меня!

– Нет! Прошу...,– ору я, пытаясь подняться, но снова падаю, получая удар по лицу наотмашь. Голова запрокидывается назад и я, теряя равновесие, заваливаюсь набок, успевая лишь свернуться в позу эмбриона, прежде чем получить следующую дозу издевательств. Металлический привкус разливается во рту. Ремень задевает шею, ранит ухо. Снова прилетает по пальцам, когда я пытаюсь закрыть лицо.

Дальше всё как в тумане...

В комнату на наши крики врывается бабка и принимается равнодушно взирать на то, как мать, тяжело дыша, снова и снова замахивается на меня с ремнём.

– Всю ночь шлялась где-то, блудница!

– Бей сильнее, дочка, – слышу монотонный призыв бабки, – это сам Бог постучался в нашу семью и вложил в твою руку своё слово. Бей её им, пока до этой грешницы не дойдёт, что такое хорошо, а что такое плохо.

Чувствую, как задирают на мне подол платья и приспускают колготки с нижним бельём. Я не в силах больше сопротивляться. Мне страшно. Мне больно. Я растоптана.

– Пожалуйста, – обескровленными, искусанными губами умоляю я, но тут же получаю по ним ещё один удар. Это бабка.

– Заткнись! И попробуй только ещё раз рот свой открыть, мерзкое отродье!

Не знаю, сколько продолжался этот кошмар, но могу сказать точно, что после жалобных криков, я замолчала и лишь тихонечко скулила, пытаясь обмануть собственное сознание.

– Это всё неправда, – бормотала я бессвязно, вздрагивая, когда бляшка в очередной раз вонзалась в мою плоть, – я не здесь, не здесь...

В одном шаге от тёмной пропасти, в которое спешило провалиться моё сознание, мать всё-таки выбилась из сил, и в изнеможении рухнула в то же самое кресло, в котором дожидалась меня. А затем расплакалась навзрыд, отшвыривая от себя ремень.

– Я воспитала шлюху! – сетовала она горестно. – Ну, с кем ты была, потаскуха? Отвечай!

– Ни с кем, – выдохнула я и постаралась прикрыть избитые ягодицы подолом платья.

– Не слышу! – схватила он со стола какой-то учебник и в остервенении зашвырнула его в меня. Реакции притупились. Увернуться не вышло.

– Ни с кем, клянусь, – попыталась я приподняться, но тут же рухнула обратно, задохнувшись от боли, что прошила каждую клеточку моего тела.

– Лживая, подлая, изворотливая дрянь! – заголосила мать.

– Хуже, – выплюнула бабка, – пусть собирает манатки и проваливает из нашего дома. Немедленно. Прямо сейчас!

Сердце пропустило болезненный удар о рёбра и затихло, в ужасе ожидая окончательного приговора.

– Мама, уйди, – внезапно услышала я просьбу, озвученную родительницей.

– Но...

– Уйди, сказала!

Закрываясь, скрипнула дверь, а через пару мгновений комната погрузилась в зловещую тишину, нарушаемую только нашими хриплыми дыханиями. Моё – от боли. У той, что звалась моей матерью – от ярости.

– С кем ты была, Вера?

– Ни с кем.

– Ладно. Я тебе подыграю. Ты ещё девственна?

– Да.

– Завтра я за волосы потащу тебя к гинекологу! Это ты понимаешь? Тогда ты получишь не только за блуд, но еще и за вранье!

– Тащи, – пульсируя от зубодробительной боли, безучастно прошептала я и снова тихо расплакалась, чувствуя себя униженной до такой степени, что хотелось просто сдохнуть прямо здесь и сейчас.

И гори в аду эта женщина, что породила меня на свет!

Ненавижу её!

– Ты была с Басовым, Вера?

– Тебе теперь везде будет мерещиться этот парень?

– Если ты была с ним, то я просто придушу тебя голыми руками. Вот тебе моё слово!

– Души, мама. Сделай уже наконец-то то, что тебе так хочется.

– Кто это был?! – снова заорала она, что есть мочи, и разрыдалась.

– Шесть утра, мам. Люди спят.

– Кто это был?! Отвечай, позорная ты потаскуха!

– О-о, а кто был тот, с кем ты нагуляла меня, моя безгрешная мамочка? – срывающимся, исковерканным болью голосом закричала я.

Боже! Я чудовище! Но спросить это сейчас было всё равно, что вколоть себе убойную дозу обезболивающего. И вот уже не имеет значения, что все мои ягодицы, бедра, спина и руки изуродованы ярко-алыми рубцами, некоторые из которых налились сукровицей.

– Ты больше мне не дочь, – встала она на ноги и посмотрела на меня как на кусок говна.

– Очень жаль, – охнула я и всё-таки приподнялась, становясь на колени, – очень жаль, что тебе понадобилось восемнадцать лет, чтобы дойти до этого понимания. Сделай ты это раньше, и тогда, возможно, государство и приёмная семья дали бы мне чуть больше любви, чем ты – женщина, которую я не просила меня рожать!

– Ты под домашним арестом, Вера, – усмехнулась мать, напрочь проигнорировав мои слова, а затем направилась на выход из комнаты, но перед тем, как выйти, всё-таки припечатала меня напоследок парочкой ласковых, – и да, лучше бы в той аварии умерла ты, а не моя Ира.

– Лучше бы я вообще не рождалась, – прошептала я уже закрытой двери, а затем соскоблила себя от пола и, охая, добралась до кровати.

Рухнула в неё, не раздеваясь и скуля побитым щенком.

Снова одна...

Снова потонула в собственных слезах. Обняла себя крепко-крепко, потому что больше было некому, и растворилась в боли, запоминая каждую её грань.

Чтобы помнить, что это значит – любовь, забота и участие родной мамы.

Но через секунду не выдержала этой битвы с мукой в одиночку и достала из укромного места из-под матраса тот самый телефон, сразу же открывая переписку с Ярославом.

Я же теперь не одна. У меня есть он – мальчик с глазами цвета счастья. Мой родной. Мой любимый. И он обязательно придёт и станет моей анестезией. Моей отдушиной. Моей верой в то, что я ещё кому-то не безразлична в этом, полном уродливых чудовищ, мире.

«Ты нужен мне. Сегодня. Сейчас!»

Сообщение повисло непрочитанным конвертиком, а я до крови прикусила щеку изнутри и прошептала:

– Пожалуйста, ответь. Без тебя я не справлюсь...