Текст книги "Кочубей"

Автор книги: Даниил Мордовцев

Соавторы: Николай Сементовский,Фаддей Булгарин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 57 страниц)

Мария замолчала, опустила голову на грудь, задумалась и вдруг вскочила с постели, быстро подбежала к Огневику, взяла его за руку и, устремив на него свои пылающие взоры, сказала:

   – Я открою перед тобой душу мою, Богдан! Поверю величайшую тайну и поручу тебе судьбу мою и целой Украины и Малороссии! Что ты на меня смотришь так недоверчиво! Не сомневайся! Судьба этого края вот здесь! – Мария ударила себя по голове. – Мне нужен только человек с душою адамантовою, с волею железною, с головою Мазепиной, с сердцем человеческим. Этот человек должен быть – ты!

Огневик не знал, что отвечать. Он смотрел в недоумении на Марию, которая, с разгоревшими щеками, с пламенными глазами, дрожала и казалась в восторженном состоянии, подобно провозвещательнице или волшебнице, совершающей чары. Мария присела на сундуке возле Огневика и сказала:

   – Слушай меня! В Малороссии не знают роду моего и племени. Я жидовка... – Огневик невольно подался назад. – Ужели ты не свободен от детских предрассудков? – спросила Мария, – неужели и ты веришь, что одно племя лучше создано Богом, нежели другое?

   – Нет., не то... но я удивляюсь, находя в тебе необыкновенный ум... – возразил Огневик в замешательстве. Мария презрительно улыбнулась:

   – Так – я жидовка! Отец мой был богатый банкир в Лемберге. Матери я лишилась в детстве. Противу обыкновения нашего народа, отец мой не хотел жениться в другой раз, чтоб не наделить меня мачехою. Он был ко мне страстно привязан. Находясь в беспрерывных связях с значительными домами Германии и в Италии, отец мой принуждён был часто путешествовать. Ему ненавистно было невежество и заслуженное унижение польских жидов. Будучи сам человеком образованным и начитанным, он вознамерился воспитать меня по образцу дочерей богатейших христианских банкиров. Меня окружили учителями и придали для надзора итальянку, женщину высокого образования, жившую некогда в кругу вельмож. Отец мой хотел сделать меня способною вести банкирские дела, после его смерти, и назначил мне в женихи одного бедного голландского жида, также воспитанного по-европейски, обязав его условием, чтоб ом был подчинён моей воле по управлению делами. С детства я приобрела навык говорить правильно почти на всех европейских языках, преодолев трудность произношения, отличающую наше поколение. Не находя удовольствия в обществе моих грубых соплеменниц и не довольствуясь даже обществом польских и иностранных женщин, слишком легкомысленных, я проводила время в чтении и в беседах с отличнейшими учёными, которых отец мой приглашал к себе, нарочно для меня. Уже мне минуло 18 лет, но я не только не хотела идти замуж, но даже видеть моего жениха. Голова моя и сердце были наполнены мыслями и чувствами, несогласными с моим назначением! Я мечтала о величии, о славе. В это время Мазепа прибыл в Лемберг и остановился в нашем доме. Ом хотел видеть чудо, как тогда меня называли, увидел, поговорил и не мог расстаться. Вскоре между нами начались тайные беседы без ведома моего отца. Я находила удовольствие быть с ним. Он уж и тогда был немолод, но ум его, познания, любезность заставляли забывать его лета. Я не была никогда влюблена в него, но не могла противиться какой-то сверхъестественной силе, которою он сковал меня. Представив мне ничтожность моего настоящего и будущего существования, при моём уме и чувствованиях, Мазепа предложил мне бежать с ним, обещая на мне жениться. Мысль быть гетманшею меня соблазнила! Не стану распространять моего рассказа... одним словом, я согласилась оставить родительский дом, отречься от веры... Мазепа возвратился в Малороссию, а чрез месяц я бежала от отца и явилась в Батурин, к Мазепе, как заблудшая овца в волчье гнездо...

Из последствий ты догадываешься, что Мазепа обманул меня и сделал игралищем своего сладострастия... Между тем отец мой умер с горя, а родственники завладели моим имуществом, на которое я потеряла право, приняв христианскую веру. Оставшись бедною сиротою, без имени, без чести, я должна была выйти замуж за простого казака, для прикрытия моего бедственного положения. В душе моей пылала месть... Но я успела воздержать себя в надежде достичь со временем того, в чём однажды обманулась. Я вошла в связи с польскими жидами. Ты должен знать, Богдан, что миром управляет не сила, как думают непосвящённые в таинства политики, но хитрость, владеющая силою. Католическою Европою управляют жиды, духовенство и женщины, то есть деньги, предрассудки и страсти. Спи пружины соединяются между собою невидимо в чудной машине, движущей мир! Я знаю склад её, и в моих руках ключ. Сам Мазепа, мечтающий о власти... есть не что иное, как слабое орудие, приводимое в движение главными пружинами. Польские жиды, ксёндзы и женщины вознамерились сделать его независимым владетелем Украины, для своих выгод. Мазепа уже согласился отложиться от России и присоединиться к Карлу. Ожидают только его приближения. Я всё знаю, хотя гетман и скрывает передо мной умышляемую им измену. Тебе, Богдан, предстоит великий подвиг и великая слава, если захочешь исполнить мою волю. Ты умён, учен, смел и... красавец... Поезжай к царю московскому, открой ему измену Мазепы, которой я тебе дам доказательства, и предложи любимцам царским миллионы, кучи золота, если они уговорят царя сделать тебя гетманом. Я дам тебе деньги и письма к московским вельможам, с которыми нахожусь в связях. Ты не знаешь, что в самой России существует заговор противу царя. Русские бояре, оскорблённые предпочтением, оказываемым иностранцам, и величием любимцев Петра, вознесённым им из праха, соединились с духовенством, которое опасается лишиться церковных имуществ, потеряв уже всю прежнюю силу. Все фанатики, все раскольники, все приверженцы старины, полагающие спасение души и благо отечества в бороде и в покрое кафтана, только ждут знака, чтоб восстать противу нововведении. Они избрали сына царского, царевича Алексея, своим главою... Они боятся Мазепы и с радостью согласятся избрать в гетманы человека, им преданного. Главный заговорщик, Каким: он в милости у царя и в дружбе с вельможами, его любимцами... Я с ним в связях... Итак, от тебя зависит освободить Палия, отмстить Мазепе и сделаться гетманом!..

Огневик едва верил слышанному. Он смотрел с удивлением на чудную женщину и не мог собраться с духом, чтоб отвечать ей.

   – Вот что гы можешь сделать, Богдан! – продолжала Мария. – Но от тебя требуется одной жертвы...

Мысль о гетманстве, о мщении, об освобождении Палия и о возможности соединиться с Натальей, эта мысль, как искра, зажгла сердце Огневика. Он чувствовал в себе душевную крепость и способность удержаться на высоте, которая представлялась ему в таких блистательных надеждах.

   – Говори, Мария! Я ничего не устрашусь!

   – Здесь дело не в страхе. Я не сомневаюсь в твоём мужестве. Но ты должен пожертвовать детскою твоею любовью к Наталье и жениться на мне!

Огневик вскочил с места и, став перед Марией, бросил на неё суровый взгляд.

Мария внезапно побледнела, уста её дрожали.

   – Какой жертвы ты от меня требуешь! – сказал Огневик. – Неужели ты стерпишь, чтоб я принёс тебе в супружество сердце без любви? Довольствуйся моею дружбою, благодарностью... Я буду чтить тебя как божество, любить, как друга, повиноваться, как благодетельнице...

   – Этого для меня мало! – сказала Мария. – Будь моим и люби себе Наталью, люби из-за меня! Я победила силою ума предрассудки общежития, но не могу победить страсти моей к тебе, Богдан! Я люблю тебя, люблю со всем бешенством, со всем исступлением страсти: мучусь, терзаюсь с той самой минуты, как увидела тебя, и пока руки мои не окрепнут, прижимая тебя к сердцу моему, пока я не вопьюсь в тебя моими устами, пока не задохнусь дыханием твоим, до тех пор адское пламя, жгущее меня, не утихнет... Богдан, сжалься надо мною.

Мария бросилась к ногам Огневика и дрожала всем телом.

   – Успокойся, Мария! – сказал Огневик, подняв её и посадив на прежнее место. – Время ли, место ли теперь говорить о любви, когда в душе моей яд и мрак!..

Мария, казалось, не слушала слов его:

   – Ты любишь Наталью! – сказала она. – Какою любовью может она заплатить тебе за твою страсть? В жилах всех европейских женщин течёт не кровь, а молоко, подслащённое изнеженностью. В моих жилах льётся пламя, а чтоб согреть, смягчить душу богатырскую, расплавить в роскоши тело, вмещающее в себе сердце мужественное, нужно пламя адское, а не молочная теплота! Во мне кипит целый ад, Богдан; но чрез этот ад проходят в рай наслаждений!.. Будь моим на один день... ты не оставишь меня никогда... ты забудешь Наталью!.. – Краска снова выступила на лице Марии, глаза снова засверкали. Грудь её сильно волновалась.

   – Мария, ради Бога, успокойся! – сказал Огневик. – Я теперь в таком положении, что не в силах понимать речи твои, постигать твои чувства… Душа моя прильнула к целям друга моего и благодетеля, Палея, и холодна как железо... Доставь мне случай увидеться с ним хотя на минуту, умоляю тебя! После... быть может, я буду в силах чувствовать и понимать что-нибудь...

Мария задумалась. Потом, взглянув быстро на Огневика, сказала:

   – Ты увидишь его! Я ни в чём не могу отказать тебе. Пойдём сейчас! Но помни, что или ты должен быть мой, или вместе погибнем!

Огневик не отвечал ни слова. Мария встала, подошла к столику, вынула из ящика кинжал, заткнула за пояс, взяла небольшую скляночку и, показав её Огневику, сказала с улыбкою:

   – Это яд! – Скляночку она положила на грудь, за платье. Потом, накинув на плечи мантию, а на голову чёрное покрывало, примолвила: – Пойдём! Пусть товарищ твой подождёт нас здесь.

Огневик, надев на себя кобеняк и опустив видлогу на голову, вышел за Марией и сказал Москаленку:

   – Жди меня здесь, а если до рассвета я не возвращусь, – ступай в Белую Церковь! Там должна быть наша общая могила, под развалинами наших стен!

Мария и Огневик в безмолвии шли по улицам Бердичева. Огневик не спрашивал Марии, куда она ведёт его. Он так поражён был всем случившимся с ним в сие короткое время, что, погруженный в мысли, не обращал внимания на внешние предметы, и тогда только пришёл в себя, когда они очутились у подъёмного моста, ведущего в монастырь кармелитский.

По сю сторону рва, к мостовому столбу прикреплён был конец цепи с кольцом. Мария дёрнула за кольцо; внутри каменных ворот раздался звук колокольчика, и из небольшого круглого окошка высунулась голова.

   – Кто там? – спросил сторож.

   – Нам нужно немедленно видеться с настоятелем монастыря, – сказала Мария. – Позови его.

   – Подождите до утра; скоро настанет день, – возразил стороне. – Настоятель почивает но дневных трудах.

   – Нам нельзя ждать ни минуты, – отвечала Мария, – дело важное, государственное, и ты отвечаешь головою, если промедлишь хотя одно мгновение!

   – Итак, подождите!

Прошло около четверти часа в ожидании, и вдруг цепи заскрипели на колёсах, и узкая перекладина, с перилами для пешеходов, опустилась. Калитка отворилась в воротах, и Мария с Огневиком вошли во внутренность крепости. Несколько вооружённых шляхтичей сидели на скамьях, под воротами и спросонья поглядывали на вошедших. Придверник велел им следовать за собою. Взойдя на первый двор, они увидели на крыльце толстого высокого монаха, закрытого капюшоном. Страж подвёл их к нему. Это был сам настоятель.

   – Кто вы таковы и что за важное дело имеете сообщить мне? – сказал гневно монах, зевая и потягиваясь. – Говорите скорей, мне некогда... – Сильная зевота с рёвом прекратила его речь.

Мария быстро взбежала на крыльцо, приблизилась к монаху и сказала ему на ухо:

   – Здесь находится пленник Мазепы, Палий. Позвольте моему товарищу повидаться с ним и переговорить наедине,c четверть часа!..

Монах отступил на три шага, протёр глаза и уставил их на Марию.

   – Кто ты такова и как смеешь просить об этом! В своём ли ты уме?

   – Кто я такова, для вас это должно быть всё равно, преподобный отче, – отвечала Мария, – а что я не сумасшедшая, это может засвидетельствовать вам Рифка...

При сём имени монах встрепенулся и как будто проснулся.

   – Говори тише, окаянная женщина! – проворчал он. – Если Рифка изменила мне, чёрт с ней; я более не хочу знать её, – примолвил настоятель. – Поди и скажи ей это. Я не смею никого допустить к Палию, без позволения гетмана. Ступай себе с Богом... – Монах хотел уйти, Мария остановила его за руку.

   – Вы должны непременно исполнить моё желание, преподобный отче, если дорожите своею честью, местом и даже своим существованием, – сказала она тихо. – В моих руках находятся вещи, принесённые в дар монастырю Сапегою, которые вы подарили Рифке и объявили, что они украдены. Мне известно, что вы на деньги, определённые на подаяние неимущим, выстроили ей дом и содержите её из доходов монастырских вотчин. Сверх того, у меня в руках та бумага, которую вы подписали так неосторожно, в пылу страсти, за три года пред сим! Если вы не исполните моей просьбы, завтра же обвинительный акт с доказательствами будет послан к примасу королевства. При этом уведомляю вас для предосторожности, чтоб вы не погубили себя опрометчивостью, задумав покуситься на мою свободу, что все эти вещи и бумаги хранятся в третьих руках и что это третье лицо, не причастное нашей тайне, имеет приказание выслать бумаги к примасу, когда я не возвращусь через два часа. Пыткою же вы не выведаете от меня, у кого хранятся обвинительные акты, потому что вот яд, которым я в одно мгновение прекращу жизнь мою, если вы на что-либо покуситесь... Что бы вы ни затеяли, дело пойдёт своим чередом...

   – Дьявол меня попутал, – шептал монах, ломая руки, – и вот он является мне олицетворённый в том же образе, в котором соблазнил меня! Чувствую, что я заслужил это наказание! Меа culpa, mea culpa, mea maxima culpa! – проворчал монах, ударяя себя в грудь. – Слушай, ты демон или женщина! Скажи мне, за что Рифка изменила мне? За что предала меня? Нечистое племя Иуды, порождение демонское! Так, поистине только женоотречение может доставить счастие и спокойствие на земле! Будьте вы прокляты, женщины, изменническое отродие Евино, игралище змеиное!

Монах бесновался, а Мария улыбалась.

   – Успокойся, преподобный отче, – сказала она. – Рифка не изменила и не изменит вам. Я нечаянно открыла эту тайну, которая сохранится навеки, потому что я одна знаю её, и поклянусь вам, что никому не открою и не употреблю в другой раз в свою пользу.

   – Делать нечего, пусть исполнится твоё желание! – сказал монах и, сошед с крыльца, дал знак рукою Огневику, чтоб он следовал за ним. – Останься здесь, – примолвил он, обращаясь к Марии, и пошёл с Огневиком к церкви.

На паперти церкви, где стояла стража, монах велел Огневику сложить оружие, сказав, что это необходимое условие, и клянясь, что он не подвергнется никакой опасности, Огневик не противился и вошёл в церковь безоружный.

Одна только лампада теплилась перед главным алтарём и бросала слабый свет на высокие своды и готические столпы. Монах провёл Огневика между рядами лавок, за перила, отделяющие священнодействующих от молельщиков в католических храмах, взял фонарь, стоявший у подножия жертвенника, зажёг в нём свечу и велел Огневику поднять дверь в помосте, ведущую в подземный склеп, где хоронят знатных и богатых католиков за большую плату.

   – Возьми этот фонарь и спустись по лестнице. Направо, в углу, ты найдёшь того, кого желаешь видеть.

Вошед в подземелье, Огневик очутился посреди гробов, поставленных рядами, между которыми едва можно было пройти боком.

   – Батько, где ты? – сказал Огневик громко.

– Здесь! – раздалось в углу. Огневик пошёл на голос.

В крепком, новом дубовом гробе лежал несчастный Палий на спине, окованный крепко по рукам и по ногам. Крыша на гробе была отодвинута настолько, чтоб узник мог дышать свободно. Огневик, взглянув на Палия, не мог удержаться и в первый раз в жизни зарыдал. Поставив фонарь, он бросил крышу с гроба и прижался лицом к лицу своего благодетеля, орошая его своими горючими слезами.

   – Ты плачешь! – сказал Палий. – Итак, ты не изменил мне!

   – Неужели ты мог подумать это, мой благодетель, мой отец? – возразил Огневик, рыдая.

   – Думал и верил, потому что ты меня довёл до этого своими советами...

   – Я был обманут, опутан, ослеплён любовию... – сказал Огневик, утирая слёзы.

   – Постой! – сказал Палий, – Если ты не причастен к Мазепиным козням, то каким же образом ты попал сюда?

Огневик рассказал ему подробно всё случившееся с ним от самого выезда из Бердичева.

   – Что ж ты думаешь делать? – спросил Палий.

   – Пойду к царю, брошусь ему в ноги, открою измену Мазепы и буду просить твоего освобождения.

   – Мазепа не допустит, чтоб царь судил меня, – сказал Палей. – Он хочет потешиться над моим телом и замучить меня до смерти. Если ты мне верен и благодарен за моё добро, исполни сейчас волю мою и убей меня! Вот всё, чего я требую от тебя, за мою любовь и попечения о тебе! Не дай злодеям ругаться над твоим батькою!

   – Зачем ты хочешь лишать себя жизни? – возразил Огневик. – Мария знает все замыслы Мазепы и клянётся, что он не смеет и даже не хочет покуситься на жизнь твою, а лишь только передадут тебя русским властям, то спасение твоё верно. Царь любит правду, а я всем пожертвую, чтоб довести правду до ушей царских.

   – Ничему не верю и ничего не надеюсь! Если ты верен мне и меня любишь – убей меня! – сказал Палий. – Неужели тебе не жалко смотреть на меня, лежащего заживо во гробе, во власти сатаны, и стоят ли несколько лет жизни, чтоб для них терпеть эти мучения!

   – Если б я даже хотел исполнить твою волю, то у меня нет оружия, – сказал Огневик.

   – А разве у тебя нет рук, – возразил Палий. – Задуши меня, и всему конец. При сих словах Палий силился протянуть шею.

   – Нет, я не в силах выполнить это! – сказал Огневик отчаянным голосом. – Ещё б я мог, отворотясь, пустить пулю, но наложить на тебя руки – никогда! Не могу!..

   – Баба! – примолвил Палий. – Я задушил бы родного отца, весь род мой и племя, если б только этим можно было избавить их от позора и мучений. Задуши меня, или я прокляну тебя!

   – Делай что хочешь, но я не подниму на тебя рук, и потому даже, что надеюсь видеть тебя скоро свободным, в славе и силе, а общего нашего врага в уничижении и на плахе. Скрепи сердце, батько, вытерпи беду и живи для мести. Завтра повезут тебя в Киев, завтра я буду на пути к царю!

   – Не хочешь убить меня, так убей, тотчас Мазепу! – сказал Палий.

   – Это тебе повредит. Тогда не будет надежды на твоё освобождение. Злодей умрёт мучеником, а всю вину свалят на тебя!

   – Какая нужда! Убей сперва меня, потом Мазепу, и делу конец! – сказал Палий.

   – Конец этого дела должен быть во славу твою и к стыду изверга Мазепы. Он должен пасть от руки палача, а не от моей! – отвечал Огневик.

   – Бог с тобой: делай что хочешь и оставь меня в покое. Вижу, что в тебе не украинская кровь!

   – Я несу в жертву жизнь мою за тебя и за Украину! – возразил Огневик.

   – А не можешь отнять жизни у человека, который, просит тебя об этом! Дитя, баба!

   – Потому, что эта жизнь дорога мне и целой Украине...

   – Довольно! Ступай с Богом, да смотри же, накажи деткам, чтоб они не поддавались Белой Церкви! Кто молодец, тот умри на стене, а кому охота жить, ступай в Запорожье. Поклонись жене, скажи моё благословение детям... Поблагодари хлопцев за верную службу... Протай!.. – Глаза Палия были красны, но он не мог пролить слёз. Он только вздохнул. – Мне тяжко с тобой, Богдан! Сердце ноет... Ступай, куда Бог ведёт тебя!

Огневик стал при гробе на колени и сказал:

   – Благослови меня!

   – Бог благословит тебя, дитя моё! – примолвил Палий. – Верю, что ты не изменил мне, и прощаю тебе неумышленную беду! Берегись баб! Вот видишь, к чему ведёт ваша глупая любовь! Прощай, Богдан, мне грустно смотреть на тебя! Можешь – освободи, а не можешь – отомсти!

   – Клянусь! – сказал Огневик.

   – Верю, – отвечал Палий.

Огневик ещё раз расцеловал Палия и вышел из подземелья. Взяв на паперти своё оружие, он возвратился на то место, где ожидала его Мария. Монах отвёл Марию на сторону и, взяв с неё клятву не открывать никому тайны, велел проводить! их за ворота. Когда они перешли мост, Мария остановилась и, взяв Огневика за руку, спросила:

   – Доволен ли ты мною?

Огневик пожал ей руку.

   – Начинает светать, – сказал он. – Я боюсь остаться в городе. На день скроюсь в лесу, а ночью буду у тебя, Мария! Теперь пойду на свой постоялый двор, а ты пришли ко мне товарища.

   – Доволен ли ты мною? – повторила Мария.

   – Благодарен, как нельзя более! – отвечал он.

   – Уверился ли ты в моей силе? – примолвила она.

   – Это сила ада или неба! – сказал Огневик.

   –  Сила ума, – возразила она, улыбаясь. – Жду тебя в полночь с освобождением Палия, с казнью Мазепы и с гетманскою булавою для тебя! Прощай!

Они расстались.