Текст книги "Дорога затмения"

Автор книги: Челси Куинн Ярбро

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 31 страниц)

ГЛАВА 9

Дом темной громадой нависал над деревьями – безликий, тревожный. Ни одно из окон его не светилось, а огоньки коптилок в жилищах рабов напоминали рой светлячков, вьющихся подле дремлющего слона.

Сен-Жермен придержал уставшую лошадь, чувствуя, что и сам безмерно устал. Полдня в седле – это не шутка, особенно после длительных препирательств с Шола. Коротышка-купец вдруг заартачился и пошел на попятную, увидев сильно загримированного и переодетого Джелаль-им-аля, хотя недавно принял задаток и знал, что ему предстоит. Наконец пара пригоршней золота сделали дело, Шола отмяк и пообещал доставить мусульманина в Дели, в чем можно было не сомневаться, ибо основная награда ждала его там. Сен-Жермен испытал огромное облегчение, с души его свалился тяжелый груз, он гнал кобылку, предвкушая встречу с Падмири и лишенную тревожного ожидания ночь. Однако вид мрачного и словно бы опустевшего дома вселил в него прежние страхи. Он спешился, накинул поводья на ближайший сучок, затем ощупал висевшую справа катану. Так и есть: после скачки ножны сдвинулись с привычного места. Сен-Жермен осадил пояс на бедра и, удовлетворенно шлепнув лошадь по крупу, пошел через сад.

Неслышный, невидимый, словно ночной дух, он скользил мимо приземистых хижин. Там жили рабы, там слышались голоса. Молчаливая тень припала к одной из стен и застыла.

– …Не направлено против рани, – произнес надтреснутый старческий голос. – Если бы это было иначе, боги бы отвернулись от нашего княжества.

– Но они поклоняются Кали, – возразил раб помоложе. – Это сулит неприятности всем.

– Наша госпожа – дочь раджи. Ее не посмеют тронуть.

– Не кричите так громко, – устало прервал спорщиков кто-то.

– Тронут или не тронут, ответьте, куда она подевалась? – включился в беседу еще один голос, задиристый и совсем молодой.

В хижине воцарилось молчание. Сен-Жермен закусил губу. Рабы что-то знали, но что? Спустя минуту беседа возобновилась.

– Зачем бы тогда присылать к нам вооруженный отряд?

– Отряд прибыл со специальным заданием. За инородцами, а вовсе не за госпожой. – Новый ленивый раскатистый голос явно принадлежал старшему из рабов. Не по возрасту, а по положению в доме. Иерархия соблюдалась и здесь.

– Почему же в таком случае они забрали лишь одного инородца, а госпожа наша вообще неизвестно где?

– Она – с другим инородцем. Бхатин сказал, что тот ее околдовал и творит с ней все, что захочет.

Рабы дружно расхохотались. Всех, видимо, забавляло то сложное положение, в какое попала их госпожа.

– Вооруженные люди забрали обоих – и слугу колдуна, и госпожу, – важно промолвил старик.

– А алхимик удрал, – добавил тоненький голосок. Сен-Жермен опознал его – он принадлежал евнуху, охранявшему покои Падмири.

– Он ведь с Запада, там все мужчины трусливы и вероломны.

– Он не мужчина, – возразил задиристый раб. – Один военный сказал, что он – порождение Шивы.

И снова молчание, теперь уже напряженное. Шива – владыка миров, повелитель как живых, так и мертвых, одним дыханием сокрушающий горы, всех восхищал и всех ужасал.

– Госпожа бы заметила это, – пробормотал старик, но остальные зашикали на него.

Сен-Жермен еще постоял у окна, но ничего толкового не услышал. Рабы перескакивали с темы на тему, их разговор походил на чириканье воробьев. Что же произошло, пока он ездил к Шола? В дом Падмири нагрянули вооруженные люди. Что за люди? Стражники Тамазрайши? Почитатели Кали? Или мстители, посланные султаном? Похоже, они никого не убили, но увели с собой Руджиеро. Зачем увели? Куда? Пришельцы хотели захватить и его самого. Почему? И куда подевалась Падмири? Неужели они осмелились арестовать родственницу княгини? Или решились на что-то похуже? Сен-Жермен задрожал. Еще вчера он забавлял ее песенками – греческими и франкскими, и она пыталась ему подпевать. Как мило звучал ее голос! Как весело они хохотали над ее постоянными ошибками в произношении незнакомых ей слов! И вот теперь все это разрушено. Падмири исчезла, а сам Сен-Жермен не знает, что думать и что предпринять. Ему вдруг отчаянно захотелось выдернуть хоть кого-нибудь из ветхой лачуги и трясти до тех пор, пока из него не посыплется правда, но это был бы провал. Рабы не хранят секретов. Что знали, они сказали, а своей идиотской выходкой он бы просто-напросто обнаружил себя. Приходилось признать, что рассчитывать ему особенно не на кого. Сен-Жермен мысленно выбранился, и это странным образом его подбодрило. Что бы ни произошло с Падмири и с Руджиеро, подумал он, успокаиваясь, бери ноги в руки и выясняй это сам.

Рабы продолжали болтать, но Сен-Жермен уже двигался к дому. С хищной грацией черной пантеры он перемахнул через смутно белеющую во тьме балюстраду и оказался на террасе, примыкающей к покоям Падмири. Из гостиной не доносилось ни звука, но дверь была приоткрыта. После секундного колебания Сен-Жермен взялся за ручку и потянул ее на себя. Дверь распахнулась, он впрыгнул в комнату и, чтобы обескуражить возможных противников, закружился волчком, постепенно перемещаясь к дальней стене.

В комнате не было никого, как не было никого и в прихожей. Безмолвие – безучастное, равнодушное – царило и в коридоре, и в спальне Падмири. Они – Сен-Жермен ощутил это кожей – ждали его не здесь. Кто они – определить было пока затруднительно, однако, где прячутся эти люди, он уже мог бы сказать. Лаборатория – вот где расставлены сети. Алхимик должен вернуться в лабораторию – именно к этому, и единственно к этому, выводу должна была привести тупая логика их размышлений. Они затаились там.

Кто он такой, чтобы разочаровывать их? К тому же у него к ним накопились вопросы. Сен-Жермен вышел в прихожую и остановился в раздумье. Как подступиться к жаждущим его крови охотникам, не угодив при этом в ловушку? Он глянул на потолок.

И получил подсказку, дававшую ключ к решению практически неразрешимой задачи, ибо концы толстых балок, входящих в стену, были несколько искривлены.

Само по себе это мало что значило, однако в местах искривления доски потолочной обшивки немного сместились. Сен-Жермен усмехнулся своим мыслям и шнуром, сорванным с рукава венгерской охотничьей куртки, примотал ножны катаны к бедру. Дельце могло выгореть. Он разбежался, резко подпрыгнул и черной свечкой взмыл к потолку. Цепкие пальцы его вошли в щель между обшивкой и балкой. «Ты еще ловок, – мелькнуло в мозгу. – Вот ты висишь, а теперь давай-ка прикинем, что тут возможно сделать еще». Но на прикидки не было времени. Сен-Жермен раскачался и ударом ноги разметал ослабшие доски в стороны, уцепившись за край одной из них носком сапога. Появилась возможность освободить правую руку, с ее помощью он расширил образовавшийся в обшивке проем, потом, извернувшись, заполз в него и несколько минут лежал без движения, опасаясь, что хлипкий настил не выдержит его веса. Настил выдержал, и Сен-Жермен пополз дальше, забирая к гостевому крылу. Под локтями шуршали опилки, в голову набивались паутина и пыль, зато крысами тут и не пахло, и это с известной натяжкой можно было принять как за добрый, так и за предостерегающий знак.

Добравшись до тюфяков, на которых отлеживался Джелаль-им-аль, Сен-Жермен мрачно кивнул. Панель, закрывавшая лаз в потолке, была довольно громоздкой. Предельно сосредоточившись, он принялся сдвигать ее в сторону, стараясь не производить ни малейшего шума. Какое-то время это ему удавалось, потом панель задела за что-то, раздался скрежет, и Сен-Жермен спрыгнул вниз.

– Что там? – раздался испуганный вскрик. Он исходил из угла, прикрытого ширмой.

– Не знаю! – донеслось из другого угла.

Значит, их двое. По меньшей мере, уточнил мысленно Сен-Жермен и с наслаждением оттолкнул в сторону стол, заваленный лабораторной посудой. Тот, опрокидываясь, врезался в стену. Грохот и звон отозвались в ушах погромщика сладкой музыкой. Вслед за столом полетели и стулья. Посуды, конечно, жаль, но, по крайней мере, место для схватки расчищено. Мебель в такой тесноте много опаснее, чем вражеские клинки. Те, впрочем, уже поблескивали в лунных лучах, ибо охотники подступали к добыче. Сен-Жермен обнажил катану.

– Дьявол! – выкрикнул человек, выступивший из-за ширмы. Это был Бхатин, главный евнух Падмири, но свой ятаган он держал как заправский боец. В другом, заходившем сбоку противнике также угадывалась военная выправка. К Сен-Жермену, чуть пританцовывая, приближался Судра Гюристар. Нападавшие, правда, несколько медлили, ибо действие разворачивалось совсем не так, как они планировали. Кто бы мог подумать, что этот жалкий алхимик будет вооружен!

Наконец Бхатин решился атаковать и прыгнул к одетому в черное инородцу, вздымая над головой ятаган. Удар должен был развалить алхимика надвое, но сталь натолкнулась на сталь. Катана повернулась и на излете задела руку евнуха. Тот вскрикнул и отскочил.

В тот же миг Гюристар сделал выпад. Резкий, стремительный, неотразимый, но Сен-Жермен изогнулся, и ятаган начальника стражи поразил пустоту. Усач не сумел устоять на ногах и покатился по полу, немилосердно бранясь.

– Он убьет нас! – истерически взвизгнул Бхатин.

– Заткнись, идиот!

Сен-Жермен рассмеялся. Схватка едва началась, а его противники уже дрогнули. Следовательно, победа близка.

– Он не из нашего мира! – продолжал вскрикивать евнух. – Он пьет людскую кровь.

– Ага! – Сен-Жермен укоризненно покачал головой. – Ты, значит, подсматривал?

– Да! – выдохнул евнух. – Да, порождение Шивы, я следил за тобой!

– И все же осмелился выступить против меня? – спросил Сен-Жермен, делая ложный замах. Он стоял далеко, но Бхатин так испугался, что метнул в него свой ятаган.

Дурацкая выходка: она породила лишь дребезжание. Ятаган врезался в ящик, где хранились медные миски, а безоружный Бхатин отпрыгнул назад. Со стеллажа, на который он налетел, свалилась широкогорлая стеклянная емкость. Евнух схватил вторую бутыль и швырнул во врага.

Обе бутыли, одна за другой, лопнули, разлетевшись на тысячи мелких осколков. Гюристар, успевший встать на ноги, выругался. Теперь каждый шаг его к инородцу сопровождался отвратительным хрустом. Впрочем, луна скрылась за облаком, и он перестал что-либо видеть. Усач, подслеповато щурясь, топтался на месте, а его сотоварищ, охваченный паникой, стаскивал с полки третий сосуд.

Легкий укол под лопаткой ничуть не смутил его, но спине почему-то сделалось горячо. Евнух облапил бутыль, он не знал, что катана прорубила ему ребра. Бхатин заулыбался и испустил дух в счастливой уверенности, что инородец ушел.

Шум, вызванный падением тела, подсказал Гюристару, где находится враг, к тому же комната вновь наполнилась призрачным лунным светом. Выставив впереди себя ятаган, усач двинулся к инородцу с твердым намерением расправиться с ним.

Планы же Сен-Жермена были иными. Кто-кто, а начальник дворцовой стражи должен знать многое. Убивать его неблагоразумно, нельзя. Чтобы сбить спесь с высокопоставленного самодовольного олуха, он провел серию ложных выпадов, и Гюристар, шипя от ярости, отступил.

Как это ни удивительно, но весьма грозный с виду баловень обстоятельств, взласканный благосклонной к нему судьбой, дрался по-настоящему всего один раз, хотя многочисленные победы в учебных боях снискали ему славу отчаянного рубаки. Пограничная стычка с горсточкой мусульман и та легкость, с какой Гюристар сразил их предводителя, лишь укрепили его уверенность в собственной несокрушимости, и потому бравый вояка искренне изумлялся тому, что происходило сейчас. Он любил фехтовать, но его ятаган сделался вдруг странно неповоротливым, кисть, сжимающая эфес, не гнулась, не слушалась, в ней ощущалась свинцовая тяжесть. Бой шел неправильно, его следовало прекратить, чтобы установить дыхание, размять руки и выпить чего-нибудь освежающего, однако ловкий, увертливый, неутомимо наседающий на него инородец не хотел это понимать. Мысли Судры путались, ему страстно хотелось бросить оружие и удалиться в свои покои, но те были далеко. Он хорошо сознавал это, как, впрочем, и то, что клинок врага, порхающий в опасной близости от него, может в любое мгновение с ним покончить. Растерявшийся, мокрый от пота усач пятился, изрыгая угрозы, пока что-то твердое не ударило его по лицу. Гюристар, глухо охнув, шлепнулся на пол. Добрая дюжина крупных осколков вонзилась в его ягодицы, но он этого не заметил. Он озирался по сторонам, пытаясь сообразить, куда улетел ятаган.

Вывел его из ступора чей-то спокойный голос:

– Ответь, зачем вы подстерегали меня?

Инородец, склонившийся над Судрой, был столь же свеж, как и в начале сватки.

– И не подумаю! – выкрикнул Гюристар. Разве такому человеку, как он, гордому, мужественному и облеченному властью, подобает отвечать на расспросы какого-то колдуна?

– Придется ответить, – вежливо возразили ему. Кончик катаны уперся в горло Судры.

– Порождение Шивы! – Усач попробовал отодвинуться, но сзади была стена.

– Где мой слуга? – Инородец проигнорировал оскорбление. Колодцы бездонных глаз его были темны.

– Где-то. – Гюристар хотел было рассмеяться, но передумал. – Пропал.

Он так и не понял, как близко к нему подлетела в этот момент черная птица смерти.

– Ладно, – кивнул после паузы Сен-Жермен. – Теперь скажи: что с Падмири?

В глазах усача что-то мелькнуло.

– Она… тоже пропала.

– Ладно. Зачем мы вам нужны?

– Порождение Шивы! – Гюристар хватил кулаком по полу, усеянному битым стеклом, и зашипел, как рассерженный кот.

– Можешь повторять это сколько угодно, и все-таки отвечай. – Катана угрожающе покачнулась. – Где мой слуга?

– Я ничего не скажу. – Твердость давалась начальнику стражи с трудом. Голос его предательски дрогнул.

– Где Падмири?

– Пусть хворый буйвол проникнет в твой зад! – Голос допрашиваемого окреп. Раз инородец не убивает его, значит, что-то мешает ему это сделать.

– Скажи еще, – с ледяной усмешкой посоветовал Сен-Жермен, – что моя мать ложилась под нищих и упивалась семенем прокаженных верблюдов. Все это одни лишь слова.

Гюристар задохнулся от злости.

– Ты ничего от меня не узнаешь, мерзкий растлитель свиней!

– Где мой слуга? – Тон Сен-Жермена оставался бесстрастным. – Что с Падмири? Куда она подевалась?

– Бхатин сказал, что ты высосал всю ее кровь. А еще он сказал, что в тебе нет ничего человеческого. – Гюристар вдруг затрясся от страха, сообразив с каким ужасным созданием он говорит.

– Как и в самом Бхатине в настоящее время, – кивнул Сен-Жермен. – Где Руджиеро? И что с Падмири? Не ответишь на этот раз – пеняй на себя.

– Если убьешь меня, то не успеешь найти то, что ищешь, – поспешно откликнулся Гюристар, с подобострастием глядя в глаза инородца. Мысли его сумбурно кружились, он уже не был способен что-либо правильно оценить.

– Ты отведешь меня к ним? – Сен-Жермен нахмурился, гадая, на что ему намекают.

– Возможно, – приосанился Гюристар, внезапно вообразив себя хозяином положения. – Если ты будешь мне подчиняться.

– Да ну?!

Насмешка, прозвучавшая в восклицании, озадачила начальника стражи, но он все же сказал:

– Ты пойдешь со мной только как пленник.

– Что ж, поглядим. – Вспыхнула катана, из пореза на лбу усача хлынула кровь. – Не искушай меня, я и так теряю терпение. Отвечай: что с ними собираются сделать?

– Их принесут в жертву Кали, – выпалил Гюристар и вжался в стену, пораженный гримасой ярости, исказившей дотоле невозмутимое лицо чужака.

– Когда? Где? Говори! – Растеряв в один миг всю учтивость, Сен-Жермен вскинул катану.

– В храме черной богини, – всхлипнул Судра. – Там уже все готово к обряду. Но Тамазрайши нужна еще одна жертва. Это ты, Сен-Жермен. – Неправильно истолковав молчание инородца, усач потянулся к нему. – Беги же, спасайся, уходи к мусульманам, – с придыханием зашептал он. – Не беспокойся, я выдам тебе подорожную и буду молчать.

– Кали, – пробормотал Сен-Жермен. – Значит, все-таки Кали?

– Да-да, именно Кали. Да. – Голос Судры искательно завибрировал. – Беги же. Беги!

– Ты немедленно туда меня отведешь, – тихо сказал Сен-Жермен. Голос его звучал ужасающе ровно.

– Зачем? Их ведь уже не спасти, – стал было возражать Гюристар и осекся.

Он вспомнил напутственные слова Тамазрайши. Если алхимик сбежит, заявила, посмеиваясь, она, то на алтарь ляжет тот, кто упустит добычу. Возможно, рани шутила, возможно, и нет, но ему следует заманить инородца в молельню. С оружием или без – совершенно неважно. Молодая княгиня сумеет сбить с него спесь.

– Гюристар, – поморщился Сен-Жермен. – Собирайся, или я распорю тебе брюхо.

– И выпьешь всю мою кровь?! – взвыл Гюристар.

– Твою кровь? – Инородец презрительно хмыкнул. – Она не интересует меня. – Он сделал исполненный отвращения жест и легким движением вогнал в ножны свой странный клинок. – Вставай же, иначе умрешь.

Гюристар стал подниматься с насиженного местечка, раздумывая, не бухнуться ли алхимику в ноги. Тот, безусловно, заслуживал поклонения, ибо в нем ощущалась сила, может быть даже способная сокрушить Тамазрайши. Кто знает? Кали, конечно, могущественная богиня, но ведь и Шива, когда к его детищу подберутся с ножами, не станет сидеть в стороне. Выдергивая из зада осколки, Судра прослезился. Нет, не от боли, а от жгучей обиды, что его кровью пренебрегли!

– Где твоя лошадь? – спросил господин.

– В саду, – торопливо отозвался усач.

Зад его жгло, руки болели, но он был не склонен придавать значение таким мелочам. Весь вид Гюристара выражал абсолютнейшую готовность повиноваться.

– Моя где-то там же, – кивнул Сен-Жермен. – Уйдем через северный выход. Я правильно понял, – спросил он через мгновение, – что в ритуале примет участие и Тамазрайши?

– Еще бы! Она главная жрица, – с гордостью произнес Гюристар. – Не беспокойся, возлюбленное детище Шивы. Она будет рада видеть тебя.

– Не сомневаюсь. – Сен-Жермен неприметно вздохнул, ощущая, как в нем нарастает тревога. Ему на какой-то миг отчаянно захотелось уподобится Шиве – богу, не ведающему сомнений, самозабвенно пляшущему под ритм барабана и, похоже, совершенно не замечающему, что под его ногами пылает земля.

* * *

Послание Тамазрайши султану.

Новая повелительница княжества Натха Сурьяратас, дочь безвременно почившего раджи Датинуша, обращается к своему соседу, султану Шамсуддину Илетмишу – властителю самопровозглашенного Делийского султаната.

Рани считает своей обязанностью сообщить ему, что проживавшие в княжестве люди из Дели пали жертвами собственного высокомерного и бестактного поведения, о чем, возможно, султану никто не осмелился доложить.

Случилось так, что группа достойных паломников, поклоняющихся черной богине и именуемых загги, проходила мимо делийской миссии, где люди султана предавались порочным, с точки зрения загги, увеселениям. Оскорбленные праведники попытались урезонить разгулявшихся дипломатов, но из окон в ответ понеслись брань и смешки. Загги ничего не осталось, как проучить насмешников, что они и сделали – незамедлительно и в соответствии с законами своей секты. К сожалению, люди султана не вняли увещевающим голосам.

Султан должен понять, что рани далеко не сразу доложили о столь малозначительном инциденте, ибо во вверенном ее попечению княжестве существует множество первостатейных проблем. Она вообще могла бы поручить снестись с Дели писцам своей канцелярии, и лишь глубокая уверенность в том, что султан равен ей по достоинству, подвигла ее самолично взяться за кисть.

Слухи об оскорбительном поведении дипломатов из Дели взволновали многих стремящихся к добродетельной жизни людей, в связи с чем рани склонна считать, что посылать к нам новых представителей султаната не стоит, ибо отношения между нашими государствами давно устоялись и не нуждаются в каких-либо наблюдателях, могущих только внести в них разлад. Султан ведь счел возможным не поприветствовать личным присутствием всенародный сход жителей нашего княжества, устроенный еще при жизни раджи Датинуша, очевидно решив, что ему не на что тут смотреть. Ну так не на что тут смотреть и его дипломатам.

Естественно, раз уж миссия султаната будет упразднена, отпадет и надобность посылать в Дели какую-то дань. Рани весьма скрупулезно рассматривала этот вопрос и решила, что она султану ничего не должна, в то время как сам султан ей кое-что должен. Например, земли, какие издревле принадлежали ее предкам, он самочинно подмял под себя. В таких условиях дань превращается в оскорбление как богам, которым мы молимся, так и достоинству рани, и разговор о каких-то выплатах следует прекратить.

Если такое решение как-либо ущемляет султана, рани желает ему напомнить, что она может в любой день выставить у границ султаната тысячу слонов, две тысячи копейщиков и четыре тысячи всадников. Слоны рани отличаются чудовищными размерами и неукротимой свирепостью, воины ее всегда готовы к сражению, блеск лезвий их ятаганов сравним лишь с сиянием солнца, а боевые лошади, заслышав шум битвы, начинают нетерпеливо плясать.

Тон и характер письма предлагается признать наиболее удовлетворительным и для будущего общения рани с султаном. Ежели же султану вздумается повоевать, пусть шлет облеченных особыми полномочиями глашатаев, их примут с подобающей случаю церемонностью, как примут и брошенный княжеству вызов.

Поскольку султан не признает богов, каких почитает рани, она не станет беспокоить их просьбами об особой к нему благосклонности, оставляя, впрочем, за собой право обратить на него внимание черной богини, если, конечно, в том возникнет нужда.

Тамазрайши,

дочь раджи Датинуша, единовластная рани княжества Натха Сурьяратас,

в первый год своего правления