Текст книги "Дорога затмения"

Автор книги: Челси Куинн Ярбро

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 31 страниц)

ГЛАВА 2

Абшелам Эйдан приближался к помосту, на котором стоял Датинуш. Достигнув нижней ступени широкой лестницы, ведущей наверх, делийский посол опустился на колени и поклонился. В этой процедуре не было ничего унизительного, ибо так на его месте поступил бы и каждый равный радже по рождению князь.

– Через меня, недостойного, о великий владыка, передает тебе самые искренние приветствия мой повелитель, султан Шамсуддин Илетмиш, да продлит его дни всемогущий Аллах!

В глаза радже било солнце, ибо громадный полосатый навес, под которым он находился, установили с наклоном к западу, опасаясь дождей.

– Встань-встань, Абшелам Эйдан, и подойди ближе, чтобы мы могли друг друга обнять. – Он сдвинулся с места только тогда, когда посол поднялся на помост. Высокие персоны расцеловались и сплюнули в тень, дабы защититься от сглаза.

– Празднество обещает быть просто великолепным, – заверил раджу мусульманин. – Я сожалею, что мой повелитель лишен возможности видеть его.

– Вся эта пышность ничто в сравнении со славой султана, ибо его владения, о чем было хорошо ведомо моим предкам, велики и богаты, их красота не сравнима с суровым однообразием горных лощин. Однако и эти скромные торжества сулят развлечения, способные доставить собравшимся удовольствие и привлечь к себе благосклонные взоры богов. Они призваны ознаменовать окончание всенародного схода, результаты которого вскоре должны проявиться в деяниях, направленных на процветание нашей страны.

Посол смекнул, что ему позволяют спуститься с помоста, и, пятясь, двинулся к лестнице, где чуть замешкался, нашаривая ступени ногой. Взмокнув от напряжения и проклиная правила, запрещавшие поворачиваться к князю спиной, он в конце концов благополучно ступил на ровную землю и смешался с собственной свитой, встретившей его поклонами и одобрительным бормотанием.

Селяне, пристально наблюдавшие, не грохнется ли старик, удрученно вздохнули и тут же вздрогнули, ибо на их головы обрушился оглушающий гром барабанов и звон доброй сотни цимбал.

Раджа подошел к трону, взял лежащий на нем скипетр и резким движением взметнул его вверх. Барабаны мгновенно смолкли, и над забитой людьми площадью воцарилась мертвая тишина. Серебряный, украшенный драгоценными каменьями жезл являлся непреложным символом власти и вызывал почтение у каждого обитателя княжества Натха Сурьяратас. Раджа сделал знак, и к нему подошел глашатай, рослый румяный красавец, немало гордившийся своим исключительным положением. Датинуш, не поворачиваясь к любимцу, еле слышно сказал:

– Что ж, Райялкот, воздай-ка хвалу этим людям.

Райялкот приложил руку к сердцу, его хорошо поставленный голос раскатисто прогремел:

– Каждый находящийся здесь человек да возрадуется, ибо он отмечен благоволением раджи Датинуша и взыскан любовью богов!

Подчеркивая значительность сказанного, барабаны и гонги с цимбалами подняли ужасающий шум.

– Скажи, что сейчас им откроется, кому после моей кончины будет передан трон.

– Раджа Датинуш, – загрохотал глашатай, – к сорока четырем годам своей жизни, хвала небесам, находится в самом расцвете своих сил. Однако из уважения к столь представительному собранию он принял решение объявить, кому в урочное время достанется княжеский скипетр, во избежание кривотолков и дабы привести к смирению перед своим будущим повелителем подвластный ему народ!

Люди нестройно загомонили, обсуждая нежданную новость. Некоторые с неприкрытой враждебностью стали поглядывать на мусульман.

– Напомни, что у меня нет сыновей, – пробормотал озадаченно Датинуш.

– Боги не даровали сынам князя долгую жизнь. Они забирали их одного за одним, очевидно в уплату за помощь, оказанную ими во времена смуты. Воистину славен правитель, способный пожертвовать ради счастья отечества даже своими детьми.

Рев, выкрики, аплодисменты и свист не заглушались даже рокотом барабанов.

– Подчеркни, что у меня имеется взрослая дочь. – Датинуш раздраженно подергал губу, весьма озабоченный происходящим. Исход затеянного казался теперь ему очень сомнительным. Если народные представители не сочтут нужным одобрить его выбор, это впоследствии станет предлогом для выгодной султанату войны.

– Раджа всецело покорен воле богов и втройне дорожит тем, что они оставили ему в утешение дочь, чья ослепительная красота является лишь самым малым из дарованных ей небесами достоинств. – Глашатаю пришлось повысить голос, чтобы перекрыть глухой гул, пронесшийся по толпе.

– Скажи, что она не замужем, – прошептал, заливаясь краской, раджа. Нет, совсем не такого отклика ожидал он от своих подданных и с большим удовольствием заткнул бы им глотки, передав самых горластых буянов в руки Сибу, чтобы тот, не мешкая, разрубил крикунов на куски.

– Раджа верит, что дочь его избрана небом для претворения в жизнь всех им начатых дел, и потому, не желая противиться высшему предначертанию, предпочитает держать ее подле себя, ибо замужество переведет ее в ранг зависящей от супруга жены, что несравненно ниже того положения, которое она сейчас занимает.

Райялкот помассировал уставшее горло и, откашлявшись, посмотрел на раджу.

– Скажи также, что, согласно моей воле, она и будет законной правительницей нашего княжества. До тех самых пор, пока не произведет на свет сына, который станет раджой. – Датинуш встал в горделивую позу, чувствуя себя совершенно разбитым. Голова его просто раскалывалась – возможно, из-за яркого солнца, бившего прямо в глаза.

– Полностью сознавая свои обязательства перед предками и отечеством, раджа выражает желание сделать княжну Тамазрайши полноправной наследницей всех своих полномочий и привилегий, с тем чтобы она, воссев на княжеский трон, управляла нашим княжеством до той благословенной поры, когда боги даруют ей сына, нового властелина княжества Натха Сурьяратас. – Выжидая, когда стихнет людской рев, глашатай осторожно спросил: – Что мне еще сказать, великий владыка?

Датинуш пожал плечами.

– Не знаю. Скажи, что вскоре она выйдет к ним.

– Им это может не понравиться, – предупредил Райялкот.

– Да неужели? – ехидно передернул плечами раджа. – Лучше сделать это сейчас, – пояснил он устало. – Новый сход состоится лишь через три года. Кто знает, что может выкинуть за это время султан?

Райялкот кашлянул. Ситуация начинала нервировать и его. Собравшись с духом, он вновь возвысил свой голос:

– Благословенна участь собравшихся здесь! Перед вами еще до заката появится несравненная Тамазрайши. Те, кто увидит ее, смогут разнести по всему княжеству весть о великих достоинствах и талантах наследницы трона!

На этот раз к барабанам, гонгам и цимбалам добавился колокольный набат. Толпа бушевала.

Раджа Датинуш отвернулся от своих бесноватых подданных и побрел к задней лесенке, чтобы сойти по ней в благодатную тень, укрытую от посторонних взглядов.

Там одиноко прохаживалась его дочь, всем своим видом напоминая тигрицу в неволе. Этого впечатления не рассеивало даже златотканое одеяние Тамазрайши, щедро усыпанное самоцветами и жемчугами.

– Ну? – встрепенулась она, завидев отца.

– Ты ведь сама все слышишь, – ответил раджа, усмехаясь.

– Слышу, но разобрать ничего не могу! – вспыхнула Тамазрайши и тут же потупилась. – Я немного волнуюсь. Прости, отец, я рада видеть тебя.

– Я знаю. – Датинуш с гордостью улыбнулся.

Много ли есть на свете отцов, взрастивших таких дочерей? Да, сыновьям его не была дарована долгая жизнь, но все, что с ними ушло, взлелеяно в Тамазрайши.

Через мгновение к ним скорым шагом подошел Судра Гюристар. Его расшитый золотом парадный мундир затмевал даже княжеские одежды, нежно-кремовые и отороченные тщательно пригнанными друг к другу алмазами.

– Великий владыка, – громыхнул Гюристар и покосился на Тамазрайши.

– Что-то случилось? – спросил Датинуш, вдруг ощутив укол страха. Здесь, под гигантским полем навеса, они были так беззащитны – и он, и его дочь.

– Нет, ничего. Твои подданные ликуют. – Бравый усач кивнул на стражников, охранявших помост. – Надо бы сменить этих парней. Они торчат тут с восхода.

– Что? – Раджа вскинул холеную бровь. – Ах, Гюристар, как ты относишься к своим подчиненным! Долгие караулы – на солнце или в дожди – невыносимая пытка. Тебя невзлюбят и в трудный момент предадут – это единственное, чего ты добьешься. Учись быть мягким и… немедленно замени их. – Он дернул плечом и приказал себе успокоиться. Раздражение ничего не дает.

Взгляд Тамазрайши сделался жестким.

– Это неверно, отец. Дай этим людям поблажку, и они станут тебя презирать. Лучше привяжи одного к слоновьей ступне, а остальных заставь на это полюбоваться. Вот тогда-то никому и в голову не придет выражать недовольство. Все будут ревностно тебя охранять, зная, что ждет нерадивых. – Она повернулась к Гюристару: – Ты согласен со мной?

– Благоразумие в осторожности, – уклончиво отозвался он, мысленно проклиная дрянную девчонку. Еще не время показывать коготки. Раджа, чего доброго, велит ее высечь, а то и вовсе отдаст за первого встречного. У него есть способы окоротить ее нрав. – По нынешним временам лучше вести себя осмотрительно. Нас окружают враги.

– О! – Глаза Тамазрайши растерянно дрогнули. – Враги! О них я и не подумала. Ты прав, командир.

Гюристар снисходительно улыбнулся.

– Твоя горячность простительна, ведь ты еще молода. – Но не для ночи, добавил он мысленно и поклонился радже. – Из Путры прибыли танцовщики с танцовщицами. Они готовы начать, как только расчистят место.

– Прекрасно, прекрасно… Сколько их там? – спросил Датинуш, довольный возможностью перевести разговор в новое русло.

– Около двадцати человек. Они ожидают в малом шатре, а их музыканты уже знакомятся с нашими. Лишь соизволь дать сигнал, и действие развернется.

Гюристар вновь покосился на Тамазрайши. Это огромное удовольствие – разговаривая с отцом, ласкать взглядом дочь. Выступление храмовых танцовщиков, несомненно, затянется. Хорошо бы, пока оно длится, прижать где-нибудь эту красотку. Если вдуматься, это не так уж и нереально. Все будут поглощены зрелищем, включая раджу. Он не мог бы сказать, что больше влечет его к ней – желание погрузится в ее горячую плоть или возможность накинуть еще один крепкий аркан на кобылку, которой чуть позже дано принести своего повелителя к власти.

– Тогда сейчас и начнем, – сказал Датинуш. – В конце выступления выпустим Тамазрайши. – Он подергал губу. – Посмотри, не ушел ли Эйдан. Если ушел, найди его и пригласи вернуться. Присутствие мусульман на церемонии представления наследницы трона народу будет расценено как одобрение этого акта со стороны султаната.

Шум за помостом несколько стих, он перешел в гомон, перебиваемый громкими рукоплесканиями и заливистым свистом.

– Эйдан, похоже, на месте, – сказал Гюристар. – Я прикажу танцовщикам начинать. – Дождавшись княжеского кивка, он с поклоном удалился.

– Отец, почему ты так носишься с этим Эйданом? – вскинулась Тамазрайши, даже не потрудившись удостовериться, ушел усач или нет. – Ты ведь не щенок, чтобы вилять хвостиком, ластясь к хозяйской руке.

Датинуш помрачнел.

– У моего деда, – сказал он устало, – было заведено правило: отвечать на вопрос лишь по прошествии десяти дней с того момента, как он был задан. Если потом в ответе еще нуждались, старик давал его, если же нет, оставлял все как есть. Он даже велел казнить одного офицера, осмелившегося обеспокоить его через четыре дня. Я не таков, как дед, и все же не очень люблю, когда мне докучают расспросами. Однако отвечу, смысл всех моих действий заключается в том, чтобы не дать султану опустошить подвластный мне край.

Раджа покачал головой и двинулся к лесенке, взбегающей на помост. Взявшись за поручень, он обернулся:

– Дитя мое, ты считаешь, что я чересчур осторожничаю, однако скажи: где тысячи боевых слонов и миллионы не знающих устали скакунов, с какими мой прадед обрушивался на врага? Где сияющие на солнце доспехи? Где горы оружия? Где подносящие копья и стрелы рабы?

– Если бы что-то подобное воистину понадобилось тебе, боги одарили бы тебя всем этим, – возразила княжна, гордо вскидывая головку.

– В дни мятежа от тебя скрывали, что происходит. Кровь, пытки, казни – ты не видела их. Возможно, мне и не стоило тебя так щадить, но сделанного не воротишь. Дитя мое, я потерял вкус к убийствам. Битва – простое решение, мир обрести сложней.

Ей захотелось ударить его хлыстом, как раба. Упрямого, глупого и уже ни к чему не пригодного.

– Ты ведь раджа. Ты волен в жизни и смерти тех, кем ты правишь. Думать иначе – значит наносить оскорбление нашим богам, сделаться полным ничтожеством, ничтожнее муравья на дороге. Да! – Ее глаза засверкали. – Раз твои люди не способны отдать за тебя жизнь, значит, именно ты и растлил их. Именно ты приговорил их к постыдной судьбе, к утрате родины и богов, а теперь заставляешь ждать, когда меч ислама отсечет у них то, что уже не может считаться достоинством.

– Скажешь мне это, когда воочию увидишь резню, – бросил презрительно Датинуш, – и я отнесусь к твоим словам с уважением. А пока прекратим этот спор. Я более не хочу ничего слышать. Подобная болтовня будит необоснованные надежды в одних и вселяет недовольство в других. – Он взглянул вверх, на спинку трона, и помотал головой: в глаза ему прыгнул солнечный зайчик, отразившийся от золотой завитушки. – Кое-кто из тех, что шумят на той стороне, тоже жаждет войны. Но я их разочарую.

– Вот именно, разочаруешь, – кивнула горестно Тамазрайши, отворачиваясь от отца. – Ты всем талдычишь одно и то же. Что надо вести себя осмотрительно и что это поможет сохранить хотя бы ту малость, какую оставил нам от былого величия султанат. Люди, в которых еще жива вера в отечество, устали от этих речей, они их унижают.

– Война заставит их всех познать еще большие унижения, – печально отозвался раджа. Лицо его вдруг осунулось и на глазах постарело. – Я всегда удивлялся: что хорошего находит моя сестра в уединенной жизни? Но теперь, кажется, начинаю ее понимать.

– Вот видишь, ты устал сам от себя. – Тамазрайши метнулась к отцу. – Позволь мне поговорить с народом. Уверена, все поддержат меня и воздадут мне хвалу, ощутив мою непреклонность. – Раджа медленно выпрямился, и княжна отпрыгнула в сторону, как молодая тигрица, неосторожно приблизившаяся к огню.

– Ты будешь вести себя подобающе своему званию, полу и положению, – объявил, не глядя на дочь, Датинуш. – Сболтнешь что-то лишнее, и тебя отведут во дворец в сопровождении караульных.

Чаша его терпения переполнилась. Поднимаясь по лесенке, он свирепо покусывал ус, ощущая в ногах непривычную тяжесть. Путь к трону казался неимоверно долгим, яркое солнце слепило глаза, – видно, оно-то и выжимало из них слезы. Раджа сморгнул несколько раз, чтобы их скрыть, и опустился на трон. Толпа приветственно зашумела. Как же заставить Тамазрайши понять, что даже то, чем они владеют, в их положении непомерная роскошь?

Танцовщики в традиционных цветистых нарядах ожидали сигнала, и раджа махнул им рукой. Голоса в толпе разом смолкли, но наступившая тишина тут же была нарушена заунывной мелодией, в которую постепенно вплетались более оживленные ноты.

Цветные фигурки внизу зашевелились, действие началось. Раджа видел его дюжину раз и неизменно пленялся прелестью древней легенды, повествовавшей, как Рама пришел к Шиве и поселил в его сердце такую любовь к Парвати, что тот отказался от жизни аскета и женился на ней. Союз Парвати и Шивы напоил мир несказанным счастьем, но через какое-то время герой и героиня легенды превратились во враждебные всеобщему благодушию ипостаси, и миру явились Шива Испепеляющий и богиня Разрушения – Кали. Однако катастрофические деяния их привели к обновлению, и в конце танца Шива с Парвати сливались в объятиях, дабы возродить мир.

Но сейчас Датинуш почему-то не мог сосредоточиться на чарующем зрелище. Четкий ритм барабанов, сопровождавших скитания Шивы в пустыне, только усилил боль, от которой у него темнело в глазах. Танцовщики двигались, принимали различные позы, а ему хотелось встать с трона и уйти во дворец. Разумеется, он понимал, что это никак не возможно. Стоит выказать свою слабость, и извечное недовольство селян, исподволь проявлявшееся на сходе, перерастет в открытую смуту.

Раджа невольно поморщился и глянул на мусульман, отметив, что Абшелам Эйдан увлеченно о чем-то беседует со своим молодым помощником, только недавно прибывшим в княжество Натха Сурьяратас. Как же его зовут? Джелаль-им-аль Закатим? Длинное и неудобное в обращении имя. Радже докладывали, что этот юноша много читает и переписывается с именитыми мусульманскими мудрецами. Надо бы подослать к нему Джаминуйю. Пусть проверит, насколько мальчишка учен.

За спиной его возникло движение. Датинуш, обернувшись, увидел, что к нему приближается дочь. Глаза ее были опущены, но маленькая корона на голове посверкивала вызывающе ярко.

– Отец мой, – сказала она полушепотом, – я очень огорчена тем, что оскорбила тебя. Только любовь к нашему княжеству вынудила меня так забыться. Я, видимо, слишком еще молода, чтобы постичь всю глубину твоей мудрости, и собираюсь в ночных бдениях умолять богов вразумить меня, удерживая от недостойных порывов.

Прекрасная речь, подумал раджа. И хорошо составленная. Сколько же времени она над ней прокорпела? Он улыбнулся в ответ.

– Дитя мое, я вижу в тебе не только дочь, но и сына. Бремя власти, когда я уйду в другой мир, опустится на твои хрупкие плечи. Отдаю должное твоему стремлению себя обуздать и не сомневаюсь, что оно в скором времени приведет тебя к душевному равновесию… А бдения его закрепят, – добавил он после взвешенной паузы, словно бы понадобившейся ему для раздумья. – Возьми подушку и сядь рядом со мной, дабы полюбоваться на танец и поразмыслить об откровениях, в нем заключенных.

Освобождая место для Тамазрайши, раджа сдвинулся в сторону и откинулся на подушки, показывая тем самым, что все сомнения в отношении дочери в нем улеглись, хотя это было не так.

Абшелам, указав на тоненькую фигурку, появившуюся на помосте, мечтательно улыбнулся:

– Вот та особа, с которой тебе придется иметь дело, Джелаль-им-аль, но, к моей радости, без меня, если на то будет воля Аллаха.

Джелаль-им-аль Закатим внимательно посмотрел на княжну.

– Прекрасное создание, – спокойно откликнулся он.

– Прекрасное, но, если верить слухам, коварнее кобры. Говорят, эта девушка поклоняется Кали, причем самой темной из ее ипостасей, а еще слышно, что она подстрекает горячие головы к открытому выступлению против султана. – Посол отвернулся от возвышения и перешел на шепот: – Рабов, ее окружающих, подкупить невозможно, настолько страшит их гнев госпожи.

– Вправду страшит или они просто преданы ей? Ведь княжна так прелестна.

– Рабы втихомолку судачат о молодых невольниках, до смерти ею запоротых в ходе ночных ритуалов. – Абшелам скептически склонил голову набок. – Правда, в это не очень-то верится. Придворной челяди свойственно распускать о своих господах самые невероятные слухи, да и ее отец не допустил бы такого. Он человек благодушный и склонный к созерцательной к жизни. Нам следует лишь приветствовать в нем подобную склонность и делать все возможное, чтобы он ее не утратил.

Джелаль-им-аль чуть было не хохотнул, но вовремя одернул себя. Верх неприличия – хихикать в присутствии старших. Фруктовый сок на меду, который он беспрестанно потягивал из тыквенной, оплетенной кожей бутылки, слегка забродил и ударял в голову. Юноша, сам не подозревая о том, был немного навеселе, а потому не удержался от шутки.

– Хорошо бы наставить его на путь, ведущий к отказу от плотских услад, а затем и от всего земного. Разумеется, в пользу султана, – беспечным тоном добавил он.

Абшелам нахмурился.

– Такими вещами не шутят. Ведь мы с тобой и находимся здесь именно для того, чтобы княжество перешло в полное подчинение Дели еще до рождения первенца Тамазрайши.

– Почему бы в таком случае не предложить ей в мужья одного из сыновей нашего повелителя, да хранит его милостивый Аллах?

Джелаль-им-аль снова взглянул на девушку, сидящую рядом с раджой, и по спине его пробежали мурашки. Что за чушь, сказал он себе, мусульманам несвойственно испытывать страх перед неверными, поклоняющимися ложным кумирам. Но факт оставался фактом. В безветренный, жаркий, клонившийся к душному вечеру день его вдруг охватила холодная дрожь.

– Слишком прямолинейное решение, юноша, – покачал головой Абшелам. – И далеко не самое мудрое. Любому слабоумному стало бы ясно, к чьей выгоде это ведет. Да и наш благодушный раджа тут же бы показал свой норов. Действовать надо гораздо тоньше. Существуют еще ведь и княжичи местных племен, чьи отцы тайно преданы Дели. Попробуем-ка женить одного из них на сиятельной Тамазрайши и посмотрим, что из этого выйдет. – Посол перевел взор на танцовщиков. Те, разбившись на пары, рьяно изображали совокупление Шивы с Парвати, от которого двигались горы и сотрясалась земля. – Похотливый народец, – пробормотал он себе под нос.

– Они ведь с востока, а там весьма свободные нравы, – поспешил блеснуть своими познаниями Джелаль-им-аль. – Девочки там растут вместе с мальчиками, что поощряет распутство.

– Распутниц не обязательно искать на востоке, – пробормотал Абшелам, кивая в сторону возвышения. – Одна из них сидит перед нами, или я полный глупец. – Он повернулся, чтобы уйти, но приостановился и очень медленно, взвешивая каждое слово, сказал: – Приславшие тебя рассчитывают, что твоя образованность поможет тебе войти в доверие к старшей сестре раджи. В Дели известно, что к людям ученым она относится благосклонно.

– Войти в доверие? Но, собственно, как? При дворе она не бывает, а до ее дома не доскакать и в полдня, – возразил растерянно Джелаль-им-аль, огорошенный неожиданным поручением.

– Это твоя забота, – усмехнулся посол. – Поломай голову, прикинь, что к чему. Жизнь дипломата не состоит из одних развлечений. – Он посмотрел на понурившегося помощника. – Ну-ну, не расстраивайся. Я, так и быть, подскажу тебе один путь. В доме Падмири в силу не вполне нами выясненных обстоятельств проживает некий чужеземный ученый. Попытайся действовать через него. И учти, ты должен вызвать в сердце этой особы более чем дружескую приязнь, с тем чтобы после кончины правящего ныне раджи она самым недвусмысленным образом выступила в защиту политики султаната.

Голова юноши пошла кругом, его вновь сотрясла дрожь.

– Приязнь? Ей пятьдесят два. Что я могу тут поделать?

Вопрос повис в воздухе, ибо Абшелам Эйдан смешался с толпой, оставив своего порученца досматривать действо, которое к этому времени уже подошло к драматической фазе: охваченный жаждой разрушения Шива плясал на плавящейся от страшного жара земле.

* * *

Тайное послание из дома сестры раджи Датинуша Падмири к княжне Тамазрайши.

Высокочтимая госпожа, смею заверить, что твое поручение я ставлю превыше всех прочих возложенных на меня в этом доме обязанностей, приближая тем самым час праведной битвы за попранное величие нашей страны!

Сестра твоего отца живет той же жизнью, что и три года назад. По окончании сезона дождей у нее побывали трое ученых и двое странствующих музыкантов. Спешу отметить, что эти гости не отличались чем-либо от ее прежних гостей. Интерес хозяйки к исламу также не поднимается выше уровня отвлеченных на эту тему бесед. И военных тут совсем не бывает, порой, правда, наезжает начальник дворцовой стражи Судра Гюристар, но лишь затем, чтобы проверить вооружение караульных и лишний раз проинструктировать их, с какой степенью бдительности надлежит охранять дом столь высокородной особы.

Инородец, которого твой отец здесь поселил, тоже не вызывает никаких подозрений. Большую часть дня он проводит в отведенных ему покоях, посвящая все это время вполне безобидной возне с какими-то веществами. В чем смысл этой возни, сказать не может никто, включая его слугу, который столь плохо усваивает нашу речь, что ему с трудом удается что-либо втолковать, а уж выудить у него практически ничего невозможно. Алхимик же хорошо владеет как нашим наречием, так и говорами других стран, что весьма притягательно для нашей хозяйки. Она даже сказала, что не прочь изучить какой-нибудь из западных языков; впрочем, дело после этого заявления так никуда и не двинулось. Не двигаются между ними дела и в другом отношении, да и женщине в возрасте досточтимой Падмири обольстители уже не страшны, так что тебе, госпожа, совершенно нечего опасаться.

Что касается караульных, то они зарекомендовали себя как люди солидные, опытные, заботящиеся о своем добром имени и преданно несущие службу. Ни у меня, ни у кого-то еще не появлялось повода в том усомниться.

Что же до преданности почтенной Падмири богам, то и тут все идет заведенным порядком. Во время различных празднеств она совершает надлежащие жертвоприношения и требует того же самого от прислуги, исключая, конечно, рабов. Ее излюбленное святилище – храм Ганеши, что вполне ей подобает как женщине образованной и просвещенной. Однако какого-то фанатизма в хозяйке не наблюдается. Не сказал бы я также, что она поклоняется каким-либо связанным с темными силами божествам.

Книги, какие она читает, не ограничены рамками какого-то исторического периода или философского направления, но полного перечня их я представить, увы, не могу, ибо боюсь вызвать такими расспросами ненужные подозрения у приближенных к ней слуг. Не сомневайся, моя госпожа: узнав что-нибудь интересное, я незамедлительно пошлю тебе сообщение все с тем же добрым зерноторговцем, который взялся доставить по адресу это письмо.

Вот мое заключение: уважаемая Падмири всем своим поведением никак не выказывает стремления причинить вред кому-либо из своей родни. Не сулит неприятностей и ее чрево, ибо прошло то время, когда она могла понести и народить детей, могущих претендовать на княжеский трон, который по праву принадлежит лишь тебе и твоему будущему ребенку.

Оставаясь вечно к твоим услугам и с упованием на богов, которые положат конец всем нашим унижениям, я завершаю этот отчет.

Тот, на кого ты можешь всецело положиться.