Текст книги "Дорога затмения"

Автор книги: Челси Куинн Ярбро

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 31 страниц)

– Не так уж все скверно, – сказал он ласково, словно бы заглянув в ее мысли. – Многие из тех, что переменились с моей помощью, благодарили судьбу. Жизнь, какую они вели до встречи со мной, давала им слишком мало. Никто из них не сокрушался по ней.

– Но… как это происходит?

Его руки, сильные и настойчивые, опускались все ниже. Голова Чи-Ю запрокинулась и пошла кругом. Чтобы не соскользнуть в душную бездну упоительного беспамятства, она уцепилась взглядом за серпик луны, но и тот не стоял на месте, а словно бежал к какой-то ему лишь ведомой цели, расталкивая недвижные облака.

– Исподволь, постепенно. Мы были близки уже трижды. Еще три подобных свидания – и для вас перестанет существовать понятие «смерть». – Медленно, очень медленно он распахнул полы ее халата. Сладкая боль пронизала Чи-Ю.

– А… более быстрого способа нет?

Она развела бедра в стороны, потом быстро сомкнула их и вновь развела, помогая его рукам подобраться к распадку, уже содрогающемуся от легких ритмичных толчков, словно бы вторящих биению ее сердца.

– Есть, – выдохнул он, кусая завитки ее жестких волос. – Достаточно лишь вкусить моей крови.

– И я стану бессмертной?

Ему не хотелось убивать в ней надежду, но и лгать было тоже нельзя.

– Почти. Перерождение, например, не спасает от расчленяющих тело ударов или испепеляющего огня. Но раны, смертельные для обычного человека, таким, как я, уже не страшны и годы над нами не властны.

Спина Чи-Ю неожиданно выгнулась, и все ее тело затрепетало. Из груди китаянки вырвался стон – негромкий, но полный сладостной муки. Кровь ударила ей в лицо, жгучий жар опалил ступни, бедра прошили тысячи раскаленных иголок. Пальцы мучителя дернулись и ослабли, освобождая дорогу первому выбросу лавы. Чи-Ю потерянно всхлипнула и вскинула голову, чтобы губам его было удобней найти ее шею. Дыша глубоко и прерывисто, она уже не могла говорить, но это не имело значения, ибо перед тем, что ей сейчас открывалось, бледнели любые слова. В миг наивысшего наслаждения из глаз ее хлынули слезы. Конечно, конечно же, такое не повторяется – и не повторится уже никогда! Сказав себе это, Чи-Ю с изумлением осознала, что руки его все еще движутся, а в глубине ее плоти зреет очередной вулканический взрыв…

Потом, спустя вечность, вихрь упоительных ощущений улегся и на смену ему пришло состояние глубочайшего успокоения.

– Чи-Ю, – шепот, до нее долетевший, казалось, был порождением ночной тишины. – Эти мгновения… они драгоценны… они как награда… вселенная дарит их нам.

Прошло какое-то время, прежде чем она смогла постичь смысл сказанного. Чи-Ю медленно высвободилась из объятий, потом повернулась и встретилась с испытующим взором его магнетических глаз.

– Вы говорите так, будто нам никогда больше не представится случая пережить все это еще раз. – Ей хотелось лишь намекнуть этому странному человеку, насколько их встречи дороги для нее, однако к словам ее примешалась невольная горечь.

Он неопределенно пожал плечами, потом спросил с некоторым усилием:

– А что думаете по этому поводу вы?

Она отвернулась.

– Не знаю.

Он прикоснулся к ее плечу и тут же убрал руку.

– Чи-Ю, обойдемся без мелочной лжи. Она недостойна нас. До решающей схватки остались считаные часы, а вы знаете о войне достаточно много, чтобы не понимать, сколь скромны наши перспективы.

– Именно потому я и буду сражаться внизу, – пробормотала она, глубоко вздыхая. Дверь в волшебный мир закрывалась, и гораздо скорее, чем ей бы хотелось. – Здесь дожидаться нельзя. Слишком много монголов, а нас слишком мало. Крепость в одночасье сожгут. В поле же мы продержимся, долго ли – я не знаю, однако противник тоже получит свое. – Руки ее пришли в движение, туго запахивая полы халата.

– Вы ведь послали кого-то к Тану Манг-Фа?

– Да.

– Полагаете, он окажет вам помощь?

Взор Чи-Ю потускнел.

– Нет.

– Так почему бы вам не воспользоваться тем, что у вас под рукой? Вот моя кровь, она даст вам защиту. Может, непрочную, и все-таки это шанс.

Лунный серп за окном вошел в облака, комната погрузилась во тьму. Иноземец словно бы растворился в ней, о том, что он все еще здесь, говорило лишь слабое свечение его глаз. Как мало, в сущности, она о нем знает! Ответ слетел с ее уст сам собой.

– Я приму ваш дар, но… после битвы, в том случае, если останусь жива. – Чужак открыл было рот и тут же закрыл его, остановленный повелительным жестом. – Это – моя земля, и я за нее в ответе. Если ее захватят, я паду вместе с ней. – Чи-Ю поморщилась – ей претила высокопарность собственных слов – и просительным тоном добавила: – Ши Же-Мэн, не сердитесь. У меня нет права заботиться о себе. Это было бы… – Она нахмурилась, подыскивая слова. – Это было бы откровенно бесчестным.

Сен-Жермен мог бы напомнить упрямице, сколь многие знаменитые полководцы не стеснялись заботиться о себе и в менее безвыходных положениях, но неожиданный спазм сдавил его горло и не дал ему говорить.

Чи-Ю тоже притихла, потом сказала:

– Мой отец следовал заветам Фу-Цзы, а я – плоть от его плоти. Отступив перед лицом беды, я в запредельных мирах не смогу воссоединиться с духами своих предков, а мое имя навеки вычеркнут из истории рода.

Он только вздохнул.

– О запредельных мирах я мало что знаю. Что же касается вашего имени, то задумайтесь, кто будет решать, вписать его или нет в поминальные книги. Чиновники из столиц? Ослы, запутавшиеся в дворцовых интригах? Еще десяток лет их бессмысленного правления, и империя рухнет! Каким образом эти твари отличают, где честь, где бесчестье, вы можете мне объяснить?

– Нет, – ответила она серьезно. – Но жители долин верят мне, и я буду сражаться за них. – Отец никогда не пускался в подобные рассуждения, подумалось ей. – Мои братья мне не помощники, моих родичей возмущает мой вид. Но местные селяне идут ко мне со своими заботами и отдают под мое начало своих сыновей.

Помолчав, Чи-Ю отошла от окна и сказала:

– Мне нужно одеться. Мои люди будут здесь через час.

– Но… нельзя ли мне задержаться? Хлопотно в одиночку облачаться в доспехи. Полагаю, я мог бы вам в чем-то помочь.

– Нет, я управлюсь сама. Мои слуги поправят огрехи. – Она судорожно вздохнула. – Простите, мне надо побыть одной. Иностранцу трудно это понять, однако… однако я искренне вам благодарна за почет, оказанный вами моей скромной персоне.

– Почет? – изумился он.

Она отвела взгляд.

– Или за нечто большее, чему у меня нет названия.

– Чи-Ю, – выдохнул Сен-Жермен, но ее уже в комнате не было. Он стоял один в напоенной призрачным лунным сиянием мгле.

* * *

Неотправленное письмо Куана Сан-Же инородному алхимику Ши Же-Мэну.

Праздник Осеннего Урожая, год Быка, четырнадцатый год шестьдесят пятого цикла, Ло-Янг.

Мой дорогой друг!

Насколько я себе представляю, чудовищное нашествие орд Тэмучжина обошло край, где вы сейчас пребываете, стороной! Впрочем, о положении дел в провинциях нам известно очень немногое. Да что там – в провинциях, мы не ведаем, что творится в часе езды от нас. В последние месяцы меня ободряют лишь мысли о вас, остальное же время я коротаю в унынии. Небо, вы не поверите, как разительно переменился Ло-Янг!

Враг, правда, пока еще не стучится в наши ворота, однако город набит солдатами, но более всего удручает досужая болтовня в кабачках. Никто уже не верит в победу империи, и даже чиновники всерьез обсуждают, какие области управления государством доверит им новоявленный наместник небес Чингисхан!

Причина, по которой я вам пишу, тоже печальна, однако я должен сказать то, что должен. Друг мой, ни под каким видом (почему – вы тут же поймете) не возвращайтесь сюда! Иностранцы в Ло-Янге сейчас подвергаются серьезной опасности, недалекие горожане преследуют их. Три дня назад двоих корейских ученых побили камнями торговки с базара на улице Ив. Вы со своей бросающейся в глаза внешностью никак не сможете избежать подобных нападок, кончится тем, что однажды вас просто убьют. Поверьте, если бы сейчас путешествия не были сопряжены с огромнейшим риском, я сам сопроводил бы это письмо обращением к администрации округа Шу-Р с просьбой приютить меня в каком-нибудь безопасном местечке, например в крепости Мао-Та.

Я несказанно счастлив, что вещи, мною вам посланные, вами получены. Ваше уведомление о том несколько задержалось в пути, однако оно все же дошло до меня – с капитаном имперских лучников. Вы искренне порадовали меня заверением, что не намерены обращаться к властям с иском о возмещении нанесенных вам убытков. В другой ситуации я бы настаивал на обратном, но сейчас всей душой одобряю ваше решение, ибо грядут слишком скверные времена.

Мой двоюродный брат, чиновник из трибунала, шепнул мне, что на западе не ожидается серьезных боев. Тэмучжин пойдет на столицы, так думают генералы. Сколь же удачливы вы оказались, мой друг, вовремя удалившись от тягостных треволнений! Здесь же мы днем и ночью трясемся, опасаясь внезапного появления варваров и уповая лишь на милосердие и благосклонность небес!

Страх этот, похоже, сделал меня невежей. Я все еще не спросил вас ни о результатах ваших исследований, ни о других подробностях вашего пребывания в округе Шу-Р. Простите меня, но в первую очередь я, видимо, все-таки горожанин, прикипевший всем сердцем к суматохе Ло-Янга. Мне трудно вообразить, что кто-то может успешно трудиться в условиях, далеких от городских.

Да и наука наша сейчас пребывает в загоне. Власти, чтобы развить видимость деятельности, всюду суют свой нос. Особенно они докучают алхимикам, тем запретили опыты по изготовлению золота, опасаясь якобы, что успех этого предприятия обесценит столь редкий и благородный металл. Мы киваем, соглашаемся и работаем лишь с оглядкой, предварительно убедившись, что за нами никто не следит.

Поверьте, когда дела тут пойдут на лад, когда презренных монголов загонят обратно в пустыню, я с величайшим удовольствием приму вас в Ло-Янге и помогу вам восстановиться в правах. Однако в данный момент я не мог бы считать себя вашим другом, если бы не повторил свой совет: не помышляйте пока что о возвращении! Оно ничего хорошего вам не сулит!

Трибунал приказал вымарать ваше имя из университетских бумаг, но я взял на себя смелость поместить все ваши документы в архив – в надежде на то, что времена переменятся к лучшему. Наш ректор ничего не знает о том или тактично делает вид, что не знает, однако я более чем уверен, что внутренне он одобряет меня.

Найдите все-таки час черкнуть мне несколько слов о своих успехах. Я же, со своей стороны, берусь информировать вас о продвижении вражеских орд. Письмо составлено кое-как и не отличается изяществом стиля, зато оно, надеюсь, сообщит вам о неизменности моих дружеских чувств. Я не снимаю копии с этого сбивчивого послания; думаю, что и вам вряд ли стоит его хранить.

Куан Сан-Же, магистр ло-янгского университета

Заверено личной печатью.

ГЛАВА 11

Поднявшись на крепостной вал, он приготовился к ожиданию. Ветерок, еще вчера напоенный ароматами собранного урожая, сейчас доносил до заставы один лишь удушливый чад.

Чи-Ю развернула своих людей журавлиным клином – там, где долина Со-Ду поджималась к долине О-Ду. Три сельских дома несколько маскировали отряд, состоящий из пятидесяти четырех конников и тридцати девяти пехотинцев. Тут же прятались и добровольцы из местных хозяйств, вызвавшиеся доставлять ополченцам бинты, боеприпасы и воду. Военачальница верхом на своей гнедой встала в вершине клина, расположив наиболее опытных воинов подле себя.

К полудню монголы втекли в долину Со-Ду. Их было около двух сотен. Кочевники, вооруженные луками, легкими мечами и пиками, сидели на маленьких лохматых лошадках, внешне напоминающих пони, но более быстрых, увертливых и надежных. Они не спешили и, как и полагала Чи-Ю, для начала решили поджечь постоялый двор. Сухое строение вмиг занялось, бочки со смолой стали рваться, и шестеро поджигателей погибли в ревущем огне.

Монголов это происшествие ничуть не обескуражило и даже словно обрадовало. С жуткими криками они перестроились, после чего маленькими отрядами ринулись через поля. Около дюжины нападающих угодили в ловушки, но основная лавина конников не заметила этих потерь.

Ополченцев стал охватывать страх. Чи-Ю видела, как сереют их лица. Одно дело – участвовать в кратковременных вылазках, преследуя группки удирающих варваров, и совсем другое – ожидать сшибки с кочевниками грудь в грудь. Чи-Ю закусила губу. Понимая, что паника приведет к неизбежному и позорному поражению, она подняла копье.

– Нет! – вскричал Сен-Жермен, увидев, как в ответ на сигнал ополченцы покидают укрытия. – Еще слишком рано!

Никто не услышал его. В крепости никого не осталось. Женщины, конюхи и даже подслеповатый привратник после ухода воинов покинули Мао-Та. С ними в горы ушли и рабы, и ремесленники, проживавшие при гарнизоне. Чи-Ю предложила перебраться в Бей-Bo и ему, но Сен-Жермен отказался, заявив, что сумеет позаботиться о себе.

Конные ополченцы устремились вперед, пешие устанавливали треноги для дальнобойных луков и арбалетов. Возле них закипела лихорадочная возня. Бойцы стреляли, селяне подавали им стрелы, самые рослые помогали натягивать тетиву.

Чи-Ю, прильнув к шее гнедой, осаживала ее, чтобы та не пустилась вскачь и не сломала строй, фланги которого уже загибались, словно бы норовя взять монголов в кольцо. Кочевники скалились в предвкушении битвы и подгоняли коней.

Первый из них всадил пику в ближайшего ополченца и радостно взвыл, выдергивая ее. Жидкая линия обороны прогнулась, но какое-то время держалась, однако вскоре часть людей Чи-Ю обратились в бегство, ибо вторая волна монголов была сокрушительней первой, а третья ударила им в тыл.

Крики, стоны, вопли наполнили воздух. Дрогнувших защитников Мао-Та били пиками и полосовали мечами, лошади, оставшиеся без всадников, пронзительно ржали. Опьяненные бойней кочевники никому не давали уйти.

Сен-Жермен побелел и зажмурил глаза, не в силах глядеть на то, что творится внизу. Сражение шло на большом удалении от заставы, но до нее все равно долетали жуткие звуки резни.

– Хозяин, – произнес чей-то голос. Это был Руджиеро. Сен-Жермен обернулся к нему. – Я взял на себя смелость упаковать кое-что. Задерживаться здесь, похоже, не стоит. – Лицо слуги было бесстрастным, волнение выдавали только его расширенные зрачки.

– Разумно, но у нас есть еще время, – откликнулся Сен-Жермен. Голос его звучал глухо и ровно.

– Но монголы вот-вот прорвут оборону и кинутся к нам.

– Нет, полагаю, они пойдут дальше – в Со-Ду. Там люди, дома, там скот и прочая живность. Куда приятнее зверствовать на приволье, чем обшаривать никому не нужное укрепление.

Руджиеро перегнулся через барьер и тут же выпрямился. Руки его предательски затряслись.

– Сколько это продлится?

– Час, в крайнем случае два. Затем монголы ворвутся в О-Ду. Это тоже займет какое-то время.

Сен-Жермен вновь заставил себя оглядеть склон холма. Там метались обезумевшие от ужаса ополченцы. Их добивали с методичной размеренностью. Победители, вершившие кровавое пиршество, не опасались уже ничего. Двое кочевников, смеясь, велели своим спешившимся товарищам привязать одного из отогнанных в сторону пленников к задним лукам их седел. Убедившись, что узлы хорошо затянуты, они гикнули и поскакали в разные стороны. Несчастный, раздираемый надвое, издал жуткий вопль.

Маленький отряд ополченцев откатился к проходу в другую долину. Храбрецы готовились дорого продать свои жизни, но с ними затеяли игру в кошки-мышки. Монголы на полном скаку пролетали мимо отважных бойцов, делая ложные устрашающие замахи.

– Я раздобыл повозку с козьей упряжкой, хозяин, – сообщил через паузу Руджиеро. – Но много в нее не вошло.

– Прекрасно, – пробормотал Сен-Жермен, сглатывая подступивший к горлу комок. Бессмысленность происходящего его убивала.

– Не думаю, что вам стоит на это смотреть, – нахмурился слуга.

– Конечно, – кивнул Сен-Жермен. – И никому не стоит. А особенно тем, кому отказано в чести там находиться. – Он потер ладонями лоб и встряхнулся. – Ладно. Где ты взял эту повозку?

– Купил у привратника. В ней поместились лишь укладки с землей и ваш римский сундук. Прочее придется оставить.

– Придется оставить, – покорно повторил Сен-Жермен. – Что ж, пойдем.

– Возможно, корыстолюбие китайских чиновников достойно не порицания, а похвалы? – проговорил он, спускаясь по шатким ступеням во двор. – По крайней мере, у византийских мозаик, подаренных нами Хао Сай-Чу, имеется шанс пережить этот хаос. – Сен-Жермен вновь потер лоб и задумчиво произнес: – Что-то всегда остается. Пусть даже горсть разноцветных стекляшек.

Руджиеро ничего не сказал. Он молча следовал за хозяином и забежал вперед только затем, чтобы распахнуть перед ним тяжелую дверь. Внутри помещения царили тишина и порядок, ничто там не говорило о драме, разыгрывавшейся на дальних подступах к Мао-Та.

– Где желтая амфора? – спросил Сен-Жермен, оглядевшись.

– В лаборатории, – с некоторой заминкой ответил слуга.

– Принеси ее. – Это было сказано тоном, не терпящим возражений.

Руджиеро нахмурился, но счел за лучшее промолчать. Он вышел из комнаты и вскоре вернулся с огромной высокогорлой посудиной, которую осторожно поставил на пол.

– Насколько она полна? – спросил Сен-Жермен, вытаскивая из сундука черный с кожаными рукавами камзол.

– Четверти на три, – буркнул слуга угрюмо.

– Есть ли у нас керамические сосуды? – Сен-Жермен отшвырнул в сторону подвернувшееся ему под руку шелковое белье и натянул камзол через голову.

– Около дюжины. – Руджиеро вздохнул. – Мой господин, мне не хотелось бы вам прекословить, однако…

Ответом ему была язвительная улыбка.

– Однако вся штука в том, что ты смертельно боишься греческого огня. Могу сказать тебе в утешение, что я и сам его опасаюсь.

Сен-Жермен скинул с ног сапоги.

– Давно ли ты менял в их подошвах землю?

– Довольно давно, – пробормотал виновато слуга.

– Так озаботься этим сейчас! – Сен-Жермен, не глядя, швырнул сапоги через комнату. – Потом приходи мне помочь.

В глазах Руджиеро мелькнуло недоумение.

– Помочь?

Сен-Жермен раздраженно крякнул, натягивая непослушные гетры.

– Они убили Чи-Ю. Они убили ее и дорого за это заплатят.

– Но почему же тогда… – Слуга покосился на желтую амфору, потом вопросительно глянул на господина.

– Что я мог сделать? – сухо ответил тот. – Да, ты и я, мы вдвоем, возможно, сумели бы остановить их. Но Тьен Чи-Ю наложила на это запрет. – Сен-Жермен поднялся и затянул на себе длинный пояс. – Монголы обязательно победят, однако не здесь и не сейчас.

– Наденьте хотя бы защитный фартук, – пробурчал Руджиеро. – Как вы хотите все это устроить? Сбросите емкости им на головы, а потом мы сбежим?

– Нет. Ты уедешь чуть раньше. А я… я спущусь вниз, чтобы разыскать останки Чи-Ю. Я дал себе слово позаботиться о ее погребении. – Он не глядел на слугу.

Руджиеро только всплеснул руками, потом, как сомнамбула, двинулся к лаборатории. В дверях он остановился.

– Откуда вы знаете, что ее нет в живых?

– Я чувствую это, – негромко сказал Сен-Жермен, соскребая с горлышка амфоры воск.

Когда они вышли во двор, солнце почти закатилось. Господин обернулся к слуге.

– Что с нашей козьей упряжкой?

– Она в полном порядке. Я перегоню ее к дорожной развилке и буду там ждать. – Голос слуги звучал безучастно. – До рассвета, затем, если никого не дождусь, двинусь на запад.

Легкая усмешка мелькнула в темных, как два бездонных колодца, глазах.

– Благодарю тебя, старый дружище.

Руджиеро отрывисто кашлянул.

– Не благодарите меня. Я знаю, что вы сумасшедший, и… – Он оборвал фразу, не прояснив свою мысль до конца. – Упряжка в порядке.

– Превосходно. Будь осторожен в пути. В лесу могут прятаться дезертиры.

Руджиеро пренебрежительно хмыкнул.

– Дезертиры не самое страшное из того, что меня беспокоит. – Он глянул на пелену дыма, застилавшую закатное небо.

– Но ты ведь вооружен, – сказал Сен-Жермен, делая вид, что не понимает намека.

– Разумеется. – Руджиеро помедлил. – Решения своего вы, конечно же, не измените, однако все-таки не рискуйте собой больше, чем это необходимо. – Не ожидая ответа, он повернулся и зашагал через двор.

Сен-Жермен следил за слугой, пока тот не скрылся в конюшне, затем он возвратился в свои покои и подошел к высокому – почти в рост среднего европейца – ящику, стоящему вертикально. К нему было прилажено нечто напоминающее грубую упряжь. Сен-Жермен, присев, влез в перекрестье ремней, затянул на груди пряжки и встал, вскидывая свою ношу повыше. Убедившись, что та не мешает ходьбе, он в последний раз закрыл за собой дверь бревенчатого строения, более полугода служившего ему домом. Он хотел удержаться от лишних переживаний и все же почувствовал, как грудь его пронзила мгновенная боль.

Монголы уже бесчинствовали в долине О-Ду, терзая несчастных, попавших в их руки живыми. Одного из пленников (судя по сапогам, ополченца) связали и потащили за галопирующей монгольской лошадкой, а восемь пьяных кочевников понеслись следом, каждый старался достать окровавленную жертву мечом.

Другие мучители приволокли павшую лошадь, вспороли ей брюхо и затолкали туда трех селян. Тушу зашили и обложили пылающими головнями, в которых не было недостатка, ибо в округе пылал каждый дом. Возле дотлевающего сарая воины Тэмучжина поймали подростка и устроили пиршество, разрубив того на куски. Человечину надевали на острия пик и обжаривали в костре. Насыщаясь, людоеды смеялись.

Сен-Жермена, пробиравшегося в темноте вдоль полей, мутило от ярости и отвращения, но он все еще медлил, выбирая укрытие понадежней. Наконец в поле его зрения попал старый амбар, покосившийся и почти вросший в землю. С удовлетворением убедившись в достаточной прочности древнего сооружения, ночной мститель скользнул в его пахнущее прелью нутро и с облегченным вздохом ослабил нагрудные пряжки.

Кочевники, мчавшиеся за окровавленной и уже бездыханной куклой, пересекали поле.

Мститель, вслушиваясь в их гортанные вопли, извлек из ящика керамический длинный сосуд. Тот был тщательно закупорен, но с помощью маленького кинжала Сен-Жермен срезал с горлышка воск и метнул свой снаряд в приближающихся монголов.

Хлынувший в цилиндр воздух воспламенил находящееся там вещество, и емкость взорвалась с тихим треском, похожим на треск сосновой шишки в костре. Взметнувшиеся к небесам золотистые стрелы прочертили тьму, расцветая в ней пышным букетом. Один из кочевников осадил свою маленькую лошадку, изумленно разглядывая роскошный огненный завиток, неспешно к нему подлетавший. Полоска пламени лизнула ему плечо, обвилась паутинкой вокруг руки и, прожигая одежду, ушла глубже – в плоть. Монгол дико взвыл, вместе с ним завопили и остальные его собратья, накрытые призрачной пеленой оседающего греческого огня. Легкие словно перышки язычки пламени падали на траву, через мгновение все поле пылало.

Мрачно кивнув, Сен-Жермен поднял свой груз и перебежал к купе деревьев, осенявшей своими ветвями костер людоедов. Никто не заметил маневра ночной тени, и в гуще пирующих взорвался второй смертоносный сосуд.

Многие воины Тэмучжина погибли на месте. Остальные, корчась и дергаясь, стали пытаться сбить с себя пламя, чем лишь усугубляли свои муки, ибо волокна удивительного огня были липкими и прожорливыми, воспламеняя все, что с ними соприкасалось. Страшная давка подпитывала разраставшийся хаос. На крики гибнущих сбегались соседи и превращались в горящие факелы. Вскоре огнем был объят весь монгольский стан. Недавние победители извивались в агонии, у них не имелось ни малейшего шанса спастись. Ужасное пламя с одинаковым равнодушием пожирало их одежду и плоть, оставляя на земле лишь обугленные скелеты. В огненную метель попадали и лошади, оглашая ночь жалобным ржанием. Обезумев от боли, они живыми кострами носились вокруг, пока их мучения не прекращались.

Сен-Жермен жалел лошадей, однако ему пришлось пустить в дело еще два сосуда, прежде чем наступившая тишина недвусмысленно заявила, что захватчики получили свое. Он не испытал от этого какой-либо радости, его ненависть продолжала гореть в нем ровно и отстраненно, в чем-то подобная пламени греческого огня. Он хорошо сознавал, что свершенный им акт очищения так и останется незамеченным на фоне общей волны насилия, захлестнувшей древнюю и цивилизованную страну. Чи-Ю отмщена, но она уже не воскреснет. Она ускользнула от него в запредельные дали, куда живым хода нет. И все же первоочередную задачу он выполнил, пора было приступать ко второй.

Долина Со-Ду походила на скотобойню. Земля ее пропиталась кровью и запеклась. Все плотоядные насекомые, способные передвигаться без света, сползлись сюда на жуткое пиршество, облепив изувеченные людские останки. В ночи казалось, что жертвы ужаснейших злодеяний шевелятся и пытаются встать.

Человеку, переходившему от мертвеца к мертвецу, на миг сделалось дурно, но он подбодрил себя раздраженным соображением, что уж кого-кого, а его-то запахи мертвечины и крови никак смущать не должны. Наткнувшись на ствол молодого дубка с обрубленной кроной и торчащими во все стороны сучьями, Сен-Жермен застонал. Дерево явно готовили для голов побежденных. Неужели они успели обезглавить всех павших? У них ведь на этот вечер хватало других развлечений. Убийства, насилие, пьянство куда притягательнее глумления над бездыханными трупами. С этим легко можно было повременить до утра.

Но они не повременили. Сен-Жермен то и дело ворочал обезглавленные тела. Он обладал способностью видеть во тьме, но не слишком отчетливо, приходилось вглядываться и наклоняться. В одном месте перед ним выросла целая груда окоченевших трупов. С трудом заглушив в себе приступ брезгливости, Сен-Жермен разобрал жуткий завал, однако Чи-Ю не оказалось и там.

Помог ему случай – рассеянно брошенный взгляд. Он брел вдоль канавы, в которой что-то валялось. Темное, неопрятное, похожее на кучу засаленного тряпья. Сен-Жермен уже поворачивался, чтобы уйти, но тут серпик луны выскочил из-за туч, и тряпье металлически замерцало. Под пропитанной кровью тканью обнаружился латунный наплечник, ниже угадывалась броня. По тому, как бешено заколотилось его сердце, он понял, что нашел то, что искал.

Хорошо, что они не отрубили ей голову, повторял он себе, но эта мысль не приносила ему утешения. Слишком тяжко было смотреть в дорогое лицо, искаженное злобной гримасой. Правой рукой Чи-Ю сжимала обломок вражеского копья, ножны павшей воительницы были пусты. Сен-Жермен попытался отереть с ее щеки кровь. Кожа, срезанная скользящим ударом меча, подалась под нажимом. Он не умел плакать, он давно утратил эту способность, и потому звуки, сорвавшиеся с его губ, походили на лающий вой. Лоскут кожи не хотел приставать к ране, его пришлось придержать. Он не посмел отнять ладонь и свободной рукой расстегнул нагрудные пряжки. Ящик сполз со спины, Сен-Жермен осторожно извлек из его обитого кожей нутра неизрасходованные снаряды.

Ему пришлось-таки повозиться, укладывая на их место окоченевшее тело. Выбросив из головы посторонние мысли, он почти справился с этой задачей. Мешал обломок копья, зажатый в руке Чи-Ю. Сен-Жермен попытался разогнуть холодные пальцы и вдруг с ослепительной ясностью вспомнил, как эта рука прикасалась к нему. Совсем недавно, еще прошлой ночью.

Чи-Ю была с ним, живая, горячая, она обещала вкусить его кровь. В ужасе он отшатнулся от скорбной укладки, потом решительно вдвинул в нее останки отважной воительницы – с пустыми ножнами и с обломком вражеского копья. Пусть все остается как есть!

Полночь давно миновала, когда человек в черном закончил свой труд. Он чувствовал себя совершенно разбитым, зато Чи-Ю теперь не валялась в канаве, как падаль, а покоилась в глубокой могиле, и гробом служил ей добротный ящик из-под греческого огня, на внешней стенке которого были вырезаны ее имя и звание вкупе с датой кончины. Чуть ниже Сен-Жермен указал причину смерти Чи-Ю и поместил иероглиф, символизирующий понятие «доблесть», надеясь, что тот достойно представит покойную пращурам рода Тьен.

Рассвет приближался, но путник еле полз по тропе, усталость одолевала его. Впрочем, он был даже ей благодарен. Тупое оцепенение позволяло ему шагать и шагать, ни о чем не задумываясь и ничему не давая оценок.

Послышалось позвякивание медного колокольчика, из кустов выступил Руджиеро. Он внимательно оглядел своего господина и едва заметным кивком указал на холмы и на простиравшиеся за ними туманные дали.

* * *

Письмо главного судьи округа Шу-Р By Синг-Ая в военное министерство Кай-Фенга.

Канун праздника бога Сердец, год Быка, четырнадцатый год шестьдесят пятого цикла. Бей-Во.

Самый презренный из окружных судей страны берет на себя смелость сообщить достойным чиновникам военного министерства Кай-Фенга о том, что сейчас происходит во вверенном его попечению округе Шу-Р. Несомненно, многим из указанных выше чиновников известно, что сей жалкий судья некогда уже умолял их найти возможность защитить вверенный ему край от врагов. Ответом на это прошение было пространное письменное заверение в том, что округу Шу-Р не грозят никакие опасности. Ничтожный судья, в свою очередь, поспешил уверить министерство в обратном и попросил центр прислать в округ комиссию, способную обстоятельно разобраться в действительном положении дел. Однако его заявление либо посчитали не заслуживающим внимания, либо отложили в сторону ради более насущных забот, связанных с освобождением захваченного Тэмучжином Пекина. Тем самым ни помощи в наш край не пришло, ни комиссия, могущая составить благоприятствующее нам заключение, в округе нашем не появилась.

С тех пор минул год, и в его рамках монгольские набеги на наш край не только не сократились, но, вопреки прогнозам власть предержащих лиц, даже усилились, результатом чего стало падение крепости военачальника Канга Же, о чем недостойный судья уже извещал вас, не получив на то никакого ответа.

Теперь же тут происходит вот что. Застава Мао-Та сожжена, равно как и обе охраняемые ею долины – Со-Ду и О-Ду. Население их уничтожено, а военачальница Тьен Чи-Ю и ее ополченцы погибли в неравной схватке с врагом. Крепость Шуи-Ло, вверенная заботам военачальника Тана Манг-Фа, разрушена и разграблена, так же как и все деревни на расстоянии шести ли от нее. Самая западная застава на перевале Ци-Гай (ее защищал военачальник Шао Чинг-По) стерта с лица земли четырьмя сотнями конников Тэмучжина. Военачальники Хуа Дьо-Танг и Су Сон-Тай изнемогают в битве с монголами, и недостойный судья, подносящий свою кисть к баночке с тушью, даже не знает, живы они сейчас или нет.

Поскольку высокопоставленные чиновники, погруженные в государственные заботы высшего плана, не имеют возможности уделять много внимания округу Шу-Р, самый презренный из судей хотел бы им со всем тактом напомнить, что перечисленные военачальники и их ополченцы – это все, чем располагал наш край в оборонительном плане. Гибель этих отважных бойцов означает гибель округа Шу-Р, ибо теперь у монголов развязаны руки.

О том говорят пепелища на месте недавно цветущих селений и пирамиды, сложенные из отрубленных голов наших людей. Небо над округом почернело от дыма, словно стыдясь того, что творится внизу. Уцелевшие земледельцы ослепли от слез. Они бродят туда-сюда без цели, без пищи, без крова, охваченные таким безразличием к своему положению, что и пальцем не шевельнут, когда их начнут убивать.

Возле ничтожнейшего из судей стоит посыльный, готовый отбыть в столицу, и поглядывает на объятые пламенем крыши Бей-Bo. Было бы неразумным задерживать его долее. Архивы округа спрятаны в пересохшем колодце у западной городской стены. Они могут и сохраниться, но горожанам не выжить.

В связи с тем, что ничтожная личность не справилась со своими обязанностями, чем показала себя недостойной имени, унаследованного ею от прославленных предков, она покончит с собой сразу же после того, как посыльный отправится в путь. Как-либо чтить кончину этой особы вовсе не обязательно, а всяческие упоминания о ней предлагается незамедлительно вымарать из родословной семейства By.

Начертано тем, кто еще недавно являлся судьей округа Шу-Р By Синг-Аем, что удостоверяет приложенная печать.