Текст книги "Дорога затмения"

Автор книги: Челси Куинн Ярбро

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 31 страниц)

ГЛАВА 10

Стражники, дошагав до тронного зала, уважительно расступились, позволяя чужеземному гостю войти.

– Ага, – протянул раджа, разглядывая незнакомца и отмечая, что шелк его одеяния очень хорош, – значит, ювелир сдержал свое слово.

– Сдержал, но я мог ему не поверить, – хладнокровно откликнулся Сен-Жермен. Привстав на одно колено, он поклонился в европейской манере, затем поднялся на ноги. – Достойному следовало послать с ним какой-нибудь знак.

Имеешь возможность атаковать – атакуй, хотя бы в форме упрека. Рискованный шаг, но, чтобы с тобой считались, можно пойти и на риск.

Датинуш озадаченно повернулся к придворным. Их было четверо. Ближе всех к трону стояли Гюристар и мрачноватый брамин, из-за которых выглядывал местный поэт Джаминуйя, однако раджа обратился к почтенному старцу, походившему на купца.

– Ну, Куангосан, что ты нам скажешь?

Торговец оторопел и вытаращил глаза.

– Великий владыка, конечно же… несомненно, это человек с Запада, – сбивчиво забормотал он. – О том говорят и его глаза, и цвет кожи… однако… – Старец икнул и умолк.

– Однако Запад обширен, – иронически подсказал Сен-Жермен, затем повторил ту же фразу по-гречески и по-арабски.

Куангосан, пришедший в совершенное изумление, растерял все понятия о приличиях.

– Ты последователь пророка? – вскричал он по-арабски. – Ты исповедуешь ислам?

– Нет, – сказал Сен-Жермен, подражая изысканному стилю своих арабских учителей. – Скорблю, что ввел вас в заблуждение, но это, поверьте, не входило в мои намерения. Разумеется, тот, кто вложил себя в руки Аллаха, дарует свое снисхождение тому, кто менее мудр.

Торговец кивнул и сказал, осторожно подбирая слова:

– Сам я не иду за пророком, но три моих брата вступили на этот путь. Хорошо, что ты почитаешь его слово, ибо Дели совсем рядом, и разговоры, что здесь ведутся, отдаются и там.

Раджа грозно посмотрел на торговца.

– Или пользуйся нашей речью, или молчи.

– Виноват я, – мгновенно откликнулся Сен-Жермен. – Меня подвела привычка общаться с людьми на родных для них языках, конечно в тех случаях, когда я их знаю. Я могу говорить на хинди, на персидском, тамильском и многих других наречиях, но владею ими не одинаково хорошо. – Он повернулся к торговцу: – Ты проявил доброту, указав на мои недочеты в арабском.

По лицу поэта скользнула улыбка. Арабский он знал и отлично понял, что чужак выгораживает купца, но не стал заострять на этом внимание, заговорив о другом:

– Ты много странствуешь, но и у странников имеется родина. Ответь, откуда ты родом?

– На Западе, – сказал дрогнувшим голосом Сен-Жермен, – имеются земли, где сейчас расположено Венгерское королевство. Там покоится прах моих предков. Я очень давно не бывал в тех краях и наконец решил навестить их. Однако если монголы действительно двинулись в Персию, то через эту страну дороги мне нет. – Он помолчал, размышляя. – Я мог бы переправиться через Арабское море в Египет, где сел бы на венецианское судно, идущее в Константинополь или в Триест. Но все это связано с массой хлопот, и притом мореплаватель я неважный.

– Он правильно называет и страны, и города, – заметил торговец. – Невеждам подобное недоступно.

Сидящий на троне раджа шевельнулся, и торговец мгновенно увял.

– Ладно, – сказал Датинуш. – Теперь мы знаем, куда ты идешь, но не знаем, откуда ты прибыл.

– У меня был в Ло-Янге свой дом, но около двух лет назад я оставил его, чтобы сражаться с монголами на западных границах Китая. Нас одолели, я вынужден был бежать, пробиваясь сквозь горы. В Вода, царстве вечных снегов, мы зазимовали – у монахов из братства Желтых Одежд, потом, покинув высокогорье, двинулись в вашу сторону.

– Мы? Ты путешествовал не один? – прищурился Гюристар и, подбоченившись, вышел вперед, явно показывая, что сомневается в словах инородца.

– Со мной был слуга, Руджиеро. Он служит мне уже множество лет и подтвердит все, что сказано мною.

– Еще бы, – хохотнул Гюристар. – Хороший слуга подтвердит все, что угодно. – Усач повернулся к радже: – Не верь ему, повелитель! Любой человек может сказать, что пришел из Бода, особенно инородец. Он знает, что у нас нет возможности проверить его и вывести на чистую воду. На деле же он обычный шпион и заслан сюда из Дели. Султану не терпится подмять наше княжество под себя, ты знаешь о том, о владыка! Он очень хитер, складно болтает и знает язык наших врагов, а его скитания по Бода не более чем небылица!

– Красноречиво, – кивнул Сен-Жермен и потянулся к пристегнутой к поясу сумке. – Но обосновано плохо. У меня же есть доказательство моего пребывания в стране вечных снегов. Это сопроводительное письмо вручено мне духовным наставником ламасерии Желтых Одежд, именуемой Бья-граб Ме-лонг йе-шиз, где мы со слугой провели эту зиму. Письмо составлено на нескольких языках, один из них вам понятен.

Он протянул письмо Датинушу, но взял его Гюристар.

– Не надейся, что мы излишне доверчивы, инородец!

– Разумеется, нет, – пробормотал Сен-Жермен.

– Ответь мне, – хмуро сказал раджа, сообразивший, что Гюристар будет долго корпеть над бумагой, – почему ты хочешь продать все свои камни? Один алмаз я бы понял, ну два, но шесть – это ведь много!

Сен-Жермен равнодушно пожал плечами.

– На родину я попаду очень не скоро, а жить без денег нельзя. Мне надо где-то устроиться, чтобы продолжить исследования, мне надо нанять слуг, ведь я привык не к бедности, а к достатку. – К сказанному он мог бы добавить, что хорошо оплачиваемые слуги лучше держат языки за зубами, чем рабы или бедняки.

– Так ты собираешься купить себе дом? Что ж, это похвально. Но на деньги, вырученные за такие сокровища, ты мог бы купить половину княжеского дворца. – В голос раджи вплелись почти дружелюбные нотки.

– Сомневаюсь, – сказал Сен-Жермен. – Разве что комнату или две, но не больше.

– Пожалуй, ты прав, – самодовольно кивнул Датинуш. – Эй, Гюристар, что ты там понял?

Начальник стражи выглянул из-за свитка.

– Я смог разобрать лишь несколько строк и подпись, но все вроде бы подтверждается, – заключил он со вздохом. – Все в порядке, если… если только письмо не поддельное. – Потухшие было глаза усача вновь загорелись. – Наверняка это фальшивка, мой господин!

Он принялся сворачивать свиток, но в дело вступил Джаминуйя:

– Позволь и мне взглянуть на письмо, государь! Я видел тексты Бода и кое-что в них понимаю. Если это подделка, я распознаю ее.

Он протянул руку к письму, раджа согласно кивнул, и Гюристар неохотно расстался со свитком.

Пока стихотворец читал, все молчали. Сен-Жермен держался уверенно, но на душе его скребли кошки. Говоря откровенно, он никак не рассчитывал на такой враждебный прием. Если ученость поэта окажется дутой, ему ничего не стоит подтвердить слова усача. Пустознайки заносчивы. И рады подставить ножку тому, кто хоть в чем-нибудь их превосходит. Он стоял, сознавая, что через миг-другой решится его судьба.

Джаминуйя взглянул на чужака.

– Братство Желтых Одежд весьма влиятельно, а?

– Таким оно выглядит, по крайней мере со стороны. Я не имел дела с другими общинами, но монастырь моих покровителей в Лхасе превосходит другие. – Сен-Жермен отвечал осмотрительно, понимая, что проверка уже началась.

– У них ведь особенные наставники? Их, кажется, отбирают, сообразуясь с какой-то традицией? – Джаминуйя небрежно помахивал свернутым свитком.

– Насколько я знаю, да.

– А этот старик, этот Сгий Жел-ри, он что – и впрямь такой великий мудрец, каким нам его представляют? – Джаминуйя скосил глаза в сторону, потом перевел их на потолок.

– Прошу прощения, он безусловно умен, но стариком я бы его не назвал. Ему еще не исполнилось и десяти. – Первая западня была пройдена, но Сен-Жермен понимал, что расслабляться нельзя.

Остальные были поражены услышанным.

– Ерунда, – громко высказался Гюристар.

– А что скажешь ты, Джаминуйя? – вопросил Датинуш.

– Наш гость прав, – усмехнулся поэт. – Два года назад я беседовал с несколькими буддистами из Бода. Они говорили об этом ребенке с благоговением и восхищением. – Он снова взмахнул свитком.

– Дай мне взглянуть, – приказал Датинуш, выхватывая письмо у поэта.

Раджа погрузился в чтение, а его страж издал неприятный смешок.

– Пусть он ребенок, но и ребенку не придет в голову отзываться похвально об инородце, не разделяющем его веры. Ты просто нанял в каком-нибудь городишке писаку, чтобы тот состряпал это письмо, а потом потолковал с людьми, бывающими в Бода, чтобы тебе было чем подкреплять свои сказки.

Сен-Жермен возмутился, но тут же одернул себя. Горячность неубедительна, и потому он заговорил негромко, но твердо:

– Если бы мне вдруг вздумалось обмануть здесь кого-то – раджу, тебя или этих почтенных людей, зачем бы я стал искать продажного сочинителя или пускаться в какие-то там расспросы? Ведь все это требует времени и хлопот. Не проще ли было бы мне объявить себя беженцем с Запада, изгнанником, чьи слова проверить нельзя? Я мог бы прийти к вам с подобной историей и показать драгоценные камни. Все выглядело бы правдиво, и вы бы поверили мне. Но я пришел с открытой душой – и подвергся нападкам, признаюсь, совсем неожиданно для себя.

Датинуш оторвался от свитка.

– Ты и впрямь очень умен, чужеземец. У тебя, как тут и пишут, на все есть ответ.

– Достойный владыка, – спокойно сказал Сен-Жермен, – что же мне делать, когда все мной сказанное вызывает сомнения?

Раджа постучал рукой по письму.

– Здесь говорится, что ты редкостный человек. Почему духовный наставник монастыря Желтых Одежд восхваляет твою мудрость? Разве ты проницательнее его?

Сен-Жермен только пожал плечами.

– Это лишь мнение, и оно не мое.

Пока раджа собирался с мыслями, пораженный краткостью и уклончивостью ответа, в беседу вновь вмешался поэт.

– Если ты и вправду обладаешь той мудростью, о какой говорится в письме, покажи нам ее. Мудрец не тот, кто молчит, а тот, кто делится своими познаниями с другими.

Он посмотрел на брамина. Тот важно кивнул:

– Подлинная мудрость всегда дает о себе знать. Расскажи же нам что-нибудь, иноземец. Твой рассказ разрешит этот спор. Ведь глупость тоже распознается мгновенно.

– Вот-вот, – ухмыльнулся Гюристар. – Уверен, что мы убедимся в последнем.

Раджа внимательно оглядел спокойно стоявшего инородца.

– Скажи, на твой взгляд, справедливо ли с моей стороны подвергать тебя подобному испытанию?

– Я принимаю ваши условия, – сказал Сен-Жермен.

– Ты не ответил, – сузил глаза раджа.

– Я все сказал, – парировал Сен-Жермен.

Их взгляды скрестились.

– Прекрасно, – кивнул наконец Датинуш. – Ты не находишь мое решение справедливым, но соглашаешься с ним. – Он протянул упрямому инородцу свиток. – Итак, начинай.

Сен-Жермен поглядел в окно.

– Я расскажу вам одну историю, хотя и не знаю, есть в ней что-нибудь мудрое или нет. Судите о том сами. – Глупейшее положение, подумал он вдруг. Здесь собираются оценить то, что неоценимо.

– Твоя история поучительна? – поинтересовался, усаживаясь удобней, раджа. Ему начинала нравиться сдержанная неподатливость инородца.

– Я не стал бы этого утверждать. Если в ней и содержится какое-то поучение, думаю, мне не придется указывать на него. – Тон чужака сделался ироничным. – Обсудим это после того, как я закончу.

– А если мы не придем к согласию, – язвительно заявил Гюристар, – ты обвинишь нас в скудоумии.

– Помолчи, Гюристар, – приказал раджа тоном, не терпящим возражений.

Усач оскорбленно дернул плечом, всем своим видом выказывая неприязнь к чужаку.

– Жил некогда мальчик, – помолчав, заговорил Сен-Жермен, – который мог стать князем, но судьба рассудила иначе.

Торговый караван отвез его в горы, весьма удаленные от земли, где он рос. Там находилась крепость, где ему надлежало провести всю свою жизнь. И купцы, и погонщики каравана относились к ребенку с сочувствием, однако они исполнили то, за что им было заплачено, иначе пути к родине мальчика для них закрылись бы навек.

– Торговцы сделают ради своей выгоды что угодно, – сказал брамин. – Уж таково их свойство.

– Тише, Рахур, – шикнул раджа, вскидывая повелительно руку.

Гюристар был безучастен. Казалось, взор его привлекают только ароматические лампы, свисавшие с потолка. Сен-Жермен продолжил рассказ.

– Эти люди были единственной нитью, которая связывала мальчика с его родиной, и, поскольку время осенней распутицы уже наступило, ему удалось убедить обитателей крепости приютить караван на зиму, поскольку тем это не стоило практически ничего. Торговцам тоже не улыбалось карабкаться по обледенелым горам, так что они остались довольны. В крепости держали много скота, а кошек там было не сосчитать, и к мальчику прибился большой пепельный кот с глазами, похожими на топазы. Не имея другого наперсника, юный изгнанник все чаще и чаще стал поверять свои мысли коту. А тот только смотрел на него с равнодушием, свойственным этим животным.

– Будда ценил котов, – заметил поэт Джаминуйя.

– И не только он, – кивнул Сен-Жермен. – Это удивительные создания. – Он посмотрел на раджу и продолжил: – Весной торговцы собрались в путь, и мальчика охватила тревога. Надвигавшееся одиночество испугало его. Ему не хотелось расставаться с людьми, видевшими своими глазами, как прекрасна земля, на которой он рос. Он взобрался на стену крепости и поведал о своем горе коту, и даже хватил кулаком по острому камню, причинив себе боль. Кот сбежал – мгновенно и молчаливо. А через минуту мальчик увидел, что караван, втекавший в ущелье, остановился, и зарыдал от радости, сознавая, что одиночество, по крайней мере на какое-то время, ему уже не грозит.

– Как звали мальчика? – поинтересовался брамин, поигрывая трехцветным шнуром – символом своей касты.

Перед мысленным взором рассказчика возникло лицо юноши, погибшего более тысячи лет назад.

– Скажем, Кошрод, – спокойно произнес он. – Впрочем, так это или нет, уже не очень-то важно.

– Перс? – пораженно спросил Куангосан.

– Да.

Сен-Жермен помолчал, ожидая, когда уляжется боль, пробужденная в нем воспоминаниями о римских аренах и о друзьях, которых он там потерял.

– Через час кот вернулся, а вскоре появился и караван. Оказалось, что проводник, знавший дорогу в горах, упал с лошади и сильно расшибся. Жители крепости оказали бедняге помощь, но к тому времени, когда его переломанные кости надежно срослись, вновь наступила зима, и торговцы попросили своих добрых хозяев приютить их до следующей весны. Мальчик был несказанно этому рад, более того, он даже уверовал в то, что эти люди останутся в крепости навсегда, и при каждом удобном случае старался внушить то же самое и коту с глазами, похожими на топазы.

Сен-Жермен улыбнулся, но взор его был печален. Никто из присутствующих не проронил ни слова, и он продолжил рассказ:

– Конечно, его мечты так и остались мечтами, и, когда наступила весна, караван стал готовиться к путешествию. Мальчик, щеки которого уже покрывал нежный пушок, погрузился в бездны отчаяния. Вся дальнейшая жизнь представлялась ему блужданием по безбрежным пескам Аравийской пустыни. Он ни в чем не находил утешения. Учеба, гимнастика, танцы – все было забыто. В тот день, когда караван двинулся в путь, он взобрался на самую высокую башню, чтобы броситься с нее вниз и покончить с собой. Кот находился рядом. Собираясь с духом, мальчик высказал ему все, что лежало на его сердце. В тот же миг кот вывернулся из его рук и убежал.

– Чем еще более огорчил мятущегося подростка, – важно промолвил брамин.

– Разумеется, – согласно кивнул Сен-Жермен. – Но почти тут же в горах что-то зарокотало, и каменная лавина с шумом и грохотом завалила ущелье, к которому шел караван. Люди из крепости в очередной раз приютили торговцев. Они были настолько добры, что принялись вместе с ними разбирать каменные завалы. Юноша тоже принял участие в этих работах и трудился с величайшим усердием, ибо его мучили угрызения совести. В несчастье, постигшем торговцев, он винил лишь себя, их дружелюбные взгляды и похвалы наполняли стыдом его сердце. Завал наконец разобрали, однако к тому времени вновь наступила зима, и торговцам опять пришлось отложить свое путешествие до весны. Юноша наслаждался каждой минутой общения с ними, сознавая, что час расставания неотвратим и что за ним потянутся долгие годы духовного одиночества и безутешных страданий. Он скрывал свои переживания от других и изливал их только пепельному коту с глазами, похожими на топазы.

Пришла весна, и караван стал собираться в дорогу. Опечаленный юноша знал, что с уходом торговцев оборвется последняя нить, связующая его с покинутой родиной. В урочный день он вновь забрался на крепостную башню и стоял там, наблюдая за удалявшимся караваном. Кот внимательно смотрел на него, ожидая сигнала.

Раджа привалился к пышным подушкам и позволил себе улыбнуться. В детстве он очень любил сказки, и эта история пробудила в нем самые нежные чувства. Заметив, что Сен-Жермен смолк, князь жестом велел ему продолжать.

Рассказчик повернулся к радже, голос его звучал очень тихо:

– Наконец караван скрылся за дальней скалой, и юноша, утирая наполненные слезами глаза, отвернулся от опустевшей дороги. Он склонился к коту и благодарно провел рукой по его пепельной шерстке. Кот некоторое время стоял, жмурясь от удовольствия, затем выгнул спину и стремглав бросился прочь. Больше его в этой крепости никто никогда не видел.

В зале воцарилось молчание. Купец Куангосан тяжело переступил с ноги на ногу, Джаминуйя многозначительно усмехнулся.

– Ну? – нетерпеливо буркнул раджа, недовольный тем, что рассказчик медлит. – Что же случилось дальше?

– Не знаю, владыка, – сказал Сен-Жермен. – Сказка о том молчит.

– Все вышло по-моему, – фыркнул Гюристар. – В этой истории нет ничего, она окончилась пшиком.

– Ты прав, почтенный, – кивнул Сен-Жермен. – Мне думается, что таковы и все притчи. А мы – уже своевольно – пытаемся придать им какой-либо смысл.

Джаминуйя весело рассмеялся.

– Я частенько подумываю о том же, – согласился он, поглядывая на опешившего Гюристара. – Если в них и содержится нечто особенное, то это известно только богам, миллионы и миллионы лет правящим миром.

– Вы забываете, что существуют карма и путь к совершенству, – возразил оскорбленно брамин. – Люди, возвышенные душой, явственно его видят.

– Возможно, и так, – улыбнулся в ответ ему Сен-Жермен. – Но таких в мире всего несколько человек. Большинство же блуждают во мраке.

Пока покрасневший от злости Рахур подбирал слова для достойной отповеди чужеземцу, недовольство сошло с лица князя, хотя некоторая суровость в его чертах все еще сохранялась. Повелительно вскинув руку, раджа заявил:

– Я привык размышлять над тем, что услышал или прочел, а размышление требует времени. И потому вот вам мое решение. Ты, Ши Же-Мэн, Сен-Жермен или как бы там еще ни звучало твое настоящее имя, можешь оставаться в моем княжестве в течение года, занимаясь науками или чем-либо другим из тех промыслов, какие тебе по душе. Может быть, прав Гюристар – и ты умней на словах, чем на деле, а возможно, в тебе и впрямь кроется истинная и исполненная величия мудрость, что далеко не сразу и далеко не любому видна. Я не из тех, кто делает поспешные выводы, а потому считаю необходимым предложить тебе поселиться в моем дворце, чтобы ты, не испытывая ни в чем недостатка, все же не оставался и без пригляда, вполне извинительного по нынешним непростым временам.

Неслыханно, но чужак осмелился прервать речь раджи.

– Достойный властитель, я сознаю, как велика честь проживать под одной кровлей с тобой, и искренне благодарен тебе за такое лестное предложение. Однако твоих подданных может смутить то, что во дворце твоем вдруг поселится инородец. Они начнут опасаться, что их повелитель попал под влияние чужих и корыстолюбивых людей. Ты сам соизволил упомянуть, что время сейчас непростое. И если в твоем княжестве что-то случится, винить в этом, конечно же, станут меня, а тебя будут порицать за доверчивость и беспечность.

Сен-Жермен смолк. Он знал, что рискует, но риск этот был оправдан. Присмотр за инородцами велся в любом государстве, с этим приходилось мириться, однако потеря какой-либо возможности уединиться была для него равносильна смертному приговору. Стены домов имеют уши, стены дворцов имеют еще и глаза.

Взгляд раджи сделался жестким.

– Сказанное тобой, возможно, и справедливо, но к немалой выгоде для тебя.

– Напротив, – возразил Сен-Жермен, – я лишь теряю. Покои в твоем дворце несравнимы с теми, что я могу снять в городке. Тут огромное количество слуг, а работа моя порой требует напряжения, и помощь твоей челяди избавила бы меня от многих хлопот. Кроме того, я наслышан о твоей великолепной коллекции древних свитков, доступ к ним – мечта каждого, кто склонен к научным трудам. – «Кажется, мне не приходится даже кривить душой», – подумал он про себя. – Однако я потеряю больше, если мое присутствие во дворце вызовет взрыв возмущения, повелитель. Да и тебе это добавит забот.

– И это говоришь ты?! – вскричал Гюристар, вращая горящими ненавистью глазами. – Ты, задумавший нечто дьявольское и мечтающий об укромном местечке, где никто не сумеет тебе помешать?! Не надейся своим красноречием усыпить нашу бдительность, оно не поможет тебе, подлый лжец!

Сен-Жермен, бледный от ярости, повернулся к начальнику стражи.

– Предложи мне слуг, – проговорил он ужасающе тихо, – и я возьму их к себе. Проверяй каждый мой шаг, но не смей обвинять в подлости и обмане того, кто ни в чем не повинен перед теми, у кого он ищет прибежища. – Узкие пальцы его непроизвольно стиснулись в кулаки.

– Вы, оба, немедленно прекратите! – приказал Датинуш, правда скорее устало, чем гневно. – Все это утомляет меня. – Он пригладил усы. – Я предоставил этому человеку право на годичное проживание здесь и не собираюсь отказываться от своих слов. Я предложил ему поселиться в моем дворце, а он указал на неприятности, которые может таить в себе подобная перспектива. Он, Гюристар, а не ты, хотя именно ты отвечаешь в моем княжестве за порядок! Как получается, что люди, вызывающие в тебе подозрения, пекутся о моем благоденствии больше, чем ты?

Взор раджи стал блуждающим, потом зацепился за потолочные украшения. Орнамент кое-где потускнел, его надо бы освежить. И зачем только этот старик-ювелир сунулся во дворец? Разбирался бы сам и с камнями, и с инородцем. Теперь невозможно повернуть события вспять и нужно как-нибудь выходить из сложного положения. Вместо того чтобы пить шербет в покоях новой наложницы. Куда приятнее проводить время не в спорах, а ублажая плоть. Предки знали толк в удовольствиях и умели их разнообразить. Многое из того, что они себе позволяли, ушло, однако женщины и мальчики все еще украшают собой этот мир.

– Мы не можем позволить ему жить обособленно! – взорвался усач.

– Не можем, – кивнул примирительно Датинуш. – Нужно что-то придумать.

– Есть еще и тюрьма, – язвительно подсказал Гюристар.

Такая мысль уже приходила в голову князю, но он отверг ее как не сулящую никаких практических выгод. Если инородец – шпион, его хозяева тут же проведают, что с ним стряслось, и зашлют к ним с десяток новых агентов, уже более осмотрительных. Сумеет ли Гюристар выявить их? Скрипнув зубами, раджа уставился на брамина, потом сердито глянул на инородца. Твердость, с какой тот выдержал его взгляд, одновременно и задевала, и вызывала невольное уважение.

– Предположим, я позволю тебе проживать в одном из моих загородных поместий? Что будет тогда?

Ситуация заходила в тупик, и Сен-Жермен сказал, тщательно подбирая слова:

– Что бы ты ни решил, о владыка, будет мной принято с благодарностью. Однако такое решение ничего не изменит. Иное дело, если ты отошлешь меня к кому-нибудь из своих братьев или родных…

– Нет, – темнея лицом, пробормотал Датинуш, припоминая о трехгодичной давности мятеже, учиненном его младшим братом. – Все мои братья и дееспособные родичи отошли в иной мир, – пояснил он и смолк, раздраженно покусывая губу.

– Тогда, может быть, кто-нибудь из твоих министров выразит желание меня приютить? – Напряженность, повисшая в воздухе после упоминания о родственниках раджи, не ускользнула от внимания Сен-Жермена, однако у него не было времени докапываться до породивших ее причин. – Я никому не доставлю особых хлопот.

– Какой глупец согласится впустить в дом змею? – вопросил Гюристар и осекся. Выходило, что первым из таковых является сам раджа.

Джаминуйя коротко хохотнул, Датинуш усмехнулся. Напряжение разрядилось, и князь сказал:

– Раз уж я глуп, то и сестра моя не умнее.

– Что? – вытаращил глаза Гюристар.

– Моя сестра, – повторил Датинуш. – Возможно, она не откажется принять инородца. Вряд ли это кого-то смутит или удивит. – Он вновь усмехнулся. Ему все больше и больше нравилась собственная идея. – Да, я сейчас же пошлю ей письмо.

– Она может и заупрямиться, – предостерег князя брамин.

– Может, но… не должна. Образованной женщине нужны собеседники. – Раджа покосился на чужака. – Не желаешь ли поселиться в доме моей старшей сестры?

Предложение не казалось заманчивым, однако оно позволяло получить пристанище вне стен дворца, и Сен-Жермен коротко поклонился.

– Если такой шаг не повредит репутации этой достойной женщины, я почту за честь быть представленным ей. И обещаю возместить все затраты, связанные с моим пребыванием в ее доме. – Последнее он добавил, чтобы заткнуть рот Гюристару, который порывался что-то сказать.

Денежные вопросы в тронном зале обычно не обсуждались. Присутствующие растерянно переглянулись. Рахур отвернулся, Гюристар укоризненно крякнул, раджа озадаченно пробормотал:

– Что ж, это вполне в ее духе. Она необычная женщина, и сама все решит.

В словах его ощущалась какая-то недосказанность, она пробуждала дурные предчувствия, однако раздумывать было некогда, и Сен-Жермен, еще раз поклонившись, сказал:

– Я буду счастлив познакомиться с этой достойной особой.

Он вовсе не был уверен, что это именно так.

* * *

Отчет, посланный в Дели представителем султаната при дворе раджи Датинуша.

Султану Шамсуддину Илетмишу в седьмой год его правления по воле Аллаха от Абшелама Эйдана из княжества Натха Суръяратас.

Возлюбленному сыну Аллаха, справедливому властителю и мудрому судие посылает свое приветствие его верный слуга!

Этот отчет назначен уведомить тебя о состоянии дел как в княжестве Натха Сурьяратас, так и при дворе раджи Датинуша. С ним посылается дань в виде золота и драгоценных камней, среди которых особенным великолепием отличается один изумруд, его раджа приобрел лишь недавно. Я бы желал, чтобы все соседствующие с султанатом князья были столь же благоразумны и уравновешенны, как этот правитель. Когда нам придется иметь дело с его дочерью, мы не оберемся хлопот. У нее душа визгливой совы, и, по слухам, она поклоняется нечистым кумирам. Я, правда, еще не виделся с ней, но знаю, что молодая княжна щедро наделена всеми прелестями, какие только дарует женскому полу природа, и если она и впрямь общается с демонами, то это двойное зло. Что может взбрести на ум себялюбивой, властной и одержимой нечистой силой красотке, ведает только Аллах, оберегающий нас пока что от этой напасти.

Раджа по-прежнему собирается вырыть озеро невдалеке от дворца, чуть выше этого места уже разбит маленький сад. Во дворец зачастили подрядчики, и, хотя официально эта затея еще не одобрена, чувствуется, что Датинуш склоняется к ней. Мое намерение – поощрять его в этом. Тот, кто роет озера, не думает о войне.

Иное дело – начальник дворцовой стражи Судра Гюристар. Он очень честолюбив, его раздражает воображаемая делийская тирания, люди, ему подчиненные, повсюду выискивают тайных врагов. Сему бравому мужу не довелось поучаствовать в подавлении мятежа, затеянного братьями князя, и он чувствует себя обойденным. Разумеется, желание воина снискать боевую славу вполне правомерно, однако, признаюсь, я полюбил этот край и потому весьма опечалюсь, если увижу его разоренным. Впрочем, все в воле Аллаха. Смиренно склоняясь перед неизбежным, я со своей стороны буду стараться насколько возможно отдалить страшный час.

Недавно к сестре князя, Падмири, отправлен посыльный. Эту женщину иногда здесь зовут Манас Саттвой – за ученость и тягу к знаниям. Мне не доводилось встречаться и с ней, так как она живет в удалении от двора и после злосчастного мятежа прекратила со своим братом всяческие сношения. Падмири, кажется, не принимала участия в заговоре, однако здравомыслие учит нас, что все зло этого мира лежит между женскими бедрами, исходя из чего я не исключаю, что ее просто не сумели поймать за руку и потому подвергли опале. Письмо князя, мне думается, великодушный шаг к примирению. Впрочем, похоже, оно касается и какого-то инородца, недавно прибывшего в Натха Сурьяратас.

Вот еще новость. Раджа собирает очередной сход народных общин. В годину всеобщего недовольства ему это представляется важным. Он хочет разобъяснить своим подданным смысл своих повелений, всемерно подчеркивая при этом, что труд жителей даже самой маленькой деревушки играет для процветания края весьма важную роль. Ничего нового, собственно говоря. Обычно такие собрания проходят спокойно. Так будет и в этот раз, если только уже упомянутый Гюристар не попытается подлить масла в огонь. Сход обещает быть пышным, если прекратятся дожди. Впрочем, все думают, что к намеченному сроку они таки прекратятся, несмотря на ураган, потрепавший княжество неделю назад. Бывалые люди считают, что он повторится, но к этому все готовы, как и к многочисленным паводкам, в этом году – Аллах милостив даже к неверным! – относительно небольшим. И все же раджа планирует снабдить защитной системой ручьи, питающие здешнюю реку Шенаб. Нет защиты, кроме Аллаха, и подобные действия Датинуша свидетельствуют, что человек он, бесспорно, умный, но истинной мудрости в нем все-таки нет, ибо ее дает лишь правая вера.

Буду признателен, если в следующей почте из Дели будет упомянуто и о Персии. Я слышал, что воины Чингисхана облепили всю эту благодатную землю, как саранча, и что они кормятся трупами, источая отвратительное зловоние, поднимающееся до самых небес. Если это действительно так, то соседское горе должно потрясти и призвать к оружию всех верующих в Аллаха! Ведь Чингисхан этот, наверное, не человек, ибо даже самый одаренный воитель не может одной ногой попирать Золотую Империю, а другой топтать персидские города! Молюсь, чтобы твой ответ, о властитель, успокоил мой разум. Несомненно, произошла лишь какая-то пограничная стычка, а слухи ее превратили в набег, разросшийся в нездоровых умах до размеров вторжения.

Да ниспошлет Аллах тебе долгую, исполненную достоинства жизнь и множество сыновей. Мой долг – служить тебе в этом маленьком княжестве, равно как и в любом другом месте, куда ты сочтешь нужным направить мои стопы. Надо мной нет другой воли, кроме твоей, за исключением воли всемогущего и всемилостивейшего Аллаха!

Начертано в конце лета рукой Абшелама Эйдана.

Княжество Натха Сурьяратас над рекою Шенаб.