Текст книги "Дорога затмения"
Автор книги: Челси Куинн Ярбро
Жанр:
Ужасы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 31 страниц)
Лорамиди Шола с убитым лицом стоял возле ящиков.
– Увы, уважаемый, здесь все, что удалось раздобыть. – Торговец вздохнул. – Умоляю вас не судить меня слишком строго. Я делал что мог.
– Не сомневаюсь, – удрученно кивнул Сен-Жермен и, спохватившись, добавил: – Я знаю, что ты человек честный и не ленивый.
Шола отер лоб рукавом.
– Именно так, уважаемый. Я обращался ко многим. Время сейчас смутное, и люди не хотят рисковать. – Он вскинул ладони к небу, показывая, насколько происходящее выходит за рамки его понимания.
– Не хотят, – рассеянно повторил Сен-Жермен, оглядывая товар. – Ну и когда же привезут остальное?
Вид у Шола сделался совсем жалким.
– Не могу сказать, уважаемый. Никто не дает вразумительного ответа. Может быть, до сезона дождей, может быть, после, а возможно, к весне, к лету, к зиме. – Он потряс толстыми пальцами. – Ваши заказы слишком… своеобразны и постоянных прибылей не сулят. Люди не придают им большого значения. Есть время – поищут, нет – не будут искать.
– А земля? И толченый рог? Они ведь изысканы. Дело лишь за доставкой. Доставь же мне их.
– Увы, уважаемый, невозможно и это. Я все устроил бы с радостью, но на вывоз товаров из султаната теперь наложен запрет. Требуется особое разрешение, а мне его не дают. – Купец, отирая лоб, повалился на стул и замер, глядя в окно.
– Вот как? – поднял бровь Сен-Жермен. – Почему же?
– Не знаю. Все упирается в делийскую миссию. Все ответы находятся там.
– Ага, – сказал Сен-Жермен. – Понимаю. – Он еще раз глянул на ящики и рассмеялся. – Ну разумеется. Я мог бы и догадаться.
Оробевший Шола встал со стула. Какое-то время он собирался с духом, потом осмелился дать странному инородцу совет:
– У вас ведь есть высокопоставленные друзья, уважаемый. Они бы, я думаю, могли вам помочь.
– Конечно, – кивнул Сен-Жермен и вновь засмеялся.
– Например, о ваших нуждах мог бы узнать Абшелам Эйдан…
– …Или Джелаль-им-аль Закатим, – закончил за него Сен-Жермен.
– Он тоже занимает высокое положение, – сказал, несколько растерявшись, Шола. Язвительный тон чужака сильно его озадачил.
Сен-Жермен сложил на груди руки.
– Ах ловкачи, – прошептал он. – Вот именно – ловкачи.
– Уважаемый? – Шола ощутил холод в желудке. Он видел, что чужак возмущен, но не находил тому объяснений.
– Все в порядке, Шола. Ты тут ни при чем, ты делаешь все, что можешь. – Сен-Жермен помотал головой, потом стал расхаживать по лаборатории, все убыстряя шаги.
В душе купца рос испуг. У всех инородцев странные нравы, а этот, похоже, много чуднее других. Правда, он щедр, но щедрые люди непредсказуемы. От человека прижимистого всегда знаешь, чего ожидать.
– Уважаемый, – попытался вернуть разговор в понятное русло Шола. – Раджа благосклонно относится к вам. Вы ведь и сами могли бы все это уладить.
– Безусловно, – согласно кивнул Сен-Жермен. – Именно этого они от меня и ждут.
– Так в чем же дело?
– Я не хочу потерять независимость, почтенный купец.
– Мы все друг от друга зависим, – сказал Шола неуверенно.
Инородец остановился.
– Это правда, – произнес задумчиво он. – Все и впрямь выглядит просто. Слишком просто, даже невинно. Ты кого-то о чем-то просишь, а через месяц тобой начнут помыкать.
Голова купца пошла кругом. Разговор делался глупым и ни к чему не вел. Человек этот, скорее всего, сумасшедший. Сообразив это, Шола задрожал.
– В мире много обмана, – пробормотал он, чтобы что-то сказать. – Майя – могущественная богиня.
– И это правда, – согласно кивнул Сен-Жермен, ругая себя за несдержанность. Он вздохнул, широко улыбнулся и совсем другим тоном сказал: – Ты хорошо потрудился, Шола. Что бы там ни было, но твое усердие мне по душе. Не сомневайся, тебя ждет награда.
Губы Шола обвело белым.
– В ней нет необходимости, уважаемый, – пробормотал он, еле ворочая языком. Худшие из его подозрений сбывались.
– Тем не менее ты ее заслужил.
Шола едва слышно икнул, инородец хлопнул в ладоши, в комнате появился еще один человек. Это был Руджиеро. Сен-Жермен перешел на латынь.
– У нас есть еще серебро?
– Есть, но немного, – на том же наречии отозвался слуга. – Из мавританских и византийских запасов.
– Отдашь ему маленький кошелек.
Руджиеро мрачно уставился на Шола, а Сен-Жермен, перейдя на хинди, добавил:
– Мой слуга с тобой рассчитается. Следуй за ним.
Шола понял, что от него решили избавиться. Знатные люди сами рук не марают: у них для того есть рабы.
– Я готов вам служить и без всякого вознаграждения, – задыхаясь, вымолвил он. Хотя в комнате было прохладно, по лицу его градом катился пот.
«Что с ним?» – недоуменно спросил себя Сен-Жермен и, не найдя ответа, сказал:
– Все же позволь мне тебя поощрить.
Плечи Шола осели.
– Хорошо, уважаемый. Я повинуюсь. Видно, такова воля богов. – Купец медленно повернулся и, пошатываясь, побрел следом за Руджиеро.
Какое-то мгновение Сен-Жермен задавался вопросом: что могло так встревожить Лорамиди Шола? Затем выкинул посторонние мысли из головы: его ждали ящики. Он вскрыл верхний и с нескрываемым неодобрением воззрился на киноварь – низкосортную и вдобавок к тому комковатую.
Спустя какое-то время Руджиеро вернулся.
– Сдается мне, этот Шола не в себе, – заметил он, закрывая дверь. – Так быстро бегать в его-то летах! Потрясающее проворство.
Сен-Жермен нетерпеливо мотнул головой.
– Ты отдал ему кошелек?
– Нет. Он не взял. Жулик и есть жулик, – заключил неожиданно Руджиеро, снимая крышку с последнего ящика, стоящего на полу. – Вы верите тому, что он тут наплел?
– Да, – кивнул Сен-Жермен. – Это в порядке вещей. Миссия может наложить запрет на любые ввозимые из султаната товары. Я отказался взять их сотрудника в обучение, и они решили меня наказать. – Он сердито поморщился. – Лишние руки нам бы не помешали, но я опасаюсь подвоха. Мусульмане хитры. И потом, их цель не мы, а Падмири.
– Зачем она им? – Руджиеро, присев на корточки, опустошал вскрытый ящик.
– Падмири – сестра раджи. Это приманка для многих.
– Тут дырка. – Руджиеро похлопал по стенке ящика и вдруг отскочил от него.
– Что там?
Ответом была латинская брань.
– Ну-ну, старина, успокойся.
Руджиеро прислонился к стене.
– Там скорпион, и огромный.
– Скорпион? – Сен-Жермен приблизился к ящику и быстрым движением перевернул его. – Теперь он в ловушке.
– Не выберется?
– Не уверен.
Они помолчали, прислушиваясь к отвратительному шуршанию, доносившемуся из-под ящика. Сен-Жермена вдруг передернуло. Многие твари были ему неопасны, но только не скорпионы. Много столетий назад подобный паук бросился на него, укус был очень болезненным и очень долго не заживал.
– Мы убьем его?
– Сначала поймаем. Яд этой твари может нам пригодиться. – Сен-Жермен обернулся к ящику. – Интересно, кто провертел в нем дыру?
Руджиеро, перебиравший посуду, счел за лучшее промолчать. Через минуту он протянул хозяину банку с плотной, но пропускающей воздух затычкой.
– Это вам подойдет?
– Подойдет.
– Что должен делать я?
– Возьми металлическую манжету и разложи ее вокруг ящика. Но сначала подай мне кожаные рукавицы. – Сен-Жермен прислушался к раздраженному щелканью. – Он очень сердит.
Руджиеро для верности обставил манжету стульями.
– Думаю, все готово.
– Тогда давай, – скомандовал Сен-Жермен.
Быстрым движением слуга поднял ящик и отбросил его к стене.
Рассвирепевший скорпион понесся к обидчикам, но, натолкнувшись на металлическую преграду, замер, изогнул хвост и затрясся. Это был очень крупный, величиной с ладонь, коричневый экземпляр. Сильное тело его маслянисто поблескивало.
– В эту пору они особенно ядовиты, – сказал Сен-Жермен, склоняясь к негромко пощелкивающей твари.
– По мне, так лучше его раздавить… – пробормотал Руджиеро.
Сен-Жермен, примериваясь, слегка качнул головой, затем схватил паука за туловище и бросил в банку. Скорпион распрямился, но поздно: банка была закупорена, он оказался в стеклянной тюрьме. Охотники с нескрываемым отвращением оглядели добычу.
– Может, он сам заполз в ту дыру? – осмелился предположить слуга. – Случайно. Ведь такое бывает.
– Бывает, – подтвердил Сен-Жермен. – В жизни есть место и для случайностей, но они чрезвычайно редки.
Руджиеро, сворачивая манжету, молча кивнул. Бесстрастное лицо уроженца Гадеса ничего не выражало. Впрочем, его хозяину все было ясно и так.
– Ты считаешь, что нам надо уехать? – Сен-Жермен водрузил банку на стол и принялся стягивать с рук кожаные, с металлическими заклепками рукавицы.
– Я бы приветствовал это.
– Несмотря на монголов в Персии и нехватку земли?
– Все лучше, чем отлавливать тут скорпионов! – Руджиеро с вызовом посмотрел на хозяина.
– Если капкан расставлен на нас, то уехать нам не дадут, – сказал Сен-Жермен примирительным тоном. – А политические интриги плетутся всегда. Мы тут посторонние и, значит, никому не опасны. Кроме того, скорпион и вправду мог влезть в ящик сам. Ты ведь только что о том говорил.
– Говорил, – кивнул Руджиеро.
– Ну вот. – Сен-Жермен облегченно вздохнул. – Нам теперь следует лишь понять, что это за интрига, чтобы как-нибудь ненароком не угодить под удар. И поможет нам в этом… – Он призадумался, но через миг лицо его просветлело. – Поможет нам в этом Джелаль-им-аль Закатим.
– С чего это он возьмется нам помогать?
– С того, что его тянет к алхимии, – последовал бодрый ответ. – А если ему вдруг вздумается следить за Падмири, то это, но крайней мере, будет происходить у нас на глазах. – Вдохновленный оригинальностью пришедшей ему в голову мысли, Сен-Жермен бросился к римскому сундуку. На письменный стол легли рисовая бумага и палочка сухой туши. – Где мои кисти?
– Что вы намереваетесь делать? – спросил Руджиеро, хотя уже знал ответ.
– Собираюсь отправить Джелаль-им-алю письмо. Я сообщу, что возьму его в ученики, если он согласится являться в лабораторию… – Сен-Жермен усмехнулся, – скажем так, через день. Таким образом, большая часть его времени будет уходить на дорогу, а не на всяческие злокозненные деяния.
– Он ведь захочет здесь ночевать, – обреченно возразил Руджиеро.
– Из этого ничего не выйдет. Во-первых, Падмири не согласится, во-вторых – ее брат. Да и сам Джелаль-им-аль, как истинный мусульманин, сочтет за лучшее возвращаться к себе. – Сен-Жермен подтянул к себе продолговатый деревянный цилиндрик. – Ага, вот где они. – Он вытряхнул из футлярчика кисти. – Я давно не был в Дели и не знаю, какова там манера письма. Напишу по-персидски, авось в мусульманской миссии кто-нибудь разбирает этот язык.
Руджиеро исподлобья наблюдал за хозяином, тот видел это, но ничуть не смущался, увлажняя палочку туши водой.
– Он всюду станет совать свой нос.
– И распрекрасно! – Сен-Жермен провел кистью по палочке и добавил воды. – Пусть смотрит во все глаза, пусть вынюхивает. Тем меньше сомнений мы будем в нем вызывать. – Он подержал кисть на весу и взялся за дело. Строчки, бегущие по белому полю бумаги, напоминали арабскую вязь.
– Вы полагаете, ваши условия ему подойдут? – Втайне слуга надеялся, что мусульманин взбрыкнет и упрется.
– Думаю, подойдут. Ты вскоре сам в том убедишься. – Сен-Жермен поднял голову, но рука его продолжала порхать над листом. – Я хочу, чтобы он прочел письмо при тебе. Скажешь, что дело срочное и что ответ нужен сразу. – Он заглянул в глаза Руджиеро. – Дружище, не унывай. Твоя осторожность достойна всякого восхищения, но в данном случае необходимо рискнуть.
Руджиеро пожал плечами.
– Я дождусь ответа. Потребуется ли от меня что-то еще?
Сен-Жермен широко улыбнулся, хотя его возбуждение уже угасало.
– Нет, остальное тебя не касается. Возвращайся сюда. Я прилагаю к письму перечень задерживаемых султанатом материалов. Пусть сами решают, как с ним поступить. Раз уж мусульманам так хочется использовать нас в своих целях, почему бы нам не использовать их в своих. – Он быстро перечитал написанное, свернул листы в трубочку и перевязал свиток шнурком. – Где моя печать?
– Сейчас принесу.
Руджиеро отправился за печатью, потом разогрел для хозяина воск. Спрятав письмо за пазуху, он спросил:
– Что делать, если меня не впустят в посольство?
– Ступай прямиком к радже. Скажешь, что делийская миссия задерживает товары, необходимые мне для опытов. Раджа далеко не глуп. Повод поддеть мусульман на законной основе его только повеселит. Но, полагаю, до этого не дойдет. Они так изумятся, завидев тебя, что распахнут настежь все двери. – Сен-Жермен громко фыркнул, однако слуга его не поддержал.
– Все будет сделано, – пробурчал он без всякой охоты и повернулся, чтобы уйти.
Сен-Жермен придержал его за руку.
– Дружище, – сказал он ласково, – я понимаю тебя. Но ситуация не учитывает наших желаний. Сейчас нам следует или съежиться в каком-нибудь уголке, надеясь, что нас там никто не найдет, или действовать дерзко. Однако, по-моему, лучшей защиты, чем нападение, нет.
– Вы не единственный, кто так считает, – ответствовал Руджиеро, кивком указывая на банку со скорпионом.
Он пошутил, но лицо хозяина омрачилось.
– Верно. – Сен-Жермен отвернулся к окну. – Все повторяется, все идет заведенным порядком. Опыт прошлого не учитывается, победы временны, поражения бесконечны. – Он припомнил крик, прозвучавший в дворцовом саду.
– Я доставлю письмо куда надо, – спокойно сказал Руджиеро. – И привезу ответ.
Он покинул лабораторию и вернулся лишь к вечеру нового дня. Сапоги и рейтузы его были покрыты грязью, в кожу въелась дорожная пыль.
– Затруднения? – спросил Сен-Жермен, отступая от атанора.
Руджиеро свалился на стул.
– Поначалу. Потом было проще. – Он сплюнул и отер лицо рукавом. – У меня земля скрипит на зубах. Дороги просто немыслимы.
– Расскажи-ка все по порядку. – Сен-Жермен прикрыл дверцу алхимической печки и сел на соседний стул. – Ты задержался.
Руджиеро кивнул.
– Слухи о загги все ширятся. Я ехал с попутчиком, и этот торговец изрядно мне надоел. Бедняга трясся от страха, останавливался возле каждой часовни и молился так громко, что все загги округи, будь они где-то поблизости, непременно сбежались бы к нам. – Его синие глаза внезапно побледнели от ярости. – Да что там загги! Примерно на половине пути от нас до дворца имеется деревушка. Ее жители забрасывают камнями всех проезжающих, а старейшины их поощряют, говоря, что это демоны, которых следует гнать.
– Ты ранен? – мгновенно насторожившись, спросил Сен-Жермен.
– Нет, но беднягу-торговца полоснули-таки ножом по руке. Я замотал ему рану обрывком шарфа. – Руджиеро вздохнул и посмотрел на хозяина. – Я виделся с молодым мусульманином. Вы были правы: он согласился на ваши условия. Ему не терпится приступить к занятиям.
– Вот как? – Сен-Жермен выжидающе шевельнулся.
– Да. – Руджиеро выдержал паузу. – Он обещал дней через пять быть у нас.
– Так скоро? Он не сказал, в чем причина такой спешки?
– Нет. Сказал лишь, что будет рад встретиться с вами. А еще сказал… – Руджиеро брезгливо поморщился, – что не может понять, почему наши материалы задерживали, и заверил меня, что теперь любой наш заказ будет идти через очень ответственных и облеченных доверием самого султана людей.
Сен-Жермен равнодушно кивнул.
– Весьма любезно с его стороны. – Он посмотрел на слугу. – Ты устал, старина. Ступай. Я прикажу рабам приготовить тебе ванну.
Глаза Руджиеро довольно блеснули, но, верный себе, он незамедлительно возразил:
– Им это не очень понравится.
– Инородцы склонны к причудам. А в людских пусть лучше судачат о том, как тебя ублажают, чем о твоей поездке. Впрочем… наплети им что-нибудь про мусульман. И намекни, что один из них вскоре появится здесь. Возможно, это поможет выяснить, кому мы тут наступили на хвост.
– На хвост? – Глаза Руджиеро расширились.
– Прошлым вечером в комнате обнаружился еще один скорпион. К сожалению, мне пришлось его уничтожить. Утром я спросил у рабов, как они защищаются от нашествия столь ядовитых существ. Они даже не поняли, о чем идет речь. Когда я показал им раздавленного паука, они страшно перепугались. Гораздо сильнее, чем можно было бы ожидать. – Он раздумчиво помолчал. – Бхатин, узнав о моих расспросах, сказал, что крыло здания, отведенное нам, пустовало долгое время и что именно это и привлекло скорпионов к нему.
Руджиеро привстал.
– Такое возможно?
– Конечно, – спокойно откликнулся Сен-Жермен. – Стремясь оградить себя от неожиданных встреч с собратьями посетивших нас тварей, я внимательно осмотрел все покои. Не беспокойся, – добавил он в ответ на неодобрительный взгляд. – Я облачился в глухой плотный костюм. И не обнаружил никаких следов скорпионов, хотя обычные пауки попадались. И даже летучие мыши, но те нам совсем не страшны. Чтобы окончательно закрыть эту тему, я стал окуривать комнаты удушливым дымом. Рабы переполошились, но я не оставил своей затеи и довел ее до конца.
– Значит, скорпионы ушли?
– Если они тут были, то да. Ступай же. Тебе нужно расслабиться.
Руджиеро стал разматывать пояс и вдруг задрожал, не в силах справиться с приступом внезапного страха.
Сен-Жермен понял причины его замешательства и спокойно сказал:
– Колебания свойственны нам, но к победе ведет лишь решимость.
Он хлопнул в ладоши, сзывая рабов. Те почтительно выслушали его и побежали готовить ванну.
* * *
Обращение раджи Датинуша к своим подданным.
ГЛАВА 6Добронравные жители княжества Натха Сурьяратас!
Я, ваш раджа, объявляю вам, что мною отдан приказ о начале большого строительства.
Край наш издревле славится редкостной красотой, а посему всем нам уместно не только беречь ее, но и приумножать. Именно потому я и повелеваю возвести дамбу на речке Кудри – вблизи места ее слияния с рекою Шенаб. Там, где сейчас расстилаются болотные топи, возникнет прекрасное озеро, окруженное великолепными строениями и садами.
Отбор рабочих уже начат. Он будет строгим, ибо строительству требуются только сильные, крепкие и обладающие достаточным опытом мастера. Подрядчикам велено отбраковывать людей больных, немощных и пожилых. Кроме того, мною приказано не допускать к работе невольников: их можно использовать лишь для выемки грунта. Остальное должно быть сделано руками тех, кто способен ценить красоту.
Удача нам улыбается, ибо сосед наш, султан Шамсуддин Илетмиш, вознамерился поставить нам облицовочный камень, причем столь отменного качества, какого у нас не сыскать. Одетая в такой панцирь плотина простоит и тысячелетия, являясь несокрушимым свидетельством величия наших замыслов и деяний.
На озере будут насыпаны острова, с деревьями и беседками, удобные для размышлений, отдохновения и утех, а также для отправления религиозных обрядов.
Работы должны начаться незамедлительно, дабы первые части дамбы обрели крепость, способную противостоять паводкам, еще до того, как таковые начнут давать о себе знать. Однако, не уповая лишь на свое мастерство, мы принесем богам наши дары и будем знаменовать жертвоприношениями и благодарственными молениями каждый этап стройки, чтобы плотина по завершении стала не только памятником тем, кто ее строил, но и символом нашего глубочайшего благоговения перед вышними силами, призревающими этот мир.
Призываю каждого внести в это достойнейшее деяние свой вклад. Примется все: деньги, зерно, одежда и провиант. Люди способные и любезные Вишну пусть творят заклинания, унижающие дерзость злокозненных сил. Все потребно, все послужит возвышению духа и пользе задуманного.
Такова моя воля – пусть она, вызвав всеобщее воодушевление, воплотится в дела.
Датинуш, раджа княжества Натха Сурьяратас
Днем погода была спокойной, но ближе к вечеру ветер с предгорий принес дыхание первых снегов. Порывы его сотрясали сад, уже чуть окрашенный в закатные бронзовые тона. С террасы неслась негромкая музыка: там развлекались отдыхающие рабы. Два барабанчика отбивали причудливый ритм, вела же мелодию индийская скрипка, то навевая сонливость, то предаваясь безудержному веселью.
Падмири, усаживаясь на низенькую скамью, плотней запахнула шерстяную накидку и поправила шаль. Она улыбнулась своему молчаливому спутнику и прикрыла глаза.
С крыши дома снялась какая-то птица. С громкими криками пометавшись над садом, она подлетела к деревьям и скрылась в листве.
Сен-Жермен, следивший за ней, опустил голову и, сознавая, что молчание затянулось, негромко позвал:
– Падмири…
Он вновь умолк, словно в звучание этого имени ему удалось вложить все свои мысли, что было делом практически невозможным, ибо в голове его царил полный сумбур.
– Ты так ничего мне и не сказала.
– О чем же? – вновь улыбнулась Падмири.
– О нас.
С их памятного свидания в комнате, напоенной ароматом сандала, прошло уже десять дней. Уснувшая жажда сызнова обострилась, но занимала сейчас его совсем не она.
– А что мне следовало бы сказать? – Голос ее был по-прежнему безмятежен.
– Что ты всем довольна…
– Я более чем довольна, – подтвердила Падмири.
– …Или, наоборот, ужасаешься…
– С чего бы мне ужасаться? – Ей захотелось прикоснуться к нему.
Сен-Жермен отвернулся и, посмотрев на закатное солнце, прищурил глаза. Даже этот спокойный оранжевый свет был для него слишком ярким.
– Тому есть причины, – ответил он приглушенно. – Но суть не в них.
– Тогда в чем же? – Слова его не задевали Падмири, но он был встревожен, и она сочувствовала ему.
Сен-Жермен повернулся. Он мог бы этого и не делать, ибо солнце, за ним полыхавшее, позволяло ей видеть лишь его силуэт.
– Я мог бы солгать, что в ту ночь мной двигало нечто большее, чем… необходимость. Однако это было бы глупо, не так ли?
– Да, это было бы глупо, – подтвердила она.
– Но я… я искал утешения… И до сих пор в нем нуждаюсь. – Произнести это оказалось труднее, чем представлялось. – Впрочем… что вышло, то вышло. – Он дотронулся до ее лица и провел пальцем по резко очерченному изгибу верхней губы. – Я не хотел говорить об этом.
– Так зачем говоришь? – Она была несколько уязвлена, но не ощущала ни раздражения, ни обиды.
– Потому что я снова хочу быть с тобой, но уже ради тебя.
Музыка смолкла. Сен-Жермен оглянулся на музыкантов.
Те собирали свои инструменты. Падмири взяла его за руку.
– Ты говорил такое кому-нибудь прежде?
Сен-Жермен нахмурился.
– Она умерла.
– Какой была эта женщина?
– Не все ли равно?
– Нет, – сказала Падмири. Она не испытывала любопытства: ей просто хотелось понять, что тревожит его.
Тонкие длинные пальцы, лежащие в ее руке, чуть напряглись.
– Это было около года назад, в Китае. Там мне встретилась одна женщина. Мы стали любовниками. Чуть позже монголы убили Чи-Ю.
Он протянул Падмири свободную руку и был странно обрадован, когда та сжала ее.
– Лаская тебя, я не думал о ней, но… пытался избавиться от воспоминаний.
– Примирился ли ты с ее смертью? – спросила она ровным тоном, скрывая толкнувшийся в грудь холодок.
– Примирился ли я с ее смертью? – машинально повторил Сен-Жермен. – Что тут сказать? Я продолжаю жить. Чи-Ю умерла. Эта тема себя исчерпала.
– А ты?
– Я? – Он был явно обескуражен вопросом.
– Ты ведь, я думаю, порождение Шивы, пережившее смерть и отвергнувшее ее, верно? – Сделав подобное предположение лет пятнадцать назад, Падмири пришла бы в неописуемый ужас. Теперь же она, казалось, не ощущала и страха.
Ответ не подтверждал ничего, но в нем не содержалось и отрицания.
– Нельзя сказать, что я сам выбирал свою долю, – тихо произнес Сен-Жермен, отворачиваясь и глядя в сторону. Тускнеющий солнечный свет окантовал его профиль: лоб, скулы, нос, подбородок, наклон мощной шеи. Когда он снова заговорил, ровные мелкие зубы его словно окрасились кровью. – Она должна была стать такой же, как я. Помешали монголы.
– А я? – Падмири вдруг захотелось утратить слух. Она боялась того, что ей ответят.
– Нет, – покачал головой Сен-Жермен. – В этом нет ни малейшей нужды. Ты полностью в своей воле.
На сердце ее вдруг стало легко, в висках застучали вопросы, но Падмири ограничилась лишь одним:
– Ты сказал, что хотел с моей помощью убежать от воспоминаний. У тебя это получилось?
Он придвинулся к ней.
– Да. Я ничего не забыл, но… боль утраты утихла. – Он высвободил руки, но лишь для того, чтобы взять в ладони ее лицо. – Ты прощаешь меня?
– За что? – Падмири поднялась со скамьи и отошла к опустевшей террасе. – За то, что она была с тобой прежде? За то, что тоска по ней толкнула тебя на поиски достойного ее памяти утешения? За ласки, какими ты меня одарил?
– Нет, – сказал Сен-Жермен, не двигаясь с места. – За самое себя. За мой обман, который не был невольным.
Она продолжала смотреть на него, но взгляд ее сделался отстраненным. Так смотрят, подумалось ему вдруг, с расстояния в тысячу миль.
– Со мной все иначе. У меня своя точка зрения на многие вещи. Правда, нельзя сказать, что она не подводит меня.
– Да, – кивнул Сен-Жермен, – я понимаю.
– Когда разгорелась резня, весь лоск просвещенности с меня сполз. Я умирала от ужаса, а мои близкие гибли от рук палачей. Потом все кончилось, но раны не заживали. Я выла от горя, я все перепробовала, но не сыскала забвения и в плотских утехах. Могу ли я после этого тебя осуждать? – Из глаз ее брызнули слезы, она нетерпеливо смахнула их кулачком. – Потом мне под руку подвернулись некоторые западные трактаты. Там говорилось об искуплении. В этом понятии я увидела больше смысла, чем в нашей карме, где все людские боли и радости подверстываются к равнодушному круговращению колеса. – Падмири в сильном волнении взошла на террасу и опять повернулась к нему. – Почему я должна на что-то оглядываться, когда мне хочется твоей близости? Почему меня должно волновать, что ты о ком-то скорбишь? Разве у каждого, кто достиг мало-мальски зрелого возраста, нет своих призраков за спиной?
Призраки? Сен-Жермен содрогнулся. Каждый из призраков в его памяти имел свою плоть, свою кровь. Воспоминания не стирались, не бледнели, не исчезали. Он не умел забывать.
– Сейчас уже не имеет большого значения, что ты собой представляешь, – продолжала Падмири, словно не замечая его замешательства. – Но знай, что это меня смутило бы какой-то месяц назад. Если бы я предвидела, что может произойти, еще до того, как ты появился в моем доме, тебе, полагаю, было бы отказано в гостеприимстве. – Она гневно вскинула подбородок. – И даже потом, случись мне разгадать твою тайну без… скажем так, некоторой помощи с твоей стороны, я бы, не мешкая, указала тебе на дверь! Так кто же и перед кем виноват? – Голос ее упал, теперь в нем угадывалась усталость. – Понимаешь ли, ты не единственный, кто посвятил себя служению Майе. Она самая убедительная из богинь.
Миг – и что-то тяжелое легло ей на плечи. Руки ее сомкнулись у него за спиной.
– Падмири, – прошептал Сен-Жермен, словно бы заклиная ее именем то, что происходило и в них, и вокруг.
Их поцелуй длился и длился. Прошла вечность, другая, потом из глаз женщины хлынули слезы – крупные, беспричинные, вымывающие холодные льдинки, затаившиеся в глубинах ее существа. Ей делалось все теплей, а она все рыдала, не в силах остановить облегчающий сердце поток. Сен-Жермен терпеливо ждал, и Падмири была ему благодарна: ей хотелось отплакаться на долгое время вперед.
– Ты хорошо плачешь, – сказал он, когда его довольно невежливо оттолкнули. – Мне остается только завидовать: у меня не бывает слез. Можешь и дальше, если захочешь, делать это при мне.
Она улыбнулась, утирая глаза.
– Нет, с этим покончено. Не знаю, что со мной было. – Голос ее звучал приглушенно. Внезапно ей захотелось остаться одной. Пойти к себе, привести в порядок лицо, постоять возле Ганеши. Его слоновья лопоухая голова всегда вселяла в нее спокойствие. Ганеша – бог благосклонный и мудрый. Он непременно даст ей добрый совет.
Сен-Жермен, словно бы заглянув в ее мысли, кивнул.
– Я буду в лаборатории. Если решишь, что я тебе нужен, дай знать о том Руджиеро.
– Руджиеро? Где же я его разыщу?
Он посмотрел на нее как на глупенькую девчонку.
– В твоей людской вечерами толкутся рабы. С ними порой засиживается и Руджиеро. Если ты велишь принести тебе из библиотеки что-нибудь редкое, мой слуга все поймет. Если распоряжения не последует, все пойму я.
– Рахур, придворный брамин, увидел бы в этой хитрости еще одно проявление Майи.
– Рахур верит и в колесо. И в то же время заявляет, что притязания мусульман оскорбляют богов. Если всем в человеческой жизни ведает колесо, что в том оскорбительного? – Сен-Жермен усмехнулся. – Падмири, Падмири, не играй с собой в прятки. Рахур тут ни при чем.
Падмири вздохнула.
– Как у тебя все просто. Нет-нет, не спорь со мной. – Она отступила к дверям. – Если ты сейчас что-нибудь скажешь…
Он показал жестом, что будет молчать.
– Мне надо побыть одной.
Молчание.
– Я должна все обдумать. – Она поднесла руку к задвижке, уже почти гневаясь, что ее не пытаются удержать.
Сен-Жермен молчал, но взгляд его был почти осязаем.
Задвижка щелкнула, Падмири ушла.
Кто-то во мраке комнаты возник перед ней, и она чуть не вскрикнула от испуга. Бхатин? Что он делает здесь? Наглец, уж не вздумал ли он следить за своей госпожой?
Евнух с достоинством поклонился.
– Музыканты вернулись в дом, но вас с ними не было, госпожа. Я пошел проверить, все ли в порядке. У этого инородца плохая карма. Скорпионы свидетельствуют о том. – Он выпрямился, гладкое моложавое лицо его было бесстрастным.
– Вот-вот, скорпионы. – Падмири брезгливо поморщилась.
Никто не мог объяснить ей, откуда они взялись. Она сильно подозревала, что хорошая порка помогла бы сыскать все ответы, но не была уверена, что у нее достанет решимости отдать подобный приказ.
– Госпожа, его следует отослать, – рискнул заявить Бхатин, принимая развязную позу.
Возможно, такой выход был бы и лучшим. Но в этом доме решения принимают отнюдь не рабы.
– Его рекомендовал мой брат, – надменно сказала Падмири. – И если я еще раз услышу от тебя нечто подобное, ты будешь наказан. Как каждый, кто осмелится выказать хотя бы малейшее неуважение к нашему гостю.
Бхатин на мгновение онемел. Никто в этом доме не позволял себе говорить с ним в таком тоне. Включая хозяйку, на которую все привыкли поглядывать свысока. Похоже, ее и вправду околдовали.
– Ты госпожа, а мы твои слуги. Ты вправе миловать нас или казнить, – произнес он сердито и вдруг вздрогнул, сообразив, что это действительно так.
– Да, – подтвердила она. – Я помню об этом. И горе тому, кто вдруг забудет, что я дочь раджи. – Падмири гордо вскинула голову и, не глядя на смущенного евнуха, удалилась к себе.
Близилась полночь, когда она сообщила рабам, что ей нужны бенгальские свитки.
Чуть позже звезды, мерцавшие в окне ее спальни, погасли. Тень, их закрывшая, мягко спрыгнула с подоконника и обрела плоть.
– Я уже не надеялся, – выдохнул Сен-Жермен.
– Как и я. – Падмири вскинула руку. – Не приближайся ко мне. – С косами, перехваченными ярким шнурком, и в длинной рубашке из тонкого шелка, она была удивительно хороша. – Я размышляла, – продолжила храбро Падмири, указывая посетителю на подушки, – я вспоминала мать. И поняла, что ее участь много достойней моей.
