Текст книги "Дорога затмения"

Автор книги: Челси Куинн Ярбро

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 31 страниц)

ЧАСТЬ 3
Тамазрайши

Письмо купца Лорамиди Шола к Сен-Жермену.

Глубокоуважаемому и достопочтенному гостю раджи Датинуша, известному ученому и путешественнику посылается мой нижайший поклон и привет!

С глубочайшим сожалением сообщаю, что не смог сыскать судна, способного сплавить вас вниз по реке. Существует опасность, что воины Чингисхана, ныне опустошающие Персию, повернут к Делийскому султанату. Потому и не находится охотников сплавиться к морю, а если бы они и нашлись, ни один капитан сейчас не взял бы на борт чужеземца. Все почему-то думают, что инородцы – шпионы монголов. Это у нас – в верховьях Шенаб! Представьте, что делается на территориях, контролируемых магометанами.

Я, конечно, продолжу поиск. После дождей кто-нибудь да поднимется снизу и, возможно, захочет прихватить вас с собой на обратном пути. Корабли, наверное, будут, но назад они пойдут очень не скоро – может быть, с весенними ливнями: купцам ведь надо поторговать. Если монголы и впрямь атакуют султана, задержка затянется. Купцы, как известно, готовы рискнуть капиталами, но не головами. Так что не ждите скорой оказии. Она, по моим прикидкам, представится вам лишь годика через два.

Во всем остальном же я вас, пожалуй, не подведу. Вещества, вами заказанные, изысканы и доступны. Правда, с киноварью выйдет заминка, однако не слишком большая. В самом скором времени ее вам пришлют. Из Дели уже движутся ртуть, измельченный уголь, с востока – прекрасного качества соли. Все это будет здесь еще до народного схода. Нужную древесину нашли, обработали и сейчас готовят к отправке. Чуть сложнее с землей из Венгрии; впрочем, запас таковой, похоже, имеется у одного малого (колдуна!) из Канпура, мои посредники ведут с ним переговоры. Вам ведь, как я понял, нужна земля не просто из Венгрии, а добытая в одной из ее областей – кажется, Трансильвании, если я правильно помню это название. Не беспокойтесь, мы все доподлинно уточним. Если окажется, что земля именно та, готовы ли вы выплатить мне часть условленной суммы еще до поставки заказа? Дожди и смутные времена, надеюсь, извинят мою просьбу. Порой не все идет гладко. И не у меня одного.

Не могу не отметить, что золото, каким вы расплачиваетесь со мной, превосходно. По блеску, по цвету и даже на ощупь. Его приятно укладывать в сундучок и, добавлю, с ним тяжело расставаться, хотя вы, по-моему, делаете это легко. Я, признаться, порой возношу хвалу небесам за то, что именно на меня пал выбор такого клиента.

Остаюсь в надежде, что смогу и далее быть вам полезным. Да снизойдет на ваши труды благосклонность богов.

Лорамиди Шола, купец

Начертано писцом Индукаром.

ГЛАВА 1

В северной части комнаты стоял полусобранный атанор. Кажется, лишь он один и находился на месте. Остальной объем помещения беспорядочно заполняли разнообразные бочонки, ящики и мешки. Возле груды корзин сидел Руджиеро. Он постучал пальцем по одной из коробок.

– Соль грязноватая. Где же хваленое качество, о котором пишет Шола?

– Ее можно очистить? – спросил Сен-Жермен, копавшийся в римской, окованной железом укладке.

– Можно, но это такая возня! – Руджиеро сделал пометку в реестре. – Ох уж этот Шола! Поневоле задумаешься, а ту ли землю он нам поставит?

– Надеюсь, – вздохнул Сен-Жермен. – Того, что есть у нас, вполне мне хватило бы, но следует держать два мешка про запас. Вдруг подвернется судно, идущее вниз и согласное прихватить с собой инородцев. Тогда без земли будет не обойтись. – Он запер сундук и подергал дужку замка, убеждаясь в ее надежности.

– А как насчет прочего? Может, купим рабыню? – Руджиеро отложил реестр в сторону и подтянул к себе другую корзину.

Сен-Жермен покачал головой.

– Можно бы, но все-таки – нет. То, что мне требуется, купить невозможно. Остальное… подделка. – Он замолчал, глядя на скопища кучевых облаков, клубившихся над горами. Пурпурные от закатных лучей, они походили на женщин, высыпающих из громадных передников просо, чтобы наполнить гигантские закрома. Работа двигалась споро, но не имела смысла, ибо каждое летящее к земле зернышко превращалось в дождинку. Из окна повеяло сыростью. – И впрямь, не закопать ли тебе меня где-нибудь, присыпав всем тем, что еще находится в нашем распоряжении? Я бы не возражал.

Руджиеро, словно не слыша хозяйских слов, развязывал большой куль.

– Угольный порошок. Вот уж он-то и вправду отменный.

– Это не удивительно, ведь он прислан из Дели. Мусульмане – искуснейшие алхимики, их достижения в работе с металлами воистину несравненны.

– Здесь еще три сосуда с ртутью, – объявил Руджиеро.

– Прекрасно. Это даст мне возможность заняться камнями. Золото золотом, но камни… загадочней. Никогда не знаешь, что вылущится из тигля. – Сен-Жермен подошел к атанору. – Посмотрим, какие он испечет нам рубины. Если достаточно чистые, я перейду к алмазам.

– К алмазам? – Руджиеро, похоже, слушал вполуха, не очень вникая в хозяйскую болтовню.

Сен-Жермен иронически усмехнулся.

– К ним, милый мой, к ним. Это такие блестящие камешки, ты, возможно, их видел. – Он положил руку на кирпичи. – Мне не терпится взяться за дело.

– В ламасерии у вас был атанор, – буркнул слуга.

– Очень маленький. Как игрушка. Вот настоящая печь. Я нагоню в ней такую температуру, что затрещит и защитная галька. – Сен-Жермен нетерпеливо передернул плечами и тряхнул головой. – Музыка и алхимия, – сказал он неожиданно тихо. – Только они лишь, пожалуй, и волнуют меня. – Взгляд его затуманился, затем в нем мелькнула усмешка. – Это не вся правда. Есть и еще кое-что. Но оно, мне думается, не имеет названия. А мы зачастую ценим лишь то, что можем назвать.

Первые капли дождя брызнули в комнату, и Сен-Жермен поспешил закрыть ставни. Ливень приближался, усиливался, его шум напоминал грохот морского прибоя.

– А говорят, что сезон дождей подходит к концу, – сказал, глянув на потолок, Руджиеро.

– Люди много чего говорят, – откликнулся Сен-Жермен. Он вдруг рассмеялся. – Помнишь, как это было на Ирравадди?

Губы слуги растянула улыбка – редкая гостья на его вечно угрюмом лице.

– Да. Там нельзя было разобрать, где вода, а где суша. С жертвенных алтарей смыло все. А жрецы, забравшись на плечи идолов, продолжали заклинать облака.

Сен-Жермен громко расхохотался.

– Тот мальчишка в маленькой лодке… он таки вытащил из воды шелковый тюк. Правда, его чуть не перевернуло. – Он восхищенно чмокнул губами. – Нам повезло, что мы оказались в тот день на барже, надежной и основательно защищенной. Жалкая пара мешков там мне бы не помогла. – Лицо его вдруг помрачнело. – Я становлюсь больным, старина. Меня гложет тоска. Мне думалось, после Китая она отступит. – Узкие, тонкие пальцы потеребили нагрудный знак. – Однако расстояние на нее не влияет.

– Хозяин, – сказал Руджиеро, выпрямившись, – куда же ей деться? Китай позади, но в Персии тот же ужас. То, о чем здесь знают по слухам, мы видели своими глазами. Вот вы и тоскуете.

– А тебе не тоскливо?

– Я не такой, как вы.

– Нет, – кивнул Сен-Жермен.

Воцарившееся молчание ни одному из них не показалось неловким. Давним товарищам вовсе не обязательно разговаривать, время от времени можно и помолчать. Однако если хочешь что-либо для себя прояснить, то выжидать тоже не обязательно, и потому Руджиеро спросил:

– Зачем колдуну из Канпура нужна чужая земля?

– Для заговоров. Мусульмане давно зарятся на Европу. – Сен-Жермен провел рукой по стене и брезгливо стряхнул с пальцев пыль. – Заклятия могут способствовать тому, кто идет с войной.

– Заклятия?

– Это всего лишь догадка. – Сен-Жермен поморщился. Одна паутинка была особенно липкой. – Стены надо бы протереть уксусом. Иначе в наши реторты налетит всякая дрянь.

– Но при чем тут земля? – не отставал Руджиеро, и его хозяин вздохнул, ибо разговор заходил в туманную область.

– Земля ни при чем. Она лишь опора. Главное – вера и ритуал. Помнишь собирателя трав из Британии? – Руджиеро не помнил, но на всякий случай кивнул. – Он собирал и образчики почв. И когда предводитель его клана собирался захватить какой-нибудь остров, старик творил заклинания над соответственной щепоткой земли. Иногда это помогало. Кстати, и в оборонительном смысле. Враги лет пятнадцать их осаждали, но не смогли захватить.

Что собирался сказать Руджиеро, осталось неясным, ибо в комнату вошел главный евнух владелицы дома Бхатин. Он был высок ростом и очень хорош собой; впрочем, лицу его явно недоставало любезности.

– Почитаю за честь сообщить, – бесстрастно сказал евнух, – что госпожа моя желает тебя навестить.

Сен-Жермен уже беседовал с родственницей раджи, но, можно сказать, вслепую. Беседа шла в помещении, разделенном надвое узорчатой ширмой. Так диктовал обычай, от которого, очевидно, собирались теперь отступить.

– Я рад, но… здесь нет ширмы, – заявил он на всякий случай. – Правда, сейчас в комнате довольно темно.

– Госпожа желает тебя видеть, – повторил евнух. Голос его был высоким и чистым. – Твой слуга останется здесь, как и я.

Приказы не обсуждаются, и Руджиеро кивнул, показывая, что уходить не намерен.

В прихожей послышался звук легких шагов, и в комнате появилась сестра повелителя княжества Натха Сурьяратас. Темный янтарь ее глаз безошибочно отыскал Сен-Жермена, и женщина поклонилась ему.

Сен-Жермен поклонился в ответ, досадуя, что не успел поприветствовать даму первым.

– Рани…

– Нет, – твердо сказала владелица дома. – У меня нет мужа, детей, это звание не про меня. К тому же я от него отказалась. – Взгляд ее темных глаз был ясен и строг. – Значит, вы и есть тот человек, которого мне повелели принять. Что ж, чужеземец, добро пожаловать в дом.

– Благодарю за гостеприимство. Оно превосходит все мои ожидания.

На предварительном собеседовании речь шла о вещах сугубо практических. Постояльцу, пока он способен оплачивать свое содержание, было предложено ни в чем себя не стеснять и проводить в покоях, ему предоставленных, какие угодно работы.

– Мы оба знаем, что это не так, – улыбнулась женщина. – Дом мой скромен, удален от дворца, в нем царят скука и запустение. Впрочем, человеку, занимающемуся научными изысканиями, возможно, и нужен именно такой уголок. Персоне светского толка я бы, конечно, отказала.

– Простите меня, ра… – Он осекся. – Как же мне следует вас называть?

– Просто Падмири. – Евнух беспокойно пошевелился, но владелица дома не обратила на это внимания. – А вы, чужеземец? Как ваше имя? В прошлую нашу встречу я плохо его расслышала.

– Сен-Жермен. Это одно из имен, на которые я привык откликаться. – Он вновь поклонился и указал на царивший вокруг развал. – Я хочу извиниться за беспорядок. Мне следовало бы продемонстрировать вам, что я умею, однако…

– Но вы, надеюсь, позволите мне приходить сюда иногда?

Вопрос был задан словно бы вскользь, и Сен-Жермен поспешно ответил:

– Ну разумеется. Это ведь ваш дом. – Он прикусил язык, однако бестактная фраза была уже произнесена. Индианка нахмурилась.

– Не в моих правилах кому-либо навязываться, – сказала она. – Если мое присутствие нежелательно, я докучать вам не стану.

Сен-Жермен умоляюще вскинул руки.

– Нет-нет, уважаемая Падмири. Вы неправильно истолковали мои слова. Вы вольны навещать меня в любое удобное для вас время именно потому, что, вселившись в ваш дом, я вместе со своими вещами словно бы сделался его частью и нахожусь полностью в вашем распоряжении, благословляя вас за проявленную ко мне доброту.

Витиеватость сказанного успокоила Бхатина, озадачила индианку, а самого Сен-Жермена заставила внутренне передернуться. «Вот до чего дошло дело, – сказал он себе. – Ты разучился беседовать с порядочными людьми».

– Ладно, – после короткой паузы кивнула Падмири. – Поговорим о другом. Скажите, Сен-Жермен, почему мой брат принимает в вас такое участие? – Переливчатый дымчато-сердоликовый шелк ее юбки прекрасно гармонировал с просторной красновато-коричневой блузой.

– Я не совсем уверен, – пробормотал Сен-Жермен, не зная, какого ответа от него ожидают, – но думаю, что какое-то отношение к этому имеют драгоценные камни, которые он купил у меня.

– Драгоценные камни? – Падмири произнесла это так, словно речь шла о чем-то не достойном упоминания.

Сен-Жермен попытался прояснить свою мысль.

– Думаю, он не прочь совершить еще одну сделку. Во всяком случае, мне был сделан подобный намек.

– А у вас они есть – эти камни? – Владелица дома казалась разочарованной и подняла руку, давая знать евнуху, что беседа подходит к концу.

– Нет, но они у меня будут, – прозвучало в ответ.

Женщина удивленно вскинула брови.

– Что значит будут? Откуда же вы их возьмете?

– Ну а иначе зачем же мне все это? – спросил Сен-Жермен, обводя загроможденную комнату выразительным взглядом. – Я ведь алхимик, уважаемая Падмири. Алхимия – это не только поиск секретов изготовления золота и закалки булатной стати. – Он видел, что в ней пробуждается любопытство. – Есть задачи поинтересней. Взять, например, выращивание драгоценных камней. Это кропотливый процесс и в итоге не очень-то прибыльный, ибо золото изготавливать проще, быстрей. Однако он дарует исследователю ни с чем не сравнимое наслаждение проникновения в новые, еще не изведанные области знания. Да и не он один, моя госпожа. Из корок хлеба получается сильнодействующее лекарство, из толченых раковин – красители, способные менять цвет в зависимости, например, от погодных условий. В ближайшее время я намерен заняться камнями, но ими отнюдь не исчерпывается список того, что я хотел бы исследовать, получив надежную кровлю над головой.

Лицо Падмири вдруг напряглось.

– Мой брат знает об этом?

– Нет, но, возможно, подозревает. – Ответ лишь усилил тревогу владелицы дома, и Сен-Жермен попытался исправить свой промах. – Я ведь не собираюсь отчитываться перед ним.

– Однако его станут извещать о каждом вашем движении. Домашние шпионы не спят. Как только вы вырастите свои камни, он найдет способ выудить их у вас, а потом заставит все повторить еще и еще раз. – Падмири слепо уставилась на оконные ставни. – Если не он, найдется кто-то другой!

Руджиеро бросил на своего господина встревоженный взгляд, но тот показал жестом, что все в порядке, и вновь обратился к Падмири:

– Одно ваше слово, и я уеду. Я не хочу доставлять неприятности тем, кто меня приютил.

Отрицательно мотнув головой, индианка сказала:

– Простите, я думала о своем. Вы и не представляете, что значит пережить смерть всех своих близких! Зачем они только затеяли этот мятеж? Погибли все. Виновные, не виновные – все! По улицам текли ручьи крови, и скот отказывался переступать через них. Мой дядя, добрый и никому не делавший зла человек, попытался укрыть от преследователей своего старшего сына. Старика вытащили из дома, положили на колесо и, натягивая веревки, рассекли на мелкие части. Он не имел никакого отношения к бунту, участвовал в нем его сын. А дядя был предан трону, верно служил своему племяннику и способствовал заключению перемирия с Дели. Но это его не спасло. Я благодарила судьбу за то, что она не даровала мне ни мужа, ни сыновей, иначе меня бы тоже казнили. – Глаза женщины увлажнились. Промакнув их краешком шали, она глубоко вздохнула и уже другим тоном произнесла: – Я ведь давала зарок не говорить ни с кем об этих ужасных событиях, и вот что из этого вышло.

Сен-Жермен, повинуясь внутреннему порыву, приблизился к ней.

– Падмири, – сказал он тихо, – моя родина далеко. Там другие обычаи, но, поверьте, я тоже знаю, как тяжело терять тех, кто тебе дорог. Иногда всем нам хочется выговориться, и в таких случаях много легче беседовать с кем-либо посторонним. Вы можете по своему усмотрению говорить со мной о чем-нибудь или молчать. Обещаю, что здесь вас ждут понимание и самое искреннее сочувствие.

Падмири зябко поежилась, кутаясь в шаль.

– Не знаю, захочется ли мне воспользоваться этим предложением, чужеземец, но знайте, что я высоко ценю его, ибо оно продиктовано добротой.

– Скорей чувством признательности, – возразил Сен-Жермен, надеясь, что слова его будут поняты верно.

Она ничего не ответила и пошла к выходу, но в дверях обернулась.

– Сен-Жермен, хочу сказать, хотя мой брат мне этого и не поручал, что я рада видеть вас в моем доме. – Наклонив голову, индианка покинула комнату, евнух ушел следом.

– Интересная женщина, – высказался Руджиеро. Он не смотрел на хозяина.

– Да, – уронил Сен-Жермен и занялся атанором, всем своим видом показывая, что не намерен ничего обсуждать.

Он вскользь упомянул о владелице дома лишь дня через два, глядя на мокрые ставни. Ливни не прекращались, дерево местами позеленело, влага была и на стенах.

– Наша хозяйка, – сказал Сен-Жермен, отслаивая ножом плесень и гниль, – помнится, говорила, что окна в этих покоях не очень-то хороши. И пообещала заменить их, если потребуется.

– Щедрое обещание, – пробурчал Руджиеро, вынимая флаконы с какими-то порошками из последнего неразобранного мешка.

– Пол тут в порядке, – продолжал Сен-Жермен, – а стены и потолок надо бы обработать влагостойким составом.

Они вернулись к работе. Руджиеро освободился первым и уселся на грубо сколоченный стул.

– Конюхи говорили, что вчера вечером прибыл нарочный от раджи.

– Вряд ли в этом есть что-либо удивительное, – рассеянно пробормотал Сен-Жермен, оглядывая атанор и пытаясь установить на место последний кирпич. Тот входил в паз с перекосом.

– То-то что и есть. Челядь поражена, ведь раньше такого почти не случалось. Раджа не ладит с сестрой. – Руджиеро нагнулся и ощупал носки своих туфель. – Все связывают это событие с нашим присутствием здесь.

– И пусть их.

Ветер ударил в ставни, они затряслись, заскрипели. Руджиеро вздохнул.

– Ну и погодка! Никак не могу к ней привыкнуть, – сказал он раздраженно. – Ночью мне показалось, что где-то обрушилась крыша.

– Стена, – уточнил Сен-Жермен, не отрываясь от возни с кирпичом. – В крыле для рабов. Мне сказал о том Бхатин.

– Кто-нибудь пострадал?

– Трое. Один раб умер на месте, двое пока еще живы. На них обвалилась балка. – Сен-Жермен говорил спокойно, но с некоторым напряжением. – Бхатин расстроен. И немудрено: в таком доме каждая пара рабочих рук на счету. Потеря весьма ощутима.

– Раненым пробуют как-то помочь? – спросил Руджиеро.

– Нет. Тут верят, что тот, кто поможет несчастным, разделит их карму, а Бхатин неприкасаемым стать не желает. Так он и заявил мне, передавая записку Падмири.

– О чем?

– Она спрашивает, как наши дела.

– Почему бы ей самой не прийти и не посмотреть? – Странные, с точки зрения Руджиеро, манеры индийцев не переставали его удивлять, хотя бывать в Индии ему уже доводилось.

– Думаю, это по местным понятиям не очень прилично. Жизнь одинокой женщины тут ограничена рамками разнообразных запретов. – Сен-Жермен улыбнулся: кирпич вошел в паз. Через день-другой раствор схватится, и атанор будет готов к работе. – Слуги знают, что ты понимаешь их речь?

– Знают, – пожал плечами Руджиеро, – но думают, что, когда они тараторят, мне не под силу что-либо разобрать.

– Полезное заблуждение, – одобрительно кивнул Сен-Жермен. – Постарайся его не развеять.

Новый свирепый порыв ветра сотряс, казалось, весь дом. Ближайшее к атанору окно с грохотом отворилось. В комнату хлынул дождь. Руджиеро бросился ловить ставни, а его хозяин стал закидывать расползавшуюся по полу лужу пустыми мешками. Когда вся вода впиталась в грубую ткань, а коварные ставни обвязали веревкой, Сен-Жермен подтащил к себе стул и, усевшись на него верхом, философски заметил:

– Клин вышибают клином. – Заметив недоумение на лице Руджиеро, он пояснил: – Я все-таки приглашу Падмири заглядывать к нам – и почаще. Редкие посещения – повод для кривотолков, к частым вскоре привыкнут. – Взгляд его стал задумчивым. – Кстати, неплохо бы выяснить, кто из прислуги шпионит за нами.

– У вас есть какой-нибудь план?

– Нет, но у меня есть ты. – Сен-Жермен усмехнулся. – Это тебя ведь принимают за тугодума. Так что в твоем присутствии кто-нибудь может и распустить язычок. Слушай, запоминай, постарайся тут примелькаться. – Он потер ладонями лоб. – Как ни крути, а раджа нас все-таки обыграл. Чужой дом – это всегда тюрьма. Пусть комфортабельная и без решеток, но все же тюрьма.

– А за тюремщицу в ней сестра князя? – Встав со стула, Руджиеро принялся промерять стены лаборатории, пользуясь длинной веревкой с навязанными на ней узелками.

– Думаю, нет. Эта женщина… слишком своеобразна. И потом, она старше раджи. Приказывать ей он не может.

Слуга ничего не ответил. Наморщив лоб и шевеля прилежно губами, он наносил на пергамент столбцы римских цифр. Сен-Жермен усмехнулся. Арабская цифровая система была гораздо удобнее, но упрямец упорно не хотел ее признавать.

– Дождям пора бы и прекратиться. Как только подсохнут дороги, Шола подвезет новую партию ингредиентов, и дело пойдет.

– У нас не хватает посуды, – пробурчал Руджиеро, становясь на колени и заводя веревку за шкаф.

– Когда получим песок, я выдую все, что нам нужно. – Сен-Жермен потянулся. – Меня больше заботит нехватка белой латуни. Если Шола ее не поставит, придется наладить свое производство. Это добавит хлопот.

Руджиеро поднялся на ноги.

– Два небольших мешка с землей стоят в этом шкафу. – Он говорил на одном из самых вульгарных латинских наречий, порожденных трущобами Остии и вышедших из обихода около восьмисот лет назад. – Что касается остального, то половина земли у вас под матрасом, а вторая – под ложным дном сундука. Еще один мешок я снесу на конюшню, как только мы заведем своих лошадей.

– Превосходно, – откликнулся Сен-Жермен.

Они замолчали, погрузившись в работу, и не произнесли больше ни слова вплоть до тех пор, пока в комнату не вошел главный евнух владелицы дома Бхатин.

Евнух с достоинством поклонился одетому в черное инородцу, полностью игнорируя присутствие Руджиеро.

– Высокочтимый гость моей достойнейшей госпожи, – произнес он высокопарно. – Мне поручено сообщить, что она хочет видеть тебя. Будь же любезен незамедлительно проследовать вместе со мной в покои дочери раджи Дхармасвала и сестры раджи Датинуша, ибо даже малейшее ожидание может ее оскорбить.

Сен-Жермен не очень-то разбирался в тонкостях местного этикета, однако знал, что цветистостью речи можно загладить многие промахи в поведении, и потому, вежливо поклонившись, сказал:

– Достопочтенный домоправитель, не сомневайся, что твое сообщение наполнило неизбывной радостью все мое существо. Позволь мне лишь отдать моему слуге надлежащие приказания, дабы тому не вздумалось посвятить бренной праздности время, которое я проведу у твоей уважаемой госпожи.

Он повернулся к Руджиеро и уже по-гречески произнес:

– Я, как ты понял, иду к Падмири. Вот случай испросить у нее разрешения на покупку лодки и лошадей. Если разрешение будет получено, мы, улучив случай, сможем сами сплавиться вниз по реке, а там уж как-нибудь сыщем идущий в Египет корабль.

Руджиеро отвесил хозяину нарочито глубокий поклон.

– Хорошо бы управиться с этим еще до весенних дождей, – ответил он на латыни.

– Итак, – перейдя на хинди, обратился к Бхатину Сен-Жермен, – мой слуга получил наставления. Теперь я надеюсь получить наставления у тебя. Я хочу знать, как надлежит мне держаться в присутствии высокородной особы.

– Похвальное желание, – довольно кивнул евнух. – Инородцы подчас – разумеется, по незнанию тонкостей обращения – ведут себя просто недопустимо. Возле покоев моей госпожи я наставлю тебя. – Важно раздув толстые щеки, он вышел в дверь и зашагал по коридору, даже не удостоверившись, идут за ним или нет.

* * *

Письмо Судры Гюристара к старейшине одной из сельских общин.

Почтенному Дамильхе, уполномоченному прибыть на всенародный сход княжества Натха Суръяратас, начальник дворцовой стражи Судра Гюристар шлет свои искренние приветствия!

Заверяю тебя, что все приготовления к сходу близятся к завершению. Этому событию, безусловно, надлежит сыграть огромную роль в жизни нашего края. Сход должен продемонстрировать Дели нашу сплоченность и готовность отстаивать собственные права. Ты, Дамильха, простой человек, и тебе подобные представители сельских общин тоже простые люди, однако именно вам дано показать, сколь велика наша мощь, питаемая не упованием на милости султаната, но неотступной преданностью обычаям предков и неизбывной верой в наших богов.

Печально сознавать, сколь многие, высокородные соплеменники наши сочли для себя возможным избрать иной путь. Я имею в виду южан, обитающих за пределами нашего княжества. Они склонили головы перед султаном, забывая о том, чьей была земля, по которой они ходят, и каким богам поклонялись их прадеды и отцы. Несомненно, и ты, Дамильха, презираешь их за трусливость и бесконечные призывы к терпимости в обстоятельствах, когда каждому патриоту надлежит возвысить свой голос против угнетателей некогда благоденствующей и великой страны.

На сходе каждый народный избранник получит возможность взять слово и высказать все, что лежит у него на душе. Наиболее наболевшие вещи будут, конечно же, обсуждаться и в приватных компаниях: селянам, собравшимся со всех концов княжества, безусловно, захочется друг с другом потолковать. Будь осмотрителен, Дамильха, ибо в такие беседы непременно станут встревать и прихлебатели султаната, прикидывающиеся порядочными людьми. Они могут начать подстрекать вас к опрометчивым высказываниям, стремясь поставить тем самым нашего князя в неловкое положение перед наблюдателями из Дели, что принесет нам одни неприятности. Поэтому, друг мой, лучше держи язык за зубами и наблюдай. Выскажешься откровенно, вернувшись домой, и твои речи в родной деревне послужат залогом того, что односельчане твои будут готовы единодушно выступить против засилья иноплеменников, когда придет пора перемен.

Вот радостное известие. На празднестве, которое состоится после окончания схода, всем нам представится восхитительная возможность вознести в едином порыве хвалу нашим богам, уже множество лет утесняемым чуждым вероучением. Раджа наш воистину мудр, ибо это (весьма уместное на таком сходе!) моление всех нас сплотит, не позволив в то же самое время наблюдателям султаната усмотреть в нем какой-либо вызов. Я лишь опасаюсь, как бы кое-кто из охваченных благоговейным трепетом патриотов не удумал накинуться на мусульман, что очень многие из собравшихся, несомненно, одобрили бы, однако надеюсь, что все обойдется, несмотря на горечь, накопившуюся в наших сердцах.

Да будут боги благосклонны к тебе, и да сделают они твое путешествие приятным и легким. Сход принесет нашему княжеству несомненную пользу, и позже каждый из нас заслуженно будет гордиться тем вкладом, который он в него внес.

Судра Гюристар, начальник дворцовой стражи при дворе раджи Датинуша.

Начертано перед окончанием сезона дождей на девятнадцатом году его милостивого правления.