355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Челси Куинн Ярбро » Дорога затмения » Текст книги (страница 2)
Дорога затмения
  • Текст добавлен: 20 сентября 2016, 19:35

Текст книги "Дорога затмения"


Автор книги: Челси Куинн Ярбро


Жанр:

   

Ужасы


сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 31 страниц)

ГЛАВА 2

Протекавший через сад ручеек причудливо извивался, его струи, окатывая мелкие камешки, вызванивали бесконечный печальный мотив. Невидимый в ночной тьме, он местами посверкивал – там, где кроны деревьев давали дорогу звездному свету. Ветер, блуждавший по саду, доносил острое дыхание осени, раскачивал ветки и уже срывал первые листья, предсказывая приход холодов. Бледная предутренняя луна, клонясь к западу, заглядывала в раскрытую дверь спальни, матовый прямоугольник, очерченный ее лучами, уже подползал к широкой постели, на которой, укрытая шелковым покрывалом, лежала Чуань-Тинг.

Сен-Жермен сидел в дальнем углу комнаты с раскрытой книгой в руке. Он пошевелился, отложил томик Ли По в сторону и поднялся с кресла. Его черный китайский халат еле слышно зашелестел. Ему хватило пяти шагов, чтобы достичь кровати, там он остановился, устремив взор на спокойное лицо спящей.

Сен-Жермену не хотелось тревожить ее, и потому он опускался на ложе с большой осторожностью. Согнул колени, наклонился, опираясь на локти, потом вытянулся рядом с молодой китаянкой и вновь отдался волшебству созерцания.

Он любовался выпуклыми недвижными веками, обрамленными крошечными серпами темных ресниц, гладким покатым лбом и ореолом разметанных по подушке волос. Чуань-Тинг вздохнула, ее прелестные губки слегка приоткрылись. Движение было едва уловимым, но покрывало скользнуло вниз, обнажив маленькие высокие груди и плавный изгиб подреберья. Лунный свет наделил кожу красавицы молочной прозрачностью тончайшей рисовой бумаги, по которой чередой легких мазков словно бы прошлась чья-то искусная кисть.

Пальцы мужчины коснулись лица, шеи, груди спящей с той бережной легкостью, с какой тонкий ценитель прикасается к изделиям из фарфора. Касания никак не были сильными или порывистыми, однако они вызвали в Чуань-Тинг чувственный отклик, который незамедлительно поверг бы ее в смятение, если бы она не спала. Сен-Жермен усмехнулся, заметив, как исказилось лицо молодой китаянки.

Чуань-Тинг повернулась на бок – плавно, замедленно, словно двигаясь под водой. Одна половина лица ее оказалась в тени, вторая, напротив, вдруг засияла, как лепесток большого цветка. Голова женщины запрокинулась, дыхание участилось, по телу волнами пробегала сладкая дрожь.

Хотя искушение было сильным, Сен-Жермен подавил в себе желание ее разбудить: однажды, три года назад, он сделал подобную глупость. Чуань-Тинг, возможно впервые в жизни ощутившая чувственное возбуждение и традиционно видевшая свое назначение только в том, чтобы ублажать господина, пришла в неописуемый ужас. Заверения в том, что господину для удовлетворения собственной страсти необходима ответная страсть, не возымели действия. Китаянку трясло от омерзения к себе. С тех пор Сен-Жермен брал ее лишь в состоянии глубокого сна, когда разрешение томления плоти не поддается контролю сознания и может быть принято за вулканический выброс из горнила подспудных грез.

В дыхании женщины появились хриплые нотки. Сен-Жермен покрывал ее грудь поцелуями, нагнетая мучительный жар. Его руки ласкали горячие бедра, уверенно продвигаясь к полураскрытому увлажненному лону. Чуань-Тинг застонала, освобождаясь от напряжения, и первые ее содрогания позволили взмыть на гребень волны и ему. Ритм упоительных спазмов достиг пика, потом плавно пошел на спад. Чуань-Тинг прошептала что-то бессвязное и вновь погрузилась в сонное оцепенение. Сен-Жермен встал с постели, накинул на спящую покрывало, затем направился к распахнутой двери. Утро несло холод. Он плотно ее притворил.

Смежная со спальней комната поражала простотой обстановки, которую составляли лишь узкое жесткое ложе, письменный стол да небольшой итальянской работы комод. Проемы двух узких высоких окон закрывали бумажные ширмы, и потому тут всегда царил полумрак. Сен-Жермен подошел к столу и остановился в раздумье. Грядущий день не обещал ничего, кроме уныния. В последнее время тоскливое настроение практически не покидало его.

Развязав черный шелковый пояс, Сен-Жермен уронил его на пол, затем уронил и халат. Отвернувшись от стола, он нагишом пересек комнату и, подойдя к стене, сдвинул в сторону секретную доску. За ней оказались три ящика, в них лежала одежда.

Имперский закон запрещал чужеземцам носить лишь китайские вещи. Этот запрет был продиктован якобы эстетическими соображениями: будто бы для того, чтобы жители Поднебесной могли воочию видеть, насколько разнообразен мир. Фактически же он упрощал процедуру обнаружения чужаков во время периодически устраиваемых на них повальных облав. Сен-Жермену вполне была ясна подоплека драконовского указа, однако тот его не особенно тяготил. За время долгих скитаний по свету он привык одеваться в манере, свойственной лишь ему самому.

Вскоре он вышел из личных покоев, одетый в длиннополое византийское одеяние из черной парчи, накинутое поверх короткого, доходившего лишь до колен, красного полукафтана и черных персидских брюк, заправленных в высокие китайские сапоги. Пояс из наборного серебра и черный крылатый нагрудный диск, символизирующий солнечное затмение, дополняли его наряд. Как ни странно, такое смешение стилей ему удивительно шло.

Слуги уже поднялись, и по дороге к библиотеке Сен-Жермен то и дело заговаривал с ними, ободряя приветливым словом одних и справляясь о здоровье родни у других.

Его мысли были рассеянны, он попытался сосредоточиться, для чего снял с полки том Аристотеля и через какое-то время полностью погрузился в чтение, очарованный блеском и остроумием высказываний древнегреческого мыслителя.

Часом позже к нему подошел Руджиеро.

– Простите, хозяин, – сказал он на обиходной латыни, – но вас ожидает гость.

Сен-Жермен оторвался от чтения и на той же латыни ответил:

– Гость, говоришь? Что за странность? Я никого… – Он не окончил фразы и решительно закрыл фолиант. – Кто же это? Ты его знаешь?

– Это Куан Сан-Же.

– Вот как? – Лицо Сен-Жермена вдруг просветлело. – Где же он? Отвечай, не молчи.

– В большой приемной. – Руджиеро посторонился, пропуская хозяина к выходу.

– Долго ли он ожидает?

– Не слишком. Из ваших личных покоев я пошел прямо сюда. – Слуга перешел на китайский и выговаривал фразы с трудом.

– Мы с ним поднимемся в гостиную с выходом на террасу. Проследи, чтобы туда подали чай. – Сен-Жермен ощутил, что плохое настроение его понемногу развеивается, уступая место теплому чувству смешанной с любопытством приязни. Подходя к дверям, ведущим в большую приемную, он кивком отпустил слугу. – Не беспокойся, дружище. Я сам доложу о себе.

Руджиеро слегка поклонился.

– Я принесу наверх чай и закуски.

– Великолепно, – спокойно произнес Сен-Жермен.

Большая приемная, хотя и не подавлявшая чопорной пышностью, как многие гостевые покои Ло-Янга, все же производила сильное впечатление. Очень эффектно смотрелись в ней и шелковые ковры, устилавшие пол, и кресла розового и вишневого дерева, и стены, покрытые дорогой драпировкой. Широкие раздвижные двери вели прямо в сад, откуда доносилось едва слышное журчание ручейка. Повсюду в медных и фарфоровых вазах стояли прекрасные свежесрезанные цветы. Впрочем, во всю эту восточную колористику весьма органично вписывались и детали убранства, принадлежавшие культурам иным. Так, например, рядом с древним пергаментом времен династии Тан висел писанный маслом портрет молодой итальянки, возле входных дверей высился кованый напольный канделябр, сработанный мастерами Толедо, мирно соседствуя с луксорским искусно инкрустированным комодом.

Гость взглянул на хозяина, притворявшего двери, на суровом лице его промелькнула улыбка.

– Ши Же-Мэн, – произнес он, кивая.

– Магистр Куан, – откликнулся Сен-Жермен, оглядывая ученого. – Вы оказываете мне великую честь.

– В чем дело? – приподнял брови ученый. – Или мы не коллеги? К чему этот звон – честь, магистр?

Сен-Жермен сел против гостя.

– Мой друг, – произнес он мягко, – простите, я немного смешался. Ведь вы – первый гость этого дома с тех пор, как решением ло-янгского трибунала меня вывели из университетского преподавательского состава. Томясь в одиночестве, я решил, что все сочли меня опасно больным. – Язвительность, с какой была сказана последняя фраза, неприятно поразила и его самого. – Простите еще раз, – продолжил Сен-Жермен после паузы. – Я не предполагал, что эта история заденет меня стать глубоко.

– И не без веского на то основания, – заметил ученый. – Решение высокого суда некорректно. Я заявил свой протест, указав, что открытые вами новые методы работы со многими веществами сильно продвинули нашу науку вперед.

– Ну-ну. – Сен-Жермен позволил себе улыбнуться. – Не надо преувеличивать. Опыты проходили успешно лишь потому, что я многому научился у вас. – Он выжидательно посмотрел на магистра. – Что сталось с моими учениками?

– Их этот инцидент не затронул. Практически никого, кроме двоих. – Ученый с достоинством переплел мягкие пальцы. – Эти двое – Фенг Куо-Ма и Ли Дье-Во.

– Они не высказались против меня на заседании трибунала? – спросил Сен-Жермен.

Ученый ничего не ответил. Его глаза рассеянно обвели комнату, потом уставились в пол. Сен-Жермен молча сидел в своем кресле. Все было ясно и так.

– Род Ли, – заговорил наконец магистр, – род старинный, имеющий прекрасную репутацию, он подарил стране много блестящих умов. Несомненно, какие-нибудь магистры – не философии, так словесности – возьмут под свое покровительство отпрыска столь прославленного семейства. К сожалению, с другим юношей все обстоит иначе. Один из Фенгов, судья, кажется, позволил впутать себя в довольно скверное дельце – лет девять назад… и сейчас все по возможности отмежевываются от родства с этой семьей. Впрочем, я слышал, какой-то дядюшка предложил вашему юному радетелю должность… где-то в провинции, вдалеке от Ло-Янга. Быстрой карьеры он там, конечно, не сделает, но сможет приносить стране пользу… Глядишь, по прошествии времени кто-нибудь и задумается о его недюжинных способностях… Их надо лишь проявить.

– Понимаю, – с горечью сказал Сен-Жермен. – Мальчик прямо и откровенно высказал свое мнение, а ему ломают судьбу. – Он перевел невидящий взгляд на сад. – Если бы можно было повернуть время вспять, я попытался бы отговорить его от опрометчивого поступка.

– О нет, – возразил магистр Куан. – Не следует воспринимать происшедшее как ошибку. Человеку с характером вашего Фенга свойственно подобное поведение. Я верю, что в конечном итоге все обернется для него хорошо. Он ведь далеко не дурак и сам понимает, что зазорная выходка его родича не даст ему тут развернуться, а в провинции расправляют крылышки многие… Что ж, в добрый путь! Быть может, именно с таким поведением он скорее достигнет пределов своих возможностей, нежели его глупый кузен. – Магистр наклонился вперед, упираясь локтями в колени. – Все на свете идет именно так, как тому и следует быть, Ши Же-Мэн.

– Да неужели? – поднял бровь Сен-Жермен. – Любопытно слышать высказывание таоистского толка от столь ревностного приверженца принципов Канга Фу-Цзы.

Куан Сан-Же наклонил голову, довольный тем, что беседа сворачивает в привычную колею.

– Все мы знаем, что таоисты слепы в своем рвении к поискам истины. Они не соизмеряют свои выводы с устоями, гарантирующими нашему обществу спокойное и размеренное течение жизни.

– Прискорбно, – кивнул Сен-Жермен, хотя уголки его губ подозрительно дернулись.

– О да, весьма прискорбно, весьма – подтвердил совершенно серьезно ученый. – Хотя не всегда легко уяснить, каким, например, образом поведение полевых сверчков, которых я изучаю, может соотноситься с укладом и традициями нашего общества.

Сен-Жермен встал.

– Мой драгоценный друг, мне доставило бы не соизмеримое ни с чем удовольствие ваше согласие подняться со мной в другую гостиную, где уже приготовлено легкое угощение. Мы смогли бы продолжить нашу беседу в более располагающей к ней обстановке.

– Беседа с образованным человеком приятна в любой обстановке, – произнес, вставая с кресла, Куан Сан-Же. – Но так как я пробудился сегодня раненько и ушел из дому довольно давно, то слегка закусить будет совсем не лишним.

Они пересекли вестибюль, направляясь к лестничной клетке, в проеме которой висел гигантский светильник из красной меди, заливавший странным розовым светом стены просторного помещения. Этот свет окрашивал в розовое и стекла узких высоких окон, располагавшихся по обе стороны от парадных дверей.

– Во всем Ло-Янге, пожалуй, не сыщешь дома, подобного вашему, – заметил ученый.

– Возможно, вы правы, – откликнулся Сен-Жермен.

– Что побудило вас устроить такие окна?

– Это западная манера, очень практичная, к тому же они создают настроение.

– А этот фонарь? – Куан Сан-Же сознавал, что ведет себя не очень-то вежливо, но рамки правил хорошего тона – плохое подспорье для любознательности, приходилось их нарушать.

– Замысел – мой, на исполнение повлияли веяния различных культур: немного греческой, немного французской, немного мавританской и капля египетской.

Он ответил, почти не задумываясь, но в его памяти мозаичными пятнами вдруг загорелись воспоминания. Афины… Алкивиад, отбивающий фаллосы у прекрасных мраморных изваяний… Сколько же лет минуло с той поры? Была также и Франция. О-ля-Шапелль, монотонные распевы монахов. И малограмотный косноязычный мужчина в пурпурном плаще, распекающий горстку угрюмых, усталых рыцарей, пропускающих мимо ушей слова своего короля. Испанская Мавритания подарила ему встречу с одним знатным магометанином. Они спорили до хрипоты. Начали с математики и астрономии, а закончили попыткой определить степень воздействия знания на религию. Египет в этой мозаике был самым размытым пятном. Голубоватые сумерки, храм Тота, Нил, гимны жрецов, прославляющих Имхотепа…

– Ши Же-Мэн?

– Да? – Сен-Жермен с трудом оторвал взгляд от светильника и обернулся к ученому. – Простите меня. Боюсь, ваш вопрос пробудил во мне много такого, о чем я уже и думать забыл.

Куан Сан-Же понимающе закивал и, поднимаясь по лестнице, нараспев процитировал подходящий случаю стих Ли По.

Верхняя гостиная, несмотря на свои небольшие размеры, тесной совсем не казалась – возможно, из-за отсутствия лишней мебели или благодаря тому, что двери, ведущие на террасу, были распахнуты. Ниже покачивались кроны садовых деревьев, шелест листвы их сплетался с нежным журчанием ручейка. Стены уютного, располагающего к отдохновению помещения украшали два мозаичных панно. Даже в Константинополе, где Сен-Жермен их приобрел, они вызывали восхищение многих, немудрено, что китайский ученый с нескрываемым интересом воззрился на них.

Сен-Жермен выбрал столик, стоявший подальше от света, сел в широкое кресло, походившее на миниатюрный диванчик, и откинулся на подушки, жестом приглашая гостя последовать своему примеру.

– Весьма необычное исполнение, – заметил, усаживаясь, Сан-Же. – Пребывание в вашем доме подобно путешествию по Великому шелковому пути.

Он также откинулся на подушки, принимая свободную позу, и вдруг заявил без всякого перехода:

– Глупо было переводить правительство в Кай-Фенг. Наступит время, когда кабинет министров пожалеет об этом. Ло-Янг не один век являлся центром империи. Разве Кай-Фенг чем-то лучше? Ничем.

Сен-Жермен знал, что так думает не только Сан-Же. Правда, Ло-Янг утратил свое административное первенство довольно давно, однако амбиции прежних лет были тут живы.

Еще Сен-Жермен понял, что гость далеко не сразу подберется к вопросам, с какими пришел, а потому счел возможным заметить:

– Такое случалось со многими великими городами. Взять Рим, чью славу сейчас затмевает Константинополь. Мне думается, перевес этот временный, и Рим еще за себя постоит.

– Ведь это все западные города, не так ли? – тактично осведомился ученый.

– Ну разумеется. Рим опирается на традиции, он возрождался не раз и не два. Уверен, что и Ло-Янг обретет былое величие, если… если только монголы вконец не разрушат вашу страну.

– Монголы! – Куан Сан-Же саркастически усмехнулся. – Да, они побивают селян, но регулярная армия легко расправляется с ними. – Он помолчал. – Это показывают некорректные действия некоторых наших военачальников, порой самовольно затевающих вылазки против врага. Так, например, генерал Ши Пай-Канг лично повел в бой лучников и кавалерию, когда у него под боком варвары сожгли несколько деревень. Трибуналу пришлось казнить его за такое самоуправство, однако монголы получили хороший урок и – на день или два – попритихли…

Кто-то осторожно поскребся в дверь, затем в комнату вошел Руджиеро. Он поставил поднос на столик и, почтительно поклонившись, сказал:

– Чай, пирожки, пастила с миндалем, мед и фрукты.

Глаза Куана Сан-Же довольно блеснули.

– Замечательно, замечательно. – Ученый жестом позволил слуге удалиться, что тот и сделал, получив от хозяина подтверждающий знак. – Вы присоединитесь ко мне?

Сен-Жермен качнул головой.

– Я ел недавно. Благодарю. – Он наклонился, чтобы налить гостю чаю, и вновь откинулся на подушки. – Что же еще вас беспокоит, мой друг?

– Многое, – уклончиво ответил Сан-Же, внутренне протестуя против такой спешки. – У вас великолепные повара.

– Я передам им ваши слова, – со вздохом сказал Сен-Жермен. Традиции этой страны порой приводили его в раздражение.

– Прекрасно. – Ученый отправил в рот кусок пастилы и рассмеялся. – Ребенком, – проговорил он после короткой паузы, – я думал, что мед – самая восхитительная пища на свете. Отец показал мне, как отыскивать медоносы, но обращению с пчелами не научил. Я постигал это на собственном опыте.

– И тем не менее все-таки любите мед?

– О, несомненно.

Сан-Же какое-то время сосредоточенно ел, потом отодвинул поднос и удовлетворенно надул щеки. Выпустив воздух, он безразлично сказал:

– Положение Севера слишком серьезно, а Юг не желает это признать и не стремится к объединению.

– Что, в общем, понятно. Южанам выгодно ждать. Они не без оснований надеются, что вражеское нашествие заставит северян пойти на уступки.

– Вот-вот. Никто не хочет прислушаться к голосу разума, – ученый вздохнул, обирая мягкими пальцами складки своего одеяния. – Нынешние времена чрезвычайно тревожны.

– Да. – Сен-Жермен обратился в слух.

– Несколько дней назад университет посетила одна особа, принадлежащая к выдающемуся военному роду. Как военачальница, унаследовавшая должность отца…

– Военачальница? Это женщина?! – Сен-Жермен прикусил язык.

Перебивать гостя было верхом бестактности, но ученый только кивнул.

– Ваше удивление мне понятно, однако такое случалось и ранее, а генерал Тьен был слишком заслуженным человеком, чтобы власти сочли невозможным удовлетворить его последнюю просьбу. Он не мог завещать свой пост сыновьям, ибо один из них от рождения увечен, а второй – распутный гуляка. Достойной доверия оказалась лишь дочь. – Сан-Же говорил быстро, будто бы в чем-то оправдываясь. – И теперь она остро нуждается в помощи, как командир военной заставы, выдвинутой на много ли западнее Лань-Чжоу. У нее нет времени обращаться в Кай-Фенг, а местные чиновники слишком… э-э… перегружены другими делами и обещают рассмотреть ее требования только к весне.

– У чиновников много забот, – сказал Сен-Жермен, ощущая невольную симпатию к женщине, храбро вступившей в неравную схватку с бюрократией старой столицы.

– Университет – последняя надежда военачальницы Тьен. Ей нужны люди, сведущие в военных науках. Способные эффективно улучшить качество вооружения подвластного ей отряда, отладить оборонительные машины и, оценив ситуацию, дать совет, как малыми силами сдержать натиск врага. – Сан-Же взглянул на резные потолочные балки. – Но… наши ученые в большинстве своем люди мирные, никоим образом не помышляющие об участии в битвах. В восторг от такой перспективы пришла только горстка учащихся, однако военачальница Тьен не усмотрела в их помощи пользы.

Так вот какова она, главная цель визита почтенного старца. Сен-Жермен задумчиво покивал.

– Настаивает ли военачальница Тьен, – спросил он в витиеватой восточной манере, – на том, чтобы помощь ей оказывали лишь ее соотечественники?

Куан Сан-Же шумно вздохнул.

– Я взял на себя смелость упомянуть ей о вас, и она выразила желание побеседовать с вами. – Он кашлянул, прочищая горло. – Вам, безусловно, необходимо все взвесить, однако мне кажется, что ваше намерение оказать деятельное содействие одной из наших военных застав способно рассеять некоторые предубеждения в отношении вас в умах высокопоставленных чиновников трибунала.

Ученый выжидательно глянул на собеседника и, не получив ответа, продолжил:

– В этом мире много болтают о добродетелях, но встречаются они очень нечасто. С вашей стороны было бы мудростью протянуть руку помощи Тьен Чи-Ю.

– Понимаю, – медленно произнес Сен-Жермен. – А других охотников, что же, совсем не находится?

– Возможно, они и нашлись бы, но… – Ученый наклонился вперед. – Сейчас слишком рискованно выходить с такими вопросами к представителям власти. Ходят слухи, что в верхах на западные земли махнули рукой и что армию берегут для защиты Ло-Янга.

– А что думаете по этому поводу вы?

– Я? Я думаю, что Тьен Чи-Ю ничего не добьется, даже если ее дело рассмотрят. – Сан-Же внимательно оглядел свои пальцы. – А вы, согласившись помочь ей, поступите благоразумно. Это практический выход из вашего затруднительного положения.

Сен-Жермен вдруг ощутил в области сердца сосущую боль.

– К тому же и университету, и тем, кто у меня учился, вздохнулось бы несравненно свободнее, если бы я на какое-то время исчез.

Куан Сан-Же поднял взгляд.

– Да, это правда. Но правда и то, что это соображение пришло мне в голову лишь в последнюю очередь.

– Благодарю вас за прямоту, – Сен-Жермен встал и прошел к выходу на террасу. – Что будет, если монголы действительно вознамерятся овладеть западной частью страны и обрушатся на нее всей своей мощью? Долго ли в этом случае продержится застава военачальницы Тьен? – Он задавал вопросы, не ожидая ответов, и все же его больно ранило молчание собеседника. – Принесет ли тогда ей мое присутствие пользу?

– Но, может статься, ничего подобного и не случится, – пробормотал ученый после неловкой паузы. – Захватив Пекин, Тэмучжин нарек себя Чингисханом. Возможно, ему ничего большего и не нужно.

– Вы сами верите в это не больше меня, – мягко заметил Сен-Жермен. Привалившись плечом к косяку, он пристально оглядывал сад, стараясь до мельчайших деталей вобрать его вид в свою память.

Куан Сан-Же хмурился. Хозяину неприлично поворачиваться к гостю спиной, но он почему-то не мог сердиться на этого инородца.

– Я полагаю, что от западных наших границ вам будет проще добраться до земли ваших предков.

Вульгарное заявление, но оно было сделано. Куан Сан-Же, исчерпав все доводы, ждал ответа.

– Когда я покидал Европу, – сказал Сен-Жермен, не отводя взгляда от деревьев в саду, – четверых мне близких людей предали мучительной смерти. Их сожгли заживо в деревянном бараке. Существует очень немного мест, где я и подобные мне…

Голос его пресекся.

Воцарилось молчание. Потом Сен-Жермен потер лоб и устало сказал:

– Монголы, монахи – не все ли равно? Передайте своей воительнице, что я хочу с ней повидаться.

– О!

Ученый не мог сдержать изумление. Он был убежден, что Сен-Жермен будет отстаивать свое право оставаться в Ло-Янге, и уже внутренне примирился с таким исходом беседы.

– Вы вновь удивили меня.

Сад был пронизан ярким утренним солнцем. Чуань-Тинг, наверное, еще спит. Сен-Жермен досадливо дернул бровью. Да, он все же привязан к этой маленькой китаянке. К ней, к этому дому, к саду – ко всему своему крошечному мирку. А есть ведь еще и друзья, и ученики… Глупо! Глупо и тщетно о чем-либо сожалеть в столь жестоком, бездушном и переменчивом мире…

– Когда вы намерены встретиться с ней?

Вопрос прогнал бесполезные мысли.

– Сегодня. И как можно скорее.

* * *

Охранная грамота военного министерства Кай-Фенга.

Праздник падения Девяти Владык, год Крысы.

Удостоверяем, что предъявитель сего документа – чужеземный ученый, известный под именем Ши Же-Мэн, проживал какое-то время в Ло-Янге, а теперь направляется в сопровождении одного доверенного слуги и шестерых нанятых конников к заставе Мао-Та, вверенной заботам военачальницы Тьен Чи-Ю. При нем три крытые повозки с вещами, досмотренными таможней Ло-Янга.

Указанному инородцу следует оказывать разумное содействие в его работах по укреплению обороноспособности Мао-Та, учитывая, что он готов оплачивать как свое содержание, так и содержание сопровождающих его лиц из собственного кармана.

Грамота выдана по распоряжению военного министерства секретарем совета, ведающего окружными народными ополчениями, Сья Тье-Пао.

Начертано рукой писца Ма Ча
Канцелярия военного министерства, улица Воловьих Упряжек, Кай-Фенг.

    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю