Текст книги "Дорога затмения"

Автор книги: Челси Куинн Ярбро

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 31 страниц)

ГЛАВА 2

Огромный валун лежал на пути, часть тропы за ним была начисто сметена сошедшей с верховий лавиной.

– Не обойдешь ни сверху, ни снизу, ни справа, ни слева, – мрачно пробормотал Тцоа Лим. – Случилось это недавно, может быть ночью. Мох отрастает быстро, а тут нет и мха. Во всем виноваты дожди, – заключил он с глубокомысленным видом.

Сен-Жермен пристально всматривался в поврежденный участок тропы, словно надеясь восстановить его одной силой взгляда. Они вот уже шесть дней двигались по горам, их измучили холод и бури. Сейчас ветер стих, но к вечеру он усилится, о том говорили копившиеся в вышине облака.

– Ладно. Как нам следует поступить? – Сен-Жермен произнес эти слова без всякого выражения и выжидающе глянул на приземистого проводника, восседающего на не менее приземистом пони. Тцоа Лим тяжко вздохнул.

– Утром мы пересекали тропу, ты помнишь о том?

– Да.

Тцоа Лим издал звук, полный подавленного сожаления.

– Это другой путь. Очень крутой. Там много скал.

– Как и здесь, – терпеливо сказал Сен-Жермен. – Нигде без них не обходится.

– Правда, – кивнул проводник, поворачиваясь в седле, чтобы оглядеть небольшой караван, замыкаемый Руджиеро. От фигуры слуги, завернутой в разорванный меховой плащ, веяло смертельной усталостью.

– Господин, – воззвал Руджиеро, – можно попробовать перебраться по склону! С веревками. Если удастся их закрепить…

– Не думаю, что это возможно. – Сен-Жермен осторожно топнул ногой и содрогнулся от грохота вызванного этим движением камнепада. – Здесь слишком скользко, почва ползет под ногами.

Тцоа Лим мрачно встряхнулся.

– Если мы повернем назад прямо сейчас, то к ночи успеем доехать до нужной развилки. Утром отправимся дальше, уже по короткой тропе. Если, конечно, ты решишься на это.

– А почему бы мне не решиться? – недоуменно спросил Сен-Жермен.

– На то есть причины, – ответствовал проводник, стараясь не глядеть на своего нанимателя.

– Ты сказал, что тот путь очень крут. Это вряд ли меня удержит. – Сен-Жермен не хотел сердиться, но уклончивость Тцоа Лима начинала его раздражать. – Что плохого в другой тропе? Разве на ней встречаются призраки? Или там орудуют разбойничьи шайки? Или за прогулку по ней полагается дополнительная оплата?

– Ладно, – с неохотой сказал Тцоа Лим. – Никаких там призраков нет, и дополнительных денег я тоже не вымогаю. Просто та тропка ведет к старой крепости Чио-Чо, а ее усиленно охраняют. На протяжении многих веков. Сейчас она вверена попечению военачальника Мона Чи-Шинга, последнего из потомков благородных Суи.

– Отчего же эта крепость тебя так пугает? Я слыхивал о разбойных военачальниках, но в россказнях об этих грабителях что-то не было имени Мона Чи-Шинга.

– Дело не в дряхлеющем Моне. – Тцоа Лим сдавленно хохотнул. – Ему уже стукнуло шестьдесят. Нет, дело вовсе не в Моне.

Сен-Жермен глухо выругался, теряя терпение.

– А в чем же тогда?

Последовал неспешный ответ:

– В охраняющем перевал великане. Он людоед, проживает при крепости и не дает никому приблизиться к ней.

– Великан-людоед? – Сен-Жермен потер рукой лоб. – Тцоа Лим, не пытайся меня одурачить. Я никогда не бывал в Тю-Бо-Тье, однако поездил по свету. И многое слышал о великанах, чудовищах и химерах. А также о василисках, фениксах, о грифонах, драконах и прочих таинственных сказочных существах. Я слышало них, но никогда их не видел. Нет, все-таки видел, – поправился он. – Великанов – в неведомой для тебя Мавритании. Правда, при ближайшем знакомстве они оказались людьми. Очень высокими – в полтора моих роста, очень тощими – словно плети лозы, и очень черными – черней твоих хитрых глазок.

– Таких людей не бывает, – провозгласил Тцоа Лим, свирепо взирая на инородца.

– То же я думаю и о твоем людоеде. – Сен-Жермен с осторожностью повернулся. Тропа была устрашающе узкой. Впрочем, спокойно стоящие пони словно не замечали пропасти, разверзавшейся справа от них.

– Говорят, этот великан питается теми, кого убивает, а некоторых поедает живьем, – настаивал на своем Тцоа Лим.

– Разумеется, – кивнул Сен-Жермен. – А чем же еще ему заниматься? – Он сделал знак Руджиеро и вновь посмотрел на проводника. – Нам нужно разворачивать каждую лошадь в отдельности. Иначе есть риск их всех потерять.

Они принялись за работу, отвязывая каждое животное от скрепляющей их перемычки. Пони занервничали, дело шло туго. Возясь с четвертой лошадкой, Руджиеро вдруг поскользнулся и зашатался на осыпавшейся кромке тропы. Он непременно свалился бы вниз, если бы Сен-Жермен не схватил его за руку, помогая обрести равновесие. Ни господин, ни слуга не проронили ни слова, смолчал и Тцоа Лим, но с этой поры он начал поглядывать на своего нанимателя с уважительным удивлением.

Стало совсем темно, когда они добрались наконец до дорожной развилки. Ветер, взбесившись, свистел в расщелинах скал, обещая нелегкую ночь. Уход за пони отнял у них добрый час, потом Руджиеро удалось уже ощупью набрать топлива для костра, а Сен-Жермен с Тцоа Лимом соорудили ночное укрытие.

Сен-Жермен просидел свое караульное время на одном из ящиков, наполненных карпатской землей. Вооруженный длинным византийским мечом, он чувствовал себя довольно уверенно. Прекрасный клинок был намного легче европейских увесистых палашей и гораздо лучше их сбалансирован. Его рукоять не блистала отделкой, зато имела полезные поперечины для защиты руки. Закаленная дамасская сталь пряталась в ножнах верблюжьей кожи, в походе они упруго подрагивали за спиною владельца, но сейчас, когда наконец хлынул дождь, Сен-Жермен отстегнул их вместе с мечом и обернул куском промасленной ткани. Сам же он не укрылся ничем и промок до костей, надеясь, что холод и дрожь отвлекут его от горестных воспоминаний, однако перед его мысленным взором неотступно стояла Чи-Ю.

Утром он был молчалив, да и холодная морось никак не располагала к оживленным разговорам, мужчины обменивались лишь краткими замечаниями, сворачивая лагерь и седлая понурых лошадок.

Из-за дальней скалы вдруг вывернулось небольшое стадо золотистых животных, похожих на антилоп. Они деловито объедали кусты рододендронов.

– Как вы их называете? – спросил Сен-Жермен.

– Текинами, – сказал Тцоа Лим. – Их тут еще два вида, но те гораздо пугливей.

Руджиеро облизнул пересохшие губы.

– Они походят на коз.

– На непальских, – кивнул Сен-Жермен. – Те очень доверчивы. Я видел их, путешествуя по Шелковому пути. Нельзя ли попробовать подманить к себе крайнюю самку?

– Не стоит стараний. Непальские козы идут на приманку, текинов не проведешь.

Их голоса донеслись до изящных животных, старый вожак поднял морду и булькающе всхрапнул. Все стадо бросилось вверх по склону отрога и вскоре исчезло в кустах.

– Встреча с текинами считается доброй приметой. Путников, их увидевших, не поразит камнепад. – Тцоа Лим пожал плечами, показывая, что не разделяет подобные суеверия, хотя и не отрицает, что в них что-то есть.

Руджиеро, снимавший шкуры с шестов, язвительно хмыкнул:

– Лучшим подспорьем для путников является правильная и своевременная упаковка вещей.

– Весьма справедливо, – откликнулся Сен-Жермен и занялся пони.

К полудню перед ними открылся вид на Чио-Чо. Каменная огромная крепость с массивными, наглухо запертыми воротами выглядела очень внушительно, гладкие стены ее были почти отвесными, мрачные квадратные башни возвышались над крутыми скатами крыш.

– Вход поменьше, – пояснил Тцоа Лим с напускным безразличием, – имеется и на другой стороне, но все подходы к нему простреливаются, неприятелю в Чио-Чо проникнуть нельзя.

– А с гор? – спросил Сен-Жермен, ибо над крепостью возвышались угрюмые скаты.

– Только по веревочным лестницам. Некий воитель пытался это проделать, но защитники Чио-Чо поджидали на стенах и перебили спускающихся захватчиков – одного за другим.

Сен-Жермен невольно сравнивал Чио-Чо с Мао-Та, и вторая крепость казалась ему жалким подобием первой. Тут камни, там дерево, тут скалы, там открытое место. За отвесными стенами мрачной громадины наверняка могли разместиться семь-восемь сотен бойцов, в то время как застава Чи-Ю вмещала лишь сотню-другую. Чио-Чо явно господствовала над всем этим горным районом, Мао-Та, как показали события, не смогла обеспечить защиту и двух небольших долин.

– Когда ее строили? – спросил Руджиеро.

– Говорят, что во времена династии Хан. Впрочем, верно ли это, не знаю. Сейчас все старинное относят к тем временам. – Тцоа поглядел на крепость. – А в той постройке на повороте дороги живет сам людоед.

Указанное строение на фоне внушительной цитадели казалось бы совсем небольшим, если бы его островерхую крышу не подпирали колонны, грубо вытесанные из огромных сосновых стволов.

– Подходящее обиталище для великана, – задумчиво сказал Сен-Жермен и хлопнул своего пони по крупу.

– Ты ведь не собираешься дразнить его, я надеюсь? – Голос проводника срывался от беспокойства.

– Кому-то из нас все равно придется его раздразнить.

Сен-Жермен закинул руку за спину и притронулся к рукояти меча, второй рукой ощупывая боевой франкский топорик. Заткнутый за широкий кожаный пояс, тот не годился для ближнего боя, но как метательное оружие был просто незаменим. Он помедлил мгновение, затем спешился и пошел по тропе.

Яростный и тревожный вопль пронзил тишину. Сен-Жермен замер на месте и вскинул вверх руки, показывая, что они пусты. Ему захотелось оглянуться на спутников, но он не стал этого делать. Важнее понять, почему и откуда кричат, чем выяснять, что творится в тылу.

Когда эхо вопля угасло, раздался колокольный удар, он широко раскатился по воздуху, его поддержал барабанный бой, схожий с рокотом штормящего моря.

На стены крепости Чио-Чо высыпали лучники, их луки были опущены, кто-то швырнул на тропу подошву старого сапога.

Взвыл рог, и, повинуясь сигналу, стрелки вскинули луки, однако никто не спустил тетиву. Они стояли как статуи, целясь в жалкую горстку пришельцев, с высоты казавшихся просто козявками, которых легко раздавить.

Сен-Жермену были не внове подобные методы устрашения, назначенные к тому, чтобы прогнать нежеланных гостей или заставить их заплатить отступное за безопасный проход мимо охраняемых мест. Правая рука его медленно опустилась к затылку, вновь проверяя готовность меча.

Гром барабанов и завывания рога все нарастали, им вторило эхо, отражавшееся от скал. Шум бил по ушам, забеспокоились даже пони, и Сен-Жермен решил двинуться к крепости, надеясь тем самым положить всему этому бедламу конец.

Он сделал шаг, шум и вправду затих, но от придорожной постройки отделилась фигура – очень странная с виду, походившая на обрубок ветвистого и оплетенного металлом и кожей ствола. Сен-Жермен встречался с подобной воинской экипировкой только единожды, это было задолго до того, как монголы захватили Пекин. В богато изукрашенных ножнах важно ступающего воителя покоился длинный изогнутый меч. Лоб его охватывало нечто вроде короны, но, приглядевшись, Сен-Жермен понял, что это поблескивают зубья метательных звезд, размещавшихся в кожаном наголовнике и поставленных на ребро.

– Кто он? – выдохнул Руджиеро.

– Думаю, уроженец тех островов, что расположены южнее Кореи. Главный из них, если не ошибаюсь, жители Поднебесной называют Хонсю, – спокойно откликнулся Сен-Жермен, не отводя глаз от странной фигуры.

Странный воитель остановился и, жутко коверкая китайскую речь, прокричал:

– Сражайся! Или погибнешь с позором!

– Похвальная краткость, – сухо пробормотал Сен-Жермен, заводя за спину руку.

Воитель нарочито медленно стал вынимать из ножен клинок, тот заискрился на солнце.

– Мой карающий меч, моя катана, извлечет из тебя требуху и иссечет ее на тысячи мелких кусочков!

Сен-Жермену доводилось слышать о мечах, изготавливаемых на Хонсю, точнее, об их способности рассекать человека от шеи до бедер. Подобным россказням он не очень-то доверял, но это утверждение походило на правду. Легкий муаровый отсвет, играющий на сверкающей стали, указывал, что она подвергалась многократной закалке в сложном растворе, главными составляющими которого являлись соль, кожа и кровь.

– Никто не минует меня! – заявил воитель, принимая живописную стойку, по европейским меркам походившую на одну из затейливых танцевальных позиций. – Я Сайто Масаги, внук Тайры Кийомори, героя Гиона и Дан-но-юа, правнук грозы всех пиратов, Тайры Тадамори. Мой отец отличился в битве при Юдзи, его подвиги принесли ему славу. Я удостоен чести выйти к тебе по повелению моего господина и великого воина Мона Чи-Шинга, отмеченного самим императором этой страны и награжденного орденом Непобедимой Десницы в Кай-Фенге. Смерть от моей руки неизмеримо возвысит тебя!

Тирада явно была ритуальной и, очевидно, требовала подобного же ответа.

Иронически улыбаясь, Сен-Жермен стал отвечать:

– Я Франциск Ракоци, граф Сен-Жермен, последний потомок могущественного королевского рода, алхимик и маг. В этой империи я известен как Ши Же-Мэн и достойно ношу это имя. История моего рода слишком длинна, чтобы здесь ее оглашать, достаточно лишь сказать, что она уходит в глубины тысячелетий. Я рад, что путь мне преграждает столь прославленный воин, ибо схватка с менее заслуженным человеком унизила бы меня. – Он коротко поклонился и, выхватив меч, отсалютовал им в безупречной европейской манере.

Сайто Масаги захохотал. Смех его походил на кошачье шипение.

– Ты называешь себя королевским потомком? Так почему же ты так боишься ко мне подойти?

Противников разделяла каменистая осыпь. Сен-Жермен шагнул к ее кромке, но далее не пошел. Глупо вступать в сражение на ненадежной щебенке.

– Если ты и вправду герой, достойный Масаги, попробуй сам подобраться ко мне.

Теперь, когда схватка сделалась неизбежной, он даже жаждал ее. Ярость и безысходность, исподволь постоянно глодавшие его в последнее время, искали высвобождения.

Сайто, досадливо хмурясь, вспрыгнул на осыпь. Однако расстояние между бойцами все еще оставалось слишком большим.

Только тут Сен-Жермен осознал, в каком невыгодном положении он пребывает. Яркое солнце, светившее в спину Масаги, почти ослепляло его самого.

– Что ж, давай сыграем в твою игру, – произнес он спокойно, а затем резко рванулся вперед.

Перебежать через осыпь ему удалось, но противник был тоже проворен. Сайто Масаги схватился за наголовник, метательный диск, коротко свистнув, угодил Сен-Жермену в плечо. Маленький и совсем тонкий кружочек металла, врезавшись в мышцу под правой ключицей, вызвал сильнейшую боль, но отвлекаться было нельзя, ибо Масаги пошел в наступление.

– Ха! – выкрикнул он, приводя в движение свою катану и готовясь развалить противника надвое одним нарочито небрежным ударом.

Сен-Жермен сумел отскочить, перебросив свой меч в здоровую руку. Редко встречаются люди, способные биться как в правой, так и в левой позиции. Масаги заколебался, но тут же ринулся на противника. Сверкнуло лезвие, катана, сделавшись продолжением руки своего владельца, устремилась к врагу.

Сен-Жермен, отпрыгнув назад, перевел свой меч в горизонтальное положение, позволяя тому своим весом развернуть себя вокруг вертикальной оси.

Масаги оцепенел от такого нахальства, затем попытался ударить в открытую спину, но та изогнулась, а длинный меч светлокожего инородца уже подлетал к его голове. Он еле успел вскинуть катану, сталь ударила в сталь… раз, другой… противники отступили, острия их мечей соприкоснулись и разошлись.

Сен-Жермена ничуть не обманывала небрежность, с какой Масаги держал свой изогнутый меч. Он знал, что именно такая манера управляться с оружием и чревата подвохами, ибо к ней прибегают лишь опытные бойцы.

– Здесь невозможно сражаться! – выкрикнул, чуть задыхаясь, Масаги. – Перейдем туда, где земля потверже.

– Да? – Сен-Жермен быстро глянул туда, куда указывал уроженец Хонсю, отчетливо понимая, что в это мгновение в него может впиться еще одна маленькая метательная звезда. – Убивать человека, потерявшего равновесие, тебе кажется недостойным? – поинтересовался вежливо он.

– Ты не похож на других, – отозвался Масаги.

– Да, не похож.

Площадка, куда предложил переместиться островитянин, почти примыкала к подножию крепостных стен. Она была маленькой, куда меньше арен римских цирков, и все же вид ее пробудил в Сен-Жермене яркое и щемящее воспоминание о давних годах. Он ощутил себя гладиатором, идущим на смерть. Впрочем, это ощущение тут же прошло, противники изготовились к бою.

Они не произнесли больше ни слова, но оба заняли положение, в котором солнце падало сбоку, не мешая им наблюдать друг за другом. Со стороны каждого это было молчаливым признанием достоинств противника. Обычная придорожная схватка обещала теперь стать поединком доблести против доблести и демонстрацией преимуществ двух разных школ боевых искусств. Лучники и остальные обитатели Чио-Чо, взирая на них сверху, молчали; молчал Руджиеро, молчал Тцоа Лим.

– Начнем! – сказал Сен-Жермен, вздымая свой меч. В то же мгновение поднял катану и Масаги.

Но они остались стоять как стояли, выставив перед собой боевые клинки. Через какое-то время островитянин перенес вес тела на правую ногу, будто бы нервничая, но хитрость не удалась. Сен-Жермен не повел и бровью, зная цену подобным уловкам. Он выжидал, не сводя с рук противника внимательных глаз.

Миг, другой – и колесо завертелось. Между бойцами мелькнула сверкающая дуга, но Масаги был вынужден отдернуть катану, чтобы отбить круговой удар чужого меча и уклониться от новой атаки. Звон мечей был единственным звуком, нарушавшим мертвую тишину, воцарившуюся в высокогорном распадке. Через минуту воители вновь разошлись и замерли в прежних позах.

Сайто Масаги стоял как памятник самому себе, по опущенному клинку его текли струйки пота. Правую ногу он выдвинул чуть вперед, она казалась намертво вросшей в почву.

Сен-Жермен также ничем не выдавал своих чувств, хотя в душе его зарождалась тревога. Он ощутил легкое щелканье в рукояти меча, когда защищался от рубящего удара. Как-то уж очень невесело звякнула дамасская сталь. Интересно, слышал ли это Масаги? Если не слышал, он все равно поймет, что к чему, как только клинки вновь столкнутся. И непременно примется обрабатывать вражеский меч, пока тот не сдаст. Свободной рукой Сен-Жермен машинально погладил франкский топорик. Оружие, спору нет, замечательное, но можно ли всецело на него полагаться?

Погруженный в хмурые мысли, он чуть было не проворонил момент. Пальцы Масаги дрогнули, островитянин рванулся вперед, его клинок внезапно взмыл вверх и непременно вонзился бы во вражеский бок, если бы Сен-Жермен не отпрянул.

Мечи снова сшиблись, посыпались искры. Схватка пошла враскачку: атака, отскок, оборона – оборона, атака, отскок. В конце концов уроженец Хонсю замер в локте от крепостной стены, а Сен-Жермен очутился в низкорослом кустарнике.

У него появилась возможность выдрать маленький диск из плеча, однако он не решился на это. Рана болела, но кровь из нее не текла. Вырвешь звезду – кровь хлынет ручьем. Усилием воли Сен-Жермен расслабил шейные мышцы, чтобы их напряжение не распространилось на мускулы рук, и пошел на островитянина. Никакой усталости он по-прежнему не ощущал, но разумом понимал, что при таком положении дел правая рука его вскоре ослабнет.

Сайто Масаги был готов к обороне, но не ожидал, что противник прыгнет к нему. В последний миг он все же сумел защититься, однако его катана рассекла только воздух, а длинный меч инородца полоснул врага по бедру, к счастью для Сайто прикрытому металлическими щитками.

Схватка вновь сделалась волнообразной, и, уловив ее ритм, Сен-Жермен подчинился ему, двигаясь с непринужденным изяществом воина, искушенного в фехтовании. Лезвия великолепных клинков, как языки пламени, плясали над распаленными затянувшейся битвой бойцами.

Противники были равными в мастерстве, но дыхание Масаги стало сбиваться, и Сен-Жермен удвоил напор, понимая, что ему следует измотать противника раньше, чем тот отыщет брешь в его обороне. Как ни любил он свой византийский меч, приходилось признать, что катана поворотливее и легче.

Отбежав на десяток шагов, Масаги бросил недоуменный взгляд на метательную звезду, застрявшую у соперника под ключицей. Это было проявлением слабости, но Сен-Жермен не позволил себе порадоваться промашке врага, он отдыхал, экономя и силы, и чувства.

И не успел среагировать на движение Сайто. В ногу его впилась вторая метательная звезда. Пренебречь этим ранением было уже невозможно. Нагнувшись, Сен-Жермен потянул зубец на себя, и тут над ним вырос Масаги, воздевший катану для последнего, сокрушительного удара.

Византийский клинок, взметнувшийся вверх, спас своего владельца от неминуемой смерти, но дамасская сталь, издав схожий с рыданием звук, лопнула и сломалась.

Сайто Масаги вновь вскинул катану, намереваясь завершить поединок, но острое лезвие лишь разрубило воздух – в том месте, где только что стоял его враг. Островитянин был озадачен, в нем шевельнулся страх. Обезоруженный и дважды раненный инородец не думал сдаваться. Наверное, он и впрямь какой-нибудь маг. О том говорили и его странное имя, и сверхъестественное умение уходить от ударов. С ним надо держаться настороже.

Замешательство островитянина было на руку одетому в черное человеку. Он словно читал мысли Сайто и всякий раз уворачивался от полосы сияющей стали, сработанной оружейниками Хонсю. Сайто Масаги взвыл и схватился за наголовник. В воздухе просвистели еще три метательные звезды. Все исчезли в кустах, но две не прошли мимо цели, – одна оставила след на левом плече инородца, другая задела его икру, когда он карабкался на огромный – выше человеческого роста – валун.

Обретя равновесие на покатой поверхности камня, Сен-Жермен выхватил из-за пояса франкский топорик, словно осколок солнца засиявший в его руке.

– Что за трусость? – взревел Масаги, но рев был прерывистым, ибо островитянин устал.

Сен-Жермен вскинул топорик.

– Остынь! – крикнул он. – Я не хочу тебя убивать.

Он удивился своим словам, прежде чем осознал, что и вправду не хочет завершить эту схватку хладнокровным убийством. Слишком много смертей тянулось за ним из прошлого. Слишком много смертей.

Вместо ответа Масаги метнул новый диск и испустил торжествующий вопль, когда лоб инородца перепахала кровавая борозда.

Сен-Жермен разочарованно передернул плечами. В следующее мгновение глаза его сузились, а рука примерилась к тяжести топора. Трубный рев боевого рога не помешал ему размахнуться, и только отчаянный вопль Руджиеро спас неразумному островитянину жизнь.

– Господин! – крикнул слуга. – Обернись!

Бойцы обернулись и увидели, что за их спинами медленно раскрываются крепостные врата.

– Нет! – завопил Масаги, запрыгивая на плоский камень, притиснутый к валуну, на котором стоял его враг. Он непременно достал бы проклятого инородца мечом, но нога его подвернулась, и Масаги упал.

Сен-Жермен молча смотрел, как его противник поднимается на ноги, как он трясет ушибленной головой.

– Не вынуждай меня раскроить тебе череп.

Слова эти проникли в сознание островитянина, и он испытал приступ стыда. Оглушенный и беззащитный, Масаги глянул на инородца, увидел зубцы метательных звезд, торчащие из его ран, увидел готовый к бою топорик и побледнел, понимая, что проиграл.

Восемь всадников, выехавших из крепости, придержали коней.

– Остановитесь! – сказал старший из них. – Приказываю прекратить этот бой!

Лицо Сайто Масаги обвисло.

– Да, господин, – пробормотал он растерянно. – Если твое желание действительно таково.

– Оно именно таково. Человек, способный столь доблестно биться и вдобавок сумевший тебя превзойти, заслуживает уважения и почета. – Всадник обернулся к Сен-Жермену. – Кажется, тебя зовут Ши Же-Мэн?

– Это так, генерал Мон Чи-Шинг, – кивнул Сен-Жермен, косясь на понурившегося Масаги.

– Достойное имя и вполне подобающее тебе. Неутомимо сражаться, несмотря на болезненные ранения, могут лишь великие воины. – Генерал кивнул своей свите. – Позаботьтесь о нем.

Сен-Жермен слегка поклонился и только тут ощутил, какую боль причиняют ему вошедшие в его плоть заостренные зубья.

– Мой слуга позаботится обо мне, – вяло ответил он и испытал легкое удивление, увидев, как исказилось лицо Масаги.

– Ты выдающийся воин, – сказал своему недавнему противнику Сен-Жермен, но никакого отклика не дождался.

– Рад приветствовать тебя и твоих спутников в крепости Чио-Чо, – важно произнес Мон Чи-Шинг, сопровождая свои слова официальным поклоном.

В чем дело, спросил себя Сен-Жермен, почему так взволнован Масаги? Ему захотелось как-нибудь подбодрить уроженца Хонсю, однако Руджиеро уже тянул к нему руки, а заостренные зубья метательных звезд, казалось, пошли путешествовать по всему его телу, отчего стало слишком уж хлопотно не то что разговаривать, но и думать.

* * *

Письмо Оливии-римлянки к Сен-Жермену в Ло-Янг, отправленное со странствующим монахом и уничтоженное вместе с доставщиком бывшими крестоносцами в Туркестане.

Ракоци Сен-Жермену Франциску, обосновавшемуся в городе, который то ли существует, то ли нет, Оливия шлет свои самые искренние приветствия.

Твое письмо, два года где-то блуждавшее, удивило меня и вновь напомнило, как мне тебя не хватает.

Возможно, мне следует упомянуть, что предыдущую твою весточку я получила лет двадцать назад. Ты сообщил, что отправляешься на Восток, и затих. Евреев и впрямь изгнали из Франции, толпа в Лионе сожгла троих наших, а рыцари, соблазнившись новым Крестовым походом, принялись подвергать гонениям всех, на кого им вздумывалось навесить ярлык хулителя веры. О да, да – ты оказался прав!

Скажи же, обрел ли ты рай, о котором мечтал? Ты ведь был некогда в полном восторге от мест, где пребываешь теперь. Помню, как ты, вернувшись из первого восточного путешествия, расхваливал учтивость тамошних жителей, их уважение к научным занятиям и терпимость. Но это было много веков назад. Все ли теперь там соответствует твоим прежним приятным воспоминаниям? Надеюсь, что все. И все-таки… Неужели же скрытность и постоянная осмотрительность – единственный предначертанный нам и нам подобным удел? Правда, на свою судьбу я не жалуюсь, ибо (как ты и предвидел) давно научилась жить, не вызывая ничьих подозрений. Разумеется, ты мог бы жить здесь вместе со мной. Ведь, что ни говори, это – твой дом, и он остается твоим вот уже более тысячи лет. Возвращайся в Рим, ты найдешь здесь успокоение. Я представлю тебя соседям как своего дальнего и несколько чудаковатого родственника. Все пройдет гладко, мой друг.

Между прочим, я перестроила северный флигель. Ты ведь позволил мне производить здесь изменения, да? Атриум теперь выглядит как настоящий зал для приемов, второй этаж опоясывает галерея, и все комнаты имеют выход во двор. Это совсем не походит на наше жилище в Тире. Как видишь, я помню о нем. И о тебе, хотя и не вижусь с тобой около четырех сотен лет. Но все еще жду, все на что-то надеюсь.

Возможно, ты слышал, что английский король Джон наконец-то вверился Папе. Каждый болван из папского окружения теперь ставит это себе в заслугу, а его святейшество совершенно зазнался. Я, конечно, помалкиваю, но сочувствую Джону. В наследство от своего братца он получил раздерганную страну и долги. Если бы Ричарду Львиное Сердце удалось превозмочь себя и оставить наследника, все бы в нынешней Англии сложилось иначе. Бесспорно, он был талантливым полководцем, но эти его крестоносцы ужасны, как отвратительно и его нежелание сделать из Беренгарии Наваррской истинную королеву и мать. Ничего не скажу, пусть другие мужчины пробавляются пажами и подмастерьями, учениками и уличными сорванцами, но король есть король, он не смеет пренебрегать супружеским ложем. И если уж его инструмент не подъемлется на прелести собственной женушки, он обязан найти ей порядочного любовника, а потом признать появившегося ребенка своим. Подобное случалось не раз, и все оставались довольны. Но что теперь о том говорить? Короче, английскому Джону досталась навозная куча, а Папа Иннокентий красуется на ней, как петух.

Завтра я вручу это письмо одному отбывающему в Фессалию киприоту, он передаст его какому-нибудь купцу или странствующему монаху, отправляющемуся на Восток. Этот достойный капитан предупредил меня, что посланец найдется не скоро. Ходят слухи, что обитатели восточных пустынь сбиваются в разбойные шайки, способные даже разорять хозяйства мирных селян. Но разбойники – это еще не войска, и город, в каком ты живешь, им, надеюсь, не по зубам. Еще, надеюсь, что моя весточка благополучно дойдет до тебя. Учти, когда это случится, что с ней тебе посылается частица моей души.

Пускай мы обречены на уединенную жизнь, пускай нас преследуют и убивают те, кому ненавистно все необычное, но, мой дорогой, всегда помни, что я любила, люблю и буду любить только тебя. Помнишь ли ночь, связавшую нас? Без твоей нежности и поддержки я умерла бы, не дожив и до тридцати. И не вздумай иронически улыбаться. Я сама распрекрасно знаю, что мне пришлось умереть до этого возраста, что с тех пор пролетели века (без тебя, мой единственный, практически без тебя!) и что никому не известно, сколько их еще пролетит до (твоей или моей!) истинной смерти.

Пора заканчивать элегический монолог, пока я окончательно не разнюнилась, мне ведь через час предстоит блистать на приеме в честь короля Арагона. Такая тоска, что впору всплакнуть, однако красавиц опухшие глазки не красят. Я совершенно счастлива, что утратила эту способность, а то бы ревела сейчас в три ручья. Вечером непременно найду кого-нибудь, чтобы развлечься, ибо того, кому можно излить свою душу, что-то никак не найти.

А ты, мой единственный? Нашел ли ты себе пару хотя бы на короткое время или до сих пор остаешься один? Если бы у меня появилась возможность дать тебе утешение, пусть даже ценой своей жизни, я, не колеблясь, пошла бы на это. Пустые слова, ведь ты так далеко.

Пришел слуга, готов паланкин, давай-ка прощаться.

Собственноручно в день святого Фомы

1214 год от Господнего Рождества

Оливия