Текст книги "Дорога затмения"

Автор книги: Челси Куинн Ярбро

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 31 страниц)

ЧАСТЬ 2
Ши Же-Мэн

Письмо Мея Са-Фонга к Наю Юнг-Я.

Праздник бога Вина, год Быка, четырнадцатый год шестьдесят пятого цикла, одна тысяча двести семнадцатый год от Господнего Рождества.

Возлюбленному пастырю Наю Юнг-Я и общине истинно верующих в Лань-Чжоу шлют свои приветствия и добрые пожелания Мей Са-Фонг, Мей Су-Mo и Чанг-Ла.

Мы прибыли в порт Ту-Ма-Сик, лежащий много южнее нашей страны. Торговый корабль, взявший нас на борт, заходил еще в Ви-Джа-Я, прежде чем достичь оконечности очень длинного и узкого полуострова. Здесь нам придется пересесть на другое судно (так как наше уже зафрахтовано и уходит в рейс, не предусматривающий захода в Тьен-Ду), что нас, конечно же, беспокоит. Впрочем, капитан нашего корабля свел нас со своим знакомцем, тоже капитаном, тот из Пе-Гу, он возвращается через проливы домой, а затем поплывет на запад – к городу, именуемому Дра-Кса-Ра-Ма, стоящему в устье реки с совсем уж немыслимым названием Го-Да-Ва-Ри. Выше по течению этой реки находится еще один город – Хан-Ам-Кон-Да, где, как все уверяют, проживает множество христиан. Нас, правда, предупредили, что в тех краях существуют различные враждующие между собой людские сообщества, среди которых есть и такие, что нападают на странников, чтобы потом принести их в жертву своим божествам.

Разумеется, мы будем вести себя осмотрительно, но без излишней робости. Не подобает тем, кто внимает Учителю, отступать от его учения лишь потому, что им угрожает опасность. В Лань-Чжоу, например, тоже опасно. Опасность грозит людям везде – даже в постели. Что же говорить о странниках, удаленных от родных очагов, от тех, кого они любят и с кем разделяют веру!

Чанг Ла в море страдает. К счастью, мне и сестре колыхание корабля не доставляет особенных неудобств. Правда, однажды во время бури я слег, решив, что меня поразили все мыслимые болезни. Можете вообразить мою радость, когда я узнал, что в этот день вахту несли только самые опытные матросы, а остальная команда тоже лежала пластом!

Капитан заверил меня, что доставит это письмо в Хан-Чжоу и проследит, чтобы его переправили дальше. Здешняя община также пообещала без проволочек пересылать наши весточки вам.

Всюду говорят о монголах и о том, как велика их мощь. Один матрос, год назад побывавший в Пекине, сказал, что через пару десятилетий Чингисхан (или Тэмучжин, как у нас его называют) подомнет под себя и Кай-Фенг.

Капитан ждет. Не сомневайтесь, что в Дра-Кса-Ра-Ма мы непременно изыщем возможность дать вам о себе знать. Путешествие будет долгим, но нас это не удручает. Пусть все идет, как идет, раз уж мы забрались так далеко.

Начертано лично мной в городе Ту-Ма-Сик и обращено ко всей пастве нашей общины

Мей Са-Фонг

ГЛАВА 1

Прячущийся в глубоком ущелье поселок Хэй-Жо оседлал оба берега стремительно бегущей реки. Своим существованием он был обязан восьми мостам, переброшенным через быстрые воды, ибо те позволяли многочисленным путникам беспрепятственно продвигаться в любом направлении, не заботясь о поисках другой переправы. Людям, особенно путешествующим, свойственно время от времени отдыхать, вот почему поселок практически целиком состоял из гостиниц, трактиров и постоялых дворов.

Владелец одной из таких гостиниц печально вздохнул. Оборванный человек, чье имущество умещалось на повозке, влекомой козами, особенного доверия ему не внушал. Как втолковать этому олуху, что бедняков здесь не привечают, а уж тем более – бедняков-чужеземцев?

Олух в ответ вытащил из кармана пять вязок монет и пояснил, что они со слугой бегут от монголов, а на тележке лежит только то, что им удалось с собой прихватить, остальное пришлось бросить. Хозяин гостиницы тут же смягчился и, сочувственно цокая языком, выразил сожаление, что бесчинства кочевников доставляют достойным людям столько страданий.

Краткое обсуждение различных покоев гостиницы закончилось тем, что, к великому удивлению ее содержателя, чужеземец выбрал комнату, наиболее удаленную от реки.

– Убежден, что лишаю себя удовольствия любоваться прекрасными видами, – заявил он, – но, к несчастью, я плохо сплю, и шум бегущей воды будет меня беспокоить.

Хозяин уважительно поклонился, но, проводив клиента до облюбованного им помещения, скорчил пренебрежительную гримасу. Чужеземцы всегда чужеземцы, никогда не знаешь, чего от них ожидать.

Через какое-то время Сен-Жермен велел слуге побродить по поселку и разузнать, что тут к чему, а сам отправился в ближайшую баню, где с облегчением смыл с себя девятидневную грязь.

– Я поговорил кое с кем, – доложил вечером Руджиеро, – новости неутешительны.

– Я тоже кое-что слышал, – кивнул Сен-Жермен. – Что, Шелковый путь и впрямь перерезан?

– Похоже, – кивнул слуга. – Не только Шелковый путь, но практически каждая из дорог.

– Вот как, – рассеянно пробормотал Сен-Жермен. Он еще не вполне оправился после смерти Чи-Ю, и реальность, какой бы она ни была, волновала его очень мало. – Можно сплавиться по реке, но мне это было бы тяжело.

– Тут есть торговцы, имеющие к монголам подход. Один только-только вернулся из Самарканда. За разумную плату он мог бы…

– Торговцам, якшающимся с монголами, нельзя доверять. Мне не хотелось бы вновь оказаться в Каракоруме – с ярмом на шее и колодками на ногах. Я был рабом, но с этим покончено и, надеюсь, навеки. – Сен-Жермен оглядел комнату. – Здесь довольно уютно. Если потребуется, мы можем и подождать. – Его взгляд упал на ящики, выгруженные из козьей повозки. – На них замечательно спится, – заметил он вдруг.

Привыкший к безмолвному подчинению, Руджиеро на сей раз не смолчал.

– Вы хотите остаться в Китае?

Сен-Жермен отвернулся к окну.

– Нет, – ответил он после небольшого раздумья.

– Тогда нам надо как можно скорее покинуть эту страну.

Вывод был очевидным, и Сен-Жермен согласно кивнул. Поколебавшись, Руджиеро продолжил:

– Я взял на себя смелость выяснить, где тут находятся кварталы тайных услад.

– О-о-о, – тоскливо простонал Сен-Жермен, прикрывая глаза.

– Вы голодаете больше недели, – менторским тоном сказал Руджиеро. – Вам необходима… поддержка. Или нам ничего не останется, как покупать кроликов и собак.

– Кролики и собаки, – мрачно пробормотал Сен-Жермен. – Что ж, это экономно. Мне достанется кровь злополучных животных, тебе же – их плоть. Хороша парочка – кровосос и мучитель. Нашествие варваров, подобно лавине, влечет с собой всякую грязь! – Он сел на самый вместительный ящик. – Почему бы тебе не закопать меня в этом гробу? Я пролежал бы в нем долгие годы.

– И остались бы живы? – спросил Руджиеро.

– Ну разумеется, – кивнул Сен-Жермен. – Мне удавались подобные штуки. Прежде, еще до встречи с тобой. – Он лег, заложив руки за голову. – Нет, старина, это теперь не по мне. Я для того чересчур приохотился… к человеческой жизни.

Руджиеро пожал плечами, его хозяин зевнул. После непродолжительного молчания до слуги донеслось:

– Эти тайные заведения… насколько они надежны?

– Там… не чураются чужеземцев. Даже тех, чьи вкусы… несколько необычны.

Не получив возражений, Руджиеро рискнул заявить:

– Собаки и кролики многого вам не дадут. Я помню наши скитания в польских чащобах. Конечно, веселый дом не лучшее из решений, но в сложившихся обстоятельствах оно кажется самым разумным.

– С одной стороны – неуемная жажда, с другой – дурацкая щепетильность, – пробормотал Сен-Жермен и вздохнул. – Я чувствую, что начинаю сдавать. В былое время подобные ситуации меня ничуть не смущали.

Руджиеро опустился на стул. Хозяин бодрился все девять дней нелегкого перехода, но сейчас было явственно видно, как он устал. Слуга опечаленно мотнул головой и, стараясь не очень шуметь, потянулся за пледом.

– Я не сплю, – проговорил Сен-Жермен.

– А почему бы вам не вздремнуть? – возразил Руджиеро.

– Я размышляю.

– О визите в веселый квартал?

– Нет. О том, как нам быть. Реки… они не для нас, Шелковый путь слишком опасен. Полагаю, мы двинемся в горы. К Тю-Бо-Тье – царству вечных снегов. Я, правда, никогда прежде там не бывал, однако…

– Однако? – Руджиеро подался вперед, упершись локтями в колени.

– Мы могли бы присоединиться к какому-нибудь торговому каравану, но…

Руджиеро приподнял бровь.

– Но? – бормотнул он нетерпеливо.

– Нам пришлось бы ко многому приспосабливаться. И потом, меня не очень устраивает роль разменной монеты в чьих-то руках. Случись что, чужеземцами тут же пожертвуют. С легкостью и без раздумий…

– Как это было с нами по дороге в Багдад?

– Да, – уронил Сен-Жермен и пошевелился, меняя позу. – Лучший выход – сыскать толкового проводника.

– Где же? – Поймав взгляд хозяина, слуга прикусил язык.

– Реши это сам.

– Что я могу ему предложить? – смущенно спросил Руджиеро.

– Вязку монет, но не более. Золото и серебро исключаются, показывай медь и латунь. Не сули слишком многое, иначе все подонки округи начнут к нам приглядываться. – Сен-Жермен умолк, на него накатила тоска. Ему вдруг представились иные – совсем не похожие на здешние – горные кручи, сплошь поросшие лесом, затейливо нависающим над извивами плодородных долин.

Руджиеро кивнул.

– Ладно, хозяин. – Он поднялся на ноги, намереваясь уйти. – А как же веселый квартал? – В брошенном вскользь вопросе звучала надежда.

– Не сегодня, я думаю, – пробормотал Сен-Жермен.

Досадливо мотнув головой, слуга вышел из комнаты. Он бродил от трактира к трактиру, прислушиваясь к разговорам и наводя осторожные справки, но ни этот вечер, ни следующие два дня результатов не принесли. Чтобы не вызывать подозрений, ему приходилось приобретать у торговцев то уток, то кроликов. Руджиеро носил эту живность с собой и, не спрашивая нигде ни выпивки, ни еды, все же производил на окружающих впечатление человека, всегда готового основательно закусить.

– Что, собственно, справедливо, – заявил он на третий день своему господину. – Я действительно пускаю их в пищу.

– Но далеко не сразу принимаешься за готовку, – усмехнулся его хозяин, завернутый в плотный халат.

– К счастью, на причуды чужеземцев тут смотрят сквозь пальцы, – пожал плечами Руджиеро.

– Ты думаешь, они ничего не почуяли?

– Нет.

– Но… – Сен-Жермен умолк, глядя на дверь, в которую коротко постучали. – Кто это?

– Не знаю. – Руджиеро взялся за ручку. – Открыть или подождать?

– Открывай, мой нож наготове, – шепнул Сен-Жермен.

На пороге стоял приземистый человек в меховых сапогах.

Два слоя верхних длиннополых одежд придавали ему сходство с медведем. Бусинки черных, глубоко посаженных и полускрытых складками кожи глаз обшарили комнату. Заметив нож, незнакомец одобрительно крякнул.

– Это вы чужеземцы, желающие отправиться в Тю-Бо-Тье?

Сен-Жермен опустил нож, но не спрятал.

– Возможно, это именно мы.

– Тогда, возможно, вам нужен именно я.

Гость говорил по-китайски с сильнейшим акцентом, однако правильно и не сбиваясь.

Руджиеро приоткрыл дверь ровно настолько, чтобы незнакомец мог протиснуться в помещение. Тот сделал это без долгих раздумий, однако, усаживаясь, выбрал стул, стоявший возле распахнутого окна, как бы желая обеспечить себе путь к отступлению.

– Возможно, мы именно те чужеземцы, – повторил Сен-Жермен, усаживаясь напротив, – но почему же нашему гостю кажется, что он подойдет нам более, чем кто-либо еще?

Незнакомец, откашлявшись, сплюнул.

– Если вы именно те чужеземцы, то вам нужен проводник, который может провести вас в страну вечных снегов не только одной дорогой и который знает, как попасть не только в одно место, но и в другие места.

– А почему это именно так? – любезно осведомился Сен-Жермен.

– Потому что в горах путника поджидает много опасностей, и некоторые из них ходят на двух ногах. Кроме того, в снегопады полезно иметь представление, какие перевалы завалены, а какие – нет. Зима – плохое время для путешествий. – Гость засунул большие пальцы рук за широкий кожаный пояс, глаза его странно блеснули.

– Ну что же ты смолк? – спросил Сен-Жермен.

– Я удивляюсь. Вы не такие, как все. Мне доводилось видеть людей из Тьен-Ду и дикарей дальнего севера, но вам подобных я еще не встречал. Ваши глаза, ваша кожа… и волосы – они… необычны. Весьма необычны. Весьма. – Гость, наклонив голову, замер, ожидая ответа.

– В краях, откуда мы родом, твоя внешность тоже показалась бы необычной, – заявил Сен-Жермен. – Иностранцам в чужих землях приходится нелегко. Лукавым и хитроумным людям ничего не стоит завести их в непроходимую глушь и там передать в руки своих сообщников, зачастую отъявленных негодяев.

Незнакомец кивнул.

– Такое случается, но порядочные жители тех мест, куда попадают простодушные чужеземцы, порицают подобное, ибо тень бесчестья падает и на них.

Гость явно умел вести разговор. Похоже, он бывший буддийский монах, решил Сен-Жермен и слегка поклонился.

– В вашей стране я зовусь Ши Же-Мэном. Это имя созвучно имени, данному мне при рождении. Мой слуга – уроженец Гадеса, далекого города, расположенного на побережье огромного моря. Нам бы хотелось незамедлительно двинуться в Тю-Бо-Тье. Мы хорошо заплатим тому, кто нас туда проводит.

– Знакомство со столь достойной личностью – огромная честь для меня, – откликнулся незнакомец. – Я же принадлежу к роду Тцоа, мое личное имя – Лим. Вот уже несколько лет кряду я вожу через перевалы паломников и торговцев. Уважаемый Ши Же-Мэн может послать слугу расспросить обо мне.

– Откуда нам знать, что трактирная челядь тобой не подкуплена? – нахмурился Руджиеро.

– А ты проницателен, – кивнул Тцоа Лим. – Такое бывает. Не ограничивайся лишь этой гостиницей. Поспрашивай в конюшнях, в монастырях. Узнаешь, что все обстоит именно так, как я говорю, и никак не иначе.

– Кем бы он ни был, ему очень хочется получить эту работу, – сказал по-гречески Сен-Жермен.

– От этого его ценность не возрастает, – возразил на том же языке Руджиеро. – Я наведу о нем справки, а там поглядим.

– Что это за речь? – вскинулся Тцоа Лим. – Мне кажется, я такой никогда еще не слыхал.

Сен-Жермен перешел на китайский:

– Это язык жителей Запада, старинный, по их представлениям, но относительно молодой – по вашим. – Он помолчал немного, затем сказал: – Тцоа Лим тоже звучит непривычно. Гласные и согласные образуют странные сочетания.

– Гласные, – протянул гость с издевкой. – Для ученых свиней из столиц, наверное, да. Но здесь, хвала небу, мы живем в простоте и не придерживаемся бессмысленных правил.

– Разумеется, – поспешил успокоить его Сен-Жермен. – Приношу свои извинения. Чужеземцам не всегда удается освоить все тонкости неродного для них языка.

Гость чуть смягчился.

– Ладно, тут в таких тонкостях не разбираются и многие местные жители, не принося притом никаких извинений. – Он испытующе глянул на собеседника. – Не желаю никого принуждать к поспешным решениям, но все же скажу, что через пять дней я отправляюсь в горы. Независимо от того, пойдет со мной кто-нибудь или нет.

– Понимаю. Пять дней. – Сен-Жермен постучал ребром ножа по ладони. – Что может понадобиться в пути?

– Все зависит от нужд путника. И от животных, каких он изберет себе в помощь. Быки, например, легко таскают поклажу, но они бесполезны в горах. На кручах прекрасно держатся маленькие лошадки. Можно также отдать предпочтение козам или собакам. Те и другие имеют свои достоинства. – Тцоа Лим похлопал большими ладонями по подлокотникам стула. – Загвоздка лишь в том, что животных надо кормить.

– Как искушенный и часто бывавший в горах человек, – уважительно сказал Сен-Жермен, – ты, надеюсь, поможешь нам добрым советом. Снаряжаясь в подобный путь с двумя малоопытными попутчиками, что бы ты взял с собой?

– Для троих человек? – Тцоа пожал плечами. – Пища, навес, одежда, корм для животных, оружие, деньги. Все это пригодится, всего должно быть с лихвой.

Руджиеро досадливо крякнул, но Сен-Жермен не повел и бровью.

– А каких животных ты приобрел бы?

– Это зависит от общего веса и размеров поклажи. – Гость покосился на ящики. – Здесь у вас все?

– Да. Эти ящики и сундук. Груз тяжелый и довольно громоздкий, но с этим уже ничего поделать нельзя.

Тцоа Лим подергал себя за усики – редкие и словно размазанные по верхней губе.

– Непростая задача, но если выхода нет… – Он дернул плечами, выказывая готовность смириться.

– Что именно осложнит такая поклажа? – спросил Сен-Жермен.

– В дожди – ничего, но если выпадет снег… К трем дням пути легко добавится и четвертый. – Черные глаза хитро мигнули. – А может, и не добавится. Все дело в животных. Есть, например, гималайские пони, но те стоят недешево и… прихотливы в еде. Они еле ползают по долинам, однако проворны в горах. – Тцоа покачал головой. – Им требуется особая пища. Грубый ячмень, отваренный в крепком мясном бульоне. Без малой толики мяса эти малышки чувствуют себя не очень-то хорошо.

Сен-Жермен слыхал о подобных лошадках, но относил их к мифическим существам. Он тряхнул головой.

– Я полагаю, мясо мы сможем добыть по дороге. – Кто-кто, а уж Руджиеро не упустит случая поохотиться, подумалось вдруг ему.

– Как пожелаешь, – произнес Тцоа Лим после некоторой заминки. – Многие путешественники не хотят рисковать.

– Предпочитая питаться тухлятиной? – надменно спросил Сен-Жермен. Он поднялся на ноги и заткнул нож за пояс. – Сколько таких лошадок необходимо купить?

– По одной на каждого ездока. Потом, по одной на каждый ящик и одну – на подмену. Еще пару – для прочего груза.

– Значит, всего девять. А сколько они могут стоить? – Вопрос был задан небрежно и словно бы между прочим.

– Это зависит от того, кто будет их покупать. Тебе они – даже без седел – встанут в десять серебряных вязок, мне – вместе с упряжью, а может, и с кормом – в шесть или семь.

Хитрец явно намеревался положить одну вязку монет в свой карман, но это подрядчика не смущало. Выгода была очевидной, и Сен-Жермен согласно кивнул.

– Возьми на себя эти хлопоты. В пони я смыслю мало, зато – прошу тебя это учесть – знаю толк в лошадях. Не вздумай подсунуть мне больное животное.

– Нужно быть дураком, чтобы так поступить, – ответил Тцоа. – Отправляясь в путь вместе с тобой, я рискую не меньше.

– Ну разумеется, – вновь кивнул Сен-Жермен, но в душе его колыхнулась тревога. Заведя неопытных спутников в глушь, проводник всегда может скрыться.

– Ты осмотришь их прежде, чем я расплачусь, – поспешно добавил бывший буддист.

Он помолчал, уставившись в одну точку, потом решительно произнес:

– За путешествие с вами до Лхасы я возьму четыре вязки монет. Золотом. Торговаться не стоит. Ты не найдешь ни более честного, ни более опытного проводника. Подумай об этом. – Тцоа неуклюже поднялся с заскрипевшего стула. – Я хочу получить половину денег перед дорогой. Ночлег на постоялых дворах также будешь оплачивать ты. Тебе это подходит?

– Подходит. – Сен-Жермен холодно поклонился и сделал шаг в сторону, чтобы пропустить увальня к двери.

– Завтра я приглашу тебя осмотреть отобранных пони, – важно объявил Тцоа Лим. – Я могу закупить и еду. Скажи мне только – какую.

– С этой задачей, пожалуй, я справлюсь и сам. – Сен-Жермен улыбнулся, но одними губами, приобнажая зубы.

– Как тебе будет угодно. – Проводник поклонился и вышел.

Сен-Жермен вскинул руку, запрещая слуге что-либо говорить, затем, когда тяжелая поступь гостя затихла, спокойно сказал:

– Следуй за ним. Но так, чтобы он не заметил.

Руджиеро кивнул.

– Улизнуть ему не удастся.

Слуга выскользнул в коридор, а его господин еще долго стоял возле распахнутой двери, хмурясь и потирая ладонью лицо.

* * *

Письмо Куана Сан-Же к Ши Же-Мэну, задержанное чиновниками судебного трибунала Ло-Янга.

Одиннадцатый день периода Осенних Туманов, год Быка, четырнадцатый год шестьдесят пятого цикла, чужеземному ученому Ши Же-Мэну, пребывающему в округе Шу-Р на службе у военачальницы Тьен, опекающей Мао-Та.

Пишущая эти строки персона вынуждена сообщить, что прекращает все отношения с тем, кому она адресует свое письмо. Словами не выразить, как ей хотелось бы, чтобы все обстояло иначе. Ничтожная личность пыталась бороться с предубеждениями в умах представителей власти, чем заслужила единодушное порицание как высоких чиновников, так и коллег, но ей все же пришлось склонить голову перед решением судебного трибунала.

Быть может, чужеземцу помнится, какой безрассудный поступок совершила эта ничтожная личность какое-то время назад. Она своевольно сочла возможным разместить различные документы инородного ученого Ши Же-Мэна в университетских архивах без разрешения вышестоящих лиц. В тот момент неразумной персоне казалось, что ее поступок служит интересам науки, но теперь она сознает, что действовала вопреки интересам империи, которые ей надлежало блюсти, о чем безутешно скорбит. Впрочем, у нее имеются и иные причины для скорби.

Чужеземный ученый, несомненно, поймет, что пишущая ему жалкая личность идет на разрыв их дружеских отношений не только в связи с нашествием на империю орд Чингисхана, но и в силу обязательств, которые каждый порядочный человек почитает священными в лоне своей семьи. Поставив дружбу с кем-то превыше блага своих сыновей и родичей, эта персона всем бы продемонстрировала, что в своем нравственном падении она погрузилась ниже самой позорной черты. Узы родства – самые сильные узы, и хотя Ши Же-Мэн утверждает, что их признает, он все-таки не является истинным последователем Канга Фу-Цзы, а потому не может представить себе, как далеко в своих заблуждениях зашла адресующаяся к нему персона. Достаточно упомянуть, что эта персона долгое время отвращалась от истинного учения и прислушивалась к наставлениям всеми презираемых таоистов, не отдавая себе отчета, насколько гибельны их постулаты и к какому хаосу они могут вести.

Несомненно, чужеземца интересует, как случилось, что некогда знакомая с ним персона осознала свои ошибки, а потому его вниманию предлагается некое объяснение.

Обнаружение в университетских архивах некоторых неучтенных бумаг вызвало взрыв негодования, давшего пищу необоснованным подозрениям. Пошел слух, что документы помещены на хранение с помощью волшебства, а так как волшебство – преступление, то отсутствующему чужеземцу мог быть вынесен смертный приговор, который остался бы в силе со дня его вынесения и до той поры, когда феникс возродится из пепла. Расстроенная таким оборотом событий некая жалкая личность, чтобы снять подозрения с друга, обратилась в городской магистрат и призналась в своем проступке, за что была подвергнута строгому порицанию со стороны чиновников, вовсе не склонных усматривать в этом деянии нечто полезное для науки.

Некая недостойная личность ради очищения ее имени от клейма позора решилась прервать отношения с чужеземцем, чем в какой-то степени надеется успокоить как своих родичей, так и коллег. И все же интересно было бы знать, помнит ли Ши Же-Мэн о некоторых опытах, проводимых им в год Обезьяны? Исследовавшиеся тогда вещества самораспались, однако их небольшая толика была все-таки сохранена – в особых, специально изготовленных емкостях. Возможно, будет не лишним прибавить, что для этих огромной разрушительной силы веществ теперь нашлось применение и что другим ученым позволено изготавливать их.

Ничтожная персона надеется, что чужеземец не станет слишком сурово осуждать ее за принятое решение, и заверяет, что пресечение их дружеских отношений вызвано необходимостью, а не чем-то иным.

Куан Сан-Же

Начертано собственноручно, с приложением личной печати.