Текст книги "Неожиданность (СИ)"

Автор книги: Борис Попов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 58 (всего у книги 78 страниц)

То есть дойдете до моря, договоритесь с тамошними обитателями и идите Хайяма искать. Пока по чужой стране бродите, дельфины помощь соберут. Дело-то вроде нехитрое, но хлопотное.

– А если учесть, что люди с дельфинами за тысячу лет и близко не столковались, хотя наверняка в этом деле и волхвы поучаствовали, а по пути нас черный кудесник поджидает, то хлопот больше, чем полон рот, – меланхолично заметил я. – А чего там с кедровой рыбкой?

– Я тебе ее в последний день хотел отдать, постоянно о ней думаю, чтобы не забыть.

– Ты ее забудешь отдать, я забуду взять – в последний день всегда так бывает. Люблю сложиться заранее, чтобы взял вещички, встал и пошел.

– Для этого и есть русский обычай: посидеть на дорожку! – запротестовал Захарий. – Посидел, подумал, все что надо вспомнил.

– Посидел, подумал и вспомнил, что забыл вас перецеловать на прощанье, – ехидно заметил я, – с тем в поход и отправился. Можно еще жену вспомнить, она в Киеве ни разу не была.

– Уже бегу за вещицей, – не стал вступать в ненужные споры Павлин и ушел.

– У вас же теперь Яцек есть, зачем вам рыбка? – удивился старший.

– Запас спину не трет, – пояснил я. – Мало ли, вдруг не сыщет поляк, или убьют его по дороге, все под Богом ходим, кому тогда искать? Марфе вынюхивать?

Ответ Захария удовлетворил. Вернулся хозяин дома, принес небольшую красноватую деревяшку, подал ее старшему. Тот нашептал нужное заклинание и отдал вещицу мне.

Рыбка гляделась очень достойно. Небольшая – с пол ладони в длину, красиво сделанная, аккуратно и со всем тщанием выструганная и отшлифованная. Сразу видно, что хороший мастер делал, а не торопыга-бракодел. Не тяп-ляп получился, а достойная вещь. За такое изделие краснодеревщику стыдно не будет никогда, с любовью сделано. И наш хозяин узнает ее всегда, хотя бы и через много лет, и гордо скажет:

– Это я делал!

Свою работу, что с усердием сделана, узнаешь всегда, по себе знаю. Хоть я врач, но и руками в этой жизни переделал немало.

– А служить долго будет? – забеспокоился я.

– Ливанскому кедру сносу нет, – заверил Захарий, – а заклинание будет действовать, пока деревяшка цела. Рыбка носом покажет, где искать. Поднимаешь ее за нитку, вот за эту, рассказываешь, что знаешь, или представляешь человека и рыбный носик в нужную сторону покажет.

Проверим!

– Где у вас тут северо-восток?

Показали. Примерно так я и думал. Поднял деревяшку за черную нитку и внятно проговорил:

– Моя жена Забава.

Носик рыбешки повернулся в нужную сторону. Здорово! Но может случайность?

– Омар Хайям.

Рыбка заколебалась. Конечно, человек с таким именем в той далекой заморской стране явно не один. Надо добавить данных.

– Его рубаи:

Удивленья достойны поступки творца!

Переполнены горечью наши сердца:

Мы уходим из этого мира, не зная

Ни начала, ни смысла его, ни конца.

– Какой ум и талантище! – негромко проговорил Захарий. – И как верно сказал! Я эту мудрость понял совсем недавно, на закате жизни: как волхв все знаю, расти уже некуда, все есть, бороться не за что, желаний прежних нет, но также, как и восемьдесят лет назад непонятен смысл этого мира. А ведь он хоть в годах, а еще не стар…

Тут старший волхв протянул руку к рыбке, уже строго поставившей нос на юго-восток и сказал несколько непонятных слов.

– Ну вот теперь Омара Хайяма можно искать и без чтения рубаи – он записан в магической памяти дерева, достаточно будет сказать имя, амулет его найдет.

– А мертвых амулет тоже показывает? – спросил Богуслав.

– Мертвых нет.

– Можно тогда еще кое-кого взглянуть? Не собью в его памяти ничего?

– Сколько угодно.

Слава аж встал и громко объявил:

– Полетта Вердье!

Рыбка не подвела и четко указала на северо-запад.

– Жива! – вырвалось у боярина, – Настя жива!

У местных от недоумения аж вытянулись лица – искали Полетту, а нашли Настю, но выясняться они не стали, – тактичный и умный народ.

– Чем еще можем помочь? – поинтересовался Павлин.

– Советом, – взял беседу на себя я, подумав: пусть там Богуслав тихо порадуется, не будем его пока отвлекать, и рассказал о проблеме с Василисой.

– И мне думается: стоит ли ее ловить, зря время тратить, ничего не могу придумать, как из этого пользу извлечь, – завершил рассказ я.

Волхвы задумались.

– Только что отвести куда-нибудь в сторонку, да из мести зарезать, – предложил Захарий.

– Лишняя возня, – отмахнулся я, – мы не мстительны. Слава, Василису резать будешь?

– Да идет она лесом, – отказался от предложенной чести счастливый влюбленный, – пусть поживет.

– Ну а мне до нее и вовсе дела нет, – высказался я, – меня эта ведьма стилетом в грудь не била, а всяческой погани у нас и без Василисы в избытке. Начни всех убивать – обезлюдеет Русь-матушка, на племя народу может не остаться.

Я встал с мыслью попрощаться с кудесниками до ужина.

– Ты посиди, посиди еще, – остановил меня старший, – не закончен разговор, может еще чего придумается.

Подумали еще минуты три, дальше они беседовали между собой как-то не очень понятно.

– Только их поп! – Захарий.

– А он осилит? – Павлин.

– Одной левой! – Захарий.

Я решил вмешаться.

– Если вы о протоиерее Николае, то он не может убить даже хищного зверя, не говоря уж о черном волхве. И разницы между нами пока не замечает – церковь наши окрасы не отличает: пособники дьявола, и все дела.

– Убивать никого не надо, – пояснили мне, – защищаться то он будет?

Вспомнилось как себя вел Николай во время нашей с ним совместной охоты около Новгорода на коркодила, как уверенно взялся для сдерживания зверя за рогатину.

– Будет! – заверил я.

– А это и нужно. Если удастся вбить в хитрую головушку Василисы, что протоиерей хочет убить Невзора, то все внимание черного волхва будет сосредоточено на попе, а божественная мощь Николая превосходит силы кудесника в несколько раз.

– Но святой отец неспособен убивать!

– А попы они очень разные: один неспособен, а другой еще как горазд! Нападет враг на монастырь, монахи всей толпой отбиваются, и охулки на руку не кладут! Кто Невзора насчет Николая посветит? Знаем об этом только мы, отче в своих проповедях об этом не рассказывает, а мы лишнего не сболтнем.

– Это верно, – задумался я, – а как подать это поубедительнее?

– Приставим к протоиерею двух иногородних волхвов, вроде как для охраны. Пусть с тобой вместе все трое и погуляют.

– Василиса тогда близко не подсунется.

– Вы куда завтра идете?

– На невольничий рынок – у нас у Емельяна мать в полон увели.

– Туда вместе, назад порознь. Она, конечно, за тобой увяжется, а в памяти у ведьмы отложится – священнослужителя внимательней тебя белые волхвы караулят. Волхвов после вас сюда позовем и научим, чего кричать погромче:

– Защитим, отче! В обиду не дадим! Ты в этом походе главный! Убей черного!

– Протоиерея-то Невзор точно не достанет?

– Где ему! Мелковата эта гнида против божьего избранника, не осилит. Отличить священника от вас легко: черная ряса, поверх здоровенный серебряный крест, не перепутаешь. Вражина по всем ватажникам пару ударов нанесет, их Богуслав должен отбить, и начнет гвоздить протоиерея, а на вас поглядывать вполглаза. Кто-нибудь из твоих ребят может отвлечь черного?

– А как его отвлечь?

– Вертеться мелким бесом, усиленно размахивать саблей и кричать какую-нибудь дурь нечеловеческим голосом. При этом уворачиваться от подарков кудесника в виде огненных шаров.

– Матвей может, он бывший атаман ушкуйников. Только вот магической силы в нем нету нисколько. Невзор его со всей силы не ударит?

– Пусть Богуслав гада тревожит, отвлекает всячески. Да еще он от Николая страшного удара будет ждать и с вами, обычными людишками, времени возиться у волхва не будет. Вот за это время и надо к нему надо приблизиться, и на расстоянии попытаться убить. Умеете?

– Из арбалетов стреляем хорошо, ножи бросаем в цель уверенно.

– Это правильно. Луки натянуть да стрелы пускать Невзор вам не позволит, сразу пришибет. На все про все у вас будет несколько мгновений, не разгуляешься особо. Богуслав, на Владимира надо полог накинуть, прикрыть его жиденькие магические силы.

– Перед нашим отъездом укутаю его, сейчас рано. Не надо, чтобы Василиса об этом узнала.

– Добре. До ужина?

– До ужина.

И забрав с собой амулет мы удалились в свою комнату. Там упали на кровати.

– А что они толковали про необычность камня? – спросил Богуслав.

– Все кругом состоит из обычного вещества, а метеорит, похоже, из антивещества.

– И что?

– В пустом пространстве никто друг другу не мешает, но стоит веществу коснуться антивещества, не удариться, а просто прикоснуться, идет дикой силы взрыв, который действительно может разрушить Землю. Насчет других планет, вращающихся вокруг нашего Солнца, ничего сказать не могу. Нет таких данных в 21 веке.

– А раньше антивещество не прилетало?

– До 20 века никто за этим и не следил, – нечем было. А за сто десять лет до моей отправки сюда прилетало что-то похожее в тайгу: пролетело вверху, в десяти верстах от земли, и взорвалось. Повалило деревья по очень большому кругу, трясло аж до Японии.

– Где такая?

– В тысячах верстах от места взрыва. А сам взрыв заметили и во Франции, и в Англии – и приборы его зафиксировали, и небо три дня и у нас, и у них светилось.

– Крепко Земле досталось! – поразился Слава.

– Метеорит был не очень велик. И главное: много раз командами вроде нашей туда ходили, следы камня искали – ничего не нашли, кроме поваленного леса.

– А что должно было быть?

– Следы от удара об землю должны были остаться: впадина с версту или больше, сам булыжник или его куски. А там ни-че-го! Поэтому в 21 веке и склоняются к мысли, что прилетал камушек из антивещества, и был бы он в несколько раз больше – конец Земле. От такого метеорита убытка в сотни раз больше, чем от обычного. Потому и нужно, чтобы камень пролетел мимо, и нашу жизнь не порушил.

– А что же черные так облажались? Погибнем ведь все вместе.

– То ли не разглядели, то ли не поняли, пес их знает. У любого волхва – душа потемки. А переубеждать Невзора просто некогда – он тут бычиться до следующего лета будет.

– И то верно, – согласился побратим и сменил тему. – Слава Богу, теперь я за Настю спокоен – жива. Посмотрим еще раз на ночь?

– Обязательно! – заверил его я.

Поболтали еще о том, о сем. Лошадей перековывать сейчас незачем – не по асфальту или каменистой мостовой идем, а по сыроватой и мягкой земле, сносу подковам не будет. Еду с собой можно и не брать, до Переславля, где вотчина и семья Богуслава, рукой подать – всего день пути.

На ужине я спросил Павлина как прошла беседа с протоиереем и нашими иногородними коллегами, не нужно ли отдельно беседовать с нравным Николаем. Оказывается, все прошло на «ура», все рвутся помочь.

– Вы только сразу на невольничий рынок не бегите, – дал совет киевлянин.

– Почему?

– Василиса не может вас сутками у двора караулить, она ведь тоже не железная. Поесть, попить, поспать ей, как и любому человеку надобно. Скорей всего на нашей улице мальчишка или девчонка, нанятые за ломаный грош, пасутся. Вот и надо им дать время за ведьмой сбегать.

Сначала постой возле калитки, покричи чего-нибудь, из-за забора пусть ответят, называя тебя по имени, только потом выходите. И побродите по другому торгу, погуляйте по улицам, дайте Василисе послушать, как протоиерея превозносят.

– Резонно, – согласился я, – так и поступим.

На этом день и закончился.

Глава 17

С утра подошла Татьяна. Синяя ленточка на лбу показывала, что ее сегодня верней звать Пелагея. Наши уже все были готовы. Объяснил коллективу как сейчас будем перекрикиваться через забор. Емельяну велел прихватить с собой мешок с наворованными вещами.

Первыми на улицу вышли мы со священником. Через три дома от нас играли четверо мальчишек и девчонка, все лет по 10–12.

– Начинай кричать, – предложил Николай.

– Долго вы там? – заорал я.

Девочка как-то напряглась и стала внимательно прислушиваться. Прав бы Павлин – похоже вот он – детский дозор. Но юная девица никуда пока не бежала, видимо в лицо меня не знает, и желает убедиться, что я именно тот, за кем она приставлена следить.

Со двора невнятно что-то пискнули. Я-то не пойму, а уж в отдалении точно не разберешь. Надо менять тактику.

– Святой отец, крикни чего-нибудь с моим именем, желательно пару раз, – попросил я.

Протоиерею разжевывать было не нужно – он мастер художественной речи.

– Эй вы там, здесь на улице, Владимир волнуется! У Володи сегодня дел много!

Девчонка тут же унеслась. Похоже, действительно караульщица. Подождав, как и было договорено заранее, минут пятнадцать, вывалились через калитку оставшиеся. Все это время мы с протоиереем толковали о его новой роли в походе.

– Не боишься черного волхва?

– Для чего ж я с тобой пошел, бояться что ли? Убивать я не могу, с дельфинами не столкуюсь ни в жизнь – не умею с братьями нашими меньшими, из языков, кроме русского, знаю только греческий и латынь, никаким персидским не владею, – на что такой поп тебе нужен? Пищу переводить, да Емеле холку оттаптывать?

Тут хоть вражью силу на себя отвлеку, вроде как щит возле вас подержу, все какая-то от меня польза будет. Ты пока эту вонючку лови, надо будет – хоть целый день на это потрать. Павлин вчера уверял, что я мощнее черного волхва. Конечно, мне Сила Господня дадена для богоугодных дел, а у него что? Так, звук пустой!

– А вдруг пересилит тебя Невзор и убьет?

– На сколько-то времени я врага отвлеку, а вечно будем жить только в Царствии Небесном. Здесь рано или поздно, а все равно когда-нибудь помирать, на все Божья воля! – и Николай перекрестился.

Я тоже перекрестился. Да, эту мощь веры волхвам и толпой не пересилить!

– И за меня не волнуйся, – завершил беседу святой отец, – вчера на мне Захарий свое искусство испытывал, мою защиту не осилил. Толковал, что он волхв посильнее Невзора будет. Ладно, хватит об этом. Когда нам нужно будет от вас отделиться?

– Скорей возле невольничьего рынка и разделимся, но для верности решим так: как будет пора, я кого-нибудь из твоих сопровождающих подзову и скажу.

– Годится.

У вышедших иногородних я спросил имена.

– Архип! Осип, – бойко отрапортовали мужики, и мы пошли.

Девочка к этому времени уже вернулась, лежбище ведьмы было где-то недалеко. Проходя мимо сорванцов, я внятно и очень громко сказал:

– Сначала на Подольский Торг пойдем, барахло нужно продать.

Держались двумя ватагами, люди Николая слегка позади нас. На краю зрения что-то мелькнуло. Василиса объявилась! Архип с Осипом старались в два голоса вовсю.

– Убей Невзора, святой отец!

– Не щади черного волхва, – он уже не человек!

Мы зашли на Торг, и Пелагея подвела нас к нужному перекупщику и негромко ему сказала:

– Грицко, это я – Пелагея, из Оксанки в Татьяну перепрыгнула.

Мужик со здоровенной и очень черной бородищей к этой метаморфозе отнесся спокойно, видно видал всяческие виды, вежливо спросил:

– Чем могу служить?

– Одежку хотим продать.

– Показывайте.

Увидев движимое имущество, склонился к ведьме и совсем тихо решил узнать:

– За разбой взялась?

– С банды Кривого долг взыскали.

Длиннобородый решил узнать обстоятельства дела.

– Он с подельниками, говорят, не в себе второй день. Твоя работа?

– Чья же еще! Пошевеливайся, а то за Кривым с Косым отправишься.

Это возымело хорошее действие и процесс оценки и подсчета закипел. В конечном итоге Пелагея получила пятьдесят четыре рубля, и мы, удовлетворенные, удалились. По пути Пелагея учила Емелю:

– На невольничьем рынке не ори радостно:

– Мама! Я всю землю обошел, а тебя нашел!

– Почему это? – насупился двухметровый гигант.

– Потому что услышит тебя работорговец, цена сразу взлетит в десять раз – было рубль, станет десять. Мать для человека дороже чужой тетки.

– Теперь понял!

– Поэтому увидишь маму, подергай меня за рукав и тихонько скажи которая. Ее как звать-величать?

– Акулина.

– Какие-нибудь особенности у нее есть?

– Это как?

– Эх, орясина! – вздохнула Пелагея. – Ростом высока, шрамы на лице, косая или кривая, рыжая, – да мало ли что.

– А-а-а! – понял туповатый богатырь. – Не косая, не кривая, волос вроде моего, обычный. Ростом, верно, повыше других баб будет. Зачем-то добавил: – Ей 37 лет, деревня наша Дубровка. А! Возле рта шрамик небольшой справа – упала в детстве.

Мы с Пелагеей только покачали головами – ну хоть что-то. С паршивой овцы хоть шерсти клок.

Обнаглевшую Василису сегодня даже можно было увидеть. Татьяну она не боялась ничуть, мои жиденькие магические способности ее не смущали, сдерживал порыв меня убить священник с двумя волхвами и со способностями помощней моих.

– А что это она так близко подсунулась? – решил я узнать у Пелагеи, – не боится, что узнаю?

– Кабы не добавили антеки тебе своей силы, нипочем бы не узнал. Скажи про себя:

– Покажи морок! – и увидишь все, как простой мужик.

Попробовал. За нами брела маленькая старушонка с клюкой. Вот оно как!

– Теперь скажи:

– Сними морок!

Тоже получилось. Ну что ж, будем ковать железо, пока горячо!

Я повернулся и крикнул:

– Архип! Подойди!

Когда волхв подошел, сказал ему:

– Уходите, уже пора. Бабку сзади вас видишь?

– С клюшкой?

– Да. Это ведьма. Если пойдет за вами, не бросайте протоиерея одного! Эта тварь может сменить объект охоты.

– Конечно присмотрим. А говорили, что ей лет 35–40.

– Она морок накинула, мы же с отцом Николаем ее прежде видели, в лицо знаем. Близко-то он ее любую учует, да боюсь поздно будет.

– А ты что, через ведьмин морок можешь видеть? Ни один мужчина же не может.

– И я, и Богуслав, который со мной в комнате живет, оба можем.

– Ну вы сильны!

– Мы такие. Да гляди, священнику про эту старушонку не сказывай!

– А что так?

– Боюсь не утерпит, крестить начнет или крестом обмахивать, спугнет.

– Понял!

Архип вернулся в свою тройку, и они отвернули от нас на очередном повороте.

Василиса тут же подсунулась ближе.

– Пора брать, – сказал я

– И то верно, – поддержала меня Пелагея.

– А что будем брать? – заинтересовался Емельян.

– Тебя за задницу! – рявкнула ведьма, – пошли вперед!

Я в это время нагнулся к сапогу, вроде мне что-то мешает идти, а Василиса сзади понеслась меня убивать. Дождавшись, когда она будет поближе, прокричал:

– Азенте мо! – как меня научил недавно Антекон 25.

Эффект был замечательный: ведьма остановилась, зашаталась, выронила шило. Да уж! Даже кинжала на меня, вшивоту новгородскую не нашлось!

Я подошел к своей несостоявшейся убийце.

– Шило отравлено?

– Нет.

– Как же им можно убить?

– В глаз нужно ткнуть.

Вот это да! Приличных людей стилетом в сердце, а меня, как белку в глаз, чтобы шкуру не испортить! И это пришельцу из 21 века! Никакого уважения ко мне нет. Убить на ходу, между делом. О времена, о нравы!

– Пойдем, – скомандовал я. – Теперь мы с Богуславом над тобой куражиться будем.

Морок с ведьмы спал, и она опять стала симпатичной бабешкой, только какой-то безвольной и вроде как оглушенной. Антеки магическое дело знают туго. Нужна была Василиса? Пожалуйста получите, и делайте с ней все что угодно!

Мы быстро догнали Пелагею с Емелей – они меня ждали за углом в ближайшем переулке, далеко не ушли.

– Быстро поймал, молодец, – одобрила мои действия Большая Старшая ведьм Киева, – не оплошал. На рынок пойдем или сначала Ваську к Павлину в дом потащим на расправу?

– Боюсь Акулину купят за то время, что мы бродим туда-сюда. Она же не убежит?

– Куда ей деться! Будет стоять и ждать размораживающего заклинания. В ней воля полностью подавлена, по команде, что хочешь сделает.

– В этом виде может удастся Василису на Невзора науськать?

– Может быть. Только черный кудесник ведьму в таком виде к себе не подпустит, не хуже нас с тобой понимает, чем это может кончиться.

– Значит на рынок, пропавшую матушку искать.

– Скорей пошли! – рванулся Емельян.

И мы пошли, ведя с собой Василису. Ведьма безропотно переставляла ноги, безучастная ко всему и на все согласная. По внешнему виду она от обычных людей ничем не отличалась. Нет блеска и живости в глазах? Отсутствует интерес к жизни? Безропотно выполняет любые команды хозяина? Вяло говорит? И что? У нас такого народа не выгребешь!

Пошли вдоль рядов, поглядывая и на всякий случай приценяясь. Дороже всего были подростки и молодые девушки – их цена доходила до двух гривен или 80 рублей. Крепкие мужики шли по 60 монет, женщины средних лет по 40 рублей или по одной гривне.

– Почему девушки так дороги это понятно, их всегда можно продать в гарем на Восток или гонять по хозяйству в имении, опять же потом других рабов нарожает, а почему мальчики так ценятся, чем они хороши? – спросил я у опытной Пелагеи. – Они же не умеют ничего, их еще долго учить надо.

– Учить надо, – согласилась она, – но выучить чему-то совершенно новому, редкому и очень полезному гораздо легче, чем парня или взрослого мужика – тех учить уже трудно. А из пацанят в Константинополе делают замечательных мастеров по редким ремеслам: златокузнецов, краснодеревщиков, портных по одежде для очень богатых. Немало таких умельцев назад на Русь продают – купить готового ремесленника гораздо проще и быстрей, чем самим воспитывать. Выращивают из них и очень умелых воинов для восточных стран. А из тех, кто глуп или неловок, делают евнухов в гаремы. И русские мальчишки для обучения там больше ценятся, чем половецкие – они потолковей и поусидчивей.

– Вот оно что, – протянул я, подумав: и у нас зарубежное обучение ценится.

Рынок был обширен, выбор разнообразен, покупателей много.

– А что это народу столько набежало? – заинтересовался я. – Все в Константинополь поедут рабов продавать?

– Это купцы, на ладьях с товаром идут. Им гребцы для ускорения нужны, если к морю плывут, течение на Славутиче медленное. А если корабль вместе с товаром не продадут, назад, против течения выкарабкаться без гребцов, на одном парусе, просто невозможно. Через море в Византию мало кто ходит, чаще в Крым идут – в Феодосии и Корсуни за крепких рабов платят побольше чем тут.

– Но ладью же трудно продать?

– Это тут, где леса много. А там, в степи, на доски охотно берут и платят дороже, чем в Киеве за корабли. И с Константинополем у них связь налажена, дорога туда проторена – недавно еще частью Византии были.

Много по рынку ходит боярских людей и богатых купцов: челядь домой покупают. Вольнонаемным каждый месяц платить надо и наглые они очень. А этого покормил, если надо высек, можно и убить – за своего раба взыска никакого нету.

– А у нас в Новгороде все иначе!

– Новгород вольный город, князь у вас пришлый, сегодня здесь, завтра уехал, мало что решает. А здесь княжий Киев, столица всей Руси, и Великий князь полновластный владыка над людьми. Раньше эту работорговлю прятали, а при Святополке большой и совершенно законный рынок открыли.

Неожиданно Емеля встал.

– Вот она, – сказал он каким-то глухим голосом и раскрыл рот, чтобы что-то заорать.

Пелагея, в отличии от бестолкового меня, сориентировалась на удивление быстро, и мгновенно врезала мощным Таниным кулаком парню в под дых.

– Ма… – уже шепотом просипел согнувшийся богатырь, ушибленный богатыркой – можно сказать от равного себе по силе получил.

Пелагея сунула Емеле кулак под нос.

– Не ори дурак! Предупреждала тебя, бестолковца!

– Я хотел мама крикнуть…

– А мы лишнего платить не хотим. Были бы твои деньги, орал бы сколько душе угодно, взыска бы не было, а сейчас говори только когда спросят! Понял, орясина?

– Понял.

– Вот и хорошо. Которая?

– Вон подальше стоит.

– Которая выше всех?

– Да, да!

– Стой здесь.

– Да я…

– Стой здесь, дубина! Она тебя увидит, тоже галдеть начнет. Любуйся отсюда.

Прошли подальше, оставив Емельку поодаль. Начали рассматривать здоровенную бабу. С нашим ухарем явное сходство, шрам возле рта в наличии. Для верности я спросил:

– Как звать?

– Акулина, – ответила понурая женщина.

– Откуда?

– Из Дубровки…

У всех рабов веревками были спутаны только ноги, а Акулину обмотали всю.

– Дорого просишь? – спросил я у подскочившего торговца живым товаром.

– Пятьдесят монет! В ней силища страшная – спутанную вервием всю дорогу вели!

– Ну ее, – дернула меня за рукав Пелагея, – пришибет еще кого из челяди, греха с ней не оберешься.

– Сорок! – резко сбавил цену работорговец, поняв, что сбыть здоровенную рабыню будет нелегко, а до Крыма везти ее будет трудновато.

– Тридцать, – решительно вмешалась Пелагея, – или мы уходим!

– Забирайте! – махнул рукой купец.

Мы отсыпали двадцать пять из денег перекупщика, взятых в Танином объемистом кошеле, оставив тридцать богатырке, пять иностранных монет добавил я, и получили богатырскую матушку в полном объеме. Не успели отойти, как налетел любящий сын и заорал во всю свою мощь:

– Мама! – горячо обнимая матушку.

– Емеля, сынок…, вот и свиделись на прощанье… А меня чужие люди купили…

– Это наши! Они за тебя свои деньги отдали!

– Эх, продешевил! – было написано на роже торгаша, кабы заранее знать! Ободрал бы я этих милосердных, как липку…

– Сними путы, сынок, намаялась я связанная быть, устала.

– Сейчас! – и Емеля торопливо взялся срезать веревки с матери.

Освобожденная Акулина поразмяла руки, присела пару раз и взялась нас всех обнимать и целовать. Потом низко поклонилась и сказала:

– Благодарю вас люди добрые за дело богоугодное! Дай вам Бог здоровья и всего, чего захочется.

Пелагея аж закрутила головой, – видимо впервые в жизни ее благодарили за богоугодное дело.

– Пойду с хозяином прощусь, очень уж уважил помоями, которые вместо еды давал и побоями ежедневными.

Увидев идущую к нему бывшую рабыню, купчик как-то сжался и смотрел на нее боязливо.

– Спасибо и тебе, купчина, за заботу и еду сытную.

Работорговец расслабился – кажись обошлось. И получил такую оплеуху в ухо, что аж упал.

– Не убила она его? – забеспокоилась Пелагея, – не охота еще и за эту гниду платить.

– Да нет – вон возится уже. А за сломанное ухо платить не придется?

– Акулька ж его не оторвала. А то, что оно теперь к голове прижато, так может это у купчишки с рождения, кто его знает.

– И то верно!

Мы, очень милосердные, по-доброму улыбнулись друг другу. А наказание работорговца продолжалось. Акулина взялась пинать своего мучителя.

– Вставай, гаденыш! Дерись! – рычала она.

Тот ойкал, укрывал руками голову и поджимал ноги к животу.

– Его, видать, били не раз – опытный уже стал, – заметила Пелагея. – Однако она слишком горячится, не убила бы торговца. Емеля! Ты сильнее матери?

– Конечно.

– Тащи ее сюда. Нету у нас лишних денег за вашу семью расплачиваться.

Емеля подошел к матушке и начал ее унимать, теребя за плечо:

– Мама…, ну мама…

Акулина продолжала пинаться, не обращая на сына никакого внимания.

– Сейчас она его догадается сама поднять, и хозяину конец – ему очень повезет, если просто покалечит. Емелька! Неси мать сюда! – рявкнула Пелагея.

Емельян больше не колебался. Он зашел к матери со спины, обхватил ее кольцом богатырских рук и принес к нам. Акулина медленно остывала.

– Простите, не стерпела! А можно я его еще пару раз пну?!

Мы промолчали. Прошла минута.

– Ну а хоть разочек?

Снова тишина.

– Ладно, уже все поняла. Отпускай меня, сыночек. Пойдемте только поскорей отсюда, а то все-таки убью я его, очень уж донял, козлиная рожа.

И мы ушли домой. По пути Пелагея с нами простилась, и пошла в сторону постоялого двора, сняв синюю ленточку. Богатырь с матерью отправились с ней – у нас там еще номера оплачены.

Придя, усадили Василису в кухне, и позвали Павлина с Захарием. Я отошел, понимая, что тут должны поработать более опытные товарищи. Зашел в комнату к Венцеславу, узнал, что собаки выгуляны, отменно накормлены, и уже горят рвением идти в поход дальше.

– А у тебя Горец каков по уму?

– Как двенадцатилетний парубок.

– Сам ему ума добавил?

– Да где там мне! Опытные волхвы помогли. У нас их белыми колдунами зовут.

Потом пошел на двор, поговорил с Марфой.

– Марфуша, мы уходим завтра с утра, к вечеру уже в Переславле будем. Спроси у антеков, нет ли где у них по пути подземелья?

– Хорошо! – пролаяла службистая овчарка.

Затем вернулся в дом. Сеанс гипноза был уже закончен. Теперь ведьма от всей души верит, что очень сильный священник Николай хочет убить Невзора, а так как ее уверенность подкреплена реальными фактами: луч божественного света, идущий к голове протоиерея, крики Архипа и Осипа, разоблачить ее невозможно. Наше внушение запрятано очень глубоко, черному кудеснику не добраться. Убить святого отца Василисе невозможно, он любую ведьму за версту чует. На нас охотиться никакого резона нет – не в нас сила. Она еще денек-другой поторчит в Киеве, а потом отправится на доклад к Невзору.

На утро я зашел к Соломону за своими золотыми. Солиды были сделаны очень качественно, дефектов я не нашел.

Зашел на постоялый двор, сказал Олегу, чтобы готовил лошадей – дела в Киеве закончены, уходим. Танюшка сидела уже собранная, принесенный заранее узелок был в наличии. Дельна девка! Разговорились о Емеле и его матушке.

– Оставлять его надо – пусть тут при маме сидит и не топорщится идти умирать за общее дело. Только говорят тут, в Киеве, три года назад страшный мор от голода был, много народу перемерло, а у него работы нет и не умеет ничего.

– Работа по его способностям у него уже есть.

– Какая?

– Я Емелю на свое место пристроила. Хозяин радовался как дитя – тяжело без вышибалы. Деньги будет платить те же, а для Емельки семь рублей заработок по его понятиям несусветный. Опасался только, что ты ругаться будешь. Я его успокоила, что на его место встану и не подведу.

– Это правильно. А где они с матерью жить будут?

– Здесь. Хозяин им на радостях бесплатную комнату выделил, кормят обоих за счет заведения – только работай.

– Все отлично. Но это же не выходных, не проходных получается?

– Это у меня так получалось, а у него мама есть – всегда при нужде вечерком молодца по девкам отпустит. По силе Акулина тоже богатырка, сына из-за любви уверяет, что он сильнее.

Мои через час подошли. Богуслав принес мой узелок. Расплатились за конюшню и ушли из Киева.

Вперед, к морю! С весельем и отвагой!