Текст книги "Неожиданность (СИ)"

Автор книги: Борис Попов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 47 (всего у книги 78 страниц)

Глава 6

А жизнь пошла дальше. И мне, и Богуславу нужно было восстанавливать кровь. Попросил Наину с Ванюшкой добыть бутылку кагора, заказать на кухне суп с большим количеством мяса, жареную говяжью печень с любой кашей.

Ну что ж, в Смоленске мы, видать, зависли не на шутку – сила махом не вернется. Через полчаса поели, я сидя, Слава пока лежа – его Наина покормила. Дернули по пол стакана полезнейшего для выработки крови кагора.

Отправить ватагу дальше без нас? Погибнут без всякого толка. В общем, куда ни кинь, всюду клин.

Ребята перестелили нам постели, и мы переехали кто-куда: я обосновался возле раненого – ему присмотр и лечение нужно, на мое место подался Емеля, к Матвею пристроили Олега. Положить возле протоиерея оборотня не удалось, святой отец запротестовал вовсю. Ушкуйнику было наплевать с кем спать в кубрике, лишь бы не тревожил во сне. А богатырь к наезднику прикипел всей душой, да и Николай к нему привык.

Марфа, как обычно, была при мне. Невзирая на невиданный ум, ее любовь и преданность к хозяину никуда не делись. Собака – и этим все сказано. А неблагодарное человечество из этого славного имени своего лучшего друга сделало ругательство.

Мы с Богуславом весь вечер валялись на кроватях, стоявших теперь в метре друг от друга, и обсуждали минувшие события. Ткнула его стилетом в сердце, конечно, Василиса-Мавра.

– Как же ты дался? Такой опытный боец, а опростоволосился, как зеленый мальчишка.

– Подольстилась как-то гадина, не ждал от нее этакой паскуды. Да и оружия при этой заразе не приметил. А как взялась целовать да обнимать, вовсе и осторожность, и ум потерял, как токующий глухарь стал – ничего не вижу, ничего не слышу. Подходи и бери голыми руками. Очень ловка. Я таких ловких баб и не видывал сроду.

– Наина говорит, что это была ведьма от Невзора подосланная.

– Вот оно что! Теперь все понятно. А то тоже лежу голову ломаю, как это я так не уследил. А ведьму разве уловишь. И мужиков злые колдуньи гнут, как хотят, не чета они простым бабешкам. Обычной женщине, чтобы такого эффекта добиться, повезти должно, подойти ей надо к твоей душе, как ключу к замку. Без этого строй глазки, не строй, в постели ловчи, не ловчи – мужик холоден останется. А ведьме только нужное заклинание прочесть, и готово – вей из мужика веревки.

– Не пойму, зачем эта Василиска стилет из твоей раны выдернула? Прибытка никакого, а кровью обдаст. Будто чуяла, что кровопотерю потом замещать придется и решила платьем пожертвовать. Ладно бы кинжал очень нужен был, так нет, тут его и бросила.

– А ты много мне крови отдал?

– Литр или полтора, учесть трудно было. Я раньше, бывало, по пол литра сдавал, гораздо лучше себя, чем сейчас, чувствовал.

– Выходит мы теперь побратимы? Кровные братья?

– Выходит так.

Браток смущенно покашлял и повинился.

– Подлая Василиса сразу умелась. Это я, Володь, ножик выдернул, думал так лучше будет. А потом сознание потерял.

– Ну с тебя какой спрос, ты же не врач из 21 века.

– Надо было тебе, Вов, у кого-нибудь другого кровь взять, сейчас бы хоть ты в полной силе красовался. А ты – и голова, и душа похода.

– Так бы и сделал, да побоялся тебя добить.

– Как так? Почему?

Я взялся объяснять про группы крови. До резус-фактора дойти не удалось.

– Хватит, хватит. Кончай свою заумь нести – сил нету слушать. Скажи лучше, а почему ты своей крови залить не побоялся? Чем она краше?

– Мою кому угодно перелить можно, реакции не будет.

– Это колдовство такое?

– Это задано, как цвет глаз.

Боярин замолчал. Посопел.

– Выходит, ты мне жизнь спас? – спросил каким-то перехваченным, необычным голосом.

– Выходит, – развел руками я.

– Это из-за похода?

– Не поход нас вместе свел, а ранение князя. А потом мы везде вместе были, от тебя я только добро видел и давно понял, что лучше тебя у меня друга нет. Ты мне Вечерку вместе с землями и лесопилками устроил, боярином Мишиничем меня сделал, лучших коней на всю ватагу из жадного князя выбил, одел как знатного человека, дал силу невиданную и реакцию сверхбыструю, собаке ума долил. Обычно я всем в этой жизни помогаю, а чтобы кто-то мне столько раз и совершенно бескорыстно помог, кроме отца и матери, не видал. Так себя ведут только очень близкие кровные родственники. Я бы и совсем чужому крови дал, я лекарь с божьей помощью, что в той жизни, что в этой, но не больше, чем пол литра – своя жизнь дороже. А тут лил, пока голова не поехала. Теперь мы точно братья, биться друг за друга будем насмерть.

– Обнял бы тебя, брат, да подняться сил нету, – просипел Богуслав.

Я, покачиваясь, встал, кое-как сделал пару шагов и обнял лучшего друга и побратима. Вернулся и опять упал к себе. Полежали молча.

– На склоне лет своих нашел я тебя, братишечка. Всю жизнь, как одинокий волк брожу, бабы не в счет, – взглянул на меня увлажнившимися глазами Слава.

Я смолчал. Сам тоже на исходе дня, большую жизнь, считай, так же одиноко прожил. Женщины менялись, а одиночество со мной не расставалось. А теперь комок стоит в горле – обрел старшего брата, о котором мечтал с детства.

Минут через пять Богуслав поинтересовался нашим состоянием дел.

– И когда мы теперь выйдем?

– Не могу сказать. Даже на приведение меня в норму дня три надобно, а лучше пять. О тебе вообще молчу.

– Да я могу!

– Поднять ногу. И отличиться по-собачьи. А ехать еще рановато.

– Ты вон Мстислава как быстро на ноги поставил, а он весь разодранный был!

– У него даже кишки целы были. Опасность больше от заразы всякой была, что в рану попала. Кишки промыли, рану зашили, нечисть волховской силой прибили. А у тебя мышца сердца проколота с двумя оболочками, и пока их не зарастим, о походе можно и не мечтать – риск больно велик.

– С тобой не поспоришь, ты лекарь видный. Выходит, тут будем торчать до морковкина заговенья?

– За морковку не ведаю, но поторчать придется.

– А если нас лежа с тобой повезти?

– На телеге, боюсь, растрясет твое сердчишко.

– Тебя на телеге, а меня на носилках.

Я поразмыслил, опираясь на богатый скоропомощный опыт.

– Народу маловато. Для переноски больного с таким как у тебя весом, на дальнее расстояние на носилках, надо самое меньшее троих человек – в головах гораздо тяжелее чем в ногах, туда двоих придется ставить. А у нас ни протоиерей, ни Наина на это дело не годятся. Если только вперед Емельку поставить, а сзади остальных менять, получится неплохо, но медленно, и мужиков сильно умаем. Далеко отсюда до Киева?

– Пятьсот верст.

– Далековато. Дней семь бы в полной силе добирались, а так будем брести не знаю сколько.

– Народ мучить не будем.

– А как же?

– Между коней меня привяжем.

– Это еще как?

– От головы одной лошади до хвоста идущей сзади привяжем по длинной лесине слева и справа. А между конями подцепим носилки со мной. Каждая лошадка понесет половину моего веса. По два пуда их не отяготит. Периодически коняшек будем менять.

Задумано, вроде, было и неплохо, но я о таком даже в учебниках не читал.

– А сам ты видел что-нибудь подобное?

– После каждой битвы так раненых дружинников везли, испытанное дело. А ты себе телегу помягче закажи, ты же в них горазд, знаешь, как надо мастерить. За цену не ведись, денег, если что, у твоего тезки Мономаха добудем – после Киева нам Переславль, где он сейчас княжит, по ходу будет. А в силу войдешь, груз на коляску с Зорьки свалим.

Однако, подумал я, главная голова у похода больше не моя. Есть другая – и поумней, и поопытней… Под эти мысли позаращивал еще рану, дернули еще по сто грамм полезнейшего церковного красного винишка, заели только что изготовившейся говяжьей печенкой.

– Богуслав, давай-ка ты теперь у нас атаманом будешь, – предложил я другу. – Ты все-таки опытней меня гораздо в этих походных делах, сколько лет дружины, как воевода водил.

– А вот это уж совсем ни к чему, – решительно отверг мою идею Богуслав, – коней на переправе не меняют. Ты у нас признанный лидер, наше знамя, наш стяг, наша хоругвь, народ за тобой уверенно идет. Они все тебя давно знают, видели, как ты из нищеты в богатые люди вырвался чисто своим умом и удачей. У тебя все получается, за что бы ты не взялся. А без веры боевой дух враз упадет, потащит людишек в разные стороны. А я для них звук пустой. В деле они меня не видали, прежняя ратная слава тут не выручит – противник у нас невиданный, здесь подход совсем иной требуется. А ты как раз славишься необычными подходами и нестандартными решениями. И удача тебе всегда сопутствует. А без нее мы такого страшного врага не одолеем. У меня этого нет, я больше умением беру. А для такой битвы ни у кого из нас умения нет. Давно уж не бились черные с белыми, не одна сотня лет минула. Все опасаются – и мы, и они. Поэтому Невзор ко мне ведьму и подослал. Хочет заранее самого сильного бойца из схватки убрать, а потом уж с оставшимися спокойно разобраться.

– Выходит он и к нам с Наиной убийц может отправить?

– Вас он не видит, Ыыгх вашу силу от чужого вражеского взора укрыл. Да и я ее видеть перестал. Но уж очень вы маленькие!

– Какие уж есть! Чем богаты, тем и рады. Уж не взыщите.

– Да были бы вы побольше, вас прикрыть тоже бы не удалось. Кинули бы против нас все резервы. Поэтому уж с чем идем, с тем и идем. А ты сиди руководи и не рыпайся. Заменить тебя некем. Как это в Библии про таких, как ты сказано: вы соль земли, и если соль потеряет свою силу, чем сделаешь ее соленою? Так что соли, и ничего не бойся. С тобой во главе, Бог даст и одолеем ворога, и спасем народы от апокалипсиса!

– Ох, твоими бы устами да мед пить!

– Оклемаемся, и на водке перетопчемся. Ты пока, как Марфа настраивайся.

– Это еще как?

– Я пока из нее умницу делал, в мыслях волкодавьих порылся. Там как – увидел врага больше себя, испытываешь подъем в душе и радость: такого здоровенного я еще не душила!

Закончив обсуждение этой темы, я еще позаращивал раны Богуславу, после чего уснули.

Утром возле нас собрались все участники похода.

– Пойдем, наверное, уже завтра, – оповестил я народ. – Богуслава на носилках привяжем между двух наших коней – Бойца и Викинга, пусть несут. Мне Олег сделает узкую телегу, желательно на ремнях, для мягкости хода, в нее впряжем Зорьку и Вихря. Оборотень пусть пока в зверином облике побегает.

– А чего все Олег да Олег, – недовольно заметил Иван, – давайте я коляской займусь.

– Тебе нельзя.

– Это почему еще? Чем он таким краше?

– Олег один пойдет, он мужик взрослый и рассудительный. А за тобой Наина увяжется.

– Я-то вам чем не угодила? – обиженно поджала губки предсказательница. – Неопытна аль не рассудительна?

– Ты у нас умница-разумница, и опыта на троих мужиков хватит. Сноровкой и хваткой Господь тоже не обделил.

– А за что тогда гонения?

– Из-за непорядочности наших мастеров. Они, как женщину увидят, подсунут весь хлам, что у них в наличии, сделают обязательно дрянь и при этом три шкуры сдерут. Бороться с этим бесполезно и долго. Бабу они оценивают, как существо низшего порядка, бестолковое и не способное ничего понять. А у нас всего один день, волынить и брать дрянь просто некогда. А Олег у нас дипломат известный и умелый, промашки не сделает. Вы пока с Наиной закупите провиант в дорогу и людям, и коням.

Олег, теперь к тебе. Заказывай коляску поуже обычной. Хороших дорог на Руси очень мало, вечно по каким-то тропам крадемся. И договорись, чтобы повесили основу, на которой я буду лежать, на крепкие ремни, чтоб не очень трясло. Хорошо сделать навес, чтобы дождь меня и вещи не мочил. Обычно, как дело касается чего-нибудь нового, мастера сходу встают в тупик. Поэтому лучше поискать ребят помоложе, они гибче тех, кто в возрасте, податливее как-то. Стоить это должно рублей пятнадцать-двадцать самое большее. Кто попросит больше, разворачивайся и уходи, ищи других умельцев. Если сделают сегодня к вечеру или завтра к утру, можешь заплатить вдвое больше, не обедняем. Обязательно проверь, как сделали, нет ли дефектов – нам в дороге чиниться и доделывать будет некогда. Принимать изделие идите втроем: ты, Матвей и Емеля. Везти вас берите Вихря. Брякайтесь в люльку все втроем, и проедьтесь кружок по кочкам вокруг рынка. А там видно будет. скрипеть будет сильно или вихляться – не берите. Не дай бог, оборвется какой-нибудь ремень, пусть заменяют все на более прочные.

– И морды еще набить за такой ударный труд, – дополнил Матвей.

– Вот и идите заказывать сразу втроем. Там эту тему перед мастерами творчески и разовьете. Чтобы они понимали, с кем имеют дело, подцепите каждый к поясу саблю.

– А у меня ничего нету, – огорченно заметил Емельян.

– Да и я не разжился, – подытожил Олег.

– Возьмете мою и Богуславову, но чтобы оба были во всей красе. И ведите себя этак по разбойному, в стиле «ворованное – пакуй». Емелька пусть у Матвея спросит: атаман, а награбленное все залезет? Олег на него зашипит: молчи, дурак! Как столкуетесь и аванс дадите, хорошо спросить: а если плохо сделают? – ответить – сделаем как обычно, и большим пальцем по горлу себе чиркнуть. Потом быстро уходите, пока деньги не вернули. Будут пытаться догнать, сделайте зверские рожи и скажите: уговор дороже денег! Думаю, сделают хорошо.

Иван, пожалуйста, выгуляй по ходу Марфу, возьми ее для порядка на поводок. Она тебя хорошо знает, привыкла уже. Пойдешь с ним, Марфуш? – Собака кивнула. – Вот и славненько. По ходу купите жерди-лесины или длинный брус, чтобы боярина везти.

– А какой длины?

– Прикиньте сами: две длины лошади, рост Богуслава, ну и прибросьте немного для верности.

На том и порешили. Народ разошелся, а я опять увлекся лечебным процессом. По ходу Слава одобрял мою манеру руководства.

– Все по-доброму решил, не рычал, не стращал, всем все объяснил, любо-дорого было послушать. Я так сроду не умел, не дал Бог такого таланта.

Русская тройка ввалилась с рынка через час, искренне веселясь. Полились задорные истории о беседах с мастерами. Чувствуя себя в привычной, почти ушкуйной среде, Матвей радовался от души. Перефразируя известную шуточку брежневской поры об образовании: выпускник воровского института, факультет карманной тяги, ближе к нашим реалиям, рассказ слушателя грабительского университета, факультета разбойников и убийц Олега, звучал так.

– Как спросили у атамана, а с этими что делать будем, если напортачат? – он даже пальцами по горлу водить не стал. Цыкнул зубом и по-доброму ответил: да как обычно, кожу обдерем и все дела. А этот здоровяк Емелька в этот момент взялся рукава засучивать. Как у мастеров рожи-то перекосило! Будто уксусу выпили.

– Да мне просто жарко стало!

– На сколько столковались?

– Решили за пятнадцать, обещались к вечеру исполнить – отдадим тридцать. Обманут, уж не взыщите – обдерем, как и договаривались!

И общий хохот в заключение.

– Чего с жердями для Богуслава?

– Там Ванька торгуется.

– А как он их с рынка попрет?

– На Наину погрузит, она опытная и жилистая! Га-га-га!

– Емельян, Олег, бегом за жердями! А то на месяц без получки оставлю!

Ф-ить! – унесся богатырь. Сзади не отставал оборотень.

– Ишь ты, – подивился Матвей, – как ты их! А шли такие гордые – именно нам не поручали, чего мы жилы рвать будем, пусть там Ванька выслуживается. Понеслись, будто кони! А мне же ты ничего сделать не можешь? Лесопилка у меня своя, изба своя, землица своя, пол речки мои.

– Да я и не пытаюсь на тебя такого гордого воздействовать. К чему тебе помнить, кто все это тебе даром выстроил, у нахального Акинфия отнял, и подарил, чтобы твоя жена, ребенок будущий и отец не нищенствовали. Ты же теперь сам себе хозяин, и слушать никого не намерен. Так что иди отдыхай, нищета сейчас все притащит.

Бывшего атамана аж перекосило.

– Зачем ты так, – глухо спросил он. – Я в гадах никогда не ходил и ходить не собираюсь. Пойду гляну, чего они там и как тащат.

И тоже умелся.

– Ну, это прямо вершина твоего таланта, – оценил, улыбаясь, побратим.

– Да ну тебя, – отмахнулся я. – Сейчас вот они короткие жерди припрут, а потом твою боярскую личность раза три завтра в грязь уронят, вот тут вместе и посмеемся.

Несмотря на все трудности, на следующий день наш отряд вышел из озаренного усмешкой ведьмы Смоленска. Богуслава несли Боец и Викинг, меня на удобной колясочке везли Зорька и Вихрь, протоиерей покачивался на уютном плече Емели и рассказывал ему правду о сотворении мира, волкодлак Олег бежал и весело перегавкивался о чем-то с волкодавихой Марфой – жизнь шла своим чередом. Никакие коварные происки врага остановить нас были не в силах. Правда, смогли сильно обескровить…

Глава 7

Днепр все так же струился и весело блестел на солнце по правую руку от нас, лошади особо не уставали, ребята периодически бежали рядом с конями, но и на третий день после выхода из Смоленска наше со Славой состояние оставляло желать лучшего. Мы хорошо ели в придорожных корчмах, запас кагора у нас не иссякал, но силы практически не восстанавливались.

Я еще мог кое-как добрести, поддерживаемый верным Ванюшкой до ближайшего ельника или орешника и там сходить в туалет, а Богуслава носил Емельян, живое воплощение физической мощи русского народа.

– И как я буду биться? – спрашивал меня Слава потихоньку на привалах, когда мы лежали рядом и чужие уши нас услышать не могли – нельзя было ронять боевой дух ватаги и вызывать пораженческие настроение и уныние, граничащее с паникой, – громко пукать в сторону врага? Не ошеломлю звуком, так хоть запахом, как хорек, отпугну?

Вспомнилось по ходу, как в начале двухтысячных занесло меня в одном райцентре в краеведческий музей. Посетители там были редки, и очаг культуры пустовал. А мы прибыли на фирменном автобусе из дома отдыха толпой, и администрация на радостях выделила нам ласковую даму-экскурсовода, зрелую районную интеллигентку. Ее функциями, кроме ознакомления буйных и нахальных отдыхающих с местными красотами, был еще и надзор чтобы чего-нибудь исторически важного не сперли, а, главное, не разгромили единственный в городке музей старинного быта здешнего края.

Покуда нам демонстрировали всякие пряслица, веретенца, липовые корытца, деревянные ложки и кружки, осколки и черепки каких-то горшков, наглые и молодые пришельцы-экскурсанты чахли от тоски и скуки прямо на глазах. И вдруг нас вывели в малюсенький зальчик, где была представлена фауна здешнего бора.

Разнообразием животное царство местного леса не блистало: зачуханный заяц, ободранная лиса, размером с него же, никому не ведомая облезлая землеройка. Не было ни страшенного волка, ни могучего двухметрового медведя, вставшего на дыбы, ни красавицы-рыси, ну в общем ничего интересного и поражающего просвещенный и пресыщенный избытком информации взор современного человека.

И вдруг утомленные провинциальными изысками областные отдыхающие заметили притулившегося в уголке любимого героя американских мультиков и фильмов, на которых это поколение взрастили пьяный президент и его вороватые советники.

– Скунс! – вырвалось разом из десятка глоток ровесников перестройки.

Опытная экскусоводша, видимо, сталкивалась с этим заблуждением молодежи не в первый раз и, совершенно не удивившись невежеству посетителей, взялась неторопливо объяснять, что скунс – зверь заокеанский и у нас не водится, а это животное наших лесов – хорек, небольшой лесной хищник, иногда наносящий ущерб и приусадебному хозяйству охотой на курочек и петушков прямо в курятнике по ночам. Хорек и скунс оба из семейства куньих, и практически близнецы-братья, только у нашего отсутствует яркая белая полоса на спине. Даже и реакция на опасность у них одинаковая – выделить из особых желез резко пахнущее вещество и этим отпугнуть хищника.

– Все ясно, – заявила самая разбитная из наших говоруний деваха, – скунс – американская вонючка, а хорек русская!

Зверька уже и не помнили, и не знали, как он выглядит, никогда не нюхали его изысканного запаха, а выражение-оскорбление – хорек вонючий, пережило века.

Богуслав продолжал, безжалостно обрывая мои сладкие воспоминания о прошлом, которое для этого времени было далеким будущим.

– Силы-то ведь никакой нету! Ладно ты, один Матвей-ушкуйник пятерых таких бойцов заменит, а ведь меня и близко заменить некем. Вы с Наиной, даже и объединив ваши магические силы, немногого стоите. Мелкие сошки, не в обиду вам будет сказано. Может нам отсидеться в Киеве, восстановить силы?

– Нам все равно надо там побыть – я Наине обещал несколько дней пожить в столице, пока она будет у раввина получать развод с постылым мужем. Заодно и обсудим с тамошними волхвами, нельзя ли нам чем-нибудь и как-нибудь помочь.

– Ничем и никак никто нам не поможет! Это я тебя, как не последний среди кудесников маг заверяю. Нет у нас такой человеческой магии, чтобы большую потерю крови заместить.

– Пусть тогда учитель Добрыни волхв Захарий замену тебе ищет. Я-то и с коляски боем поруковожу.

Богуслав скрипнул зубами.

– Обидно. Столько лет готовился, ждал этого похода, и из-за плевой ошибки всего лишился! Жаль, что Марфе ведьму не показал.

– А собака-то чем тут может помочь? – не понял я.

– Вместе с умом я в нее нюх на всякую нечисть и черных колдовских людишек, в том числе и ведьм, заложил, увидит – не ошибется.

– А она Мавру разве не видела?

– Да Олег взялся гнусить: напугает этакая зверюга безухая и бесхвостая добрую женщину, не надо нам тут никаких собак. Повелся тоже оборотень на ее чары, разомлел. Думал небось, хватит тут и одного волчары, нечего всяких среднеазиатских волкодавов в дело впутывать. При Марфе-то и ты всегда в наличии, вдруг не на минутку заглянешь, а присядешь вдали от богатырки-жены с приятной бабенкой сбитень хлебать, кто ж тебя знает. А этим создашь ему нешуточную конкуренцию в борьбе за постельные утехи.

А сейчас Марфа нас не только от зверья лесного и лихих людей караулит, но и от леших, водяных и болотных бережет. Черный волхв или ведьма тоже незамеченными не подкрадутся.

Сторожевая Марфа неожиданно внимательно и напряженно стала вслушиваться в ночную темень, поводя головой. Послушал за компанию и я.

Ничего необычного. Заливисто храпит тучный святой отец, ему жиденько вторит двухметровый богатырь, тихонько возятся Ваня и Наина, всхрапывают лошади, взвизгивает периодически оборотень. В общем, у нас в лагере все, как обычно, тихо и спокойно.

– Вон, забеспокоилась собачка, – заметил я, – слышит или чует какую-то опасность в чаще.

– Не обращай внимания, – отмахнулся Богуслав, – мало ли в спящем лесу неслышимых человеческим ухом звуков – перетаптывается во сне лось, храпит отожравшийся за лето кабан, подкрадывается к какому-нибудь спящему зверьку ночной хищник соболь, всех не перечтешь. А сколько ночью шарахается филинов и сов, сычей и сипух? Ого-го! В общем, есть кого ночью послушать чуткому сторожевику.

Какая-то из ночных птиц прямо в тему заухала в ночи.

– А это кто? – спросил я знатока местной фауны.

– А черт их разберет! – ответил знатный краевед.

Мы за день особо не утомились, боярин лежал целый день в люльке, я покачивался в комфортной колясочке, поэтому пока умаянная команда дрыхла без задних ног, беседовали о разных разностях.

– Оставь меня только не в Киеве, а на родине – в Переславле. У меня там жена, дети, усадьба…

– Князем сидит родной сын – Владимир Мономах, – ласково продолжил я.

– Догадался все-таки, пришелец из будущего, – вздохнул Богуслав, – эх, не умерла бы так рано моя Настенька, не женился бы ни в жизнь! А у вас что, пишут о моем участии в развитии рода Рюриковичей?

– О тебе в летописях ничего не пишут, а у Анастасии и имя забыли. Историки ничего узнать не могут, имена крутят самые разные – тут тебе и Анна, и Ирина, и Анастасия, и еще кто-то, но чаще пишут гречанка или девушка из византийской императорской фамилии. Уверенности в том, что она дочка самого императора, никакой нет. Все запорошила пыль веков.

И, как писал великий русский писатель и поэт Иван Алексеевич Бунин:

Но имя Смерть украла

И унеслась на черном скакуне.

А среди Рюриковичей одни из самых лучших и разумных, это твой сынок Владимир Мономах и внучек Мстислав Великий. Чувствуется действительно знатная кровь боярского рода Вельяминовых.

Полежали молча. Богуслав погордился своей славной кровью, поразбавившую гниловатую кровицу Рюриковичей, у которых частенько князья носили прозвища Окаянный, да Гореславич, а я думал: а вдруг подлетит какая-нибудь черная паскуда?

Вспомнились истории о полетах ведьм на помеле, летающих йогах, средневековом монахе Джузеппе из Копертино, полеты которого видели тысячи людей, среди которых был папа римский Урбан восьмой, повелевший это запротоколировать в церковных записях, кардиналы, адмирал и даже одна принцесса.

Сотни полетов известного своей чрезвычайной тупостью будущего католического святого в храмах и возле них на глазах у многочисленных прихожан, невозможно оспорить. Конечно, инквизиция потащила его на разборки, и после их пыток он окончательно отупел и даже перестал летать, но от реальности этих полетов не отопрешься рассказками о непреодолимой силе земного тяготения. И очевидно, что за Джузеппе, он же Иосиф, похлопотал кто-то из ватиканского руководства, иначе его, как и остальных летунов той поры, проводили бы в присутствии ликующей толпы на костер.

В православной церкви ни одной такой истории не зарегистрировано и не запротоколировано. Конечно, наши не злые инквизиторы – пытать будущего святого в подвалах. Пришибли бы быстренько грешника где-нибудь на задворках, и концы в воду. Но все это лично мои языческие измышления, не имеющие под собой никакой реальной основы. Документов-то никаких нету!

– А вот то, что ведьмы летают, это реальные истории или выдумки? – поинтересовался я у Богуслава.

– Конечно реальные, зачем про это придумывать.

– Ну, может чтобы уважали больше…

– Какое уж тут к этим паскудам уважение! Самый негодящий и подлый народ во всем мире! След вынуть, порчу навести, человека сглазить, скот поморить, неурожай вызвать, от них подлостей не перечесть!

Бабам ворожат, помогают им мужиков приваживать. Приворожит несчастного какая-нибудь дурища, он света белого не взвидит, подстилкой перед ней делается, так ей это не весело, она вишь гордого любила, за такого замуж хотела, вот и начинает его от себя гонять. А мужичок хуже собаки к ней ластится, готов ноги целовать, даже бить себя позволяет.

Ну, натешится эта поганка его унижениями, иногда оберет до нитки, разлучит с настоящей любимой, истинной суженой, а то и уведет из крепкой семьи, от верной жены и деток, оставшихся без него голодными, и выкинет, как износившуюся тряпку. И остается мужик нищий, бессемейный и несчастный один-одинешенек – прежняя то жена обычно назад не принимает. А если примет, еще хуже докука – он по разлучнице день и ночь тоскует. Вот эти присушенные в петлю и лезут. Бывает травятся или топятся, но это гораздо реже.

А если выскочит за него замуж эта гадюка подколодная, так обоим весь белый свет немил. Она уже этого мужчину терпеть не может, изводит его и тиранит, как умеет, даже спать с собой рядом не кладет – ютится он, бедолага, в каких-нибудь холодных сенях, на коврике возле печки или возле кровати своей повелительницы. А чаще его гонят на конюшню, в сарай или на сеновал.

И лечить их очень тяжело – только ведьма, которая эту гадость на человека навела, точно знает, как ее снять. Не дай бог в такую кабалу попасть!

– А как это – след вынуть?

– Страшное, брат, дело. Самая злая порча, какую только выдумать можно. Находит ведьма след, оставленный человеком где угодно – на песке, сырой земле, примятой траве. Колют этот след иголкой, произносят заклинание, потом аккуратненько вынимают, несут домой, суют в дымоход и умеренным жаром сушат. Вот тут-то и настигает человека проруха: вся жизнь ему делается не мила, берет его злая тоска-печаль, настигает тревога, хотя причин для нее никаких нету. Говорят, что можно и вдавлину от головы на подушке использовать, но сам я с этим не сталкивался, врать не буду. И лечатся такие несчастные люди гораздо хуже обычных сглаженных. Тут наша магия вообще не действует. А не лечить – их эта болезнь быстро изводит, и они в молодые годы безвременно умирают. Удар кинжалом и то человечней – мук меньше. Поэтому знающие старики внимательно следят, как бы ненароком свой след где не оставить, затирают явный оттиск носком обуви.

– И вообще что ль помочь нельзя?

– Как нельзя, все можно. Но для этого вынувшую след колдунью надо поймать и выбить из этой мерзавки, чтобы она эту злую порчу сняла. А потом лучше ее просто убить, чтобы она тебе не мстила, а добрым людям не пакостила.

Просить будет, умолять о пощаде – не слушай, руби сразу башку напрочь, сам целее останешься. Милосердие тут неуместно. А отпустишь – хлебнешь горя полной чашей. Два раза эту змеюку подколодную поймать еще никому не удавалось.

А полеты их на метле я не раз видал. Несется этакая подлюка голышом, только волосенки по ветру вьются.

– А почему голышом?

– Да кто ж их знает! Глубокие старухи, правда, одетыми летают, но они обычно в ступе, а метелкой только рулят. То ли в них силы побольше и раздеваться не надо, то ли уже куража такого в душе нет и светить дряблыми телесами и обвисшими да высушенными старостью грудями неохота, пес их знает. Эти ведьмы сплошные загадки.

– А мужчины могут так летать?

– Нет. Многие, даже очень сильные пробовали – ни у кого никогда не получалось. И я как-то пару раз пытался – не идет, хоть тресни. И тайные их заклинания давно выведали, а проку все равно нету.

– А почему так?

– Они женщины, а мы мужчины.

– И что из того?

– Ты можешь рожать?

– Ну, это нет…

– А бабы легко. Им это дано. Они же совсем другие, чем мы. Так же и тут. Им дано летать, а нам нет.

Я задумался. Видимо, дело в половых отличиях и связанных с этим анатомо-физиологических особенностях женщин – выработка особого гормона яичниками или маткой, а то и молочной железой. Может быть дело в особенностях женской психики? – не угадаешь. Этот вопрос не исследовался никогда.

Правда, инквизиция в свое время нашла метод исследования для определения ведьм: их связанными бросали в воду. Если честно тонет, быстренько вылавливали и отпускали – извините, ошибочка вышла. А коли и не думала тонуть, делалась легче легкого – пройдемте на костер, и никакие отмазки не помогут. Отловлена и изобличена! И вот в состоянии такой же легкости бабенка, видимо, и делается пригодной для полетов.

– А если задумает такая летунья на нас напасть, Марфа ее враз приметит, и ватагу оповестит. Я не в силах, ты тоже вряд ли эту погань одолеешь, да и не знаешь как, так что пусть Наина ее гоняет. А теперь давай спать, припозднились мы нынче что-то, заболтались.

Марфуша подошла и ткнулась холодным носом – явно хотела что-то прогавкать.