Текст книги "Неожиданность (СИ)"

Автор книги: Борис Попов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 78 страниц)

Глава 11

Предупредил ребят насчет вечера и пошел опять на рынок. Остатки денег из Егоровой шапки ссыпал себе в мошну. Надо все-таки разобраться с частотой проявления желтой линии. Прошел по всем рядам базара, вглядываясь в людей. Ни одной такой линии! Значит, мне ее дал Бог, а Игорь только усилил. В ближайшие дни надо посетить церковь, поблагодарить отца небесного за подарок, пусть даже и краткосрочный. Молиться с просьбами мне нет резона, всем обеспечен. Пошел домой: положить воблу и отдохнуть. Заодно сообщить ведуну о результатах исследования наличия желтой линии у большого количества народа. Кстати! А что я буду петь у князя? Писать песню о нем лично, пожалуй, уже поздновато. Никаких других стихов о князьях не знаю. Постой, постой… Вспомнилась «Песнь о вещем Олеге» Пушкина. Вот это реальная вещь! А музыку подберу. У меня ее в памяти – вагон и маленькая тележка. Сейчас приду, вспомню текст полностью (в советской школе учили крепко), найду мелодию и потренируюсь с домрой. Открывать калитку вышла хозяйка. Увидела воблу, велела держать ее повыше, иначе пес выхватит из рук и утащит в будку. А извлечь ее оттуда будет нереально. Повела меня в кухню.

– Рыбешка какая-то неведомая. Сам-то пробовал? А то нормальной сушеной и соленой рыбы полон чулан.

Пока развешивали воблу, объяснил ситуацию.

– И неужели и в самом Волхове нет?

И в этой великой реке (о существовании которой узнал только в 11 веке) не плавает. Пошел к Игорю, доложил о своих изысканиях по желтой линии.

– Вот и я думаю: как это за девять лет не обращал внимания на нее? Ни у кого не болела, не изменялась. А ее просто нет. Нужно еще с нашими посоветоваться, может быть более опытные чего и знают. Лучше с тобой пойти. Ты сегодня не занят?

– У князя вечером пою, его конюший меня нанял.

– А завтра?

– После обеда важная встреча.

– А с утра?

– Ушкуйника пойду ловить, учиться надо.

– Давай послезавтра?

– Не могу пока ничего сказать, завтра решим.

– Экая жизнь у тебя бурная!

– Ничего, может скоро наладится. А то и у тебя времени поучиться нет. А это – самое главное. Наверное, по рынку бродить скоро брошу.

– Конечно. Уже пора.

– Пойду потренируюсь перед сегодняшним пиром.

Отбыл к себе в комнату. Вспомнил весь стих, подобрал мелодию и начал обкатывать. На третий раз уже получалось сносно. Подошла Любовь, узнать, не голоден ли квартирант. Уловила конец песни.

– Как-то ты поешь сегодня по-новому… А не можешь полностью это спеть?

Поупражнялся еще раз. К концу Люба сидела уже обалдевшая от моих изысков. Прошептала:

– Какой голос… Так за душу и берет! Спой еще…

Я расстарался. Дальше пел, как она хотела: он любит, она нет, оба любят, о расставаниях и встречах. Устал, попросил взвара, передохнул. Любаша за это время притащила дочь, зашедшую сорвать денежек с матери. Та упиралась, не шла – да я этих скоморохов терпеть не могу, они петь вообще не могут… Истинная меломанка и музыкальный критик в одном флаконе! Ее поставили возле двери, велели постоять молча, а меня взяли за руку и так попросили спеть, что отказать было невозможно. И я рванул от всей души. Еще одной, причем ярой почитательницей моего таланта, стало больше.

Это Люба уже перебесилась: возраст под сорок, муж хорошо зарабатывает, не пьет, не гуляет, приличный дом. Дочь уже выросла, выдали замуж. Что еще нужно женщине для счастья? Пришел к мужу ученик, хорошо поет, это радует.

У молодухи все в резких красках, чередуются коричневый и черный цвета. Жизнь – дерьмо! Муж пьянь! Делать ничего не умеет и не хочет. Дома нет! Детей нет! Денег нет! И вдруг появляется человек. Его голос обволакивает исстрадавшуюся душу. Дает надежду. Этот мужчина заработает. Прокормит. Построит дом. А она все сделает: поддержит, поможет, нарожает… Спросила:

– Может надо чего? Я сбегаю, принесу все, что скажешь… Так люблю, когда хорошо поют…

Да, сейчас ее от мужа увести – плевое дело. Ты свистни, тебя не заставлю я ждать… А как зажили бы хорошо! Все бы меня любили: и жена, и тесть, и теща. Быстро бы дом вместе поставили. Ну, работа для такого типа, как я, всегда найдется. Красота!

Только девушка несимпатичная. Не смогу с такой жить, хоть золотом осыпь. Надо пресечь это в корне. Поэтому сказал, что девушек рядом вообще терпеть не могу – люблю чисто мужские компании, поэтому до сих пор и не женат. А женишься или замуж выйдешь, надо терпеть. Разводов не признаю. Так и нудил, пока девчонка в гневе не убежала, громко хлопнув дверью. Мать за ней. Да, надо переезжать. Тут перелаемся окончательно. Зашел к Игорю, объяснил ситуацию.

– Спрячься пока. Им, дурам, все равно ничего не докажешь. На недельку есть куда пристроиться?

– Найду.

– Это время и учиться пока не ходи. А там видно будет.

Я сложил свои вещички, прихватил рыбца и пошел в Кремль. Полагаю, эти гонения, ненадолго. Прибежит деваха к ханыге-мужу и охватит ее необъятное сердце типичная для обычной русской женщины жалость. Музыканты уже топтались у ворот. Ярослав тоже пришел. Кинулся ко мне:

– Мастер, я написать для князя ничего не успел!

– Есть у меня в запасе одна вещица. Ее и используем. Вы, пока я пою, не вмешивайтесь. Можете посидеть. Через каждые три песни буду отдыхать. Вы сходу меня подменяйте – играйте, пляшите, пойте, рассказывайте анекдоты. Потом я опять вступаю. Пою девять песен. Дальше видно будет.

– Старший, а деньги давать будут?

– С мужчиной, с которым в кабаке сидел, договорился на пять рублей. Насчет гостей сейчас буду решать.

Больше вопросов не было. Подошли к охране, спросили конюшего. За ним побежали. Ждали недолго. Боярин приветствовал меня, кивнул ребятам, повел. Парней оставили обживаться в трапезной, за предназначенным нам столом, сами перешли в его покой. Я рассказал, что думаю делать и спросил:

– С ваших гостей брать деньги можно?

– А за что?

Конечно, очень хотелось бы сказать – за пляски на столе в голом виде! Или: страшно хочется поводить хороводы в бабских сарафанах и с белыми платочками в рученьках у всей ватаги. Мне, как атаману, положен красивый кокошник! Боюсь, что тут мои дурацкие шуточки не оценят…

– Положим, отпел я свои девять песен за твой счет. Скомандовали ты или князь, что петь, с вас, конечно, ничего не возьму. А гостей можно и не баловать. Через день, поди, на эти пиры ходят, вот пусть по рублю за мой голос и платят. Не хотят платить, им и так споют. Но не я, есть запасной певец. Всю жизнь на пару поем.

– А если через князя будут заказывать? Он у нас ссориться ни с кем не любит.

Немножко подумал.

– А ты где будешь?

– Я всегда по правую руку от него.

– Расслышишь, кто что сказал?

– Конечно.

– Если человек песню хочет даром получить, почеши левое ухо. У меня парень будет глядеть.

– Неудобно вроде…

– Ты нанял не меня, а нас. А кто будет петь, не договаривались. Посмеялись.

– Ну ты хитер!

– Не без этого.

– Князю можно не говорить.

– Нужно!

Повеселились снова.

– А ты чего это с воблой пришел? Думаешь, у нас плохо кормят?

Рассказал о сегодняшней незадаче с семьей ведуна.

– И куда пойдешь?

– На свое место пока поселил паренька, выкидывать его неудобно. Надо поискать, кто жилье сдает.

– Переезжай ко мне. – А жена как к этому отнесется?

– Они с сыном в Переяславле остались. Живу я один и приходит прислуга, а караулит моя дружина.

– Меня-то будут пускать?

– Сегодня же покажу тебя ратникам. И ходи хоть днем, хоть ночью. Не сильно устанешь сегодня с крепкого меда? Что зелено вино, что медовуха, что водка – разницы никакой. – Я пью мало. Носить меня после пира не надо. – Так что, идешь ко мне квартирантом?

– А сколько за постой платить в месяц?

– Немало. Целую песню!

– Плачу.

Вязку рыбы и мои вещи оставили в этой комнате, и пошли на сабантуй. Народу уже подошло немало. – А женщины будут?

– Сегодня – нет.

Я пошел к своим. Выбрал Ивана, чтобы следил за Владимиром и считал песни. А потом брал деньги. Ватага тоже все поняла. Когда все места за столом уже были заняты, подошел князь. Пир начался. Переждав минут двадцать, я вышел и запел. Мой голос вызвал обычный в последние дни ударный эффект. Все бросили есть и онемели. Даже слуги, и те перестали носить перемены блюд. Народ впитывал мой голос. Никогда раньше не слышали такого звучания. Закончил.

Поднялся шум. Махали руками. Отшумели. Начал работать дальше. То же самое. Допел третью, ушел на отдых. Давид что-то сказал боярину. Тот ответил. Друзья детства сидели рядом. Запасной взялся петь, часть коллектива плясала, остальные играли. Егор рассказывал анекдоты. Гости продолжили есть и болтать между собой. Немножко перекусил и я. Ну, ладно, можно взяться за классику – пора петь Пушкина. Сменил ребят. Исполнил песню о вещем Олеге на иностранную мелодию. Прошло на ура. Видимо, бойцы вспоминали минувшие дни и битвы, где вместе рубились они… Князь с Владимиром аж обнялись! Боярин махнул мне. Подошел.

– Замечательная песня. Сам писал? – спросил Давид.

– Музыка моя. А стихи великого поэта.

Прочел пару вещей золотого пера России.

– Далеко живет?

– Умер уже.

– Невиданный у тебя голос.

– Недавно появился.

– Отчего?

– Бог дал.

Кивок в сторону давнего друга.

– Достаточно денег дал?

– Не жалуюсь.

– Спой про Олега еще раз.

Исполнил. Князь подозвал маленького вертлявого служку. Тот отсыпал мне еще денег. Отправили меня опять петь. Я бросил знакомить народ с вершинами будущей эстрады даром, перевалив функцию на молодого. Сам присел выпить меда. Дельный Ванька заряжал суммы. Народ, видевший отношение ко мне со стороны правителей, безропотно платил. Большая часть гостей предпочитала даровые услуги. Наконец Давид решил заканчивать свое участие.

Я оставил неплохие деньги ватаге, и мы с боярином тоже удалились, прихватив с собой воблу и остальные мои вещички. Его терем оказался в двух шагах. Показал меня охране. Выделил комнату, и мы отправились почивать.

Глава 12

С утра пошел к лесу, поискать ушкуйника. Матвей уже прыгал там, разминался с саблей. Получалось великолепно, как и всегда. Он рассказал новости: в поход не пошел из-за медового месяца. Ушкуй ушел без него. Начали строить дом. Живут с Еленой душа в душу, никогда не ссорятся и не спорят. С его родителями она живет мирно. Опять поблагодарил за помощь.

Сам периодически наведывается в лавку отца, приглядывается к торговле. Лавочка маловата. Лена уговаривает склониться к спокойной жизни и не рисковать. Подумалось: с тестем, богатым купцом, эта карьера обеспечена.

Я спросил насчет рукопашного боя, которым увлекался в юности в секции самбо, но за долгие годы многое стерлось из памяти. Матвей заверил, что с этим никаких проблем нет. Сам он навыками боя без оружия пользуется редко, но тренировки в ватаге частые. Умеет и обезоружить, и покалечить, и убить просто голыми руками. Спросил, чем плоха сабля. Всем хороша, но учиться надо долго. Подумалось – с рукопашкой, хоть и недолго – всего год, я уже имел дело. Элементарному учить не надо. И падаю до сих пор хорошо: если на спину, сгибаю шею вперед, коли набок, откидываю прямую руку, гася удар. И за все годы после обучения у самбистов ничего не ломал, хотя зимой падаю и не редко.

И мы начали сразу. Земля уже подсохла, можно и шлепнуться, если кинули. Ушкуйник и тут оказался на высоте. Отмахали руками и ногами. Я устал. Поэтому пошли купаться на Волхов. Вода с каждым днем теплела. Я думал, что будет холодная все лето. Ан нет – лето жаркое, прогрело. Оттуда подался в трактир – завтракать. Поев, пошел в Кремль, передохнуть. Владимира не было. Повалялся, отдохнул. Решил зайти в церковь. Пошел в ближайшую. Закупил множество свечей, поставил. Подошел священник.

– Просишь чего-то у Господа нашего?

– Скорее благодарю.

– А за что?

– За голос.

– И давно он у тебя появился?

– Пару дней назад.

– А с чего?

– Без причины.

– Может молился много?

– И мало-то не молился.

Поп огорчился.

– Обязательно надо ежедневно обращаться к Господу! Почему же такие упущения?

– Привычки нет. В наших краях мало кто часто молится, в основном – старушки.

– А что за голос?

– Кто слышал, очень хвалил.

Священнослужитель заинтересовался.

– А мне можешь спеть? Только не здесь, конечно. В храме божьем не поют ваших песен.

– Давай спою что-нибудь церковное. Что можно и тут петь. – Ну, молитву «Отче наш» спой.

– Первые несколько строчек знаю. Мелодию не ведаю. – Пой, что можешь.

Исполнил. Церковнослужитель был поражен силой и красотой голоса. Так у нас даже в Софийском соборе не поют! Узнал, чем я зарабатываю на жизнь. Осудил за греховный промысел скоморошничанья. На этом расстались, и я подался на рынок.

Нашел ребят, напел пару мелодий на новые стихи и ушел в гости к старшине. Тот был дома. Принял меня радушно, сразу сели играть в шахматы. Те оказались непривычными. Каждая фигура отличалась от обычной для меня. Поэтому первая партия окончилась головокружительным разгромом. Акинфий укорил за слабую игру. Я объяснил причину. Он усмехнулся, видимо думая, что хреновому танцору всегда что-нибудь мешает.

Вторая партия прошла удачней для меня. Против моего короля без свиты, у него остался еще слон. Моим высказываниям, что мата с одним офицером не добиться, поверил только после того, как довольно-таки долго гонял меня по доске. Потом высказался, что раньше такого не было. Я объяснил, что ситуация редкая. Купчина отнесся к этому спокойно – выигрыш не состоялся, но перевес был налицо.

А вот третья игра показала превосходство скоморохов над торговцами. И победа была достигнута не хитрым каким матом, а планомерным разгромом хозяина дома. Акинфий аж вскочил и заходил по комнате, нервно размахивая руками. Такого поражения он не ожидал.

– Давай еще!

В этот раз купец очень долго думал над каждым ходом, но успеха это не принесло. Тут пришла его жена и позвала откушать, что бог послал. Поели, перешли в другую комнату и упали в кресла. У князя и бояр такой мебели еще не было. Отстали от старшины в вопросах быта.

– Рассказывай о своих задумках – велел купец.

Изложил идею с кирпичами. Интересно, но брать пока не будут. Печки по сути так и делаются, только обжигаются потом. А дома делать и дорого, и долго. И лес кругом стеной стоит. Мыслью о лесопилке Акинфий заинтересовался больше.

– Сам-то ты их видел?

– И не раз.

– А как устроена, знаешь?

– Повожусь, сделаю.

Он надолго задумался. Потом принял решение. – Есть одно место, будем строить! Мои деньги, твоя работа. Прибыль делим, тебе половина. Сбыт мой. Согласен?

Я кивнул. Расклад меня устраивал. Пошли играть дальше. Выиграв первую партию, купец оживился. Далее борьба шла с переменным успехом. Потом оба устали. Договорились о встрече и разошлись.

Я пошел на базар. Ансамбль играл с усердием. Толпа вокруг, оказывается ждала меня.

– Вот он! Наконец-то пришел!

Парни бросились навстречу.

– Старший, они хотят слушать только тебя!

– Услышат.

Домры у меня с собой не было, но на процесс наслаждения голосом это не влияло. И я запел, а молодцы подыграли. Результат был прежним – лучший баритон Новгорода таковым и остался. Народ был доволен, деньги в шапку так и текли. Подходили, просили спеть разное. Стоило это рубль за песню. Даже попыток торга не было. Иван греб серебро безостановочно.

Подошел купец, пытался договориться о нашем приходе на именины дочери. Узнав цену (пятерка за вечер), пытался поспорить. Тут же был выслан очень далеко.

– Не слишком ли круто ломим? – спросил Иван.

Я объяснил, что столько брать за семь песен, когда одна стоит рубль, это еще скидка. Коллектив со мной согласился. Подошел еще один торгаш. Договорились на завтра. Разногласий по финансам не было. Я решил уходить. Заметил ребятишкам, что здесь стоять – резона нет. Мы в городе уже достаточно известны, а зарабатываем на рынке немного. Проще ходить по заказам. Денег чуть меньше, а целый день свободен. Сначала парни возмутились:

– Мы же потеряем!

– Не теряйте: пойте и играйте хоть до ночи. Я буду ходить сюда к концу дня. Или за мной кто-нибудь сбегает, если буду нужен. Думаю, без меня, рыночные быстро перестанут вам платить реальные деньги.

Тут парни вспомнили себе цену и призадумались. Вроде придумали объяснение: а если кому срочно надо?

– Пусть берет вас одних, или идет поискать кого другого. Договариваться надо заранее – за день, лучше за два.

– А как они нас найдут?

– Ходите по очереди на одно и то же место каждый день. Сиди и дуди или стучи во что умеешь. Периодически кричи, зачем ты тут. Деньги брать вперед.

– Не дадут.

– Поропщут какое-то время, и будут давать. Можете вначале получать половину. Быстро привыкнут. А то осенью и зимой целый день тут ошиваться – будет тяжеловато.

– Это верно!

Повторил для верности.

– Дежурьте всегда на одном месте, чтобы народ знал, где вас найти. Ярослава в это дело не втягивайте, пусть стихи пишет.

Согласились и с этим. Поделили выручку и хотели расходиться.

Вдруг подлетел встрепанный человечек. Выпалил:

– Скоморохи?

– Именно.

– У вас у одного замечательный голос?

– У нас.

– Я человек боярина Василия из Иванковичей. Вас требует. Не приведу, изобьет или убьет. Он злой, когда пьяный.

– А часто он таков?

– Каждый месяц по неделе.

– Не боится наказания?

– За нас, хоть даже убьет, только виру отдаст. А он богат.

Я призадумался – стоит ли рисковать?

– Умоляю! Руки буду целовать. Мы им уже сто пятьдесят лет служим.

Ишь ты, какая династия. Это решило дело.

– Вперед заплатишь?

– Сколько?

– Пять.

Безропотно отсчитал.

– Это за первые семь песен. Будет требовать петь дальше, каждая еще по рублю.

– Согласен. Все деньги обычно у меня, вилять не буду.

– Дружина с ним пьет?

– Нет. Умаял уже всех за последний год. Раньше пореже было, терпели. Сейчас прячутся, кто куда.

– Молодой?

– Средних лет.

– А жена, дети?

– Как запьет, у ее родителей отсиживаются.

– А, предки его, тоже пьющие были?

– Нет. Он первый такой.

Мы уже шли по адресу. Егор неожиданно вспомнил.

– Мастер, сегодня княжьего дьяка видели. Рассказал, что с вымогателями поступили так: красномордому отрубили голову – признался у ката в слишком злых делах. Второго секли до посинения. Девку пороли тоже изрядно. Обоим велели убираться из Новгорода. Поймают еще раз – ноздри вырвут или башки лишат. На входе нас никто не встречал. Провожатый довел до нужного покоя. Боярин уставился отечными и налитыми кровью глазами, рявкнул:

– Кто такие? Почему не знаю?

На лбу коричневела даже не линия, а широкая лента. Внезапно пришла дерзкая мысль: а может зря ведуны пытаются исправить ее? Может, нужно рвать? Сказано – сделано. Пока слуга объяснял хозяину, кто мы и зачем, подобрал нужную музыку. Слова роли не играли. Потом мы начали.

Вначале пошли задорные мелодии, потом спокойные, затем навевающие сон. Оживившийся было Василий пообмяк и расслабился. Усыплять его не было резона. Навыка у меня никакого не было, уверенности в своих силах тоже. Подойдя ближе, резко взмахнул рукой. Лента порвалась. Боярин дернулся, что-то заворчал. Впрочем, это быстро закончилось. Потом его взял сон, и он захрапел, уткнувшись лицом в объедки.

Спели мы шесть песен, но речей о возврате части денег не было. На прощанье служивый захотел узнать, что это я делал руками. Отговорился, что так по песне положено – кто его знает каков будет результат. Вдруг знатный муж помрет, Иванковичи будут мстить всем боярским родом. Кровники были не только на Кавказе. С тем же успехом зарежут и тут. Откланялись. Договорились с музыкантами встретиться завтра, и, поделив деньги, разбежались.

Утром позанимался с ушкуйником, искупался, невзирая на тучки, периодически закрывающие солнышко, и вернулся в Кремль. Владимир повел меня на конюшню, показать свое хозяйство. Лошади были ухожены, бока лоснились. Боярин их явно любил – ласково трепал некоторых по морде, кое-кому оглаживал холку. Показал своего коня, носившего его и в боевые походы, и в странствия. Было видно, что и красавец его любит – терся головой и фыркал как-то по-особенному.

Конюший спросил, не нужно ли мне куда-нибудь ехать.

Я ответил, что поеду прямо завтра с утра, и транспорт очень нужен. Володя подозвал конюха и поручил подобрать крепкого конька для меня на время поездки. Я объяснил, что на лошади даже не сидел ни разу, и, честно говоря, побаиваюсь. Да и залезу ли сам, это вряд ли. Боярин велел подобрать самую смирную лошадку. Такую сразу же нашли, и повели на двор, чтобы меня обучать. Коневод уверил, что Зорька и не взбрыкнет, не укусит и не понесет. Кобыла не молода. Правда и в юности отличалась очень ровным и спокойным характером. Владимир сказал, что подойдет позже и ушел.

Конюх представился Александром и начал меня приспосабливать к быту наездника. Он выдал мне кусок круто посоленного хлеба для знакомства и пошел за седлом и прочей сбруей. Я подошел к лошади с опаской: раньше с ними никаких дел не имел, да и видел-то их редко. Кобылка потянула морду к хлебу. Это меня ободрило, решил выдать лакомство до прихода профессионала. Взяла кусок очень вежливо, за руку не укусила.

Пришел Александр, принес конскую сбрую: седло, стремена, уздечку. Умело приготовил лошадку к поездке и хлопнул по седлу: залезай. Да уж, орлом сейчас взлечу… Пока раздумывал, как вскарабкаться на кобылицу, конюх бойко прыгнул в седло, решив показать, как это делается новичку. Мой дух это не подняло. После освобождения посадочного места, решил попытаться залезть. Опыт закончился неудачей – повис животом на седле, затем сполз вниз.

Вспомнилась прочитанная когда-то история о приехавших в колхоз пасти скот городских ребятах. Большинство просто на коня не залезло никак и их отсеяли. А один обошел препятствие очень ловко: нашел кучу бревен, подвел лошадь к ним и легко перебрался в седло. Его и взяли.

Огляделся. Никаких бревен и ничего, даже похожего, нет. Коневод, поудивлявшись моей ловкости, решил подойти к делу иначе.

– Иди-ка сюда поближе. Держись за повод левой рукой. – Показал, где взяться. – Правой дернешь себя вверх. Отшагни назад. Теперь резко толкнись вот этой ногой, и прыгай на седло по моей команде.

Сам конюх зашел спереди и держал лошадку за какие-то постромки, идущие к голове, двумя руками.

– Давай!

Я прыгнул. Неудачно. Еще раз. Не получилось, но в слабой голове забрезжил свет понимания. Третья попытка завершилась почти успехом, но начал сползать. Александр махом подскочил и поддержал меня снизу. Я двинулся, и, впервые в жизни, оказался в седле! Конюх подал то, что лежало на шее у Зорьки:

– Держись крепко за повод!

Я взялся и почувствовал себя уверенней.

– Посиди, оглядись.

Сам он все это время придерживал кобылу, чтобы не пошла. Лошадь переступала и недовольно фыркала. Да, в одиночку без бревен не залезть…

Сидел, озирался. Земля казалась далеко внизу. Странное впечатление для жителя 21 века, привыкшего к видам из многоэтажек. Люблю постоять на балконе седьмого этажа в своей квартире. А здесь ведь даже не второй этаж, высота плевая. Ощущение, как у лежавшего несколько месяцев после какой-нибудь болезни или травмы человека. Они встают и чувствуют высоту, неуверенность, иногда даже испытывают головокружение. Наконец пришел в себя, почувствовал обычную уверенность и жажду деятельности.

– Поехали?

Александр, не торопясь, повел животное в поводу. Уверенность сразу ушла. Вцепился в повод мертвой хваткой, пригнулся к лошадиной шее. Хотелось еще постоять и поозираться в покое. Для того, чтобы развлечь и отвлечь тренера, запел. Тот аж встал. Я пел и осваивался не спеша. Закончил. Пораженный коневод покрутил головой.

– Ну и голосина же у тебя! С таким голосом за деньги петь надо – за душу берет.

– Я так и делаю.

Тронулись снова. В этот раз чувствовал себя уверенней, прижиматься к лошади и судорожно хвататься за поводья перестал.

– Будем дальше учиться садиться в седло?

– Конечно!

Со спуском особых трудностей не было. Второй прыжок прошел более успешно, поддерживать меня уже не пришлось. На третьей посадке Саша вообще отошел в сторону. Убедившись, что сажусь я уже сносно, стал учить меня ездить: за какой повод, когда потянуть и так далее. К приходу Владимира я уже сносно залезал и слезал с лошадки, уверенно ездил. Боярин велел конюху выдавать мне кобылу, даже если приду без него, и мы пошли в терем.

На следующий день я взял Зорьку и поехал к купцу, перед этим предупредив Матвея о занятости. Акинфий собрался быстро, взял коня, и мы поехали глядеть речку Вечерку. По дороге я спросил, нет ли близко его мельницы? Она была на той же реке, чуть выше по течению. Я объяснил, что для поиска лучшего места, нужен опытный человек. Поэтому хорошо бы с собой взять мельника, который работает близко и все, что нужно, знает в мелочах.

Акинфий согласился, и мы поехали по другой дорожке, немного взяв правее. Через часок – другой появилась нужная река, а чуть позднее и мельница. Крепкий парень возился на дворе. Увидев нас, все бросил и поклонился.

– Здравствуй, Данила. Как дела?

Тот неспешно поздоровался в ответ, и доложил, что все в порядке, работа идет, поломок нет. Акинфий объяснил задачу.

– Сделаем в лучшем виде.

Мельник собрался, запряг пегую лошадку, и мы поехали вниз по Вечерке. Первые два места, предложенные нами, он по разным причинам отверг. На третьем решил остановиться: Данилу все устроило. Спросил, зачем рядом две мельницы? Я объяснил, что общее будет только действие реки, а поставим здесь лесопилку.

– Не слыхал о таких.

– Она будет первая на Руси.

– А кто ж будет делать?

– Мы с Акинфием.

Купец явно был польщен неожиданной славой. Это не старшинское звание, их много есть и будет. А он будет один. Простились, разъехались. Изрядно отъехав от мельника, спросил меня:

– Найдешь в одиночку?

– Найду.

– А про мое участие для мельника сказал?

Я ответил, не думая.

– Пусть для всех ты сам лесопилку придумал. А я так, для постройки и присмотра нанят. Мне в этом деле слава не нужна.

Акинфий замаслился не на шутку, и мы поехали к нему обедать и играть в шахматы. Потом взялись обсуждать будущее дело и считать предстоящие расходы. У купца уже был опыт постройки мельницы. На всякий случай и для верности все писали.

Вот на изготовлении пилы он встал в тупик – их на Новгород было всего две или три. Поэтому доска стоила так же, как и бревно той же длины, а иногда и дороже. Поручив это выяснить мне, он подвел предварительный итог и выдал мне деньги на начальные расходы. Взялись обсуждать грядущие заботы.

Ближе к вечеру отправился в Кремль. Прошелся пешком, лошадь вел в поводу. Сдал лошадку конюху. Александр похвалил меня за не утомленный вид Зорьки, и мы разошлись.

Потом боярин повел меня на очередной княжий пир. Предупредил, что, возможно, придется спеть. Я, решив отработать кормежку и постой, взял домру, и мы отправились. Пока шли, сообщил, что сегодня пою бесплатно. Владимир этому порадовался – с деньгами было туго. Потом посадил на приличное место, а не как в прошлый раз – за последний стол. Скоро пиршество началось.

Я быстро наелся, как привык на работе в прежней жизни (полчаса обед, двадцать минут ужин), и стал оглядывать сидящих. Бояре кушали не спеша, истово обсасывая каждую косточку. Жевали подолгу, неторопливо чавкая и рыгая. Часто прерывались для обстоятельных бесед с соседями и отхлебывания из чаш с вином. Никто не торопился. Эти люди никогда не видели спешки жизни.

Решил время не тянуть: спеть пару – тройку песен и уйти. Встал, вышел на середину и начал петь и аккомпанировать себе на домре, в очередной раз поразившись чистоте и красоте ее звука. После первых двух песен князь подозвал меня к себе и спросил:

– Пойдешь ко мне в придворные певцы? Стол и кров будут всегда, жалованье положу хорошее. Оденешься поприличнее, женишься. Скоро надолго где-нибудь осядем, домик построишь, глядишь – и дети пойдут. Идешь?

Я задумался. Мне бы такое предложение пораньше, не пошел, а побежал бы, блея от радости и пытаясь поцеловать руку с криками: благодетель! Свет моих очей! Но сейчас положение сильно изменилось: меня учат ведун и ушкуйник, близка и реальна лесопилка. Скоро буду зарабатывать больше, чем голосить при дворце. Ну, а пока добуду на жизнь песнями, ими, похоже, старшина купцов обеспечил. Поэтому расшаркиваясь и благодаря для приличия, я отказался, мотивируя это недавним появлением такого великолепного голоса и неуверенности в его долговечности в связи с этим. Давид объяснения принял, попросил еще раз спеть про вещего Олега и потерял ко мне интерес, видимо навеянный другом детства. Исполнив стихи великого поэта России, вернулся к столу.

Ухватив пару куропаток на поздний вечер, ломоть хлеба, изрядный кувшинчик слабенького винца и чашу к нему, отправился восвояси. Княжеские слуги не зароптали.

Дружинники боярина опознали меня мгновенно, запустили. Я откинулся на кровать, вытянул ноги и почувствовал колоссальное облегчение. Так иногда хочется побыть одному и в тишине! А то все последнее время куда-то бегу. Покоя не было со времени моего прибытия сюда, в прошлое.

Да, князь был прав – пора обживаться и обустраиваться. Чуть появятся значительные деньги – строить свой собственный дом. А то прыгаю по Новгороду, как заяц, с места на место… Никому не могу даже объяснить, где меня завтра искать. Любой может выкинуть или выжить из своего дома. Основательность нужна. Мой дом – моя крепость, как гласит известная в моей прежней жизни английская юридическая мудрость.

Когда навалялся и изрядно отдохнул, пришли новые мысли. По сути, постройка и пуск в работу лесопилки, наем рабочей силы отданы мне. Сбыт взял на себя Акинфий. Если я все это буду делать один, долгое время ничем другим толком заниматься не смогу. Петь и зарабатывать этим деньги, учиться ведунству, и бог даст вести самостоятельный прием пациентов будет просто некогда.

Нужен человек, на которого можно положиться. Он должен мне чем-то быть обязан – иначе напакостит, или предаст, или вовсе продаст кому половчей секрет постройки пилорамы. У него не должно быть в руках востребованной профессии – иначе нет смысла учиться новому. Жить ему должно быть негде – надо будет переезжать на лесопилку. Не должен опасаться новых пространств – есть люди знают свою улицу и место работы и все на этом. Должен уметь осваивать новое и не должен этого бояться. Нужно уметь командовать людьми – один бревна и доски не потаскаешь на распиловку. Как не обдумывал, нужная кандидатура так и не отыскивалась.

Фрол глуповат, пока научишь чему-то новому, семь потов сойдет. Никем и никогда в жизни не командовал. Да и не отпустит его Катерина и сама не поедет куда-то за город жить. А она его, похоже, крепко держит в мягких лапках – коготки уже выпущены.

Про мой ансамбль речь просто не идет. Полгода до меня нищенствовали и голодали. Был голос того же уровня, неплохой поэт-песенник, море музыки вокруг – бери, клепай песни и пой, – ну ничего же не делали! Ходили и мрачно дудели. Что с ними, что без них – разницы никакой. Решу я их сейчас бросить, заработаю те же деньги. А вот они обноются и пойдут другой дорогой. Либо примкнут к другим скоморохам, если их каким-то чудом возьмут. Меня и до роскошного голоса звали, не успел по рынку набродиться. Их за шесть месяцев – ни разу. Сколько мы вместе, ни одного толкового совета по улучшению общего дела, ни одной здравой выдумки, что мы еще можем сделать. Фокусник умеет только то, что я показал и все на этом. А ведь Дэвид Копперфильд или Гарри Гудини не получили свои фокусы от кого-то. И на каждом шагу: мастер, старший, а что, а как…